7262
Костерок Книжный клуб https://t.me/bookngrill_not_only Чат https://t.me/+RuDD9t8ZNkWXrUM3 Связь @bookngrill_bot
«Невозможно создать запоминающийся журналистский или литературный текст, не экспериментируя», — как вам такой заход, а? В нашем ведь стиле.
Сегодня я вам притащил отборную мякотку. Для нас ее подготовил Сергей Лебеденко, автор крутого канала @bookngrill. На нем он часто и вкусно рассуждает об экспериментах в текстах, и сегодняшняя статья — не исключение. Она — одна из лучших на эту тему, на самом деле: здесь и расстановка всех точек над фигурой автора в тексте, и кивок в сторону Сорокина с интерактивным «Белым квадратом», и пинок Ролана Барта. Короче, друзья, подрубайтесь:
Текст как эксперимент
Все характеры у Лессинга совершают ошибки и все эволюционируют в результате решений, ими же принятых.
Князь из ветреного любовника эволюционирует в рефлексирующего человека, которому придется справляться с комплексом вины.
Интриган и карьерист Маринелли столкнулся с результатами своих многоходовочек.
Отец Эмилии Одоардо перестал быть домашним тираном и признал за домочадцами возможность нести ответственность за свои поступки. Жаль, что слишком поздно.
Эмилия из напуганной невесты превращается в ответственную молодую женщину, которая не желает пасть жертвой чужой воли.
Клубок ошибок и опрометчивых решений настолько переплетен, что конфликт постоянно напряжен — а в результате конфликта развиваются и характеры.
Напоследок — короткий диалог между графиней Орсина и Одоардо Галотти.
Орсина, в принципе, персонаж функциональный: это прежняя любовь князя, которая по-прежнему к нему неровно дышит. Лессингу нужно как-то довести ее до такого состояния, что она передаст Одоардо кинжал. И посмотрите, как с помощью драматургических средств ревность и тоска Орсины превращается в желание покарать убийцу.
Фишечка еще в том, что перед началом диалога Одоардо убежден в том, что Орсина безумна. http://telegra.ph/EHmiliya-Galotti-dialog-Odoardo-i-Orsiny-01-14
#однокурсники Мой однокурсник Ваня Тимонов читает андеграундную прозу на сходке под названием «Литбанкет». Если вы сомневались в том, что андеграунд может быть интересным — жмите треугольник
Читать полностью…
#morning_grill Утреннюю подборку выходного дня открывает интервью, которое у Евгения Водолазкина взял Павел Басинский. По ссылке — много о прошлом и нынешнем творчестве Водолазкина, а также несколько интересных мыслей о литературных тенденциях.
Убежден, что в обозримом будущем литература будет двигаться к большей глубине. Иногда ошибочно полагают, что это слово касается только пишущего. На самом деле читатель и писатель - это в значительной степени соавторы, поскольку место реализации текста - голова читателя. В девяностые годы было создано несколько по-настоящему глубоких текстов. Например, роман Владимира Шарова "Репетиции". Появись этот роман в 2010-е годы, он бы стал бестселлером (и, я надеюсь, станет).
У меня тоже есть ощущение, что литературный текст как-то преображается, но дело, скорее, не в глубине, а в расширении границ восприятия себя.
Цифровые развлекательные сервисы взяли на себя труд массового развлечения, поэтому у литературы появилась отличная возможность обдумать, что именно делает ее уникальным медиумом и как выстроить отношения с читателем теперь.
А литература может невероятно много. Достаточно вспомнить, что делает Марк Данилевский.
И это, кстати, причина, почему бумажная книга никуда не денется. Дело не в "магии бумаги", а в том, что книжная верстка позволяет вытворять такое, что экрану читалки и не снилось.
2. Елена Трускова, писатель и коуч, перевела статью Huffington Post преподавателя и писателя Тары Скурту "Пять мифов о писательстве". Если вы начинающий, то это однозначный must read. Там есть, например, такое
Когда я решила сочинить стихотворение, ничего не вышло. Точнее, я сама не позволила себе этого сделать. Я подумала: «Но ведь я ничего не знаю о правилах сочинения стихотворений». Я подумала: «Кто я такая, чтобы писать стихи? Хорея от ямба я не отличу. Наверное, нужно сперва всё выяснить». Когда у меня появился ментор и редактор, я выяснила, что писатели и поэты понятия не имеют, что именно они сейчас делают. Мы развиваемся, опираясь на опыт, мы заостряем инстинкты, мы медленно и уверенно продвигаемся к всё более приличным черновикам.
И, конечно, чем проще текст, тем он крепче.
3. Еще один важный пост с того же сайта. Автор на сей раз — Иоанна Бирду, копирайтер и писатель.
Иоанна достаточно долго боролась с тем, чтобы называть себя "писателем", потому что "писатель", как известно — это такой заезженный ярлык. Писателем, мол, может стать только рожденный с великим талантом человек, который и пишет с детства, и читает горы литературы с детства, и черновики им даются легко и без забот.
В общем, ничего нового иоанна не открывает, зато все известные нам тезисы раскладывает четко и по полочкам.
