19025
Привет, меня зовут Ася и я очень люблю архитектуру. Если вы хотите что-то подсказать, предложить или нашли неточность, пишите: @bulletproofish
Смотровая площадка для бердвотчинга в английском городе Берскоу, графство Ланкашир — воплощение теории Вентури и Скотт-Браун об «утках» и «декорированных сараях». Понятно, что перед нами здание из первой категории: оно всем своим видом сигнализирует о назначении.
Построили павильон по проекту компании Global Impacts в 2004 году. Он находится в природном центре Martin Mere Wetland Centre на водно-болотных угодьях. Форма его не только говорит о функции, но и идеально соответствует ей: план в виде птицы с распростертыми крыльями открывает максимальный обзор на болто, а «перья» из лиственницы защищают от осадков.
Побывала в Берлинской филармонии, куда можно прийти не только на концерт, но и с экскурсией. В этом посте я рассказывала, как архитектор Ханс Шарун придумал структуру главного зала, наблюдая за уличными музыкантами. Чего я не знала, так это того, что академические исполнители приняли проект не сразу; некоторые дирижеры даже отказывались выступать в новом здании.
Взять хотя бы расположение сцены — сама постановка «на дне» выглядела экзотичной, ломающей строгую оркестровую иерархию. А здесь еще и кресла не только перед сценой, а со всех сторон — куда бы музыкант ни посмотрел во время концерта, всюду к нему обращены сотни глаз. Но уже через пару десятилетий такие залы стали более-менее общим местом и все успокоились.
В фойе невероятные витражи — разноцветные круглые стеклоблоки, закрепленные в цементе. Разработал их художник Александр Камаро, который постоянно работал с Шаруном. Позже Камаро выполнил витражи для его Государственной библиотеки через дорогу от филармонии (последнее фото).
Берлин — город победившего нарратива. Часто фотографии и видео не способны передать, за что все его так любят. Зато почти каждая история здесь потрясающая и невообразимая где-либо еще.
Ну, например. Есть такая издательская корпорация Axel Springer. У нее несколько зданий, в том числе проект ОМА (на редкость чудовищный, как по мне). Но речь не о нем, а о старой штаб-квартире в Западном Берлине — 19-этажной башне 1966 года в районе Кройцберг.
Часто (пожалуй, слишком часто) архитектор выбирает: много квадратных метров или возможность вовсю экспериментировать и внедрять что-то, чего заказчики еще не видели. «Цимайло, Ляшенко и партнеры» — редкое бюро, которому удается эти два множества совмещать. Светящиеся колонны на весь фасад жилого дома на Кутузовском проспекте? Пожалуйста. ЖК из матового стекла в двух шагах от Красной площади? Легко.
Читать полностью…
Берлин, 1946 год. Женщина сидит в разбомбленной квартире. Раньше на этом месте находилась комната; теперь ее используют как балкон.
Жизнь продолжается даже во время страшной бойни и после нее; это одновременно самое обнадеживающее и пугающее в событиях 80-летней давности и в нынешних боевых действиях. Не привыкайте к войне
Чем больше я смотрю на реальную архитектуру, тем сильнее люблю спекулятивную. И последняя иногда даже честнее. Вот например, помните проект NEOM в Саудовской Аравии? Сначала они хотели строить 170-километровый город The Line с населением в полтора миллиона. Теперь, после всех велеречивых презентаций и выставки в Венеции его сократят в 70 раз: построят всего 2,4 км и поселят 300 тысяч человек.
Тем временем в итальянском проекте AI-DA с помощью нейросетей нарисовали антитезу «Линии»: трущобы, ископаемое топливо и килотонны углеродного следа. В самом центре — бесконечная широкая магистраль с такими же бесконечными пробками. Дворы без машин, запрет на въезд грузового транспорта? Нет, вам явно не сюда. В целом не так уж далеко от реалий в некоторых крупных городах.
Не так давно писала про корбюзианский Кабанон, а вот какой щедрый реверанс в его сторону сделали DŌ buro. Называется проект так же. Технологии уже конечно совсем другие, не такие «аналоговые», как у Корбюзье, но принцип тот же: найти максимум в минимуме. Дом каркасный и все детали для него собирают прямо на стройплощадке. Внутри единое двусветное пространство из листов фанеры, которые образуют почти супрематическую монохромную композицию. Тут еще много изобретательных деталей: например, лестница на антресоль с кроватью — это одновременно полки и раздвижная дверь в ванную комнату (см. фотографии). Мне бы не хватало штор на верхних окнах, но при желании это легко решить.
