425
18+ | parental advisory: explicit content максим дрёмов — стихи, публикации и что-нибудь такое. чат-комменты — https://t.me/+RPThLg_0-r40NTEy. для связи — @MaxDryomov.
гроза в гербарии
рассосанными конфетами гроза покоится
меж волшебных уже-не-живых картинок
и жуёт самых смелых, самых борзых слю-
няво целует, щёлкает по носу самых диких;
географически невозможная гоп-компания:
мелколепестник канадский, горец птичий,
уруть водная, бескильница, трава пампас-
ная и простая трава, по науке зовущаяся
полевицей, астрагал крупнорогий, астрагал
серповидный, астрагал влагалищный, астра-
гал неожиданный или ложнотатарский, астра-
гал замечательно-чашечковый, астрагал хо-
лодный и прочие — все трепещут, вжавшись
в альбомную страничку, с падучим огнём и
летучей водою в зубах, а когда распогодится —
выйдут из школьной поделки невиданные цветы:
громоцвет высочайший, лекарственный радужник,
динамитница семилучевая, луннолистник под-
могильный, зумерско́е просо, схрон-трава, аир
разрывной, борщевик делёза, ментовская слепота;
красивые, как радиация, как новый пенал, как
пощёчина, как зев муравьиного льва, как свисток,
как порез от бритья на лобке, как аниматроник,
как лукошко, как сестринство, как ёб-твою-мать,
в палисадниках разместятся по билету на squat
the world эти травы-химеры — и не пикнет отныне
ни один сорняк, ошалевший от водопоя, «ах, какая
была держава у нас в ночь кровосбора, в предгрозье!».
гроза в день рожденья
под вечер совсем уж запали черепа пыльных крон
и синюшное лето наконец-то вводит катетер грозы:
в стреловидной крови вымочены открытки, конверты
с баблом, молниями подвязывают праздничную фольгу,
зелёные призраки мусолят тромбоны, алые спрайты
надрываются, втаскивая на горбах огромную тубу —
хэппи бёздэй, слякоть, хэппи бёздэй, потоп, хэппи
бёздэй, ящерицыны жабо заклинивших зонтов,
и вам, встрявшие в пробках таксисты, и вашему
«хит эфэму», внезапно транслирующему брачный
крик мелюзин и ворчание саламандр, и вам, озада-
ченные псы-передвижники, и вам, кошки-номадки,
и тебе, что-то чёрное над сыпкой брежневкой, и тебе,
что-то голубое в подъязычной складке у грома...
кто-то лезет, дрожа, под грибок песочницы... ярость
юга, поддёвка севера, вам привет, с днём рожденья меня;
ведь больше жизни я люблю — электрошок,
ведь больше смерти я люблю — вымокать.
существа бессрочного протеста: летний двор
18 — русалка
корабли причёсаны, напудрены, с руками по швам,
ностальгируют в гомеровском яшмовом море —
о том, как, бывало, ты нежилась бесстыдно на бую,
с якорной скобой в носу, моряцкой пошлой наколкой,
пела: «курс прямей, из бухты вон, поцелуй мои буты-
лочные серьги, вот она я, вот она — я, разложим
пасьянс из твоих навигаторских карт?»... и ведь пела,
признаться, не лучше тюленя, и мэйк потёкший с кру-
пицами соли по вкусу не всем, но я всё ещё в шлюпке
с единственным фонарём да отсыревшим сухарём,
гребу на песню эту: «курс прямей, из бухты вон, чёрен
чай адмиральский, море злорадствует впрок...»,
уж я доплыву к этой альтушке, хиппанше, блядюге
бесчестной — уж я доплыву наверняка, и будет она
устрашать меня устричной слизью, кортиком дразнить,
и стихи мои мерить не в стопах, а в морских узлах.