А вот и главный.
Дорогой читатель, если ты хочешь быть писателем и любишь писать, знай: врожденно талантливых людей очень, очень мало. Всем остальным нам приходится вкалывать. Прости себя за неуверенность, прими плохие дни как факт — и продолжай упрямо двигаться вперед. Единственная возможность быть писателем — писать. Читать, писать, изучать и продолжать двигаться.
Друзья, те из вас, кто просил публиковать писательские советы — вот этот лучший. Пишите и не упускайте свой шанс.
«Номинируешь меня на Нацбест?» – самый популярный вопрос января к издателям и работникам книжной индустрии.
Читать полностью…
#medium_rare На Booksriptor вышел небольшой обзор главных толстых литературных журналов https://goo.gl/xUmYCr В подборку попали не только сами журналы, но и главные публикации последних лет: внутри романы Дмитрия Данилова, Антона Понизовского, Ольги Славниковой, а также «В Советском Союзе не было аддеролла» Ольги Брейнингер.
Основная мысль: толстые журналы выполняют важную роль — находят новых талантливых авторов, в том числе тех, кто не боится экспериментировать с жанрами и стилем. Лев Данилкин в интервью Егору Аполлонову (https://goo.gl/KzJnSe) косвенно подтвердил, что эта роль критиков никуда не делась даже в нашу перегруженную инфомацией эпоху. Пока в сети критики в основном знакомят публику с новыми авторами, толстые журналы показывают, почему этот автор достоин внимания.
Самый интересный подход, конечно, у «Носорога», который принципиально не существует в сети. Получается, текст, по заветам сорокинской «Манараги», превращается в некий полусакральный носитель смыслов, арт-проект, которому слишком тесно в окружении мемов и накачанных строидами хайпа псевдоселебрити. Это интересный эксперимент, за которым обязательно стоит следить: возможно, здесь будущее художественного текста.
Я писал о том, что писатель (особенно начинающий) должен интересоваться всем, что его окружает. Потому что неизвестно, откуда появится новый сюжет или какие советы о писательском мастерстве помогут.
Поэтому, скажем, мне неинтересно постить одни советы писателей (вот недавние, кстати) или сосредоточиваться на рассказах о том, что происходит на маге (потому что в новогодние каникулы, obvious enough, не происходило ровным счетом ничего).
Но давайте узнаем, чего не хватает вам? Каких постов?
40% (2) В вашем гриль-баре хорошее меню, нам все нравится :)
🔵🔵🔵🔵🔵🔵🔵🔵
20% (1) Хотим больше обзоров на прочитанные книги
🔵🔵🔵🔵⚪️⚪️⚪️⚪️
20% (1) Хотим больше советов по писательскому ремеслу
🔵🔵🔵🔵⚪️⚪️⚪️⚪️
20% (1) Хотим больше о сюжетных схемах в разных медиумах (театр, кино, книги)
🔵🔵🔵🔵⚪️⚪️⚪️⚪️
👥 5 - всего голосов
#morning_grill С утра подъехало сразу несколько интересных ссылок для писателей и читателей. Надел фартук и нажарил для вас.
1. В телеграме и фейсбуке многие подводили итоги года (вот тут мои), не миновал этот тренд и известных писателей. "Лайвлиб" перевел интервью Entertainment Weekly со Стивеном "Вернись!" Кингом. Обсудили успехи киноадаптаций, ужаснающую экранизацию "Темной башни" и будущие проекты писателя.
Стивену уже 70, а он все еще в отличной форме.
2. Беллетрист Джиллиан Медофф написала колонку для "Литхаба" о том, как работа в корпоративном секторе помогает ей развивать писательскую карьеру.
Медофф пишет, что зарплата консультанта Deloitte в $70k в год позволяет ей без проблем снимать студию на Манхэттене, шопиться, платить налоги, путешествовать и ездить к родителям в Атланту.
У нее были гонорары и договры на покупку прав на книги для экранизации, но все это не сравнится с зарплатой.
Работа в консалтинге, говорит Медофф, позволяет ей ответственно подходить к тайм-менеджменту, не зависеть от провалов в литературной карьере (не опубликовали книгу — не покушал), чередовать развитие в двух карьерах (ее могут сократить в фирме или отказать в публикации, так что приходится развиваться и там, и там), а еще терпеливо ожидать возврата вложенных усилий.
Звучит как мечта клерка-писателя, но дьявол, как говорится, в деталях.
Во-первых, Медофф как консультант занимается тем, что переводит кадровые предписания компаний их работникам с юридического языка на человеческий. То есть занимается в общем-то литературной работой, и прямо скажем, мало консультантов занимаются именно такой деятельностью. Чаще всего это скорее цифры.
Во-вторых, неудачи Медофф появились после того, как она сама отказалась писать сценарий к фильму "Голод" (Hunger Point) по своей книге, отказалась запускать серию и занялась другими книгами. "Capital is for capital, art for art", пишет Медофф, но зачем было отказываться от сценария — по-прежнему непонятно.