Изначально «кабанонов» было два, потом стало 10 — все на территории глэмпинга в Ярославской области. Скоро еще несколько его разновидностей появится в Никола-Ленивце. Так что не пропустите, если в ближайший год планируете ехать туда с ночевкой.
Ну и конечно респект архитекторам за черный фасад.
Простой вывод, который дошел до меня только во время прошлогодней поездки в Краков, где много витражей начала прошлого века: в ар-нуво так любили цветное стекло не только потому что это напоминало о Средневековье и усиливало гезамткунстверк; предполагаю, дело еще и в том, что в городах начинают активно внедрять электрический свет, который эти самые витражи позволяет увидеть во всей красе.
На фото окна в доме 1914 года по адресу Piłsudskiego, 9. Ирисы и маки — излюбленный мотив в то время. Первое, связано с увлечением японскими гравюрами; второе — со сном и, по-видимому, опиумным дурманом.
Это цитата из канала Flat White Buro журналиста Милы Заичкиной. Последние 20 лет лет она работала в модной индустрий и писала аналитику для глянцевых изданий, а теперь ушла в девелопмент: консультирует их по вопросам дизайна и эстетики проектов и рассказывает про большие тренды в строительстве и архитектуре. Особенно много она пишет о жилых комплексах и вообще «большом» девелопменте: офисах, общественных интерьерах и так далее.
Среди прочего в канале: как отличить функционализм от минимализма; почему инклюзивность — главная черта современных игровых пространств для детей; как превратить устаревшие офисы в современные и почему офисные здания вряд ли исчезнут даже с ростом числа удаленных работников; и еще много всего другого интересного.
На этой неделе не могу оторвать глаз от графики Беньямино Сервино. Проекты у него по большей части «бумажные», от коллажей из фольги и газетных листков до карандашной графики в духе Росси; но ценности от этого они не теряют и Сервино, несомненно, один из самых интересных архитекторов Италии за последние лет 20. Признаться, для этого поста мне трудно было выбрать из бесконечного множества его прекрасных работ
Читать полностью…
Архитектор Мария Серова в канале «Архитектурный винегрет» выпустила два больших цикла постов об архитектуре Грузии — уверена, здесь многим актуально. Во-первых, туда вошли тексты об исторической архитектуре: например, про традиционные дома дарбази, градостроительное планирование Тбилиси (части I и II) и работы реставратора Левана Хемиашвили (все посты лежат вот тут).
Здесь собраны пешеходные маршруты по районам Ваке, Сабуртало и Чугурети. И отдельным сетом — тексты о современной архитектуре Грузии. Мое любимое оттуда — на фото: новый отель в тбилисском районе Сололаки от бюро LOA#3 (только посмотрите на эти стены и двери из мозаики!). Те же архитекторы проектировали медиатеки (по сути, общественные центры) в парках Ваке и Киквидзе.
Чуть раньше в том же канале выходила важная серия об архитектуре времен сталинского террора и репрессированных архитекторах — тоже очень рекомендую.
Ничего особенного, просто бруталистский Барбикан замотали в ткань оттенка фуксии. Если вы в Лондоне, сходите полюбоваться до 18 августа. 100 разноцветных «заплаток» на 2000 квадратных метрах полотна — одеяния батакари, в которые облачались короли Ганы (там родился автор инсталляции, художник Ибрагим Махама).
Махаму вы можете помнить по прошлой архитектурной биеннале в Венеции — там в Центральном павильоне выставляли его «парламент призраков», точную копию ганского парламента, но с сидениями из электричек колониальной железной дороги.
По случаю наступающей весны — викторианская история о «цветочной» кладбищенской часовне в английском графстве Суррей. Здесь слились любовь, смерть и кельты: возвели часовню по проекту керамистки Мэри Фрейзер Титлер, а профинансировал строительство ее супруг — знаменитый художник-символист Джордж Фредерик Уоттс.
