25288
Анастасия Завозова. «Щегол», Storytel, «Книжный базар», «Дом историй». Литературные ссылки и что-то еще. Рекламу не размещаю. Для связи: zavozova.drugoe@gmail.com РКН: https://clck.ru/3Ez8ee
Очень люблю прерафаэлитов второй волны, (хотя первые-то были еще какие-никакие бунтари, а вот вторые уже просто отъявленные попкультурщики), и теперь хочу прочесть новую книгу Марии Нырковой только из-за отлично зарифмованной обложки.
Слева у нас работа иллюстратора и коммерческого портретиста Энтони Фредерика Сэндиса, «Елена Троянская» (1867), это изображение сцены, когда Кассандра упрекает Елену, что она натворила дел (Менелаева бабенка нашла нового миленка, но у мужа подлинней будет список кораблей, простите мне это самоцитирование, но вот, поди ж ты, вспомнилось), а Елена в ответ яростно, по-детски дует губы.
Позировала художнику его гражданская жена Мэри Эмма Джонс, которая родила ему девятерых (или десятерых) детей, и это была не единственная его гражданская жена. Сэндис был женат на Джорджиане Крид, когда параллельно завел себе еще две семьи. Еще четверых детей ему родила цыганка Кеоми Грей, которая позировала для его же известнейшей «Медеи». (Грей потом сбежала от него вместе с детьми, а вот Джонс осталась и под конец жизни все-таки стала именоваться миссис Сэндис, правда, насколько перемена фамилии была задокументирована, остается только гадать.)
Сам Сэндис при этом любил представляться холостяком.
Наконец-то появилась в продаже книга, за которую я очень переживала и болела, потому что уехала она в печать еще при мне, а приехала, а приехала в Ленинград.
Кратко напомню, что «Копия неверна» — это умело сделанный полицейский триллер, который чем-то напомнил мне ранние детективы Марининой и дублинскую серию Таны Френч (вероятно вот той же редкой, но так необходимой для хорошего процедурала производственностью, идеальной динамикой расследования). Однако расследование это происходит в немножечко другой реальности, где невидимые доппельгангеры убивают людей, копируя при этом их тела, и поэтому весь мир выстроен так, что любая двойственность в нем пугает. (Например, Джоан Роулинг вызывает волну хейта, когда пишет в твиттере, что изначально Фред и Джордж были близнецами, и т.д. Ловить эти пасхалки по тексту – отдельное удовольствие, потому именно так у нового мира появляется объемность и продуманность, а читателю не прилетает то и дело в лицо инфодампом.)
Обложка: Meethos, редактировала Ася Шевченко. ❤️
Вот здесь можно почитать о книге подробнее, а я еще хочу сказать вот что. «Копию» я вытащила из самотека, и да, действительно, редкий счастливый издатель может позволить себе игнорировать издательскую почту. Почему счастливый? Потому что работа с самотеком очень быстро вызывает у издателя некую, что ли, десензитивность в отношении текста, в основном, из-за того, что большая часть писем приходит или не по адресу, или, скажем так, необдуманно.
Я не говорю о каких-то совсем уж предельных случаях, когда мы получаем письмо с рукописью, адресованное всем, вот вообще всем издателям сразу, от «Самоката» до «АдМ» (такое тоже было), или традиционный роман-водопад в стихах, явно написанный под влиянием осени. Я говорю о тех случаях, когда автор не очень хорошо понял формат издательства, когда он написал огромное письмо о себе и почти ничего о книге, когда он приложил файлы к пустому письму, когда он написал, что уже предлагал рукопись в РЕШ, но там отказали и он, так и быть, отправил нам, когда синопсис занимает 15 страниц, потому что роман очень сложный и никак нельзя рассказать о нем кратко, когда целевая аудитория указана как «роман понравится всем», когда описание жанра занимает две строки и когда сам автор не верит в свой роман, и в издательство, и вообще, все, конечно, давно куплено, обычному человеку не пробиться, знаю я вас.
Такого иногда бывает много, и поэтому каждое четкое, чистое письмо очень выделяется: небольшая вводная информация о книге, объем, жанр, логлайн, аудитория. Синопсис максимум на 5 тысяч знаков. У Татьяны Дыбовской было как раз такое письмо, и оно заставило меня прочитать первую страницу «Копии», загрузить рукопись в планшет и потом пару часов читать как уже сейчас редко читаешь, со счастливой жадностью. Много говорят о том, что автору нужно свою историю продать, раскрутить и так далее, но можно начать с малого: максимально упростить издателю работу со своей рукописью, не отсылать ее на авось, в отчаянии, хоть куда и хоть как, в общем, для начала хотя бы самому в нее поверить.
#5книг
The Secret of Secrets, Dan Brown
very ужасно
Роберт Лэнгдон приезжает в Прагу с красивой и умной женщиной, но Sasha, которая, конечно же, was from Russia, приехала туда раньше них, и не только приехала, но и масло разлила, и кафку заварила.
Некоторая прелесть романов Дэна Брауна заключалась, по-видимому, в том, что раньше их значительно украшало прошлое. Благородная патина придаст лоску любой проплешине, если отбитые руки были кривыми, мы уже никогда об этом не узнаем, а Лувр и Сикстинская капелла очень выигрывали от присутствия в них относительно молодого Тома Хэнкса и относительно нестарых нас. Но когда Дэн Браун от тайн прошлого переходит к загадкам будущего, то выясняется, что в будущем нет красоты, одна сияющая функциональность, которая подсвечивает все вот эти сколы и проплешины слога, и нет больше ни ангелов, ни демонов, остались одни големы и кулемы.
Heartwood, Amity Gaige
ну, такое
Женщина потерялась в лесу и ее ищут пожарные, ищет милиция, и это в целом весь сюжет, зато благодаря этому у всех оказывается куча свободного времени, чтобы подумать о важном.
Не обошлось и без терапевтического дневника, который ведет в лесу потерявшаяся, грязная и голодная героиня, но тут сами понимаете, травма без рефлексии — инсайты на ветер.
Верховье, Полина Максимова
талантливо, но пока шатко
Здесь все хорошо начиналось — с чистого слога и востребованной нынче хтонической локальности — но после первой трети все резко скатилось в нелюбимый мной поджанр современной русской литературы, где героиню сменяет условная Надежда Мандельштам из романа Терлвелла, с которой даже макаронов нормально нельзя поесть, разумеется, только если это не роковые макароны.
