Ненастоящий Чехов!
Ну, как Вы себя чувствуете? Пахнет ли от Вас водочкой?
Что касается нас, то мы весьма сожалеем, что не остались вечером в саду и не видели твоего представления с фокусником. Говорят, что твоё вмешательство имело результаты поразительные: и публика была одурачена, и фокусник был осчастливлен. До сих пор вся усадьба хохочет, вспоминая, как ты разговаривал с ним. Если бы ты не пересолил вначале, то всё было бы великолепно, и дамы не потащили бы меня из сада.
Я никак не пойму: что рассердило тебя и заставило ехать на вокзал в 2 часа? Помню, что ты злился и на меня и на Николку... На меня, главным образом, за то, что я оторвал угол у конверта, в к-ром находилось письмо к Елене Михайловне. Я порвал угол, потому что считал это письмо юмористическим и не предполагал, что ты можешь писать Елене Михайловне о чём-либо важном... Так как это письмо было написано тобою в пьяном виде, то я не послал его по адресу, а изорвал. Если это тебе не нравится, то напиши ей другое, хотя, полагаю, писать ей решительно не о чем.
Впечатление на всю усадьбу ты произвеёл самое хорошее, и все, в особенности девицы, боятся, что тебе дача не понравилась и что ты уехал с нехорошим чувством. Елена Мих. считает тебя человеком необыкновенным, в чём я не разуверяю её. Все кланяются тебе и просят извинения... За что? Уезжая, ты сказал Егору Михайловичу (Жоржу):
— Скажите, что я доволен только вами и Иваненкой, все же остальные и проч...
Я заранее извинил их от твоего имени, не дожидаясь твоего позволения.
Напрасно ты уехал, напрасно злился и напрасно сидел на вокзале 2 часа... Глупо также сделаешь, если не приедешь к нам ещё раз в августе или в начале сентября. Если приедешь, то дорожные расходы пополам, только не злись попусту и не ругай Николку, к-рый имел в ту ночь очень беспомощный вид. Мне сдается, что вместе с тобою уезжала для него и надежда уехать в скором времени из Сумского уезда.
У меня муть в голове. Пишу почти машинально. Будь здрав и пиши.
Настоящий.
Марья тебе кланяется. Она сердится на себя, что не осталась поглядеть магнетический сеанс.
Высылай гонорар. 174 руб.
📩 Ал. П. Чехову
🗓 10 июня 1888 г.
📍 Сумы
Многоуважаемая Софья Павловна, будьте добры, передайте Ольге Михайловне (если она дома), что накануне отъезда из Ялты я писал ей, что я здесь, в Москве, долго ждал ответа и ответа не получил. Теперь думаю, что письмо моё не получено. До 20 июня я буду в Москве — Неглинный пр., д. Гонецкой, потом уеду на Волгу, потом опять в Москве. Жена моя больна, уезжает во Франценсбад.
Желаю всего хорошего. Напишите или телеграфируйте. Уважающий Вас
А. Чехов.
📩 С. П. Бонье
🗓 8 июня 1902 г.
📍 Москва
Многоуважаемая
Наталия Михайловна!
А. И. Иваненко пишет, что он передал Вам наше приглашение и что будто бы Вы ему не поверили. Как же теперь быть? Какого же ещё более красноречивого посланника отправить к Вам, чтобы Вы поверили? Просим, умоляем Вас приехать. Место у нас скучное, не живописное, у нас «только болото и сруб», но всё же у нас есть леса, каких у Вас нет; у нас очаровательная погода, до сих пор ещё поют в саду соловьи и уже много грибов. Уже и не знаю, право, чем расположить Вас в нашу пользу; если Вас не трогают ни леса, ни грибы, то вообразите радость, какую доставит всем нам Ваш приезд, — и это одно, быть может, тронет Вас, и Вы благосклоннее отнесётесь к нашей просьбе. Мы будем ждать Вас всё лето. Маша теперь в Звенигороде, занимается там живописью, но около 20 июня она будет уже дома. Если бы Вы приехали в июне, то это было бы очень хорошо.
Иваненко пишет, что он купил для меня челн, что челн стоит 14 руб., ящик 4 р. и доставка до Лопасни 10 р., что в итоге составит (принимая во внимание, что челн покупал сам Иваненко, а отправлять по железной дороге будет его брат по глыбянскому тарифу) — 50 или даже 100 руб. Это немножко дорого, и я согласился бы дать отступного, чтобы потом не попрекать Иваненко всю зиму.
Как Вы поживаете? Что у Вас нового? У нас всё по-старому. Много дела, много хлопот и много разговоров и очень мало денег.
Итак, позвольте ждать Вас. Будьте здоровы! Желаю Вам всего хорошего и низко кланяюсь Вам и всем Вашим. Не забывайте нас грешных.
Ваш А. Чехов.
6/VI.
Прилагаемый документ будьте добры передайте А. И. Иваненко — через брата или как найдёте удобнее.
📩 Н. М. Линтварёвой
🗓 6 июня 1898 г.
📍 Мелихово
Дорогой Михаил Осипович, здравствуйте! Вы путешествуете? Очень рад за Вас и завидую. Правда, Вы в конце концов утомитесь, соскучитесь, но зато потом, когда вернётесь в свою любезную северную Пальмиру, где так мокро, холодно и темно, — когда вернётесь, то будет о чём вспомнить. Радуюсь и за Яшу. Вы путешествуете, Вы в эмпиреях, а я сижу у себя в любезном Мелихове, зябну и неистово читаю корректуру, которую целыми пудами присылает мне Маркс. Редактируя всё то, что я до сих пор написал, я выбросил 200 рассказов и всё не беллетристическое, и всё же осталось более 200 печатных листов — и выйдет таким образом 12–13 томов. Всё, что составляло до сих пор содержимое сборников, Вам известных, утонет совершенно в массе материала, неведомого миру. Когда я собрал всю эту массу, то только руками развёл от изумления.