существа бессрочного протеста: летний двор
16 — ленин
мчится ленин в облаках на игрушечном конике,
в слитой пыльной воде, оставшейся после помыв-
ки небес, в севших батарейках молний, в окурках
закатов, с шашкой и с чёрным от сажи лицом;
летит стрижом, летит неясытью, летит сорокой,
бакланом летит — и побуквенно знает всё обо мне:
о купаньях, о драках, о душном ночном сеновале,
где в громадное сердце как назло воткнулась игла,
о пивнухах, галёрках, бордюрах, малюсенькой славе,
о бодлере, корбьере, плохом глазомере, вине, анаше,
о слезах над грошовыми балладками, ганшотах,
о нервных тиках и опилках боксёрских груш;
мчится ленин большой, точит колышек острой бородки,
перемахивает барьеры и филином хохочет в ночи,
и говорит во весь голос всё, о чём даже вихри сты-
дятся секретничать, то, чего даже грозы боятся.
существа бессрочного протеста: летний двор
14 — полиглот
ангелы говорят на волапюке, он понимает, но
со словарём — каждую ночь затыкает уши ва-
той, чтобы от сплетен небесных не забарахлила
его пауэрбанка для карманной звезды-в-изголовье;
черти чирикают на токипоне, ему не хватает фо-
нем, но если слишком пьян для такси — в самый
раз нащебетать что-то левому плечу, чтобы вы-
водок импов дотащил до дому за шиворот;
жители моря и гор то мычат, то насвистывают на
языке группы «магма» — этих бессмысленно слу-
шать, они не знают, который час и где остановка,
они знают только свои имена и никогда не расскажут;
у жителей леса, степей и болот симлиш — родной,
он не получил сертификата, но старательно штуди-
рует хэндбук — чтобы знать, как молить о пощаде,
когда у земли зажгутся её торфяные глаза.
существа бессрочного протеста: летний двор
12 — онейропатка
пижаму хоть жми от пота и ночник бесчинствует:
сегодня во сне жгут сны на огромном кострище,
жгут сны рутинные про босса, дедлайны и отпуск,
жгут сны авантюрные про месть, измены и страсть,
сны трещат подростковые — про мальчика с диско-
теки и вампиров в мехах, смолой плюются сны пос-
тыдные — про невольную анасирму и мунинг в ноч-
ном окошке, пеплом осыпаются мгновенно сны вол-
шебные — с обероном в кокаиновой пудре, мудрыми
котами чёрными и остановленным дождём, еле тлеют
сны кошмарные — про непокойного мертвяка со сле-
сарным молотком и резню в санатории «зелёный шум»...
плачьте траурней, дурочки, ройте золу, жрите головни,
вам, заболевшие снами, останется только одно —
копеешные лампочки крови толкать из рук в руки,
прохладные сердца передавать из уст в уста.
Вот так выглядели «Красные чтения» под номером три по версии Маши Козелевой.
Читать полностью…
В субботу, третьего июня, выступаю на третьих (с половиной) благотворительных «Красных чтениях». Это в Москве. Приходите. Будут ещё Дорджи Джальджиреев, Анна Родионова, Али Алиев, из Петербурга приедут Дарья Фоменко и Мария Землянова.
/channel/tolko_sami/473
существа бессрочного протеста: летний двор
8 — кентавр
кентавр давно на пенсии, подрабатывает в
независимом книжном, на натруженной спи-
не разносит оги и кабинетного учёного, либру,
ад маргинем, ноу киддинг, алетейю, попкорн;
давно не посягает ни на чьих жён и за пятак
заложил надкаминную голову лапифа, со смуг-
лых ключиц диониса не подъедает переспелого
винограда и над похабной байкой еврисфея не
ржёт... только ночью, когда небо наго и в змеи-
ные клубки свиваются звёзды, что-то шепчет
ему, что ясон ещё жив, курилка, и дрожит, и
сверкает в изголовье копьё... но чего уж там —
скоро зарплата, пора подновить подковы, чер-
тыхнуться привычно под кипой импринтов эксмо,
только с луной-француженкой и сиренью, старой
кошёлкой, можно временами по-старому тусануть.