Ну и наконец, работает Медофф в специфическом жанре семейной драмы. Я не очень разбираюсь в этом жанре, но возможно ли сказать в нем что-то новое? Не знаю.
В общем, колонка получилась интересная и актуальная, почитайте.
3. Есть блогеры, которые до того виртуозно освоили жанр блоговых записей, что читать их интереснее, чем некоторые рассказы.
Очень рекомендую вам подписаться в фейсбуке на Владимира Гуриева - журналиста и бывшего редактора "Компьютерры", который сейчас занимается разными крутыми проектами для "Яндекса".
Вчера Владимир написал обзор на "Дом Листьев" Марка Данилевского — шедевр экспериментальной прозы, который пробрал до костей Дмитрия Быкова.
Гуриева, впрочем, книга не напугала, зато восхитила своей конструкцией: повествование с тремя ненадежными рассказчиками так искусно закручено, что для каждого читателя выстраивается свой нарратив. И поэтому "Дом листьев", по мнению Гуриева — блестящий мастер-класс для начинающих писателей.
Тэкс, подведем итоги. Большинство активных подписчиков защищают авторов-лауреатов госпремий. Вчера один подписчик прокомментировал: одно дело просить у государства денег на финансирование чего-либо, а другое — получать награду. Что тут, собственно, такого. Если заслужил.
Ребята, все так. Я тоже клацнул второй пункт опроса. Только вот в чем проблема.
Есть режиссер, придерживающийся условно «либеральных» взглядов. Ему не особенно нравится политика государства, но он сосредоточен не на политоте, а на работе. И вот тут оказывается, что нельзя запустить крупный региональный проект без господдержки. Просто потому, что государство — самый крупный спонсор. И вот режиссер идет просить денег на проект, хотя государственная система ему не нравится. Так и получается, что государственные деньги тратятся и на ура-патриотические одноразовые поделки, и на экспериментальный театр.
Потом этот режиссер выполняет проект и, скажем, получает крупную государственную награду — как ему кажется, за прорыв в искусстве. А следом за ним ту же награду получает автор тех самых ура-патриотических поделок, и тут вот невольно призадумаешься, за что тебе награду дали — за прорывы или все-таки освоение средств бюджета.
А потом на режиссера накинется пресса за рукопожатность. «Режиссер N получает награду из рук министра, ответственного за операцию в Ираке». Сможет ли наш режиссер защититься от нападок? Увы. Награда государственная? Да. Принял? Принял. Ничего не поделаешь, придется терпеть нападки. Это, в конце концов, тоже проявление принципиальности.
Я сознательно не стал приводить пример с писателями, потому что пример с режиссером более выпуклый. Но у писателей такая проблема тоже есть.
В общем, нельзя ответить однозначно, стоит ли деятелю культуры принимать награду из рук правительства, которое его не устраивает. Можно найти много примеров и контрпримеров. По-видимому, ответ будет универсальный: главное, чтобы автор придерживался личных принципов и ответственно принимал решения, думая о последствиях.
P.S. Титул рыцаря британской короны Конан Дойл получил не за детективы о Холмсе или исторические романы. Рыцарство ему принесла «Великая бурская война: ее причины и последствия», в которой Дойл оправдывал вторжение в Южную Африку и отвечал на обвинения против империи. В частности, концентрационные лагеря, в которых в отвратительных условиях содержались бурские военнопленные, он называл «лагерями для беженцев», которые обеспечены всем необходимым.
Тем временем Катя @katrin_de_lis продолжает бомбическую подборку телеграм-каналов о культуре. Тут creme de la creme, скорее подписывайтесь
Читать полностью…
#medium_rare Писатель и госнаграды
Вопрос отношений государства и художника в России встает регулярно. Последним заметным случаем стало письмо драматурга и режиссера Ивана Вырыпаева, опубликованное минувшим летом. В нем Вырыпаев выступил в защиту Кирилла Серебренникова и призвал ненасильственными методами бороться за политические права гражданского общества. Письмо было принято неоднозначно, консенсуса так и не сложилось; а в декабре в интервью "Эсквайру" режиссер и драматург Константин Богомолов и вовсе заявил, что совершенно не против принимать награду из рук государственных деятелей: суть награды важнее конъюнктуры.
Может показаться, что это типично российская история, но оказывается, вовсе нет.
Майкл Морпурго, автор экранизированного Спилбергом романа "Боевой конь", принял рыцарский титул -- государственную награду Великобритании. Поэтому поводу автор The Guardian Джо Глэнвилл опубликовал колонку, в которой он размышляет о том, остается ли писатель независимым после того, как получил награду из рук главы государства.
Внутри неожиданное. Постмодернисты Том Стоппард и Салман Рушди спокойно стали "сэрами", что не повлияло на их политические взгляды, зато были и именитые "отказники": от титула отказались Роальд Даль ("Чарли и шоколадная фабрика"), католический философ Клайв Стейплз Льюис ("Хроники Нарнии"), Олдос Хаксли, Грэм Грин ("Тихий американец") и даже Редьярд Киплинг.
