6887
Всегда хочу смотреть в глаза людские, И пить вино, и женщин целовать...
Моя маленькая Бу, прежде всего — о вещах… Я дал Мане 100 р., в прошлый раз дал ей на дорогу 20 р., спроси с нее и возьми себе, что останется.
Я не склонен особенно оспаривать то, что ты пишешь. Могу сказать только одно: если это действительно правда (а в этом много правды, но есть и другие), это только усугубляет трагедию России. Есть своя страшная правда и в том, что теперь носит название «большевизма». Если бы ты видела и знала то, что я знаю, ты бы отнеслась все-таки иначе; твоя точка зрения — несколько обывательская, надо подняться выше.
Мне на днях или через некоторый промежуток времени надо идти в войска (если ты читала приказ Керенского). Я еще никаких решений не принял и не вижу ясно, а много работаю. Вчера обошел я 18 камер. Когда мозги от напряжения чуть не лопаются (кроме того, что нужно держаться определенной умственной позиции, надо еще напрягать внимание, чтобы не упустить чего-нибудь из виденного и слышанного), тогда легче, а когда отойдешь, очень не по себе: страшно одиноко, никому ничего не скажешь и не с кем посоветоваться. Не знаю, как дальше все будет, не вижу вперед.
А.
письмо Любови Блок, 28.05.1917, Петербург, 36 лет
Дорогой Корней Иванович.
На Ваше необыкновенно милое и доброе письмо я хотел ответить как следует. Но сейчас у меня ни души, ни тела нет, я болен, как не был никогда еще: жар не прекращается, и все всегда болит. Я думал о русской санатории около Москвы, но, кажется, выздороветь можно только в настоящей. То же думает и доктор. Итак, «здравствуем и посейчас» сказать уже нельзя: слопала-таки поганая, гугнивая родимая матушка Россия, как чушка своего поросенка.
В Вас еще очень много сил, но есть и в голосе, и в манере, и в отношении к внешнему миру, и даже в последнем письме — надорванная струна.
«Объективно» говоря, может быть, еще поправимся.
Ваш Ал. Блок.
письмо Чуковскому К.И., 26.05.1921, 40 лет
Милый Владимир Алексеевич.
Здесь, по обыкновению, сразу наступила полная оторванность от мира. Письма и газеты приходят два раза в неделю. Знаете что? Если бы Вы могли приехать сюда на несколько дней? Много места, жить удобно, тишина и благоухание. Вам было бы интересно и нужно, я думаю, увидать эту Россию: за 60 верст от Москвы, как за 1000: благоуханная глушь, и в земном раю — корявые, несчастные и забитые люди с допотопными понятиями, сами себя забывшие. — Если Вы можете приехать, напишите приблизительно, чтобы сюда попало к среде или субботе (почтовые дни); тогда мы пошлем за Вами лошадей. — Я «ничего не пишу и ничего не читаю» — пока. Чувствую себя еще тяжело и неловко; а скотный двор приближается к концу.
Ваш Ал. Блок.
письмо Пясту В.А., 24.05.1911, 30 лет
Живу очень тихо. Дождик идет. Отдыхаю от экзамена. Обрабатываю сад и читаю, но не пишу.
из письма Андрею Белому, 22.05.1906, 25 лет
Когда смыкаешь ты ресницы,
Твоя душа себе берет
Прекрасный образ белой птицы
И в нем взрезает глади вод.
1902
Безрадостна бывает грусть,
Как тополь, в синеву смотрящий.
О, да, я знаю наизусть
Ее туман непреходящий.
1905
День таит в себе часы
Неизведанной красы.
Душный зной, дневная лень,
Отблеск дальних деревень.
1902
Месяц вышел, солнца нет,
Лишь зари вечерний свет.
Отдаленного набата
Голос тягостный плывет,
Но душа цвела когда-то
И теперь еще цветет.