Klostret i Tårernes dal, Margit Sandemo (Heksemesteren 13)
осталось всего два тома, зато датский не забываю
Величайший колдун Исландии и его расширенная семья обнаруживают, что семья слишком расширилась и теперь все они буквально занимают очередь, кому ехать на следующее приключение, поэтому двоих графских детей, подобранных в сюжетном порыве восемью томами ранее, приходится срочно выдавать замуж. Для маленькой графинюшки, которая уже безрезультатно перевлюблялась во все мужское, что было рядом, семья находит егеря от сохи, рассудив, что был бы мужик нормальный, а уж до барина они его как-нибудь прокачают. Для брата графинюшки, поэта-романтика на сложных духовных щах, находится крепкая неромантичная соседка-помещица, у которой большое хозяйство, подумаешь, одной животиной больше, и т.д.
Все остальные проблемы в виде трех злобных псов-рыцарей, французской ведьмы-нимфоманки и призрака старого епископа фон Граббе решились быстрой раздачей магических лещей и кусем волшебной собаченьки, в конце концов (см. выше) были дела и поважнее.
Красное на красном, Вера Камша
просто роскошно
Уютное фэнтези старинного кроя, написанное в те времена, когда авторы еще не знали, что объемный мир, сложную грибницу персонажей и борьбу за трон надо впихнуть в 271 страницу, чтобы читатель, воспитанный рилсами, успел поскорее к ним вернуться.
Читаю новый роман Дэна Брауна (простите, Виктор Олегович, но пока вы не напишете новый промпт для своей нейросетки, которая, увы, стала вашей нейроклеткой, надежды на вас мало, да и та кадышева), так вот, читаю новый роман Дэна Брауна и думаю вот что.
Во-первых, профессор Роберт Лэнгдон теперь все больше выступает в роли Штирлица, не того, конечно, который с волевым подбородком Вячеслава Тихонова, а того, за которым в анекдотах обычно волочится парашют. Попав, к примеру, в старинный замок, Лэнгдон думает примерно следующее: «Стены коридора выглядели как стены восьмисотлетнего замка, потому что это, кстати, и был восьмисотлетний замок». Никогда еще американский ученый не был так близок к овалу.
(Не удержусь и еще скажу, что в этом романе Роберт Лэнгдон открывает для себя Прагу, и Прага ему очень нравится. Еще бы, ведь она «От Палыча».)
А во-вторых, несмотря на то, что Браун всегда в своих романах пытается зацепить какую-то важную и вотпрямсейчасную тему, все обаяние его книг навсегда осталось в тех временах, когда интернет еще не мог соперничать с газетой «Спид-ИНФО», знание добывали в библиотеках, и от этого оно казалось новее и глубже, мартышки курили табак, а утки его жевали и от этого жесткими стали, простите, отвлеклась.
Так вот, из героя интеллектуального триллера Роберт Лэнгдон превращается в интернет-ретранслятор, только пишется это теперь через ретро-. И он еще бежит по городу, и кого-то спасает, и решает логические задачки, но за ним вместо парашюта летит звук диалапного модема, который пытается соединиться с современностью, а там Пелевин линию занял.
Как примерно и все, ознакомилась с трейлером новой экранизации «Грозового перевала», в которой красивые люди, слегка соприкоснувшись рукавами, вовсю соприкасаются дальше.
Думаю вот что. Во-первых, в великой книге Андрея Зорина «Появление героя» где-то в переписке Андрея Тургенева промелькнула фраза «Интришка сиречь еблишка», которой фильму явно не хватает в качестве слогана.
Во-вторых, поскольку это величайший янг-эдалт всех времен, написанный в те времена, когда вместо соцсетей у тебя в лучшем случае была одна служанка, которая отвечала за лайки, комменты и контейнирование твоего подросткового ангста, то именно так этот роман и надо экранизировать. Все наотмашь красиво, плоть, если немного перефразировать Даррелла, тоскует и бьется в клетке корсета, и если все погибнет, а он один останется, то и я не умру, потому что нам будет чем заняться.
«Грозовой перевал» роман вообще не самый выносимый как раз из-за этой мучительной концентрации непереваренного чувства, когда ни вздохнуть, простите, ни пернуть – любовь мешает, но именно поэтому, из-за того, что любовь там шире воздуха и выше неба, (и хуже чумы на оба дома, скажем честно), в «Грозовом перевале» заложен огромный простор для интерпретации. Его можно снимать всерьез, а можно в китчево-тикточечном стиле, чтобы сразу получились такие бусики из рилсов, и все равно никуда не денется вот это «он никогда не узнает, как я его люблю, и не потому, что он красив, Нелли, а потому что в нем больше меня, чем во мне самой». Нет ничего интуитивно более понятного, чем любовь к своему отражению в чужих глазах.
(Лучший Хитклифф, разумеется, это юный Тимоти Далтон, которого специально придумали, чтобы было кем иллюстрировать романы всех Бронте. Лучший Рочестер тоже он.)
Дорогие друзья, я больше не работаю главным редактором издательства «Дом историй». Само издательство никуда не исчезает и остается в надежных руках нашей прекрасной команды, а я отправляюсь навстречу новым приключениям. Это были прекрасные три рабочих года, (а если считать вместе со Storytel, то и все семь и тучных, и тощих лет), и я очень рада, что мне довелось поделать книжки буквально своими руками и многое про это понять. Отдельное спасибо хочу сказать всем нашим замечательным переводчикам, редакторам и корректорам, которых я все три года любовно собирала в общий хоровод. Вы мои главные звездочки.
И, конечно, огромное спасибо всем читателям «Дома историй», которые все это время, как и я, читали с удовольствием.
Моя почта azavozova@everbook.ru еще работает, но ответят вам с нее уже мои коллеги. Сама я тоже остаюсь на связи, если у вас остались какие-то вопросы по нашим текущим проектам, можно писать в директ этого канала или на мою личную почту zavozova.drugoe@gmail.com.
И снова #5книг, потому что я наконец-то в отпуске. Только на этот раз все книги мне не то чтобы очень понравились.
Wild Dark Shore, Charlotte McConaghy (модный хитовый хит какой-то)
По-моему, мы дожили до того неловкого этапа развития современной литературы, когда, с одной стороны, весь конфликт между героями сводится к тому, что они тупо не умеют разговаривать друг с другом, а с другой, если уж разговаривают, то сразу так, как будто в конце хотят попросить с собеседника пять-семь тыщ за сеанс поведенческой терапии.
Героиня приезжает на уединенный остров искать мужа — не нового, а в том смысле, что старый потерялся, а на острове ее встречает мужик с тремя детьми, и все они по кругу друг от друга что-то скрывают, вместо того, чтобы нормально поговорить сразу. Но тогда вся книга будет примерно такой: привет — привет, ну вот такая фигня с твоим мужем — а, ну ок, но ты тоже как будто парень симпатичный — да и ты ничего.
