4888
Революционные манифесты и романтические ноктюрны. Автор: Анатолий Ульянов – украинский журналист, писатель и документалист. https://dadakinder.com
Причина, по которой я не верю в переговоры с путинизмом, не в том, что РФ нарушает договора, которые подписывает, или является злодеем, а исходя из её интересов в условиях деглобализации.
1
Происходит демонтаж глобальной системы. США в ней больше не нуждаются, а ЕС, РФ и КНР не устраивает гегемония США.
Даже если бы США хотели сохранить глобальный порядок, у них больше нет флота, способного обеспечить его основу – безопасность морских торговых путей для всех (от таковой зависит цена всего, что нас окружает).
Американские суперкорабли (USS Ford, Nimitz) – это могучие бегемоты, которые могут приплыть в любую точку мира и вырубить любого противника. Однако они не могут быть везде одновременно, выполняя функцию «мирового полицейского». Если бы США по-прежнему хотели им быть, они бы развивали крейсерный флот. Вместо этого они создали идеальный кулак для проекции силы в своих национальных интересах.
Распад глобального порядка будет сопровождаться образованием региональных союзов со своими внутренними правилами.
Лидерами этого процесса станут государства, способные обеспечить себе (и союзникам) доступ к ресурсам. Страны, которым не повезло с географией и которые интегрировали свои экономики в глобальную систему, не имея сильной армии и флота, смогут выжить только под кем-то. В противном случае, их ждёт демодернизация, война и голод.
Всё станет дороже для всех. И все будут пытаться перенести цепи снабжения поближе к дому.
2
Все развитые общества стремительно стареют: продолжительность жизни в них растёт, а рождаемость падает – таков закон индустриализации, которая меняет демографическую структуру общества. Возникает дефицит молодых людей, способных работать, потреблять, и воспроизводиться.
Отсюда – падение продуктивности и подорожание капитала, которого не достаточно, чтобы решить эту проблему иммиграцией или автоматизацией. Беженцы не могут создавать роботов. А роботы не могут потреблять, чтобы обеспечить мир капиталом, необходимым для прокачки беженцев и производства роботов.
У нас ещё нет экономической теории для этих обстоятельств. И капитализм, и социализм нуждаются в росте рабочего класса, продуктивности, потребления, благосостояния. Условий для роста больше нет. Более того – идея роста более несовместима с экологическим положением.
3
Прекращение войны – не в интересах РФ. В интересах РФ – экспансия с целью утверждения своей региональной гегемонии.
Кластер Россия-Украина-Беларусь занимает:
– ПЕРВОЕ место по экспорту газа, ядерного топлива, неона, обработанного никеля, полуфабриката железа, пшеницы, удобрений и поташа;
– ВТОРОЕ по экспорту сырой нефти, рафинированных нефтепродуктов и меди, платиновых металлов, стали, семенных масел, аммония и пиломатериалов;
– ТРЕТЬЕ по экспорту угля, алюминия, титана и газотурбин.
Борясь за контроль над этим регионом (украинскими ресурсами, портами и выходами к морю), РФ пытается вернуть себе статус сверхдержавы.
Границы РФ носят преимущественно равнинный характер, а необратимый демографический кризис делает невозможным их оборону в будущем (не говоря уже о захвате новых территорий).
Вторжение в Украину нужно рассматривать в контексте серии аналогичных интервенций в Грузию, Приднестровье, Абхазию, Чечню, Дагестан, Южную Осетию и т.д. Поскольку Украина не является конечной целью т.н. СВО, у нас нет оснований верить в преждевременные переговоры.
РФ не остановится, пока не выйдет на необходимые для её выживания рубежи. Таковыми являются границы СССР. Не потому, что Z хочет возродить Союз как политический проект, а потому, что границы Союза были самыми выгодными и безопасными границами за всю историю России.
У Польши, Молдавии и балтийских стран имеются все основания ожидать российского вторжения. Настолько же «невозможного», как и 24-е февраля...
Принципиальным условием для мирных переговоров и внутренней трансформации России является её поражение.
@dadakinder
1
Путин не врал, когда обещал нам «настоящую декоммунизацию». Никто другой не сделал большего для отмены советского наследия, включая День Победы.
В отличие от мелких бесов из других «бывших республик», которые, сорвав пионерский галстук, бросились «бороться с тоталитаризмом», чтобы национальные памятники могли стать частными парковками и торговыми центрами, Путин пошёл по пути апроприации. И сделал советские коды частью своего полого имперского проекта.
Так День Победы над фашизмом стал днём, когда фашизм победил. И сообщает: «можем повторить». Так народ-победитель стал народом-агрессором. После 24-го февраля, 9 мая стало травматичным напоминанием об этой исторической трансформации.
2
Мне жаль ветеранов. Я помню, как их, задолго до войны, приводили к нам в школу, чтобы мы, – совершенно равнодушные к этим нарядным старикам, – могли вручить им ритуальные гвоздики. Ещё я помню, как герои-освободители снимали свои безупречные формы, одевались в повседневное рванье, и шли к помойкам собирать бутылки.
Пока они их собирали, мы разбазарили всё, что они создали, и решили, что люди, благодаря которым мы не стали немецкими пепельницами, не заслужили права уйти с миром.
Мы, великие эмпаты, со всем доступным нам красноречием, рассказали им на прощание, что они, – подростки, брошенные в кровавую воронку, и защитившие нас, – были армией насильников и оккупантов, ничем не отличавшихся от тех, кто вторгся к нам в дом с благой вестью из газовой камеры.
Нет, мы не могли подождать пока герои уйдут. И подарили им не только нищету и потерю статуса, но и зрелище, как память об их подвиге становится металлолом; как всё, во что они верили, и за что боролись, выносится на помойку – на ту же помойку, где их однополчане теперь собирают бутылки. Мы дали им понять, что нам плевать.
Нам. Но не Путину, который сделал последний «подарок» поколению ВОВ, усадив ветеранов антифашистской борьбы в первый ряд своего рыночного фашизма – то есть, сделав их его соучастниками; отобрав у них перед смертью уже не просто статус, но и саму их Победу.
3
Что это говорит о нас? И что это сообщает солдату ЗСУ в окопах Бахмута? А то, что какими бы громкими не были речи о патриотизме, победе, героях... всё это можно обнулить. Подвиг ничего не значит. Геройство ничего не значит. Победа ничего не значит. Внимание! Спойлер: потомки поссут вам в лицо.
Понимание этого не остановит героев. Не прекратит их подвиги. Не помешает их Победе. Потому что люди, запечатлённые в советских монументах, и люди, нарезающие сегодня фашистских интервентов в окопах Бахмута, делают это не ради орденов, монументов и гвоздик, а защищая дом и нас – неблагодарных ссыкунов, которые так и не поняли, что наше отношение к прошлому – это зеркало, в которое смотрит наше будущее.
@dadakinder
Верховная Рада приняла закон, упрощающий снос советских монументов. «Теперь есть законные основания для извлечения памятников культурного наследия...», – радуется Министр Культуры.
Отныне неблагонадёжные памятники культурного наследия можно кансельнуть, и снести, что открывает безграничные возможности для редактирования национальной памяти в соответствии с политической конъюнктурой.
В рамках такой «борьбы с тоталитаризмом» в Украине уничтожаются уникальные объекты модернистской архитектуры и мозаики украинских художников. Российская агрессия подарила этому новый импульс.
1
Против магического мышления не попрёшь. Тем более в разгар такого эмоционального события, как война, которая позволяет популистам рубить с плеча законы и хайповать с расчётом на «патриотическую» капитализацию.
Теперь любая политическая сила, которая приходит к власти, сможет произвольно стирать из национального текста своих предшественников, лишая народ истории – возможности накапливать, расширять и осмыслять свой опыт.
Аналогичным образом действовали сталинисты, стирая попавших в немилость людей не только с лица земли, но и с фоток в «Правде».
Разница в том, что большевики пытались создать на обломках вчерашнего дня новый мир, а не торговый центр «Глобус». И были фанатиками модернистского проекта, а не консервативными и лоснящимися от лубриканта приспособленцами вроде Министра Культуры, который готов «декоммунизировать» родную мать, если это поможет закогтиться во власти.
2
Мы можем пытаться забыть историю. Но история нас не забудет. И представит в своих учебниках бескультурными людьми, которые вчера носили пионерский галстук, а сегодня надели вышиванку, и порочат её погромами объектов культурного наследия. Объектами, на которых, вообще-то, можно было бы зарабатывать деньги…
Украинская история – сложная. На неё не натянешь сову чёрно-белой «деколонизации» о коренном населении и чужаках-захватчиках, чью память мы топчем в надежде избавиться от содержащихся в ней болях; перенося боли сегодняшнего дня на день вчерашний и его каменных истуканов.
Украина – не Африка. И не Новый Свет. Всё наше выросло из нас – неоднократно перемешанных контекстов, этносов, идей, людей, и государств. Очищение – это геноцидальная утопия.
Украинская история произвела народ, несущий в себе жертву и угнетателя. Украина – это радуга противоречий, чьё население нельзя заставить смотреть на себя и свё прошлое в одну на всех подзорную трубу. Потому что наш коллективный опыт неоднороден. Как неоднороден и сам украинец.
Вынося на помойку памятник советским воинам, мы выносим на помойку память о самих себе – в том числе, украинцах, сражавшихся с того же рода злом, которое сегодня поливает Украину ракетами. Люди, запечатлённые в этих камнях – тоже мы. И то, что с нами было.
3
Смотреть на неоднородность Украины нужно не как на изъян, который следует исправить, а как на потенциал трансформации багажа наших конфликтов в новую реальность. Но как?
Диалектика обращает внимание на единство и борьбу противоположностей в рамках целого. Накапливаясь, противоречия между противоположностями выливаются в перемены.
Процесс развития можно представить как триаду: есть некое утверждение (тезис; украинское – это не советское), и есть его противоположность (антитезис; советское – это украинское).
Сталкиваясь, они вступают в борьбу, и производят новую сущность (синтез; украинское – это не только советское, но и советское – это украинское). Синтез объединяет противоположности, и становится новым тезисом, который встречает следующий антитезис, и цикл повторяется – происходит развитие.
Можно снести памятник. Но опыт не снесёшь. Не вытеснишь в подсознание, из которого он всё равно будет квакать.
Здоровый путь – это принять себя во всей полноте своих исторических множеств, и конвертировать принятие противоположностей в движение вперёд – из прошлого в будущее.
@dadakinder
Защищая свои интересы, Украина защищает также интересы своих западных партнёров. Несмотря на это, ей приходится выпрашивать оружие у тех, кто сделал всё, чтобы эта война состоялась, и кто не хочет воевать телами своих граждан.
Слово «партнёр» звучит странно, учитывая, что западная помощь не является подарком. Это инвестиция с расчётом на отдачу. Внешний долг, в который Украина погружается всё глубже, подрывает её суверенитет.
Украина – не Америка. Мы не печатаем доллар, и не можем дать в его отношении гарантий, основанных на военной мощи. Поскольку РФ уничтожает украинскую экономику, расплачиваться с партнёрами Украине предстоит кредитами и остатками национальных активов: землями, ресурсами, властью.
