35491
#психоанализ #клиника #психотерапия #зависимость #психология #психиатрия Обратная связь: clinicalpsixologiya@gmail.com Проект просветительский. 18+ Рекламы и сбора донатов на канале нет.
Ха ха. Кажется я только что «изобрёл» терапию основанную на ментализации (Mentalization-Based Treatment)
Читать полностью…
Еда – это суперважно, она не только избавляет от дискомфорта голода, причиняющего страдание и боль, но и дает чувство удовлетворения.
Ещё сравнительно недавно, главной проблемой человечества был дефицит продовольствия и как следствие недоедание и даже голод. Однако теперь, более 500 миллионов человек во всем мире классифицируются как страдающие ожирением (индекс массы тела, ИМТ ≥ 30 кг/м2).
Многие лица страдающие от переедания, ожирения, расстройств пищевого поведения и пр. свидетельствуют о том, что они испытывают постоянные, настойчивые и навязчивые мысли о еде, от которых трудно отвлечься и которые непросто подавить, даже если человек этого хочет.
Интенсивность этих мыслей и побуждений может быть различной, вплоть до ощущения, будто вся жизнь человека вращается вокруг питания, готовки, продуктов и заказов еды.
Сами люди называют этот феномен «пищевым шумом», который может включать озабоченность на темы еды, размышления о следующем приеме пищи, ожидание, что перекус улучшит настроение и/или уменьшит уровень стресса, а также страх остаться голодным.
Замечено, что этот шум/мысли, становятся особенно сильными когда человек пытается соблюдать диету или хочет похудеть.
Специалисты выделяют экстероцептивные пищевые сигналы (например, восприятие вида и запаха вкусной еды), и внутренние интероцептивные сигналы – производные от гомеостатических процессов голода (например, урчание в животе, тяжесть в желудке), а также мысли и оценки по поводу этих ощущений.
Необходима разработка и тестирование как фармакологических так и нелекарственных методов лечения, которые могут способствовать снижению «пищевого шума».
В ряде исследований было показано, что агонисты рецепторов глюкагоноподобного пептида-1, такие как семаглутид, (который может задерживать опорожнение желудка и всасывание глюкозы, способствуя большей сытости), приводят к уменьшению «пищевого шума» между приемами пищи. Уменьшение интенсивности навязчивых мыслей, связанных с едой, может помочь преодолению переедания и других форм неадаптивного пищевого поведения.
Дисклеймер: информация носит справочный характер и не предназначена для самостоятельного лечения. Назначения лекарств, должны происходить по согласованию с Вашим лечащим врачом.
Источник:
https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC10674813/
#рпп
#лекарства
ИТАК, САМЫЕ ПОПУЛЯРНЫЕ ПОСТЫ ПРОШЕДШЕЙ НЕДЕЛИ
1. Про зависимость от алкоголя /channel/clinicalpsychoanalysis/10027
2. Героиновая зависимость - это «семейную болезнь»? /channel/clinicalpsychoanalysis/10029
3. Кризис как «провал» воображения /channel/clinicalpsychoanalysis/10030
4. Шизофреник считает за магию то, что исходит из межличностного источника /channel/clinicalpsychoanalysis/10031
5. Кант, ты - паршивый садист! /channel/clinicalpsychoanalysis/10032
6. Сильная мотивация не обязательно приятное переживание /channel/clinicalpsychoanalysis/10035
7. Пустота не означает отсутствие чувств /channel/clinicalpsychoanalysis/10037
Как Вы могли убедиться, на канале нет рекламы, «партнёрских постов» и прочей чепухи в виде популярной психологии (мотивации, денег, отношений, секса, как стать успешным успехом и пр.).
«Клинический психоанализ» – публичный канал, если вдруг Вы захотите поделиться какой-либо публикацией – то Вы можете это делать совершенно свободно.
Я не собираю донаты, не продаю и не покупаю рекламу, а к рекламе от Дурова, я, понятное дело, не имею никакого отношения; расценивать её как мои персональные рекомендации нецелесообразно.
«Клинический психоанализ» – это просветительский проект, который я веду лично один, опираясь лишь на Вашу поддержку и мой интерес (в свободное от основной работы время).
Если Вам нравится канал, то порекомендуете его пожалуйста всем тем хорошим людям, которые Вас окружают. Например, Вы можете поделиться этим постом (но это, совсем не обязательно, конечно).
Томас Огден: ...Для Фрейда психоаналитическая работа заключается в том, чтобы сделать бессознательное сознательным, а я думаю, что психоанализ позволяет сознательному стать бессознательным.
Человек не делает что-то потому, что в прошлом он делал что-то
другое, так как настоящее есть сумма всего, что было в прошлом, а все прошлое присутствует в этот момент.
Каждая вещь, которая произошла когда-то, которая что-то значила для нас, жива и сейчас.
Я говорю о поперечном измерении времени: сложность всего, чем является человек, не может быть раскрыта с помощью линейного мышления, потому что человек подобен картине.
Лука Николи. Будьте с пациентами там, где они есть / Перевод с итал. О. Гончаровой — М.: Изд. Beta 2 Alpha, 2023. — 288 с.
Симптом и синтом – два понятия, имеющих большое значение во фрейдо- лакановском направлении психоанализа.
Напомню, что симптом в психоаналитическом понимании не является признаком некоего заболевания или патологии (как головная боль, например, могла бы нам указывать на опухоль мозга или начало болезни после подхваченного вируса).
Скорее, психический симптом может указать на бессознательное желание и на пути влечений, то есть на то, как работает психика субъекта, на его фантазм.
Поначалу Фрейд говорит о симптоме как о символе, который замещает какое-то психическое образование, некий конфликт.
И симптом возникает как способ его удовлетворить, но при этом приносит страдания сознательной части психики.
Потом Фрейд даст симптому другое обозначение – ребус. Он скажет, что симптом – это способ возврата вытесненного, образование бессознательного (как и сновидение, оговорка, острота и т. д.), а бессознательное нам преподносит всё в форме ребуса.
Расшифруем ребус – нам откроется смысл симптома.
Кстати, как и со сновидением, с симптомом Фрейд производит такое же открытие – симптом имеет смысл, а значит, с психическим симптомом можно работать при помощи речи.
Впоследствии Фрейд говорит, что симптом является компромиссом между инстанциями и что он может свидетельствовать о конструкции Я (поскольку Я и симптом прекрасно встраиваются друг в друга).
Также симптом может лежать как в логике сгущения, собирая в себя множество означающих (это может показать любой истерический или невротический симптом), так и в логике смещения (например, при фобии).