И в этой схеме не было бы ничего плохого, если бы мораль и, так сказать, основная мысль книги не прописывались бы на каждой странице бегущей красного строкой. Считается, что морализаторство и сгубило викторианцев, мол, вот так и устарели эти ваши толстые романы, потому что там, чуть что, и важный корпулентный джентльмен взволнованно спешит рассказать любезному читателю, в чем он не прав, а если вдруг у него к любезному читателю нет претензий, то он сразу записывает его себе в соратники, чтобы было вместе с кем негодовать по поводу греховности, алчности и несовершенства окружающего мира (нужное подчеркнуть).
Но внезапно вот этот вот птичий психотерапевтичий язык, которым заговорили герои многих современных романов, потому что для другого языка нужен и талант покрупнее, вернул к жизни и тяжелое, картонное морализаторство. Само говорение стало сводиться к к какому-то ощупыванию чувствования по частям, вот здесь — немота, а зато вот здесь у нас травма и отрицание, нарушенные границы и потеря контакта, которые в итоге тоже оборачиваются многословной немотой, потому что из-за деревьев не видно леса, а из-за диагнозов — того, где болит. И вот вся душа в штампах, весь текст в картоне, умирают животные, умирают растения, климат меняется, воды вздымаются, и на берегу всей этой смерти сидят какие-то придуманные люди, и все они тоже давно умерли, потому что, если честно, и не оживали никогда.
Если все кошки в мире исчезнут, Гэнки Кавамура
В трудные времена обязательно откапывается какой-нибудь смирненько лежавший рядом со стюардессой Павлян Коэльо, щурясь, лезет на свет и говорит что-нибудь вроде: лови момент, готовься к смерти, погладь кота.
Люди гладят котов, нормальность восстановлена, Павлян лезет обратно и шепчет стюардессе: меньше знаешь, яму не копаешь.
Какая-то вот в целом такая книжка.
Flaskepost fra P, Jussi Adler-Olsen (по этой серии детективов сняли Dept.Q)
И снова мой любимый (нет) тип скандинавского детектива: пока гениальный преступник максимально нарушает закон, живет по пяти поддельным паспортам и проворачивает дерзкие похищения детей, датские полицейские учатся строить свою любовь, интересуются делами коллег и очень, очень переживают за всех, у кого в жизни все не так хорошо.
Beach Read, Emily Henry
Писатель с писательницей ищут способа заняться сексом, но желательно чтобы все получилось по типу «Кто первый моргнет».
The Perfect Couple, Elin Hilderbrand (это вот по ней снят тот сериал с Николь Кидман)
Только вытащив из моря труп подружки невесты, невеста, наконец, задумалась о том, что, возможно, ей вся эта свадьба вообще не всралась.
Все чаще думаю о том, что книжный бизнес в чем-то похож на магазин дяди Юрасика, тот который обычно возле дома, и где все вот это вот, фрукты-овощи, табак, шаурма. И ты как бы директор магазина, но одновременно ты и тот самый человек, который сидит на перевернутом пластмассовом ведре у крылечка, в розовых таких шлёпках и цветастом халате, и говорит всем интересующимся: «Персики сладкие. Всегда себе домой беру».
Это я к тому, что завтра мы с Лизой будем торговать книжками на фестивале в Музее Москвы. Понятно, что ужасная жара, но цены у нас тоже огненные, так что приходите. И книжки, кстати, отличные. Всегда себе домой беру.
Дорогие друзья, и снова у меня для вас некоторое количество полезных объявлений.
✅В выходные 5 и 6 июля в Доме творчества Переделкино буду участвовать в двух фестивалях: «Ближе», который проводит Creative Writing School и «Накануне», который организует издательство МИФ.
5 июля на паблик-токе с Максимом Мамлыгой (в роли сдерживающего фактора) и представителями издательств «Бель Летр» и «Розовый жираф» обсудим, что же на самом деле хотят сейчас издавать издатели, (кроме истошных воплей).
6 июля вместе с милыми моему сердцу Александрой Борисенко и Виктором Сонькиным и переводчицей Ольгой Бурдовой, которая на мой взгляд, очень классно перевела детективы Куива Макдоннела, как раз и поговорим о переводе детективов.
«Ближе» — полная программа, билеты.
«Накануне» — полная программа, билеты.
✅Теперь объявление для тех, кто хочет купить книжек со скидкой до 70%. Мы закрываем наш онлайн-магазин на сайте и там сейчас можно набрать даже наших самых новейших новинок по приятным ценам. Плюс по промокоду ДОМИК на весь ассортимент магазина действует дополнительная скидка 20%, суммирующаяся с остальными скидками. Единственное: сайт слегка падает в обморок, когда на нем больше 16 посетителей, поэтому не сдавайтесь.
Вам обязательно нужны:
🌸«Сад в Суффолке», летний, подсолнуховый и очень британский роман о том, как собралась одна семья на свадьбу в саду, да и чуть до похорон не дошло. Перевод Марины Давыдовой — отдельная, чистая роскошь.
🌟«Песня жаворонка» — ну понятно, моя любовь, толстый классический роман для того, чтобы замедлиться.
✨Ну и «Три раны» — еще один жирненький роман про три поколения людей в сложной ситуации двадцатого века.
Все подробности и ссылка на сайт — у нас в канале издательства.
Готовлюсь рассказывать про летнее чтение на Reading Camp, который устраивают The Blueprint и Переделкино, и поэтому читаю исследование Донны Харрингтон-Люкер Books for Idle Hours, где она рассказывает о том, как маркетинговые усилия туристического бизнеса и издательской индустрии сформировали понятие летнего чтения, и сам концепт чтения ради отдыха и отдыха ради получения удовольствия.
В своем исследовании Харрингтон-Люкер приводит много живых историй, в частности, и о том, как отдыхали, например, литераторы, и вот в этой сфере, правда, не сказать, чтоб много поменялось. Например, поэтесса Имоджен Гини заполучила нервный срыв, пытаясь совмещать творчество с работой почтальонши, поэтому бросила все и уехала с пожилой маменькой на Файв-Айлендс, штат Мэн, где ее накоплений им хватило, чтобы снять, как выразилась Гини, «хибарку». Ей приходилось самой рубить дрова и таскать воду из колодца, зато она почти каждый день плавала, и за время отдыха вычитала почти все гранки готовящейся к печати книги и закончила перевод.
Нервный срыв, кстати, как рукой сняло. Одним словом, хорошо отдохнула.
И немного наших новостей.
✅Начались съемки фильма по роману «Лес» Светланы Тюльбашевой, все подробности (и картинки) у нас в канале.
🔴Екатерина Панченко хвалит «Копия неверна» Татьяны Дыбовской, и так здорово, когда о твоем проекте хорошо отзывается такой большой профессионал.
🔴Forbes Woman публикует отрывок из «Песни жаворонка» Уиллы Кэсер, романа, просто созданного для летнего чтения.
