О природе халифатизма
Часть I
Когда летом 2014-го мир узнал об аббревиатуре ИГИЛ* (ISIS – в английском варианте), исследователи, не склонные довольствоваться тезисом о «деглобализации» исламистской угрозы в связи с ликвидацией Усамы бен Ладена, вспомнили о почти столетней давности соглашении Сайкса-Пико.
Этот документ, подписанный в 1916-м Британией, Францией, Россией и Италией, определял контуры послевоенного раздела Ближнего Востока. И, что самое главное, -- не учитывал какую-либо возможность создания большого арабского государства – халифата – на землях «демонтированной» Османской империи. Хотя неформально соответствующие обещания давались арабам в обмен за их содействие в борьбе с Портой.
Однако такой поворот привел не столько к «закрытию гештальта», сколько к появлению у арабов повода для культивирования обиды на весь «глобальный Север».
И чем больше «реалии на земле» осложняли воплощение в жизнь халифатского проекта – тем радикальнее становились его сторонники.
Так появлению в 1928 году первой в своем роде сетевой исламской политической организации --«Братьев-мусульман»* -- предшествовал переход Мекки и Медины под контроль ваххабитского вождя Ибн Сауда, тем самым дезавуировавшего претензии Хашимитов (прежде патронировавших главные мусульманские святыни) на титул новых халифов.
Правда, обоюдное неприятие сионизма и марксизма в 60-70-ые обусловило сближение халифатистов с ваххабитами, когда третий саудовский король Фейсал фактически предоставил убежище активистам «Братьев-мусульман»*, а те, в свою очередь, внесли немалый вклад в становление Усамы бен Ладена.
Еще один яркий пример халифатистского оппортунизма – сотрудничество будущего «террориста №1» со спецслужбами США при проведении операций против советских войск в Афганистане.
Но оснований называть бен Ладена «американским прокси» не больше, чем объяснять его выбор партнеров следованием давнему принципу «разделяй и властвуй».
Тогда и теракт 11 сентября 2001 года выглядит не как проявление жесточайшей нелояльности по отношению к недавнему патрону, а как своеобразный гамбит.
*запрещенная в РФ террористическая организация
С лёгкой руки FT в «демонические топы» мировой прогрессивной общественности снова выходит Opus Dei.
Здесь, конечно, явственно просматривается актуально-политический план.
Появлению во влиятельной британской газете расследования о «женской эксплуатации» во влиятельной католической организации предшествовали нашумевшие заявления Франциска о путях разрешения конфликта на Украине. -- WASP-элита нанесла ответный удар в очередном спарринге с Ватиканом.
Причем, эта «обратка» примечательна своими рикошетами.
Во-первых -- из-за исторически крайне непростых взаимоотношений Opus Dei с иезуитами (к которым принадлежит нынешний римский папа).
Во-вторых – из-за католического вероисповедания нынешнего президента США.
Но есть еще и не менее любопытный концептуально-идеологический контекст, вдвойне интересный в свете разгоревшихся в российском телеграме споров о том, что такое «правильный консерватизм».
С точки зрения ценностных установок Opus Dei объединяет самых консервативных католиков. Как отмечает американский религиозный публицист Джон Аллен, среди членов организации «можно найти либертарианцев и государственников, капиталистов и сторонников правительственного вмешательства в экономику», но в вопросах допустимости абортов, однополых браков и прочих элементов «новой этики» они все едины и бескомпромиссны.
При этом, Opus Dei – сетевая структура и по происхождению, и по сути.
Вообще, вряд ли случайно она появилась в тот же год (1928), что и «Братья-мусульмане».
Для обеих организаций государственный суверенитет, мягко говоря, не является безусловной ценностью. Хотя, в отличие от масонства (так же славящегося «надгосударственностью»), они не стремятся предложить некую новую форму «общечеловеческой» гражданской религии. А, наоборот, -- конфликт между «духовным» и «светским» пытаются разрешить не за счет их взаимного обособления, или «обмирщения» первого, но за счет более активной инфильтрации первого во второе.
Даром, что в «мусульманской версии» речь идет о превращении сообщества/общины верующих в политический субъект, а в «католической» -- об активном участии нумерариев во всех сферах общественной жизни, будь то бизнес, госуправление, образование или культура.
Ранее мы уже высказывали предположение, что предыдущая и самая резонансная попытка демонизации Opus Dei (на которую, кстати, отчасти нарушая журналистские каноны, ссылаются и авторы FT) – в «Коде Да Винчи» Дэна Брауна – могла быть результатом «соцзаказа» со стороны американского deep state.
Пусть и на уровне масс-культа, но, уподобляя организацию, единственную в Католической церкви наделенную статусом персональной прелатуры, чуть ли не воплощению абсолютного зла, единственная сверхдержава, тем самым, «доказательством от противного» укрепляла свой суверенитет и моральный авторитет.
Так же показательно, что агамбеновская монография «Opus Dei. Археология службы» вышла на следующий год после событий в Ливии. Ведь, несмотря на то, что детище испанского священника Хосемарии Эскривы как таковое итальянский мыслитель упоминает лишь однажды, весь труд вполне можно считать интеллектуальной антитезой брауновской конспирологии.
Особенно, если учесть, как много внимания в своих работах Агамбен уделяет проблематике суверенитета.
Так или иначе, Opus Dei являет собой пример вполне эффективного консервативного проекта, не ассоциированного с конкретным государством (даже с Ватиканом, с учетом наличия там весьма влиятельных противников прелатуры) и тем более не отождествляемого с суверенизацией.
Это к дискуссии о том, может ли консерватор не быть охранителем.
С правами человека в оптике Opus Dei всё менее однозначно. Текст FT –лишнее тому подтверждение.
Но у нумерариев хотя бы нет иллюзий по поводу «правоустановителя». Точнее – они не станут, руководствуясь логикой момента или какими-то еще соображениями целесообразности, наделять этим функционалом кого-либо из смертных.
Чем ближе завершение выборов с предсказуемым исходом – тем активнее подготовка к «транзиту».
Пожалуй, самое яркое ее медийное проявление – двойной удар по «неомонархистам»
В МК – адресный, по Александру Дугину.
В статье Сергея Нарышкина для журнала «Разведчик» (пусть и изрядно сдобренной свойственной автору гиперлоялистской риторикой) -- в целом по сторонникам отмены легитимности в пользу идеологической целесообразности.
Допуская, что «Конституция может и должна меняться», директор СВР, тем не менее, оставляет Основной закон во главе угла российской политической системы -- «в неотступном следовании [ему] и состоит наша национальная идея».
И такой «конституционный консерватизм» едва ли отвечает устремлениям «партии Царьграда».
Версии «транзитной перегруппировки» вполне отвечают и последние «приключения принцев».
Особенно, если предположить, что Борису Ковальчуку и Дмитрию Патрушеву уготованы «топовые» посты в ключевых госкомпаниях.
