#лонгриды_Культ_личности
ЮРИЙ АННЕНКОВ. РТУТНЫЙ ШАРИК. ЧАСТЬ 12
Последний штрих, и "... В комнату вошла Крупская, - вспоминает визит к Ленину художник, - и спросила меня, не хочу ли я "глотнуть чайку". Я отказался и, поблагодарив, поцеловал ей руку. – Ишь ты! – воскликнул Ленин, засмеявшись. – Вы, часом. Не из дворян? – Из дворян. – Ах, вот оно что... Впрочем, я – тоже...".
Портрет Ленина Анненков тогда не заканчивает, уезжает в Питер.
7 августа умирает Блок. Анненков мчится на Офицерскую улицу, ныне Декабристов, в бывший доходный дом Петровского – последний адрес поэта. "...Я провел с трупом Блока не менее двух часов, - напишет он в книге "Дневник моих встреч". – Сначала я плакал, потом рисовал его портрет. Перемена была чрезвычайна...".
Перед положением в гроб Блока побрили – до этого лицо его покрывала недельная щетина. На подушке – красная вышивка – две буквы А и Б. Их Анненков выпишет красными чернилами. Год спустя, и тоже летом, из жизни уйдет другой великий поэт и хороший друг Анненкова, Велимир Хлебников. Его посмертный портрет создаст Пётр Митурич. И оба они – Блок и Хлебников – такие разные в жизни, упокоившись, вдруг станут так похожи на портретах Анненкова и Митурича. Если, конечно, верить художникам. А верить художникам, конечно, надо.
1922 год для Анненкова, во многом, год важный. В Петрограде появляется новая художественная институция – Общество станковистов, ОСТ. Отцы-основатели, кроме Анненкова, – Давид Штеренберг, Петр Вильямс, Юрий Пименов и Александр Дейнека. Будущие авангардист и жестоко битый за формализм нонкомформист, Главный художник Большого театра, народный художник и дважды лауреат Сталинской премии, народный художник и Герой социалистического труда. В уставе ОСТа – многочисленные и решительные отказы: от эскизности, передвижничества, псевдосезаннизма, отвлеченности сюжета. Всему этому противопоставлены революционная современность в выборе сюжета и стремление к законченной картине. Первое мероприятие ОСТа – "Дискуссионная выставка объединений активного революционного искусства".
Анненков, представив несколько работ московской публике, сосредоточен на подготовке альбома "Портреты". Художник издает альбом в петроградском филиале берлинского издательстве "Петрополис", в мае того же 1922 года. Собственно, это даже не альбом в классическом понимании слова. Это – не только сборник графических листов с изображениями главных действующих лиц тогдашнего литературно-художественного бомонда. Это не только книжные иллюстрации, эскизы театральных декораций и отдельные рисунки. Книга, названная автором по-английски Portaits, помещает под обложкой эссе его друзей – писателя Евгения Замятина, поэта Михаила Кузмина и искусствоведа Михаила Бабенчикова. Замятин пишет статью "О синтетизме", Кузмин – эссе под названием "Колебания жизненных токов". Бабенчиков ограничивается простым заглавием – "Юрий Анненков". Над предисловием трудится неутомимый Чуковский.
"...Пишу для Анненкова предисловие к его книге, - фиксирует Корней Иванович в "Дневнике" от 2 января 1922 года. – Он принёс мне проект предисловия, но мне не понравилось, и я решил написать сам...".
Открывает альбом автопортрет Анненкова, о котором Евгений Замятин заметит: "... Лаконичный портрет Анненкова: папироска, свёрнутая из казенных "Известий", и один острый, пристальный глаз, и эта пристальность именно оттого, что не нарисован другой глаз...".
Это к вопросу о глазомере художника, помните? Приглядывается, прицеливается. При этом всё время в движении, практически круглые сутки. И всюду опаздывает, как будто не хватает ему двадцати четырёх часов.
Продолжение следует.
/Автор текста: Владислав Борецкий/