существа бессрочного протеста: летний двор
6 — воздушный змей
хоть бы сказал, чего ты забыл там, над профессор-
скими шапками скушных сосен, над лысинами под-
слеповатых астрономов, среди лун-недоносков,
мёртвых птенчиков, живых ангелов, тепло ли тебе,
вьюнош, не клюётся ли сумрак под сердце, чёрный,
кровавый, золотой? укусом ветра не снять бумаж-
ного мяса и начхать на всё внизу — на страну оз
и страну невыученных уроков, на лопухи-батуты
и на оргию крапивинских мальчиков под пожар-
ною каланчой... как дурак за солнышком, гонишь-
ся, а меж тем и звезда войны приоткрыла рот,
ожидая добычи, и гроза вытаращила фасеточ-
ные глаза... ну и свисти, малявка, свою «песенку ро-
берта» и топорщи внаглую разноцветные перья, но
не ври, что понимаешь совиный невнятный почерк
и ужас майской ночи с кожистым её крылом!
существа бессрочного протеста: летний двор
4 — пролетарий
почём склейка звёзд, почём хрупкие скобы радуги?
за девятнадцать т. р. в месяц угрюмый зарплатник
без роду и племени насаживает мяту в сады, при-
мастеряет к облакам их позолоченные подкладки,
потеет за станком по сборке снов (кому выпали
бракованные — извиняйте), ходит по газонам,
чтобы этого не делали вы, крафтит молекулы во-
ды — атом к атому, не щадя себя, варит петрикор;
если погода — дерьмо, в сирени не то количество
лепестков, не в то горло пошёл транк, развязался
шнурок, не сыграла ставка — не серчай почём зря,
прояви хоть немного уважения к забастовке;
может, если встанет календарь, отвалится гром
от молнии, обернутся змеями макароны в тарелке,
заматерится будильник, что-то дойдёт до босса?
почём хрупкие скобы радуги, почём склейка звёзд?
существа бессрочного протеста: летний двор
2 — ласточка
есть такая маза — овраги и ложбины,
есть такая маза — ссыкливые первые
грозы, дожди, шарахающиеся собствен-
ной тени, огни, под руку ведущие сусани-
ных; есть такая маза — неправильный при-
кус полёта, фантомные крылья, чешущиеся у
червей, улиток, голых землекопов, навеваю-
щие сны с тошнотой и чесоткой в паху...
ласточка, короткоклювая вольноотпущенница,
не тебе ли снились эти ямы воздушные и бурелом-
ные лествицы, пока гусеницей ты была, точила
яблоко и прожаривала на все лады к вертелу
бога прилаженный закат... а теперь ты сама
знаешь, почём фунт бунта, полфунта песни,
и от мирных селян не скрываешь презренья,
и летишь, и рыдаешь весенним огнём.
Дорогие друзья, на фоне всего происходящего это, конечно, совершенно ничтожная мелочь, но со мной произошла следующая оказия: в результате какого-то непрояснённого слива (сам я ни с какими мошенниками в переписку/разговоры не вступал) данные моей банковской карты попали в чужие руки — в итоге меня нагрели и я лишился значительной для меня суммы денег.
Засим готов взять почти любую разовую работу (корректура, редактура и т.п.), ещё раз напоминаю о готовности и желании давать частные уроки (литература в широком смысле — от подготовки к ЕГЭ/олимпиадам до занятий более профильными и узкоспециализированными вещами), а также — если вы хотите как-то поощрить мои литературные труды — принимаю донаты на вторую, не пострадавшую карту по номеру +79856165489 (Сбер).
Когда ситуация чуть выправится — удалю пост, чтоб ретроспективно не мешал читать стихи.
ты — весна для никого, пошловатая нимандсрозе,
розовый кукольный домик, уличный сортир,
ежесередовый лягухан, вся наша вольноотпущенная пьянь,
алая головешка, тупая неучёная псинка,
сверчок нощной, плебисцит половой, гонка голышом
за чеканной безъязыкой звездой,
погнанная ссаным веником егоза-шиза со словарём
эльфийской фени под мышкой, жиза-разжиза,
ты вертлява, ты лихорадочен, ты — голубушка, ты —
кавалер, я хочу тебя снова и снова,
здесь, за углом, на столе, на коне, на сосне, при луне —
ты же дикий как ветр, праздный как дождь.
