ПРОГЕНИТОР
В самой первой части видеоигры Fallout (1997) герой почти сразу же после начала сюжета имеет возможность спасти местную demoiselle en détresse, Танди, из опасной ситуации, однако в качестве награды за это не получает, как водится в жанре, буквально ничего (проблема, которая уже отдельно, к слову, исследовалась), и, того более, весьма грубо ею посылается, если намекнёт, что хотел бы теперь, так сказать, узнать девушку получше.
Это довольно современная ситуация смотрится очень странно в условиях возродившегося фронтира, ведь для него характерно совсем иное мышление и поведение, известное, скажем, из древних мифов — когда, к примеру, Тесей в похоже ситуации выручает девицу, она полагает только естественным отплатить ему, разделив с ним ложе.
Более того, дамы специально искали возможности таким образом контактировать с героями, жаждали оставить от них, скажем, Геракла, потомство, неизменно оказывавшееся крайне жизнеспособным и могучим. Так что налицо явная аберрация, алогичность поведения — но это вообще характерный случай для фэнтези и смежных жанров, когда они, а это бывает весьма часто, переносят нынешние установки на совершенно иначе устроенный мир.
Обо всём этом подробнее читайте в новом посте «Эллинистики»!
Вообще же такого рода попытки найти в мифе рациональное довольно бесплодны, хотя ими и занимались уже сами древние. Скажем, Дионисий критиковал легенду о Ромуле и Реме, полагая, что это «неосведомленные писатели сочинили миф о волчице», а на самом деле то была человеческая женщина очень определённой профессии, ведь, как пишет Плутарх, «волчица (lupa) на латыни и самка волка, и женщина, занимающаяся ремеслом блудницы». В действительности же версия с волчицей куда более древняя и несёт глубокие смыслы, совсем почти забытые во времена этих авторов.
В общем и целом направление рассуждения повторяет за исследователями XIX-нач. XX вв., преимущественно английскими, которые мифы считали некоей сохранившейся устной традицией, чем-то по типу примитивной исторической памяти. Так считал, например, отец концепции первобытного матриархата Бахофен, а также его последователи: по их мнению, сообщает иссл. С. Георгуди (1992), «мифологическая традиция в целом добросовестно отражает реалии прошлого», это — «наиболее прямая и подлинная передача реалий первобытного времени», что, естественно, бесконечно далеко от истины.
Ошибка №7: «Одиссей царь только потому, что у него больше коз и свиней … его дворец — деревянный сарай за частоколом с кучей навоза у входа … Его отец спит на земле в куче золы вместе с рабами» (4:13-4:24)
На этот раз Карпюк оказывается последователен, тому же он учил и на лекциях (1997): «Повседневная жизнь гомеровской знати мало отличалась от жизни простонародья: Гомер описывает басилеев, обедающих вместе со своими рабами, царская дочь Навсикая стирает одежду своего отца».
Перед нами взгляды безумно устаревшие, они старше открытий самого Шлимана (кон. XIX в.) До того, пишет дорев. ист. В.Ю. Виппер (1916:), в глазах учёных «Гомер был … наивным поэтом очень ранней эпохи народного быта. Историки и филологи в течение почти всего XIX в. сходились более или менее на том, что культура, отраженная в песнях Гомера, весьма близка к примитивной. Гомеровское общество считали долго классическим примером первобытного патриархального состояния человечества. Признаков утонченности жизни, развития богатства, художественного ремесла, торговли, придворной жизни, неравенства имуществ и т. д., во множестве рассеянных в поэмах, как бы не замечали.
Напротив, преувеличивали черты грубости понятий и привычек, искали во что бы то ни стало указаний на первобытные формы … усиленно разыскивали у Гомера первоначальную общину … Такой взгляд на Гомера находил поддержку в общих исторических воззрениях, господствовавших приблизительно до 70-х и 80-х годов XIX в.», в остальном мире, но весь XX в. — в СССР и прочих марксистских странах, где искусственно поддерживался устаревший взгляд на вопрос, необходимый для того, чтобы система формаций держалась.
#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 9/18 ➡️
Ошибка №5: «Тем временем на острове Фера … [происходит] самое сильное извержение в истории Европы, часть Феры уходит под воду … [после чего возникает] стометровый цунами, [который сопровождают] облака пепла на тысячу километров вокруг. От извержения Крит уже не оправится» (1:30-1:53)
Как сообщает д.ист. Дж. Антонопулос (1992), тезис, согласно которому именно грандиозное извержение вулкана положило конец крито-минойской цивилизации, впервые был высказан С. Маринатосом в 1939 г., личностью, лишь едва менее одиозной, нежели Эванс, и именно им страстно, даже фанатично, продвигался до самой его смерти: он считал, в частности, что «волны положили конец минойскому господству на море, повредили торговле, а пепел разрушил основанную на сельском хозяйстве экономику острова. Так минойский Крит был поставлен на колени суровой силой природы, и больше уже не поднялся». Собственно, это мнение «Арзамас» и вопроизводит, местами едва ли не дословно.
На первый взгляд теория эта выглядит стройно, а корреляция между извержением и упадком напрашивается сама собой, ведь первое, как полагал Маринатос, а также до сих пор уверены его последователи, случилось ок. 1400 до н.э., и примерно тем же временем определяли упадок минойской цивилизации. Проблема в том, что последняя дата осталась в целом неизменной, а вот время извержения было перенесено на значительный срок; так, Антонополус предпочитает «куда более раннюю дату … ок. 1550±50 до н.э.» Если, как и считается, катастрофа была такой уж страшной, 100 и более лет для того, чтобы она возымела действие, звучат уже откровенно неубедительно.
Проф. клас. арх. С. Маннинг (2012), в свою очередь, и вовсе заявляет, что «знаменитое предположение» Маринатоса «было опровергнуто находками, полученными в ходе раскопок и других археологических поисхов, проводившися с кон. 1960-ых», под влиянием которых академическое сообщество «более или менее единогласно признало» датировать время извержения периодом LM IA, i.e. 1700-1625 гг. В пользу этого говорит, например, радиоуглеродный анализ деревьев, найденных под слоем пепла, также изучение годовых колец у них же, а кроме того, содержание выбросов, характерных для таких извержений, в льдах Гренландии.
Замечу также, что ни о каком «стометровом цунами» не может идти и речи: специалист по вопросу, некто Дж. Парасас-Карайаннис (1974) уверен, что с какой бы силой этот вулкан ни извергся, он всё равно бы не сумел спровоцировать волны выше 50 м, и это ещё если сильно расщедриться, тогда как Антонополус (1979) и вовсе называет вероятными лишь 30 м, хотя и этого хватило бы, как он признаётся (1992), чтобы снести прибрежные города. Эта деталь довольно характерна: выходит, даже в таких мелочах и нюансах нельзя ожидать достоверности от «Арзамаса».
Д.ф. Э. Халлагер (2010) описывает последствия извержения как довольно читать далее…
#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 7/18 ➡️
Ошибка №3: «[На Крите] совсем нет крепостных стен. Похоже, критяне живут относительно спокойно» (1:10-1:13), тогда как позднее у греков-микенцев «города уже прячутся за шестиметровыми стенами. Жизнь тут совсем не мирная» (2:16-2:21)
Всегда было печально наблюдать, как этот сомнительный силлогизм некритично и совершенно бездумно повторяется из раза в раз, поскольку лично мне в первый же раз, когда я его услышал, пришло в голову простейшее и вместе с тем налучшее возражение — если, действительно, отсутствие стен прямо коррелирует с мирностью, следовательно, самыми большими пацифистами из всех будут спартанцы, чей город, как известно, вообще никак не был укреплён, тогда как воинственность их, напротив, является притчей во языцах: согласно Плутарху, когда «кто-то спросил его, почему у Спарты нет городских стен, Агесилай показал на вооруженных граждан и сказал: „Вот — спартанские стены“».