Символично, кстати, что именно на старте президентских выборов Ковальчук-мл покинул «Интер РАО».
А практически за день до начала трехдневного голосования сделан «шаг назад» в весьма чувствительной для нынешнего главы Минсельхоза коллизии вокруг российских активов Danone.
Отмена их национализации невыгодна Патрушеву-младшему. Но лишь в том случае, если он и дальше будет руководить российским АПК.
Выборы-2018 стали «электоральным трамплином» для повышения пенсионного возраста.
Выборы-2024, похоже, призваны сходным образом легитимизировать окончательный отказ от плоской шкалы НДФЛ.
Оба радикальных и непопулярных фискальных решения лишь на первый взгляд могут показаться нелогичными «шараханиями», -- то «вправо», то «влево».
В неомеркантилистской картине мира вполне уживаются и сокращение (на круг) пенсионных выплат, и увеличение налоговой нагрузки на экономически активную часть населения.
Хотя, конечно же, нынешние планы по изменению ставки подоходного налога как сами по себе, так и предполагаемое финансирование за счет этих новаций триллионных социальных госвливаний, обозначенных в президентском послании, -- попытка удовлетворить тот самый «запрос на справедливость», обострению которого немало поспособствовала пенсионная реформа 2018 года.
Другое дело, что плоская шкала НДФЛ (даже в большей степени, нежели сравнительно ранние сроки выхода на пенсию для среднестатистического гражданина) долгое время была определяющим «фоновым» элементом общественного договора.
Пока все – и «верхи», и «низы» -- отдавали в «общий котел» равные доли своего дохода, призывы к установлению «демократии налогоплательщиков» казались, по меньшей мере, посягательством на основы социальной и политической стабильности.
Но если по воле чиновников части (и весьма немалой) граждан будет предписано отдавать в казну больше только потому, что их доход превышает некую (опять же произвольно установленную) планку, -- например, ₽1 млн в год, – лозунг "No taxation without representation" не представляется таким уж необоснованным.
Смею предположить, что поиск формата этого представительства будет едва ли не ключевой задачей внутриполитического администрирования в ходе следующей каденции «основного кандидата».
Подобно тому, как с некоторых пор и по сегодняшний день очень многое обусловлено удовлетворением упомянутого выше «запроса на справедливость».
Разумеется, «мобилизационно-экспроприационный» сценарий урезонивания «имущих классов» вовсе не табуирован.
Но в этом случае уместно вспомнить байку про внучку декабриста и, в принципе, задаться вопросом о перспективах развития страны.
Среди роковых неудач Николая Рыжкова – безуспешная попытка остановить антиалкогольную кампанию.
Как вспоминал сам предпоследний советский премьер, бюджет СССР потерял из-за тотальной борьбы с алкоголизмом 62 млрд руб. Что на фоне падения цен на нефть и попыток «ускорить» несырьевые отрасли за счет масштабных госвливаний было, конечно, очень болезненным ударом.
По иронии судьбы, дал старт рыжковской карьере государственного деятеля и создал предпосылки для горбачевского «сухого закона» один и тот же человек – Юрий Андропов.
Именно он в мае 1982-го написал записку на имя тогдашнего генсека Леонида Брежнева записку о необходимости «усиления борьбы с пьянством».
Андроповскими же креатурами, помимо Рыжкова, были Михаил Горбачев и Егор Лигачев, будущий главный советский идеолог и, собственно, инициатор антиалкогольной кампании.
Но еще в 1971 году, т.е. за 11 лет до того, как Андропов начал создавать аппаратно-идеологическую базу для искоренения алкоголизма, писатель Василий Белов в статье, опубликованной в «Комсомолке», констатировал: «[в борьбе] с таким страшным злом, как пьянство, вряд ли можно особо надеяться на такие, в общем-то, не делающие нам большой чести меры, как десятирублевые штрафы и печальной памяти стрижка шевелюры в медвытрезвителях».
Поэтому грех не задаться вопросом – что если реальными авторами судьбоносной для СССР инициативы были не партийные или «чекистские» боссы, а литераторы, оправдывая данный им когда-то титул «инженеров человеческих душ»?
Вопрос непраздный, особенно в свете нынешних разговоров о возможности «огосударствления литературы».
Ведь в этом случае велик риск превращения «писательского цеха» из далеко не прибыльного «хозяйствующего субъекта» в новый центр формирования повестки
https://politconservatism.ru/blogs/soyuz-spaseniya-pisatelej-ili-chem-plohi-shutki-s-inzhenerami-dush
Тандем вернулся незаметно.
Медведев дает большое программное интервью ровно за неделю до предвыборного послания Путина Федеральному собранию.
Так же, как и в начале десятых, -- игра на контрасте формулировок. Правда, на сей раз, более сдержан и дипломатичен «старший партнер». А его зам по Совбезу – наоборот, даст фору любым западным любителям крепкого словца.
Это лишний раз заставляет усомниться в медведевских заверениях, что он «каким был, таким и остался». Либо – в искренности любых его деклараций, включая нынешние.
Последнее заметно снижает шансы Медведева стать признанным фронтменом «партии ястребов». Если, конечно, они не хотят попасться на ту же «наживку», что и либералы в конце нулевых.
С другой стороны, как «жупел» для Запада, демонстрирующий, «кто, если не Путин», но без реальных рисков для Кремля (как это было, например, в случае с Пригожиным) – вполне себе вариант.
Кстати, благодаря примерно такой же «политтехнологической антиутопии», только либеральной, Путин во времена первого пришествия тандемократии сумел сплотить вокруг себя силовиков.
Интересный сюжет с кассированием «недружественных британцев» в России.
После полуторагодичного ожидания Владимир Путин разрешил Экспобанку выкупить российскую «дочку» HSBC.
И практически в тот же день стало известно об ужесточении меры пресечения (вместо домашнего ареста -- отправки в СИЗО) для Кирилла Якубовского, до 2008-го входившего в число основных акционеров Экспобанка.
Формально, его нынешний владелец Игорь Ким в 2011-м покупал этот актив у британского Barclays. Но сохранения у Экспобанка каких-либо обязательств перед Якубовским и/или его тогдашними старшими партнерами -- Павлом Масловским и Питером Хамбро – исключать нельзя.
Тем более, что Хамбро – представитель старейшей датско-британской банкирской семьи, которому вполне по силам было не только организовать сделку между Barclays и Экспобанком, но и обусловить её долгосрочной (если не пожизненной) рентой для себя и своих российских друзей.
Кстати, в 80-е Хамбро трудился в банке Mocatta & Goldsmid, чьи основатели имеют родственные связи с влиятельным сефардским кланом Кадури, участвовавшим в создании HSBC и поныне весьма привечаемым китайской партийной элитой.