Сестра хочет продать Мелихово и уже послала объявление в газеты, но едва ли удастся продать его раньше осени или даже зимы. В июле я поеду в Крым, но в августе вернусь и буду жить в России до глубокой осени.
В пушкинских праздниках я не участвовал. Во-первых, нет фрака, и во-вторых, я очень боюсь речей. Как только кто за юбилейным обедом начинает говорить речь, я становлюсь несчастным, и меня тянет под стол. В этих речах, особенно московских, много сознательной лжи, к тому же они некрасиво говорятся. В Москве 26 мая и после шли дожди, было холодно, праздники не удались, но говорилось много. И говорили, конечно, не литераторы, а одни только промышленники (литературные прасолы). Из всех, кого я в это время встречал в Москве, симпатичным мне показался только один Гольцев.
В лесах появились грибы. Цветут ландыши. Вчера получил из Петербурга телеграмму: «погода гнусная».
Большое Вам спасибо за письмо, не забывайте меня и впредь. Лидии Ивановне и Яше сердечный привет и поклон; желаю им всего хорошего. Мать и сестра благодарят за память и кланяются.
Крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
📩 Michel Menchikoff post. rest. Genève Suisse
🗓 4 июня 1899 г.
📍 Мелихово
Вот уже 2-е июня, а рогож всё нет. Написал Егору, подожду ещё немного — и потом придётся писать Юкину, чтобы выслал наложен. платежом. Получил ли моё заказное письмо с чеком? Был ли на постройке? Напиши всё поподробнее.
Вчера лупил дождь, сегодня чудесная тёплая погода. Первый хороший день за всё лето. Решил ли ванный вопрос? Виделся ли с Н. И. Баландиным?
Повидайся с И. А. Синани и поблагодари его за письмо и за хлопоты. Я ему очень обязан. Его сына Абрашу поздравь с окончанием курса.
Нового ничего нет. Все здоровы. Соне и Володе привет. Если увидишь Альтшуллера, то скажи, что скоро я ему буду писать. Будь здрав и благополучен.
Твой Antoine.
📩 Ялта. Ивану Павловичу Чехову
🗓 2 июня 1899 г.
📍 Мелихово
Многоуважаемый Иван Митрофанович! Я смотрел мост на Люторке. На починку пойдёт (по убеждению сведущих людей) 10 штук горбылей по 8 арш., 3 дерева по 8 арш., 3 воза хвороста и 2 землекопа. Быть может, понадобится камень в неопределённом количестве. Так как, судя по сему, починка моста обойдётся дороже, чем я предполагал раньше, т. е. дороже 5–10 руб., то я не решусь взяться за починку, прежде чем не получу разрешение от Василия Егоровича произвести расходы, которые превысят вышеписанную цифру рублей почти втрое. Будьте добры поговорить с Василием Егоровичем и с Сергеем Ивановичем и прислать мне ответ по возможности скорей. Адрес мой: Москва, «Дрезден», № 8. Если я сам не поеду домой вскорости, то распоряжусь насчёт моста письменно.
На сих днях пришлю пьесу для ремингтона. Попросите г. Б. напечатать эту пьесу в одном экземпляре и прислать мне заказною бандеролью в Лопасню. Пьеса называется так: «Женщины».
Простите, что опять беспокою Вас.
Желаю Вам всего хорошего и остаюсь искренно Вас уважающий
А. Чехов.
В Вашем письме благоволите назвать по имени и отчеству Вашего заведующего ремингтоном, который будет печатать пьесу. Плата с акта 1 р. 25 к. Всех актов четыре. Плата установлена обычаем и одинакова для всяких актов, больших и малых.
Впрочем, адресуйте письма не в «Дрезден», а в магазин «Нового времени», Неглинный проезд. На конверте: г. Серпухов.
📩 Его высокоблагородию
Ивану Митрофановичу Серикову, В Земской управе.
🗓 31 мая 1896 г.
📍 Москва
Милый Алексей Максимович, я чёрт знает где, на Пьяном Бору и буду сидеть здесь до 5 часов утра, а теперь только полдень!! Долгополов взял билеты до Пьяного Бора, между тем нужно было брать только до Казани и здесь пересаживаться на пароход, идущий в Уфу. Сижу на пристани, в толпе, рядом кашляет на пол чахоточный, идёт дождь — одним словом, этого я Долгополову никогда не прощу.
Напишите же мне в Аксёново, как Ваши дела, как чувствует себя Екатерина Павловна.
Моя супружница шлёт Вам привет и низко кланяется.
Сидеть здесь, в Пьяном Бору — о, это ужасно, это похоже на моё путешествие по Сибири... Днём ещё ничего, а каково-то будет ночью!
Ваш А. Чехов.
📩 А. М. Пешкову (М. Горькому)
🗓 28 мая 1901 г.
📍 Пьяный Бор
Многоуважаемый Иван Иванович, спасибо Вам за книги. Чужие сочинения принимаю с великою благодарностью, со своими же — не знаю, что делать. Так называемые «авторские экземпляры» всегда приводят меня в уныние.
Одолели дожди.
Желаю Вам всего благ.
Ваш А. Чехов.
📩 Москва. Зубово, д. Нюниной.
Ивану Ивановичу Горбунову
🗓 26 мая 1894 г.
📍 Мелихово
Я за границу не поеду, буду жить на даче. Мой адрес: Нара, Брянск ж д. А для телеграмм просто: Нара.
Желаю всего хорошего.
А. Чехов.
📩 П. Ф. Иорданову
🗓 24 мая 1903 г.