1902
Вчера я получил твое милое письмо. Все это прекрасно, что ты пишешь о своей жизни там, и то, что ты не проснулась, и то, что ты утром ходишь к Псковскому детинцу, и что обо мне думаешь (я заслужил это — представь себе, я в этом уверен, — несмотря на всю свою жизнь, более мрачную и более дикую, чем твоя). То, что ты пишешь, подтверждает мои вечные мысли о тебе. Но я тоже скажу, — что же мни притворяться? Мне страшно недостает тебя, все чаще, несмотря на то, что моя жизнь наполнена до краев (я все еще пишу тебе об этом, кажется, пятый или шестой раз). Иногда так тебя не хватает, трудно сказать, например сейчас; у меня есть тихий час, посидеть бы с тобой. Завтра опять будет очень ответственный день, я буду и во дворце и в крепости. Я вижу и слышу теперь то, чего почти никто не видит и не слышит, что немногим приходится наблюдать раз в сто лет. Я надеюсь пока удержаться здесь, хотя меня опять треплют (скучно описывать возникшую обо мне переписку). У меня очень напряжены мозг и нервы, дело мое страшно интересно, но оно действительно трудное и берет много времени и все силы. Жить так внешним образом (в смысле прислуги и пр.) я тоже мог бы здесь без тебя (не скрываю), хотя кое в чем иногда хотел бы помощи (но в пустяках, право, просто — иногда времени не хватает на пустяки). Но время такое, положение такое, что не знаешь, что завтра будет; все насыщено электричеством, и сам насыщен, и надо иногда, чтобы был рядом такой, которому веришь и которого любишь. Все это я о себе (по обыкновению, но мне суждено постоянно исходить из себя, это — натура и входит в мой план), но я все жду, чтобы совпало; и жду этого я, никогда не ошибавшийся. Господь с тобой.
А.
Из письма Любови Дмитриевне Блок, 14.05.1917, 36 лет
Тихая белая горница,
Тихой лампады лучи!
Ночь приняла, как любовница,
Все излиянья мои.
1910
Дорогой Георгий Иванович. Вчера мы с Евг. П. Ивановым шли вечером к Вам, но вдруг повернули и уехали на острова, а потом в Озерки - пьянствовать. Увидели красную зарю.
из письма Чулкову Г.И., 10.05.1906, 25 лет
Мой новый канал. О том о сём. Веду в периоды депрессивного возбуждения. Присоединяйтесь.
/channel/+Xai7nV79gzZhZjc6
Люба ходит в парижском фраке, я — в венском белом костюме и венецианской панаме. Рассматриваю людей и дома, играю с крабами и собираю раковины. Все очень тихо, лениво и отдохновительно. Хотим купаться в море. Наконец-то нет русских газет, и я не слышу и не читаю неприличных имен Союза русского народа и Милюкова, но во всех витринах читаю имена Данта, Петрарки, Рескина и Беллини. Всякий русский художник имеет право хоть на несколько лет заткнуть себе уши от всего русского и увидать свою другую родину — Европу, и Италию особенно.
Ну, пойду бродить опять. Крепко целую тебя. Напиши во Флоренцию.
из письма матери, 07.05.1909, Венеция, 28 лет
Милый папа!
Сегодня кончились мои экзамены. Спешу сообщить Вам об этом. Кончить удалось по первому разряду, получив четыре «весьма» на устных и круглое «весьма» на письменных экзаменах.
На днях поедем в Шахматово. Люба Вам кланяется.
Ваш Саша.
письмо от 05.05.1906, 25 лет
Жена моя, и ты угасла,
Жить не могла, меня любя.
Смотрю печально из-за прясла
Звериным взором на тебя.
1907
Люба, я не могу отвечать на твои интересные письма такими же из Шахматова. Мир, как всегда, удален, неизвестно, что делается в нем, а мы тихо живем с мамой и тетей. Мужики нищие и несчастные, большей частью холодный май, дни тянутся долго, пушистая собачка плачет на цепи, постройка тянется, но мало беспокоит.
Все это ты знаешь. Я брожу, занимаюсь много дописываньем старых стихов, которые мне почти все надоели; хочу скорей развязаться со II и III книгой. Почти ничего еще не чувствую. Ем массу яиц и пью молоко.
Захожу каждый день в твою комнату.
из письма жене, 27.05.1911, Шахматово, 30 лет
Моя душа — страна волшебных дум,
Потух огонь — и думы отлетели,
Огонь горит — и с новой силой ум
Меня ведет к моей далекой цели…
1899
Когда приехали, жутко было иногда от древесного оргиазма — соки так и гудели в лесах и полях. Через несколько дней леса уже перестали сквозить тишиной и стали полношумными. Теперь все они веселятся, очень заметно. Лягушки и пр. также веселятся чрезвычайно, а я болтаюсь, колеблемый ветром и несозревшими идеями по лесам с двумя краббами (таксами). Цветет все раньше, уже сирень все ветки согнула. В одной из многочисленных гроз показывался венец из косых лучей — из глаза отца, Солнце бушует ветром — это ясно на закате, сквозь синюю и душную занавеску. Говорили, будто Москва горит, — так затуманились горизонты; но это были пары и «пузыри земли», и «ветер разнес их мнимые тела, как вздох». Хорошо, но унизительно не быть одной из этих «стихий», хотя бы в том смысле, что еще не написаны ни одни «стихи».