Синтом – привнесение Лакана. Понимается он как некий неанализируемый остаток от симптома, приобретаемый анализантом в процессе анализа (поскольку от симптома мы не можем уйти полностью, за исключением случаев, когда для избавления от симптома достаточно просто осознать какой-то вытесненный материал).
Это может быть некое изобретение, которое складывается в процессе анализа, предполагающее взаимодействие всех инстанций психики, скрепляющее борромеев узел...
По Фрейду, наша психическая структура (Лакан говорит о фантазме) формируется в эдипальной фазе как способ обходиться с нашими влечениями при столкновении с внешней реальностью. На этот способ субъект опирается всю жизнь.
Симптом возникает тогда, когда этого способа становится недостаточно, нужна ещё какая-то дополнительная опора для поддержания субъекта.
Но эта опора вызывает неудобство. В большинстве случаев полностью от симптома мы избавиться не можем (что и не нужно, потому что для чего-то этот симптом нужен субъекту).
Синтом не так легко отличить от симптома потому, что он является неизменяемой частью симптома, а возможно, и нескольких симптомов, а потому хранит в себе их черты, их логику, продолжая оставаться некоторой опорой для субъекта, дополняя и укрепляя его фантазм, – то, что пыталась сформировать психика при появлении симптома. Но только синтом уже не будет приносить такого неудовольствия я, как симптом.
Анна Кузьмина. Симптом или синтом
#психоанализ
Два года назад мы [Лука Николи] говорили с [психоаналитиком Томасом] Огденом о случае одного пациента, и он сказал, что вся сознательная и бессознательная история человека лежит в его настоящем.
Отказавшись от понятия линейной причинности, он утверждал: «Прошлое есть настоящее. Все, что имело значение в вашей жизни, живет в вас сейчас» (из личного разговора).
Источник: Лука Николи. Будьте с пациентами там, где они есть / Перевод с итал. О. Гончаровой — М.: Изд. Beta 2 Alpha, 2023. — 288 с.
#психоанализ
Возьмём, к примеру, семьи с детьми-шизофрениками, которые финансово поддерживают исследования по нейровизуализации. Их поддержка чисто церебрального подхода [Dumit 2004] связана с широким неприятием пресловутых «шизофреногенных матерей» [психоаналитика] Фриды Фромм-Рейхманн.
Но она также отражает убежденность в том, что физические недуги можно излечить, что они должны покрываться медицинским страхованием и быть обеспечены поддержкой посредством иных форм материальной компенсации [Martin 2007].
Как оказалось, пациентами их родственникам легче принять диагноз биполярного расстройства, нежели маниакальной депрессии. В последнем случае «психическое заболевание заключено в вашем сознании и ваших эмоциональных реакциях на людей. Это ваше "собственное"» [Luhrmann 2000]. Церебральное же расстройство в противоположность этому связано только с телом...
Предпочтение объяснений, основанных на мозговой деятельности, нельзя сводить к неприятию психоанализа или психологизма в целом. Скорее это происходит по мере распространения притязаний нейронаук за пределами лабораторий...
[Однако] Каким бы масштабным ни был прогресс нейронаук, его не хватит, чтобы изгнать психику...
Значительная часть нейронауки направлена на локализацию мозговых структур, отвечающих за нормальные и патологические психические состояния. Это приводит к парадоксальной ситуации: нейропластичность позволяет объяснять мозговые различия, но приверженцы идеи нейроразнообразия стремятся к гомогенизации нейронально отличных мозгов и минимизации их разнообразия, чтобы на основе особенностей мозга обосновать положение о существовании аутичной идентичности.
Таким образом, «аутичный мозг» изображается как онтологически однородный и радикально отличный от однородного «мозга НТ».
Исследователи расстройств заметили, что восхваление нарушений может быть связано с проведением резких дифференцирующих сравнений и даже враждебностью по отношению к людям, не страдающим этими расстройствами [Swain, Cameron 1999].
Впрочем, внутри движения за нейроразнообразие набирает силу самокритика. Недавно Джуди Сингер предупредила, что данное движение идет по «темной стороне» политики идентичности из-за постоянной виктимности, инфантилизма, требования безоговорочной любви и признания без адекватной зрелой рефлексии, самокритики, меры терпения и готовности видеть светлое и темное как в себе, так и в Другом [Singer 2007].
Критика Сингер указывает, что использование самоадвокатами терминологии, центрированной на мозг, привело к замалчиванию индивидуальных и институциональных аспектов, которые стоило бы обсуждать открыто.
Мозг — «ограничивающая метафора» [Martin 2009], не раскрытая по отношению к другим областям знания.
Тождественность мозга ведет к сокрытию внутренних конфликтов, защитных отрицаний, вытеснений и прочих неприятных процессов, осознанных или протекающих бессознательно.
Источник: Ортега Франсиско. Нейрологические идентичности и движение за нейроразнообразие.
#нейробиология
#история_психиатрии
Возвышенный бескорыстный моральный императив Канта в некотором роде идентичен или частично совпадает с безудержной склонностью к наслаждению насилием, связанным с именем маркиза де Сада...
Сегодня, в нашу постидеалистическую эпоху Фрейда, разве не все знают, в чем смысл слова «с»? Разве мы все не понимаем, что истина этического ригоризма Канта — это садизм Закона, т.е. кантовский Закон — это агент Супер-Эго, который садистски наслаждается зашедшим в тупик субъектом и его неспособностью удовлетворить его неумолимые требования, подобно пресловутому учителю, мучающему учеников невыполнимыми заданиями и тайно наслаждающимся их бесконечными неудачами?...
Лакан определил извращенца как агента, который считает себя инструментом наслаждения Другого. Именно на это намекал Лакан на последних страницах 11-го семинара: «жертвоприношение темным богам остается чем-то таким, чьему чудовищному обаянию редкий субъект способен, и в наши дни, не поддаться. Невежество, безразличие, желание отвести взгляд - вот что накидывает на это явление покров тайны. Для тех, однако, кто готов взглянуть на него без страха - а таких, способных противостоять притягательной силе жертвоприношения самого по себе, не так много - факт жертвоприношения означает лишь то, что в объекте наших желаний мы ищем свидетельство - свидетельство того, что присутствует в нем желание Другого - того Другого, что именую я здесь темным Богом».
Извращенец, который поступает в соответствии с этим «чудовищным заклятием» и делает то, что он делает, ради удовольствия божественного Другого, не является плохим парнем, которому нравится мучить свои жертвы; он, напротив, хладнокровный профессионал, выполняющий свой долг безлично, ради самого долга.
