Дуденков И., Космарский А. Pro и contra социологии спасения // Логос 2023.
Статья посвящена прояснению разных теоретических контекстов и проблемного напряжения, которое возникает между социальной теорией и теологией.
Авторитетный современный социолог Эндрю Эббот точно подметил, что социальную теорию подпитывают две основные эмоции: ностальгия и ресентимент. Это замечание указывает на два одинаковых источника теоретизирования теологии и социальных наук: восстановления общего мира и социального порядка на условиях безусловной справедливости. Но в данном случае эсхатологический горизонт теории задается не простой спасительной созерцательностью мышления в духе аристотелевской vita contemplativа, а вполне определенным волюнтаристским теоретическим решением Иммануила Канта, полаганием трансцендентального различия и идеи автономии человеческого опыта.
Мало кто вспоминает, что один из вопросов, ответ на который Кант ставит в качестве задачи для своего критического проекта,—это эсхатологический вопрос «на что я могу надеяться?». Субъект Канта расщепляется на феноменальное и ноуменальное, и эту неразделяемую двоякость он вносит в структуру индивидуального и социального человеческого опыта. Благодаря этому расщеплению субъект приобретает способность воздействовать на себя посредством внешней силы, самодистанцироваться, чтобы лучше над собой властвовать. Этот механизм в дальнейшем постоянно работает как квазитеологическое понятие или фигуративный логический ход и называется у Георга Вильгельма Фридриха Гегеля «овнешнением» (Entauresserung), а у Карла Маркса «отчуждением» (Enfremdung). Фридрих фон Хайек называет этот разрыв «автотрансцендентностью», французский антрополог и социолог Луи Дюмон «священным порядком», Никлас Луман «самореферентностью» и т. д. Это одновременно фигура не только теодицеи: «Благо должно содержать в себе зло, оставаясь его противоположностью», но и социодицеи: «Единство должно содержать в себе инаковость и чуждость, оставаясь его противоположностью». «Содержать» подразумевает одновременно и поглощать, и удерживать. Этот порядок самодистанцирования и овнешнения для лучшей регуляции и порядка был методично продуман Гегелем, однако невозможно не заметить этот ход у Дюркгейма—трансцендентность социума по отношению к составляющим его частям, у Вебера в его знаменитой теме и метафоре «стального каркаса», благодаря неправильным переводам более известного как «железная клетка», или Зиммеля в его категории обобществления. Здесь необходимо обязательно упомянуть Маркса и подчеркнуть фундаментальное значение категории отчуждения для марксистской антропологии, этики и, конечно, самой онтологии диалектического материализма.
Жан-Пьер Дюпюи, главный пессимист из ныне живущих социальных теоретиков, называет эту теологическую сотериологическую фигуру автотрансцендентности трансцендентальной эсхатологии техническим термином bootstrap, «самовытягивание», и вспоминает барона Мюнхгаузена: … «человеческий коллектив тянет себя вперед силою образа будущего, которое он сам же себе спроецировал, чтобы обратить это будущее в реальность, если он таким путем умудрится его достичь».
Дюпюи видит в качестве своих союзников автора квазитеологической концепции пропорциональности развития Ивана Иллича и теоретика жертвенного насилия Рене Жирара. Они оба указывают на то, что истинное человеческое состоит в том, чтобы создавать богов, производя демоническое и жертвенное, то есть производить разрыв самотрансцендирования, который маркируется у них по-разному. Иллич называет его точкой перехода (tipping point) и мыслит как критический порог, после которого благие намерения и цели превращаются в невидимое зло: выше определенного порога образование отупляет, медицина портит здоровье, транспорт не позволяет передвигаться, а коммуникации нас изолируют. Иллич пишет о духовной номенклатуре, ставящей перед собой цель нести людям спасение, которое называется теперь «здоровье», «мобильность», «образование», и усматривает в этой номенклатуре институциональные признаки церкви.
Среди всех детерминант справедливость показала самую сильную связь с общественным мнением (r = 0,65, 95% доверительный интервал (ДИ) (0,57, 0,71); рис. 1). Важно отметить, что справедливость - это многокомпонентный конструкт, означающий степень, в которой люди, процесс или распределение рассматриваются или осуществляются одинаково или в соответствии с такими критериями, как необходимость или заслуга. Исследуя подтипы справедливости, авторы обнаружили сильный эффект для дистрибутивной справедливости (r = 0,73), измеряющий восприятие участниками справедливости политики распределения, например, того, как субсидии или налоги распределяются между или внутри конкретных групп. Более слабый эффект был обнаружен для личной справедливости (r = 0,17, Q = 26,87, P < 0,001;), измеряющей, насколько справедливой воспринимается политика "для меня". Справедливость не зависела от региона выборки (Q = 3,27, P = 0,35), но более сильная связь была обнаружена для нормативных актов (r = 0,78) по сравнению с экономической политикой (r = 0,57, Q = 18,26, P < 0,001).