Обвешанные украинскими флагами организации типа The Aspen Institute готовят для Украины «новых лидеров», которые называют разбазаривание «деколонизацией», обслуживают интересы империи, и способствуют новому колониализму.
Именно такие люди (а не те украинцы, которые воюют на фронте или добирались до Киева из ограбленных олигархами глубинок, чтобы выразить свой искренний протест) наводняли власть после всех майданов. Они же продолжат быть «смотрящими» после войны, чтобы отдать реконструкцию Украины на попечение иностранных компаний.
Западный военно-промышленный комплекс имеет сегодня уникальную возможность обновлять свои арсеналы и испытывать в Украине своё оружие, которое мы покупаем на деньги, взятые у них в долг.
Пока идёт война, из Украины в западные метрополии (переживающие демографический и экономический кризисы) бежит дешёвая рабочая сила и репродуктивные женщины (с детьми), готовые на всё, кроме того, чтобы качать права.
Их мужья остаются в кровавой воронке. «Новые лидеры» их из неё не выпускают. И переназывают улицы, сносят памятники, и произносят патриотические речи из ресторанов, пока воины ЗСУ сидят по уши в болоте, нарезают оккупанта, и ждут, когда им дадут не просто оружие, а такое оружие, которое они вот уже год как просят. Просят, и не получают. От «партнёров».
Каков результат? Лучшие гибнут, их заменяют новичками, армия слабеет, истощается, Россия напирает, долг растёт... и тут, на пороге контрнаступления, мы получаем «утечку», в которой нам говорят, что дело кисло. За этим следует песня, мол, эй, украинцы, вы уж там постарайтесь, а то мы перестанем вам помогать – у вас есть только один, последний шанс.
Нет, партнёрушки. Последний шанс – это у вас. Если Украина падёт, потому что вы не в состоянии вступить в войну против РФ силами своих передовых армий, или хотя бы вооружить ЗСУ тем, что им необходимо – это сообщит миру, что границы России нигде не кончаются. И СВО прольётся к вам в эклер.
«Новые лидеры» об этом помалкивают. Им выгодно, чтобы «нациков» и прочих пассионариев перебили. После чего Украину распилят на две Кореи, одна из которых станет тотальным ДНР, а в другой воцаряться грантососы «гражданского общества», которые завершат процесс «декоммунизации», приватизировав остатки социального государства.
И вот тогда мы, наконец-то, поймём, почему западные партнёры предлагали Зе сбежать в первые дни войны (чтобы быстрее поделить Украину), и увидим исковерканных героев Азовстали, подбирающих культёй собачьи консервы на помойке. Чтобы это зрелище нас не тревожило, «новые лидеры» объявят его «кремлёвским нарративом», а нашу тревогу – «совком», после чего продолжат разжигать ненависть, и евроинтегрировать украинские земли под стихи Жадана и посты о советских вурдалаках...
Развалив ещё одну страну, эти приспособленцы в шкурах патриотов свалят в Берлин, откуда будут махать украинским флажком, собираясь на имперские вечери прикормленных иммигрантов, и говорить от имени украинцев то, что хочет пан.
В этих обстоятельствах силу и надежду остаётся черпать только в украинском народе, который, надеюсь, стряхнёт с себя российских, а затем и прочих империалистов. В том числе, «западных партнёров», которые уломали Украину отказаться от ядерного оружия, и теперь недодают стволов, реализуя экономическое вторжение с тыла.
@dadakinder
«Антивоенная позиция» – это ведро тёплых ссак, в которых утятся и любуются собой беспомощные инфантилы.
Лозунг «Нет войне!» неприменим в ситуации имперско-фашистской интервенции. И недоступен украинцу просто потому, что не украинец является её источником. «Нет насилию!» не шепчут в ухо его жертвы. Тем более во время акта насилия.
Напомню, что во время Вьетнамской войны, лозунг «Нет войне!» был лозунгом граждан страны-агрессора, направленный против собственного правительства. Вьетнам, тем временем, боролся, а не блеял. И отвечал агрессору не пацифизмом, а Хо Ши Мином. Друзья Вьетнама в других странах тоже не кричали «Нет войне!». Их требование к агрессору было конкретным: «Вон из Вьетнама!».
Те, кто сегодня, в этих конкретных исторических обстоятельствах, говорят «Нет войне!», напоминают буржуазных мамок, требующих из своих пригородных кухонь «мирного сопротивления» от обливающихся кровью жертв террора. Это позиция «за добро!», которая не предлагает ничего, кроме политики идентичности – декларации себя-хорошего.
Никто из нас не хочет войны. Никто из нас не хочет воевать. Война – это ситуация, в которую мы так или иначе поставлены. Некоторым из нас повезло не быть под ракетой. Не умирать. Не убивать. Это не обязывает нас топить за «леопарды». Но лишает нас права топить за то, чтобы у тех, кто не может уйти из окопа, этих «леопардов» не было.
Украинец воюет за мир. И заслуживает иметь доступ ко всему оружию мира, пока этот мир отсиживается в сторонке, и делает ставки, как если речь не о человеческих жизнях, а о каком-то тотализаторе.
Призыв к демилитаризации Украины и скорейшим переговорам – это не пацифистский, а путинский призыв. То, что к нему присоединяется часть западных элит, указывает лишь на их общую имперскую сущность.
Скорейшие переговоры и раздел – это то, что хочет империалист по обе стороны от Украины; то, почему «западные партнёры» не дают Украине оружия, которое она просит. Дело ведут к «двум Кореям», а украинских пассионариев – на убой…
Разговор о демилитаризации невозможен во время войны. Безоружный гражданин – это раб. Безоружная страна – это добыча.
Будь проклят тот день, и все те, кто уломал Украину отказаться от ядерного оружия! И будь прокляты те, кто сегодня лишают Украину дальнобоев, необходимых для защиты мира от агрессора!
Мы знаем чем закончилось попытки пересидеть и умиротворить нацистскую Германию. Сегодня мир наступает на те же грабли. Одна Украина не остановит Россию. Остановить Россию можно только вместе, всем миром. Что касается переговоров... переговоры будут. На скамье подсудимых. Перед казнью. ¡No pasarán!
@dadakinder
Худшее, что может случиться с обществом – это если люди перестанут открыто говорить то, что они думают. И выберут безопасное молчание, воспроизводство «линии партии», или того рода избирательность, которая видит «века русификации», «московского попа» и «памятник тоталитаризму», и не видит вандализм, нарушение прав человека и собственной Конституции в реакции на эти стимулы.
Главной причиной «культуры молчания» является страх. Это далеко не всегда страх того, что за тобой придут, если ты скажешь что-то «не то». Поскольку человек – животное социальное, его главным страхом является страх остракизма – исключения из социального окружения, принадлежность к которому для большинства из нас важна.
Страшно не столько то, что ты окажешься в подвалах СБУ, где очередная родина в очередной раз будет брать у тебя мазок, руководствуясь исторической целесообразностью, сколько то, что твои родственники, друзья, возлюбленные, коллеги и прочие люди просто перестанут с тобой говорить. То есть, отвернутся, чтобы не попасть под ту же раздачу, и не оказаться в том же положении, что и ты.
Это страшно не потому, что «обидно». У остракизма есть не только психологические эффекты, но и экономические последствия, влияющие на то, будет ли у тебя завтра работа, кров и хлеб. Добавь к этому наличие у тебя семьи, которую нужно кормить, и вот уже ты готов перейти на любой язык, поставить на аву любой флаг, громить любую «вату» и попа, и самостоятельно откусить башку у каменного Пушкина под аплодисменты таких же перепуганных «патриотов», что и ты.
Самым опасным эффектом «культуры молчания» является абсолютизация «линии партии» – иллюзия, что все вокруг теперь думают «так»; что вот это всё, что визжит в интернете – тотально и повсеместно. Это ты «не такой». А все – «такие».
Реальный процент «таких» теряется в мнимом единстве общественного мнения. Индивид, переживающий всё это, чувствует себя белой вороной, что только усиливает его одиночество, и толкает к прогибу, который, на первых порах, приносит облегчение. Конформизм – это вообще комфортно. Серость – комфортна. Комфортно не отсвечивать, и принимать форму комнаты, поскольку инициатива и выразительность – это рискованно и наказуемо...
Если вы будете молчать о том, что вас волнует, вас съедят, и слепят из вас кого-то другого, кто никогда не будет счастлив, потому что счастливым можно быть только будучи собой и по-своему.
Я знаю, что такое остракизм. А вот чего не знают те, кто с ним никогда не сталкивался, так это того, что за его оврагом – свобода. Когда ты больше не думаешь об «общественном мнении» в своём отношении. Когда можешь дышать полной грудью, говорить только то, что думаешь, и быть собой – цельным, без купюр. Ресторанного бытия в компании идейных приспособленцев такая свобода, конечно, не даёт, а вот от подавленной личности с перекошенной рожей спасает.
@dadakinder
Вот это встреча!
Гулял по кустам за военной базой, переступал через целующихся скейтеров, отковыривал раковины с каракатицами, и тут, вдруг, на ветку передо мной приземлился ястреб. Сел и смотрит мне в душу – отсканировал всё: с чердака по подвал; выведал все мои тайны; разоблачил, что снится мне не рокот космодрома, а мирное время, любовь на ветру.
Я зардел. Последний раз в меня так заглядывал медведь в национальном парке. У всего дикого незабываемый взгляд: глубокий, холодный и острый. На такой не пожалуешься. Такому не возразишь. Можно только моргать, поедая веками сочные куски обозримой жизни, тогда как природа смотрит на тебя с величественным равнодушием.
Я подошёл, а он не улетает. Ему плевать. Он знает, что я – не угроза. И что он может всё, что захочет, а я – только моргать.
Это я стою и думаю: «ну как тебе я, ястреб?». А ястреб хлоп, нырнул в кусты, и вынырнул с мышкой в когтях. Уносит прочь моё сердце.
(Photo by Natasha Masharova)
@dadakinder
Пашу в душистых жерновах свободы. Не успеваю отбросить весло, схватить почтового голубя, прошептать ему в клюв слова любви, и швырнуть в вас крылатое тельце. Но вот же он – момент между свистками. Мысли следующие:
1) По поводу «течки Пентагона». Не будем забывать, что мы находимся в эпицентре непрекращающейся ИПСО. Поэтому всю информацию, которая нам поступает, следует рассматривать в контексте войны пропаганд. Мы не знаем, кто именно, зачем и почему эякулировал на этот раз, и именно поэтому такой «кот Шрёдингера» создаёт идеальную воронку для наших мозгов. Мы не держали свечку, не находимся в правительственных кабинетах, и не располагаем достаточным объёмом фактов. Не стоит изнурять друг друга досужими теориями. Достаточно обратить внимание на состояние, в которое поверг нас этот вброс, и подумать о том, кому оно на руку. Я заметил, что по сети гуляет уныние под знаменем «война надолго». Что ж, не исключено. Но важно помнить, чему учил нас переживший Холокост психиатр Виктор Франкл:
«Первыми сломались те, кто верил, что скоро всё закончится. Потом — те, кто не верил, что это когда-то закончится. Выжили те, кто сфокусировался на своих делах, без ожиданий того, что ещё может случиться».