В каких-то случаях писатели отказывались от титула, ожидая получить в будущем более высокую награду, но в основном речь шла именно о политике. У. Б. Йейтс объяснял другу: "Я не хочу, чтобы обо мне говорил: "Он оставил нас ради ленточки". Алан Беннет говорил: "Да это все равно что ходить каждый день до конца жизни при полном параде", а Джеймс Баллард ("Высотка") принципиально отказывался принимать что-то из рук системы, которая, по его мнению, вообще не должна существовать. Баллард полагал, что отказ от почестей поможет поставить под сомнению всю государственную иерархию вообще -- но пока не то чтобы преуспел.
Вопрос того, насколько писатель должен придерживаться принципов в повседневной жизни, более глобален, но награды -- важная его часть. Может ли литератор считаться независимым, получив официальную награду? В конце концов, сегодня есть множество негосударственных премий, которые обеспечивают престиж авторам независимо от их политических взглядов.
И все же вопрос, по-видимому, остается открытым. Как и вопросы того, как правильно построить взаимодействие государства и гражданского общества.
#night_grill Портал «Горький» любезно напоминает, что сегодня началась святочная неделя — время между Рождеством и Крещением, неделя гаданий, колядок и темных ночей, когда нечисть выползает из потаенных нор и охотится за неосторожными путниками.
По этому случаю портал подготовил интервью с Михаилом Одесским, доктором филологических наук и автором книги «Граф Дракула: опыт описания» — о том, почему православные в средневековье считали католиков будущими вампирами и о том, как менялось восприятие вампиров в культуре.
В продолжение темы — мой хэллоуинский пост о «Дракуле» Брэма Стокера — чудесном сюжете, который, к сожалению, перестал работать как роман, но все еще может изрядно напугать.
Кстати, не надо считать, что Джойс — настолько уж неподъемный для восприятия писатель. Посмотрите, например, как «Улисса» на составляющие разбирает Джон Труби: https://goo.gl/kyL2bo
Небольшой дисклеймер.
Все вышесказанное не означает, что вы должны писать все, что взбредет в голову, без формы и без содержания. Разумеется, это не так. Разумеется, нужно помнить о читателе и придерживаться основных правил. Но надо помнить и то, что когда вы пишете — вы занимаетесь творчеством, вы делаете это, потому что не можете иначе и вам интересно что-то исследовать. И в этом как раз и проявляется эксперимент в творчестве.
#morning_grill Об "экспериментальной" литературе
Признаюсь: в отношениях с литературой я скорее "левак". Выше приводил цитату Стейнбека: если хочешь стать писателем, читать нужно много и читать нужно разное. А вообще-то это касается не только писателя, но и любого культурного человека: чем больше читаешь, тем больше начинаешь ориентироваться в культуре, которая досталась тебе в наследство (по мысли Умберто Эко).
Соответственно, любые масштабные разделения в литературе -- скорее всего, способ автора такого разделения показать, что ему нравится, а что нет. Есть разделение на "высокую" и "массовую" литературу (если взглянете на тиражи "высокого" "Лавра" Водолазкина, то поймете, почему мне смешно).
А недавно в @bagnenkotext встретил разделение на "экспериментальную" литературу и "интересную". Вот что пишет автор:
Людям нужны не экспериментальные книги. Им нужно, чтоб было интересно.
"Улисс" - первый. Джойс - практически основатель модернизма, один из авторов методики потока сознания.
Но я не встречал ни одного человека, кому "Улисс" нравился бы. Прочитать «Улисса» сегодня - это показатель интеллекта, ведь там так много аллюзий, метафор, отсылок к другой дитературе. Если на встрече книголюбов вы скажете: "Я прочитал Улисса", вас как минимум зауважают, ведь не всякий даже до конца дойдет.
Но это не та книга, к которой возвращаешься.
Мое мнение - просто пишите интересно.
Сказать, что к главному роману XX века никто не возвращается -- это сильное заявление. Мало кому из литературных героев посвящают праздники - а у Леопольда Блума есть "Блумсдэй", который собирает в Дублине тысячи человек ежегодно. (16 июня, если что)
Не та книга, которую запомнят, угу.
Но я не об этом.
Гарольд Блум в "Западном литературном каноне" пишет, что привычные нам классические произведения в свое время были настоящим переворотом в литературе: чего стоит хотя бы "Дон Кихот", который прикончил рыцарский роман и остается до сих пор уникальной книгой. Или пьесы Шекспира, который, по сути, придумал современный театр. Юрий Сапрыкин в подкасте "Читатель" сервиса Bookmate рассказывает то же самое о русской литературе: нам сейчас трудно представить себе, насколько взрывными были в свое время "Ревизор", "Война и мир", "Онегин".
И знаете, что объединяет произведения классического канона?
Да, они были экспериментальными. "Онегинская строфа" -- эксперимент. И полифонизм Достоевского -- тоже эксперимент.
Что, кстати, не мешает этим книгам быть интересными.
Все дело в том, что эксперимент -- сама суть искусства, цель творчества. Малевич и Пикассо великолепно умели писать по канону, но им не это было интересно -- им было интересно открывать новые горизонты живописи. И поэтому их до сих пор помнят и ценят.