Титлер верила, что каждый человек может творчески выражать себя через ремесло. И она не просто спроектировала часовню в деревеньке Комптон, а устроила для местных жителей курсы по изготовлению терракоты, чтобы они тоже могли поучаствовать. Она обучила около 70 человек создавать керамические фасадные плитки по ее эскизам. Цветочные мотивы переплелись с узорами в стиле кельтского возрождения — как и в других частях Европы, на фоне стремительной модернизации в Англии конца XIX века вырос интерес к локальному и древнему.
Похоронили супругов здесь же. Уоттс умер в 1904-м, вскоре после окончания строительства. Мэри пережила его больше чем на 30 лет — и ушла незадолго до начала Второй мировой войны.
Теперь это моя любимая история про фетишизацию архитектуры: в 1979 году шведка Эйя-Рита Эклеф вышла замуж за Берлинскую стену, получив фамилию Берлинер-Мауэр (с немецкого «Берлинская стена»). Когда Стену сносили, фрау Берлинер-Мауэр очень переживала и даже лечилась от депрессии — она считала, что Стена сама по себе ни в чем не виновата и не обладает ответственностью, которую взвалили люди, разрушившие ее. В качестве иллюстрации — ее «свадебное фото»
Читать полностью…
Свежая берлинская Fotografiska — еще один пример, как граффити стали частью нового пространства. Изначально в здании 1909 года работал универмаг, по тем временам гигантский и технологически продвинутый — он занимал целый квартал, а сотрудники пользовались пневмопочтой. В темные времена здесь открыли офис НСДАП, после войны были художественные мастерские, а вскоре после падения Стены — арт-центр Kunsthaus Tacheles, который просуществовал чуть больше 20 лет. Теперь к выставочным залам добавились традиционные для «Фотографиски» бар на крыше, ресторан и большой книжный магазин. Авторы реконструкции — Studio Aisslinger
Читать полностью…
Кое-что о цвете в архитектуре. Представить такую зефирину в северных широтах сложно — попробуйте пожить в таком доме, когда у вас в два часа дня уже темно и надо зажигать искусственное освещение. Зато в каталонском муниципалитете Сан-Кугат-дель-Вальес она оказалась в самый раз: здесь и солнца много, и красивая светотень от листвы.
Реновация дома середины XX века на одну семью; дизайнеры — David Steegmann Mangrane, Adria Escolando. Особенно нравится модель, напоминающая кукольный домик 🍧
Всего в 12 метрах Стена; возвели их почти одновременно. Высотка до того раздражала Восточную Германию, что рядом распорядились построить не менее заметное сооружение — издательский дом Haus des Berliner Verlags на Александерплац. Вслед за ним появились и другие модернистские «свечки», по которым это место узнаваемо и сейчас.
Самое примечательное здесь даже не столько архитектурное противостояние времен холодной войны, сколько обилие мифов и легенд вокруг него. Говорили, что издатель Аксель Шпрингер намеренно выбрал место рядом со Стеной, чтобы позлить ГДР; что в 1969 году Rolling Stones собирались давать концерт на крыше в честь 20-летия новой Германии; что под зданием находится эвакуационный тоннель для беглецов из Восточного Берлина, а на крыше — неоновая бегущая строка с новостями для восточных берлинцев.
Но еще любопытнее, что на эти мифы покупались даже в Штази: проверить последнее отправили главного информатора, Карла-Хайнца Курраса. На деле информационное табло располагалось на высотке GSW в 50 метрах. На башне Axel Springer оно тоже в какой-то момент появилось, но произошло это сильно позже, после объединения Германии.
А еще они много вкладываются в образование и взращивание талантов. Так что если вы архитектор или специалист из родственной области, приходите к ним на летнюю школу в Центре «Зотов». Во-первых, помимо ЦиЛ в ней участвуют и другие талантливые люди: архитектурные студии Saga и M.A.M., архитектор-художник Дарья Зайцева и социологи Вышки. Во-вторых, это бесплатно. В-третьих, занятия пройдут в Центре «Зотов» на месте бывшего кольцевого хлебозавода № 5 (уникального!), а помимо него можно во всех подробностях изучить еще три конструктивистских объекта: Московский планетарий, ДК имени Зуева и дом Наркомфина.
Занятия с 1 по 28 июля. В программе шесть модулей, записаться можно только на один. Для участия нужно до 2 июня прислать портфолио и видео-эссе. Все остальные подробности — по ссылке.