Всё это, впрочем, и не важно, поскольку стены на Крите ещё как имелись, что не было секретом уже для Эванса, который ок. 1895 г., сразу же, как получил разрешение вести раскопки, пишет Гир, натолкнулся «на серию древних сооружений, которые … были интерпретированы как крепости», и писал о множестве «фортов», «бастионов», «насыпей» и «башен», рассуждал о «городе замков», упоминал «группу „циклопических“ укреплений», из чего делал вывод о том, что общество тех, кого он решил назвать «минойцами», было довольно воинственным (warlike, belligerent).
Лишь к 1897 г. он передумал, и принялся выставлять древний Крит беспрецедентно мирным обществом, а к 1901 г. уже заявлял, что Кносс не знал «и следа сложной системы укреплений, характерных, например, для Тиринфа и Микен»: именно под влиянием подобной риторики со временем сложилась тенденция видеть минойцев и микенцев как некую дихотомию мира и войны.
С сер. XX в. и по 80-ые его годы, по Гир, археологи, занимавшиеся минойцами, и камня на камне не оставили от прежнего тезиса Эванса о «минойском пацифизме», а к концу века и вовсе восприятие этой цивилизации «совершила полный оборот», и «воинственные … минойцы Эванса из его ранних интерпретаций были уже готовы вернуться» на страницы академических изданий, при том, что основаны были «на тех же самых свидетельствах … которые Эванс же и обнаружил в 1895, только чтобы позднее отвергнуть его».
Как мы видим, миф о Pax Minoica, названной так по очевидной аналогии с Pax Romana, но совсем в другом смысле, основан буквально на подтасовках, на сокрытии фактов, столь вольном с ними обращении, что интерпретация представляет собой отражение реальности с точностью до наоборот.
#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 5/18 ➡️
В пользу этого говорит то, что у Геродота есть об илотах: один из них «провел [спартанского воина] Еврита в Фермопилы, но потом бежал, а Еврит попал в самую гущу схватки и погиб». Впоследствии, уже после сражения, когда персы осматривали убитых, они «верили, что лежавшие там мертвецы были только лакедемоняне и феспийцы (за них же считали и илотов)». Итак, как удачно подытоживает д.фил.н. М.Ф. Корецкая (2014), «отряд он [Леонид — Б.] берет из 300 человек … не считая илотов — но кто их считает?».
Что касается «нескольких тысяч греков из других полисов», которые помогали спартанцам, то это чистая правда, вот только неясно, кто когда-либо это скрывал: даже в знаменитом фильме «300» (2006) Зака Снайдера показаны и другие греки, участвующие в битве, и их явно больше, чем спартанцев.
Геродот подробно перечисляет, из кого, помимо 300 спартанцев, состояли «эллинские … силы, ожидавшие в этой местности персидского царя», и таких действительно набирается несколько тысяч, ок. четырёх. Диодор же ограничивается упоминанием, что «остальных греков, которые были отправлены с ними [т.е. той тысячей] в Фермопилы, было три тысячи», явно основываясь исключительно на памятной надписи, выбитой позднее на месте сражения, которая, по Геродоту, гласила: «Против трехсот мириад [3 млн. — Б.] здесь некогда бились пелопоннесских мужей сорок лишь сотен всего».
Таким образом, действительно, были и другие греки, 3700 человек, но здесь важно другое: когда говорится о подвиге, который совершил отряд Леонида, имеется в виду последний, третий день битвы, когда эллины прознали про грозящее им окружение со стороны персов из-за того, что предатель Эфиальт указал тем обходной путь. Тогда, по Геродоту, «Леонид отослал союзников, чтобы спасти их от гибели. Ему же самому и его спартанцам не подобает, считал он, покидать место, на защиту которого их как раз и послали».
Диодор сообщает то же: «Леонид … приказал всем остальным грекам отходить … чтобы они могли бороться … в битвах, которые ещё предстояли; но что касается лакедемонян, сказал он, они должны остаться». Лишь немногих он удержал с ним, чтобы вместе лечь костьми: «он, имея всего не более пятисот человек, был готов встретить смерть во имя Эллады». Где здесь «спартанцев намного больше» или «несколько тысяч других греков»?
Ошибка №2: «3760 лет назад … на острове Крит … уже есть … трёхэтажные дворцы с водопроводом, канализацией и даже бассейном» (0:52-1:09)
Т.н. дворец Миноса в Кноссе во время его обнаружения представлял собой руины стен высотой не более полуметра. То, как он выглядит сейчас — дело рук сэра Артура Эванса, который, согласно проф. ист. К. Гир (2010), в процессе мало чем руководствовался, помимо собственного воображения. Она заключает слово «реконструкция», применимо к данному случаю, исключительно в кавычки, отмечая, что в результате было возведено здание, являющееся очень вольной фантазией на тему того, что там когда-то могло стоять, зато как внутри, так и снаружи вполне отвечающему веяниям архитектуры нач. XX в., в частности, Гир указывает на великое сходство при определённом ракурсе между этим дворцом и мавзолеем Ленина, построенным примерно тогда же.
Итак, невозможно даже с минимальной точностью сказать, сколько этажей было у этих дворцов, имелись ли там бассейны, канализация и всё прочее, поскольку интерпретации, утверждающие всё это, основаны попросту на подделках и имита читать далее…
#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 3/18 ➡️
В апреле 2016 г. на Youtube вышло видео за авторством некоего «проекта Arzamas», наметившее амбициозную цель, заявленную уже в названии: за всего-навсего 18 минут освятить всю историю Древней Греции. Этот-то прямо-таки лаконский формат, здраво мыслится, и стал основной причиной популярности ролика, на момент написания этих строк в феврале 2024 набравшего уже свыше 8 млн. просмотров, что подтверждают и ощущения, которыми делится в комментариях публика, нередко там признающаяся, что-де «узнала за минуты просмотра больше, чем за год обучения в пятом классе».
Последнее, конечно, понятный сентимент, учитывая тенденцию уровня преподавания во всём мире становиться только хуже, однако дело, сдаётся, не столько в этом: обучение, хотя бы и в школе — процесс трудоёмкий, отнимающий немало сил и времени, здесь же можно нахвататься по верхам и получить иллюзию знания, что и предоставляется.
Как уже можно догадаться, votre serviteur оказался не из числа поклонников получившегося ликбеза, совсем даже напротив, и причина этого на этот раз не столько в его общей нелюбви к тому, что называют «популяризацией науки» как к явлению, но том, что спартанская краткость изложения видео не помешала ему быть чрезвычайно ёмким как минимум в одном отношении — количестве чрезвычайно грубых ошибок, откровенных заблуждений на единицу времени, которых набралось даже более, чем одна в минуту, что для такого короткого экскурса прямо-таки в изобилии. Так что упомянутая популярность видео в этой перспективе видится совсем иначе, как нечто опасное и глубоко вредоносное, нежелательное, — а ведь доводилось слышать, что его иной раз советовали к просмотру и чуть ли не показывали прямо на уроках в школах.
Что же не так с излагаемыми фактами в этом видео? Да буквально всё: это как попросту непонятно на чём основанными допущения, которые прямо противоречат первоисточникам и их обычным интерпретациям, так и когда-то верные, но ныне вконец устаревшие представления, отвергнутые в академической среде.
Последнее, собственно, это известная проблема, когда популярные представления о предмете, если и не представляют собой совсем уж глупости и стереотипы, иной раз довольно дикие, то трусят позади актуальной научной картины мира позади эдак на пару десятков, в худшем случае — сотни и того более лет. Однако, кажется, «популяризация науки» и была задумана, чтобы такие недоразумения исправлять, разрыв между пониманием обывателя и специалиста хоть как-то нивелировать? тут же мы видим способствование совсем обратному, нечто вроде диверсии (и, как мы увидим далее, быть может, даже намеренной).
Проблему усугубляет то, что «популяризация», подобно, к слову, и школьному образованию, обвыкла подавать сведения сугубо догматически, как некую окончательную, несомненную истину, при этом ни слова не говоря по поводу методов их появления, не уча ни в коей мере самому принципу исследования, тому, как, скажем, в случае конкретно истории, создаются интерпретации на основе источников.