Под эффективностью понимается убежденность людей в том, что политика может достичь определенной цели. В качестве общего показателя эффективность оказалась вторым по силе детерминантом (r = 0,54, 95% ДИ (0,45, 0,63)). Анализ подгрупп выявил более сильную связь для налогов и законов, направленных на смягчение последствий изменения климата (r = 0,50), чем для тех, которые направлены на изменение поведения (r = 0,30, Q = 5,64, P = 0,018). Как и в случае со справедливостью, эффективность не подвергалась значительной модерации со стороны региона выборки (Q = 2,31, P = 0,32), но, опять же, более сильная связь была обнаружена для нормативных актов (r = 0,73) по сравнению с экономической политикой (r = 0,49, Q = 14,11, P < 0,001). Таким образом, восприятие справедливости оказалось самым сильным фактором, определяющим общественное мнение о налогах и законах, связанных с изменением климата, которые показали более сильную связь с общественным мнением, чем восприятие справедливости лично. Эффективность политики также была тесно связана с общественным мнением, особенно когда политика воспринималась как эффективная в плане смягчения последствий изменения климата. Различия между регионами не были обнаружены. При сравнении типов политики справедливость и эффективность оказались сильнее связаны с общественным мнением для нормативных актов, чем для экономической политики.
Знания об изменении климата слабо положительно связаны с общественным мнением. Слабая или средняя связь была обнаружена для убежденности в изменении климата, а средняя связь - для серьезности изменения климата и восприятия риска. Самым сильным детерминантом среди оценок изменения климата была озабоченность изменением климата, показавшая сильную положительную связь с общественным мнением. Исходя из величины эффекта и 95-процентного CI, эти результаты показывают, что "проблемные" оценки (озабоченность изменением климата и восприятие риска изменения климата) сильнее связаны с общественным мнением, чем "знаниевые" оценки (знание и убежденность в изменении климата).
Kleine, M. National elections in a globalizing world. Nat Hum Behav 2, 317 (2018). https://doi.org/10.1038/s41562-018-0340-5
Статья посвящена анализу связи выборов и процесса международных переговоров. Регулярные свободные выборы - одна из ключевых черт демократии. Граждане периодически получают возможность наградить или наказать свое правительство за его деятельность и выбрать новое направление развития страны. Национальные выборы необходимы для функционирования демократических государств. Однако они могут нарушить ход международных переговоров, проходящих в это же время. Избирательные кампании отвлекают время и ресурсы от переговоров на предвыборную кампанию, вселяют сомнения в приверженности будущего правительства любой сделке и удерживают правительства от уточнения своей позиции на переговорах по непопулярным вопросам из опасения, что их оппонент на выборах внутри страны использует это против них.
Исследование разрушительного воздействия национальных выборов на международные переговоры является непростой задачей, поскольку нет двух одинаковых международных переговоров. Как правило, они существенно отличаются друг от друга с точки зрения интересов, представленных за столом переговоров, сложности проблемы и институционального контекста переговоров. Экспериментальный подход также проблематичен, так как мы не можем просто рандомизировать национальные выборы, чтобы изучить их влияние на текущие международные переговоры.
Будучи информационно насыщенным, постоянно действующим переговорным форумом, ЕС на протяжении последних четырех десятилетий генерировал постоянный поток независимых соглашений и данных по многим связанным с ними факторам. За тот же период времени его исключительно демократические члены провели множество выборов, которые, за редким исключением, состоялись в фиксированные даты. Проведя анализ выживаемости более 14 000 предложений по законам ЕС, которые обсуждались в период с 1976 по 2006 год, авторы оценили вероятность завершения переговоров на уровне ЕС в определенный момент времени, чтобы определить, снижаются ли шансы на их завершение, когда обсуждения совпадают с выборами в одной или нескольких странах-членах. Анализ дает неожиданно большой негативный эффект. Например, в случае выборов в немецкий Бундестаг шансы на достижение соглашения по закону ЕС за 60 дней до дня выборов снизились на 60 %. На общем уровне авторы обнаружили, что наиболее разрушительными были близкие по составу участников гонки и выборы в крупных государствах. По их оценкам, в общей сложности национальные выборы могли задержать введение законов более чем на 6 000 лет по сравнению с ситуацией без национальных выборов. Если предположить, что законы ЕС выгодны европейским гражданам, то эта цифра означает огромные альтернативные издержки.
Исследование показывает, что политикам стоит быть осторожными с выбором времени проведения выборов и международных переговоров, так как они могут потерять драгоценное время.
Поскольку большинство стран мира сегодня управляются демократическими режимами (???), а число международных организаций растет, важно задать вопрос о том, можно ли - и как - снизить разрушительный потенциал национальных выборов. Один из вариантов - передать переговоры бюрократам или проводить их в неформальной обстановке, вдали от общественного внимания. Однако это вряд ли решит проблему, поскольку международные соглашения в конечном итоге требуют принятия исполнительных решений демократически подотчетными членами правительства, а у них все еще есть стимул откладывать непопулярные международные соглашения, чтобы избежать ответственности у себя дома. Другим вариантом было бы согласование крупными демократическими членами организации времени проведения своих выборов, чтобы ограничить период перерыва, хотя это решение столкнется с конституционными ограничениями.