В Норвегии за пределами Осло происходит много интересного: то пригласят Петера Цумтора на проект Музея ведьм с горящим стулом, то туалетов с видом на фьорды понастроят. Теперь вот в городе Кристиансанн с населением 89 тысяч человек открыли Kunstsilo — музей с самым большим частным собранием современного искусства в Скандинавии. Авторы — три барселонские студии, Mestres Wåge Arquitectes, BAX и Mendoza Partida.
По названию легко догадаться, что раньше в здании был элеватор. Силосы прорезали и создали атриум, похожий на базилику, а вокруг разместили залы-вайткубы для экспонатов. В целом ничего нового сказать архитекторам не удалось — в ЮАР семь лет назад открыли Zeitz MOCAA Томаса Хизервика, там позрелищнее и побогаче. А вот кураторы, похоже, молодцы: удалось хорошо обыграть взаимодействие экспонатов и здания. Особенно прелестна избушка на фоне бетонных стен на первой фотографии.
Разумеется, ai в архитектуре нужны не только для безумных фантазий. Вот пример ребят из VERLAB — это такие практикующие архитекторы, которые рассказывают о работе с нейронками и много используют их в практике. Можно улучшить уже существующие концепции или разработать их с нуля — из последнего мне особенно понравилось летнее кафе по мотивам «Зеркала» Тарковского и бар на тему потрясающих нижегородских закатов.
Читать полностью…
Эта православная церковь Рождества Пресвятой Богородицы — сбывшаяся мечта польского художника Ежи Новосельского. Помимо иконописи он всегда хотел создавать архитектурные объекты. В начале 1990-х это наконец удалось: Новосельский объединился с архитектором Богданом Котарбой и вместе они спроектировали небольшой храм в городке Бялы-Бур между Гданьском и Щецином.
Когда я смотрю на эту работу, то думаю, насколько был прав Игорь Голомшток, когда писал в «Тоталитарном искусстве», что абстракция — плоть от плоти православного визуального кода. И это одна из причин, почему она нашла такое применение в искусстве 1920-х: «...богатейшая народная, или крестьянская, традиция, идущая еще от иконописи, всегда воспринимала условность, гиперболу, гротеск, абстракцию как естественный язык, выражающий народное миропонимание».
А еще очень советую погуглить живописные работы Новосельского. У него много светского искусства в духе Модильяни и совершенно особенные иконы.
По случаю мира, труда и мая — секретная оранжерея в Мехико на территории бывшей электростанции. Пусть заводы стоят, цветы цветут, а люди придумывают, как все это грамотно сберечь и приспособить к цайтгайсту
Читать полностью…
Что ж, объявили лауреатов премии Миса. Главный приз у Густава Дюзинга и Макса Хаке за учебный павильон для Технического университета Брауншвейга. Жюри отметило, что проект «бросает вызов ограничениям и представлениям об устойчивом развитии, создавая гостеприимную и игривую среду для учебы, сотрудничества и объединения сообщества с помощью четкой и тщательно детализированной структуры».
За этими размытыми формулировками — 1000 квадратных метров помещений на первом этаже и мезонин. Это почти гараж или мастерская: повсюду стекло и выкрашенная белым сталь, учебные зоны разграничены почти неуловимо — можно разве что задвинуть звукопоглощающие шторы ярко-желтого цвета или уйти в другой конец здания. Здесь девять входных дверей и очень много лестниц — не только для доступа с разных сторон, но и для укрепления каркаса. Конструкция полностью модульная и адаптивная, из сетки 3х3 метра — Дюсинг и Хаке говорят, что опирались на эксперименты Седрика Прайса и Йоны Фридмана с сетчатыми структурами.
«Архитектурные бюро во всем мире едины в мнении — мир после долгого процесса глобализации, который шел ни один год, разобщается, а перемены в нем идут быстрее, чем готовы люди. При выборе будущего жилья они будут подсознательно тянуться к понятной архитектуре — такой, как современная классика, модернизм, скандинавский стиль, инстинктивно выбирая простоту форм, четкие линии, функциональность».Читать полностью…
Редкий повод полюбоваться архитектурой для автомобилей: перехватывающая парковка во французской коммуне Верту рядом с городом Нантом. Спроектировали R Architecture по заказу муниципалитета, который побуждает жителей пользоваться общественным транспортом и оставлять машины за пределами нантского центра.