Еще одна любопытная деталь – как раз летом 2022-го, когда Экспобанк договаривался о выкупе российской «дочки» HSBC, Хамбро опубликовал текст, завершавшийся довольно необычной для британской прессы фразой: «Владимир Путин и Си Цзиньпин относятся к числу тех, кто знает золотое правило: «У кого есть золото, тот и устанавливает правила»».
Влияние предвыборного фактора на ужесточение приговора Кагарлицкому, конечно, нельзя сбрасывать со счетов.
Но поскольку исход предстоящей кампании прогнозируем с вероятностью, близкой к единице, а сколько-нибудь значительный рост внутриполитической турбулентности из-за ужесточения приговора широко известному в узких кругах левому интеллектуалу – маловероятен, логичнее искать причину в том, что будет после выборов.
А именно – в формировании нового правительства и переосмысление круга его задач.
Благо консультации по данной теме уже идут.
Лишнее тому доказательство – вчерашнее совещание Путина, на котором, судя по опубликованному фрагменту, «первую обкатку» проходили идеи Максима Орешкина.
С Орешкиным ассоциируется нынешнее «переиздание» праволиберальной экономической повестки, этакой «рейганомики по-русски». Отсюда, кстати, и путинская любовь к «экономике предложения».
Но такая модель, если применять к ней известную «трилемму Кейнса» предполагает упор на «свободу» и «эффективность» за счет «справедливости».
Кагарлицкий и его сторонники ставят во главу угла последнюю.
Соответственно, изъятие из медийно-общественного самого авторитетного из ныне здравствующих российских марксистов силовики могли обосновать как условие для беспрепятственной реализации орешкинских идей.
Даром что столь жесткая нейтрализация потенциального оппонента рискует вызвать обратный эффект.
Но ведь, возможно, на это и был расчет. Ведь «силовые башни» далеко не изобилуют орешкинскими симпатизантами или единомышленниками. Особенно, если учесть, что глава правительства-2024 автоматически попадает в шорт-лист кандидатов в «преемники».
«Формула Кэмерона» претендует на то, чтобы «перезагрузить Ближний Восток».
Примерно на ту же роль совсем недавно претендовали «соглашения Авраама».
А 45 лет назад -- «Кэмп-Дэвидское соглашение», обусловившее американо-саудовский контроль над мировой «нефтяной житницей».
Неслучайно, тремя годами спустя после подписания израильско-египетского мирного договора, Эр-Рияд выкупил Aramco у американских нефтяных концернов во главе Exxon. Для сравнения – в начале 50ых шах Ирана просто национализировал местные активы Anglo-Iranian oil company, из «остатков» которой потом была создана BP.
Cлучившуюся в 1979-м исламскую революцию, конечно же, глупо рассматривать как «месть британцев». Уместнее говорить о трагической для шаха недооценке последствий как раз американо-саудовского сближения.
Но в этом контексте уместно вспомнить и «выращивание Израилем ХАМАСа», которое сейчас любят припоминать Иерусалиму.
Политики и, главное, спецслужбы еврейского государства в 70ые, действительно, вполне благосклонно относились к активности шейха Ахмеда Ясина в Газе. И создание «противовеса арафатовской ООП» -- здесь лишь один из мотивов. Смеем предположить – не ключевой.
Интересно, что практически в то же время, в Саудовской Аравии обосновался Мухаммад Кутб – брат и популяризатор идей Сейида Кутба, одного из идеологов «Братьев-мусульман», чьи работы вдохновили Ясина на создание ХАМАС.
Ими же вдохновлялся и тогдашний саудовский король Фейсал. Не это ли обстоятельство стало определяющим для Израиля? Точнее, для его стратегического союзника -- США.
Получается, теперь Британия, инвестируя в спасение ХАМАСа, до известной степени повторяет американское же «ноу-хау».
Только уже против самих США, пытаясь отобрать у них и их ключевых партнеров контроль над стратегически важным для мировой экономики регионом.
Ну или вернуть его, если вспомнить историю столетней давности.
Задержание в Москве владельца Exoil Group Карена Ванецяна – не столько «реверанс» в адрес Еревана, сколько «привет» Катару.
Летом прошлого года агротрейдер Bunge, чьи российские активы до этого перешли под контроль Ванецяна, оказался в сфере интересов Glencore.
Произошло это на фоне прекращения «зерновой сделки» и активного обсуждения ее альтернативы с участием Катара.
В свою очередь, «газовый эмират» –акционер Glencore.
С этим детищем Марка Рича сотрудничал и Ванецян – в 2012-м году его компания «Колос» продала Glencore маслоэкстракционный завод в Харьковской области.
Есть еще одно существенное отличие от ситуации почти 2-тысячилетней давности.
Сегодня у проектов «горизонтального» (имперского) доминирования нет антитезы в виде проектов «вертикального» (идейного, смыслового, концептуального) доминирования.
/channel/EbuldinSkySpez/15722
История с «хабадскими» туннелями в Нью-Йорке – яркое подтверждение того, насколько тонкая грань в иудаизме, в целом, и в хасидизме, в частности, отделяет «земное» от «небесного».
Когда в 1940-м группа любавических хасидов приобрела построенный в британском стиле особняк по адресу 770 Eastern Parkway, чтобы поселить там бежавшего от нацистов шестого лидера ХАБАДа Йосеф-Ицхака Шнеерсона, многие бруклинцы опасались, что появление такого соседа обрушит цены на местную недвижимость.
Однако вернее оказался расчет приютившего Шнеерсона Дейкоба Рутштейна, застройщика и лесопромышленного магната. По крайней мере, его Redstone Group поднялась как раз на скупке и строительстве жилья для «хабадников», массово прибывающих в Нью-Йорк вслед за своим ребе.
А когда зять и преемник Йосеф-Ицхака – Менахем-Мендл Шнеерсон, соответственно, 7-й (и последний) любавический ребе, -- превратил ХАБАД в самое известное и влиятельное еврейское движение мира, в Бруклине, наверное, не осталось домовладельцев, сожалеющих о соседстве с хасидами.
Точнее – не оставалось до последнего времени. Пока не разгорелся скандал из-за туннелей, потребовавший даже вмешательства полиции.
Причем, этот инцидент тоже имеет самое непосредственное отношение к Менахем-Мендлу Шнеерсону, которого наиболее радикальная (хотя и не доминирующая в ХАБАДе) группа последователей считает мессией, «мошиахом».
Именно они инициировали, как сами называют, «расширение» здания на 770 Eastern Parkway, где с 1941-го по 1994-й жил человек, ставший объектом их поклонения во всех смыслах этого слова.
Нельзя сказать, что раскол в ХАБАДе возник вчера. Ведь разговоры о мессианстве 7-го любавического ребе начались, как минимум, с момента его кончины.
Однако такую форму конфликт между «мошихистами» и их оппонентами принимает, наверное, впервые.