Mark R Reiff. The Conversation: Why Do Some People Think Fascism Is Greatest Expression of Democracy? // https://www.ucdavis.edu/blog/curiosity/conversation-why-do-some-people-think-fascism-greatest-expression-democracy
Идея, лежащая в основе фашизма, заключается в единстве лидера, национального государства и народа. Например, Муссолини знаменито утверждал, что "все находится в государстве, и ничто человеческое или духовное не существует, а тем более не имеет ценности, вне государства". Но это не цель, которую нужно достичь. Это точка, с которой все начинается. Вот как Трамп, по мнению окружающих, может верить в то, что "я - государство", и приравнивать то, что хорошо для него, к тому, что по определению хорошо и для страны. И хотя такая точка зрения может показаться несовместимой с демократией, это верно только в том случае, если рассматривать общество как совокупность индивидов с противоречивыми взглядами, предпочтениями и желаниями. Но фашисты придерживаются иного мнения. Например, Отмар Шпанн, чья мысль была весьма влиятельной во время подъема фашизма в Австрии в 1920-1930-х годах, утверждал, что общество не является "совокупностью независимых индивидов", поскольку это делало бы общество сообществом только в "механическом" и, следовательно, тривиальном смысле.
Напротив, для Шпанна и других общество - это группа, члены которой разделяют одни и те же взгляды, убеждения, желания, взгляд на историю, религию, язык и так далее. Это не коллектив, это скорее то, что Спэнн называет "сверхиндивидуальностью". А обычные индивиды - это скорее клетки одного большого биологического организма, а не конкурирующие независимые организмы, важные сами по себе. Такое общество действительно может быть демократическим. Демократия призвана исполнять волю народа, но она не требует, чтобы общество было разнообразным и плюралистичным. Она не говорит нам, кто такие "народ".
По мнению фашистов, только те, кто разделяет правильные атрибуты, могут быть частью "народа" и, следовательно, настоящими членами общества. Остальные - чужаки, которых можно терпеть как гостей, если они уважают свое место, а общество относится к ним благосклонно. Но аутсайдеры не имеют права быть частью демократического порядка: Их голоса не должны учитываться.
Важность восприятия народа как эксклюзивной, привилегированной группы, которая на самом деле включает в себя лидера, а не представляет его, проявляется и в том, что Трамп называет республиканцев, которые бросают ему вызов, даже в самых незначительных проявлениях, "республиканцами только по имени". То же самое происходит, когда другие республиканцы призывают изгнать этих "внутренних" критиков из партии, поскольку для них любая нелояльность эквивалентна неповиновению воле народа. По иронии судьбы, именно все сдержки и противовесы и бесконечные промежуточные уровни представительного правления фашисты считают недемократичными. Ведь все это мешает лидеру напрямую исполнять волю народа, как он ее видит.
Для фашиста лидер, конечно же, не определяется через выборы. Выборы - это просто зрелище, призванное объявить миру о том, что лидер воплощает волю народа. Но лидер должен быть экстраординарной фигурой, больше, чем жизнь. Такого человека нельзя выбрать с помощью чего-то обыденного, как выборы. Вместо этого личность лидера должна постепенно и естественно "раскрываться", подобно раскрытию религиозного чуда, считает теоретик нацизма Карл Шмитт. Для Шмитта и ему подобных истинными признаками лидера, воплощающего волю народа, являются: сильные чувства, выражаемые сторонниками, большие митинги, верные последователи, последовательная способность демонстрировать свободу от норм, которыми руководствуются обычные люди, и решительность.
Таким образом, когда Трамп заявляет "Я - ваш голос" под завывания поклонников, как это произошло на Республиканском национальном съезде в 2016 году, это должно быть признаком того, что он исключительный, часть единства национального государства и лидера, и что он один отвечает вышеуказанным критериям лидерства.
К этому тезису примыкает активное распространение коптеров и FPV-дронов не только для разведки, но и для уничтожения целей. Это действительно новое слово в военных действиях, и после СВО взрывающиеся FPV-дроны начали активно применяться и в других горячих точках, к примеру, в Сирии, Судане и секторе Газа. Когда отсутствуют нормальные средства радиоэлектронной борьбы или их недостаточно, массированное применение FPV-дронов заметно ограничивает перемещение войск и техники, а также вынуждает использовать различные средства защиты, что снижает мобильность той же бронетехники.
Вместе с беспилотными летательными аппаратами в дело массированно пошли и безэкипажные катера, в условиях СВО в основном для поражения боевых и гражданских кораблей, а также, возможно, ведения разведки. Это также вынуждает совершенствовать и усиливать оборону баз и кораблей в море, наращивая средства наблюдения и число стволов автоматического оружия.
Другая ярко выраженная особенность – активное применение киберсредств для поражения инфраструктуры. По понятным причинам весь спектр применённых средств и их эффективность не видны, но даже по известным фактам понятно, что масштаб качественно превосходит разовые акции, которые имели место в прошлом. Также наблюдается рост числа диверсий в глубоком тылу противника и на объектах стратегической инфраструктуры. Для этого активно используется агентура и современные средства коммуникации, диверсионно-разведывательные группы, которые теперь действуют как минимум в региональном масштабе и не привязаны к театру военных действий. Вероятно, масштаб и мощь подобных действий, часто совершаемых под «ложным флагом», будут только нарастать.
Нельзя не отметить и резкий рост применения неуправляемых средств поражения, возвращение ведущей роли артиллерии. Артиллерия в СВО явно восстановила утерянную было роль «бога войны», о чём красноречиво говорит статистика ранений: на осколочные ранения и контузии приходится порядка 90 процентов всех случаев, пулевые ранения составляют несколько процентов.