#arzamas
«Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 1/18 ➡️
ПРОЛЕТАРСКОЕ ЧТИВО
Автор этих строк в своё время не единожды имел сомнительное счастье столкнуться с людьми определённого склада, так сказать, background'а, которым, помимо прочих одиозных качеств, было присуща также склонность довольно презрительно относиться к такому искусству, в особой частности литературе, которое, как они его характеризовали, не «за жизнь». Речь идёт не столько о тех, кого и в Риме, и в СССР именовали «пролетарий», с которыми всё, в принципе, ясно, и ожидать иного было бы странно, но скорее о некоем старшем поколении в целом, ему зачастую такое отношение присуще вне зависимости от социальной ситуации.
Такие полагают явление, известное как fiction, или художественный вымысел, баловством, детским увлечением, предпочитая ему истории о жизни рабочих и крестьян и тому подобное — «вот это да», говорят они, «вот это про нас», «вот так мы жили». Если же произведение не посвящено тому, как поднималась целина или оставался зеленеть от зависти сам квирит Стаханий, оно, на взгляд подобных, не заслуживает интереса.
Более всего тут достаётся, конечно, фэнтези, которое более всех «оторвано от реальности», сочиняет совсем уж выдуманные миры — на моей памяти кое-кто из числа вышеописанных как раз с особенной страстью ненавидел франшизу Star Wars не за что-то ещё, а как раз за это, ведь там сюжеты происходят буквально в иной Галактике, это совсем не «за жизнь».
А что же древние говорят на этот счёт? Разве они не согласились бы с таким рассуждением? И разве древнейший, ещё греческий принцип μίμησις не требует от искусства как раз соотноситься и всячески подражать реальности?
Что же, такой принцип есть, но он всё-таки несколько об ином, а подобное пролетарское чтиво в действительности как раз ни в коей мере не относится к искусству, к тому, что уже возможно называть литературой, но находится на уровне, который предшествовал её созданию. Он был известен уже на Древнем Востоке, в частности, в Вавилоне и Египте, и тем ограничивался, и только греки, согласно д.ф.н. С.С. Аверинцеву (1981), «спасли слово», «изъяв его из житейского … обихода … положив … начало литературе». «В этом смысле», пишет он, «ближневосточная литература может быть названа» чем угодно, «только не „литературой“».
Таким образом, в СССР мы наблюдаем откат к древневосточному уровню, реазиатизацию. Подробнее обо всём этом читайте в свежем посте «Эллинистики» (на Бусти, бесплатно).
Последние два, однако, схожи ещё тем, что они тесно связаны с проблемами мужской самоидентификации в наши дни; но если Дерден является средством найти себя для героя, уже изуродованного одомашнивающим действием цивилизации, опять-таки, оказываясь в итоге всё же его противником, врагом, угрожающим самому существованию, то Алекс наш Делардж ничего подобного над собой сотворить не позволил, и лишён даже намёка на подчинение требованиям и нормам, прекрасен в своей обворожительной свободе и первобытной наготе нравов… по крайней мере, до поры до времени.
В отличие от прочих упомянутых, Алекс словно посетил нас, покинув сюжет глубоко древний, античный. Кое-кто воображает, что Кубрик в этом kino пытается показать нам некие «проблемы, имеющиеся в обществе», однако вовсе не подобное интересовало этого глубоко языческого режиссёра. Он разворачивает перед нами рассказ об эфебе, молодом юноше, проходящим становление по всем правилам, которые когда-то предъявлялись для получения аттестата зрелости.
Речь идёт о тех, кого компаративистика именует *kóryos: для этих индоевропейских молодёжных отрядов, ассоциировавших себя с волками-оборотнями, не существовало никаких запретов и устоев, но, напротив, они были буквально обязаны нарушать имеющиеся, в частности, указывает д.фил.н. М.Ф. Корецкая (2014), в их случае ожидалось «мародерство, сексуальное насилие» и всякое такое прочее, а проф.-клас. Р. Цебриан (2010) добавляет, что *kóryos в свободное время в основном «практиковал грабеж скота и женщин». Именно этому и посвящает своё время Алекс, чего не скрывает даже сам слоган исследуемого kino, который обещает зрителю the adventures of a young man whose principal interests are rape, ultraviolence and Beethoven, и не обманывает.
Так, в частности, ничуть не стесняется Алекс обращаться к сексуальному насилию, а ведь уж что-то, а это в наш век #metoo и подобного прочего точно спускать не принято; и тут уже совсем как-то неловко будет называть его героем, неправда ли? Однако же если вспомнить, что именно «Героем» Павсаний именовал того самого волка, точнее, оборотня, с которым столкнулась Красная шапочка, тоже замеченного в подобном, то, напротив, такое наименование будет весьма тонкой реконструкцией.
Напомню, что для представителя *kóryos, согласно д.ф.н. В.Ю. Михайлину, всякая «женщина, попавшая на маргинальную, охотничье-воинскую территорию без сопровождения родственников-мужчин … лишается всех и всяческих … оберегов и становится законной добычей». Впрочем, не всегда помогают и сопровождающие, да и место пребывание: например, разрушение до основания со всеми вытекающими вроде как безопасных для дам городов было своеобразным know-how, если не прямой специальностью этих оборотней.
Часто вспоминают, что хотя Алекс и совершает чудовищные вещи, он один во всем фильме человек творческого склада, большой любитель композиций Ludwig van'а. А ведь бог-окровитель волчьих юношей в Греции известен в первую очередь изменно а это: то Аполлон, патрон вообще всяких искусств, но в особенности музыки. Аналоги эфебов в других культурах тоже ценили её, в частности, хорошо известно, как уважали скальдическую поэзию викинги, а в те времена она всегда сопровождалась музыкой при исполнении. Также и в Ирландии, согласно ист.-компар. Б. Сержену (2003), местный *kóryos, именуемый фианной, при наборе в свои ряды требовал, кроме смелости и силы, также поэтических дарований. Упоминают о подобном и арх. Д. Энтони и Д. Браун (2019).
Даже в мелочах Алекс подобен греческому эфебу, ещё не познавшему взросления: так, в трости Алекса запрятан нож, который показывается только в крайних ситуациях, а ведь такой, пишет проф.-клас. А. Лома (2019), имелся у всякого проходящего инициацию юноши, исследователь даже выводит имя заглавного героя X песни Илиады, «Долонии», который как раз покрывает себе голову «кожею волка седого», от подобного оружия: «Греческое δόλων … происходит от δόλος … потайное оружие (кинжал либо стилет) … который использовался эфебами».
⬅️⬆️ «Долония Александра», 4/6 ➡️
Однако то ли мейнстрим стал столь топорен, то ли этому кто-то помогает, но критически сдвигать бровь при виде него сейчас стало едва ли не модно, по крайней мере, среди молодых мужчин. В случае, если речь заходит об их кумирах в кинематографе, нередко это те, кто, говоря совсем просто, бросает вызов общестенному порядку. В числе таковых особенно выделяется эдакая своеобразная триада: Джокер из кинокомикса The Dark Knight (2008), Тайлер Дерден из Fight Club (1999), and last, but not the least, Александр ДеЛардж из kino Clockwork Orange (1971). Бывало, что всех троих даже изображали в виде коллажа одного, но трёхликого, так сказать, человека, тем подразумевая, конечно же, глубинное сходство их персоналий, архетипичность.
Все они — бунтари, действующие наперекор устоям, тому, как следует поступать, а это и означает быть злым, если мы возьмём первоначальный смысл, слова: ведь, как писал Ницше, «в глубокой древности „злой“ означало то же, что „индивидуальный“, „свободный“, „самовольный“, „необычный“», поскольку «нравственность есть не что иное, как слепое повиновение обычаям, какого бы рода они ни были», более того, всё «новое … при всех обстоятельствах есть злое, нечто … силящееся ниспровергнуть … старые формы», и «лишь старое остается добрым», впрочем, об этом уже писалось.