Как и Марселя Пруста в литературе.
Выдающаяся книга и не должна быть простой. Это не "Куриный бульон историй" или очередной ширпотреб о хюгге. Ценность книги в том, что она задает читателю вопросы, которые тот потом задает обществу, реальности и самому себе. "Москву -- Петушки" или "Улисса" помнят не потому, что их просто читать.
А потому, что их невозможно игнорировать. Литература взламывает коды, бросает вызов, а без эксперимента это просто невозможно. И это касается даже авторов, скажем так, шаблонных: тот же Дэн Браун работает с актуальной тематикой и доносит ее до неискушенного читателя.
Говорить "Ну хорош экспериментировать, СЛОЖНА" -- значит уподобляться соцреалистам типа Льва Копелева, который писал о Кафке: он "противоречит всем представлениям о „полезном” искусстве — т. е. искусстве моралистическом, идеологическом, партийном, религиозном, воспитующем".
#creativewriting Свежая подборка советов Толстого и Лавкрафта от The Guardian
Возвращаясь к теме советов.
Старые подписчики знают, что я нечасто пощу ссылки с чужими советами: редко можно найти что-то оригинальное плюс, как мы помним, пригодятся эти советы в определенные моменты. Нас радует магистратура, а иногда и ребята из иностранных изданий.
Давайте сегодня покажу вам советы, собранные The Guardian, которые помогут вам открыть ваш писательский год, и пока закроем тему.
Трэвис Элбороу пишет, что по-настоящему оригинальные советы найти трудно: большинством и так прожужжали уши (вроде "Показывай, не рассказывай"). Однако некоторые советы известных писателей одновременно звучат необычно, оказываются полезными и объединяют сразу несколько мастеров.
К примеру, как вы думаете, что общего у Льва Толстого и Говарда Лавкрафта? Ответ найдете в моем переводе Десяти советов известных писателей. А еще вы узнаете, почему писателю стоит завести кота и почему Фицджеральд не любит третью часть "Ночь нежна".
Элбороу пишет, что собирает советы писателей для новой книги о писательском мастерстве. Думаю, получится интересно, ждем.
Чтобы завершить тему с creative writing, напомню про чудесный лонгрид "Essential Tips for aspiring novelists", ирландского писателя и преподавателя creative writing Колума Маккэнна. В статье Маккэнн емко, образно отвечает на основные вопросы, которые мучают начинающих писателей: как преодолеть страх белого листа, как редактировать, как завершать работу.
Статью лучше прочесть в оригинале, а для тех, кто не уверен в своем английском, я писал пересказ.
Специально для канала @stop_ilyahov объяснил, почему авторский эксперимент — лучшее, что может быть в тексте, и почему без экспермента текстовые форматы сегодня не смогут выжить.
Fuck you, Barthes — персональная авторская удача недели.
Подписывайтесь на @stop_ilyahov: ребята борются с фанатиками инфостиля и рассказывают, как создавать уникальные материалы, если вы журналист или копирайтер.
#книги_жарь Г. Э. Лессинг "Эмилия Галотти": создавая характеры
В начале января я решил, что в этом году постараюсь охватить как можно больший круг непрочитанной классики, чтобы заполнить необходимый фундамент.
Ну, главное вовремя возвращаться, как известно.
Хорошо, что программа магистратуры помогает нам это делать.
"Эмилия Галотти" — трагедия, которую Лессинг писал 15 лет, с 1757 по 1772 год. При этом она достаточно небольшая и, на первый взгляд, простая: ветреный князь Гвасталлы возжелал дочь местного военного, да вот незадача — она уже выходит замуж за молодого графа, причем как раз в день, когда князь узнает о потенциальной бесплодности своего чувства. У ослепленного страстью героя возникает план, исполнению которого должен способствовать советник князя Маринелли...
Простота оказывается обманчивой хотя бы потому, что планы героев с самого начала дают сбой, причем по вине своих героев.
План князя обманом соблазнить Эмилию срывает его же собственная неосмотрительная попытка поговорить с возлюбленной в церкви. Ну, как поговорить: князь подкрался к Эмилии сзади и стал шептать чужой невесте на ушко непристойности. Комсомолка и спортсменка в диком ужасе мчится домой, всерьез полагая, что недо-Вайнштейн мчится за ней по пятам, — она начинает путать реальность и вымысел. Рассказ Эмилия возбуждают подозрения ее родителей.
Срывается план советника Маринелли — не выполнив поручение князя отослать молодого графа подальше из города, он спровоцировал графа на скандал. Домочадцы Эмилии не обратили внимание на ссору вовремя и не предприняли должных мер предосторожности для поездки дочери в церковь — в результате на экипаж Эмилии и графа нападают подкупленные Маринелли разбойники, граф убит, а слуга Маринелли под шумок похищает невесту.
То есть план вроде бы выполнен, но никто не ожидал, что граф будет убит. В результате князь оказывается перед фактом, что он, в общем-то, убийца.