2) Чем дальше патриот от своей патрии, тем меньше ценности в его патриотических словах. Диаспора всегда кричала громче всех «За Украину!». Во-первых, потому, что охвачена синдромом выжившего. Во-вторых, потому, что находится в положении болельщика, который сходит с ума от невозможности контролировать мяч на поле, и может разве что визжать с трибуны. Заграница создаёт благоприятные условия для того рода «патриотического» визга, который рассказывает украинцу на каком языке он должен говорить, когда ему отрезают голову...
Бежать куда-то от войны – нормал. Переживать откуда-то – тоже. Но как только человек начинает требовать патриотических подвигов из Лондона, Берлина или... Лос-Анджелеса – тушите, братцы, радиолу. Соотечественник коптит!
3) Видео с насилием над украинским солдатом – такой же психотропный вброс, и с той же целью – деморализовать и ослабить зрителя. То есть, нас с вами. Смотреть в эту бездну не нужно. Как и слушать с утра до ночи хор возбуждённых ютуберов, ведущих борьбу за лайки и шэры. Ваш стресс – это их хлеб. Нужно, по возможности, не забывать пить воду, вовремя есть, достаточно спать, дышать свежим воздухом, и избегать думскроллинга.
Патриотизм – это не громкие речи, и не флажок на аве, а забота о себе, своих родных и близких, которые и являются действительной родиной – реальным субъектом борьбы с царством тьмы.
Живите на зло смерти!
@dadakinder
Один из самых душных жанров кринжа – это когда люди из «совка» строят из себя «не-совков», а «хорошие русские» противопоставляют себя своим «нецивилизованным» соотечественникам, мол, мы – не они, а прогрессивные западники. Наше качество – выше. Мы – культурнее, лучше.
Меж тем, пост на скриншоте ниже приемлем разве что на русском языке. Представить нечто подобное на английском можно разве что в контексте форума правых маргиналов, антиваксеров, поклонников Трампа...
Если бы советские бумера, называющие себя либералами, были социализированной частью западного мира, то знали бы, что в его публичном дискурсе не принято сравнивать людей со скотом или называть детей из рабочих семей «отродьем».
Я понимаю, что в российском инфополе можно называться либералом, и, при этом, ставить под хэштэг BLM песню «Убили негра», как делала Собчак на фоне убийства Джорджа Флойда, или, как Невзоров, называть жителей Африки «дикарями», а граждан своей страны «кошмарным быдлом». Но на Западе такой «либерализм» называется по-другому. Это просто неприлично. Так культурные люди не говорят. По крайней мере, на том уровне, к которому относят себя ораторы-in-question.
Опять же, не потому, что на Западе живут какие-то другие, «более лучшие» люди, а потому, что у любой игры есть правила, и ты либо их знаешь, и используешь соответствующий язык, либо ты – чудак с Брайтон Бич, который считает себя графом, но изъясняется, как невежда.
Тот же Невзоров противопоставляет «кошмарному быдлу» себя – «цивилизованную часть России», которая всегда «понимала силу и важность западной материальной культуры». Однако, если бы она её реально понимала, то не использовала бы в своих выступлениях мохнатые метафоры из подворотни за болотом. Господа, по факту, без дупля. Зато какое самомнение!
Можно сбежать из «совка», устроиться на радио «Свобода», и верно служить очередной империи, разгуливая по выставкам хозяйского искусства, и упражняясь в привилегированном презрении к людям, у которых нет возможности сдрыснуть в аналогичную сытость. Проблемы в таком колбасном сценарии нет. Что делает его жалким зрелищем, так это снобизм, высокомерие и отчаянные попытки выдать себя за представителя какого-то иного народа, нежели тот, который ты поносишь, и чей язык обречён использовать, поскольку ни на каком другом языке тебя как имени не существует. Весь твой синтаксис, все эти «отродья» и «курочки», выдают то, что ты – чел из рунета, который возомнил себя представителем рода Габсбургов. С какой стати? Откуда эта мания величия? Собственные достижения так велики, что требуют унижать другого?
На фото Уго Муласа изображены обыкновенные советские люди, посещающие музей классического искусства. На этих фото нет пренебрежения. Есть живое свидетельство социальной инклюзии и демократизации доступа к художественным произведениям.
Что «садистского» в идее приобщения людей к искусству? Какое отношение к разграблению «сокровищ барских дворцов» имеют эти посетители? Это плохо, что рабочий пришёл с дочерью в Эрмитаж? Или что в Эрмитаж посмела зайти «неподготовленная» деревенская старушка? Может быть, постыдна усталость людей от обилия произведений, которую никто из нас, разумеется, никогда не чувствовал, посещая любой большой музей?
Я смотрю на эти фото, и пытаюсь понять, откуда тут взяться эмоции про «отродье»? Известно откуда – из себя. Вот где «отродье» зарыто. И обречено лезть фаршем наружу, узнавать себя в зеркале. Каждый день. До конца своих дней. Вот что жесть.
За элитизмом скрываются комплексы. И Эго. А главное – боль про самого себя. Отсутствие любви к себе, – советскому мальчику из Ленинграда, – которое и даёт на выходе отсутствие любви к окружающим. Поношение автора тут не уместно. Уместно сочувствие.
Сила – в умении принять себя. Со всеми своими географиями и этносами. Хватит стесняться своего происхождения. Хватит комплексовать по поводу того, что твоё имя Митя, а не Маркиз Фридрих Вильгельм фон Трахтенберг. Хватит казаться. Лучше быть!
@dadakinder
Как краснопузый безбожник, автор книги «Фюрер Бога», и поклонник цитаты «только горящая церковь даёт свет», я всё равно не могу постичь великий замысел разгона УПЦ в разгар войны. Как по мне, это ППЦ. Т.е. сюжетная затравка ясна: Московский патриархат, «церковь агрессора», «духовные оккупанты», но тайминг... тайминг указывает на непостижимый интеллект.
С точки зрения какой стратегии и тактики целесообразно разводить религиозный конфликт и кошмарить церковь с многомиллионным приходом в один из решающих моментов войны?
По той же, по которой учинялись все прочие очень умные ходы, способствующие деполяризации общества посредством его развала. Очевидно же, что люди, верующие в небесную канцелярию, преисполнятся патриотическим чувством, если поссать им в лицо…
Казалось бы, сейчас такой момент, когда ставки слишком высоки, чтобы лишний раз рубить с плеча, ан нет – почему бы не рубануть по церкви? Классная идея! Чуть не зыбыли! Фух!
Слышите как визжат из всех розеток борцы за демократию и права человека? Вот и я не слышу. Отметим же это визжащее молчание в качестве узелка на память о том, что братия «борцов» – цепная, и лает только по отмашке при благонадёжном инфоповоде.
Никто не пикает. Вот что такое власть. Это когда люди сами знают, когда пикать, а когда закрыть рты, отвернуться, и ждать, пока папа жучит жучку. Сегодня таковая – УПЦ. А завтра – ты. Но это завтра. А сегодня выгодно помалкивать на правильной стороне истории.
С точки зрения картинки выглядит всё это не очень. Большевикам такое мы знаем каким боком вышло. Точнее откуда нам знать. Мы же декоммунизировались и всё забыли.
@dadakinder
Вторые сутки нахожусь под впечатлением от встречи со студенткой Университета Южной Калифорнии, которая рассказала мне о своём самом болезненном опыте.
– Когда мне было 14, у моего папы случился психоз, и его пришлось отправить на лечение обратно в Великобританию. С тех пор я видела его всего раз – на День Благодарения в прошлом году. Для нас это была очень сложная встреча, ведь прошло четыре года. Папа ехал к ребёнку, а встретил повзрослевшую меня. Мы будто стали чужими людьми. Ну или не чужими, но… в общем, нормально пообщаться у нас не вышло. Я словно потеряла папу дважды: первый раз, когда его забрали, и второй – когда я попыталась восстановить с ним отношения и не смогла.
– Папе не помогло лечение?
– Ему лучше, но он не может контролировать свой психоз – ему нужен постоянный присмотр. Поэтому я и поступила на психологию. Надеюсь, это поможет мне понять папу.
– Погоди, а почему вам пришлось отправлять его за океан, вместо того, чтобы найти ему врачей здесь, поближе?
– Так тут же нет системы универсального здравоохранения, а в Британии есть. Здесь мы просто не можем себе позволить всю необходимую папе помощь...
Этот рассказ меня потряс. Дочери пришлось расстаться с отцом в самый нежный момент своей жизни, потерять возможность видеться и поддерживать друг друга, и всё это потому, что одна из самых богатых стран мира не в состоянии обеспечить своих жителей доступным и качественным здравоохранением. Зато на мусоров и танки деньги всегда есть...
Затем я вспомнил стоимость обучения в Университете Южной Калифорнии, размеры долгов, в которые вынуждены влезать американские студенты, чтобы получить образование, и меня окончательно накрыло. Я понял, что в этой картине маслом есть ещё мама, которой пришлось делать выбор – послать мужа в Англию, или дочь в Университет; то есть, лишить дочь отца или будущего, в котором этой девушке предстоит осознать, что ради неё папу пришлось отправить бандеролью в дурку.
Не сомневаюсь, что линия партии поможет упаковать всё это в «свободный выбор индивида» – его ответственность и чувство вины. Мама сможет обвинить папу, папа маму, а дочь – себя. И только реальные виновники торжества продолжат невозмутимо жрать жопки лобстеров на яхте.
@dadakinder
Месяцы пасмурной серости. Такой и так долго ещё не бывало, как не бывало заснеженных голливудских холмов. Но вот они – заглядывают ко мне в окно своим отмороженным взглядом, а под окном орёт расист, антисемит и женоненавистник.
Этот город привык прятаться в солнце. Раскрашивать его лучами свою правду. Она обнажается в дождливый день, когда весь грим стекает по щекам на мостовые. Только в такие дни ты, наконец-то, выпадаешь из чар, просыпаешься в шорохе пальмы, и видишь город в наготе его карамельной антиутопии.
Здесь производят мировые сны. Поэтому сюда стремится каждый пятый. Не в этот город, а в образ города; на зов, звучащий из его соблазнительной пасти. В музыке этого зова не слышно хруста крыльев под ногами – только шаги ещё не павших ангелов по ним.
«Ну как там?».
«Холодно. Стоит мужик, зажал ноздрю, и дует соплями на столб. Рядом лежит другой, трясётся, плачет, и слюни свисают на бороду. Зашёл помыть руки, а там ещё один – пердит и отхаркивает. Иду за хлебом».
«А я прошла мимо дохлой крысы. Из дыры в животе у неё сверкали кишки, и мухи зелёные жрали их».
Пляжная внешность города обманчива. За пёстрым фасадом – готичный собор. Став на колени, человек кричит. Ему поют корейцы про Иисуса, пока, в конце концов, один из них не говорит: «Заткнись!». И продолжает петь про грех и благодать.
Мне хочется назвать этот город незабываемым, но я забываю его каждый день, просыпаясь, как холст, – чистым, обнулённым, готовым снова заполниться светом этого места.
Свет развеется к ночи, и будет преследовать меня как воспоминание о чём-то, чего, возможно, и не было, хотя то, чего не было – возможно. Всё, что случается в этом городе, превращается в облако пара. Каждый блестит, и прячется за своим блеском.