И показательно, что происходит это не только на фоне войны Израиля с ХАМАСом, которую многие наблюдатели тоже пытаются «эсхатологизировать», но и в год президентских выборов в США.
Если обострение «хабадских» распрей из-за «небесного» обернутся вполне «земными» последствиями в виде кризиса на рынке нью-йоркской недвижимости – это может стать серьезным ударом по демократам, не без оснований считающих главный мегаполис США одним из своих форпостов.
Нефтяной дисконт от Саудовской Аравии – на сегодняшний день, пожалуй, самый яркий ответ на реинкарнацию ИГИЛ.
Возвращение в игру джихадистов-халифатистов не только сделало начало 2024-го урожайным на теракты, но и создало предпосылки для тактического сближения двух соседей-недругов – Ирана и Афганистана.
Атаки ИГИЛ вынуждают аятолл и талибов пусть и на время, но забыть о религиозных, территориальных и «гидрополитических» спорах ради борьбы с общим врагом.
При этом один из наиболее вероятных побочных эффектов альянса Тегерана и Кабула – исключение обеих стран из опиумной «производственно-логистической цепочки».
Благо соответствующее афганское сырье давно стало для иранской теократии проблемой, вполне сопоставимой с «американо-израильской».
И неслучайно, еще в декабре генеральный секретарь иранского штаба по борьбе с наркотиками Искандер Монини опровергал заявления талибов о сокращении посевов мака и заявлял о серьезной угрозе, исходящей от Афганистана не только для его страны, но и для всего мира.
Но выбывание из глобального наркотрафика Ирана и Афганистана – весьма неприятная новость для Китая, явно пытающегося взять реванш за национальную катастрофу XIX века с помощью того же ресурса, который тогда Британия использовала против Поднебесной.
Тем примечательнее, что параллельно с ударами ИГИЛ возобновились военные действия в Мьянме, дружественной Китаю и уже отобравшей было у Афганистана первое место в списке производителей опиума.
Если допустить, что сокращение доходов от мировых наркопродаж и связанных с ними геополитических дивидендов достаточно критичны для Китая – вероятность если не краха, то вхождения в зону турбулентности крупнейшей экономики мира сильно повышается.
А в этом случае неизбежен и обвал цен на энергоносители.
Не такой ли сценарий пытаются предотвратить саудиты, объявляя о нефтяных скидках? Ведь больше всего дешевая нефть сейчас нужна именно Китаю.
«Пацанский нарратив -- теза или антитеза?» –пожалуй, главная (если не единственная) интрига нынешней президентской кампании.
Ставка на правоустанавливающее насилие оправдывается геополитикой и «социалкой».
Бороться с мировым гегемоном вовне и бедностью внутри крайне проблематично без «пацанства».
Благо публичные порки представителей привилегированного класса – будь то чиновники с «олигархами», «селебы» или доктора философии –вполне себе рабочий способ удовлетворения запроса на справедливость, не требующий сколько-нибудь серьезной коррекции действующей политэкономической модели. Нечто подобное происходило в конце 80ых, когда борьба со спецпайками позволяла «замылить» содержательную дискуссию о реформировании советской экономики.
Наконец, сам по себе сериал «Слово пацана», (не) случайно приуроченный к началу нового электорального цикла, вполне можно расценить и как кино-политическую отсылку к «Брату». При том, что выход второй части балабановской дилогии совпал как раз с началом первого путинского президентского срока.
Но это же обстоятельство, «приправленное» кейсом Пригожина, свидетельствует в пользу правоподдерживающего насилия. И как следствие – акцента на «антипацанской» риторике.
Иначе придётся признать, что 23 года назад ожидания, рожденные коллективным бессознательным и отчасти воплощенные тогдашними криминально-бунтарскими блокбастерами, мягко говоря, несколько разошлись с их политтехнологическим воплощением.
С другой стороны, устойчивость построенной почти за четверть «вертикали власти», обусловлена стремлением и элит (причем, не только силовых), и среднего класса избежать новых «великих потрясений». Включая и возвращение в «лихие 90ые», которые, кстати, неслучайно получили такой эпитет именно на заре путинского правления.
Найти удобоваримый баланс между «пацанством» и «антипацанством» -- задача, едва ли не более сложная, чем предложить национальную идею, одинаково приемлемую и для «красных», и для «белых».
Особенно, когда эксплуатация ресентимента – самый действенный метод увеличения числа просмотров, «лайков», голосов.
А новая опричнина – самый востребованный инструмент управления интеллектуальным классом.
WSJ сделал предновогодний подарок семье Патрушевых.
Сложно сказать, что больше способно развеять «яичные тучи» над головой Дмитрия Патрушева, как наделение его отца титулом «ликвидатор Пригожина».
Здесь уже не суть важно, насколько американские журналисты близки к истине.
Главное – любое кадровое решение, которое можно будет расценить как опалу некогда подающего большие надежды главы Минсельхоза, теперь и в России, и на Западе истолкуют как проявление неуверенности, опасения дальнейшего усиления и без того самого могущественного представителя путинского окружения.
Тем более, что гибель Пригожина в равной степени и повысила вероятность «бесшовного» перехода к новому президентскому сроку, и избавила «институциональных силовиков» от весьма серьезного политического противовеса.
При этом незыблемость патрушевских позиций –важный ресурс для Китая.
Неуспупчивость Пекина по ряду очень чувствительных для Кремля вопросов (по газовым, но не только) даёт дополнительные козыри «антикитайской партии».
И отразить её наступление без помощи нынешнего секретаря Совбеза будет крайне трудно.
Дата следующего заседания по ключевой ставке наводит на мысль о набиуллинском дембельском аккорде.
К 26 апреля все ключевые кадровые решения будут приняты, но еще «не опубличены». Вполне логичный тайминг для неформальной передачи дел.
В силу специфики послевыборного внутриполитического расклада предсказуемо нервная реакция рынков (прежде всего, -- рубля) на «снос Набиуллиной» не представляет сколько-нибудь серьезной проблемы для Кремля.
Зато идея стимулирования экономического роста как основного средства борьбы с бедностью и теперь заодно – дополнительного доказательства геополитического могущества явно не оставляет Путина.
И если жесткая денежно-кредитная политика ЦБ – главное препятствие для «нового ускорения», то финансовая «железная леди» должна уйти.
Правда, велик риск, что масштабные перестановки на Неглинной прибавят процентов не столько ВВП, сколько инфляции.
Опять же и это, возможно, не слишком критично для власти. В моменте.
Но чем сильнее будет деградировать ситуация с ценами – тем хуже социально-политические условия для «транзита».
Иными словами, сохранение за Набиуллиной поста главы ЦБ может стать косвенным подтверждением, что «транзитный сценарий» уже не относится исключительно к области политологических камланий.
Одним из главных потенциальных рисков для власти на нынешних выборах был приход на избирательные участки 18-23-летних.