📍 Москва
Милая Маша, я всё ещё в постели, ни разу не одевался, не выходил, и всё в том же положении, в каком был, когда ты уезжала. Третьего дня ни с того ни с сего меня хватил плеврит, теперь всё благополучно. Как бы там ни было, на 2-е июня заказаны билеты, мы уезжаем в Берлин, потом в Шварцвальд. Дышать я стал лучше, одышка уже слабее. Доктором своим я доволен. Теперь у меня уже не бывает поносов, и такого удобства я не испытывал чуть ли не с 25 лет. Таубе отрицает совершенно согревающие компрессы из воды, он находит их вредными. У меня на боку лежал компресс из спирта (тряпка мочится в спирту, выжимается и кладётся на больное место, как водяной компресс, с клеенкой и проч.).
Приходил вчера Ваня. Он поедет в Ялту, но понять нельзя, когда поедет. Он старается, чтобы его не понимали.
Займись, пожалуйста, ватерклозетной ямой. Прикажи выкачать её (поливка фруктовых деревьев) и сделай покрышку из рельсов и цемента. Поговори с Бабакаем; и скажи Арсению, чтобы он держался подальше от ямы, не провалился бы.
Приходил вчера Гольцев, в подпитии. Говорит, что замучился, что устал, что едет отдыхать и проч. Фигура весьма не новая.
Заграничный адрес пришлю.
Поклонись Мамаше и будь здорова. Через 2–3 дня опять буду писать. Целую тебя.
Твой А.
📩 Ялта. Марии Павловне Чеховой
🗓 22 мая 1904 г.
📍 Москва
Милый Виктор Александрович, я жажду тебя видеть. Будь добр, черкни, в какие дни ты бываешь в редакции.
Что нового? Как поживаешь? Как здоровье?
Твой А. Чехов.
📩 Москва. Виктору Александровичу Гольцеву. Брюсовский пер., д. Вельтищевой, в редакции «Русской мысли»
🗓 21 мая 1898 г.
📍 Мелихово
Милая Маша, здоровье моё поправляется, но всё же с постели меня ещё не спускают, я лежу от утра до вечера и готов реветь от скуки. Температура нормальная, расстройств не бывает, ем то же самое, что и при тебе ел; прибавили только котлету из филе и желе из черники. Очень хочется кофе.
Газеты и журналы, все без исключения, прикажи складывать у меня на столе, что рядом с большим столом. Погода прохладная. Как только будет тёплый день, поеду проехаться — так прописал мне герр доктор. Сегодня был у меня Сытин. Вчера был Маклаков.
Нового ничего нет. Интересных писем не получаю. За границу поедем, вероятно, 1-го июня — так говорим по крайней мере.
Привет мамаше. Передай Софье Павловне, что письмо от неё я получил, шлю ей за Бородулина большое спасибо и буду ждать продолжения. Бабушке, Арсению и Насте поклон.
Будь здорова и благополучна. Тебя очень качало на пароходе? Ведь была буря.
Скажи Жоржу, чтобы он написал мне. Доволен ли он мылом.
Целую тебя и желаю всего самого лучшего.
Твой А.
📩 Ялта. М. П. Чеховой
🗓 19 мая 1904 г.
📍 Москва
Покорнейше прошу выдать 2 экз. книги моей «Остров Сахалин» и записать в мой счёт.
А. Чехов.
📩 В книжный магазин «Русской мысли»
🗓 18 мая 1899 г.
📍 Мелихово
<…> Проходит час, другой, третий... Наступает полдень, потом вечер... Аллах керим, сколько чаю я выпил, сколько хлеба съел, сколько мыслей передумал! А как много я спал! Наступает ночь, а лодки всё нет... Наступает раннее утро... Наконец в 9 часов возвращается работник. Слава небесам, плывём! И как хорошо плывём! Тихо в воздухе, гребцы хорошие, острова красивые... Вода захватила людей и скот врасплох, и я вижу, как бабы плывут в лодках на острова доить коров. А коровы тощие, унылые... По случаю холодов совсем нет корму. Плыл я 12 вёрст. В Дубровине на станции чай, а к чаю мне подали, можете себе представить, вафли... Хозяйка, должно быть, ссыльная или жена ссыльного... На следующей станции старик-писарь, поляк, которому я дал антипирину от головной боли, жаловался на бедность и говорил, что недавно через Сибирь проезжал австрийского двора камергер граф Сапега, поляк, помогающий полякам. «Он останавливался около станции, — рассказывает писарь, — а я не знал этого!
Мать пресвятая! Он бы мне помог! Я писал ему в Вену, но ответа не получил»... и т. д. Зачем я не Сапега? Я отправил бы этого беднягу на родину.
14 мая мне опять не дали лошадей. Разлив Томи. Какая досада! Не досада, а отчаянье! В 50 верстах от Томска, и так неожиданно! Женщина зарыдала бы на моём месте... Для меня люди добрые нашли выход: «Поезжайте, ваше благородие, до Томи — только 6 вёрст отсюда; там вас перевезут на лодке до Яра, а оттуда в Томск вас свезёт Илья Маркович». Нанимаю вольного и еду к Томи, к тому месту, где должна быть лодка. Подъезжаю — лодки нет. Говорят, только что уплыла с почтой и едва ли вернётся, так как дует сильный ветер. Начинаю ждать... Земля покрыта снегом, идут дождь и крупа, ветер... Проходит час, другой, а лодки нет... Насмехается надо мной судьба! Возвращаюсь назад на станцию. Тут три почтовые тройки и почтальон собираются ехать к Томи. Говорю, что лодки нет. Остаются. Получаю от судьбы награду: писарь на мой нерешительный вопрос, нет ли чего закусить, говорит, что у хозяйки есть щи... О, восторг! О, пресветлого дне! И в самом деле, хозяйкина дочка подаёт мне отличных щей с прекрасным мясом и жареной картошки с огурцом. После пана Залесского я ни разу так не обедал. После картошки разошёлся я и сварил себе кофе. Кутёж!