Все очень просто и почти по-корбюзиански: квадратный план с круглым пандусом внутри, эксплуатируемая кровля с парковочными местами, в центре первого этажа клумба, по открытому фасаду — только сетка, никаких дополнительных ограждений. Интересно увидеть, как здание поведет себя лет через 5-7.
В жизни бы не догадалась, зачем нужно такое сооружение. Это Sugarloaf Key Bat Tower, или башня «Сахарная голова» для летучих мышей — построили 105 лет назад в штате Флорида, чтобы бороться с комарами (мыши их едят).
Вокруг постройки появился своеобразный культ, про него даже есть статья на Википедии. Как следует из текста, еще в прошлом веке башню признали памятником, но семь лет назад ее уничтожил ураган «Ирма». Восстанавливать ли — не могут решить до сих пор. Я бы конечно восстановила
Еще одно про весну, смерть и храмы. Кладбищенская Часовня Воскресения в Турку — работа архитектора Эрика Бриггмана. Он из золотого поколения финских модернистов наряду с Аалто, Уно Ульбергом и другими, а этот проект в северном лесу — один из ключевых в его творчестве. По алтарю вьются живые растения, главные двери украшает кованная виноградная лоза, и такая же лоза на кресте на фасаде; кафедра — с древом жизни в интарсии (утонченной технике инкрустации деревом по дереву).
Помимо декора тут важно вот что: скамейки развернуты не прямо к алтарю, а под углом 56 градусов, к панорамным окнам с видом на деревья. Этим деликатный жестом архитектор утешает тех, кто приходит прощаться с умершими близкими и друзьями.
Цитируя одну из любимых присказок твиттерских: что мешает нам жить так? Корбюзье любил гостить на Лазурном берегу, задружился с хозяином заведения «Морская звезда» и дал ему несколько дельных советов по переустройству интерьера, а тот в благодарность выделил архитектору и его жене Ивонне пятнадцать метров своего участка под летний домик. Так появилась знаменитая «Хижина», или «Кабанон» — единственное жилье, которое архитектор спроектировал для себя. Причем оно не стоит отдельно, а «присосалось» к одной из стен «Морской звезды».
Это было очень кстати — в бревенчатом сарайчике размером 3,66 на 3,66 метра было бы сложно разместить полноценную кухню. Поэтому в одной из стен проделали узкая дверка, через которую Корбюзье подавали бифштекс, дораду и кувшинчик вина.
В преддверии сезона фонтанов — легкое безумие рядом с Центром Помпиду (на заднем фоне видно его трубы), фонтан Стравинского, 1983 год. Это практически семейное произведение. Его создала супружеская пара — скульптор Жан Тенгели и художница Ники де Сен-Фалль
Читать полностью…
Вывески, особенно расписанные от руки, добавляют городу «человеческое измерение». В моей любимой книге «The 99% Invisible City: A Field Guide to the Hidden World of Everyday Design» (кстати, ее оперативно перевели на русский!) пишут, что в середине XX века в каждом крупном американском городе была своя «школа» мастеров-шрифтовиков с уникальными стилями и приемами. Но к 1980-м знаки и вывески стали создавать с помощью машин, а планка мастерства упала.
Но поскольку любая технология вызывает ответную реакцию, сегодня вывесок ручной работы появляется все больше: «Эти естественные буквы обладают ностальгической привлекательностью, но, возможно, за их популярностью стоит что-то еще, — пишут авторы книги. — Несовершенства, следы мазков и индивидуальность вывески наводят зрителя на мысль, что за ее созданием стоял живой человек, который стремился сделать ее и функциональной, и красивой».
Я думаю, это справедливо не только для нарисованного от руки, но и в принципе для всего несовершенного и даже «безвкусного». А «безвкусному» точно есть место в большом городе — вопрос только в том, в какой пропорции. Просто потому, что люди разные и хотят разного.
Вот еще иллюстрации из эпохи дикого капитализма:
• Реклама Pepsi на Земляном Валу;
• Рекламные установки на крышах вокруг Большого каменного моста;
• «Третьяковский пассаж» на Большой Ордынке