Стоит тебе заподозрить, что что-то не так, и ближайший цветок выстреливает в тебя пыльцой с новыми сновидениями – чем-то про лето, океан, и её волосы, накрывающие твоё лицо волной тёплой мглы. Моя волна пахнет травой и ветром. В её пене я встречаю себя, забываю о смерти, и только затем просыпаюсь.
Может показаться, что я проклинаю это место. В действительности, мои проклятия кишат желанием здесь быть. Я одержим этим городом. И ревностно переживаю всё, что с ним не так. Все эти крикуны, циклопы и палатки – раны; свидетельства великого обмана, притаившегося в обещании американской мечты. И, в то же время, я люблю этих людей, и радугу их лиц в забеге мясорубки судеб.
Только любовь может питать такую ненависть к порядку мясорубки, который, с одной стороны, демонстрирует возможность мира всех отовсюду, с другой – творит этот мир руками беженцев и рабов. Любуясь им, ты любуешься итогами преступлений, утешаешь себя своим праведным гневом на дне океана, и продолжаешь покупать хлеб у пана, оплачивая насилие над теми, кого любишь, и процветание тех, кто заслужил орден сволочи.
Я не перестаю желать этот город, который раздражает меня, в первую очередь, потому, что я не знаю, как освободиться от своей зависимости от него, перестать быть соучастником красочной скотобойни. Я иду по его улицам, и каждая заклёвывает меня образами и воспоминаниями, без которых меня нет – есть некое тело в жерновах имперского хозяйства.
Те, кто вменяют мне ненависть к этой стране, забывают, что у меня нет иного, лучшего отечества, где мне были бы рады, где я был бы «своим», и где мне не мешали бы быть собой и по-своему: думать, что вздумается, говорить, что хочется. Я – человек с торчащими корнями. Вырванный из материнской клумбы, потерявший дом, и даже в радости наполненный тоской, свойственной всякому призраку.
Нет, я не ненавижу американский город. Я ненавижу лицемерие и равнодушие, расизм и нищету, полицейский произвол и корпоративный надзор, империю и её власть… Всё это есть везде. И под всем этим есть человек, ради которого стоит вести раскопки в ветре.
Падая духом, я сознаю, что живу своё самое лучшее время и место. Каждую ночь я мечтаю отсюда уехать. И каждое утро просыпаюсь в ужасе от этой мысли. Ещё от крика расиста, антисемита и женоненавистника под окном.
@dadakinder
Автоматизация повышает продуктивность, и может помочь компенсировать дефицит рабочих в стремительно стареющих индустриальных обществах. Но она не решает вопрос потребления: кто будет покупать плоды выросшей продуктивности – ChatGPT и его друг Тамагочи?
До недавнего времени папиками экономического роста были бумера, питавшие своим капиталом маховик инноваций. Сегодня они выходят на пенсию: по 10 тысяч человек в день. В 2030-м году в мире не останется бумера, который бы не перешагнул порог 65-летнего возраста.
Что это значит для экономики?
1
У каждого возраста своя математика жизни. Когда ты молодой, вся твоя математика про потребление: ты активно покушаешь одежду, гаджеты, машины, жильё, и являешься драйвером экономики. После 50-и математика меняется. Ты – опытный и ценный работник на пике своей доходности, но ты больше не потребляешь так же активно, как раньше. Тебя больше интересуют инвестиции и сбережения.
Уходя на пенсию, бумера забирают с собой капитал, который ранее активно инвестировали, и переводят его в векселя и наличку, чтобы защитить свою старость от различных кризисов. Да, в богатых странах с кричащим неравенством (например, в США и Люксембурге), где большая часть богатств сконцентрирована в руках т.н. 1%, пенсионеры с десятками лямов за пазухой останутся частично вовлечёнными инвесторами, передадут часть капитала отпрыскам и т.д., но это – не универсальная история, и даже в США это только смягчит эффект – океана жидкого, безграничного, почти бесплатного бабла, которым все последние десятилетия кормился тэк, мультиплицируя стартапы (и инновации), больше не будет. Всё и везде подорожает.
Впереди нас ждёт увлекательное зрелище того, как те, кто вчера обещал нам летающие футурополисы, а сегодня увольняют десятки тысяч людей, будет решать проблему нехватки/дороговизны капитала для содержания 20-30 летних кодеров, которых становится всё меньше.
А почему 20-30-летних становится меньше? Потому что индустриализация всегда и везде меняет демографическую структуру общества: переезжая в город, люди заводят меньше детей, и показатель фертильности падает ниже плинтуса воспроизводимости (2.1 ребёнка на женщину); продолжительность жизни растёт, но число тех, кто способен рожать и работать снижается.
У нас больше нет материальных условий для мантр о неизбежности прогресса. Для большей части земного шара прогресс под вопросом. Отдельные «географии успеха» переживут новые обстоятельства лучше, чем все остальные. Но у нас ещё нет экономической теории, которая бы описывала функциональную модель работы индустриального общества в условиях, когда количество работоспособного, потребляющего и фертильного населения сокращается.
2
«Но как-то же люди жили и до индустриализации». Конечно, да, в забзделом мраке, обтираясь бобром, и думая, что это боженька включает солнце.
Сам я не прочь доить свинью, сбежав из метаверса в чащу. Проблема в том, что в результате глобализации хозяйственные базы вовлечённых стран пережили специализацию (это – страна-пекарь, это – страна-сталевар…), и были интегрированы в глобальную систему, которая теперь распадается на имперские блоки, и без которой целые народы ждёт тупо голод. Где ты свинью возьмешь, чтобы её доить? И чем её накормишь? Ответ зависит от твоей географии…
Нет, меня не пугают роботы. Меня бесят люди, бездумно принимающие всё, что им спускают сверху под видом прогресса, без оглядки на то, как это влияет на их жизнь, и даже не пытаясь вообразить более гуманные пути развития. Системный конформист, проповедующий с палуб «Титаника» мир, который уходит в прошлое – вот что страшно.
Прогресс – это ништяк. Не ясно только, кто, и на какие шиши будет создавать экологически чистые звездолёты в деглобализированном мире, где за каждый пиксель лития нужно будет рубиться с региональными диктаторами, контролирующими 12-й сектор колонии №3245.
@dadakinder
1
Социальная сеть асоциальна. Сидя в ней, мы не общаемся напрямую. Между нами – толща посредников. Одним из них является алгоритм, определяющий, что и в каком порядке увидят взрослые люди в процессе обмена информацией, на которую сами же подписались.
Код алгоритма закрыт. Мы не знаем, как он работает. Этого не знают даже те, кто получает деньги за то, чтобы знать – маркетологи. Им поступает метрика, на основании которой они пытаются вычислить стратегии и практики, позволяющие повысить охват, вовлечение и конверсию. Делать это можно с разной степенью успешности, но в итоге это – реактивная деятельность профессиональной гадалки.
Алгоритм принадлежит корпорации, и обслуживает её экономические интересы. При этом, корпорация, которая на нас зарабатывает, и обладает, благодаря этому, огромной властью и влиянием, нам не подотчётна. Частная собственность и коммерческая тайна создают условия для процветания не транспарентной и не демократической структуры. Принципы её управления соответствуют принципам управления при однопартийной диктатуре с плановой экономикой. Вместо номенклатуры здесь – совет директоров. Вся власть в руках таких советов.
2
Коммуникация играет принципиальную роль в эволюции. От её скорости, масштабов и качества зависит то, кто мы, как мыслим, и в каком мире живём. Важность коммуникации настолько велика, что было бы логичным относиться к ней с той же ответственностью, с которой мы относимся, скажем, к атомной энергетике или генной инженерии. Тем не менее, массовые коммуникации монополизированы и контролируются ограниченной группой людей, которых мы не избирали, и подчинены правилам, которые мы не определяем.
Нам предлагается либо принять это, и довериться корпорациям, которые озабочены исключительно доходом (забыв о том, что жизнь общества не сводится к сфере коммерции, и не может руководствоваться одними лишь интересами бизнеса); либо прекратить пользоваться средствами, которые нас не устраивают, но, при этом, интегрированы в жизнь общества таким образом, что отказ от них равносилен выпаду из деловых отношений. Примечательно, что обвешивая себя демократическими символами, будь то радуга или BLM, корпорация не предлагает демократизации этих средств.
3
Что происходит с сознанием в процессе коммуникации через подушку алгоритма? До нас долетают только обрывки фраз, отдельные слова, складывающиеся в половинчатые смыслы и фрагментированное мышление.
Слово, которому удалось прорваться сквозь подушку, обретает вес. Сам факт того, что ты увидел некий пост, становится мерилом его качества. Мы думаем, что этот пост написан лучше, что это фото – удачно, а видео – важно. Не случайно же мы его видим, и вон сколько лайков набрало... Однако любой SMM знает, что это иллюзия, и на то, что прорывается и набирает влияет множество факторов, не имеющих отношения к контенту. Тем не менее, мы позволяем корпорациям диктовать иерархию, статус, культуру, как если вердикт их алгоритмов выражает математические истины.
Социальная сеть – это королевство кривых зеркал, в котором нас кормят тем, что мы полайкали вчера, загоняя в пузыри целевых аудиторий. Делается это ради того, чтобы расфасовать нас по рыночным вольерам, и прицельно продавать наши данные и рекламу. Нет, это не наука. Это sales.
Плох не базар, и не товар. Плохо, когда от общества и человека не остаётся ничего, кроме базара и товара. Плохо, когда культуру диктует алгоритм, решающий маркетинговые задачи отдельно взятой корпорации. Это купирует культуру. Мы начинаем коммуницировать одним на всех форматом: первые 3 секунды хук, и до 15 закончить, чтобы не рисковать completion rate. Два притопа, три прихлопа: вспышка, хлопушка, в лоб, потекло.
Так возникает идиот – пассивное существо, глотающее сверкающие вскряки по мере их поступления сверху; тревожный инфантил, ведомый аффектами, и формально имеющий доступ к любой информации, но не только не способный обобщать её в знания, не и не имеющее желания этого делать. Он жрёт, что дают, и думает, что выбрал сам. Такими легко управлять.
@dadakinder
Что касается самых богатых стран, входящих в Организацию экономического сотрудничества и развития (OECD), то лучшими для работниц являются Швеция, Исландия, Финляндия и Норвегия, а худшими Япония и Южная Корея. США в этом рейтинге занимает 19 место (из 29).
Впервые за десять лет, число женщин в советах директоров американских компаний превысило 30%. Женщинам принадлежат более 41% менеджерских позиций в США. В этом месте либералы поднимают бокалы, и брызги шампанского затмевают другие, куда менее праздничные факты: в высокооплачиваемых индустриях по-прежнему доминируют мужчины, а женская безработица и занятость на самых низкооплачиваемых работах ложится, в первую очередь, на плечи афро- и латиноамериканок.
Американская женщина зарабатывает на 17% меньше, чем мужчина. Решение? Во-первых, профсоюзы. Во-вторых, законы, требующие от компаний транспарентности. Когда компания обязана отчитываться перед общественностью, и придавать огласке свои показатели по разнице в зарплатах мужчин и женщин, это ставит на карту её лицо и имидж. Как показывает практика, это приводит к тому, что разница в зарплатах падает на 20% (в Канаде – на все 40%).