«Мир теперь казался Тее старше и богаче, но, более того, она и сама будто стала старше. Она впервые в жизни так подолгу бывала одна и впервые столько думала. Ничто еще не захватывало ее так глубоко, как ежедневное созерцание полосы бледно-желтых домов, вписанных в изгиб утеса. Мунстоун и Чикаго покрылись туманом. А здесь все было просто и определенно, как в детстве. Разум Теи был подобен мешку старьевщика, куда она судорожно швыряла все, что могла захватить. А здесь ей предстояло избавиться от этого хлама. То, что ей по-настоящему присуще, отделялось от остального. Ее идеи упрощались, становились четче и яснее. Она чувствовала себя целостной и сильной».
«Ночью меня опять будит Марьин петух Константин. Для Марьи он вроде как вместо мужа. Она холила и лелеяла петуха еще цыпленком; теперь он вырос, и проку от него нет никакого. Ходит как барин по двору да все искоса на меня поглядывает. Внутренние часы у Константина давно сбились, но не думаю, что это связано с радиацией. Нельзя же всю дурь на свете на радиацию сваливать».Читать полностью…
Богиня книжной журналистики Наталья Ломыкина включила в свой обзор для Forbes две наших осенних новинки, и они обе очень крутые, но «Копия неверна» Татьяны Дыбовской — это вот такой роман, который ты прямо мечтаешь вытащить из самотека. Я думала, что такое может случиться, ну, максимум раз, как это было у нас с «Лесом», но нам снова невероятно повезло и вас, дорогие читатели, ждет невероятно динамичный триллер — в буквальном смысле с двойным дном, потому что это роман о доппельгангерах, сущностях, которые убивают людей, копируя их тела, и о специальном отделе полиции, Управлении «Д», которая как раз занимается поимкой доппельгангеров.
Мой комментарий для статьи целиком, конечно, не влез, зато здесь я могу привести его полностью:
«Я уверена, что придумать хороший, захватывающий триллер подчас даже сложнее, чем написать большой и важный роман, потому что хороший триллер не может себе позволить пауз, и вообще замедлений и того «воздуха», который и делает роман романом. От триллера всегда наоборот ждешь того, что ты как читатель вообще забудешь как дышать, и вот триллер «Копия неверна» Татьяны Дыбовской как раз такая история. Когда я читала рукопись, (разумеется, за едой, как это обычно бывает у издателей), то в какой-то момент просто замерла, держа ложку на отлете и не отмерла, пока не дочитала. С одной стороны, это действительно очень динамичное чтиво, выстроенное по всем канонам классического триллера: повествование разворачивается в двух таймлайнах, в каждой главе есть флешбэк из прошлого, и перебивка настоящее/прошлое каждый раз обрывается на самом интересном. Есть здесь слаженная полицейская работа «Управления Д», с уликами, опросами свидетелей, привлечением экспертов. И у главной героини, единственной женщины-следователя в Управлении Д, есть своя сложная, личная история, которая и привела ее в эту точку и к этой работе. Есть здесь и фальш-твисты, и отвод глаз, и ловкость рук, и двойной финал, в общем, все приемы, которые не позволяют оторваться от книги, пока не дочитаешь ее до конца, и так далее. Но, с другой стороны, это классная история еще и потому, что она чуть-чуть больше, чем просто триллер. «Копия неверна» вписана в хорошо продуманный мир, где любая двойственность не просто пугает, но и отзывается эхом в истории, где «Зита и Гита» запрещены к показу, однояйцевых близнецов после рождения сдают в дом малютки, а мушкетеры по незнанию подменяют задвоившегося еще в юности брата-близнеца короля Людовика XIV. Это все мелкие детали, которые мы узнаем по ходу динамичного напряженного действия, но от этого центральная история становится живее и объемнее, и очень хочется узнать не только, что там было дальше с героями, но и что там было в прошлом этого мира, который боится любой двойственности».Читать полностью…
Пока я работаю и перевожу, перевожу и работаю, вот несколько технических объявлений:
🟠 шатёр 18 (Художественная литература), места 34, 36. Вот, где нас можно найти на ярмарке на Красной площади, сразу скажу, что есть «Песня жаворонка» по очень приятной цене. Если вам нужен просторный большой роман на лето, вы знаете, что делать. Внимание: завтра с утра и до 15 часов я буду работать на стенде, приходите обниматься и покупать книжки!
🟠 7 июня в 13.00 в чайной «Нитка» на Третьяковке можно будет встретиться с нашим автором Евой Сталюковой и еще с авторами фэнтези «Ходящие в ночи» Аленой Харитоновой и Екатериной Казаковой — и встретиться, и чайку выпить, и книжки подписать. «Ходящие» рвали все прослушивания, еще когда я работала в Storytel, а первая книга из цикла про «Город Чудный» нужна всем, кто любит умное городское фэнтези с сильными героинями, так что вы тоже знаете, что делать. Вход бесплатный, но нужна регистрация, подробности вот тут.
🟠 Теперь в этот канал можно отправлять сообщения, нужно открыть канал и кликнуть на кружок в нижнем левом углу. В десктопной версии пока не вижу этой опции, но в мобильной она есть.
‼️ Я не размещаю рекламу в канале. Никакую. Никогда. У меня нет личного рекламного кабинета, я ничего не знаю о просмотрах и охватах, и об актуальной стоимости одного поста. Я просто иногда вспоминаю, что у меня есть этот канал и что-то сюда пишу, потому что мой контент-план зависит только от того, сделаны ли у меня уроки.
«Только летом и начиналась настоящая жизнь. Во всех маленьких перенаселенных домишках распахивались окна и двери, и ветер продувал их насквозь, неся с собой сладостные и земляные запахи огородных работ. Городок стоял словно отмытый начисто. Тополя мерцали новыми желтыми липкими почками, а перистые тамариски покрывались розовыми бутонами. Теплая погода несла с собой свободу для всех. Люди будто из-под земли выкапывались на свет. Дряхлые старики, которых не видно было всю зиму, выходили во двор погреться на солнышке. Из окон выставляли вторые рамы, фланелевое нижнее белье — орудие пытки, терзавшее детей всю зиму, — убирали в сундуки, и дети наслаждались прикосновением прохладной хлопчатобумажной ткани к коже.»
На этот раз все #5книг не влезли.
1️⃣Виктор Дашкевич, Тайна мертвого ректора (читает Александр Клюквин)
Между приемами пищи Аверин, Кузя и Владимир ведут расследование таинственной смерти ректора Светлова, который, неизвестно, успел хоть чайку попить или прямо так, на голодный желудок и помер.