Перед вечером почтальон, пожилой, очевидно натерпевшийся человек, не смевший сидеть в моём присутствии, стал собираться ехать к Томи. И я тоже. Поехали. Как только подъехали к реке, показалась лодка, такая длинная, что мне раньше и во сне никогда не снилось. Когда почту нагружали в лодку, я был свидетелем одного странного явления: гремел гром — это при снеге и холодном ветре. Нагрузились и поплыли. Сладкий Миша, прости, как я радовался, что не взял тебя с собой! Как я умно сделал, что никого не взял! Сначала наша лодка плыла по лугу около кустов тальника... Как бывает перед грозой или во время грозы, вдруг по воде пронёсся сильный ветер, поднявший валы. Гребец, сидевший у руля, посоветовал переждать непогоду в кустах тальника; на это ему ответили, что если непогода станет сильнее, то в тальнике просидишь до ночи и всё равно утонешь. Стали решать большинством голосов и решили плыть дальше. Нехорошее, насмешливое моё счастье! Ну, к чему эти шутки? Плыли мы молча, сосредоточенно... Помню фигуру почтальона, видавшего виды... Помню солдатика, который вдруг стал багров, как вишнёвый сок... Я думал: если лодка опрокинется, то сброшу полушубок и кожаное пальто... потом валенки... потом и т. д... Но вот берег всё ближе, ближе... На душе всё легче, легче, сердце сжимается от радости, глубоко вздыхаешь почему-то, точно отдохнул вдруг, и прыгаешь на мокрый скользкий берег... Слава богу!
У Ильи Марковича, выкреста, говорят, что к ночи ехать нельзя — дорога плоха, что нужно остаться ночевать. Ладно, остаюсь. После чая сажусь писать вам это письмо, прерванное приездом заседателя. Заседатель — это густая смесь Ноздрёва, Хлестакова и собаки. Пьяница, развратник, лгун, певец, анекдотист и при всём том добрый человек. Привёз с собою большой сундук, набитый делами, кровать с матрасом, ружье и писаря. <…>
<…> Мы спешим свернуть вправо... К великому моему недоумению и страху, тройка сворачивает не вправо, а влево... Едва я успел подумать: «Боже мой, сталкиваемся!», как раздался отчаянный треск, лошади мешаются в одну тёмную массу, дуги падают, мой тарантас становится на дыбы, и я лечу на землю, а на меня мои чемоданы. Но это не всё... Летит третья тройка... По-настоящему, эта должна была искрошить меня и мои чемоданы, но, слава богу, я не спал, ничего не сломал себе от падения и сумел вскочить так быстро, что мог отбежать в сторону. «Стой!- заорал я третьей тройке. — Стой!» Тройка налетела на вторую и остановилась... Конечно, если бы я умел спать в тарантасе или если бы третья тройка неслась тотчас же за второй, то я вернулся бы домой инвалидом или всадником без головы. Результаты крушения: сломанные оглобли, изорванные сбруи, дуги и багаж на земле, оторопевшие, замученные лошади и страх от мысли, что сейчас была пережита опасность. Оказалось, что первый ямщик погнал лошадей, а во вторых двух тройках ямщики спали, и лошади сами понеслись за первой тройкой, некому было править ими. Очнувшись от переполоха, мой старик и ямщики всех трёх троек стали неистово ругаться. Ах, как ругались! Я думал, что кончится дракой. Вы не можете себе представить, какое одиночество чувствуешь среди этой дикой, ругающейся орды, среди поля, перед рассветом, в виду близких и далёких огней, пожирающих траву, но ни на каплю не согревающих холодный ночной воздух! Ах, как тяжко на душе! Слушаешь ругань, глядишь на изломанные оглобли и на свой истерзанный багаж, и кажется тебе, что ты брошен в другой мир, что тебя сейчас затопчут... После часовой ругани мой старик стал связывать верёвочками оглобли и сбрую; пошли в ход и мои ремни. До станции дотащились кое-как, еле-еле, и то и дело останавливались...
После 5–6 дня начались дожди при сильном ветре. Шёл дождь днём и ночью. Пошло в дело кожаное пальто, спасавшее меня и от дождя и от ветра. Чудное пальто. Грязь пошла невылазная, ямщики стали неохотно возить по ночам. Но, что ужаснее всего и чего я не забуду во всю мою жизнь, это перевозы через реки. Подъедешь ночью к реке... Начинаешь с ямщиком кричать... Дождь, ветер, по реке ползут льдины, слышен плеск... И кстати радость: кричит бугай. На сибирских реках живут бугаи. Значит, они признают не климат, а географическое положение... Ну-с, через час в потёмках показывается громадный паром, имеющий форму баржи; громадные весла, похожие на рачьи клешни. Перевозчики — народ озорной, всё больше ссыльные, присланные сюда по приговорам общества за порочную жизнь. Сквернословят нестерпимо, кричат, просят денег на водку... Везут через реку долго, долго мучительно долго! Паром ползёт... Опять чувство одиночества, и кажется, бугай нарочно кричит, как будто хочет сказать: «Не бойся, дядя, я здесь, Линтварёвы с Псла меня сюда прислали!»
7 мая вольный ямщик, когда я попросил лошадей, сказал, что Иртыш разлился и затопил луга, что вчера ездил Кузьма и еле вернулся и что ехать нельзя, нужно обождать... Спрашиваю: до каких пор ждать? Ответ: а господь его знает! Это неопределённо, да и к тому же я дал себе слово отделаться в дороге от двух своих пороков, причинявших мне немало расходов, хлопот и неудобств; это — уступчивость и сговорчивость. Я быстро соглашаюсь, и потому мне приходилось ездить на чёрт знает чем, платить иногда вдвое, ждать по целым часам... Стал я не соглашаться и не верить — и бокам моим стало легче. Например, запрягут не возок, а простую, тряскую телегу. Откажешься ехать на телеге, упрёшься, и непременно явится возок, хотя раньше уверяли, что во всей деревне нет возка и т. д. Ну-с, подозревая, что разлив Иртыша придуман только для того, чтобы не везти меня к ночи по грязи, я запротестовал и приказал ехать. Мужик, слыхавший о разливе от Кузьмы и сам его не видавший, почесался и согласился, старики подбодрили его и сказали, что когда в молодости они ямщиковали, то ничего не боялись. Поехали... Грязь, дождь, злющий ветер, холод... и валенки на ногах. Знаете, что значит мокрые валенки? <…>
Валдайский Саша! Сходи к своему другу Неупокоеву и скажи ему, чтобы он успокоился. Он не перестаёт присылать мне «оригиналы», и вчера, например, я получил «Мужиков», которые давно уже вышли книгой и мне не нужны.