Вместе с артиллерией на поле боя вернулся танк. Этот вид боевой техники регулярно «хоронят» практически с момента рождения в 1916 г., но каждый раз он демонстрирует чудеса адаптации к современному бою. Танк пока невозможно заменить ни в наступлении, ни в обороне, а лёгкая пехота сама по себе имеет слишком слабый ударный потенциал для прорыва укреплённой обороны, в городских боях или для самостоятельной обороны против противника, оснащённого артиллерией и тяжёлой бронетехникой. Впрочем, новые средства поражения, те же FPV-дроны, заставляют принимать экстренные меры повышения защищённости, которые оперативно реализовываются в ведущих армиях мира (как минимум в израильской и японской, начавших устанавливать противокумулятивные экраны на башни танка). Сохранение роли и значения танка отражает тот факт, что в ведущих армиях мира оказалось мало пехоты. Увлечение спецназом и сложными платформами привело к тому, что занимать окопы, вести бой в городе или промышленной застройке некому, а небольшой кадровый состав пехоты быстро тает в высокоинтенсивном конфликте. Численность и возможности пехоты будут возрастать. Вместе с тем явно возрастёт значимость средств непосредственной поддержки пехоты и тяжёлых штурмовых средств, то есть возврат к немецким и советским подходам времён Второй мировой войны на новом технологическом уровне
Обращает внимание и снижение значимости ручных противотанковых средств и ПЗРК в связи с ростом защищённости бронетехники и летательных аппаратов. СВО продемонстрировала, что для гарантированного поражения современного танка или вертолёта требуется несколько пусков самонаводящихся управляемых ракет, в отдельных случаях более десяти, что не всегда позволяет сделать боевая обстановка. Кроме того, СВО и война в секторе Газа показали, что увлечение противотанковыми ракетами с самонаведением имеет слабые стороны, так как в условиях интенсивного боя, запылённости, пожаров и т.д., головка самонаведения зачастую просто не может найти цель, а оптимальные режимы пусков сопряжены с высокими рисками для оператора.
Поскольку речь идет о положениях, содержащих ценности и цели установления справедливого, воплощающего добро, конституционного правопорядка, которые содержатся в преамбулах конституций, их значение для правовой системы в целом и других положений конституции определяется отношением органа конституционного контроля и законодателя к преамбуле. Нормы современных конституций, содержащиеся в их главах / разделах основного текста, как правило (за исключением социалистических конституций), являются непосредственно действующим правом. Это означает, что они применяются непосредственно, независимо от наличия детализирующих их норм, а при наличии последних и их противоречии букве или духу конституционной нормы объявляются неконституционными. Что же касается преамбулы, то здесь даже относительного однообразия в их трактовке не наблюдается. Возвышенный стиль формулировок преамбул, отличающийся от основного стиля формулировок статей в конституции, способствуют тому, чтобы исследователи и судьи трактовали их как публичные прокламации, «политический канон, вдохновляющий политико-правовой порядок», «сборник связных политических высказываний различного характера, аксиологического, философского, мифологического, исторического, культурного», но не содержащий правовых норм. Анализ научных дискуссий и практики различных стран показывает существование диаметрально противоположных мнений, а также разнообразие судебной практики от полного отрицания правовой природы преамбул до ее признания.
В разных государствах вопрос о нормативной природе конституционных положений преамбул как ценностных основ правовой системы, соответствующей традициям и укорененным в культуре страны представлениям о добре и зле, и о «переводе» положений преамбул на уровень текущего законодательства решается по-разному и не всегда в пользу строго юридического их истолкования. Вместе с тем следует отметить, что и не будучи привязанными в пра- вовом отношении к преамбулам, многие положения, содержащиеся в основном тексте конституций, урегулированы в рамках дихотомии добро – зло, поскольку в конституции включена модель правового регулирования, рассматриваемая как положительная, образцовая, приносящая благие результаты для общества и каждого человека, и одновременно нередко в конституции прямо указано, что является нежела- тельным, т.е. злом, по мнению законодателя. Так, например, примени- тельно к правовому статусу государства в конституциях содержится его позитивная характеристика как правового, конституционного, демократического, социального и т.д. Однако эта позитивная характеристика сопровождается целым рядом механизмов, призванных не допустить перерождение такого государства в свою противоположность –некоего монстра, олицетворяющего зло.
Помимо преамбул, положения, которые относятся к регулирова- нию отношений, сопряженных с использованием категории «добро – зло», можно вычленить в остальных главах / разделах конституции, особенно применительно к правам человека и гражданина, полномо- чиям и ответственности государственных органов и должностных лиц, последствиям конституционных правонарушений. Включенная в конституции система конституционных обязанностей и запретов нацелена на предотвращение отступления от конституционных требований, что может рассматриваться как предотвращение зла в правовом и морально-этическом аспектах.
Развитие конституционализма идет в направлении воплощения идеалов добра при реализации конкретных правовых положений, но сами представления о том, что является добром в праве находятся в процессе становления. Конституции в этом должны играть направляющую роль для законодателя, насколько это происходит в конкретных странах, как представляется, должно быть предметом дальнейшего внимательного научного исследования во всех аспектах.