Переход от обычного садиста к истинному извращенцу – вот что подтверждает описание Ханной Арендт изменений, произошедших в нацистском проекте, когда Schutzstaffel (SS) заменили собой бандформрования Sturmabteilung (SA) в качестве администраторов концентрационных лагерей: «За слепым зверством СА часто скрывались глубокая ненависть и обида на всех тех, кто был в социальном, интеллектуальном или физическом плане лучше их самих и кто теперь, как бы во исполнение их самых смелых мечтаний, оказался в их власти. Эта обида, так и не угасшая до конца в лагерях, кажется нам последним остатком человечески понятного чувства.
Однако настоящий ужас начался, когда управление лагерями взяли на себя СС. Прежнее стихийное скотство уступило место абсолютно холодному и систематическому уничтожению человеческих тел, рассчитанному на уничтожение человеческого достоинства; смерти удалось избежать или отложить на неопределенный срок.
Лагеря больше не были парками развлечений для зверей в человеческом обличье, то есть для людей, которым действительно место в психиатрических больницах и тюрьмах; произошло обратное: их превратили в «тренировочные полигоны», на которых совершенно нормальных людей готовили к тому, чтобы они стали полноправными членами СС».
Адольф Эйхман был не простым бюрократом, составлявшим расписание поездов для СС; он в каком-то смысле осознавал весь ужас, который организовывал, но его дистанция по отношению к этому ужасу, его притворство, что он всего лишь бюрократ, исполняющий свой долг, были частью его наслаждения.
Именно это добавляло избыточного наслаждения: он наслаждался, но исключительно интерпассивно, посредством Другого, «темным богом», которого Сад называл «Высшим Существом во Зле» (l'être suprême en méchanceté).
С. Жижек. С днем рождения, Кант, ты - паршивый садист!
#перверсия
#садизм
Произошло то, что мы никогда не могли себе представить как происходящее с нами в реальности... Мысль о кризисе, или «провале», воображения (a failure of imagination) не нова: она появилась после терактов 11 сентября.
Вот что было написано в докладе комиссии 9/11: «Самым большим провалом [что касается 9/11] был провал нашего воображения» (Wolff Bernstein, 2020). Тогда даже спецслужбы не могли себе представить, что такая атака возможна в реальности. Все думали, что мы смотрим один из голливудских фильмов.
С психоаналитической точки зрения не существует свободного от фантазии состояния психики. С одной стороны, фантазия представляет собой противоположность реальности и может использоваться как защита или убежище.
С другой стороны, мы воспринимаем реальность, постоянно перерабатывая ее и интерпретируя, через призму глубинных бессознательных фантазий. Когда мы сталкиваемся с чем-то, что не можем вообразить, мы отказываемся верить в реальность происходящего.
Интересно, что к похожим выводам о роли фантазии и функции воображения, независимо от психоанализа, пришла когнитивная лингвистика. С точки зрения когнитивной лингвистики наш язык пронизан метафорами, которые образуются из нашего телесного опыта, опыта отношений с другими людьми и внешней реальностью.
Слово «метафора» (μεταφορά) в переводе с греческого языка означает «перемещение», «перенос». С ее помощью мы передаем сущность одного явления через сущность другого явления. Наше отношение к реальности определяется метафорой. Жизнь – это любовь, любовь – это радость. Или же жизнь – это боль, любовь – это безумие и т.д.
Мы не выдумываем метафоры, мы в них живем. С психоаналитической точки зрения мы можем сказать то же самое: мы не выдумываем фантазии, мы ими живем, а наше отношение к реальности определяется спецификой переноса наших фантазий на реальность.
«Психика – это генерирующая метафоры функция, которая использует грандиозный компьютер, чтобы писать свою поэзию и рисовать свои картины мира, искрящиеся значением» (Meltzer, 1988).
Зимин В.А. Катастрофическое изменение и кризис воображения
#психоанализ
ИТАК, САМЫЕ ПОПУЛЯРНЫЕ ПОСТЫ ПРОШЕДШЕЙ НЕДЕЛИ
1. Что такое скука? /channel/clinicalpsychoanalysis/10010
2. Про мать /channel/clinicalpsychoanalysis/10013
3. Про тягу к алкоголю /channel/clinicalpsychoanalysis/10015
4. Психоанализ мужских фантазий /channel/clinicalpsychoanalysis/10017
5. Когда у нас всё есть, мы начинаем друг друга и планету уничтожать /channel/clinicalpsychoanalysis/10021
6. Лучше быть грешником в мире, управляемым Богом, чем жить в мире, управляемым Дьяволом /channel/clinicalpsychoanalysis/10022
Как Вы могли убедиться, на канале нет рекламы, «партнёрских постов» и прочей чепухи в виде популярной психологии (мотивации, денег, отношений, секса, как стать успешным успехом и пр.).
«Клинический психоанализ» – публичный канал, если вдруг Вы захотите поделиться какой-либо публикацией – то Вы можете это делать совершенно свободно.
Я не собираю донаты, не продаю и не покупаю рекламу, а к рекламе от Дурова, я, понятное дело, не имею никакого отношения; расценивать её как мои персональные рекомендации нецелесообразно.
«Клинический психоанализ» – это просветительский проект, который я веду лично один, опираясь лишь на Вашу поддержку и мой интерес (в свободное от основной работы время).
Если Вам нравится канал, то порекомендуете его пожалуйста всем тем хорошим людям, которые Вас окружают. Например, Вы можете поделиться этим постом (но это, совсем не обязательно, конечно).
Обсуждение конфигурации контейнера и контейнируемого занимает в этой книге значительное место. Поэтому может показаться странным, что здесь я в нескольких предложениях опишу самый важный, возможно, механизм, применяемый практикующим психоаналитиком.
Он не требует объемного описания, и его относительно легко понять. Лишь по этим причинам он занимает незначительное, как может показаться, место в этой книге. Он взят из описаний параноидно-шизоидной и депрессивной позиций, сделанных Мелани Кляйн, и читателю следует обратиться к этим описаниям.
Вот вкратце моя формулировка этой темы, в том, что касается практикующего аналитика.
На каждой сессии психоаналитик должен быть способен,... осознавать те аспекты материала, которые, какими бы знакомыми они ни казались, связаны с чем-то неизвестным ни ему, ни анализанту.
Попыткам цепляться за то, что он уже знает, следует сопротивляться с целью достижения состояния психики, аналогичного параноидно-шизоидной позиции.