Скажи ему, что мне больше ничего не нужно.
Приехал ли А. С.? Я уже писал тебе о французских книгах, которые нужно отобрать у него и, не говоря ему ни слова, отослать некоему Симакову. Не надо ему говорить, ибо книги он вёз для меня, а не для Симакова. Остальные книги попроси поскорее выслать мне в Лопасню. Между прочим, попроси выслать книжку француза Art Roë с автографом; боюсь, как бы этой книги не зацапала библиотекарша.
Не будь веретикален и пиши почаще. Мать обижается, что ты не пишешь.
Будь здрав. Я послал тебе «Приазовский край» с биографией Покровского.
Твой благодетель
А. Чехов.
Рубля я не отдам. Требуй с Неупокоева.
📩 Ал. П. Чехову
🗓 9 июня 1898 г.
📍 Мелихово
Милый Иван, отчего ты не едешь? Ехать ко мне нужно до ст. Нара, почтовый адрес таков: Наро-Фоминское Москов губ. Живу я в усадьбе Якунчиковой.
Маша прислала письмо, просит тебя, Соню и Володю приехать в Ялту.
Будь здоров. Река здесь хорошая.
Твой А. Чехов.
📩 И. П. Чехову
🗓 7 июня 1903 г.
📍 Наро-Фоминское
Милый Виктор Александрович, жена больна, лежит, не могу прийти к тебе, а очень хочется повидаться. Не завернёшь ли как-нибудь ко мне мимоходом? Я на Неглинной в доме Гонецкой. Если жене полегчает и если ничто не помешает, то завтра вечером поеду в Сокольники — там, говорят, устраиваются недурные гулянья. Ольга шлёт тебе поклон.
Будь здоров. Ответь мне на сие письмо, как живёшь и проч.
Твой А. Чехов.
📩 Среда, 5 июня. На обороте:
Здесь. Виктору Александровичу Гольцеву. Редакция «Русской мысли». Ваганьковский пер., д. Аплаксина
🗓 5 июня 1902 г.
📍 Москва
Многоуважаемый
Сергей Спиридонович!
Протоиерей Покровский, о котором я говорил Вам в Париже, несколько недель назад скончался, и таким образом болгарский орден уже не застанет его в живых. Если Вы ещё не писали в Болгарию, то не трудитесь писать. Как бы ни было, я никогда не забуду участия, с каким Вы отнеслись к моей просьбе, и прошу Вас считать меня Вашим должником.
Желаю Вам здоровья и полного успеха на Вашем новом поприще, желаю от всей души.
Искренно преданный
А. Чехов.
📩 С. С. Татищеву
🗓 3 июня 1898 г.
📍 Мелихово
Если это письмо застанет тебя еще в Москве, то купи и привези 1–2 бутылки Гуниади Янос для дамского пола. В субботу за тобой выезжали на станцию. Миша прислал окорок. У нас дожди, весьма полезные. Тепло.
Будь здоров.
Твой Antonio.
📩 Москва. Ивану Павловичу Чехову. Нов. Басманная, д. Крестовоздвиженского, в училище
🗓 1 июня 1898 г.
📍 Мелихово
Милая Маша, живу я на Наре близ ст. Нара. Сюда доходят простые письма, но лучше писать почтовый адрес: Наро-Фоминское Москов губ. По этому адресу всё посылай — и простые, и заказные. И этот же адрес пусть Арсений отдаст на почте.
Здесь река, много места для прогулок, есть старая часовня. Много рыбы. Я приеду в Ялту в августе, проживу сентябрь и октябрь, а потом в Москву, или, вернее, под Москву*. Нового ничего нет, всё по-старому. Поклонись мамаше, бабушке, Поле, Арсению. Напиши, в каком положении фруктовые деревья, розы и вообще растительность. Отошёл ли эвкалипт? Как японские ирисы?
Будь здорова и весела.
Твой А.
____
* Надо нанимать или покупать усадьбу.
📩 Ялта. Марии Павловне Чеховой.
🗓 29 мая 1903 г.
📍 Наро-Фоминское
2×2=4.
Вчера я причинил Вам вред...
Я послал Вам посылку, за доставку которой Вы заплатите четвертак.
Пусть этот четвертак послужит штрафом за Ваше упорное, беззаконное, ничем не оправдываемое и безнравственное уклонение от поездки в Бабкино!!
Если не приедете на Троицу, то получите ещё одну посылку. Стыдитесь!!
Если не приедете, то желаю Вам, чтобы у Вас на улице публично развязались тесёмки у кальсон.
Николай не пьёт... воды. Вообще — пхе! Ждущий и потолстевший
А. Чехов.
27 май*
____
* В конце письма зачеркнуто несколько слов, из которых удалось прочитать одно: «привезите».
📩 Ф. О. Шехтелю
🗓 27 мая 1886 г.
📍 Бабкино
Милый Владимир Николаевич, я очень рад, что Вы кончили только губернским секретарём; эта катастрофа, быть может, помешает Вам поступить в дипломаты, Вы не будете секретарём посольства и не получите орденов Графа, Олафа и Зачатия. Здоровье моё не дурно, но весной было дурно, потому что я каждую весну плюю кровью. Томит желание отправиться куда-нибудь очень далеко, например на Камчатку, — это тоже болезнь.
Спасибо за приглашение и за обещание показать мне кавказскую деревню. На Кавказ я собираюсь, но увы! Должно быть, не попаду южнее Кисловодска. Впрочем, futura sunt in manibus deorum*.