Интерес к политике на родине оказывает сильное влияние на голосование на выборах в стране. Помимо подтверждения аргументов в пользу положительной связи между этими двумя переменными, данный результат также указывает на то, что проживание за границей не эквивалентно снижению политической внимательности среди румынских мигрантов. Это согласуется с предыдущими наблюдениями, согласно которым жизнь за границей не препятствует вниманию к политике на расстоянии (McCann et al., 2019). Также наблюдается сильный эффект посещения дома (H7) на явку избирателей, что может указывать на то, что участие в выборах обусловлено чувством социальной принадлежности, проявляющимся в постоянных физических встречах с родным обществом. Однако чувство принадлежности в виде эмоциональной привязанности к родной стране не оказывает никакого влияния на голосование. Отсутствует также эффект намерения вернуться, что означает, что участие опрошенных мигрантов в выборах не связано с физическим присутствием в сообществе, в котором они голосуют. Их явка может быть обусловлена соображениями, связанными с их семьей или социальной сетью на родине, или более широким чувством долга как граждан родного государства, независимо от их расстояния и намерений жить в будущем. Среди контрольных параметров образование - единственный, который дает сильные и статистически значимые результаты. Высокообразованные мигранты имеют примерно в 1,25 раза больше шансов проголосовать, чем мигранты с низким уровнем образования. Отсутствие эффекта от возраста показывает, что более молодые и более пожилые опрошенные мигранты с одинаковой вероятностью примут участие в голосовании, что контрастирует с обычной картиной выборов в Румынии, в которой явка среди пожилых людей значительно выше. Одной из причин такого наблюдения является низкая доля молодых людей в выборке: только 13 % из них были в возрасте от 18 до 30 лет.
три основных вывода. Во-первых, переменные страны происхождения оказывают более сильное влияние на явку, чем опыт принимающих стран. Это означает, что мигранты участвуют в выборах на родине из-за связей, которые они поддерживают с родным обществом, а не потому, что чувствуют себя отчужденными от принимающего общества. Во-вторых, гражданская активность внутри страны повышает политическую активность в транснациональном контексте. Мигранты, которые более социально активны в принимающих их общинах, голосуют на родине чаще, чем социально пассивные мигранты. В-третьих, явка обусловлена скорее политическим интересом и частыми контактами с родным обществом, чем отстраненными оценками фактов. Это наблюдение указывает на то, что голосование членов диаспоры является в большей степени осознанным решением, чем деятельностью, которой занимаются мигранты, оторванные от реальности на родине.
https://telegra.ph/Taylor-Ch-Moral-Sources--Sources-of-Self-p-91-110-02-26
Читать полностью…
В теории Жирара разрыв проявляется через гипотезу миметического желания и связанного с ним насилия, меняющего местами виновного и жертву. Насилие—не агрессия, а знак нашего недобытия, или отчуждения от самих себя, которое подталкивает нас к схватке с тем, что могло бы этот недостаток бытия восполнить. Необходимо вспомнить также разнообразные концепции самоорганизации, в которых фигура автореферентности стала отправной точкой исследований биологической, экономической, социальной и технической реальности.
Читать полностью…
Приверженность самотрансцендентным ценностям, доверие к институтам и идентификация себя как левого или либерального политика были положительно связаны с общественным мнением. В целом эти эффекты были небольшими или средними. Тем не менее, идеология была сильно связана с общественным мнением в североамериканской выборке, меньший эффект для доверия был обнаружен в европейской выборке, а в азиатской выборке был обнаружен незначительный эффект для ценностей самотрансценденции. Интересно, что ценности самоусиления показали лишь слабую отрицательную связь (r = -0,09), указывая на то, что эгоцентрические ценности не являются сильным препятствием для принятия политики, направленной на смягчение последствий изменения климата. Демографические данные Образование было положительно связано с общественным мнением (r = 0,13, 95% ДИ (0,11, 0,15)). Не было обнаружено значительных различий в подгруппах для области политики (Q = 0,04, P = 0,84), однако в Океании связь между образованием и общественным мнением была незначительной (r = 0,04, P = 0,09). Возраст и доход показали небольшой, но значимый эффект: более молодой возраст (r = -0,07, 95% ДИ (-0,09, -0,04)) и более высокий доход (r = 0,04, 95% ДИ (0,01, 0,07)) были связаны с общественным мнением. Влияние возраста было статистически значимым для экономической политики (r = -0,08), но не для нормативных актов (r = -0,02, Q = 4,42, P = 0,04), при этом значимых различий между регионами выявлено не было (Q = 4,56, P = 0,18). Пол не показал значимого общего эффекта (r = 0,02, 95% ДИ (-0,01, 0,05)). Не было обнаружено значимого влияния ни региона (Q = 1,68, P = 0,64), ни области политики (Q = 0,80, P = 0,37). В целом, более молодой возраст, высокий доход и высшее образование слабо положительно связаны с общественным мнением. Влияние пола было незначительным и близким к нулю.
Читать полностью…
Bergquist, M., Nilsson, A., Harring, N. et al. Meta-analyses of fifteen determinants of public opinion about climate change taxes and laws. Nat. Clim. Chang. 12, 235–240 (2022).
Общественное признание является необходимым условием для введения налогов и законов, направленных на смягчение последствий изменения климата. Однако понимание факторов, определяющих его, по-прежнему остается сложной задачей для климатического сообщества. Здесь авторы используют мета-аналитический подход для изучения роли общественного мнения о налогах и законах, связанных с изменением климата. Пятнадцать переменных были изучены путем синтеза 89 наборов данных из 51 статьи в 33 странах с общей выборкой 119 465 участников. Среди всех факторов наиболее важными детерминантами оказались восприятие справедливости и эффективности. Ценности самосовершенствования и знания об изменении климата показали слабую взаимосвязь, а демографические переменные продемонстрировали лишь слабый или близкий к нулю эффект.