Я выбрал для этого состояния термин «терпение» (англ. patience), чтобы отличать его от термина «параноидно-шизоидная позиция», который следует оставить для описания патологического состояния, как его использовала Мелани Кляйн.
Я имею в виду, что этот термин должен сохранить ассоциацию со страданием и перенесением фрустрации.
«Терпение» следует сохранять «не гоняясь нудным образом за фактами и не придерживаясь трезвой рассудительности», пока паттерн «эволюционирует».
Это состояние аналогично тому, что Мелани Кляйн назвала депрессивной позицией.
Для этого состояния я использую термин «защищенность» (англ. security).
Я имею в виду связь этого термина с безопасностью и снижением тревоги. Я полагаю, что ни один аналитик не должен считать, что он проделал работу, необходимую для того, чтобы дать интерпретацию, если он не прошел через обе фазы — «терпение» и «защищенность».
Переход от одной к другой может быть очень кратким, как на заключительных стадиях анализа, либо он может быть долгим.
Мало кто из психоаналитиков, если вообще кто-либо, может верить, что он избежит чувств преследования и депрессии, обычно ассоциирующихся с патологическими состояниями, известными как параноидно-шизоидная и депрессивная позиции.
Коротко говоря, за ощущением, что интерпретация верна, часто почти сразу следует ощущение депрессии.
Я считаю колебания между «терпением» и «защищенностью» показателем того, что проделана ценная работа.
Уилфред Р. Бион. Внимание и интерпретация. Научный подход к инсайту в психоанализе и групповой работе / Перевод с английского Дмитрия Селиванова и Ольги Лежниной — М.: Издательство Beta 2 Alpha, 2023. — 208 с.
#психоанализ
В статье «Вытеснение и возвращение плохих объектов» Фэйрберн отмечает, что объясняя процесс вытеснения своим пациентам, он «нашел полезным говорить о плохих объектах как находящихся… погребёнными в подвале психики за запертой дверью, которую пациент боится открыть из-за страха либо обнаружить скелеты в шкафу, либо увидеть те призраки, которые обитают в данном подвале» (Фэйрберн, 2020, с. 120).
Однако сколь бы сильно пациент ни желал отвергнуть плохие объекты, он не может от них ускользнуть.
Фэйрберн продолжает: «Они навязывают ему себя, и он не может им сопротивляться, потому что они обладают властью над ним...
Другими словами, они «овладевают» им, подобно злым духам. Однако это еще не всё. Ребенок не только интернализует свои плохие объекты, потому что они силой принуждают его к этому, а он, в свою очередь, пытается их контролировать, но также, и это самое главное, потому что он в них нуждается» (Фэйрберн, 2020, с. 123-124).
Одно время Фэйрберн работал с детьми, которые стали жертвами сексуального насилия или совершили правонарушение. На него произвело большое впечатление их сопротивление воспоминаниям о своей травме.
Он пришел к выводу, что они сопротивляются пробуждению травматических переживаний, так как они представляют собой регистрацию отношений с плохим объектом. Эти дети не желали признавать, что их родители – плохие объекты.
Ребенок скорее назовет себя плохим, чем будет иметь своих родителей плохими. Беря на себя ношу плохости и вины, ребенок пытается очистить своих родителей от присущей им плохости. Такую защиту посредством взятия вины на себя Фэйрберн назвал моральной защитой.
Он пишет: «Очевидно, предпочтительнее быть условно хорошим, чем условно плохим, однако, ввиду отсутствия возможности быть условно хорошим, предпочтительнее быть условно плохим, нежели чем безусловно плохим (Фэйрберн, 2020, с. 122).
Фэйрберн отмечает, что убедительность ответа может быть наилучшим образом понята, если ответ будет сформулирован на языке религии, ибо такой язык дает наилучшее понимание для взрослой психики той ситуации, какой она представляется ребенку.
«На языке религии данный ответ гласит, что лучше быть грешником в мире, управляемым Богом, чем жить в мире, управляемым Дьяволом. Грешник в мире, управляемым Богом, может быть плохим, однако здесь всегда наличествует определенное чувство безопасности, проистекающее из того факта, что окружающий мир хорош, и, во всяком случае, всегда есть надежда на спасение (Фэйрберн, 2020, с. 122).
«Страх высвобождения плохих объектов из бессознательного является глубочайшим источником сопротивления, ибо, когда такие плохие объекты высвобождаются, мир вокруг пациента наполняется демонами, столкновение лицом к лицу с которыми для него слишком ужасно… В то же самое время, для меня теперь фактически несомненно, что высвобождение плохих объектов из бессознательного является одной из главных целей, достижение которых должен ставить перед собой психотерапевт, даже за счет тяжелого «невроза переноса», ибо лишь когда интернализованные плохие объекты высвобождаются из бессознательного, появляется какая-то надежда на разрушение их катексиса. Однако плохие объекты могут быть безопасно высвобождены лишь в том случае, если аналитик стал для пациента достаточно хорошим объектом. В противном случае, возникающая в результате небезопасность может оказаться невыносимой»
(Фэйрберн, 2020, с. 127).
Ягнюк К.В. Актуальность идей Рональда Фэйрберна для психоаналитических парных и семейных терапевтов.
#психоанализ
Йоланда Гемпель: Боль социального
Продолжая мысль Фрейда о трех источниках человеческих страданий - бренности тела, всемогуществе природы и несовершенстве учреждений, - израильский психоаналитик Йоланда Гемпель вводит особое понятие "боль социального":
"Я могу определить «социальное», я могу определить «боль». Трудно же определить «социальную боль» или «боль социального» — страдание, источником которого являются человеческие отношения как социальное коллективное. Задача состоит в том, чтобы найти слово, означающее, которое способно передать это опыт из клинической практики, понятие социального коллективного, которое способно включать ощущения, аффекты и интуицию. Наверное, единственным возможным означающим является изложение фрагмента клинического процесса".
Последнее предложение напоминает типичное высказывание Бетти Джозеф: "на этот вопрос нельзя ответить, его можно только исследовать". Это и предлагает Гемпель, иллюстрируя концепт социального страдания клиническим виньетками и своими личными переживаниями как израильского психоаналитика (с аргентинским бэкграундом).
Одно из понятий-метафор, переходящих из одной работы Гемпель в другую, - радиоактивная идентификация. Думаю, оно хорошо ухватывает состояние общества в ситуации коллективной травмы.