Крайне интересный текст Андрея Войтовского о давно занимающей меня (как в теории, так и в практике) области — weird-поэзии. Мои стихи препарируются вместе со стихами очень мною любимых и почитаемых Кати Сим и Дмитрия Герчикова — отличная компания.
voytovsky/weird-poeziia-evakuatsiia-iz-ochievidnosti" rel="nofollow">https://syg.ma/@voytovsky/weird-poeziia-evakuatsiia-iz-ochievidnosti
гроза в детстве
в детстве стеклопакет толще,
сапоги резиновей — чтоб не
было страшно, когда гроза
ворочается в своём стойле,
скипетр-фульгурит, распахнув
плащик, кажет сквозь кусты;
насекомые от грозы надевают
доспехи: светляк-цепеллин по-
плёвывает на клоповьи трактора,
черви размером с драконов из
страшной книжки, книжки — с
дворец пионеров, а тот — с була-
вочную головку, щёлкнешь — и в
лужу стряхнёшь... во рту воронки —
молния — лягушачий язык, липнет
к соседским мальчишкам, слюн-
ные железы — как надувные мат-
расы, и вот — дождь из яблочных
огрызков, дождь из катушек, рань-
ше живших в коробке из-под печень-
я, дождь из пластырей, дождь из
резиновых уточек, дождь из сеговс-
ких пикселей, дождь из покрышеч-
ных лебедей, дождь из трусов-парусов,
и в рванине дачной, получёрная от
земли, луна-факирша мостится в
послезакатном гамаке самопальном,
цокает языком, испытующе таращит-
ся: она что-то знает, но делает вид, что нет,
да, она не такая, как прочие взрослые.
Весь цикл «существа бессрочного протеста: летний двор» — одним файлом.
Читать полностью…
существа бессрочного протеста: летний двор
17 — френолог
при свечах и соловьях на лаковой столе-
шнице теплятся свеченые кости, отдыха-
ют нездешние деньги, утирает салфеткой
радуги рот мокрый от конского пота гонг...
шишки жары, лобовые доли ливня под
умными пальцами наливаются гневом
и долго, нудно звенят — в медные ноз-
дри мочится расслабленный жирный фавн;
паноптикум, где все во фраках, сходан до-
исторических хищников ждёт не дождётся
учёнейшего из мужей, алого погона, птицы
неживой, советской энциклопедии с бритвой
в комплекте... что в чёрном ящике? о! мы
знаем, что в чёрном ящике — череп мой,
толстый, в лунном свете почти что латунный,
серным дымом чадящий из мелких глазниц!
существа бессрочного протеста: летний двор
15 — кошкодевочка
нас двадцать пять тысяч, а нас сто миллионов,
а нас — бесконечность, а нас — ещё больше! у
нас ушки на макушке, а у нас пушистей хвосты!
у нас в крынке слаще молоко, а у нас звонче бу-
бенчики! в грязи грозовой дерутся котятки, выг-
рызая искры из толстых брюх, и ни одна из нек
не мудра достаточно, чтобы сумерек дождаться
и, зыркнув опаловым глазом, мышиные дрожки
полным ходом пустить... луна удобрена кровью,
пропитана мускусом, кошкодевочки, сладкие,
усатыми щеками трутся о её траченые молью
края... течка — страшное дело, а теперь и не то
потечёт по объевшимся переспелым хлебом
просёлкам: пятничной патоки потоки, полнощ-
ного пива пена, марсова молозива моря... шар
земной — нитяной клубок, коготки беспощадны!