В вопросе оплачиваемого декрета США – государство-неандерталец, и единственная страна т.н. Первого мира, где оплачиваемого декрета нет от слова совсем.
Если в других странах OECD расходы на детей составляют 15% от зарплаты, то в США – 23%. Для сравнения – в Италии действует государственная программа поддержки семьи. Имеющие к ней доступ граждане тратят на детей 0% своей зарплаты.Тех, кто говорит, что подобные программы – это очень дорого, нужно макать лицом в исследования, которые показывают, что отсутствие социальной поддержки материнства вредит экономике.
Женщины по-прежнему составляют только 29% Палаты Представителей США. Почему процент женщин во власти имеет значение? Потому что если в органах управления твоим государством не достаточно тех, кого проблема разницы зарплат или цены деторождения касается самым непосредственным образом, то соответствующие законы так и будут оставаться второстепенными, и упираться в дефицит голосов в свою поддержку.
Нет, это не просто про идентичность. Это про возможность женщин влиять на своё материальное положение и обретать экономическую независимость в условиях рыночного патриархата.
@dadakinder
Ещё один «антивоенный» способ отказать жертве агрессии в поддержке – это назвать войну конфликтом исключительно государственных, национальных или классовых категорий.
На первый взгляд, подобные заявления делаются из гуманистических побуждений – с целью подчеркнуть, что человек является жертвой разборок властей и элит.
В известной степени, это так. Однако, ни государства, ни нации, ни классы не являются отдельными от человека сущностями.
Государства, нации и классы – это мы: люди и наши отношения друг с другом. Всё это произведено и пронизано нами. Во всём этом есть наши интересы. От всего этого зависит наше положение.
Видеть государство, нацию или класс, и не видеть твоих друзей, родных и близких, которым угрожает ракета и оккупация – это не пацифизм. Это ограниченность и равнодушие к страданиям других людей.
От реальности не убежать, оставив концептуальные абстракции сражаться на страницах книжки. Отказ принимать факт уже идущей войны её не остановит. И не подарит мир «по щучьему велению».
Отказываясь поддержать жертву, мы отказываем не государству, народу или классу, а реальным людям, которые находятся в опасности, и нуждаются в средствах защиты, чтобы выжить.
Требуя «мира» в ситуации несправедливости, мы предаём жертву, и уступаем агрессору с надеждой на то, что он быстро кончит и уйдёт.
В качестве «антивоенного» аргумента мы обращаем внимание на то, что борьба с конкретным агрессором играет на руку другим, ему подобным. Что, по всей видимости, должно убедить жертву «войти в положение». Подумать о своей ответственности за происходящее. И понять, почему наша позиция антивоенная, а не антипутинская.
Нет, это не гуманизм. Это беспомощное самолюбование. Нет, это не пацифизм – это призыв смириться со злом; невольная коллаборация с террористами, вошедшими в чужую страну, и убивающими её мирных жителей. В первую очередь, рабочий класс, проживающий в самых русскоговорящих регионах, и защищающий свой дом, а не режим.
При этом, украинскому народу предлагается отвернуться от своего уродливого государства, как если в данный исторический момент у него есть иной, более надёжный администратор и представитель.
Агрессор должен потерпеть поражение. И понести наказание. Иначе каждый диктатор и всякий режим получит сигнал в пользу целесообразности агрессии и захвата. Нормальности террора. Допустимости преступления. Это подожжёт сотни новых войн. И приумножит количество жертв.
@dadakinder
Водитель Убера – казах. Три месяца как в США, и полон мечт. Виза O-1 – талантливый предприниматель. Собирается открывать баню на берегу реки. «С настоящей юртой и углями из экологически чистых дров».
«Я бы кормил всех посетителей кониной, но американцы такое не понимают. Считают лошадь другом. Но блин. Лошадь – это очень вкусный друг. Мы её солим, топим в кишках и она даёт нам power. В разы большую чем какая-то курица. Апгрейд по силе в десять раз. А эти не могут. И едят свиней. Свиней! Даже лошадиное молоко попробовать не хотят. Когда моя жена была беременной, я пробовал её молоко, так вот оно точь-в-точь, как лошадиное, особенно пенка – сла-а-адкая! Втираешь в лицо – омолаживает, выпьешь – лечит рак.
В остальном, мне здесь нравится, и по дому я не скучаю. Мы, – казахи, – народ кочевой. Нам дай простор и мы помчимся. А дом – дом можно сдать в аренду китайцам. У них нет подсолнечного масла, а у нас его полно. Они на тараканьем еду жарят бедняги. Прикинь?
Нет, я хоть и бизнесмен, но деньги для меня не главное. Главное – это семья. Семья это и есть настоящие деньги. Я свою дольше, чем на три месяца не оставляю. Это наша обязанность давать женщине мужские витамины. И брать женские. Иначе живот болеть будет.
В общем, вы приезжайте ко мне в баню попариться. Бесплатно! И помните: казахи с вами. Слава Украине! Смерть врагам!
Мой враг – Борат. Поржал над всем моим народом. Вот построю баню, разбогатею, и вызову его на бой через ТикТок. Мы лошадей в кишках топим. Представь, что ждёт наших врагов».
@dadakinder
МВФ вангует падение роста глобальной экономики до 2.8% в 2023-м году, и его залипание на уровне 3% в ближайшие пять лет. Тем не менее, мы продолжаем слышать о том, что в мире вот-вот наступит «китайский век». С какой стати?
1
Развитые страны переживают демографический кризис – в них обостряется дефицит молодых людей, способных производить, потреблять, и воспроизводиться. Отсюда – нехватка капитала и роста.
Драйвером роста в рыночном мире является экономическая активность: вы покупаете шмотки, машины, гаджеты; ходите по кафе, оплачиваете услуги, путешествуете... Для всего этого вам нужны деньги. Чтобы их получить, вы становитесь предпринимателем, или его работником. Основной массив такой активности осуществляется людьми до 50.
Что происходит, когда продолжительность жизни растёт, а рождаемость падает? Молодых людей становится всё меньше, старых всё больше. Продуктивность снижается. Потребление снижается. Рост падает. И вы погружаетесь в мир стариков, которых некому и нечем кормить.
Вчера нам не хватало детей. Сегодня нам не хватает молодых рабочих. Что будет завтра?
Какое-то время богатые страны смогут компенсировать их дефицит импортом рабочих из фертильных регионов. Но фертильны они именно потому, что не/до/индустриальны, и не могут предложить достаточных количества высококвалифицированных кадров. Таких нужно готовить. Таким нужно платить. А для этого нужен капитал. Где его взять в мире «отрицательного роста»?
2
Одним из флагманов данного кризиса является Китай, который старится быстрее, чем богатеет, и более не располагает дешёвой рабочей силой, которая имелась у него на заре «китайского чуда» (в 1980-х).
Впрочем, даже если бы у Китая хватало рук (цена которых за последние десятилетия выросла)… кто будет покупать китайские товары в мире дефицитного и дорожающего капитала? Страны Третьего мира, где электричество бывает только по вторникам, а средняя зарплата составляет 47 центов в час?
Допустим! Но для этого Китаю, который является экспортёром №1, и импортёром №2, нужно то, чего больше нет – глобализация, а точнее – флот, способный плыть далеко, и гарантировать безопасность морских торговых путей.
Ранее её обеспечивали для Китая и других своих партнёров США в обмен на политический альянс против СССР. Но СССР больше нет, а бывший союзник по его развалу, – Китай, – превратился в основного геополитического противника США.
Кто может обеспечить безопасность морской торговли для Китая? И как будут обстоять дела с экспортом-импортом у страны без собственных энергоносителей, в условиях санкций, и с долговой нагрузкой 350% ВВП?
США больше не играют в глобализацию, сконцентрировав большинство своих активов в Западном полушарии. На днях Иран захватил очередной нефтяной танкер. Какой была ответка США? Пресс-релиз с осуждением. Ещё недавно такой расслабон от «мирового полицейского» был просто невообразим.
Если море больше не безопасно, это меняет всё. Цену всего. Для всех. Особенно для тех, кто «оптимизировал» свои национальные экономики под глобализацию, и теперь не может обеспечить себя всем необходимым без неё.
3
Былой рост не вернётся. Китай летит не к звёздам, а туда же, куда и все мы. Европу ждёт перекройка, а Третий мир голод. Все, кто может, будут стараться переносить важные производства поближе к дому.
Системный коллапс неизбежен, а «международная солидарность трудящихся» невозможна в условиях, когда рабочий из Лос-Анджелеса получает $15,5 в час, а рабочий из Дакки – $14.52 в месяц.
Готовьтесь к грызне метрополий и демодернизации периферий. Осваивайте оружие и домашнее хозяйство. Налаживайте отношения с людьми, которые живут вокруг вас.
При поглощении или распаде национальных государств, национализм будет вырождаться в трайбализм, а империи в корпоративные рейхи и колониальные диктатуры – без жидкого гендера, но с чатом GPT.
Раскалённая планета станет тесной. Драка за матки и территории грядёт. Это – время монстров, которыми нельзя стать; контекст, в котором нам всем предстоит отыскать надежду на лучшее завтра.
@dadakinder
За сутки я получил множество обвинений в милитаризме. Что ж, если призыв к солидарности с Украиной, и требование предоставить ей средства защиты от российской агрессии, являются милитаристскими, считайте меня милитаристом, хотя сам я себя им не считаю.
1
Главное, что меня напрягает в т.н. антивоенной позиций – это релятивизм, в облаке которого теряется имя агрессора. Фокус смещается с преступника на действие, как если за действием нет субъекта, который устроил войну, вторгшись в чужую страну.
Уверен, это не случайно. Как не случайно то, что сторонниками т.н. антивоенной позиции часто являются люди, которые, быть может, и не симпатизируют Z, но предпочитают Россию, имеют более выраженный антизападный и/или антиукраинский сентимент.
Это не значит, что у этого нет причин, а в Украине – проблем, которые делают наши отношения с ней сложными. Однако, кем нужно быть, чтобы ставить личные обиды над трагедией миллионов, и на этом основании не замечать преступление, которое совершает РФ?
Почему сторонникам т.н. антивоенной позиции так легко говорить об ошибках Майдана и преступлениях США на Ближнем Востоке, и так трудно назвать по имени того, кто ввёл войска в Украину, оккупировал её территории, и убивает её жителей?
Почему из разговора о бомбёжках Донбасса постоянно выпадает предварявшее их вторжение РФ в Украину, аннексия Крыма, и создание на территории Украины террористических бандформирований, лидеры которых прямым текстом объявили о своих планах присоединения к России? О чём здесь ещё спорить, после 24-го февраля?
Почему т.н. пацифисты хотят говорить о том, что украинская юбка слишком коротка, и что продал её Украине подлец, но только не о том, что Россия – насильник?
Потому, что смысл их «антивоенной позиции» в том, чтобы уравнять насильника и жертву, сделать их зеркальными сторонами «конфликта», размыть ответственность РФ по всем участникам этой горькой истории. Опять же, далеко не всегда это делается из внутреннего Z, но сути это не меняет – имя преступника теряется в «пацифистском» релятивизме.