"Я использую слово «радиоактивный» как метафору для влияний социального и политического насилия во внешнем мире, которые проникают в наш психический аппарат и наш аппарат социального, и мы не имеем никакого контроля над их проникновением, внедрением или последствиями. Лишенные запаха и цвета, они представляются нам телесной болезнью, эмоциональным смятением, разбушевавшимся влечением, девиацией от политического к использованию социального контекста и злоупотреблению им — клиническим фактом, который трудно постичь.
...Мы все можем быть пассивными приемниками или передатчиками совершенно случайным образом, поскольку просто принадлежим какой-то нации либо территории, просто живем в каком-то обществе и в этом мире. Этот режим передачи не имеет одного лишь специфического и легко распознаваемого носителя" (Gampel, Y. (2020). The pain of the social. Int. J. Psychoanal., (101)(6):1219-1235).
Ранее немного о Гемпель на этой странице https://bit.ly/2KZolaS
Статья и дискуссия на тему "несовершенства учреждений"
https://www.academia.edu/48913926/Несовершенство_учреждений_пандемия_сексуальность_и_общество
Подкаст с Йоландой Гемпель
https://ipaoffthecouch.org/2021/06/13/episode-87-psychoanalysis-during-wartime-the-israeli-experience-with-yolanda-gampel-phd/
Источник: Психоанализ и мир.
#психоанализ
Несколько слов о [дедушке] Отто Кернбреге. Он действительно большой и классный специалист, который подружил классическую психиатрию и психоанализ. Также ему удалось сочетать браком американскую эго-психологию и европейскую школу объектных отношений, да ещё и кляйниантво.
Одним из важнейших вкладов Кернберга в психопатологию была концептуализация пограничных расстройств (о которых З. Фрейд вероятно, не имел ни малейшего представления), а также уточнение феномена нарциссизма и его связи с агрессией.
Концептуализация Кернбрега выстроена вокруг идентичности (и объектных отношений, разумеется). То есть согласно Кернбергу, ключевые отличия невротической структуры личности от пограничной, является присутствие признаков «диффузной идентичности». То есть, наличие крайне противоречивых представлений о себе, своем Я, и о своих объектах (тех кого он любит и с кем он взаимодействует).
Это в свою очередь порождает дикую амбивалентность в объектных отношениях и в отношениях привязанности включая интенсивное влечение к близости, вспышек ярости и страха отвержения (сценарий: «Люблю и не могу без тебя - чтоб ты сдохла безрогая скотина!»)
«Нарцисс» напротив имеет целостную идентичность (с привкусом «величия» или напротив «ничтожества»), но коллапсирует, когда речь заходит о его объектных отношениях (плохо описывает других людей, их внутренний мир).
То есть и «пограничник» и «нарцисс» плохо понимают и себя и других (но за счёт немного разных механизмов).
В первом случае, как будто, из-за тотального дефицита репрезентаций, а во втором, из-за предвзятости помноженной на дефицит.
Однако к самой концепции О. Кернберга есть ряд вопросов.
Разве идентичность не является всего лишь нарративом (сказочкой, басней, которую человек рассказывает сам себе)?
Возможно, нет никакой цельной личности (идентичности), а только сообщество субличностей (имя которым Легион), частей, фрагментов организованных вокруг объектов, ролей, историй, задач и умений (навыков).
А вдруг, дело вообще не дефиците репрезентаций, а в дефиците или в сбое в работе автобиографической памяти индивида?
Автобиографическая память будучи подтипом декларативной, эксплицитной памяти обеспечивает построение и поддержание непрерывной идентичности (от первого лица).
Автобиографическая память оперирует воспоминаниями о личностно значимых событиях и состояниях в исторической перспективе.
А вдруг, действительно проблема в том, что «пограничный» не имеет доступа к этим воспоминаниям. И поэтому всякий раз вынужден заново, как в первый раз, сталкиваюсь с типичной ситуацией, решать задачку не опираясь на прошлый опыт.
Это, кстати, хорошо объясняет тенденцию лиц с пограничным расстройством упорно «наступать на те же грабли».
Неспособность учиться на опыте, упрямство в совершении типовых ошибок (очевидных для окружающих и терапевта), идеализация и следующее за ним обесценивание – тоже хорошо вписывается в логику плохого доступа к автобиографическим воспоминаниям.
Из этой теории можно вывести и специфическую терапию, которую можно назвать «терапией памяти», то есть систематической практикой подробного воспоминания и рассказа о мельчайших событиях прошлого (в первую очередь связанных с межличностными отношениями), что обеспечит поддержание восприятия от первого лица.
© Автономов Денис
#размышления
#пограничное_расстройство_личности
У тех, кто относится к "душевно здоровым", обычно имеется ряд иллюзорных убеждений.
Среди этих иллюзий наиболее распространены следующие:
а) излишне позитивная самооценка;
б) удобное "забывание" негативных факторов о себе;
в) переоценка собственного уровня самоконтроля;
г) "нереалистический" оптимизм по отношению к самим себе;
д) "нереалистический" оптимизм по отношению к будущему в общем;
е) "ненормальная" веселость.
Каков будет ваш выбор: иметь подобные иллюзии или придерживаться "жестокого реализма" и умереть раньше чем эти заблуждающиеся глупцы?
Роберт Антон Уилсон
Есть такое письменное задание, которое любят давать консультанты в различных Реабилитационных центрах, оно называется «История болезни».
Человеку с зависимостью предлагают письменно, по годам расписать как именно развивалась и прогрессировала его болезнь – химическая зависимость.
Есть такая [очень наивная] идея, что если человек действительно осознаёт, что употребление алкоголя или наркотиков – это не развлечение, а самая настоящая БОЛЕЗНЬ, то он перестает употреблять (пить).
Думать так, разумеется очень приятно и даже романтично (но вполне в духе Сократа, который считал, что зло происходит исключительно из незнания, а невежество и есть корень всевозможных бед).
Если человек действительно осознаёт (знает) и в добавок ещё критически отнесётся к себе и своему поведению, то в результате этой процедуры, он почти волшебным образом возьмёт и все бросит.
Проблема заключается в том, что когда ты в только вышел из запоя, у тебя дикое похмелье, проблемы, вредные последствия или ты оказался в рехабе, то действительно кажется, что «зависимость это болезнь».
Однако спустя некоторое время воздержания, уверенности в этом становится все меньше и меньше.
С каждым днём трезвости (добровольной или вынужденной) мозг переписывает задание «История болезни» в «Историю моих славных приключений».