существа бессрочного протеста: летний двор
13 — лунтик
он — дикий зверь, и его рожает на маковом поле
бледная женщина, искрошив от боли зубы, в пер-
вый час жизни он обгладывает лунные зайчики,
к полудню он способен шутя разгрызать минералы,
в два дня отроду он размером с гараж-ракушку,
басом травит байки о никчёмных земных коро-
лях, космонавток соблазняет и лихо тушит си-
гары о череп отполированный армстронга,
успей повидаться с ним завтра, потрепать лип-
кий от крови фиолетовый мех, хлопнуть по рюм-
ке — к концу недели он съёжится и уснёт, собст-
венным храпом укутанный как паутиной фантом-
ной... зверь рыкающий, жеводанский отморозок,
зря боятся тебя — здесь нудней, чем в гробу и в ут-
робе — неужели мы из нежного мяса, и бошку бла-
городному варварству смеху ради не втиснем в пасть?
существа бессрочного протеста: летний двор
11 — шулер
зе гейм воз риггед фром зе старт, сынок,
на сдаче всё шестёрки, у валетов нали-
ты кровью зенки, мелкий град глода-
ют, облизывают радугу ночную;
король гоняет комаров, червивым ле-
том рубашки — в синячищах компоста,
шрамах свежих трав, свеча — в подарок,
деньги невесомы, как при луне, в замед-
ленной воде; размякли в ливне послед-
ние две дамы: а, ну вас к чёрту, кликуши,
шлюхи, фрейлины, монашки — я вас любил
до первых козырей, а нынче вермут дал в
голову, бог передёргивает, никнет файв о'
клок, видны всем карточные оспины — и
только дождь шебутной, свет заводной в игре,
гром наливной — в халате, с трубкой, тучный.
существа бессрочного протеста: летний двор
10 — кольщик льда
хорошо тебе флиртовать с продавщицею лимонада
и с мороженщиком курить на задворках июньской
листвы... на запёкшейся горке дети терзают глиня-
ные свистульки и то и дело как солнце восходит
мелочь из рук старичков; что это пахнет? то ли
лавр, то ли мята — неподвижен на хрустких каче-
лях бог-козлодой, зато в твоём квадратном ведре
вертятся, чешутся, изнывают от ненависти щипцы...
грош цена напитку безо льда! роллеры, меломаны
с опухшими «капельками», влюблённые, школота:
за пухлыми губками сердца — бездонная пасть, ты
ко всеобщим услугам — и радужным мясом коло-
тится лёд... ну скажи, кольщик льда, не правда ли
лавр тошнотворен, мята горька, катастрофой зве-
нит индиан-тоник, всё не может так долго быть
без движенья, а жасмин — не жасмин, а кошмар?!
существа бессрочного протеста: летний двор
9 — рыба
из крана хлынула луна
и ночь пришла, люди под-
кармливают рыб звёздным
крошевом в волосах подмышек;
вечер ломок, река холодна, рыбы
подбирают, что им накрошили,
мягкими умными губами, осто-
рожно, не спугивая людей;
и хотя не видно ни зги и до дна
догорело вино, я на ощупь найду
слева от свежего партака твой
спинной плавник: ночь всплывёт,
ты полезешь в воду
и вылезешь из воды
в мокрых трусах
или вовсе без них.
существа бессрочного протеста: летний двор
7 — оловянный солдатик
вояка игрушечный сплавляется по реке
в компании выпотрошенного малька,
бронхитной звезды, больной жемчужины,
бумажной вайфу и злющей махорки;
солнце жмуров без аппетита ловит мух,
ебутся по кустам, разгорячённые юной
луной, ужики, а он лежит кверху брюхом
и совсем не бережёт единственной ноги;
там, за изгибом, где вода — как неумест-
ная черри-кола, нет никаких детишек, и,
может, сделают из тебя самую стойкую
из ложек, самую дырявую из кружек...
дождь ещё холоден, мир ещё по-котёно-
чьи слеп — что с него взять такого; лодкам
тонуть, каминам трещать, сердцам колоться,
миру жить, миру быть, миру по чуть-чуть.