Президента они выбирали первый раз в своей жизни, но деполитизированными или абсолютно лояльными их назвать нельзя.
С учетом того, что именно «электорально незрелая» молодежь составляла «костяк» протестных акций 2017 и 2019 годов.
При этом так же нельзя назвать эффективной молодежную госполитику, последние годы выражавшуюся скорее в отсечении будущих избирателей от неблагонадежных или «враждебных» инфлюенсеров, нежели в предложении действительно прорывной идеологической альтернативы.
В результате «образ будущего» теперь в большей степени ассоциируется с популярным «в пределах Садового кольца» тг-каналом, нежели с концептом, завоевавшим массы молодых людей, не желающих ограничиваться исключительно гордостью за великое прошлое.
Ставке одних и угрозе для других не суждено было реализоваться, прежде всего, из-за сравнительно небольшого числа новых избирателей.
На годы их рождения – 2001-2005 – приходится существенный демографический спад.
Собственно, введение маткапитала в 2006-м стало как раз реакцией на это падение рождаемости.
На следующих президентских выборах (допустим, они состоятся в срок, в 2030м) «омоложение электората» будет ощущаться сильнее.
Во-первых, -- из-за достижения к этому моменту «электоральной зрелости» поколением «путинского бэби-бума».
Во-вторых – из-за сокращения (по естественным, биологическим причинам) поколения советского послевоенного бэби-бума.
При этом если последнее, --в силу целого ряда факторов, включая, опять же, возрастные, -- как раз и составляет ядерный путинский электорат, то безоговорочная поддержка новыми избирателями бессменного национального лидера и/или его «преемника» менее очевидна.
Особенно, если в течение предстоящих 6 лет влияние санкций начнет перевешивать текущие «военно-экономические» бенефиты, ухудшая уровень жизни, а дальнейшее «закручивание гаек» в культурно-гуманитарной сфере еще больше сузит пространство для творческого поиска.
Отсюда весьма вероятны и радикализация, и популяризация (как раз благодаря изменению электорально-демографического расклада) запроса на перемены, ставящие под сомнение «преемственность власти».
Недопущение такого, явно неблагоприятного для Кремля, сценария актуализирует тему «транзита».
Точнее – вынуждает сдвигать его «влево», не дожидаясь завершения нынешней каденции.
И здесь триумфальные для Путина результаты нынешних выборов – скорее проблема, нежели решение.
Коль скоро Система так эффектно продемонстрировала своё умение обеспечивать феноменальный успех «главному кандидату» -- где гарантия, что замена фамилии в соответствующей графе что-либо изменит в электоральных результатах?
А тогда «преемник» будет намного меньше обязан/подвластен «предшественнику», чем Системе.
Чтобы принять возможность такого развития события, Путину придется, -- вопреки принципу, обозначенному им в интервью Дм.Киселеву, -- кому-то всё-таки поверить.
Леонид Слуцкий, вспомнил, что его партия – в том числе, и «партия гаражной экономики», и попытался заработать дополнительные голоса на «бархатном торпедировании» запланированной фискальной реформы.
Призыв лидера ЛДПР обусловить любые налоговые изменения диалогом с крупным бизнесом неизбежно приведет (в случае его реализации) к существенной корректировке (в сторону смягчения) правительственных «хотелок».
Тем показательнее молчание по этой теме Владислава Даванкова. Хотя «Новые люди» -- в анамнезе едва ли не более «предпринимательская» партия, чем ЛДПР. А многие аналитики утверждают, что именно Слуцкий – главный конкурент Даванкова в нынешней кампании.
Этот парадокс косвенно подтверждает слухи о возможном переходе Сергея Кириенко в правительство на должность вице-премьера, курирующего анонсированные в президентском послании «социальные» нацпроекты.
Ведь их успешная реализация (а следовательно и политические перспективы самого куратора) в значительной степени зависит как раз от бесперебойного (даже в условиях санкций) пополнения доходной части бюджета.
Орешкинская версия «экономики предложения» оказалась сдобрена уже совсем ненулевой вероятностью перехода к прогрессивно-регрессивной шкале НДФЛ.
Благо неизбежное следствие обещанной амнистии для «дробителей бизнеса» – выход из фискальной тени тех граждан, которые сейчас числятся малоимущими и/или безработными –потому что заняты на квазикустарных, «гаражных» производствах.
Как только они покажут свои доходы –статистика по живущим за чертой бедности станет «честной».
А значит, и обнуление НДФЛ для этой категории не будет восприниматься как содержание за счет добросовестных налогоплательщиков «нищих на майбахах».
Эгалитарные налоговые нововведения, впрочем, не предполагают исчезновение «новых крепостных».
Скорее –наоборот.
И особенно, в свете неожиданной реинкарнации патрушевской «нового дворянства».
Понятно, что «новые элиты» по Путину –далеко не то же самое, что когда-то якобы предлагал сформировать его главный силовик.
Но наличие привилегированного (пусть и абсолютно заслуженно) сословия невозможно без одновременного существования сословия податного.
Тем более в условиях санкционного дисконтирования практически всех рентных доходов бюджета.
А вот, кто окажется теперь в податном сословии, – будет понятно после анонсированной Путиным фиксации «основных налоговых параметров».
Из-за которых, с учётом всех привходящих, видимо, развернётся весьма ожесточённая борьба между «старыми элитами».
Барон умер, да здравствует барон!
В связи с кончиной Джейкоба Ротшильда главой британской ветви семейства становится Натаниэль Ротшильд.
Такой сценарий никоим образом не является неожиданным. Равно как и наступление момента соответствующего «транзита» -- в силу весьма преклонного возраста 4-го барона Ротшильда.
Однако случившееся не может не повлиять и на внешнеполитическую активность Британии (прежде всего – на ближневосточном треке), и на соотношение сил между различными ротшильдовскими «ветвями».
Барон Джейкоб был одним из казначеев леди Дианы, чей близкий друг Доди Аль-Файед – племянник по материнской линии саудовского оружейного магната Аднана Хашогги и двоюродный брат Джамала Хашогги, в убийстве которого обвиняли агентов саудовского наследного принца Мухаммеда бен Салмана.
Новоиспеченный барон Натаниэль был дружен с Сеийфом Каддафи.
Иными словами, арабские связи британских Ротшильдов никак нельзя назвать тем активом, который сегодня способен помочь Дэвиду Кэмерону в его проекте пробританской «перезагрузки» Ближнего Востока.
Однако своего племянника Натаниэля, мягко говоря, недолюбливает Дэвид де Ротшильд, глава французской ветви и теперь, после смерти барона Джейкоба, старейший представитель семейства.
Дэвид – помимо всего прочего, еще и председатель правления Всемирного еврейского конгресса (ВЕК). А его президент – Рональд Лаудер, в недавнем прошлом -- один из крупнейших спонсоров Дональда Трампа, теперь, однако, скорее тяготеющий к трамповским оппонентам.