2
Когда полицейские забивают дубинками чернокожего подростка в США, мы не выступаем против абстрактного «насилия». Мы выступаем против полицейской жестокости и системного расизма.
Когда стрелок расстреливает посетителей гей-клуба, мы не осуждаем «стрельбу». Мы осуждаем гомофоба и его террор на почве ненависти.
Разговор о том, что жертва изнасилования «сама виновата», является формой поддержки изнасилования и оправдания насильника.
Удобно быть «хорошим человеком» и выступать «против войны». Но это бытие не остановит бойню. Как и ты не перестанешь стоять на стороне угнетателя, выбрав нейтралитет в ситуации несправедливости.
Есть что-то кислое, и характерное в том, когда ты, вместо того, чтобы вступиться за жертву преступления, начинаешь задвигать ей телегу про то, что она напросилась, ведёт себя не красиво, и что нельзя давать ей оружие – нужно садиться за стол переговоров, и договориться с насильником о том, в отношении какой части её тела можно дать консент на ампутацию и продолжение насилия.
Такой «пацифизм» разит российским империализмом!
3
Война не является актором, и не может сесть на скамью подсудимых. А вот её виновник – может. И имя его – РФ в лице всей вертикали режима.
Именно российские войска перешли признанные границы суверенного государства, нарушив тем самым сонм договоров, которых РФ сама же подписала, отобрали часть чужих, украинских территорий, создали на них свои правительства, и принялись убивать украинских граждан. И никакое ЗСУ за 8 лет не сделало с Донбассом то, что сделало с ним за год РФ. Да, война – это плохо. И виновником этого плохо является РФ.
По-настоящему антивоенной является позиция против путинизма, за немедленный вывод всех российских элементов с украинских территорий, обеспечение полной украинской обороноспособности, предоставление эффективных гарантий защиты, и реконструкция Украины за счёт репараций и международной помощи от тех, кто пытается решить свои проблемы украинскими телами.
@dadakinder
1
Был на тиктокерской летучке, и понимал, что умираю.
«Ты видел сколько у неё фолловеров?». «5 лямов!». «А у него?». «У него вовлечение 20% и 5000 лайков под видосом!». «Давай его затэгим, он пошэрит, она увидит, и перепостит – подтянем лямчик». «Оу-е-е!».
Моё видео с юным скейтером перевалило за 7 млн. просмотров, и теперь мне заказывают интервью с инфлюенсерами, которых я разбавляю головорезами, проститутками, безумцами, и прочими волшебными собеседниками. Большинство из них не доберутся до эфира, в котором царит нарядный посетитель торгового центра.
Счастье моё – не в эфире. Оно в живом общении с людьми; и в путешествии по мирам: от голливудского особняка, где дети богатых родителей заставляют кривляться на камеру ветеранов Вьетнамской войны, до подворотни, где отмотавший 30 лет наёмник из банды Кровавых советует мне плакать чаще, чтобы избавляться от стресса, ведущего к мокрухе. Все эти встречи наполняют меня, – Губку Боба, – человеком и его разнообразием. Другое дело метрика и рынок...
2
В чём смысл творческого производства? Зачем мы создаём тексты, фотографии, фильмы? Во-первых, чтобы выразить себя, во-вторых, чтобы пообщаться с другими, в-третьих – чтобы прокормиться.
Трудясь на рынке, я создаю продукт на продажу. Мне нравятся микро-форматы, но далеко не всё возможно выразить в рамках ажитированных вспышек для людей с расстройством внимания. То, что такие вспышки «набирают», и являются универсальным форматом современности, сообщает не столько их качество, сколько состояние культуры и нас.
Что я получаю в результате труда?
Деньги. Сами по себе они не приносят мне удовольствия, но позволяют его покупать. За $$$ можно приобрести авто, и поехать к океану, чтобы рухнуть лицом в душистые ракушки. Однако это удовольствие не от труда и денег, а от ракушек.
3
В чём удовольствие труда?
В самом процессе производства. В работе, которой я бы занимался без оглядки на рынок, если бы не был в положении, принуждающем меня к «свободному выбору» работать на дядю, чтобы не сдохнуть с голоду.
Дядя платит мне деньги. Но не является источником моего удовольствия. Скорее контролёром, который, в отличие от меня, владеет средствами, и допускает моё удовольствие в обмен на мой труд.
Я получаю удовольствие благодаря дяде лишь в том смысле, в котором человек получает удовольствие от кислорода, поступающего ему в тот момент, когда душитель ослабляет хватку, и разрешает дышать.
Дядя делает это не потому, что желает мне счастья, а по причине своей зависимости от моего труда – чтобы я мог произвести продукт, прибыль от которого будет им присвоена в обмен на зарплату, позволяющую мне быть, и не позволяющую владеть.
Исправить это положение можно либо самому став дядей-душителем, либо задушив дядю...
4
Помимо денег, я получаю метрику. Настолько же обесчеловеченную, что и порядок, в котором вся жизнь – это бизнес. И где метрика сообщает твоё «качество», требуя, чтобы каждый из нас «набирал».
Зачем делать Тарковского, если можно делать Человека-паука и «коко» на веранде? Чтобы помучаться, и сдохнуть, как «лузер» Ван Гог?
Чем 300 лайков отличаются от 3000? Ничем. Это просто числа, которые можно конвертировать в бабло. Но они не сообщают информации, которая реально интересна. «Понравилось». Чудесно. Но кому? Каковы нюансы этой реакции в каждом конкретном человеческом случае?
Неужели мы трудимся лишь для того, чтобы нравиться абстрактной толпе незнакомцев, давать надои дяде, питаясь объедками с его стола, и мечтать стать таким же, как он, чтобы позволить себе «настоящую жизнь» и себя без купюр?
7 лямов просмотров – что это? Это – Ничто: валюта для лоха, которому недоплатили. Большинство из нас сидит в корпоративных социальных сетях, генерирует трафик для дяди, смотрит его рекламу, покупает его товары, и радуется лайкам – символическому капиталу из Монополии, с помощью которого дядя сокращает расходы и мотивирует дойный класс.
@dadakinder
1
Глядя на то как свёрла декоммунизации впиваются в украинскую мозаику, я пытаюсь нырнуть в состояние патриотического оскопления, и обнаружить в нём что-либо привлекательное для себя. Не выходит. Видимо, капитализм так глубоко проник в моё сознание, что я просто не вижу смысла ампутировать то, что можно накапливать.
Мир многого и разных – вот мой идеал. В то же время, я понимаю, что это – не единственный способ смотреть на вещи, и есть люди, которым хочется своего, а не разного. Им было бы комфортнее просыпаться в обществе одного языка, ходить по улицам, чьи названия соответствуют общему прочтению истории, и не видеть памятников, которые напоминают, что она противоречива.
Если бы мой идеал был воплощён, эти люди оказались бы несчастны. Поэтому я не могу винить их в том, что они борются за СВОЮ мечту и свободу – в том числе, с такими как я, для кого свободы и мечты имеют смысл только в том случае, когда они доступны всем.
Я могу понять логику травмы и текст, требующий убрать памятник воинам-освободителям. Но я не считаю допустимым обесценивать их роль в борьбе против фашизма; плевать на их память с вершин конъюнктуры; обнулять их, в том числе, украинские жизни, благодаря которым мы не стали абажюрами в берлинских гостинных.
Декоммунизация победит. Она победила ещё в 90-х, когда Украина обрела, и разбазарила свою независимость. 30 лет спустя мы уничтожаем мозаики украинских художников вместо того, чтобы разобраться с элитами, которые присвоили себе все национальные богатства, и несут ответственность как за уязвимость Украины перед лицом РФ, так и за её зависимость от США.
Происходящее сегодня – инерция давно запущенных процессов. Война была настолько же невозможной, насколько и неизбежной. Украину продолжают делить. И используют патриотическую лирику для облагораживания этого кровавого передела.
2
«Свой мир» не наступит и после того, как будет уничтожен последний советский памятник, а «ватник» изгнан «за поребрик». По крайней мере в тех координатах, которые достались нам от империи, которой больше нет. Как нет прогрессивного клея, который бы объединял разных людей, проживающих в этих некогда общих географиях (если не считать таковым войну или политику элит, торгующих госпредприятиями и стратегическими землями на фоне радостных известий о том, что улица Потешная стала, наконец-то, Потишной).
Я мечтаю, чтобы Украина победила. Будучи жертвой внешней агрессии, она не заслуживает поражения, какими бы ни были её внутренние проблемы, тогда как Россия – виновна в терроре, и должна понести наказание.
Война и её исход станут точками сборки национальной идентичности. Поражение Украины закроет перспективу Украины разных в пользу Украины своих. Победа же сохранит шанс на развитие разнообразия в национальных рамках.
Насколько широкими и гражданскими будут эти рамки, зависит, в том числе, от ветеранов – той социальной группы, которая обладает моральным и ещё не освоенным капиталом, позволяющим ставить на место «патриотический тыл», который рассказывает на каком языке нужно умирать, чтобы попасть в партер Вальхаллы.
Украинские солдаты, среди которых есть русскоязычные, геи и прихожане УПЦ, могут манать кликушу. Без оглядки на т.н. «гражданское общество», которое, в отличие от ветеранов, помалкивает на неудобные темы языка или принудительной мобилизации, чтобы не рисковать своим комфортом и привилегиями.
Верю, что такие ветераны являются, возможно, последним оплотом того украинского будущего, где радуге найдётся место. Главное, чтобы они выжили. Для этого им и нужно всё оружие мира. Иначе лучшие сгинут, и Украина останется наедине с чужими оккупантами и своими «швондерами», шипящими в маршрутке «Чому не державною?».
Не будем забывать, что интегральный национализм, обернувшийся коллаборацией и погромами, был ответкой на поражение украинской государственности (в том числе, украинской социал-демократии), и станет таковой снова, если Украина не одержит заслуженную историческую победу над вышедшим из берегов соседом.
@dadakinder
1
Чего не понимают ни советчики, ни антисоветчики, так это действительных причин того, почему молодые люди относятся к историческим альтернативам порядку вещей с интересом.
Ни миллениалы, ни тем более зэтки не застали «совок», чтобы испытывать в его отношении ностальгию. Не застали они и welfare state. Всё это было разрушено до нашего прихода в этот мир.
Мы не хотим вернуться в прошлое, которого не знаем. А вот настоящее, которое не имеет ничего общего с постсоветским обещанием открытого мира, нам хорошо известно.
Сколько бы вампир ни прикрывал свой срам красным кадавром, это не делает материальное положение Gen X/Z более привлекательным, а антисоветскую позицию функциональной для людей, чьи родители являются «совками».
Совок всегда будет частью наших личностей, безотносительно того, как каждый из нас его оценивает. Историю невозможно отменить. Её можно только осмыслить и принять, взяв из её сложности то, что ты считаешь важным и полезным для себя.
2
Проблема настоящего в отсутствии светлого будущего. Не только как перспективы, но и как идеи.
О чём сегодня проект завтра? В лучшем случае, он о том, как избежать экологического, экономического и демографического коллапса, преодолеть волны пандемий, спастись от Третьей мировой… Т.е., о том, как бы не стало хуже. О лучшем речи больше не идёт.