Раз так, мы запросто сможем выставить иерархию этих фильмов от более приземлённого, обывательского и поверхностного, к менее, попросту взглянув на то, как там обращаются с соответствующим типажом, если таковой и правда возможно выделить, относятся к нему. В случае «Рыцаря», несмотря на определённые достоинства произведения, всё довольно плачевно: это откровенно отрицательный персонаж, противопоставленный благородному и праведному, который и является главным героем.
У «Клуба» всё много интереснее: тут речь идёт о стороне личности самого же героя, то, чем и кем он хотел бы быть, исчезает же она тогда, когда всё, что ему нужно и можно, он от неё усваивает, выбрасывается затем как отжившая своё; итак, здесь искомый типаж не дурен сам по себе, но есть то, к чему хотя бы отчасти следует стремиться. Наконец, в «Апельсине» искомый и вовсе без обиняков протагонист, тот, кому зритель, по задумке автора, должен сопереживать, что, впрочем, удаётся далеко не каждому.
Итак, мы немного видим сходства между этими тремя, кроме того, что они, согласно архаической, и, следовательно, поскольку она всегда консервативна, массовой морали, злы, а симпатию к ним большинство испытывает в силу, увы, лишь желания эпатировать, а также банального ресентимента.
⬅️⬆️ «Долония Александра», 3/6 ➡️
Как же закипает ограниченный разум новоевропейца, когда пытается приноровить к одному из своих же прокрустовых лож художественное произведения хотя бы минимально выдающегося качества, скажем, особо он пыхтит, силясь уложить мало-мальски сложный сюжет художественного произведения в придуманную им схему, которой, как он себе вообразил, должен соответствовать вообще всякая история. В ней он обвык искать, пока не найдёт, до боли знакомую ситуацию, противостояние героя, сиречь того, кто делает всё правильно и как положено, и злодея, который, соответственно, поступает ровно наоборот, и который в конце концов так или иначе обязан потерпеть поражение.
Разумеется, метод этот подходит преимущественно для сюжетов, оперирующих унаследованной у христианства чёрно-белой моралью, в любом ином случае степень упрощения становится уже совершенно неприемлемой, совсем не отражающей содержания; при этом даже не нужно брать в качестве примера историю, отличающуюся особой изощрённостью, можно обратиться и к тому, что лишь едва касается планки в этом отношении достойного: вот, скажем, в случае х/ф The Prestige (2006), как доводилось видеть, персонажа Бейла умильно кое-где пытались определить в «антигерои», а того, что играет Джекман — и вовсе опознать как некоего «антизлодея».
Вот какие своеобразные понятия им приходится придумывать, вместо того, чтобы попытаться мыслить за пределами примитивной дихотомии: ведь при всём при том на протяжении большей части фильма протагонистом выступает скорее последний, это он является трагическим героем, куда более, в общем-то, положителен, и разве только ближе к концу ресентимент доводит его до того, что он начинает соответствовать данной характеристике.
В общем, сюжет явно не поддаётся столь грубому насилию со стороны эдакого Прокруста. Тут мы, без сомнения, имеем дело отнюдь не с борьбой однозначно хорошего с несомненно дурным, но с противостоянием двух одинаково главных персонажей, — как, собственно, в жизни обычно такие ситуации и выглядят, где все мы себе протагонисты. Иными словами, всё по заветам древнейшего принципа μίμησις (собственно, вся пафосная «деконструкция» искусства, которую предпринимают разномастные «постмодернизмы», скажем уж начистоту, является банальным возвращением к нему: к тому, «а как оно в реальности бы было»).
«Долония Александра», 1/6 ➡️
На первый взгляд деградация сильного пола принимает прямо-таки чудовищные масштабы. Если в былые времена для женщин существовали отдельные институты, где им читались упрощённые курсы, то ныне требования для поступающих иной раз занижают как раз мужчинам, приходилось наблюдать такое для некоторых школ РФ и университетов Белоруссии.
Это подтверждает и Зимбардо: «По всем предметам на протяжении многих десятилетий отметки девочек-школьниц по всему миру стабильно оставались выше, чем у мальчиков … [на которых] приходится 70% неудовлетворительных школьных оценок», и «подобный разрыв … регистрируется по всему миру»: «мальчики чаще остаются на второй год и заканчивают школу с более низкими результатами, чем девочки», а «соотношение „неуспевающих“ мальчиков и „успевающих“ девочек составляет 2:1». «Девочки … опережают мальчиков на каждой ступени обучения, от начальной школы до университетского образования», а с 1981 года число дипломируемых женщин неуклонно становится всё больше, мужчин же — меньше.
Некоторых здесь, конечно же, одолеет великий соблазн вернуться к тому, с чего рассуждение начиналось, решив, что приведённые сведения говорят в пользу феминизма, причём самых радикальных его форм, позволяя сделать вывод о том, что-де вот стоило только устроить кое-какое равноправие, как мужчины проиграли, и, выходит, раньше доминировали чисто из-за тотального угнетения женщин.
Увы для них, эта мысль разбивается вдребезги, стоит лишь изучить, как устроено сейчас образование. Сам Зимбардо задаётся вопросом: «Может, лучше записать в „отстающие“ не мальчиков, а сами школы?», и приводит такое мнение некоей учительницы, которое объясняет примерно всё: согласно ей, «учебный процесс скорее ориентирован на девочек. Это девочки, а не мальчики, могут сидеть смирно и подолгу “закрашивать область внутри линии” и пр.»
Иначе говоря, оказывается, что учёба ныне лучше даётся женщинам исключительно потому, сколь убогой и монотонной она стала, рутинной, ориентированной на неподвижность, противную природе сильного пола, который, однако, пытаются к ней принудить: «Мальчикам гораздо чаще прописывают … медикаменты — просто ради того, чтобы они могли лучше соответствовать окружению девочек».
Итак, дело не в глупости сильного пола, но в деградации системы, в которой учёба стала в основном про усидчивость, где «дети буквально тупеют от бесконечной зубрежки», и уже «недалеко то время, когда интеллектуальный уровень учителей станет настолько низок, что они уже ничего не смогут дать своим умирающим от скуки ученикам». И если женщины готовы такое терпеть, то мужчины, бунтари по своей природе, не согласны. Вот почему, «начиная с 1980 г. … количество мальчиков, не желающих учиться, выросло на 71%».
⬅️⬆️ «Мужчина номад, а женщина оседла?», 5/6 ➡️
Итак, женщине, говоря совсем просто, скорее ближе создание, так сказать, гнезда, мужчине же — напротив, стремление всеми силами избежать необходимости осесть. Это противоречит самой сути Гермеса: если он осядет, подобно ей и как ей бы того хотелось, то перестанет быть собой, закончится. (При этом и самой ей может после этого разонравиться, для чего известно немало случаев, когда типичный badboy пытался поступиться своим образом, думая, что тем угодит, только для того, чтобы затем узнать, что он «уже не тот, каким я тебя полюбила». Так карается худшая измена — самому себе.)
Хорошо об этом писал Анри Монтерлан: «Обыкновенный человек еще может жениться. Но сколько-нибудь выдающийся — это уже опасно! … [жёны] — источник забот, а у человека исключительного ум должен быть свободен … нужно быть совершенно независимым». Его герой признаётся: «Для меня невыносимо ощущение, что ты на привязи. Уехать за границу, в дальнюю экспедицию, скрыться в монастырь — все это, может быть, и не нужно мне. Необходимо лишь чувство возможности, отсутствия препятствий. Закрепление на каком-то месте просто убийственно … я бешусь от … принудительности».
Именно чем-то в таком духе таким рисуется, что любопытно, νόστος, возвращение героя домой: его путешествие завершается женитьбой, и далее его жизнь не представляет из себя уже ничего особенного. Марк Твен, заканчивая книгу о Томе Сойере, отмечает то, сколь трудно решить, где же ставить точку в случае истории, повествующей о молодых людях, тогда как тот, «кто пишет повесть о взрослых людях, тот знает точно, на чем она должна остановиться — на браке», i.e., там это конец, завершение всего.