Мне кажется, что книги про графа Аверина стали такими популярными как раз именно потому, что они активно нарушают все каноны динамичного жанрового романа в пользу комфорта читателя, и тем самым постепенно превращаются в некоторый гибрид уютного детектива и asmr-чтения, в котором ласковый голос Клюквина вместо того, чтобы просить вас сделать глубоокий вдох, а затеееем глубооокий выдох, то и дело вкрадчиво перечисляет, что видел Кузя в Португалии, с кем познакомился, что покушал, что попил. Как другой колдун в баньку сходил, каши поел (с медом, изюмом, орехами и сушеной земляникой), пирожок скушал (с картошкой и луком), рыбку половил, дрова поколол, и выс-пал-ся, и читатель такой, да ну их уже, эти ваши приключения, давайте мне про омлет подробнее.
2️⃣The Wedding People, Alison Espach
Одна женщина решила покончить с собой, но попала на чужую свадьбу с пьяной с двух часов дня матерью невесты, душной сеструхой жениха, проблемной дочкой жениха, первой мертвой женой жениха и очень богатой невестой, и такая, ок, поживу еще немного, очень хочется узнать, чем тут все закончится.
Как будто бы вызревает новый жанр — терапевтический роман, в котором героиня оказывается в ситуации, которая требует от нее нового понимания собственного тела и собственных желаний, и она, наслаждаясь внезапно свалившимся на нее комфортом, уроками серфинга, пьяными танцами и не ей оплаченным спа, наконец-то получает возможность разобраться в себе без того, чтобы параллельно ходить на работу, готовиться к семинарам, хоронить кота и сталкерить новую бабу бывшего мужа. Это, конечно, во многом приятное чтение, потому что всегда приятно прислушиваться к своему телу в пятизвездочном отеле, за который платишь не ты, а, с другой стороны, для обычной читательницы это, конечно, и есть такая заместительная терапия, которую она может себе позволить, пока сама ходит на работу, готовится к семинарам и т.д. Такой, знаете, фанфик по мотивам обычной жизни, когда твое приблизительное альтер эго четыреста страниц живет свою лучшую жизнь и не толстеет.
(От полной сказки этот роман отделяет четкое понимание того, что без оплаченного спа и президентского номера с видом на океан никакого личностного роста не получится.)
3️⃣Сон в красном тереме, Цао Сюэ-цинь (читает Иван Литвинов)
Если бы можно было поставить десять звезд, поставила бы все десять, конечно, потому что я давно не читала, а точнее, не слушала более идеального романа, где есть семейная драма, скандалы, сплетни, многоходовочки, убийства, самоубийства, кражи, призраки юных дев, таинственные монахи, волшебные яшмы, судебные разбирательства, подкуп, дворцовые интриги, расчетливые невестки, недобрые свекрови, злобные дядьки и хитроумные мамки, похищенные монахини, злые наложницы, гадания и гороскопы, но при всей напряженности этого огромного повествования оно как-то очень удачно перебивается островками приятного ничегонеделанья, когда герои воспевают в стихах бегонию, любуются цветами корицы или восходящей луной, играют в застольный приказ, смотрят выступления актеров, подолгу пьют чай, заваривая его дождевой водой, которая настаивалась пять лет, красиво наряжаются и вкусно едят, потому что на всякое дело есть счастливый день, а пока он не наступил, можно и в окно посмотреть.
Отдельно, конечно, хочу сказать, что Иван Литвинов прочел этот роман безупречно, на мой любимый манер «старого радио», и все шестьдесят семь часов герои у него говорят своими голосами, стихи звучат прямо как из восемнадцатого века и спится под этот голос тоже роскошно.
#5книг
Cormoran Strike #8
The Hallmarked Man, Robert Galbraith
Страйк и Робин: пытаются понять, что за полтрупа лежит в масонском сейфе.
Призрак Джейн Остен: а сюжет у нас будет в другом месте.
По-моему, самая сильная сторона таланта Роулинг — то, что она пишет людей настоящими, хотя как раз из-за этого ее герои иногда кажутся слишком выдуманными. Поэтому сорокалетний мужик ведет себя как подросток, женщина делает вид, что ее не переехало катком туда, а потом и обратно, и все это ужасно бесит, потому что это — по правде. Можно, конечно, соответствовать своему возрасту, носить внутри аккуратную стопочку проработанных травм, учиться и мудреть с первой ошибки, понимать все с полуслова, говорить словами через рот, слышать тело, делать дело, но из таких людей не получаются книжки, из них получаются только чужие комплексы неполноценности. А тут читатели уже восемь томов подряд следят за тем, как два живых, понятных человека ведут себя как живые, понятные люди: лажают, додумывают, недопонимают и страдают полнейшим идиотизмом, чтобы одновременно сделать пару маленьких шажочков к исцелению, по пути, разумеется, налажав еще больше.
В общем, все ужасно бесят, не знаю, как теперь дождаться следующего тома.
The Sorrows of Satan: Or, the Strange Experience of One Geoffrey Tempest, Millionaire,
Marie Corelli
Довольно смешной и совсем не подушневший роман о том, как мужик подружился с Сатаной, и первым делом оплатил самиздат своей книжки, в продвижение вложился, отзывы закупил, а в итоге выяснилось, что народ все равно читает тех, кого Боженька в макушку бесплатно поцеловал.
Волга. Русское путешествие. Избранные главы, Гейр Поллен
Volga-матушка глазами иностранца: тут кровь царевича Дмитрия, тут Левитановская меланхолия, тут водочка, тут вам не здесь.
Ind i en stjerne, Puk Qvortrup
У женщины внезапно умер муж, пришлось одной воспитывать двоих детей. Семья, конечно, помощь предлагала, но, знаете, еду, там, носила, одну не оставляла, а вот так, чтобы взять и понять, как она страдает, так сразу и никого, все пришлось чувствовать самой.
Пожалуй, концентрат всего, за что я не люблю автофикшен, потому что есть автофикшен, а есть чревовещание, то бишь, говорение пупком, когда я-голос закольцован на себя же и сугубо личное не становится общим или универсальным, остается в рамках терапевтического проговаривания, провывания горя, но от читателя такой текст требует двойной работы, не только сопереживания, но и со-чувствования, только это все равно, что пытаться резко начать сочувствовать остановившему тебя на улице постороннему человеку, который вместо психотерапевта подошел к тебе. И ты такая, да у меня собственный эмоциональный багаж в ручной клади, еще немного и перевес будет, а автор тебе в ответ: а ты знаешь, как я кровью срала?