из письма Евгению Иванову, 23.05.1905, Шахматово, 24 года
Все наше достоинство состоит в мысли — так думал Блез Паскаль, то же разделяют и в нашем сообществе.
/channel/nanothoughts – здесь мысли о творчестве и жизни писателей и философов, меткое слово из кино и литературы, тонкие наблюдения даровитых авторов. Канал с заметками из повседневности о том, каким разным может быть видение жизни.
Это место для тех, кто чувствителен к деталям и расположен к рефлексии.
Добро пожаловать.
/channel/nanothoughts
Дорогая Надежда Александровна.
Чувствую себя вправе писать Вам карандашом, в постели и самое домашнее письмо; потому что мне кажется уже после нынешней Москвы наше знакомство и наша дружба — старыми, укрепившимися.
Больше недели прошло с тех пор, как я приехал. Это время я провел дома, сначала — на розовых креслах и наконец уже в постели, с жаром, что и до сих пор продолжается. Доктор, не опровергающий ничего, что сказала Александра Юлиановна, считает, что без санатории не поправить ни душевного, ни физического состояния. Я чувствую, что он прав, хотя думать об этом, как обо всем, мне, конечно, лень. Тем не менее, может быть, следовало бы сделать последнюю в жизни попытку «поправиться» (не знаю зачем). От кого зависит попасть, например, к Габаю на июль и август! Как этого достичь?
Ваши дела гораздо серьезнее моих. Напишите мне, как Вы чувствуете себя <…> У Вас мне было хорошо, насколько только можно в таком состоянии, в каком я сейчас нахожусь.
Поверьте, что я глубоко благодарю и ценю Вашу удивительную заботливость и чуткость, доброту и мудрую мягкость Петра Семеновича. Вне атмосферы Вашего дома — в Москве хуже, чем было в прошлом году; или я не мог воспринимать ничего от болезни; все эти публичные чтения, несмотря на многое приятное, что даже до меня доходило, — были как тяжелый, трудный сон, как кошмары.
Выгоды моего положения заключаются в том, что я так никого и не видал и никуда не ходил — ни в театр, ни в заседания; вследствие этого у меня появились в голове некоторые мысли, и я даже пробую писать. Любовь Дмитриевна очень заботится обо мне. Мама живет в Луге пока благополучно. Мой телефон давно и, вероятно, надолго сломан.
Я вспоминал «Розу и Крест», еще раз проверил ее правду, сейчас верю в пьесу, при встрече с Оск. Блумом мог бы рассказать ему много. Не давал ли знать о себе Шлуглейт, не выяснилось ли чудо с Браиловским?
Книжки скоро вышлю, Сердечно приветствую обоих Вас, Любовь Дмитриевна просит кланяться. Ездите ли Вы на дачу? В своем ли уме еще серый кот?
Ваш Ал. Блок.
письмо Нолле-Коган Н.А., 20.05.1921, Петроград, 40 лет
Гроза прошла, и ветка белых роз
В окно мне дышит ароматом…
Еще трава полна прозрачных слез,
И гром вдали гремит раскатом.
май 1899
Рождение игры "Что? Где? Когда?, легендарная стыковка двух космических кораблей - «Союз» (СССР) и «Аполлон» (США), первая публикация рассказа братьев Вайнеров «Место встречи изменить нельзя».
1975 год в дневниках жителей того времени на моём новом канале Денёчек. Подписывайтесь!
@denechekk
Ты помнишь — в лодке в час заката
Я задержал на миг весло?
Какая горькая утрата!
Какое счастие прошло!