Всегда ли так было? Велик соблазн вообразить, что только ближе к нашему времени стала наблюдаться подобная картина, тогда как в более древние времена брак представлял собой нечто совершенно иное. Однако этому противоречат сообщения греков, которые собрал Афиней; так, у Менандра есть такое: «Коль ты в уме, не женишься, не распростишься с жизнью. Сам женился я. И потому жениться не советую», а у Антифана, в свою очередь, следующее: «„Женился он“. — „Немыслимо! Расстались мы с живым и на прогулку собиравшимся!“».
В другом месте его герои сокрушаются: «Несчастны мы, продавши за приданое свободу слова, радость, да и жизнь свою! Живем рабами жен мы в доме собственном». Того же мнения Эзоп: «В супружеской жизни жена — твой противник, который всегда при оружии и все время измышляет, как бы тебя подчинить». Так что, по-видимому, такая ситуация — ровесница равноправного, моногамного брака, который был изобретён как раз в Древней Греции, она имманентно присуща ситуации, когда женщина не находится в азиатском подчинении, какие бы выводы из этого ни следовали.
Явление, о котором тут идёт речь, возможно назвать доместификацией, или же одомашниванием, по аналогии с тем процессом, которому человек подверг часть флоры и фауны, подчиняя оные цивилизации, преобразуя их под свои нужды. Однако и сам венец творения не остался в стороне, на него, по природе скорее охотника и собирателя, тоже охотились, спрессовывая в стадо за оградой: таким был генезис ранних государств.
И только в Греции, как мы видели, оставался большой простор для того, чтобы сохранился кочевой если не быт, но дух. Окончательного решения этого вопроса жаждала тирания, и тут можно было бы спросить, не потому ли она, как заметил уже Аристотель, захватывая власть, заигрывала именно с эмансипацией (ἄνεσις) женщин, что оные по природе своей имеют склонность к оседлости: по словам Стагирита, характерным признаком тирании является «господство женщин (γυναικοκρατία) в семейном быту».
⬅️⬆️«Мужчина номад, а женщина оседла?», 3/6 ➡️
Согласно таким сочувствующим феминизму исследователям, как Мария Гимбутас (1974), Европа во времена неолита, эту эпоху детства человечества, представляла собой общество, вполне воплощавшее их чаяния и надежды: оно управлялось женщинами, сиречь было матриархальным, а также выстроенным по принципам равноправия, и ни в каком виде не ведало категории войны, ведя мирную оседлую и земледельческую жизнь. Всё изменилось с нашествием агрессивных, пышущих тестостероном индоевропейцев-кочевников, повергнувшими в прах эту славную буколику, затоптавших её копытами своих коней и принесших взамен войну и патриархат.
Приведённая схема, как нетрудно заметить, в первую очередь эксплуатирует посконный страх цивилизованного человека перед кочевниками, извечно беспокоивших его своими набегами, а завоеваниями повергавшими в руины плоды многовековых трудов в деле выстраивания государств. Рисуется эдакое абсолютное зло, которому противостоит, напротив, то, чему всячески хочется сочувствовать, в общем, выходит пресловутое «за всё хорошее и против всего плохого».
Изображённая картина вообще довольно слабо отвечает современным представлениям о принципах развития человеческих обществ, которые ни в коем случае в начале времён не бывают оседлыми, но лишь со временем становятся таковыми, также и земледелие было известно, что, в общем-то довольно очевидно, отнюдь не сразу, а, кроме того, как было отдельно исследовано, к нему, как и вообще всякому труду, человека обычно требуется принуждать, причём самым суровым насилием. Собственно, кроме очень определённого рода комплексов неполноценности, построение это вообще не имеет под собой никаких оснований: согласно клас. С. Блюнделл (1995), «свидетельств в его пользу просто не существует».
Что касается земледелия, то с женщинами его архаическая мысль действительно связывала, вот только отнюдь не в положительном ключе. Популярное мнение о его происхождении приводит, скажем, школьный учебник по истории для 5 класса Вигасина (2006): «Занимаясь собирательством, женщины заметили, что упавшие в землю зерна … дают всходы. Люди стали специально сеять зерно в разрыхленную почву». Правильнее сказать, что коллективная память, судя по всему, верила, что именно женщины хранили зерно, которое приносили охотники-собиратели, а затем по воле случая оно у них проросло — так, мол, и возникло к великому горю людей земледелие, и в рождении этого великого зла, собственно, женщин и обвинили.
Так родились мифы о вредоносной виновнице страданий всего человечества, присутствующие у многих народов. Самый популярный сообщает Гесиод, происходивший из крестьян: для него очень присуща крайняя неприязнь в отношении прекрасного пола, который он характеризует как «женщин губительный род», считая, что «нам на великое горе они меж мужчин обитают … в бедности горькой не спутницы — спутницы только в богатстве … [трутням подобно] пожинают чужие труды в ненасытный желудок». Поэт предупреждает: «Ум тебе женщина вскружит и живо амбары очистит. Верит поистине вору ночному, кто женщине верит!».
В виновницы бедствий он определяет Пандору, которую называет созданной богами «хлебоядным мужам на погибель», а также обладательницей «собачьего разума» и «двуличной, лживой души».
Согласно д.ф. и структ. Ж.-П. Вернану (2006 [1965]), если бы Пандора не открыла пресловутый ящик, точнее, пифос (πίθος), в которых обычно и хранилось, к слову, зерно, человечество так бы и жило, «горестей тяжких не зная, не зная ни трудной работы, ни вредоносных болезней, погибель несущих для смертных»: всё из этого, как мы помним, возникло как раз по причине развития цивилизации. В наши дни, однако, цивилизационный нарратив совершенно иначе относится к земледелию, видя его исключительно благом, отсюда и построение выше за авторством Гимбутас и кО.
«Мужчина номад, а женщина оседла?», 1/5
Рождаются они тоже здесь, а не где-то: Аполлон и Артемида появились на свет на о-ве Делос, Гермес — в пещере, Афродита возникла из пены возле Кипра. Характерно, что они имеют начало, не не конец: они бессмертные, они αειγεννεται, «рождённые навсегда». Тем они измываются над другой современной формулой, которую сообщает, например, ГГ прорицательница в кинофильме The Matrix (1999): «Всё, что имеет начало, имеет и свой конец». Однако же греческие боги, прямо как концепция греческой же геометрии, известная как луч, отрицают эту логику.
Впрочем, только кровопускание способно выдать ложь богов столь нарочито, в остальном они мимикрируют под людей более или менее удачно. «За исключением крови, всё прочее в телах смертных и богов находится в полном соответствии. Конечности те же, и таковы же ткани, внутренние органы на своём месте. К ним применяются же те названия, они несут те же функции».
Тем не менее, отмечают они, удар, нанесённый богом, слишком силён, даже если сделан голыми руками, что на своей шкуре ощутил Патрокл, когда Аполлон его «стал позади и ударил в хребет и широкие плечи мощной рукой, — и стемнев, закружилися очи Патрокла», после чего жить ему оставалось уже недолго: прежде грозный гонитель троянцев, едва не взявший сам город, теперь он становится лёгкой жертвой второстепенного героя, а затем и Гектора. Тем не менее, «он [удар — Б.] осуществлён естественным для человека образом: при помощи руки, χειρὶ».
Вот и когда Посейдон, принявший облик одного из персонажей, чтобы повлиять на ситуацию, затем «предан собственными ногами, несмотря на все его попытки замаскироваться». Герои замечают несоответствие: «Нет, то не Калхас, вещатель оракулов, птицегадатель; нет, по следам и по голеням мощным сзади познал я вспять отходящего бога: легко познаваемы боги». Афина, в свою очередь, крайне тяжела: когда она поехала на одной колеснице с Диомедом, «ужасно дубовая ось застонала, Зевса подъявшая грозную дщерь».