На основе 89 соответствующих наборов данных мы изучаем важность 15 детерминант, занимавших центральное место в предыдущих исследованиях. Эти детерминанты разделены на четыре категории: (1) политические убеждения, (2) оценки изменения климата, (3) психологические факторы и (4) демографические факторы. Эксплоративные анализы подгрупп позволили проверить, различаются ли эффекты по (1) подтипам детерминант (например, субъективные и объективные знания), (2) областям политики (нормативные акты и экономическая политика) и (3) регионам выборки (Азия, Европа, Северная Америка и Океания).
Для оценки предвзятости публикаций авторы провели анализ "trim" и "fill". Одно исследование было вменено как для справедливости, так и для образования, что привело к незначительной корректировке этих величин эффекта (с r = 0,65 до 0,63 для справедливости и с r = 0,132 до 0,130 для образования). В совокупности эти анализы показали, что предвзятость публикаций не является проблемой. Авторы оценили дисперсию для всех детерминант, используя статистику Q, значения P для Q, I2, t2 и 95%-ные интервалы предсказания (PI). Что касается области политики, авторы сравнили исследования, оценивающие экономическую политику и нормативно-правовые акты (Дополнительная таблица 1). Экономическая или ценовая политика направлена на прямое воздействие на цены (например, налоги), в то время как нормативные акты напрямую контролируют объемы производства или загрязнения, используя, например, запреты для регулирования нежелательных форм поведения. Что касается регионов, мы сравнивали исследования, в которых принимали участие представители Азии, Европы, Северной Америки и Океании. Что касается доверия, то авторы провели анализ подгрупп, сравнив доверие к институтам реализации и доверие к политическим или представительским институтам. Под институтами реализации понимаются политические институты, которые осуществляют политику беспристрастным образом, такие как правовая система или государственная администрация, в то время как политические институты основаны на различных партийных интересах, например, партии или правительство.
То же самое произошло, когда в 2020 году Трамп объявил, что нация сломлена, заявив: "Я один могу ее исправить". Для некоторых это даже означает, что он послан Богом. Если люди принимают вышеуказанные критерии, по которым можно определить истинного лидера, они также могут понять, почему Трамп утверждает, что он привлек больше толпы, чем президент Джо Байден, когда объясняет, почему он не мог проиграть президентские выборы 2020 года. Ведь, как писал Шпанн столетием ранее, "нужно не считать голоса, а взвешивать их так, чтобы побеждал лучший, а не большинство".
В настоящей фашистской демократии все единодушны во всем, что имеет значение. Соответственно, все интуитивно знают, чего от них хочет лидер. Поэтому каждый человек, гражданин или чиновник, обязан "работать на лидера", не нуждаясь в конкретных приказах. Те, кто совершает ошибки, вскоре узнают об этом. Но те, кто сделает все правильно, будут вознаграждены многократно. Так утверждал нацистский политик Вернер Вилликенс. И так же, судя по всему, думал Трамп, когда требовал абсолютной лояльности и послушания от сотрудников своей администрации. Но самое главное, по их собственным словам, так думали многие из мятежников 6 января 2021 года, когда они пытались помешать утверждению избрания Байдена. И Трамп подал сигнал, когда впоследствии пообещал помиловать бунтовщиков. Таким образом, гармонизация демократии и фашизма будет завершена.
Помимо перечисленных факторов будут действовать новые технологии, причём в наиболее остром своём выражении в виде оружия на новых физических принципах. Ряд образцов лазерного оружия уже принят на вооружение, и его боевое использование – вопрос времени. Аналогичная ситуация складывается и в области военного применения искусственного интеллекта, чьё автономное решение убить человека на данный момент ограничено только этическими, но никак не технологическими причинами.
Человечество стоит в начале новой эпохи в эволюции военных действий, и осознание происходящих процессов может много дать для правильного формулирования задач и проблем, ответы на которые способно найти экспертное сообщество. Но для этого нужен массив достоверных данных, а вот с этим на фоне видимого избытка информации как раз плохо. Путь исследователя данного вопроса будет тернист и сложен.
Фролов А.Л. Виток исторической спирали // Россия в глобальной политике. 2024. Т. 22. № 1. С. 65–76.
Данная работа представляет собой попытку выявить основные и частные тенденции современных вооружённых конфликтов разного типа интенсивности, которые могут стать доминирующими в ближайшие годы. Прежде всего, следует отметить несколько характерных черт. Можно наблюдать дальнейшее расхождение в уровне насыщенности конфликтов с участием стран первого эшелона и всех остальных. Это означает, что там, где задействованы государства из первой десятки, одна сторона может применять истребители пятого поколения, перспективную индивидуальную экипировку, БПЛА различного назначения и высокоточное оружие, в то время как на противоположной будет фигурировать лёгкое стрелковое вооружение 1940‒1950-х гг. и гражданские мобильные телефоны. В то же время удешевление технологий и их доступность, помноженные на возможность удалённой координации через интернет, стали доступны негосударственным игрокам и бедным странам третьего мира. Это в какой-то степени снижает неблагоприятные для них последствия упомянутого разрыва в боевых возможностях, но одновременно делает практически неизбежным обращение к стратегии непрямых действий, которая в XXI веке в значительной степени представлена террористическими актами, диверсионной и киберактивностью против гражданской инфраструктуры и мирного населения. Все недавние конфликты без исключения продемонстрировали повышение роли и значимости мобилизационных резервов экономики и промышленности, в первую очередь военной.