Прошло и кануло навеки…
1908
В Равенне мы были два дня. Это — глухая провинция, еще гораздо глуше, чем Венеция. Городишко спит крепко, и всюду — церкви и образа первых веков христианства. Равенна — сохранила лучше всех городов раннее искусство, переход от Рима к Византии. И я очень рад, что нас туда послал Брюсов; мы видели могилу Данта, древние саркофаги, поразительные мозаики, дворец Теодориха. В поле за Равенной — среди роз и глициний — могила Теодориха. В другую сторону древнейшая церковь, в которой при нас отрывали из-под земли мозаичный пол IV–VI века. Сыро, пахнет как в туннелях железной дороги, и всюду гробницы. Одну я отыскал под алтарем, в темном каменном подземелье, где вода стоит на полу. Свет из маленького окошка падает на нее; на ней нежно-лиловые каменные доски и нежно-зеленая плесень. И страшная тишина кругом. Удивительные латинские надписи. Флоренция — совсем столица после Равенны. Трамваи, толпа народу, свет, бичи щелкают. Я пишу из хорошего отеля, где мы уже взяли ванны. Может быть, потом переселимся подешевле, но вообще — довольно дешево все. Во Флоренции надо засесть подольше, недели на две. Мы были уже у Porta Romana и у рынка, я очень смутно помню направления только и, пожалуй, — Арно, а все остальное — ничего не напоминает. Потом поедем в Перуджию и в Рим. Я сейчас прибежал домой от грозы, но она уже прошла, и опять жарко.
из письма матери, 13.05.1909, 28 лет
Люблю я страсти легкий пламень
Средь наших мелочных забот, —
Он — как в кольце бесценный камень,
Как древа жизни дивный плод…
1912
Милый Вячеслав Иванович.
Вчера я видел во сне с необыкновенной отчетливостью смерть Вашу и Андрея Белого. Говорят, это — к жизни. Относительно Вас — до реальных чувств и лиц Ваших близких и некоторых далеких — потому что Вас окружают люди. Относительно Белого — только он, да я. Я сомневался вчера, писать ли Вам, но сегодня решил написать.
Днями здесь все яснее и проще: пью чай и ругаюсь с мужиками.. Остаться бы здесь надолго. Только по ночам еще возвращаются кошмары.
Я не совсем ясно знаю, кому пишу: кто Вы? Но люблю Вас...
из письма Иванову В.И., 09.05.1910, с. Шахматово, 29 лет
До ужаса знакомо то, что Ты пишешь о первом впечатлении о России; у меня было подобное: моросящий дождь - и стражник трусит по намокшей пашне с винтовкой за плечами; и чувство, что все города России (и столица в том числе) - одна и та же станция "Режица" (жандарм, красная фуражка и баба, старающаяся перекричать ветер). - В этих глубоких и тревожных снах мы живем, и должны постоянно вскакивать среди ночи и отгонять сны.
из письма Андрею Белому, 08.05.1911, 30 лет
Если хочешь ты лимону,
Можешь кушать апельсин.
Если любишь Антигону,
То довольствуйся, мой сын,
Этой Фёклой престарелой,
Что в стряпне понаторела.
1898
Хроники 1975 года в случайных дневниках политика, писателя, сельского учителя Ивановской обл., сотрудницы кафедры русской литературы, физика-ядерщика, жительницы села Травино, помощника генсека ЦК КПСС, священнослужителя Православной церкви в Америке, лауреата Ленинской премии и кого-то ещё, кто сохранил тот день в нашей памяти.
/channel/denechekk
Дорогой Саша,
Очень благодарен за Твое правдивое мнение обо мне. Оно показывает, насколько мы чужды друг другу. Ты утверждаешь, что все же мистические факты нас связывают; я утверждаю, что их нет и не было вовсе (то, что Ты называешь "мистикой", очевидно не то, что разумею я). Ввиду "сложности" наших отношений я ликвидирую эту сложность, прерывая с Тобой сношения (кроме случайных встреч, шапошного знакомства и пр.).
Не отвечай.
Всего хорошего*.
Борис Бугаев
БЕЛЫЙ - БЛОКУ, 03.05.1908, 27 лет
*Об отношении к Белому после получения этого письма можно судить по словам Блока в письме к жене от 24.06.1908 - "Ко многим людям у меня в душе накопилось много одинокого холода и ненависти (Мережковские, разные москвичи с г. А. Белым во главе", а также записи Блока от 26.06.1908 - "Хвала создателю! С лучшими друзьями и "покровителями" (А. Белый во главе) я внутренно разделался навек. Наконец-то! (разумею полупомешанных - А. Белый, и болтунов - Мережковские)".