Что в этом должно вдохновлять, и кого? Уж точно не молодых, которые, в отличие от бумеров, завтра не сбегут в могилы, а продолжат жить и переживать на своих шкурах крах антисоветской проповеди.
То, что звучало убедительно в конце 80-х, сегодня демонстрирует свой результат – войну. Что может быть для нас страшнее, чем ракеты по мамам? Отсутствие ассортимента джинс? Неизданная книжка со стишками? Или преследования инакомыслящих, которые, можно подумать, прекратились, как если нет ни Ассанжа, ни цензуры, ни сроков за взглядыв в этом нашем «освободившемся» мире…
Нынешнее фиаско не прощает советские преступления. Но делает воцарившийся порядок менее привлекательным, чем то, каким он казался 30 лет назад. И вынуждает усомниться в объективности его оценок сложного советского опыта.
Обращаясь к альтернативам рыночной империи с её нефтяными интервенциями, аннексиями и «СВО», мы не пытаемся родиться обратно, а ищем точки в хаосе, где мечта о прогрессивной модерности была возможной.
3
Сегодня мы уже можем оценить результаты жизней тех, кто обещал нам демократию и прогресс.
Что сделали эти люди, низвергнув красного монстра? Продали всё и свалили за границу. Не потому, что их преследовали. Не как беженцы. А как обыкновенная «колбаса».
Им изначально было плевать на их родины, населённые массами неприятного им «отродья». Они просто хотели пить Баварское. И подгоняли под это своё желание антисоветскую риторику, сменившую пионерский галстук, и скрывающую их приспособленчество.
Попав за границу, они не стали частью прогрессивных политических движений. Напротив – влились в самый консервативный электорат, озабоченный не свободой и демократией, а статусом и жиром.
Во всей империи не отыскать более лояльных холопов, чем эти. Их единственным убеждением является то, что они более достойны есть вкусно и жить красиво, чем те, кто остался пожинать плоды их верной службы белому господину.
Успех для них – это получить признание на хозяйском рынке, дающее им основания возвыситься над ближним. Нет, они не антисоветчики. Они – антидемократы, мнящие себя элитой, и являющиеся челядью – людьми, которые видят совок в любом социально-ориентированном начинании, и во всякой критике порядка вещей. Когда этот порядок даёт осечку, что они говорят? Что во всём виноват человек. Что человек таков. Что человек говно. А говно он потому, что совок.
Мы сыты по горло этой жвачкой. Мизантропия, чванство и социальный дарвинизм не вдохновляют новые поколения нас. Всё это мы вынесем на помойку, чтобы очистить свои горизонты от цинизма, элитизма, и отсутствия воображения, способного наносить на холсты наших судеб образы будущего, в которое хотелось бы стремиться.
@dadakinder
Моя критика либерального высокомерия в отношении «отродья» на фото Уго Муласа обернулась публичной перепалкой с уважаемым Дмитрием Волчеком. Посуда бита. Гости тоже.
Как хорошо, что мне удалось выбраться из этой тусы белого господина. А-то так бы и ходил по выставкам хозяйского арта, озираясь с берзгливым ужасом на нищих и «простых», каждый из которых оказался живее, сложнее и настоящее любого тепличного либерала.
@dadakinder
На станции метро МакАртур Парк, где я снял фильм «Бездомные ангелы», установили прожекторы, направленные на лавки для пассажиров, чтобы помешать бездомным на них спать. Это «решение» проблемы бездомности оказалось энергозатратным и не прижилось. Но метрополитен не растерялся – теперь на станции играет на полную громкость классика: Вивальди, Бетховен, Моцарт...
Речь о звуковом потоке, достигающем 80-90 дБ в резонирующем пространстве. Это уровень громкости мотоцикла, газонокосилки или ветродува. Двух часов в таком звуке достаточно, чтобы покалечить слух. При более длительном воздействии, возможны нарушения сна, дизориентация и диссоциация. Композиции играют на повторе, что только усиливает их репрессивный эффект.
Это – далеко не первый случай использования музыки в рамках пыточных тактик. С её помощью ломали заключённых в Гуантанамо, нацистских концлагерях и пиночетовских подвалах.
По мнению метрополитена, такое акустическое воздействие помогает «восстановить безопасность на станции» и «создать атмосферу, уместную для короткого пребывания пассажиров, ждущих свой поезд 5-10 минут». Добро пожаловать в мир «Заводного апельсина».
@dadakinder
Одним из полезных навыков является умение смотреть на мир глазами своего врага. Это помогает избегать ложных ожиданий.
1
Либералы не устают подкалывать авторитарных диктаторов типа Путина или Си пустыми улицами и длинными столами, противопоставляя им народных лидеров, мол, пока Сауроны прячутся в своих тёмных башнях, Прометеи пьют чайчик с простыми людьми на заправке.
Это – пример переноса демократической логики на авторитарную политику. Осуществляя его, демократы хотят подчеркнуть легитимность своих фаворитов, забывая, что авторитарии не мыслят категориями народной любви.
Авторитарий не нуждается в одобрении, потому что является социопатом – его не волнуют мысли и чувства других людей. Он доминирует, и только так реализует сам себя.
Авторитарию не хочется нравиться. Авторитарию хочется контролировать. Ему нужна власть, которую он не получает, а берёт, и удерживает с помощью силы и страха перед силой: армией, полицией, службами – аппаратом защиты и нападения, подчинения и контроля. Такие средства требуют ресурсов, обретаемых посредством насилия: захвата территорий и принуждения людей.
Всё это важно учитывать, формируя свою политику борьбы с авторитаризмом. В противном случае, она вырождается в наивные призывы немедленно сложить оружие, сесть за стол переговоров и договориться о мире с авторитаризмом.
Договориться с авторитаризмом можно только из положения превосходящей силы. Другого языка авторитаризм не понимает. Поэтому всякий разговор с авторитаризмом должен начинаться с его выбитых зубов.
2
Критикуя неравенство, многие леваки заваливают своих оппонентов моральным аргументом, мол, это же несправедливо, когда одни люди голодают, а другие не знают, куда девать бабло. Но капиталист мыслит иначе: неравенство является в его глазах естественным результатом конкуренции, и выполняет важную функцию в системе капиталистических отношений.
Развитие и процветание рыночного общества зависит от возможности извлекать профит и накапливать жир. Её создаёт разделение общества на имущих (извлекающих и накапливающих) и не имущих (вынужденных продавать своё тело и труд). В реальности всё, конечно, сложнее, но общая механика такова.
Когда капиталист смотрит на Мьянму, Камбоджу или Лаос, он видит не нуждающихся бедняков, которым нужно помочь, а фертильные страны с обилием дешёвой рабочей силы, которую можно использовать. Соседние Вьетнам и Индонезия уже не так фертильны и бесплатны, но могут взять на себя работы средней сложности, а Таиланд и Сингапур, чьи индустриализованные населения стремительно стареют, способны предоставить высококвалифицированный труд.
В итоге, там, где левак видит неравенство, капиталист видит регион «с дифференцированной рабочей силой», и, значит, возможность для реализации своей экономической модели.
Под рыночной риторикой о развитии и помощи в форме создания рабочих мест скрывается зависимость конкретной модели от «дифференциации рабочей силы» (неравенства).
Капиталист не заинтересован в том, чтобы все были развитыми и получали высокую зарплату, потому что это угрожает самому капиталисту, и делает его способ обогащения невозможным. Таким образом, когда мы морально восклицаем, требуя от капиталиста справедливости, мы в сущности требуем от него суицида, и удивляемся, мол, почему это он не прыгает в окно?
Моральный аргумент хорош для пропаганды и зеркала. Но он не работает в отношении капиталиста. Капиталиста можно склонять к более демократичным практикам, показывая их выгоды, или делая несправедливые практики всё более дорогостоящими. В любом случае, капиталиста нельзя убедить в том, что он должен исчезнуть по собственной воле ради всего хорошего на всей земле.
Иными словами, борьба – это коммуникация. Коммуницируя, важно помнить не только о своих взглядах и интересах, но и о том, с кем ты говоришь, и как твой собеседник видит мир.
@dadakinder
Время от времени в ленте возникают люди, требующие от окружающих прекратить любые коммуникации на русском языке, поскольку этот язык ассоциируется у них с Россией и её террором. Вместо того, чтобы в очередной раз разводить токсичные срачи, напоминать положения Конституции, или тот факт, что современное общество является радугой культур, я предлагаю посмотреть на всё это иначе.
Пережив насилие, его жертва может чувствовать объяснимый дискомфорт при столкновении с теми или иными триггерами своей травмы. Триггером может стать что угодно – любая деталь, отсылающая к травмирующему опыту: определённый звук, запах, место, погода или... язык, на котором говорил насильник. Очевидно, что такие триггеры действуют с удвоенной силой в травмирующей ситуации, которая либо ещё не закончилась, либо повторяется, и продолжает травмировать человека.
Означает ли это, что мы должны должны перестать говорить на русском языке, чтобы не причинять дискомфорт нашим травмированным родственникам, друзьям или соотечественникам? Нет, не означает. Каждый решает сам как ему себя вести, в зависимости от своих отношений с пострадавшим, и интенсивности его реакции на триггер.
Уверен, большинство из нас не хотят причинять страдания жертвам насилия. Это называется эмпатия. Однако вопрос к ней не сводится. С одной стороны, чем меньше триггеров, тем лучше. С другой – твоё благородное желания оградить человека от триггеров, может иметь своим последствием травматизацию вас обоих. Поэтому лечением травмы должны заниматься специалисты, а не просто хорошие люди с добрым сердцем, которые хотят как лучше...
Если тебя изнасиловал какой-то урод, и с тех пор тебе становится дурно, когда в поле твоего зрения возникает любой незнакомый мужчина, который одним своим полом напоминает тебе о насильнике, и этим отсылает тебя к опыту твоего изнасилования – эти чувства можно понять. У тебя для них есть все основания. А вот чего у тебя нет, так это права ущемлять в правах и свободах других людей на основании их пола, этноса, и прочих особенностей.
То, что тебя бросает в дрожь от чьего-то языка или цвета кожи – это не проблема людей, которые тебе ничего не сделали. Это проблема, которую создаёшь уже ты – жертва насилия, которая превращается в насильника, когда подвергает ближнего дискриминации.
Ничего положительного в такой дискриминации нет. Каждый из нас несёт ответственность за свои и только за свои поступки. Люди могут тебе сочувствовать, и идти на встречу, но они не обязаны обслуживать твою травму, потому что тебя триггерит их форма носа.
Опять же – никто не должен оспаривать реальность твоей боли и опыта. Вопрос вообще не про отрицание правды чувств и причин, а о том, что ты со всем этим делаешь.
Некоторые вступают в брак со своей травмой, начинают ей верно служить, делать орбитой своей жизни, и даже своей идентичностью – в этом случае, поддержание травмы становится условием существования конкретного Я. Человек начинает культивировать в себе свою травму, и требовать, чтобы окружающие вели себя так, как она того требует.
Это можно понять. Но это не работа с травмой. Напротив – это отказ от такой работы, ведущий к тому, что травма становится больше, чем ты, и начинает диктовать тебе все твои чувства, мыли и действия.