В плохом сюжете князь стал бы заламывать руки и каяться, что он станет праведником. В ином случае князь только обрадовался бы ликвидации соперника. Но Лессинг умнее этого: его князь, ужаснувшись собственной глубине падения, решает, что терять ему уже нечего. Как вычитал в канале Лизы @miles_from размышления дизайнера Олега Пащенко о грехе в христианстве:
грех — это такая штука, которая делает человека менее свободным. некоторые поступки, после того как они совершены, закрывают навсегда возможность размышлять на некоторые темы и оставаться при этом честным с самим собой. чем больше греха — тем больше в твоей собственной голове минных полей
С князем Гвасталлы примерно это и происходит: он не видит пути назад и решает заточить Эмилию под благовидным предлогом во дворце канцлера. Для этого ему надо убедить Одоардо Галотти, полковника и отца Эмилии, что дочь сопричастна убийству молодого графа. Одоардо с самого начала раскусил план князя (помните оплошность князя и неаккуратность Маринелли?), но сам сомневается: а ну как в самом деле Эмилия хотела сбежать с новым возлюбленным?
Важна и позиция Эмилии. Да, Эмилия еще не эмансипе XIX века, но у нее есть вполне самостоятельный характер: она разумом понимает ужас своего положения, но боится того, что сама станет так же ослеплена аффектом, как и князь. Дабы спасти рассудок от бессознательного, она просит отца заколоть ее — и тот, признавая за дочерью способность самостоятельно принимать решения и отвечать за свои поступки, выполняет требуемое.
Тут ожидаешь, что дело закончится кровавой баней: Одоардо прикончит товарища Саахова и Джабраила, но нет. Князь остается с ужасом смотреть на лужу крови на полу. Кровь двух людей у него на руках, и с этим придется как-то жить. Его последнее решение: отнять кинжал у отца и предотвратить еще одну смерть.
Получается интересная вещь. Освободив себя от оков "документалистики" в XVIII веке, писатели загнали себя в такой пузырь фикциональности, который в XX веке в общем-то лопнул, но, видимо, еще не совсем. Из-за этих невидимых границ некоторым кажется, будто "писателя" от просто "работника текстов" отделяют какие-то предписываемые сакральной фигуре писателя особенности вроде гениальности, умения выстраивать полностью вымышленный мир (Светлана Алексиевич разве не писатель?), умения писать каждый день.
И семантическая разница действительно есть, по крайней мере, она устоялась в культуре.
Только это не значит, что, если вы не пишете как Водолазкин или Данилкин, вы не можете называться писателем. Это не так работает.
И все же все равно есть здесь психологический барьер... с которым каждому приходится работать самому.
#лекции_жарь Как текст становится литературой?
Значится что: есть в ВШЭ такая фишка как МАГОЛЕГО. Сюжет прост: один день в неделю отводится под определенный курс из курсов на выбор. Там есть все: от психологии и истории рок-музыки до основ астрономии.
Поскольку с начитанностью классикой у меня не очень, то в качестве электива выбрал Западный canon. Его у нас ведет молодой талантливый филолог Алексей Вдовин. Будем обсуждать каноничные тексты вроде «Гамлета», «Фауста», «Постороннего», «Москву-Петушки» и даже «Зов Ктулху» (Веничка и Ктулху в одном учебном плане, обожаю гипертекст).
Вводное занятие посвятили разбору, что вообще такое литературность как категория текста и как, собственно, формируется canon.
Начну чуть издалека. На каникулах обсуждали с мамой «Фарго», и вот оказалось, что она приняла за чистую монету титр «Это реальная история» и смотрела жесть (моя мама не любит жесть) лишь потому, что была уверена в том, что происходящее действительно имело место.
Ну я посмеялся, но оказывается, в XVIII веке до Гёте читатели потребляли литературу именно так: если ты не пишешь о чем-то, что происходило на самом деле, и при этом ты не Гомер или Гесиод, то пошел вон с полки, дядя. Людям и в голову не приходило, что фикциональный текст может быть прекрасным или, как говорит Саша (привет, Саша), вкусным. Поэтому писателям приходилось предварять повествованип гигантскими телегами с подробным жизнеописанием от лица героя, чтобы читатель не дай Б-же не подумал, что перед ним вымысел.
Но чем больше развивалась проза, тем больше читатели осознавали, что книга может быть хороша и в том случае, если не рассказывает, как пастору написать продающий текст или 101 подлинная историю трубочистов Ист-Энда.
Так что времена, когда ценность литературы определялась ее подлинностью, давно прошли, и когда ваш батя возмущается, почему идиотка Каренина бросилась под поезд, вы знаете, что ему возразить.
(кстати, смешно: видел в прошлом году петицию группы юристов и экономистов на фейсбуке, которые просили литераторов писать книги ПОПРОЩЕ, потому что из-за работы они не успевают и им СЛОЖНА. Процесс пошел в обратную сторону, видимо)
Еще одна революция произошла в XX веке, когда Лавкрафт изобрел ужасы, а Толкин — фэнтези. Появились жанры.
Короче говоря, литература — явление, которое постоянно находится в развитии, а литературная эстетика — вообще изобретение XIX века.