При Лаудере и Ротшильде ВЕК стал первой еврейской организацией, открывшей офис в Ватикане, де-факто реанимируя отошедший было на второй план на фоне различных геополитических катаклизмов проект «Контрреформация 2.0».
Эта инициатива непротестантской части европейской и американской элит – в равной степени, и антитрампистская, и антибританская, но пробайденовская. И если Уайтхолл и Букингем хотят ее торпедировать – им надо всячески содействовать укреплению «осиротевшей» британской ветви Ротшильдов.
Крах «QIWI-банка» -- первый «громкий» результат очередных перестановок в банковско-надзорной «вертикали».
Как раз в начале февраля центробанковский департамент финансового мониторинга и валютного контроля вместо Ильи Ясинского возглавил Богдан Шабля.
Ясинский считался сторонником менее жесткой линии, по сравнению с той, которую проводил его предшественник Юрий Полупанов, по некоторым данным, имевший опыт работы в силовых ведомствах.
Именно с подачи Полупанова ЦБ в начале 2019-го инициировал масштабные проверки «рыночной империи» Зараха Илиева и Года Нисанова. И, возможно, усилиями последних в немалой степени был обусловлен полупановский уход с Неглинной.
Не исключено, что недавняя замена Ясинского на Шаблю во главе бывшего полупановского департамента стала попыткой своеобразного реванша.
В силу бэкграунда и специфики своего бизнеса Илиев и Нисанов, конечно, заметно усилились на фоне «адских санкций», ставки на параллельный импорт, попыток масштабировать использование «крипты» во внешнеторговых расчетах и задействовать Азербайджан в качестве «хаба».
Но именно это усиление не могло не привести к появлению мощной «анти-илиевско-нисановской партии» и в бизнес-кругах, и среди силовиков, заинтересованных как в перехвате контроля над новыми, постсанкционными финансовыми потоками, так и в изменении формирующейся политэкономической модели. Косвенное тому подтверждение – критика параллельного импорта со стороны секретаря Совбеза Николая Патрушева.
Вряд ли способствуют внутриэлитной любви к владельцам «Фудсити» и слухи о возможном переезде дружественного им Сергея Нарышкина в кресло министра иностранных дел.
Как бы там ни было, 3 из 7 московских отделений «QIWI-банка» расположены на объектах, принадлежащих Илиеву и Нисанову.
Немаловажно еще и то, что своим решением ЦБ если еще не спровоцировал банковский мини-кризис, то уже весьма взбудоражил немалую часть среднего класса, который власти явно пытаются (насколько это позволяют условия СВО и эксцессы, вроде смерти Навального) не особо беспокоить перед выборами.
Если ажиотаж вокруг QIWI не удастся быстро купировать – это неизбежно припомнят Набиуллиной при выстраивании послевыборных кадровых конфигураций.
Впрочем, кто-кто, а силовики уж точно не будут переживать из-за смены руководства ЦБ.
Когда будет написана книга о странном (почти в десадовском стиле) романе путинской России с Западом, Алексею Навальному* там должна быть посвящена отдельная глава.
Никто, будучи декларируемым «западником», не внёс такой вклад в дискредитацию образа «единственного европейца» в глазах одних, и/или в подтверждение нарратива о «недоговороспособности Запада» -- в глазах других.
И поскольку Навальный умер «не в своей постели», то и смерть его не могла не стать еще одним, самым трагическим, элементом этого паззла, вынуждая искать выгодоприобретателей как внутри Системы, так и далеко за ее пределами.
Но кто бы и на какие политтехнологические плюсы и минусы ни рассчитывал (и в итоге не получил) в моменте, -- в среднесрочной перспективе пятничное происшествие в колонии «Полярный волк» скорее не в пользу надежд и ожиданий развития России без «великих потрясений».
Оборванная речь всегда требует, чтобы ее кто-то продолжил.
Особенно, при наличии большого числа считающих эту речь своей.
А успех Навального в значительной степени обусловлен как раз тем, что создал язык тех, кто причисляет себя (оправданно или неоправданно –второй вопрос) к «новым крепостным».
Пока «создатель языка» был жив –ему можно было предъявлять претензии по поводу адекватности отображения и осмысления меняющейся действительности.
Во многом поэтому, кстати, титул «политика №2» у Навального в какой-то момент отобрал Пригожин.
Но теперь его язык стал безальтернативным.
А его прерванное высказывание –требующим завершения.
Иной вариант возможен, если:
1) в стране сократится число граждан, чувствующих себя «новыми крепостными»;
2) появится кто-то, кто даст этим людям новый язык, который они тоже сочтут своим.
Это напоминает известный анекдот про реалистичный и фантастичный сценарий.
Но неразрешенность возникшей «языковой коллизии» рискует обернуться острым приступом социальной истерии.
И он будет тем острее и разрушительнее, если совпадет по времени с реальным и уже неизбежным (на тот момент) «транзитом».
*всё ещё в реестре террористов и экстремистов
«Яндексу» уже не стать глобальным IT-игроком, а вот «новым Газпромом», -- не в смысле «национального достояния», а в смысле способности определять и обуславливать межэлитные расклады, -- вполне.
Свидетельством тому – не только стремление завершить яндексовскую «русификацию» до выборов, а значит, -- до выхода на «транзитную» финишную прямую.
Как минимум, три из обозначенных пайщиков ЗПИФ «Консорциум Первый», владельца МКАО «Яндекс», -- «Лукойл», Павел Прасс и Александр Рязанов – прямо или косвенно связаны с группой Ковальчуков-Тимченко-Кириенко.
Чуть больше года назад возможный состав консорциума, призванного кассировать Александра Воложа, выглядел кардинально иначе.
Тогда это был скорее антипод кооператива «Озеро», нежели его клон.
Альянс «старых олигархов» под патронажем Алексея Кудрина породил даже предположения о «семибанкирщине 2.0».
Благо резкий рост медийно-политических акций Евгения Пригожина не мог не заставить крупный бизнес (и отчасти Кремль) искать небанальные способы защиты политэкономического статус-кво.
И роль «Яндекса», прежде всего – возможности его платформ и агрегаторов по контролю над «самозанятой» частью «глубинного народа» (до известного времени – главного пригожинского электората), сложно переоценить.
Но сначала мятеж, а потом и гибель основателя ЧВК «Вагнер» сделали планы создания «кооператива Яндекс» сколь неактуальными, столь и более «токсичными» для власти.
А торг с авторами и продюсерами альтернативной «бизнес-модели» оказался, наоборот, более чем уместен. Как и увязывание с «Яндексом» разменов и решений по другим, чувствительным для акторов активам.