А непосредственно перед срывом, человек уже полностью уверен, что это так и есть. И вчерашняя «История болезни», теперь заново читается как «История моих лучших кайфов».
© Автономов Денис
#размышления
#зависимость
#наркотики
#алкоголь
«Оптимизм, как известно, — это судорога умирающего».
Эмиль Чоран
Вот доказательство того оптимизм не самым лучшим образом влияет на точность прогнозирования и положительно коррелирует с пониженными когнитивными способностями. https://journals.sagepub.com/doi/10.1177/01461672231209400
Стигму можно определить как сочетание навешивания ярлыка, клиширования, отвержения, потерю статуса и дискриминацию.
Общественная стигма – это проявление обществом предрассудков и дискриминации.
Личная стигма состоит из стигмы воспринимаемой, испытываемой стигмы и самостигматизации.
Восприятие (ожидание) стигмы – убеждения индивидуумов об отношении общества к ним самим и к их состоянию.
Испытываемая стигма обозначает дискриминацию или ограничения, с которыми сталкиваются индивидуумы в повседневной жизни.
Самостигматизация (внутренняя стигма) – это принятие самим индивидуумом стереотипов и согласие со стигматизирующими убеждениями (то есть с общественной стигмой).
Самостигматизация рассматривается как изменение идентичности, приводящее к потере прежних (позитивных) убеждений относительно самого себя, что, в свою очередь, приводит к таким негативным для личности последствиям, как сниженная самооценка и сниженная самоэффективность
Источник: Автономов Д. А., Михайлов М. А. Стигматизация, испытываемая стигма и самостигматизация. Кляйнианский подход к пониманию проблемы //Психическое здоровье. – 2017. – Т. 15. – №. 9. – С. 54-60.
#стигма
Пустота не означает отсутствие чувств. Когда [психоаналитика] Мелани Кляйн попросили описать пустоту, она рассказала историю о том, как маленький мальчик, заходя в кабинет заявил: «Здесь пусто». Он сказал это со страхом в голосе, что и побудило миссис Кляйн спросить у мальчика, что означает для него «пустота».
Для этого маленького мальчика пустота означала то, что комната была заполнена демонами, фантомами, враждебными силами, т.е. в ней отсутствовала любая возможность получения эмпатии, обретения уверенности воссоздания. В кляйнианских терминах мы могли бы сказать, что она была пустой – не наполненной хорошими объектами.
Как показала М. Кляйн (1963), имеет место не просто страх остаться одному, но страх остаться [наедине] с ужасом.
Как указывала Иска Зальцбергер-Виттенберг, содержание ужаса может быть многогранным: страх собственной ненависти к себе и суицидальных импульсов; боязнь ненависти к другим людям и страх возмездия; крайней физической и ментальной беспомощности; страх неизвестности, которая обычно ощущается потенциально опасной.
Несмотря на все разнообразие этих содержаний, их общим фактором является страх смерти или несчастья, неизбежных в отсутствии хорошей и помогающей другой личности.
Источник: Автономов Д. А., Михайлов М. А. Стигматизация, испытываемая стигма и самостигматизация. Кляйнианский подход к пониманию проблемы //Психическое здоровье. – 2017. – Т. 15. – №. 9. – С. 54-60.
#психоанализ
#кляйн
Во времена моей молодости, на сленге, наличие доступа к наркотикам (тогда речь шла именно о героине) называлось «движением». Наркопотребители спрашивали: «Как у вас тут с движением?» или «Есть ли движение?»
В этом вопросе, есть определенная эволюционная логика.
Ожидание употребления, «замут», поиск «закладок», предполагает активное действие, движение к цели. Напротив, удовлетворение напротив, связанно с замедлением, паузой и остановкой.
Не следует путать предвкушение, ожидание награды (wanting), которое ассоциируется с выбросом дофамина, с непосредственным переживанием удовольствия (liking), что обусловлено скорее выбросом опиоидных пептидов.
Сильная мотивация, концентрация ресурсов и устремление к цели, вовсе не обязательно приятное переживание (более того, оно может быть даже болезненным).
Зависимый человек может компульсивно искать то, что уже не доставляет ему былого удовольствия. Это и есть так называемая «потеря контроля».
© Автономов Денис
#размышления
#зависимость
#наркотики
Появление термина «neurodiversity» («нейроразнообразие», «нейроотличие») и соответствующего движения, ведущего свое начало с конца 1990-х, следует [изучить] в широкой перспективе...
Исторически движение за нейроразнообразие связано с отходом от психоанализа в сторону нейробиологического и генетического истолкования аутизма... Последующий сдвиг шел параллельно с появлением дискурсов за и против лечения, выражаемых группами, защищающими нейроразнообразие, а также группами родителей и практикующих врачей, которые отдавали предпочтение поиску и использованию поведенческих и психофармакологических методов лечения.
Аутичные в Австралии и Америке, возглавляемые самоадвокатами Джимом Синклером и Донной Уильямс, образовали в 1992 году Международную сеть аутизма (ANI), обеспеченную в 1994 году «Списком рассылки Международной сети аутизма» (ANI-L). Девиз «Аутизм — дело аутичных» зафиксировал главную ценность ANI с момента ее создания.
Тэмпл Грандин — высокофункциональная аутистка, выражение которой стало названием книги Оливера Сакса «Антрополог на Марсе» (фраза, отражающая, по ее словам, то, как она чувствует себя в окружении нейротипичных), и выдающаяся самоадвокат — не против лечения, если оно применяется не к самому аутизму, а главным образом к вторичным симптомам, таким как тревога. Эта мысль ясно выражена в ее автобиографии «Думая картинками» [1995].
Джуди Сингер, другая аутичная активистка, убеждает, что лекарственные средства приемлемы до тех пор, пока их цель — облегчить страдание, а не изменить личность пациентов.
Введение термина «нейроразнообразие» обычно приписывается Джуди Сингер, социологу с диагнозом синдрома Аспергера, которая употребила его в статье 1999 года «Почему вы не можете быть нормальным хотя бы раз в своей жизни? От проблемы «без названия» к появлению новой категории различия»...
Внутри движения за нейроразнообразие церебрализация поддерживает «натурализованную» идентичность: я аутичный, а не «имею аутизм», потому что мой мозг «устроен» определенным образом. Для самоадвокатов неврологизация аутизма открывает путь к его переопределению в терминах церебрального различия...
Онтологическая однородность является по большому счету следствием языка. Мир аутичной самоадвокации создает феномен, который антрополог Эмили Мартин наблюдала, собирая данные по биполярному расстройству: высказывания о мозге казались «клонами — бесконечно тиражируемыми, но не создающими новых логических связей» [Martin 2009].