И оттуда же — восприятие правил языка и правил стиля, образности, хотя основы закладывал еще Аристотель и Джон Труби (шутка).
Литературу также определяет развлекательная и вопросительная функции: книга развлекает читателя сюжетом и предлагает задавать вопросы (например "Зачем я это читаю?")
Вкратце, так литературность определял структуралист Цветан Тодоров.
Но тут пришел Барт-лучник и вместо того, чтобы прикончить дракона, прикончил автора, а потом заявил, цитата: "Литература — это все, что преподается, вот и все".
Fuck you, Barthes. Но я сейчас не об этом.
Нужно было как-то понять, почему какие-то вещи оказались в каноне, а какие нет. Поэтому Жерар Женетт предложил: а давайте будем определять два типа литературности: есть конститутивная литературность, которая не зависит от нашей оценки — роман или сонет так или иначе литературны; а есть ситуативная литературность, в которой литекратрность произведения зависит от контекста.
Скажем, есть стишок капитана Лебядкина из "Бесов", который страшная чушь, но это же Достоевский! Поэтому появляется ценность.
То есть сейчас литература больше работает как все искусство вообще: если автор или куратор называет произведение искусством, то это — искусство, потому что обнаружена эстетическая интенция.
И еще важный вывод: литературное произведение становится событием лишь после того, как появляется читатель. Пока у текста нет читателя, нет самого текста. Текст должен быть потребляем, чтобы существовать.
А термин "западный canon" придумал Гарольд Блум, обеспокоенный, собственно, судьбой этого канона. Я собирал о нем пост минувшей осенью.
Помните мое эссе про литературные премии как символический капитал? (оно вот тут, если что /channel/bookngrill/530)
Вот это как раз оно, только со стороны автора.
Чтобы приобрести символический капитал в более-менее традиционных околоиздательских кругах, автору либо в толстый журнал надо идти, либо в премию. Причем все равно в какую.
А издатель ищет автора, которого стоило бы номинировать так, чтобы и издательство за этот счет сделало бы себе имя.
В левой руке «Сникерс», в правой руке «Марс».
в интернетах как-то попроще все.
#creativewriting Конструирующий принцип в повествовании: case study
Большинство хочет узнавать нарративные фишки и читать больше обзоров, поэтому сегодня вечером для вас сюрприз.
Пару недель назад я рассказывал о том, что такое конструирующий принцип повествования и привел в пример "Мементо" Кристофера Нолана.
Сегодня предлагаю вам в качестве иллюстрации рассказ Дениса Банникова "Маятник" - великолепный пример того, как конструирующий принцип выстраивает содержание текста и его в форму в единую смысловую симфонию.
Замолкаю со своими объяснениями, пусть текст говорит сам. Он короткий и очень достойный.
Кстати об экспериментальной прозе. Владимир Багненко в развитие нашей полемики пишет о том, что в прорывах в литературе нет ничего плохого и он ничего не имеет против "Улисса", а свой пост он адресовал в первую очередь начинающим писателям.
Не поспоришь, начинающему постмодернистский эксперимент действительно скорее вреден.
Но!
Следует искать золотую середину. Уходить от схем и в то же время конструировать собственного идеального читателя (по мысли Умберто Эко, идеальный читатель — это такой читатель, который считает все ваши отсылочки и похлопает в ладоши). Чем менее вы экспериментируете, тем круг идеальных читателей шире. Главное — нащупать то, что вас волнует, и завернуть это в форму, которая наиболее будет соответствовать содержанию.
Так и появится эксперимент.
Ладно, довольно политоты, давайте лучше свежий #книги_жарь.
Джон Труби порывается смести Аристотеля с пьедестала, но, как и многие революционеры, не готов предложить что-то новое взамен. Его система — отличный способ проверить свой сценарий, однако в качестве чертежа проекта работает со скрипом.
За каникулы изучил систему Труби и рассказываю на «Многобукв» о том, что автору удалось, а что не очень. Enjoy
Собрала финальную подборку культурных телеграм-каналов – last but not least.
Читаем, репостим, подписываемся, становимся лучше, воспеваем искусство.
Ars longa – vita brevis!
https://snob.ru/profile/30732/blog/133139
Государственная награда -- это
46% (12) Выражение политической позиции. Соглашаясь на госнаграду, писатель выражает приверженность текущему политическому режиму. Его независимость сомнительна
🔴🔴🔴🔴🔴🔴⚪️⚪️
53% (14) Просто признание заслуг -- как и любая награда. Писатель остается независим от позиции государства и может спокойно оспаривать политические решения правительства.
🔴🔴🔴🔴🔴🔴🔴🔴
👥 26 - всего голосов
#morning_grill Я без юмора писать неспособен: Правила творчества Мартина Макдонаха
Макдонах — ирландский драматург и режиссер («Залечь на дно в Брюгге», «Человек-подушка»). Его «Три билборда на границе Эюбинга, Миссури» стал триумфатором прошедшей церемонии «Золотой глобус».
Собрал несколько мыслей Макдонаха о его творческом методе из его интервью.
