Telegram-канал bookninja - Литература и жизнь: Books

Литература и жизнь

27 Aug 2024 10:57

😱 Отличный последний сезон «Настоящего детектива» (там, если не смотрели, такой «перевал Дятлова» с привкусом «Нечто» на Аляске) вкупе с неиссякающими новостями с пылающего Ближнего Востока сделали своё дело — отложил все книги и сел перечитывать «Союз еврейских полисменов».

Решил в этот раз взяться за оригинал — и, ой-вэй, какой же у Шейбона восхитительный слог, будто Исаак Бабель с Реймондом Чандлером воплотились в одном человеке. Неудивительно, что даже в приличном вроде бы переводе Калявиной этот ритм сильно покорёжен:

He has the memory of a convict, the balls of a fireman, and the eyesight of a housebreaker. When there is crime to fight, Landsman tears around Sitka like a man with his pant leg caught on a rocket. It’s like there’s a film score playing behind him, heavy on the castanets.

У Ландсмана память арестанта, отвага подрывника, а глаз остр, как у взломщика. Случись где преступление, он рыскает по городу, будто у него ракета в штанине. А за кадром словно звучит этакая бравая музычка, да с кастаньетами.

Впрочем, это хоть и косоватый, но всё же перевод. А вот то, что сделал с романом в 2008 году Юрий Балаян — это просто убийство. Просто ради интереса — один из первых абзацев, строчка за строчкой:

«I sleep,” Landsman says.

— Я и сейчас сплю! — ворчит Ландсман…

Однажды русский переводчик не нашёл замену слову «сказал», и у него отвалился словарь синонимов.

He picks up the shot glass that he is currently dating, a souvenir of the World’s Fair of 1977.

…и сгребает свой фирменный стопарик, сувенир Всемирной выставки 1977 года.

Нуарное «the shot glass that he is currently dating» превращается в банальное «фирменный стопарик». У Калявиной «он берет сувенирную стопку, свою теперешнюю подругу жизни» — многословно и не так атмосферно, но хотя бы точно по смыслу.

“It’s just I do it in my underpants and shirt.”

— В рубахе и без штанов сплю, как всегда.

Хм. А тут почти нет проблем — разве что появилось откуда-то «как всегда». Но ведь это не большой грех, правда?

He lifts the glass and toasts the thirty years gone since the Sitka World’s Fair.

Как всегда, он поднимает стопку в честь тридцатилетия Всемирной выставки в Ситке.

Опять это «как всегда» — видимо, переводчик решил, что оригинальный текст недостаточно поэтичен и надо бы добавить рифмы. Ну ладно. Наверняка дальше всё тоже будет пристойно, и никакой отсебятины он не допустит.

A pinnacle of Jewish civilization in the north, people say, and who is he to argue?

О, Ситка! Северная жемчужина еврейской цивилизации!.. Ладно, ладно, кто бы спорил…

Дательный — Мыши, винительный — Мышь, звательный — О Мышь! Не очень ясно, зачем переводчик решил потрудиться и собрать из тех же слов несколько новых предложений

Meyer Landsman was fourteen that summer, and just discovering the glories of Jewish women, for whom 1977 must have been some kind of a pinnacle.

Меир Ландсман, тогда еще четырнадцатилетний пацан, в то время пялил глаза на жемчужины дамских зубов и на иные цепляющие взгляд отроги женских организмов, в изобилии расцветавших, созревавших и плодоносивших в этой жемчужине цивилизации…

Эм.
Юрий Александрович, вы в порядке?
Я ещё могу представить, каким образом just discovering превратилось в «пялил глаза», но что за зубы и отроги(!)? Вы точно не хотите поговорить с терапевтом о вашей зацикленности на расцветании, созревании и плодоношении?

“Sitting up in a chair.”

— Как обычно, в этом вашем грёбаном кресле ушастом.

Разобравшись с чувствами к отрогам еврейских женщин, переводчик начал сводить счёты с ушастыми (?) креслами.

He drains the glass.

Он переносит содержимое стопки в рот, отправляет далее по назначению.

Боромир улыбнулся.

“Wearing a sholem.”

Как обычно, с револьвером в обнимку.

«Как всегда»: возвращение. Кстати, какой револьвер? Действие романа происходит в нулевые, а главный герой — детектив, а не ценитель антикварного огнестрела