В современной биологической психиатрии депрессия и психозы фигурируют как недуги, «запечатлённые в теле» [Luhrmann 2000]. Несмотря на критику, которую заслуживает тенденция «все валить на мозг» [Valenstein 1998], мы должны признать, что она освободила и пациентов, и их родственников от ответственности за маниакальную депрессию, нарушения пищевого поведения, анорексию, аутизм или шизофрению.
Окончание следует...
Гарольд Сирлз [психиатр и один из ведущих мировых специалистов по психоаналитическому пониманию и лечению шизофрении] показывает, что частые бредовые идеи шизофренических пациентов о магическом «влиянии» на них внешних сил (будь то радар, электричество или нечто иное) частично основываются на их реакциях на окружающих людей, которые, не осознавая эти процессы, не помогают или не могут помочь им понять, что это «влияние» исходит не из магического, а из межличностного источника.
Восприятие таких пациентов обычно сильно искажено одновременно факторами проекции и переноса, но очень важно, чтобы терапевт смог распознать зародыши реалистичного восприятия, поскольку именно поощряя рост таких фрагментов связи с реальностью, он может быть наиболее полезен этим глубоко нарушенным пациентам.
Г. Сирлз описывает три основных вида реакций пациента на бессознательные процессы терапевта:
(а) он может воспринимать бессознательный процесс терапевта как одну из граней своей собственной личности;
(b) воспринимать их в форме галлюцинаций;
(с) разыгрывать их в своем поведении.
На основе своего многолетнего клинического опыта он делает вывод, что именно при работе с шизофрениками терапевт может наиболее ярко наблюдать определенные интроективные процессы, которые в действительности имеют место, в той или иной форме, в любом терапевтическом взаимодействии с любым пациентом невротического или психотического типа.
Источник: Ирина Пантелеева. Вина как базовое допущение образования групп. Некоторые клинические и прикладные аспекты теории Мелани Кляйн (2012).
#проективная_идентификация
#психоанализ
#шизофрения
#магия
Генетические предрасполагающие факторы обусловливают от 45% до 79% рисков формирования зависимости (Kendler et al., 2003). Но, помимо факторов наследственности, можно идентифицировать роль семейной системы в аддикции.
Так например, ряд авторов предлагают рассматривать опиоидную зависимость не как индивидуальную дисфункцию, а как «семейную болезнь».
Наверное, неслучайно, в большинстве случаев, употребление наркотиков начинается в подростковом возрасте.
Некоторые семьи прямо или косвенно поддерживают и санкционируют употребление наркотиков (в этих случаях часто происходила т.н. «передача зависимости» от старшего поколения к младшему), другие напротив, побуждали бросить и наказывали за аддиктивное поведение.
Парадокс заключается в том, что эти противоположные тенденции во многих семьях чередовались или возникали параллельно друг с другом.
Наиболее распространенной семейной моделью была ситуация, когда отец отсутствует (физически или эмоционально) или исключен, а мать фиксирована на отношениях с сыном-наркоманом, образовывая своеобразную диаду (так как будто она, по-прежнему связана с ним пуповиной).
Употребление наркотиков сыном, представляет собой компромисс между желанием независимости и отделения от своей родительской семьи/матери и страхом взросления (и нежеланием брать на себя ответственность за это).
Прием наркотиков давал возможность подростку избежать, замаскировать или отложить принятие решений, касающихся секса, агрессии, сепарации, финансовой независимости, а статус «наркомана» (или «паршивой овцы») позволяет ему избежать многих трудных решений.
Но употребление наркотиков, может быть также связано и с сильным страхом разлуки, которое испытывает семья в ответ на попытки подростка отделиться.
В некоторых случаях семейное окружение настолько дисфункционально, что является фактором риска рецидива зависимости и провала наркологического лечения.
Родственники могут давать деньги (или вещи, которые можно заложить в ломбарде) на наркотики, а также оказывать эмоциональную поддержку, не настаивая на необходимости отказа от употребления.
Многие мужчины с героиновой зависимостью поддерживают тесные [психоаналитики сказали бы «инцестуозные»] отношения со своими матерями и продолжают жить совместно со своими родителями даже в среднем и/или позднем взрослом возрасте.
Источники:
https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC5086440/
https://www.tandfonline.com/doi/abs/10.3109/00952997809027993
https://www.tandfonline.com/doi/abs/10.3109/10826087209026764
#зависимость
#наркотики
Алкогольная зависимость – это расстройство характеризующееся нарушением способности говорить «Нет» алкоголю и/или контролировать частоту или объем его употребления, несмотря на наличие неблагоприятных последствий.
У людей с зависимостью часто случаются рецидивы, даже если они решили воздерживаться и прекратить пить.
Более чем 50% (а в некоторых исследованиях 65-70%) пациентов с зависимостью решившихся бросить пить, рецидивируют на горизонте первых 3 месяцев воздержания.
Данные показывают, что у значительной части пациентов рецидив случается почти сразу после завершения лечения (выхода из клиники или реабилитации (иногда в этой же день или в пределах ближайших 3-5 дней)).
Однако на третьем месяце трезвости, кривая рецидивов снижается и выравнивается. Примерно треть пациентов успешно поддерживают свое воздержание от алкоголя на протяжении одного года.
Эти данные свидетельствуют о том, что эти первые три месяца (90-100 дней) воздержания, являются критически важными. Если человек смог остаться трезвым три месяца, то он с большой долей вероятности, сможет и не пить целый год.
Ещё одна хорошая новость заключается в том, что вероятно, большинство людей (около 77%) самостоятельно решают свои проблемы с алкоголем не прибегая к специальному лечению.
Желание выпить, крейвинг («тяга») часто (но не всегда) является важной предпосылкой рецидива. Ряд исследований оценивающих крейвинг в режиме «реального времени», сообщают об усилении тяги за несколько часов до фактического начала употребления.
Таксономия ретроспективных атрибутивных объяснений рецидивов включает достаточно много ситуаций и триггеров, включая мысли о контроле: «Я захотел проверить, что произойдет, если я выпью немного».
Люди с зависимостью сильнее обесценивают отсроченные вознаграждения (например, улучшение здоровья, снижение числа конфликтов, улучшение репутации и финансов), выбирая «синицу в руках» («бухну сегодня, а дальше видно будет»), что согласуется с многочисленными исследованиями (Petry, 2001; Reynolds, 2006; MacKillop et al., 2011).