От А. А. Андреевой я получил оттиск её статьи о Тургеневе и очень милое письмо. Это внимание тронуло меня, и я, приехав в Москву, первым делом постарался побывать у неё.
Что же Вы не пишете рассказов? Надоело? А Вы, если бы захотели, могли бы написать много любопытного.
Ну-с, позвольте пожелать Вам всяких благ и крепко пожать руку. Написал бы Вам ещё что-нибудь, да в кабинете около моего стола сидит учитель и шелестит бумагой.
До свиданья, Вартан I!
Ваш А. Чехов.
____
* будущее в руках богов (лат.)
📩 Петербург. Князю Владимиру Николаевичу Аргутинскому-Долгорукову. Екатерининский канал, 17
🗓 24 или 25 мая 1896 г.
📍 Мелихово
Многоуважаемый Павел Фёдорович, посылаю для Городской библиотеки 3½ пуда книг. Вероятно, они уже пришли в Таганрог, так как я отправил их большою скоростью. Так как посланный не уплатил денег на вокзале, то посылаю Вам переводом 3 рубля и прошу извинения.
Сейчас получил «По поводу Записок врача» Вересаева. Скоро пришлю. Не знаю, куда мне ехать, в Швейцарию или на дачу; сижу в Москве, томлюсь, а время между тем идёт.
Читаю превосходные отзывы о новом памятнике в Таганроге. От души Вас поздравляю.
Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку. Будьте здоровы и благополучны.
Ваш А. Чехов.
📩 Заказное. Таганрог. Его высокоблагородию
Павлу Федоровичу Иорданову. От А. П. Чехова. Петровка, д. Коровина.
🗓 23 мая 1903 г.
📍 Москва
Рубрика «Разрешите посоветовать»
Всем привет! Наши друзья, практикующие психологи Александра Мхитарян и Екатерина Вережан, проводят очень любопытный тренинг для тех, кто чувствует, что мог бы проживать свою жизнь более пóлно и найти то, что этому мешает. Вот что говорят сами авторы программы:
«В основе тренинга лежит прочная теория Транзактного Анализа и техники телесно-ориентированной терапии.
В течение двух дней, 28 и 29 мая мы будем работать с чувствами, которые сейчас не позволяют получать от жизни всё то, что вы хотите. Да, возможно, это звучит слишком многообещающе, но наш опыт показывает, что часто наши проблемы не так сложны, как нам кажется.
Приглашаем всех, кто готов начать свою новую историю и идти по жизни легко!»
Чтобы узнать больше о программе и записаться на тренинг, можно позвонить или написать авторам тренинга:
+79251977467 Александра
+79263053322 Екатерина
Саша-Таракаша!
Возвратившись вспять, считаю своим священным удовольствием поблагодарить тебя за то, что за всё время моего скитания ты был добрым и великодушным хозяином моего покоя, т. е. хлопотал с моим гонораром. Принимая во внимание, что тебе, утонувшему в заботу и хлопоты с больными сочадами, было совсем не до чужого гонорара, я в твоей любезности вижу не одолжение, а подвиг; потому прошу считать меня своим должником, жаждущим расквитаться. 1000 раз спасибо.
Впрочем, далее. Твоё письмо на латинском языке гениально. Я его спрятал и буду хранить до тех пор, пока разучусь понимать разумное и оригинальное; когда я показал его в Таганроге учителю латинского языка, то тот пришёл в неописанный восторг от «духа», каким пропитано это короткое, но замечательно талантливое письмо. В особенности хорошо «revolverans cordem».
Теперь, извини, опять о гонораре. На Троицу понедельницкий № не выйдет, а потому пора посылать в «Петербургскую газету» счёт. Вот он:
№ 120. «В лесу» — 251 строка.
Далее следует понедельник 11 мая, т. е. № 127, к-рого у меня нет. Рассказ называется, кажется, «Следователь». Истребуй его в конторе, сочти число строк и присовокупи к счёту. Кстати же вырежи его ножницами и вышли мне почтой, взяв марки из гонорара. Далее:
№ 134. «Обыватели» — 316 строк.
Итого, стало быть, в трёх номерах около 900 строк на сумму около 100 р. Оные деньги получи и вышли мне по адресу: г. Воскресенск (Московск. губ.), г. Чехову.
При гонораре письмо — обязательно.
Сообщи о здоровье сочад. Николке твоему поклон.
Пиши о книге, о Суворине, о Неве, о прочем... О путешествии своём не пишу, ибо увидимся не позже июля.
Прощай и будь здоров. Погода плохая. Хандра и лёгкое нездоровье.
Твой А. Чехов.
Пишу субботник.
📩 Ал. П. Чехову
🗓 20 мая 1887 г.
📍 Бабкино
<…> Писарь прекрасный, интеллигентный человек, протестующий либерал, учившийся в Петербурге, свободный, неизвестно как попавший в Сибирь, заражённый до мозга костей всеми болезнями и спивающийся по милости своего принципала, называющего его Колей. Посылает власть за наливкой. «Доктор! — вопит она. — Выпейте ещё рюмку, в ноги поклонюсь!» Конечно, выпиваю. Трескает власть здорово, врёт напропалую, сквернословит бесстыдно. Ложимся спать. Утром опять посылают за наливкой. Трескают наливку до 10 часов и наконец едут. Выкрест Илья Маркович, которого мужики боготворят здесь — так мне говорили, — дал мне лошадей до Томска.
Я, заседатель и писарь сели в одном возке. Заседатель всю дорогу врал, пил из горлышка, хвастал, что не берёт взяток, восхищался природой и грозил кулаком встречным бродягам. Проехал 15 вёрст — стоп! Деревня Бровкино... Останавливаемся около жидовской лавочки и идём «отдыхать». Жид бежит за наливкой, а жидовка варит уху, о которой я уже писал. Заседатель распорядился, чтоб пришли сотский, десятский и дорожный подрядчик, и пьяный стал распекать их, нисколько не стесняясь моим присутствием. Он ругался, как татарин.