Заступа: Чернее черного
Иван Белов
Человечный вурдалак спасает тех (не)людей, кому нечисть еще не успела высосать кишки через задницу, кого разбойники еще не успели повесить на тыне, кого еще не освежевали и не выпотрошили, кто еще не опух с голоду, не умер с холоду, не стал волчьей сытью, не утонул в выгребной яме, не напоролся на кол, не был колесован или четвертован, не висел (большей частью) под крышей и не разлагался в лесной избе, тех, чья голова не варится в котле, чьи ноги еще приделаны к телу, кто еще не пошел струпьями, язвами и не сдох от черной немочи, из чьего жира не наделали свечей, — в общем, вот этих оставшихся восьмерых.
«В тот вечер они прибыли из Люцерны последним пароходом, подняли головы и, увидев сквозь дождь огни деревни — на одном уровне со звездами, поняли, что приехали домой. Рука об руку они вскарабкались по отвесной петляющей тропинке, поддерживая друг друга за локти, слушая, как шуршит в соснах ночной дождь; им было совсем не страшно. Они всегда выбирали жилье там, где сезон еще не начался, когда еще не работали фуникулеры. Остальные постояльцы пенсьона были немцы или швейцарцы: здание было деревянное, с резными балкончиками. В их номере, хоть и самом дальнем, с окнами на сосновый лес, тоже имелся балкон, и они, бывало, сбегали из салона и сидели там долгими дождливыми днями. Лежали на кроватях — укрывшись пальто, оставив окно нараспашку — и вдыхали запах мокрого дерева, слушали, как дребезжит водосточный желоб. А еще — читали вслух друг другу купленные в Люцерне таушницевские романы. Чайные принадлежности, спиртовка и лиловая бутылочка денатурата стояли на шатком комодике между кроватями; в четыре часа Порция принималась готовить чай. Ели они, поочередно откусывая то от плитки шоколада, то от бриоши. Они обожали открытки и завешивали сосновые стены своими набросками; выстиранные чулки сушили на батарее, хоть отопления и не было. Иногда из туманной дали доносился звон коровьих бубенцов, из соседней комнаты — голоса людей, говоривших по-немецки. Часто случалось так, что между пятью и шестью часами дождь переставал и по стволам сосен сползал влажный свет. Тогда они слезали с кроватей, надевали ботинки и спускались по деревенским улочкам к обзорной площадке над озером».
Дорогие друзья, от историй я перешла к смыслам, из дома ушла в книжный кластер, и теперь работаю в «Смысловой 226».
О том, кто мы такие, лучше всего рассказали книжные журналисты Наталья Ломыкина и Максим Мамлыга, а также моя самая любимая Катя «Мистер Дарси и бал».
Кроме того, у нас есть телеграм-канал, (который, кстати, ведет та самая Карина из «Дома историй»).
Писатели, обратите внимание, сейчас у нас проходит опен-колл на тему «Нулевые в России». От нас грант в 1 миллион рублей и поддержка на всех этапах создания книги, от вас, собственно, гениальная книга. Принимаем художественную прозу, нон-фикшен, от автофикшена тоже не откажемся, главное, чтобы ваша личная история органично вписывалась в заявленную тему.
Сама я буду заниматься созданием книжного медиа, в котором найдется место и Эми Липтрот, и Вере Ивановне Крыжановской-Рочестер, (ради нее как будто бы все и затевалось).
Дорогие книжные пиарщики, я всем вам еще напишу сама, но вы уже можете присылать все ваши новости на мой новый адрес azavozova@smyslovaya226.ru.
Совсем забыла рассказать, что завтра, 13 сентября, на Moscow Book Week буду в приятной компании разговаривать про книжные обложки. В принципе не могу ни в чем отказать Даше Анжело, с которой мы делали еще Storytel, надеюсь, она никогда не позовет меня прятать труп. (У меня и лопаты-то нет.)
Читать полностью…
#инечто
Начала слушать роман Марии Корелли «Скорбь Сатаны» и там главный герой очень хочет издать свой роман. То есть, ему в целом нечего есть и нечем платить за квартиру, но постоянная работа это минус вайб, то ли дело, когда ты теоретически можешь стать секс-символом и кумиром молодежи. И вот, когда ему встречается Люцифер, готовый исполнить все его желания и в жизни героя случается внезапное огромное наследство, он сразу говорит примерно следующее. Ну, все, ура, теперь у меня есть много денег, я издам роман на свои и закуплю рекламу в газетах. Главное — это ведь продвижение. О моем романе заговорит весь Лондон. Я сразу стану знаменитым, план-капкан, и т.д.
Пока не знаю, чем это все закончится, но уже в принципе понимаю, почему этот роман вообще не устарел. Никуда оно не девается, вот это желание — быть писателем, (а не писать книги, и это такие две большие-пребольшие разницы).
И вы не поверите, но снова #5книг
Om udregning af rumfang I
Solvej Balle
«Мое утро обрело глубину и видимый горизонт. Но горизонта мне не хотелось. Хотелось серого утреннего света и дня, который бы начинался без времени, без воспоминаний и без планов, но теперь это было невозможно».
Женщина застряла в восемнадцатом ноября и проверяет ткань времени на прочность, а она все не рвется, только растягивается.
One Dark Window
Rachel Gillig
Знаете, как я поняла, что я бабка и больше не могу читать все эти модные романы из тиктока, в которых упругая двадцатилетняя героиня влюбляется в dark and brooding мужика, ну и путь к сексу у них лежит через спасение мира, а иногда они даже и без спасения мира обходятся?
Мне было совершенно неважно, соберут ли герои прикуп из волшебных карт, а вот что героиня четыре раза от волнения не покушала, вот это я очень заметила.
To the Lighthouse
Virginia Woolf
Некоторые книги вдруг понимаешь только тогда, когда они совпадают трещинками с внешним разломом жизни, и тогда придуманное и настоящее накладываются друг на друга, не совсем стягиваясь, конечно, но вдруг прилегая — плотнее и четче — к тому, что раньше казалось или далеким или непонятным.
У Вулф сначала есть дом, есть люди и есть будничное движение дня к ужину, когда все ходят туда-сюда, и думают домашнее, и вырезают картинки с детьми, и рисуют дилетантские картины, и сердятся, что папа немного тиран и всем портит настроение, и еще носок этот, который нужно довязать, а потом вдруг, раз, и время меняется, ломается, и полтора года вдруг вмещают в себя смерть и смерть и смерть родами, и дом стоит заброшенный, никто не пьет чаю, ковры покрываются плесенью, и даже когда кто-то все-таки плывет на маяк, это все уже не то и жизнь уже не та потому что.
Живущий
Анна Старобинец, (читает Григорий Перель)
У Старобинец, конечно, какой-то нечеловеческий уровень таланта, но в этом романе я, наверное, не смогла разглядеть финала. Вместо него — нагромождение точек, каждый раз, когда история выходит на финишную прямую, она вдруг резко меняет направление — от киберпанка к сатире, от сатиры к аллегории, от аллегории к высказыванию о природе родительства, от родительства к термитности всего сущего, от всего сущего куда-то уходим уходим уходим наступят времена почище, только времени нет, никакого, ни чистого, ни нового, ни старого, потому что, как я уже сказала, или ничего не кончилось, или кончилось, но ничем.