Сам мировой рынок оружия также подвергся серьёзным изменениям. Помимо его роста в абсолютных показателях вместе с общемировой траекторией десяти лет на увеличение военных расходов, на нём формируется следующая новая реальность:
Фактически полный уход в историю оружия и боеприпасов бывшего СССР и стран Варшавского договора, которые долгие годы закрывали потребность в недорогом и, самое главное, готовом вооружении. Специальная военная операция окончательно истощила практически все имеющиеся резервы относительно боеспособного советского вооружения сухопутных войск и ВВС в Восточной Европе, России, Белоруссии и Украине. Последняя вообще выпала из числа значимых экспортёров вооружений, хотя в 1990‒2000-е гг. входила в десятку крупнейших.
Значительно уменьшились и доступные объёмы натовских образцов производства 1960‒1980-х годов. С учётом сокращения армий НАТО до 2014 г. и ведения многочисленных конфликтов в 2000–2021 гг. рассчитывать на подобный ресурс в будущем не приходится. Хотя нельзя исключать и обратный выкуп натовских вооружений и боеприпасов у дружественных и нейтральных стран в случае продолжительного масштабного конфликта.
Наконец, на рынке появились новые игроки – Турция, Иран, Южная и Северная Корея и т.д., которые оперативно могут заполнить потребности ведущих игроков в условиях вышеупомянутого дефицита.
Современные образцы вооружений дорожают и требуют значительного времени для производства, что ограничивает возможности их оперативного получения ad hoc. В то же время складские запасы для таких случаев производители пока тоже не создают, хотя в будущем формирования подобного рода «пула подменных вооружений» исключать нельзя. Практически во всех известных случаях к началу боевых действий наблюдалась нехватка средств ведения долгосрочной и масштабной войны, и их приходилось пополнять либо за счёт загрузки собственного ВПК, и/или закупки (получения) у внешних источников.
Серьёзные изменения произошли в использовании летательных аппаратов. Наблюдается рост масштабов применения пилотируемой авиации, что вызвано расширением пространства поля боя, необходимостью атаковать объекты в тылу, а также наличием сильной ПВО, которая угрожает всем видам БПЛА. Кроме того, пилотируемые летательные аппараты позволяют нести более широкую номенклатуру средств поражения, пока ещё недоступную для БПЛА.
Андреева Г.Н. Идеи добра и зла в конституциях // Вестник культурологии. – 2023. – No 3(106). – С. 192–210. – DOI: 10.31249/hoc/2023.03.12
В статье рассматривается вопрос о том, каким образом идеи добра и зла получают отражение в конституциях. Религиозное понимание добра базируется на представлении, что Бог – это абсолютное добро. Соответственно, отсылка в конституции к Богу считается конституционным законодателем и воспринимается населением в качестве очевидного проявления стремления к добру. Однако за этой внешней простотой таится множество вопросов, которые не одно столетие пытаются разрешить теософы: почему Бог, будучи абсолютным добром, допустил существование зла (этому посвящены многочисленные труды в рамках теодицеи), как правильно толковать и понимать Заповеди и другие религиозные источники, каков путь избавления личности и общества от зла (в религиозном смысле – от греховности) и т.д. Поскольку «в христианском учении этика тесно переплетена с метафизикой, нормативно-аксиологическая проблема тика уходит корнями в область сверхчувственного, духовного мира», реальное содержание отсылки к Богу в конституционных актах гораздо глубже и сложнее первого впечатления. В исламе для действительно полного контекстного понимания конституционных норм, раскрывающих конституционно-правовое понятие добра и зла, необходимо учитывать, какой именно мазхаб господствует в данной правовой системе, какой образец поведения избран в качестве эталона.
В конституциях значительного числа государств в соответствии с национальными традициями и господствующими культурными представлениями идеи добра выражены через обращение к идее Бога, который очевидным образом выступает для конституционного законодателя воплощением Добра. «Во имя Всемогущего Бога» провозглашают свою Конституцию 1999 г. народ и кантоны Швейцарии. Во имя Святой, Единосущной и Нераздельной Троицы приняли представители греческого народа Конституцию 1975 г. В преамбуле Конституции Бангладеш 1972 г. говорится о том, что народ страны принял ее «во имя Аллаха Всемилостивого и Милосердного» и «давая торжественную клятву в том, что в основу настоящей Конституции будут поло- жены высокие идеалы беспрекословного доверия Всемогущему Алла- ху и веры в него». Значимость духовных ценностей буддизма подчеркивается в преамбуле Конституции Бутана 2008 г., в которой говорится о «Тройственной драгоценности Божественной защиты», охраняющей народ Бутана. В Конституции государства Антигуа и Барбуда 1981 г. его народ объявляется нацией, основанной на признании верховенства Бога.