Скоро я разъехался с заседателем и по отвратительной дороге вечером 15-го мая доехал до Томска. В последние 2 дня я сделал только 70 вёрст — можете судить, какова дорога!
В Томске невылазная грязь. О городе и о здешнем житье буду писать на днях, а теперь до свиданья. Утомился писать. Поклон Папаше, Ивану, тётке, Алёше, Александре Васильевне, Зинаиде Михайловне, Доктору, Троше, великому пианисту, Марьюшке. Если знаете адрес милейшей Гундасихи, то напишите этой необыкновенной, удивительной девице, что я ей кланяюсь. Славной Жамэ привет от души. Если летом она будет гостить у Вас, то я буду очень рад. Она очень хорошая. Скажите Троше, что я сейчас пил из её стаканчика. Чокался, впрочем, с Картамышевым.
Тополей нет. Кувшинниковский генерал соврал. Соловьёв нет. Сороки и кукушки есть.
Сегодня получил телеграмму от Суворина в 80 слов.
Всех обнимаю, целую и благословляю.
Ваш А. Чехов.
Мишино письмо получено. Спасибо.
Простите, что письмо похоже на винегрет. Нескладно. Ну, да что делать? Сидя в номере, лучше не напишешь. Извините, что длинно. Я не виноват. Рука разбежалась, да и к тому же хочется подольше поговорить с вами. 3-й час ночи. Рука утомилась. На свечке нагорел фитиль, плохо видно. Пишите мне на Сахалин в каждые 4–5 дней. Оказывается, что почта туда идёт не только морем, но и через Сибирь. Значит, буду получать своевременно и часто.
Завтра пойду к Владиславлеву и Флоринскому. Деньги целы. Швов ещё не распарывал. Что Артёменко? Харитоненко получил звезду. Поздравляю Сумы.
В Томске на всех заборах красуется «Предложение».
Томичи говорят, что такая холодная и дождливая весна, как в этом году, была в 1842 г. Половину Томска затопило. Моё счастье!
Ем конфекты.
Если у Маши будет болеть горло и летом, то по приезде в Москву в сентябре пусть проф. Кузьмин отрежет ей по кусочку от каждой миндалевидной железы. Это невинная безболезненная операция. Без этой операции Маша до старости не избавится от фолликулярных и прочих жаб. Если Елена Михайловна согласится сделать операцию сию, то ещё лучше. Пока железы ещё не очень велики, достаточно отрезать по очень маленькому кусочку.
В Томске нужно будет дождаться того времени, когда прекратятся дожди. Говорят, что дорога до Иркутска возмутительна. Здесь есть «Славянский базар». Обеды хорошие, но добраться до этого «Базара» нелегко — грязь невылазная.
Сегодня (17 мая) пойду в баню. Говорят, что на весь Томск имеется один только банщик — Архип.
________
* задний проход
📩 Чеховым
🗓 14-17 мая 1890 г.
📍 Красный Яр — Томск
<…> Это сапоги из студня. Едем, едем, и вот перед очами моими расстилается громадное озеро, на котором кое-где пятнами проглядывает земля и торчат кустики — это залитые луга. Вдали тянется крутой берег Иртыша; на нём белеет снег... Начинаем ехать по озеру. Вернуться бы назад, да мешает упрямство и берет какой-то непонятный задор, тот самый задор, который заставил меня купаться среди Чёрного моря, с яхты, и который побуждал меня делать немало глупостей... Должно быть, психоз. Едем и выбираем островки, полоски. Направление указывают мосты и мостики; они снесены. Чтобы проехать по ним, нужно распрягать лошадей и водить лошадей поодиночке... Ямщик распрягает, я спрыгиваю в валенках в воду и держу лошадей... Занимательно! А тут дождь, ветер... спаси, царица небесная! Наконец добираемся до островка, где стоит избушка без крыши... По мокрому навозу бродят мокрые лошади. Выходит из избушки мужик с длинной палкой и берётся провожать... Палкой он измеряет глубину воды и пробует грунт... Дай бог ему здоровья, вывел на длинную полосу, которую называл он «хребтом». Научил, чтоб с этого хребта мы норовили взять куда-то вправо или, не помню, влево, и попасть на другой хребет. Так мы и сделали...
Едем... В валенках сыро, как в отхожем месте. Хлюпает, чулки сморкаются. Ямщик молчит и уныло почмокивает. Он рад бы вернуться, но уже поздно, темнеет... Наконец — о радость! — подъезжаем к Иртышу... Тот берег крутой, а сей — отлогий. Сей изгрызен, скользок на вид, противен, растительности ни следа... Мутная вода с белыми гребнями хлещет по нём и со злобой отскакивает назад, точно ей гадко прикасаться к неуклюжему, осклизлому берегу, на котором, как кажется, могут жить одни только жабы да души убийц... Иртыш не шумит, не ревёт, а сдаётся, как будто он у себя на дне стучит по гробам... Проклятое впечатление! Тот берег высок, бур, пустынен...
Изба; тут живут перевозчики. Выходит один и заявляет, что паром пускать нельзя, так как поднялась непогода. Река, мол, широкая, а ветер сильный... И что же? Пришлось ночевать в избе... Помню ночь, храп перевозчиков и моего ямщика, шум ветра, стук дождя, ворчанье Иртыша... Перед тем как спать, написал Марии Владимировне письмо: Божаровский омут припомнился.