существа бессрочного протеста: летний двор
5 — романсист
невинный сад смотрится в раскрытую вульву рояля
и воздух напоминает неразвёрнутый подарок — пыш-
ный, надувшийся от гордости и потому смешной, он,
как всегда, фальшивит, до синевы бухой недосоловей,
а у тебя недокончено дело — шипит фитилёк романса,
в исхудалой сирени твоя дама теней поливает шампанс-
ким траву; всё ажурное, оригамное и слегка неживое —
карточный домик, девичий дневник, прачечный чек...
кончится песня, вечер свистнет сторожевым и луна
взорвётся — и тебя, дурачка набриолиненного, снесут
к декоративному причалу в стеклянной лодочке, с
левкоями, забитыми в уши, и червонцем в зубах;
полноте, романсист, разве песни так умирают? песни
крепче звёзд и назойливей ос — не придёт твоя
дама, и что же? может, в другом саду, другою весною
знакомый чай, прохладный май вспомнят о тебе.
существа бессрочного протеста: летний двор
3 — кведлинбурженка
кведлинбурженке может быть сколько угодно
лет, но в эту ночь ей всегда семнадцать — в
ночь первых завязей, невинной крови и насту-
кивающего «мурку» на зубарях пройдохи-ветра;
кведлинбурженка может иметь какое угодно тело-
сложение, но в эту ночь она ничего не весит —
конский череп и песья кровь поднимают её и го-
товенькой подводят к костру — гуляй, голытьба!
бюргер запирает гараж, но его машине не жить,
мелко крестится чинуша посреди затхлой ратуши,
гудит пирушка и разомлел от пива верховный сатир,
ёрзает у кведлинбурженок на коленях и сам напра-
шивается на слюнявые поцелуи; кведлинбурженка
может дружить с кем угодно, но сегодня её враги —
повилика, погребок, марьянник, мытник, очанка — они
носят разные имена, но мы знаем, какие взаправду.
существа бессрочного протеста: летний двор
1 — лепрекон
у меня есть радуга, два башмака — оба
левые, шляпа и груда тряпья на заплаты,
трубочка, подкоп в твой винный погреб
и коллекция старых горелых спичек,
«энциклопедия британника» с матерными
комментариями, жена или муж — сам не
разобрал за без малого три тыщи лет, без-
донный карман и ядовитый зубной порошок,
и что-то вроде патриотизма... людское пре-
зирал отроду, до эльфийского нос не дорос,
но когда и гриб не растёт, и чернеет клевер —
я, пожалуй, способен ещё тряхнуть стариной...
и чего тебе только сдался люд островной,
и какого тебе ещё золота? я не только
повеса, но и нищ как церковная мышь —
я и ем что попало, и пью где придётся.
как меня называют
принц позёров, принцесса педовок, спайк, большой
ди, средненький эм, малышка-эс, червеед, волшеб-
ник ртутного пгт, флагшток-кун, бог попрыгунчиков,
поручик парцифаль, самый шебутной в нашем пан-
оптиконе, подмёныш, кораблекрушительница, се-
мёрка, вишну, сладкая губёшка, цимбелин, бомбар-
дировщик «джудит батлер», невада-тян, тот самый
сраный вуайёр, неруда для русских, маяковский для
зумеров, шотландец, заноза в заднице, коллега,
пал, ацтек, уи, наполеон, голубоглазое такси, бе-
совское семя, шибайголова, порридж, залётный,
дранон, маркс марксыч, беспалый, тёмный как ночь,
эдди, тоня, валик, шломо, тарик аль-гарнати, сонька-
золотая ручка, простофиля, капитан каннибалов,
укешка, последняя астронавтка, транзитный чем-
пион, бригадир беньямин, сержант страммер, труп-
пфюрер тцара, меф (сокр. от «мефистофель»), шаф-
ка, кларнетист, эльфиечка, голубая пони, карнаж,
скам земли, паганель, отставной марафонщик.
Автоперевод декабрьского стихотворения на английский, выполненный при участии Кати Вахрамеевой.