В то же время «часто упоминается, что встречу с богами лицом к лицу трудно вынести», пишут Сисса и Детьенн, а истинный, базовый облик богов, похоже, для человека попросту убийственен, близ него смертный моментально гибнет. Такова была участь Семелы, которая, ведомая обманом, вытребовала у Зевса явиться в его истинном обличье, по Овидию, в «полном величье как он Юноной бывал в небесах обнимаем». Тот нехотя так и поступил: «Сколько возможно, свою он уменьшить пытается силу … тело земное небесных бурь снести не могло и сгорело от брачного дара». Нонн пишет то же: «супруг-громовержец … явился в неистовой пляске, дланями воздымая погибельные зарницы … деву во прах обращает … невестную матерь сгубило огнем смертоносным».
Итак, боги подыгрывают людям, позволяя тем думать, что имеют дело хоть и с бесконечно превосходящими их существами, но всё же так или иначе на них похожими. Как мы увидели, это далеко от истины, и горе грозило тому, кто слишком начинал верить шутке богов.
Так, Аполлону, который менее склонен скрывать свою суть, и потому шутя отразившему три таких же удара, которыми были уже ранены Афродита и Арес, в ответ на четвёртый замах Диомеда, приходится приводить героя в чувство напоминанием: «Вспомни себя, отступи и не мысли равняться с богами, гордый Тидид! никогда меж собою не будет подобно племя бессмертных богов и по праху влачащихся смертных!». Гектор куда осторожнее: в другом месте он признаётся: «сам я словами готов и противу бессмертных сразиться; но копьем тяжело: божества человеков [стократно (πολύπερτεροι)] сильнее».
У Пиндара это сказано ещё яснее: «Есть племя людей, есть племя богов, дыхание в нас — от единой матери, но сила (δύναμις) нам отпущена разная: человек — ничто, а медное небо — незыблемая обитель во веки веков».
⬅️⬆️ «О (бес)смертности божьей», 5/5
Поддержать канал донатом
Вот, к слову, кнопка, с помощью которой вы можете поддержать канал, перечислив в пользу его автора драхмы (а лучше — сразу таланты). Любая сумма ускорит выход нового контента.
«Прежде, та сцена в Одиссее, где царевна Навзикая моет со служанками бельё, считалась за наивное изображение патриархальных порядков старины», пишет Виппер, и тут же уточняет, что в действительности «здесь надо видеть вовсе не реальную картинку быта, а сантиментальную пастораль на манер изображаемых в повестях XVII в. принцесс, пасущих овечек».
Что же до Лаэрта, то у Гомера мы читаем следующее: «Жив благородный Лаэрт, но всечасно Зевеса он молит дома, чтоб душу его он исторгнул из дряхлого тела; горько он плачет о долгоотсутственном сыне, лишившись доброй … супруги, которой смерть преждевременно в дряхлость его погрузила». Иначе говоря, живёт он так из-за глубокой скорби и тоски, депрессии, говоря на современный лад, а не потому, что таков образ его жизни был всегда.
Другие же описания жизни басилеев и их семьи ни в чём не позволит заподозрить, что-де она «мало отличалась от жизни простонародья», напротив, эти реалии поданы как весьма пышные. Скажем, не имеет под собой почвы утверждение, что Одиссей-де царь «из-за того, что у него больше коз и свиней»: согласно Випперу, «без конца любит Гомер перечислять богатства, которыми блещут „лучшие“. О сокровищах и запасах подробно упоминается … Тут всегда на первом месте металлы, золото, серебро, медь и железо в виде оружия, утвари и просто в весовых массах, затем искусные в работе рабы», и только в конце идут, «наконец, стада и земля».
Всё с точностью до наоборот: это богаты цари из-за того, что властвуют, делают же они это по праву сильного и наследственному, а также народному принятию: всё тут устроено в точности так, как и в европейские Тёмные века; Виппер прямым текстом отмечает, что у Гомера «многое в быту и понятиях напоминает раннее европейское Средневековье», заимствуя эту мысль у именитого Эдуарда Мейера, взгляды которого в последние полтора десятилетия только подтверждались.
Ошибка №8: «Вместо денег [в греческие Тёмные века] — быки» (4:26-4:27)
Эту мысль «Арзамас» черпает уже не в лекциях Карпюка, но у д.и и ф.н. С.Я. Лурье (1993 [1930-40?]), также указанного в списке литературы. О том, какие его лекциям были присущи изъяны, сразу же в предисловии предупреждает д.и.н. Э.Д. Фролов, упоминающий, в частности, «неубедительность или даже неверность некоторых идей, высказанных С.Я. Лурье … под влиянием модных научных или распространенных политических представлений (в т.ч., разумеется, и марксистских)».
К такого рода идеям он относит «убеждение в преимущественно натуральном характере античной экономики, укоренившееся в советской литературе … [во многом] с оглядкою на … высказывания К. Маркса в прямом противоречии с действительным достаточно широким развитием товарно-денежных отношений в классической древности (в Греции во всяком случае со времен Гесиода)». Перед нами идеологическое «убеждение … продиктованное установкой, примитивизирующей Античность», и им же самым, сиречь «марксистским шаблоном … [инспирировано] и категорическое отрицание существования в гомеровское время каких-либо денежных единиц».
От всех этих заблуждений он считает себя обязанным «предостеречь тех, кто будет теперь знакомиться с книгой Лурье», защитив их «от некритического восприятия взглядов, не защитимых с позиций современной науки». Увы, у него не вышло прикрыть этим щитом ни сам «Арзамас», ни, как следствие, его аудиторию.
Мнение о том, что в эпоху Гомера у греков были «вместо денег быки» явно основано на некоторых моментах из Илиады, например, том, где Диомед и Главк обмениваются оружием, при этом Главк получает в дар щит куда худший, нежели Диомед, бронзовый против золотого, что Гомером характеризуется словами «даёт сто быков за девять».
Виппер уверен, что эти числа тут неспроста, и «что цена золота действительно относилась к цене бронзы как 100 к 9»: итак, «гомеровские цены расчислены на количество голов рогатого скота», всё правильно; однако, отмечает он, «нечего и говорить, что быков и коров не надо читать далее…
#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 10/18 ➡️
Д.ф. Э. Халлагер (2010) описывает последствия извержения как довольно умеренные: как он пишет, критяне без особого труда оправились от случившегося, и к концу LM IB, i.e. ок. 1470 г., «остров снова был богат и процветающ». «Таким образом», подытоживает Антонопулос, «оно не могло стать причиной гибели минойской цивилизации». Если не оно, то что? Уже Эванс предполагал, что то могло быть междоусобие, также весьма распространена версия с вторжением микенцев с материка; так или иначе, многое говорит в пользу человеческого фактора: согласно Халлагеру, характер повреждений, которым подвергались постройки, отчётливо демонстрирует, что уничтожались они далеко не бездумно, но следуя некоему принципу, замыслу.
Опять-таки, все эти сведения просто игнорируются Карпюком, который и на «Постнауке» тоже заявляет, что «в 1450 году происходит извержение вулкана на острове Фера к северу от Крита. Это оказывает отрицательное влияние на развитие критской цивилизации». И это при том, что они вовсе не секрет для него, поскольку студентов своих он учил совсем иному: «Раньше считалось, что … извержение послужило главной причиной заката критской цивилизации. Однако результаты последних раскопок не подтверждают это предположение». Вот же, сам всё знает, так зачем, спрашивается… Поневоле приходит в голову мысль, это какая-то, быть может, диверсия «популяризации», намеренно осуществлённая Карпюком — ведь, как можно увидеть, в случае массовой аудитории сообщается нечто нарочито противоположное, нежели в иной ситуации…
Ошибка №6: «[Под влиянием извержения] часть Феры уходит под воду …видимо, так родился миф про Атлантиду» (1:41-1:45)
Нет никаких оснований полагать, что этот миф существовал до Платона, а его несильно интересовали реальные события прошлого, но только гипотетические построения. Поглощение Атлантиды водой — это божья кара, которая, по Платону, грозит морским державам, явлению, которое философ глубоко презирал в силу ряда причин, которые ещё будут исследованы отдельно.