This Side of Paradise
F. Scott Fitzgerald
С одной стороны, это конечно подростковый автофикшен: жил-был мальчик, сформированный мамой и отчасти ее отсутствием, потом пришлось достраивать себя самому и во многом наощупь, и женщины еще эти, тащишь их на пьедестал, тащишь, а потом выясняется, что все это время они вообще не тащились.
Но, с другой, все это застенчивое, еще до конца не разученное ковыряние в пупке (и пупе мира, который вот-вот надорвет от войн и смены времен) как-то не ощущается излишне автофикциональным, излишне личным и назойливым, наверное, потому, что все уже давно умерли, все чувства поулеглись, все пупки зажили и перестали кровить, и на первом плане остались только идеальные формулировки хорошенького, вылежавшегося таланта.
«После операции с Беатрис приключился нервный срыв, подозрительно напоминавший делириум тременс...», etc.
#5книг
Федор Достоевский, «Братья Карамазовы»
«Нельзя создать любовь из ничего, из ничего только бог творит».
«...час с небольшим назад прибежала к нему на квартиру Марья Кондратьевна и объявила, что Смердяков лишил себя жизни. «Вхожу этта к нему самовар прибрать, а он у стенки на гвоздочке висит»,
Почти дослушала «Братьев Карамазовых», и Достоевский, конечно, при всей его лихорадочной, водевильной многословности, в каких-то опорных точках текста вдруг резко прикручивает поток слов и становится идеально сухим и едким.
Например, не могу перестать думать о том, что следующие два отрывка совсем не состарились, и пиши Федор Михалыч сейчас, это было бы про соцсети, например.
«Ипполит Кириллович был ободрен: никогда-то ему до сих пор не аплодировали! Человека столько лет не хотели слушать и вдруг возможность на всю Россию высказаться!»
«О, мы любим жить на людях и тотчас же сообщать этим людям все, даже самые инфернальные и опасные наши идеи, мы любим делиться с людьми и, неизвестно почему, тут же, сейчас же и требуем, чтоб эти люди тотчас же отвечали нам полнейшею симпатией, входили во все наши заботы и тревоги, нам поддакивали и нраву нашему не препятствовали. Не то мы озлимся и разнесем весь трактир».Читать полностью…
Продолжаю изучать историю летнего чтения и пока не могу поймать тот момент, (особенно в истории массовой литературы), когда писателю стало неприлично зарабатывать писательством на разных уровнях словесности, тем более, когда сама словесность перестала быть сферой исключительно богатых и образованных людей и стала бизнесом.
Меж тем, Луиза Мэй Олкотт, которая прославилась диатезной серией романов про маленьких женщин и их не менее маленьких мужчин, в свободное и несвободное время фигачила под псевдонимом для газет и журналов так называемые shockers, которые сейчас висели бы на каком-нибудь селфпаб-сайте с метками «очень остро» и «на грани эмоций» (метки, простите, реальные). Вот некоторые названия ее триллеров: «Тройной соблазн», «Страсть и наказание Полины», «Укрощение татарина» (Сибил, скромная английская компаньонка княжны Наденьки, укрощает ее гневливого брата по имени Alexis Demidoff, oh joy!) и т.д.
Мэри Мейпс Додж (автор «Серебряных коньков») недурно продала в журнал для взрослой аудитории автофикшен в рассказах о том, как они с мужем строили дачу, и позже писала издателю с вопросом, что он думает насчет того, если они издадут сокращенную версию сборника в дешевом варианте для летнего чтения. Известная писательница конца 19 века Мэри Вирджиния Терхьюн написала Скрибнеру о том, готова переделать свой уже частично сериализованный роман под летнюю аудиторию, она доделает его за 2 месяца, чтобы успеть к публикации в мае (письмо с предложением датировано 1 марта 1890), и пусть Скрибнер ей, пожалуйста, выдаст 600 долларов аванса, потому что она снова что-то достраивает на участке и очень деньги нужны, ‘I want a large sum of ready money’.
Другая известная писательница Мариэтта Холли работала исключительно с издателями, которые издавали книги по подписной модели (схема была похожа на краудфандинг, собрали деньги, издали, отправили книжки подписчикам, очень хорошо работало в сельской местности, куда не доезжали книготорговцы и циркулирующие библиотеки). Такие книги, как правило, должны были быть толстыми, (чтобы читатель видел, за что он заплатил) и симпатично изданными, чтобы их можно было поставить на полку в приличном доме. Innocents Abroad Марка Твена, кстати, тоже был издан по подписной модели.
А еще был такой известный автор Уильям Дин Хауэллс, который в свое время написал эссе «Литератор как бизнесмен» (‘ The Man of Letters as a Man of Business’), где он учил писателей, как торговаться за цены, как читать контракты, как правильно готовить тексты к сериализации и что, если кто-то вообще что-то хочет продать, то он должен ориентироваться на женскую аудиторию. Карьера Хауэллса длилась более шестидесяти лет, и его биограф пишет, что он каждый день садился за стол или куда там еще и не вставал, пока не напишет определенное количество слов.
Писательский блок? Не, не знаю. Гонорар дайте, пожалуйста.
И вдогонку, быстро: продолжаю, не отрываясь, слушать «Братьев Карамазовых» (в гениальном исполнении Алексея Борзунова) и добралась до глав, предшествующих допросу, в которых Митя Карамазов на истерике кутит и бросается деньгами, и так мне это все невыносимо слушать, что пока что я, пожалуй, больше всех люблю там Петра Ильича Перхотина, второстепенного геройчика, который не тратит чужого, не целует землю, не задается философскими вопросами, а просто собирался поиграть на биллиарде да отужинать, а ему и того толком сделать не дали.
Читать полностью…
Очередные #5книг, которые я каким-то образом успела прочитать.
Kun til navlen, Linea Maja Ernst (модный датский роман)
Неделя в июне, друзья съезжаются на дачу, и всюду прекрасно выписанный медовый летний свет, свежесть лесного озера, аромат деревянных половиц, запах домашнего хлеба, смятая белизна постельного белья и посреди всей этой красоты, на самой макушечке пирамиды Маслоу, сидят сытые, приятные люди и рассуждают о том, как им угрожает торжество гетеронормативности.