Размытость и нечеткость философского толкования понятий добра и зла позволяет включать в конституции (главным образом в преамбулы) самые разнообразные положения, говорящие о созидании, благе, справедливости, человечности, уважении достоинства личности и другие, ассоциирующиеся с добром. Конституционный законодатель ориентируется на широкое философское понимание добра и зла, согласно которому «добро и зло – категории этики и идеи морали, выражающие в предельно обобщенном виде должное (нравственную ценность) и недолжное (нравственную антиценность). Добро есть высшее благо как конечная цель, а также восходящая к ней пирамида промежуточных целей, к достижению которых человек обязан стре- миться. Зло – ценностно-противоположная цель». Добро также может рассматриваться «как воздействие жизнеутверждающее, то есть несущее людям благополу- чие не в ущерб кому-либо, а зло... как воздействие жизнеотрицающее, то есть несущее людям неблагополучие, в том числе такое, которое лишает их жизни».
Поведение мигрантов при голосовании не связано исключительно с их (не)интеграцией в принимающую страну или с их постоянными связями с родиной. Напротив, оно является результатом их транснациональной жизни. Мы обнаружили, что их участию в выборах способствуют специфические установки и модели поведения, не ограничивающиеся социально-демографическими характеристиками как в принимающей, так и в родной стране. Явка румынских мигрантов обусловлена политическим интересом, гражданскими ценностями и прочными связями с сообществом, в котором они голосуют. Такие характеристики соответствуют информированному и ответственному поведению, которое в среднесрочной и долгосрочной перспективе может принести пользу политическому представительству в стране и за ее пределами. Хотя эти выводы вряд ли можно обобщить из-за характеристик выборки и особенностей румынской диаспоры, они предполагают проведение будущих исследований, которые проверят их актуальность в других политических условиях и среди мигрантов. Они также расширяют существующие знания об участии мигрантов в выборах и могут стать полезной отправной точкой для сравнительного анализа. В дальнейшей работе эти выводы могут быть уточнены с акцентом на значимость знаний, гражданского долга и партийной привязанности - факторов, которые не были изучены в данном исследовании.
Читать полностью…
Румынские мигранты получили возможность голосовать на внутренних выборах с 1992 года - первого года, когда после смены режима в 1989 году были организованы выборы на полный срок полномочий парламента и президента страны. Первый срок полномочий (1990-1992 гг.) считался временным и составлял половину обычного срока. С 2008 года румынские мигранты представлены в парламенте двумя сенаторами и четырьмя депутатами, а с 2016 года диаспора может использовать почтовое голосование на выборах в законодательные органы и президента. В Румынии действует полупрезидентский режим, при котором президент страны избирается непосредственно населением на пятилетний срок. Явка румынских мигрантов выросла с примерно 45 000 в 1992 году до 295 000 на европейских выборах 2019 года, немного снизившись до 265 000 на выборах в законодательные органы 2020 года. Рекордная явка в 950 000 избирателей-мигрантов была зафиксирована во втором туре президентских выборов 2019 года (Rezultate Vot, 2022). Этот рост произошел на фоне высокой эмиграции из Румынии за последние три десятилетия. По оценкам, общее число румынских мигрантов составляет от шести до восьми миллионов человек (Pavaluca, 2022). Примерно половина респондентов голосовала на одних выборах или не голосовала ни разу, в то время как около трети заявили, что голосовали на всех трех выборах. Выборка, скорее всего, смещена в сторону голосовавших респондентов, поскольку эта доля вряд ли может совпадать с цифрами, приведенными ранее в этом параграфе.
Авторы провели три модели порядковой логистической регрессии: одну для переменных, связанных с принимающей страной, вторую - для переменных, связанных с родной страной, и третью - полную модель, включающую все основные эффекты и контрольные переменные. Среди переменных принимающей страны авторы эмпирическую поддержку первых двух гипотетических взаимосвязей. Румыны, которые прожили в принимающей стране меньший период времени и планируют остаться только на короткий срок, голосуют чаще, чем те, кто обосновался в принимающей стране или планирует остаться на постоянное место жительства. Этот вывод согласуется с аргументами из литературы и может означать, что опрошенные мигранты, которые рассматривают принимающую страну как временную остановку в своей жизни, голосуют на выборах в стране больше из-за неуверенности в своем будущем. Они не знают, где могут жить в будущем, и их голоса влияют на политику в потенциальном месте назначения.
Эффект, наблюдаемый для вовлеченности в сообщество, противоречит теоретическим ожиданиям и указывает на то, что мигранты, которые активно участвуют в жизни местного сообщества в принимающей стране, голосуют на выборах в стране больше, чем мигранты, которые не участвуют. Одним из возможных объяснений этого вывода является существование положительной связи между двумя переменными, которая уже давно установлена в литературе. Высокий уровень вовлеченности в гражданские ассоциации дает людям навыки и опыт, которые готовят их к будущей политической деятельности, что приводит к более высокому уровню политического участия. Румынские мигранты, по-видимому, используют навыки, приобретенные в ходе социальной активности в местных сообществах в принимающей стране, для участия в голосовании на родине. Этот вывод согласуется с результатами, полученными ранее на примере других групп румын за рубежом. Авторы не нашли подтверждение тезису, что влияние проблем в принимающей стране заставляет их голосовать на выборах на родине как способ обеспечить свое будущее или как убежище от этих проблем.