Утром не захотели везти на пароме: ветер. Пришлось плыть на лодке. Плыву через реку, а дождь хлещет, ветер дует, багаж мокнет, валенки, которые ночью сушились в печке, опять обращаются в студень. О, милое кожаное пальто! Если я не простудился, то обязан только ему одному. Когда вернусь, помажьте его за это салом или касторкой. На берегу целый час сидел на чемодане и ждал, когда из деревни приедут лошади. Помню, взбираться на берег было очень скользко. В деревне грелся и пил чай. Приходили за милостыней ссыльные. Для них каждая семья ежедневно заквашивает пуд пшеничной муки. Это вроде повинности. Ссыльные берут хлеб и пропивают его в кабаке. Один ссыльный, оборванный, бритый старик, которому в кабаке выбили глаза свои же ссыльные, услышав, что в комнате проезжий, и приняв меня за купца, стал петь и читать молитвы. Он и о здравии, и за упокой, пел и пасхальное «Да воскреснет бог», и «Со святыми упокой» — чего только не пел! Потом стал врать, что он из московских купцов. Я заметил, как этот пьяница презирал мужиков, на шее которых жил!
11-го поехал на почтовых. От скуки читал на станциях жалобные книги. Сделал открытие, которое меня поразило и которое в дождь и сырость не имеет себе цены: на почтовых станциях в сенях имеются отхожие места. О, вы не можете оценить этого!
12 мая мне не дали лошадей, сказавши, что ехать нельзя, так как Обь разлилась и залила все луга. Мне посоветовали: «Вы поезжайте в сторону от тракта до Красного Яра; там на лодке проедете вёрст 12 до Дубровина, а в Дубровине вам дадут почтовых лошадей...» Поехал я на вольных в Красный Яр. Приезжаю утром. Говорят, что лодка есть, но нужно немного подождать, так как дедушка послал на ней в Дубровино работника, который повёз заседателева писаря. Ладно, подождём... <…>
<…> Одни живут очень богато, другие очень бедно и служат писарями на станциях.
Первые после амнистии уезжали к себе на родину, но скоро вернулись назад в Сибирь — здесь богаче, вторые мечтают о родине, хотя уже стары и больны. В Ишиме один богатый пан Залесский, у которого дочь похожа на Сашу Киселёву, угостил меня за 1 рубль отличным обедом и дал мне комнату выспаться; он держит кабак, окулачился до мозга костей, дерёт со всех, но всё-таки пан чувствуется и в манерах, и в столе, во всём. Он не едет на родину из жадности, из жадности терпит снег в Николин день; когда он умрёт, дочка его, родившаяся в Ишиме, останется здесь навсегда — и пойдут таким образом множиться по Сибири чёрные глаза и нежные черты! Эти случайные примеси крови нужны, ибо в Сибири народ некрасив. Брюнетов совсем нет. Быть может, и про татар написать вам? Извольте. Их здесь немного. Люди хорошие. В Казанской губ. о них хорошо говорят даже священники, а в Сибири они «лучше русских» — так сказал мне заседатель при русских, которые подтвердили это молчанием. Боже мой, как богата Россия хорошими людьми! Если бы не холод, отнимающий у Сибири лето, и если бы не чиновники, развращающие крестьян и ссыльных, то Сибирь была бы богатейшей и счастливейшей землёй.
Обедать нечего. Умные люди, когда едут в Томск, берут с собою обыкновенно полпуда закусок. Я же оказался дураком, и потому 2 недели питался одним только молоком и яйцами, которые здесь варят так: желток крутой, а белок восмятку. Надоедает такая еда в 2 дня. За всю дорогу я только два раза обедал, если не считать жидовской ухи, которую я ел, будучи сытым после чая. Водку не пил; сибирская водка противна, да и отвык я от неё, пока доехал до Екатеринбурга. Водку же пить следует. Она возбуждает мозг, который от дороги делается вялым и тупым, отчего глупеешь и слабеешь.
Стоп! Нельзя писать: пришёл знакомиться редактор «Сибирского вестника» Картамышев, местный Ноздрёв, пьяница и забулдыга.
Картамышев выпил пива и ушёл. Продолжаю.
В первые три дня вояжа у меня от тряски и толчков разболелись ключицы, плечи, позвонки, кобчик... Ни сидеть, ни ходить, ни лежать... Но зато прошли все грудные и головные боли, разыгрался донельзя аппетит, а геморрой, точно воды в рот набрал — молчок. От напряжения, от частой возни с чемоданами и проч., а быть может, и от прощальных попоек в Москве у меня по утрам бывало кровохарканье, которое наводило на меня нечто вроде уныния, возбуждая мрачные мысли, и которое к концу пути прекратилось; теперь даже кашля нет; давно я так мало кашлял, как теперь, после двухнедельного пребывания на чистом воздухе. После же первых трёх дней вояжа тело моё привыкло к тряске и для меня наступило время, когда я стал не замечать, как после утра наступал полдень, а потом вечер и ночь. Дни мелькали быстро, как в затяжной болезни. Думаешь, что ещё нет полудня, а мужики говорят, что ты бы, барин, остался ночевать, а то как бы не заблудился ночью; в в самом деле, поглядишь на часы — 8-й час вечера.
Везут быстро, но поразительного в этой быстроте ничего нет. Вероятно, я застал дурную дорогу, зимой возят быстрее. На гору несутся вскачь, а прежде чем выехать со двора и прежде чем ямщик сядет на козлы, лошадей держат двое-трое. Лошади напоминают московских пожарных лошадей; однажды я едва не передавил старух, а в другой раз едва не налетел на этап. Теперь извольте вам приключение, которым я обязан сибирской езде. Только прошу мамашу не охать и не причитывать, ибо всё обошлось благополучно. В ночь под 6-е мая на рассвете вёз меня один очень милый старик на паре. Тарантасик. Я дремал и от нечего делать поглядывал, как в поле и в березняке искрились змееобразные огни: это горела прошлогодняя трава, которую здесь жгут. Вдруг слышу дробный стук колёс. Навстречу во весь дух, как птица, несётся почтовая тройка. Мой старик спешит свернуть вправо, тройка пролетает мимо, и я усматриваю в потёмках громадную, тяжёлую почтовую телегу, в которой сидит обратный ямщик. За этой тройкой несётся вторая тройка тоже во весь дух. <…>