***
i don't know how to sing and my starlit gift is completely
mossy, but i still remember which ladles are used to serve
the moon pomace — they will keep me in their prayers only for
that, when neither expats nor the stealthy ones will not inherit
anybody's kingdom, when in the blurred gardens the night is
jingling lonely, only when... the throat is prickly from kisses,
and the matchboxes of timorous poems are going to the fur-
nace's pharynx in stacks; when a kindergardener puts his toys
in the drawer, they die; there were times i would poke the mel-
ted wax, and the headached cuneiform paved with my nail
resembled the leaders' portraits; red zeppelins, pecking
birds jokingly while taking off, now we use this wax to fill
peepholes, and a finger, with no effort, is flying only by itself
around the room like some kind of a ghostly pseudosylph edi-
fier girl; when the last gremlin be removed from the mangled
iron, when the clock ticking gathered from the black ravins
wake teachers and students, only when... and now you
shall rest, you wings of soviets, burnt for a hundred times,
your job is simple — to ignite snow, and then to quench snow.
мы не из тех времён
«Dónde estarán los amigos del pasado...»
— Javier Campos, «Nosotros los de entonces»
где теперь не то что друзья, а приятели, френды френ-
дов, мимокроки? где волоокие умницы в челси, болт-
ливыми стайками порхавшие от аудитории к аудито-
рии? где понурый твинк с волосами цвета мокрой
соломы за стойкой «кч», делавший самый вкусный
на свете френчпресс? где бородач в вечном банном
халате, всерьёз поднявшийся на ставках на доту, а
потом спустивший всё до копейки на меф и пропав-
ший где-то в рехабах? где лихой старшеклассник-чип-
полино, обчитавшийся в четырнадцать лениным, кото-
рого мусорьё било головой о пазик и сломало ему руку?
где гроза полуподвальных кинки-пати, кащей бессмер-
тный, гремевший на весь зал серебристой как мартов-
ский день пирсой? где психопат, обещавший всерос-
сийский скулшутинг и наплетший «доксе» о том, что
фейсы прям в библиотеке мгу электрошоком и сапо-
гами заставили его признаться в шпионаже на вати-
кан? где самые красивые тянки в мире, с метким ма-
терком открывавшие пиво об арматуру, рыбьей костью
торчавшей из инкрустированного сорняками недостроя?
где аутичные фантасты, в чьих полувыеденных глаз-
ницах копошились жирные черви-радуги? где гриб-
ники со стажем, к которым в трипа́х приходили сук-
кубы, шли с ними под венец и рожали им двухголо-
вых бесполых детей, прозрачных как лёд? где кло-
фелинщик с китая́? где курносая журналистка, го-
ворившая про свои веснушки: «я обосрана солнцем»,
которую удавил проволокой бывший? где кривозу-
бый студентик, сидевший в сахарово, потом сидев-
ший в сизо, потом под домашним арестом, потом
отпущенный, призванный, дезертировавший и рас-
стрелянный? где доморощенный поэт с чекушкой
в нагрудном кармане, резавший из бумаги очаро-
вательные валентинки? где две сестрицы в тай-дай-
ных тишках, любившие меня, и где подружка всех
местных факбоев, грезившая о чикаго, которую лю-
бил я? где призрак питера пэна, скачущий с кувшин-
ки на кувшинку, которого видели только мы и кото-
рый подъедал наши чипсы и по-кошачьи лакал про-
литую колу? где бритый наголо античный бог, закры-
вавший грудью мелочь пузатую, красный и чёрный
до самых костей, на которого мы все хотели быть
похожи и который как-то тупо умер, не в застенках
и не от вражеской пули, как хотел? где, наконец, я,
алкоголем налитый до донышка глаз голубых, ёбарь
луны, пилигрим южной весны, за дождинкой-травинкой
любой видевший проруб в зазеркалье? мы, конечно,
споём ещё пару песен старинных («плачь-плачь, тан-
цуй-танцуй», «деревянный эшафот», «господи какая
же сегодня москва»), искупаемся ещё голышом и по-
плачем, вином размягчённые, на крыше рандомной
брежневки, пока напротив, чертыхаясь, рабочие ве-
шают баннер «держава, история, слава, ладан, пломбир»...
ранки, растяжки, царапки жжёт как перекись не то время.