Tælle til en, tælle til to, Søren Sveistrup (от автора «Каштанового человечка»)
Неуловимый убийца сталкерит людей, похищает, расчленяет, знает все «слепые зоны» всех городских камер, всегда успевает всех убить, взорвать и скрыться за 30 секунд до приезда полиции, не оставив при этом нигде ни одного отпечаточка, потому что полицейские ведут расследование примерно так:
— у меня семейные проблемы, я пошел с этой вашей планерки,
— я еще и телефон выключу,
— ты хочешь сообщить мне важные подробности о деле, но делаешь это без уважения к моей травме,
— не буду вызывать подкрепление, ведь за эти 10 секунд я сам успею спасти мир,
— убийца — вот этот рандомный парень,
— или этот,
— а нет, все, я понял, кто убийца, пойду встречусь один на один, я же говорил, что я телефон выключил, да? Так вот, я еще и пистолет потерял.
Nevernight, Jay Kristoff
Чтобы отомстить за свою семью, девочка поступает в Хогвартс для ассасинов, где ее, разумеется, учат плохому, потому что волшебной палочкой, Гарри, надо иногда уметь и в глаз ткнуть.
Жанр: дырк-академия.
James, Percival Everett
Всю дорогу было чувство, что я читаю три разных книги: твеновский плутовской роман быстро сменила условно историческая актуалка, а ей на смену еще стремительнее пришел классический постмодернистский текст с мемасами вместо мимесиса. В итоге, роман, начавшийся со сложного ретеллинга, закончился гифкой с неким аналогом взрывающегося вертолета, который вез к читателю иронию, аллюзии и субверсию канона, но по пути столкнулся с непониманием.
Дебютная постановка, Александра Маринина
Удивительное чувство, конечно: Каменской уже за шестьдесят, и она наконец сделала ремонт в трешке, а ты еще помнишь, как она в девяносто пятом за Чистякова замуж выходила (и там как раз еще в загсе невесту убили).
Как говорится, никто, совсем никто и только дети девяностых такие: ребята, у нас труп, возможна ностальгия.
Временный пост. Каким-то хитрым способом, с нарочным на такси, завтра на КП довезут «Песню жаворонка» по той же самой привлекательной цене, так что если вы сегодня не успели ее купить, то завтра успеете. Закончившуюся «Дорогушу» обещали подвезти тоже, а наш хитяра «Исповедь скучной тетки» и свежайшая новинка «Три раны» уже подъехали на стенд сегодня в каком-то нормальном количестве.
Огромное спасибо всем, кто сегодня приходил покупать наши книжки. Вы такие классные!
Новость номер раз. Птичка долетела до нас!
Первая классика в нашем портфеле — «Песня жаворонка» Уиллы Кэсер🪶
Тея Кронборг обладает невероятным талантом и прекрасным голосом, но для того, чтобы девочке из бедного городка в Колорадо стать великой оперной певицей, голоса и таланта недостаточно. Цепочка случайных встреч — с сельским доктором, простым скитальцем, обедневшим учителем музыки — открывает для Теи дорогу к славе, но на этом пути ей придется пожертвовать многим, в том числе и частицей своей души.
Долго отвечала на вопрос Риты Ключак, в каком порядке читать романы Джейн Остен, и поняла, что ответ выходит слишком большой для комментария, поэтому решила перенести его сюда.
Смотрите, романы Джейн Остен необходимо читать в порядке собственного читательского и человеческого взросления, по-другому не выйдет. Это уже при перечитывании их можно читать как угодно, и все равно всякий раз откроется что-то новое, везде будет смешно, свежо и хорошо, но для первого вдумчивого подхода порядок чтения мне видится следующим:
1. «Гордость и предубеждение» и/или «Эмма». Это два самых смешных, простых и, как бы это сказать, игристых романа Остен. Это своего рода Остен 101: сюжетная, легкая и еще полная предчувствия какого-то блестящего, а главное, большого и долгого будущего.
2. «Чувство и чувствительность», напротив, один из самых мрачных романов Остен, хоть он и самый ранний, но это такая заметная история авторского взросления, когда ты сначала не очень думала о деньгах, а потом как подумала. Это по-прежнему очень понятный и очень динамичный роман, но если присмотреться, то сюжет его движет не дихотомия «выученное чувство против подлинного», а «деньги vs любовь». Каждый герой там появляется с ярлычком собственного годового дохода (и расхода), о деньгах говорят неприкрыто, не стыдясь, буквально бегущей строкой и финальное счастье невозможно без лишней тысячки фунтиков и богатых друзей.
3. «Мэнсфилд-Парк». Один из самых злых и реалистичных романов Остен, и по факту полный перевертыш «ГиП»: бедность и приживальничество быстро лишают голоса, изящная ирония может быть злой, разврат можно прикрыть деньгами, жестокость может существовать ради жестокости, главный объект любовного интереса может быть незавидным туповатым матрасиком, мистера Дарси не существует, дети.
4. «Убеждение». Осенний роман, практически предчувствие романтизма, где героине в затылок дышит морозное утро, будущее пришло и прошло, зато выстраданный идеал счастливого брака – это не прекрасные рощи Пемберли, а счастливое партнерство адмирала и адмиральши Крофт.
5. «Нортенгерское аббатство» — самый пародийный, самый метаметароман Остен, поэтому его хорошо читать последним, чтобы оценить все это смешливое признание в любви первой волне готического романтизма, с тем, как Остен играет с читателем в игру якобы из миссис Рэдклифф, «посмотри, мол, за занавесочку», а за занавесочкой пусто, гроб на колесиках не нашел твою комнату, девочка, а вот насчет приданого твоего нам все стало известно, шалость удалась.
Взялась слушать «Братьев Карамазовых» и подумала вдруг, что талант Достоевского — как, кстати, и Пушкина, и Набокова, наверное — во многом происходил от его полнейшей нестеснительности в обращении со словом. Мгновенное переключение регистров в одной фразе, разговорщина с официальщиной, сверху воскресный сюртучок, снизу могучие подштанники, и без «текущего момента» не обошлось, и без «самодурки», и языковая полиция никого не арестовала.
Рассказывали, что молодая супруга выказала при том несравненно более благородства и возвышенности, нежели Федор Павлович, который, как известно теперь, подтибрил у нее тогда же, разом, все ее денежки, до двадцати пяти тысяч, только что она их получила, так что тысячки эти с тех пор решительно как бы канули для нее в воду.
Федор Павлович мигом завел в доме целый гарем и самое забубённое пьянство, а в антрактах ездил чуть не по всей губернии и слезно жаловался всем и каждому на покинувшую его Аделаиду Ивановну, причем сообщал такие подробности, которые слишком бы стыдно было сообщать супругу о своей брачной жизни.
Наконец ему удалось открыть следы своей беглянки. Бедняжка оказалась в Петербурге, куда перебралась с своим семинаристом и где беззаветно пустилась в самую полную эмансипацию.Читать полностью…