1. Если действие замкнуто в одном месте и там помещается всего несколько персонажей, то будет театральная пьеса. Если есть скачки во времени, особенное пространство или пейзаж и много персонажей — значит, это фильм.
2. Я был в восторге, что мне удалась героиня. Я сам не знал, каким будет ее следующий шаг и что у нее на уме. Она бьется за правое дело, но при этом опасна для окружающих. Не будь ее — не было бы и фильма.
3. Я без юмора писать не способен. Ни одна история не может быть настолько серьезной, чтобы не пустить в себя юмор.
4. Гарольд Пинтер — мой кумир. Среди драматургов он вдохновил меня больше других. О нем часто говорят как о мрачном и суровом авторе, но мне его пьесы кажутся невероятно забавными.
5. Интересно путешествие, а не финальная его точка. Если ты смотришь фильм, чтобы выяснить, кто убийца, то тебе неинтересно его пересматривать.
6. У меня есть свое мнение обо всех важных политических событиях, но я снимаю фильмы не для того, чтобы его высказать.
7. Сюжет — вещь органическая. Дело всегда в том, что ты следуешь за персонажами и наблюдаешь, что они делают. Диалоги и действие появляются сами по себе. Я просто сиу и думаю: «Что этот человек стал бы говорить в такой ситуации?» Если текст идет хорошо, твои герои разговаривают так, как говорили бы люди в действительности.
8. Твои ценности и то, во что ты веришь, прорвутся так или иначе. Если ты садишься за текст с мыслью «вот сейчас я поговорю вот об этом и об этом», мысли становится слишком узко, ты не можешь взглянуть более широко на тему или оставаться честным со своим героями.
Взято отсюда и отсюда
Вообще иногда читаешь телеграм и думаешь: а это точно каналы о литературе?
Вот тут не любят формульную литературу и палп-фикшн, здесь не любят «экспериментальную» литературу.
А что вы хотите? Чтобы литературы не было вообще?
О, это очень легко устроить.
Достаточно, чтобы люди перестали читать хоть что-то.
Если хотите создавать действительно важную литературу, пролистайте советы известных писателей, прочитайте книги о писательском ремесле -- и забудьте.
Пробуйте. Никто не скажет за вас, что вам интересно и как вы должны писать.
Понятно, что есть вкусовые предпочтения. Кому-то не нравится Сорокин или Джеймс Джойс. Кто-то не любит Некрасова. Кого-то тошнит от Есенина, а кто-то его боготворит. Это нормально.
Вот только не надо делать вид, что ваши вкусовые предпочтения объединяют всю литературу.
Любознательному читателю как раз нравятся эксперименты, нравится ломать себя и открывать новое. Потому что литераторов, накручивающих схемы по Труби, он видел десятки. А Лоренс Стерн с "Тристрамом Шенди" такой один.
А вам разве нужен нелюбознательный читатель?
#night_grill #рождество Приближается Рождество по юлианскому календарю! Как создать теплую атмосферу праздника?
Портал "Горький" пишет о гадательных книгах в дореволюционной России и как были устроены гадания.
"Мел" подобрал шесть известных и не очень рождественских историй. Есть, например, сказка от Достоевского.
« — Пойдём ко мне на ёлку, мальчик, — прошептал над ним вдруг тихий голос.
…У Христа всегда в этот день ёлка для маленьких деточек, у которых там нет своей ёлки… — И узнал он, что мальчики эти и девочки все были всё такие же, как он, дети, но одни замёрзли ещё в своих корзинах, в которых их подкинули на лестницы к дверям петербургских чиновников, другие задохлись у чухонок, от воспитательного дома на прокормлении, третьи умерли у иссохшей груди своих матерей, во время самарского голода, четвёртые задохлись в вагонах третьего класса от смраду, и все-то они теперь здесь».
Не, ну а что вы хотели от Достоевского?
А издательство "Нева" подготовило сборник рождественских историй русских классиков: он доступен в "Лабиринте". Если хотите порадовать близких, вы знаете, какой подарок выбрать 🙂
Счастливого Рождества!
#morning_grill Рождественская автоколонна "Кока-Колы" мчится в пропасть, а значит, скоро у нас на маге длинный зимний третий модуль.
С Майей Кучерской будем разбирать писательские фишки классиков на примере "Идиота", "Дворянского гнезда", "Дамы с собачкой" и "Анны Карениной". Основное внимание сосредоточим на Достоевском и Толстом (кто бы сомневался, собственно).
Михаил Свердлов будет читать курс "Топосы европейских литератур, и это как раз тот случай, когда значение "Филология" в графе специализации вызывает неконтролируемый тоскливый вздох.
Впрочем, список чтения подобрали любопытный. Здесь есть и классики драмы вроде Лессинга и Гете, есть Ибсен (за которого как раз хотел взяться основательно), и Стендаль. Интересно, что в список попал ипохондрический Шатобриан — мне он больше знаком как публицист ("Персидские письма") и ненавистник Наполеона. Теперь пришло время познакомиться с его литературным талантом.
Stay tuned.