Конечно, разные люди реагируют на травму по-разному. Да и травмы бывают разной степени интенсивности. Далеко не каждую можно смахнуть с плеча, как перхоть. Нет ничего зазорного в том, чтобы обратиться за помощью к специалисту, и поработать над травмой вместе. Главное понять, что если просто кормить этого непрошенного паразита, то боль никуда не уйдёт, и продолжит требовать всё больших жертвоприношений, а, в конечном счёте, новых травм.
Ключевым здесь является вопрос здравоохранения, его качества и доступности для жертвы. И говорить поэтому лучше о том, как сделать так, чтобы каждый украинец, которому нужна помощь и поддержка, мог её своевременно получить.
@dadakinder
Стоило произнести слово «голод», и из Китая поступили вести о новой вспышке свиной чумы (ASF). Люди нею не болеют, а вот для хрюшек это жесть и вафли. Пару лет назад аналогичная вспышка привела к тому, что китайцы зарубили 2/3 своих промышленных свиней – больше, чем их есть у всего остального мира вместе взятого. А нам какое дело?
Потеряв такое количество свинины, Китай испытывает дефицит одного из двух главных ингредиентов своего рациона. Вторым является рис, для выращивания которого нужны фосфорные удобрения. Реагируя на угрозу, которую создаёт ASF для продовольственной безопасности Китая, власти страны, где проживает 1,4 млрд. человек, и которая является главным мировым экспортёром фосфорных удобрений (30% мирового снабжения), ограничила их экспорт. Эффект от этого почувствует весь мир, учитывая, что цены на удобрения (и, значит, на еду) будут расти (чему также способствует война в Украине), а фосфорные удобрения являются одним из трёх главных типов удобрений в современном производстве пищи.
Ключевыми рынками сбыта китайских фосфорных удобрений являются Индия (население – 1.4 млрд.), Пакистан (231 млн.), Бангладеш (169 млн.), Таиланд (71 млн.) и Вьетнам (97 млн.). На эти страны приходится 2/3 китайского экспорта. Остальное остальным.
Помимо Китая, ведущими экспортёрами фосфорных удобрений (по данным 2020) являются: Марокко, Египет, Израиль и Недерланды, а импорёрами – Бразилия (население – 213 млн.), Индонезия (274 млн.), США (332 млн.), Франция (68 млн.), и Австралия (25 млн.).
@dadakinder
Поскольку за каждое рабочее место в США дерутся тысячи голодных ртов, 98.8% крупнейших, 66% больших и 35% маленьких компаний используют системы автоматизированного просева кадров (ATS). Это значит, что, подаваясь на работу, вы всё чаще имеете дело с ботом, который решает, показать ли ваше резюме потенциальному работодателю или нет.
С одной стороны, это оптимизирует процесс найма сотрудников, избавляя рекрутера от необходимости читать тысячи резюме. С другой – вы можете быть идеальным кандидатом, и пролететь только потому, что использовали не то форматирование или не те кодовые слова для описания своих навыков. И наоборот – правильный формат и слова могут провести в компанию посредственную гадюку, которая знает как обмануть систему. Даже если этот обман обнаружит себя в процессе работы, время и деньги будут потрачены зря – на гадюку. Не удивительно, что 6 из 10 рекрутеров больших компаний недовольны работой своих автоматизированных систем.
Из табакерки «оптимизации» выскакивает Кафка: работодатель ищет «специалиста по Python», а вы написали, что являетесь «программистом на Python», и из-за этого можете быть отсеяны программой, которая не способна учитывать все контексты и нюансы.
Вы не знаете, какой бот будет брать у вас мазок, и пытаетесь угодить им всем, хотя каждый из них работает по-разному. В рамках сего трудового брачевания существует рынок специалистов, которые могут отформатировать ваше резюме так, чтобы читающие его автоматы не пропустили имеющиеся у вас бугры славы. Кандидаты, которые не хотят платить специалисту по трудовому напёрстку от $100 до $800, обращаются к ИИ, и тот пишет им шикарное резюме, а работодатель, в свою очередь, обращается к другому ИИ, чтобы проверить, не использовал ли кандидат ИИ. В итоге, процесс трудоустройства превращается в битву ботов друг с другом, а люди – в зеркала:
– Как дела?
– Как дела?
– Мы ищем динамичного и организованного менеджера по кадрам.
– Я динамичный и организованный менеджер по кадрам.
– С опытом работы более пяти лет на крупное агентство?
– С опытом работы более пяти лет на крупное агентство.
Автоматизация требует нашего внимания и договора. Важно понять, что наши жизни уже сегодня зависят от решений равнодушных алгоритмов, которые нам не принадлежат, и которые мы никак не контролируем. Они умеют вычислять, не умеют думать, научились врать, и, при этом, влияют на то, будет ли у тебя завтра обед на столе или нет.
@dadakinder
Говорил с мамой. Она, как всегда, рассказывала о своей украинской повседневности, а я, как всегда, выхватывал из этого рассказа жемчужные детали.
Помните женщин-пауков, которые плетут маскировочные сетки для ЗСУ? Так вот деталь: когда сетка готова, женщины гладят её руками и желают бойцу, который будет её носить, уцелеть, победить, и вернуться домой невредимым.
Подруга семьи вернулась из Бахмута, где месяц возвращала с того света раненых солдат. Как человек, работающий в реанимационном отделении одной из немецких больниц, она и раньше видела покалеченные тела. Другое дело, что не тысячами в месяц. На её стол попадали, в том числе, российские интервенты. То есть, и на передовой ада украинцы находят в себе силы для сострадания и спасения жизни, даже тогда, когда эта жизнь принадлежит врагу. Эта деталь – про человечность вопреки.
Подруга думала, что выполнит свой долг, закроет гештальт, и успокоится. Не тут-то было. Гештальт не закрывается. Наоборот – всё распахнулось и зовёт её обратно. В итоге, решила возвращаться. Это не объяснить тому, кто не был «там».
Подруга говорит, что многое пересмотрела. И то, что раньше казалось важным, – скажем, заработать много денег, – стало ничтожным на фоне людей и отношений, открывающихся в обстоятельствах, когда жизнь и смерть оказываются так близко, что их можно потрогать.
«У нас на улицах включили фонари!», – говорит мама так, словно включали их посланцы солнца с огненными головами. Этого тоже не понять, не посидев во тьме, которую устроил нашим семьям серый гном. Из этой тьмы наружу рвётся свет – жёлтый, в поисках синего неба.
Встречаясь в очередях, селяне обсуждают, кто что пережил, и мама понимает, что ей повезло. В её село зашли воры, но, всё-таки, ещё не состоявшиеся звери. А вот соседнему селу не повезло – там были и пытки, и расстрелы, и изнасилования, и всё то прочее, в чём оккупант велик.
Ещё произошла история-конфуз. В мамином селе живёт блаженная тётка. Её родители погибли, и теперь она сидит на деревенском велфере. Деревенский велфер – это столик в том помещении, где селяне плетут «кикимор». На нём всегда есть что покушать, чем и пользуется бедная тётка. Заметив это, люди начали сносить туда ещё больше еды, устроив Хургаду и ол-инклюзив.
Среди них – тот самый радостный алкан, который в прошлом году вытащил из подбитого путинского БТРа трофейный паёк, и побежал по селу с криком: «Свежайший! Свежайший!». Оказывается, этим пайком он так и не закусил, сохранив его, как знамя победы. И вот теперь решил его внести в фонд столика с печенькой…
Стоит ли объяснять, что произошло, когда мимо этого столика проходила глава бригады пауков, и увидела в центре блюдца упаковку снэков с маркировкой вооружённых сил РФ? Было шумно, но кончилось мирно – алкан раскаялся, блаженную накормили украинским печеньем, а вражеское... с вражеским сделали то, что и с мальчиком в трусиках, который плохо себя вёл.
@dadakinder
Интересная тенденция: количество женщин на руководящих должностях лучших китайских компаний выросло за десять лет в три раза, а процент трудоустроенных женщин упал до рекордных 61.6%. Почему?
Число китаянок с высшим образованием удвоилось, и это ожидаемо. Индустриализация всегда приводит к росту продуктивности и падению рождаемости, что способствует эмансипации, поскольку освобождает время для личностного и карьерного развития. У этого освобождения есть ряд последствий (изменение демографической структуры общества, его стремительное старение, подорожание и дефицит рабочих/потребителей). В Китае эти тенденции были усилены стероидами глобализации и политики «одна семья – один ребёнок». Сегодня количество браков в Поднебесной падает, а возраст, в котором женщины заводят ребёнка, растёт, и уже перевалил за 30.
Многие не могут себе позволить сервисы, облегчающие материнство. Другие достигли карьерных высот, не позволяющих уйти в декрет. Часто компании ставят вопрос ребром, и просто увольняют сотрудниц, которые решают выпасть из процесса. В итоге, китаянки оказываются перед выбором: ребёнок или карьера. Чтобы там не говорила известная брошюра, выбор этот не так-то прост: да, многие женщины не готовы спустить в унитаз свою карьеру, но это не значит, что они готовы спустить в унитаз своего ребёнка. Мечта о профессиональной реализации и экономической независимости не исключает мечту о детях.
Проблему составляет отсутствие доступной системы поддержки материнства, и культуры, в которой оно, наконец-то, станет родительством, интегрировавшим в своё общее дело мужчину. Да, пока только мужчина-мышь способен плюхнуть на салфетку спиногрыза, но, как известно, процесс производства нового человека не сводится к выводу мокрой корпускулы на орбиты бытия. Всё это не только биологическая, но и политэкономическая проблема.
В то же время, мы не можем игнорировать половую специфику «женского вопроса». Его сведение к вопросу идентичности (гендера) – это культурничание, которое становится частью проблемы, когда вытесняет из поля зрения факт – суть патриархального контроля над женщиной не в том, чтобы контролировать абстрактные концепты (это вторично), а в том, чтобы контролировать материальные тела. И не просто тела, а тела, способные множить материю и производить новых рабочих, учёных, солдат, потребителей, и людей, способных рожать людей. В этом особая ценность этих тел, а не в том, что кто-то себя кем-то чувствует.
Матки важнее феминитивов. Что, разумеется, не означает, что феминитивы не важны. Просто важнее понимать: до тех пор, пока женщина является репродуктивным субъектом, способным вынашивать в себе новых людей, до тех пор она и её тело будет полем битвы за власть и ресурсы. И никакие генерализации не обернутся прогрессивным универсализмом до тех пор, пока женщина и её специфичные проблематики не будут осознанны и включены в общую демократическую повестку.
Вокруг чего сегодня происходит главная феминистическая битва нашего времени? Нет, не вокруг того, «он» ты, «она», или «они», а вокруг абортов и средств контроля рождаемости. Чем больше я смотрю на демографические перспективы человечества, тем очевиднее становится то, что в интересах женщин отвоевать как можно больше власти и скорей. Потому что завтра пахнет тем, что патриархальной целесообразностью станет принудительная де-эмансипация и обращение женщин в инкубаторы на руинах глобализации. Встречать этот дивный новый мир хорошо бы с позиции силы. Такую силу даёт образование, организация, и материальные обстоятельства, позволяющие женщинам защитить себя от грядущей тарантеллы ошалевших фаллосов.
@dadakinder