Например, среди пайщиков ЗПИФ «Консорциум Первый» не видно Владимира Потанина. Хотя он, как утверждала деловая пресса, не просто претендовал на участие в яндексовской «русификации», но даже скупал акции Yandex N.V. И именно вокруг коэффициентов обмена долей в голландской «маме» на доли в МКАО «Яндекс» и ломались главные копья последние месяцы.
Правда, параллельно, обсуждаются меры дополнительной господдержки для «Полярного лития» -- первого в России литиевого проекта, разрабатываемого потанинским «Норникелем» и «Росатомом» (по-прежнему неформально патронируемого Кириенко).
Если допустить, что Потанин предпочел «литииевую материю» -- «яндексовской идее», -- такой шаг не был бы ни фантастическим, ни безрассудным. Ни с коммерческой, ни с политической точек зрения.
Тезис «англичанка гадит» теперь в пору использовать команде Байдена.
Бывшая метрополия, похоже, решила взять реванш за дисконтирование до статуса «сателлита», и настойчиво пытается загнать бывшую колонию в «ближневосточный цугцванг».
Иначе сложно расценить последние заявления Дэвида Кэмерона об условиях признания Британией палестинского государства -- после прекращения огня, не дожидаясь официального окончания войны в Газе.
Это означает согласие Лондона на победу ХАМАСа. Даже с кэмероновской оговоркой, что его лидеры должны покинуть сектор Газа.
Как справедливо отмечает Эдвард Люттвак, отказ Израиля от полной зачистки анклава от радикальной группировки де-факто лишь укрепит позиции последней.
Против такого исхода не только израильтяне.
Саудовская Аравия тоже ставит на «дехамасизацию». Косвенное тому подтверждение – готовность Эр-Рияда для нормализации с Израилем довольствоваться лишь его обещанием решить проблему двух государств, без конкретики по форматам и срокам.
Ведь пока ХАМАС остается «системообразующим элементом» как минимум на одной из территорий, которую предполагается отдать под суверенное управление палестинских арабов, -- даже от израильских прагматиков странно ожидать каких-либо уступок.
Инсайдеры Reuters связывают такие «произраильские» шаги саудитов со стремлением до выборов подписать оборонный пакт с США.
Но победа Трампа вряд ли ухудшит отношение Вашингтона к главной «нефтяной монархии». Скорее наоборот, с учетом довольно тесных и непрекращающихся контактов Джареда Кушнера с Мухаммедом бен Салманом.
Логичнее усматривать связь новых саудовских компромиссов с турне Кэмерона по странам Ближнего Востока и Персидского залива. Буквально днями глава Форин-офиса побывал в Эр-Рияде и Бейруте, где, кстати, и сделал нашумевшее заявление – что особенно пикантно в свете той борьбы за контроль над Ливаном, которую Саудовская Аравия ведет с Ираном.
Что если Хранитель двух Святынь и его наследник опасаются такого развития событий (причем, довольно стремительного), когда против них будет уже не только «арабская улица», но и прежде «квази-вассальные» соседние режимы, поддержавшие «формулу Кэмерона»?
(продолжение здесь)
Очередной ход в логистической (пока) войне между Индией и Китаем – ирано-пакистанский обмен ракетными ударами.
При всей давности конфликта в Белуджистане сегодня наличие мятежного анклава способствует не сближению Тегерана и Исламабада (в борьбе с сепаратистами), но наоборот – к конфронтации, способной привести к появлению новой «горячей точки» в Евразии.
Основная причина – влияние «белуджийского фактора» на бесперебойную работу иранского порта Чахбехар, расположенного как раз в упомянутой провинции и призванного стать одним из ключевых хабов в МТК «Север – Юг».
Собственно, именно из-за роли Чахбехара в критически важных маршрутах для Индии администрация Трампа вывела этот порт из-под возобновленных ею в 2018 году антииранских санкций.
Но что для Индии – хорошо, для Китая – нет.
Благо, у Поднебесной совсем другой опорный хаб в регионе – пакистанский порт Гвадар.
И если усилиями ХАМАС и хуситов удалось фактически перерезать Индии коммуникации со средиземноморским побережьем Европы– то скорее рано, чем поздно в «зоне турбулентности» должны были оказаться узловые точки МТК «Север-Юг».
Трудно сказать, в какой степени удар КСИР по пакистанским базам «Армии справедливости» спровоцирован, а в какой – носил упреждающий характер.
Но де-факто эскалация из-за белуджей сейчас выгоднее Пекину, нежели Нью-Дели. Хотя бы в силу специфики расположения Чахбехара и Гвадара.
На четвертый месяц войны Израиля с ХАМАС становится уже окончательно понятно, что вовсе не освобождение палестинского народа было главной целью организаторов «Черного Шаббата».
Провоцирование еврейского государства на предельно жесткий ответ предполагало следующий ход с вмешательством «третьей силы».
Но вовсе не прямое столкновение США с Ираном должно было стать финальным актом ближневосточной драмы.
Ее авторы трудились вовсе не ради «Армагеддона».
Их цель – не разрушить мир, но значительно поменять соотношение сил в нем.
Именно поэтому в качестве второстепенного персонажа, постепенно превращающегося в первостепенного, выступили не сам Иран или его ливано-сирийские прокси, а хуситы.
Нанести сколько-нибудь ощутимый урон Израилю или, тем более, спровоцировать ядерную эскалацию йеменская шиитская группировка едва ли в состоянии.
Зато блокирование хуситами пролива между Красным и Аравийским морями, стратегически важного с точки зрения мировой логистики, не могло не заставить США прибегнуть к решительным действиям. И тем самым обусловить ухудшение своей геополитической и геоэкономической позиции в среднесрочной перспективе.
Дело в том, что второй фактический хозяин упомянутого морского коридора – Китай, чуть менее 10 лет назад построивший военную базу в Джибути.
Кстати, «неслучайная случайность» -- китайские военные обосновались на африканской стороне пролива Баб-эль-Мандеб примерно в то же самое время, когда на его евразийской стороне разгорелась гражданская война, инициированная хуситами.
При этом поддерживающие йеменских шиитских радикалов Иран и (чуть позднее) Катар сами являются крупными китайскими торговыми партнерами.
Нельзя сказать, что в Вашингтоне никогда не осознавали, какие риски несет конфликт в Йемене для США и их союзников, и какие возможности открывает перед их противниками.
Еще в сентябре 2023-го Белый дом пытался сблизить позиции Саудовской Аравии и ОАЭ по йеменскому урегулированию. Причем, за основу предполагалось взять именно более миролюбивый подход Эр-Рияда.
Этому, в итоге провалившемуся, дипломатическому треку предшествовал саммит G20 в Индии, призванный закрепить тренд на превращение последней в главный глобальный противовес Китаю.
А про важность Баб-эль-Мандеб и Красного моря для индийской торговли с Европой известно, как минимум, с I века н.э., когда Рим наладил так называемую «дорогу специй».
К слову, другой, сухопутный её маршрут, проходил через Иудею, не имевшей тогда недругов на севере.