Стресс, тревога, межличностные конфликты, негативные эмоции, дисфория снижают способность сопротивляться крейвингу, а также усиливают ожидаемое вознаграждение, которые индивид надеется получить в результате употребления.
Источники:
https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC3674771/
https://psycnet.apa.org/record/1974-32899-001
https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC1380437/
#зависимость
#алкоголь
#крейвинг
Проективную идентификацию (ПИ) называют самой продуктивной концепцией психоанализа со времен открытия бессознательного.
Разумеется, когда произносятся заявления подобного рода, то сразу же в ответ раздается возражений, в частности, указывающих на значение Эдипова комплекса. Возможно, более приемлемым было бы утверждение, что проективная идентификация – очень важная концепция.
Элизабет Спиллиус (1988) говорит о ней более скромно как о самой популярной кляйнианской концепции, а Дональд Мельтцер (1991) называет ее самой плодотворной кляйнианской концепцией за последние тридцать-сорок лет.
Хиншельвуд (1991) считает ее одной из, если не самой, плодотворной кляйнианской концепцией, но также самой запутанной и запутывающей. Однако, она не становится от этого ошибочной или бесполезной.
Р. Янг, ссылаясь на других авторов, говорит о том, что такова судьба большинства важных идей – в силу своей плодотворности они открыты для множества различных толкований, и преодоление двусмысленности и противоречий в их понимании составляет важнейший период развития соответствующей науки.
...[Р. Янг] называет ПИ базовым механизмом, лежащим в основе любого обучения, любого знания, и утверждает, что концепция ПИ позволяет понять связь примитивного с социальным.
Ощущения и опыт также есть следствие проективных механизмов.
Р. Янг сравнивает проективные процессы в обучении с так называемой «отрицательной обратной связью» в кибернетике; человек «настраивает» свои мысли и поведение в соответствии с обратной связью, полученной в ответ на его действия, точно также как артиллерист изменяет направление выстрела в зависимости от того, приземлился предыдущий снаряд ближе или дальше цели.
Источник: Ирина Пантелеева. Вина как базовое допущение образования групп. Некоторые клинические и прикладные аспекты теории Мелани Кляйн (2012).
#проективная_идентификация
#психоанализ
#история_психиатрии
Тоска по простому или естественному существованию, стремление освободиться от тягот и тревог нашего времени имеют именно эту подоплеку: желание жить в изолированных стаях.
Элиас Канетти. Масса и власть.
Когда Фрейд в этой работе [речь идёт о произведении «Недовольство культурой» (1930 год)] перечисляет источники страданий, он называет среди них внешний мир (поскольку мы не можем противостоять катастрофам, стихийным бедствиям и т.д.), наше тело (которое несовершенно, подвержено болезням, которое стареет, дряхлеет и в итоге неизбежно умирает) и отношения с другими.
И, говорит Фрейд, этот третий источник страданий нам кажется достаточно случайным. Мы можем признать необходимость первых двух, но в отношении третьего у нас всегда возникает чувство, что его можно было бы избежать, что мы могли бы каким-то образом урегулировать отношения, так чтобы они не причиняли нам боли и страданий.
Но в психоаналитической перспективе всё оказывается наоборот: мы можем научиться строить плотины, бурить скважины, использовать природные ресурсы и т.д., чтобы обеспечить себе защиту от стихий; мы можем создавать генетику и биоинженерию, чтобы защитить тела; но отношения с другими всегда незаметно приведут к катастрофе.
Мне нравится, как это показывает в одном из своих фильмов («О, Интернет! Грезы цифрового мира», 2016) Вернер Херцог: Илон Маск рассказывает о том, как мы полетим на Марс, что полёты станут доступными, что мы сможем создать там атмосферу, подходящие для жизни условия; а потом звучит вопрос: значит ли это, что с Землёй уже покончено? Что для неё надежд не осталось? Что её обживать смысла нет? У нас уже есть планета, где есть земля, вода, атмосфера, животные и растения, и что мы делаем?
Когда у нас всё есть, мы начинаем друг друга и планету уничтожать.
Олелуш. Зеркало
#психоанализ
#влечение_к_смерти
Отношения с довольно недоступной депрессивной матерью, которая порой ведет себя неуместно соблазняюще, но в целом остается неотзывчивой и неэмпатичной, довольно часто становятся генетическим контекстом сексуализации (ее широкого использования) и садомазохизма. Ее стремление извлечь что-то для удовлетворения своих насущных нужд сочетается с сексуализированной защитой против своей деструктивности и отвержения ребенка.
Эти мотивации практически всегда выражаются в садомазохистических отношениях между матерью и ребенком. Ужасу потери и разрушения противостоит иллюзия того, что мать и ребенок останутся прочно связанными друг с другом навсегда.
Такие матери негодуют из-за необходимости заботиться о ребенке. Они хотят, чтобы заботились о них самих.
Они завидуют ребенку из-за того, что у него есть новый шанс в жизни, завидуют его автономии, способностям, силе, молодости, привлекательности, фаллосу (т.е. тому, чего, по их ощущениям, им не хватает).
Из зависти и ненависти мать бессознательно хочет разрушить эти характеристики ребенка.
Она калечит ребенка и навсегда привязывает к себе, навязывая ему обмен ролями. Идеализация притворной любви (реактивное образование) и соблазняющая гиперстимуляция ребенка призваны подчеркнуть, что отношения между матерью и ребенком хорошие и любящие, а не эксплуатирующие и деструктивные.
Ребенок идентифицируется с преобладающей защитной позицией матери и участвует в отношениях с ней комплементарным образом. Это поощряет использование как сексуализации, так и садомазохизма в качестве защитных и адаптивных феноменов, которые призваны сконтейнировать и утихомирить невыносимые аффекты...
В этом смысле садомазохизм представляет собой комплексную регрессивную защиту от различных опасностей, которыми угрожает автономия. Он представляет собой попытку «спрятаться в домике», уцепиться за безопасное и знакомое. Человек обречен бить и наказывать другого, чтобы сконтейнировать и скомпенсировать «плохое» внутри собственной личности.
Пациент бежит от того, что его пугает в самом себе и стремится к тому, что защитит его от этих угроз. Он будет искать решения проблемы в защитах в той мере, в которой его пугает автономия (и ответственность за его желания и аффекты).
Стэнли Дж. Коэн. Возбуждение садомазохизма. Полный текст тут /channel/ceinpsychoanalysis/331
#сексуальность
#психоанализ