На эту тему сказал буквально всё Видаль-Накэ, которого, по иронии… советуют к чтению на том же «Арзамасе». Мда, не помешало бы ознакомиться всё-таки со своими же рекомендациями. Что же до С.Г. Карпюка, то он и вовсе является редактором упоминаемой книги.
Согласно Видалю-Накэ, «среди современных искателей платоновского континента особенно популярна гипотеза о связи гибели Атлантиды с катастрофой, произошедшей в середине II тысячелетия до н. э. на острове Санторин. Столь же абсурдная, как и все предыдущие гипотезы, она обязана своим появлением патриотизму греческого археолога С. Маринатоса и его учеников». Нюанс заключается в том, пишет он в другой книге (2012 [2005]), что по мнению Маринатоса «легенда об Атлантиде была подсказана взрывом на Санторине, случившимся уже после того, как Платон вернулся из Египта», а философ жил, напомню, в V-IV вв., а вовсе не в XV, XVI или XVII, которые полагают датами извержения. Абсурд — это ещё мягко сказано.
Там же он пишет исчерпывающее: «В 1841 г. в своих знаменитых „Исследованиях о «Тимее» Платона“ … Тома-Анри Мартен … разобрал все гипотезы, выдвинутые разными учеными и полуучеными по поводу местонахождения исчезнувшего острова … он выражается предельно ясно: „По моему мнению, Атлантида не имеет отношения ни к истории событий, ни к реальной географии … она принадлежит к другому миру, располагающемуся не в пространстве, а исключительно в мыслях“. Нельзя сказать вернее! И я считаю, что давно пора оставить историю этих вымыслов именно там, куда ее определил Мартен, „первый … который кажется трезвым после стольких пьяниц“».
Действительно, только плохо понимая Платона и его идею умопостигаемого, можно воображать, что его обязательно должен был вдохновить предмет из реальности, которую он определял исключительно как лживый, кажущийся чувственный мир.
#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 8/18 ➡️
Против подобного ничего против не имеет всё тот же Карпюк, на «Постнауке» заявляющий, что в то время как «микенские правители жили во дворцах, но не таких, как критские, а с огороженными стенами», «критская цивилизация была достаточно мирной … фрески носят очень миролюбивый характер … вообще отсутствуют сцены войн и охоты». Это попросту не так, ведь существует, например, т.н. «Капитан чёрных» («Captain of the Blacks»), фреска, изображающая чернокожих воинов под командованием минойца. Вот такое «просвещение» выходит у С.Г., а через него у «Арзамаса»: слово «поверхностно» даже не начинает обрисовывать наблюдаемую ситуацию.
С предполагаемой мирностью, к слову сказать, тесно связывали и другой аспект минойской культуры, который С.Г. тоже не забывает: мол, на Крите «очень большую роль и в религии, и в государстве, очевидно, играют женщины»; более того, как замечает Будин, подобное направление мысли «заставляло ранних исследователей предполагать … [там] матриархат». Сейчас, однако, отбривает она, всё «это считается маловероятным»: свидетельств существования матриархата или хотя просто какой-либо особой роли женщин так и не было найдено ни для минойского Крита, ни ещё какого-либо периода и/или местности на этой планете, — впрочем, эта тема уже была подробно исследована в статье о додревнем матриархате, точнее, том, как было с нуля выдумано это не имеющее никакого отношения к реальности понятие.
Ошибка №4: «Критяне … разглядывают цветочки, голубых обезьян и красивых женщин» (1:14-1:17)
Вновь замечу, что мы не имеем никакого понятия о том, что там рассматривали критяне, ибо почти все фрески восстановлены командой Эванса по тому же принципу, что и дворец, буквально из ничего. К примеру, уже упомянутый «Капитан чёрных» в начале «реставрации» представлял собой «не более, чем пару фрагментов, выкрашенных чёрной краской», сообщает Гир, что, однако, не стало препятствием для нанятых Эвансом отца и сына Жиллеронов, которые известны тем, что «порой восстанавливали крупные и сложные сцены из крохотных фрагментов».
То же касается и знаменитых «Дам в голубом» («Ladies in Blue»), которые, продолжает она, «являются почти полным изобретением этих художников XX в.», о которых, кроме того, «известен как минимум один слух о том, что именно они стояли за массовым производством минойских подделок», а Жиллерон-старший, кроме того, пишет она, «почти наверняка был важным связующим звеном в цепи между производителями подделок и музеями» (sic!). В связи со всем этим только одно интересует: почему ещё кто-то воспринимает всерьёз все эти дворцы, фрески и прочее, и, более того, позволяет себе обильно рассуждать, отталкиваясь от них, как будто от твёрдо доказанного и неоспоримого научного факта.
#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 6/18 ➡️
Итак, невозможно даже с минимальной точностью сказать, сколько этажей было у этих дворцов, имелись ли там бассейны, канализация и всё прочее, поскольку интерпретации, утверждающие всё это, основаны попросту на подделках и имитациях. Любое мнение на этот счёт будет сильнейшим допущением, факт чего всегда следует подчёркивать, и попросту постыдно одним и тем же уверенным тоном говорить об этом, а затем, например, о бесконечно более надёжно описанных событиях той же Пелопоннесской войны. Это мягко говоря антиисторично.
Собственно, тут уже несколько интересует, а кто же это надоумил «Арзамас» столь некритически подойти к имеющейся информации, даром что в целом ряде наук искусство борьбы с фальсификациями важнее и развито едва ли не более, чем умение обрабатывать саму доподлинную, аутентичную информацию. Научным консультантом видео прямо указан некто д.и.н. С.Г. Карпюк, профессор РГГУ и научный сотрудник РАН, и его же лекции приведены в списке источников.
Действительно, он-то и придерживается подобных своеобразных представлений об истории Античности, в чём можно дополнительно убедиться, ознакомившись с тем, что он вещал, выступая в том же году на ином, не менее пресловутом проекте, известном как «Постнаука», которую, как и «Арзамас», губит наивная убеждённость, что если позвать известного и уважаемого дипломированного специалиста, то уж он-то точно скажет всё правильно, — что на самом деле отнюдь не так, как видим мы хотя бы на этом примере.
Там (2016) от С.Г. можно услышать всё то же: «Артур Эванс нашел роскошные сооружения, которые он назвал дворцами … Это были большие сооружения, Кносский дворец содержал до 300 помещений и располагался на трех уровнях, то есть там было три этажа. Это был скорее не дворец, а мини-город». Вот так профессор — хотя, казалось бы, искусству критики источников начинают учить буквально с первого же курса, приходится в очередной раз убеждаться, что некоторые оказываются неспособны освоить его и достигнув самой последней из вершин научной карьеры, — это, конечно, если мы намеренно удалим из разговора о мотивах возможность злонамеренности.
Встречаются у него там и более одиозные заявления, к примеру, он считает, что на минойском Крите «жили индоевропейцы, не греки». То, что минойцы были индоевропейцами, мягко говоря, не мейнстримная версия, более того, довольно маргинальная. Ист. С. Будин (2004), приводя все теории на сей счёт, отмечает, что «к нынешнему времени мы не только не можем прочесть их язык, но даже не знаем, к какой языковой фамилии, если вообще к какой-то, он принадлежал».
Карпюк же поддерживает конкретно эту гипотезу, очевидно, потому лишь, что её доказательством занималась его сестра, М. Финкельберг (2001), которая уверена в наличии «высокой степени сходства между … минойским и ликийским [языками]», последний же как раз является индоевропейским.
Что перед нами, как не непотизм в его худших проявлениях? И это при том, что ранее, в лекциях, которые он читал для МГУ (1997), Карпюк утверждал совсем другое, говоря, что «знаменитый Фестский диск написан на языке до-индоевропейских обитателей Средиземноморья». Далее не раз ещё можно будет заметить, что его прежнее мнение куда более взвешено, нежели то, с которым 19 лет позднее так не повезло «Постнауке» и «Арзамасу».