Теперь, по мере того, как йеменская кампания для коалиции во главе с США будет превращаться из блицкрига в затяжную войну, Индия рискует либо вообще лишиться собственного «окна в Европу», оставшись исключительно с дорогостоящей «воздушной форточкой».
Либо – договариваться о «водяном (во всех смыслах этого слова) перемирии» с Китаем, явно на не слишком выгодных для себя и своего главного западного симпатизанта условиях.
Из-за подмосковного энерго-коллапса Андрей Воробьев, возможно, и не лишится поста, но скорее всего останется без важного актива.
Теперь подмосковному губернатору будет крайне сложно найти аргумент против передачи «Мособлэнерго» под контроль «Россетей».
А значит, у Московской области появится ещё один неформальный хозяин -- Виктор Медведчук.
Впрочем, вряд ли исключительно клан Шойгу-Воробьевых пострадает от превращения украинского политика в полноценного российского олигарха.
Поэтому весьма вероятно, что в Подмосковье экспансия медведчуковского зятя Андрея Рюмина и его «Россетей» остановится.
Чему, наверное, порадуется Сергей Собянин, который давно уже обороняет от «Россетей» столичную ОЭК.
Но может огорчиться Илья Трабер, который явно не прочь продать не слишком прибыльную ЛОЭСК.
«Голая вечеринка» рискует превратиться в парафраз «коробки из-под ксерокса».
Дело не в том, что нынешний скандал тоже разгорелся на фоне президентской кампании. Благо теперь для агитации за «кандидата №1» вроде бы не требуются большие объемы неучтенного «кэша».
И уж точно не вечеринка в «Мутаборе» станет причиной очередных масштабных кремлевских столоверчений (как это было в случае со знаменитой находкой коржаковской СБП).
Но как летом 1996-го, так и зимой 2023-го желающие ужесточить фискальную дисциплину получили прекрасный повод начать атаку с поражения самых заметных и резонансных целей – звёзд шоу-бизнеса.
Отсюда, конечно, не следует, что Мишустин и Егоров – основные заказчики «банкета».
Тем не менее, будет странно, если премьер и глава ФНС не воспользуются ситуацией для пополнения доходов бюджета.
Кстати, сходным образом чуть более четверти века назад поступил Чубайс, --который хотя и был причастен к тем, кто выносил «коробку», а не тем, кто их ловил, -- вскоре после выборов инициировал создание Временной чрезвычайной комиссии по укреплению налоговой и бюджетной дисциплины.
Существенная разница состоит лишь в одном – чубайсовская ВЧК и ФСНП (налоговая полиция, ныне не существующая) занимались «верхами» -- корпорациями и крупными бизнесменами. Включая одного из «носителей коробки» Сергея Лисовского.
А после добровольно-принудительной и широко освещаемой выплаты налоговых долгов устроителями и участниками «голой вечеринки» власти наконец-то смогут заняться «низами» -- «необелившимися» самозанятыми и квартирными рантье.
Пусть даже самым большим нарушением морально-этических норм со стороны этих граждан может быть разве что лишь съемка home video, да и то, опять же, для личного просмотра.
Роберт Гараев объявил о намерении написать гид по женским бандам.
После «пацанского» триумфа новой гараевской книге гарантирован читательский ажиотаж.
А гараевскому издателю – де-факто это группа «Эксмо-АСТ» Олега Новикова-- рост выручки, которому даже отказ от продаж «экстремиста Акунина» вряд ли помешает.
Вообще, новиковскими «фартом и чуйкой» грех не восхититься.
Когда летом он покупал Individuum, издавшее «Слово пацана», эту инвестицию крайне сложно было назвать перспективной.
Крайне специфичное издательство, чьи основатели в октябре 2022-го попали в реестр иноагентов, а «сестринское» Popcorn Books в январе 2023-го стало фигурантом первого дела по ЛГБТ-пропаганде. – Ставка на Жору Крыжовникова, в феврале начавшего снимать сериал на основе гараевской книги, казалась слишком неочевидной, чтобы перевесить упомянутый набор «минусов».
Если, конечно, исключить вероятность того, что Новиков не просто рассчитывал на прикуп, но знал его.
Точнее – что атака на «нескрепных» издателей изначально преследовала своей целью дисконтирование актива и соответственно – резкое увеличение маржинальности его нового владельца, когда (а не «если») очередное крыжовниковское детище «выстрелит».
Разумеется, никакая, даже самая успешная «монетизация через экранизацию» не способна сделать книгоиздание устойчиво прибыльным бизнесом.
И уж тем более – раз и навсегда решить проблему финансирования. Особенно, под проекты, не предусматривающие господдержки, и в условиях растущих процентных ставок.
Благо, у некоторых крупных банков, вроде «Сбера», есть повод, мягко говоря, не спешить с кредитованием «Эксмо» хотя бы из-за той крайне болезненной реакции, которую «пацанские откровения» вызвали в партнерском Татарстане.
Но здесь Новикову помогает еще одна «случайность».
После того, как с легкой руки пранкеров Борис Акунин фактически превратился в «запрещенного писателя», Герман Греф, еще три года назад хваливший его не столько как беллетриста, сколько как историка, оказывается в весьма щекотливом положении.
По крайней мере, при рассмотрении кредитной заявки «Эксмо-АСТ», прекратившего издавать и продавать акунинские книги еще до соответствующих заявлений СК и Росфинмониторинга, грефовские подчиненные должны быть более внимательными по отношению к заемщику.
Иначе велик риск быть заподозренными в чем-то более ужасном, нежели банальная банкирская скупость или даже подыгрывание «татарстанским элитам».
Зато в случае успешного удовлетворения своих финансовых запросов Новиков сможет и наращивать гараевские тиражи, и издавать авторов, изучающих сходные криминальные феномены в других регионах.
Чем не участие в работе с молодежью, открывающее, в том числе, и горизонты госфинансирования?
Ангольский выход из ОПЕК вполне коррелирует с провалом китайской «газовой» миссии Мишустина.
Появившиеся сразу после визита российского премьера утечки о намерении PetroChina возобновить строительство линии D центрально-азиатского газопровода – наглядное свидетельство, что «Силам Сибири» не суждено (пока?) стать для Китая тем же, чем были «потоки» для ЕС.
Ангола – такой же элемент китайской углеводородной (а значит, и геоэкономической) диверсификации и контраргумент в торге с «грандами» ОПЕК, как Туркменистан – в торге с Россией.
Тем показательнее, что глава ангольского МИДа Тете Антониу побывал в Пекине, где, в частности, подписал соглашение о содействии двусторонним инвестициям и их защите, в начале декабря – чуть ли не на следующий день после поездки Путина в ОАЭ и Саудовскую Аравию, подчеркнувшую близость Москвы скорее к главным поставщикам энергоносителей, нежели к их крупнейшему потребителю.