#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 4/18 ➡️
Вместо этого мы будто имеем дело словно с абсолютной, раз и навсегда верной идеей-εἶδος Платона, — и это при том, что одним из ключевых критериев современного научного познания заявляется как раз фаллибилизм, неокончательность: оно всегда есть лишь временная, далеко не лучшая интерпретация реальности, подверженная огрехам, склонная ошибаться.
Неужели, хочется спросить вместе с Ницше, «всё еще есть такие безобидные самосозерцатели, которые думают, что существуют „непосредственные достоверности“»? «Будто … познаванию дается возможность схватить свой предмет в чистом и обнаженном виде, как „вещь саму по себе“, и ни со стороны субъекта, ни со стороны объекта нет места фальши»? Здесь он критикует как раз Платона, а также с ним согласных, веками питавших «ненависть к самому представлению становления», и, того более, которые «считали изменение, смену, вообще становление доказательством кажимости», неверности и ошибочности.
В конечном итоге опыт «популяризации», как и школы, напоминает практику заучивания святых текстов: скажем, встречались популярные версии академических трудов тех же авторов, зачастую отличающиеся… только почти полностью вымаранными ссылками на что-либо; видимо, здесь нужно попросту верить на слово. В результате народонаселению окажется недоступной сама идея разночтений, его ориентиром станет мнение авторитета. Однако, как мы увидим далее, этот ролик — лучшая антиреклама этого, учитывая, кто выступил его консультантом. Вот почему автор этих строк поступает иначе, не забыв по возможности указать, на чём же основывается его мнение.
Теперь займёмся собственно ошибками видео.
Ошибка №1: «Но ведь спартанцев [в битве при Фермопилах] было гораздо больше [чем 300]» (0:20-0:22), «вместе с ними натиск сдерживают ещё несколько тысяч греков из других полисов и … полукрепостные илоты» (10:13-10:19)
Совершенно не понятно, на чём основывается мнение, что Фермопилы обороняли от персов «гораздо больше» спартанцев. Геродот, основной источник, упоминает лишь классическое: «Леонид пришел в Фермопилы, отобрав себе, по обычаю, отряд в 300 человек», то были «300 спартанских гоплитов». Немного иное мы читаем у Диодора: «Леонид, царь спартанцев … заявил, что только одна тысяча человек должна следовать за ним в поход», однако и он отмечает, что это «лакедемонян одна тысяча», «а вместе с ними триста спартиатов», то есть всё то же.
Тут далее следует решить, что именно мы понимаем под «спартанцами» — сами они, без сомнения, относили к этой категории исключительно «гомоев» (ὅμοιοι), или «равных», тех самых спартиатов, иные же категории жителей так называться никак не могли. Среди прочих выделяют, например, периэков (περίοικοι), о которых, согласно д.ф. П. Видаль-Накэ (2001 [1982]), «почти ничего не известно, за исключением того, что они являлись гражданами полисов, присоединенных к Лакедемонскому государству», а не его частью, то есть никакими спартанцами не являлись. О рабски подчинённых илотах, понятное дело, тоже не может идти и речи.
Диодор, быть может, более прав, чем Геродот, и стоит принять уточнение, что «триста» сопровождались другими лаконцами, но отнюдь не спартанцами: то могли быть как периэки, так и илоты. Последние в такой ситуации выполняли бы роль оруженосцев и помощников, что было довольно характерной функцией греческого раба, если господин брал его на войну.
Это тем логичнее, если вспомнить, что эти самые отборные «триста» назывались «гиппеями» (ἱππεύς), то есть «всадниками» или же «рыцарями», хотя и сражались пешими в силу презрения большей части греков к кавалерии, а ведь никто не станет уточнять, что, скажем, в некоторой средневековой битве-де «рыцарей было намного больше», кивая в сторону их в разы более многочисленного «копья», того, которое lance fournie, i.e. всех тех, кто помогал и обслуживал конную единицу.
#arzamas
⬅️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 2/18 ➡️
Однако, как отмечал тот же Фуко, технология уже давно верная помощница пенитенциарных учреждений в этом вопросе. Протягивает она руку и здесь: и вот уже Алекс подвергается особенно гротескной форме brainwashing'а. Ведь, согласно Фуко, ныне «система исполнения наказания в самых строгих ее формах уже не обращена на тело», теперь «искупление … должно быть заменено наказанием, действующим … на сердце, мысли, волю, наклонности», или, словами Г. де Мабли (1789), которого он приводит, оно «должно поражать скорее душу, чем тело». Это и происходит с Алексом, которого, так сказать, «программируют», отключая целые пласты его личности.
Опять же, всё по Ницше, предупреждавшему, что «нравственные чудища старых времен сходятся в том, что „если глаз твой соблазняет тебя, вырви его“», а общество «устраивает против страсти во всех смыслах резню: её практика, её „лечение“ есть кастрация. Она никогда не спрашивает: „как одухотворить, украсить, обожествить вожделение?“», но «во все времена ставила дисциплинирующий акцент на искоренении». Кастрация — термин донельзя удачный для обозначения того, что происходит с героем, в котором, кроме склонности к насилию, также истребляют и сексуальность, и влечение к женщине для него теперь тоже невозможно, а заодно, походя, прививают и отвращение к музыке, совершая совсем уж законченное оскопление.
Нельзя не заметить, какую неизбывную радость доставляет эта процедура и вообще наказание как явление всем т.н. представителям закона и правопорядка в этом kino: для описания подобного отношения выдуман ёмкий термин self-righteous. Для них, собственно, это лишь ширма для того, чтобы предаваться первобытному садизму, в котором отнюдь не уступят Алексу, они лишь менее искренни, прямодушны в его проявлении, вынуждены искать социально приемлемые проявления. Менее всего удивительно, что в рядах полицейских затем обнаруживаются бывшие соратники Алекса по банде.
Собственно, между волчьими юношами и теми из них, кто был завербован государством себе на службу, всегда существовали понятные трения. Как пишет Михайлин, «на совершенно „собачий“ манер организована и система выражения ненависти к главному противнику — правоохранительным органам», где «самый устойчивый пейоративный термин — лягавые», а также «волки́, но волки́ позорные». Как он добавляет, «тот же „стайный“ принцип четко виден в системе отношений между „черной мастью“ и ворами … пошедшими на разного рода сотрудничество с властью, да и в самом наименовании последних: суки». Итак, переход из одной «стаи» в другую происходит запросто, хотя и подлежит проклятию.
В книжной версии в итоге с Алексом приключается нечто ещё и похуже — он понимает, что жил неправильно, и что пора переставать себя так вести, наконец, принимая навязываемые ему с самого начала правила игры, обращаясь-таки в обывателя. Там явно наступает конец во всех смыслах, тот печальный момент в жизни героя, как называет это д.ф. П. Видаль-Накэ (2001 [1992]), когда «неподвижность окончательно возьмет верх над зыбкостью».
На взгляд Кубрика, однако, подобная концовка противоречила бы всей идее произведения, и потому он предпочитает ей иной финал, такой, где герой не изменяет себе, но вновь возвращается на путь волка, и он явно всё ещё только в начале своего пути, ему предстоит ещё немало приключений. Этот Алекс предпочитает предлагаемому ему «исцелению» совсем иное: выяснив под конец, что он снова волен быть самим собой, преодолел промывание, он заключает: I was cured allright!
⬅️⬆️ «Долония Александра», 6/6
В те времена в подобном времяпровождении молодёжи не видели ничего дурного, напротив, его поощряли, по крайней мере, пока, сообщает проф. арх. и линг. Дж. Мэллори (2006), оно было направлено вовне, осуществлялось, так сказать, «где-нибудь ещё».
Так молодецкому задору давался выход, выпускался своеобразный пар: древние справедливо полагали, что серьёзным и правильным человек ещё успеет стать, когда достигнет зрелости, до той же поры следует в некотором роде представлять собой её противоположность: речь шла буквально о дихотомии, о нарочитом и радикальном противопоставлении. В наши дни подобное просто немыслимо, страстям юных не просто больше не потакают, но подавляют их довольно страстно, истребляют на корню, и ныне ребёнок с малых лет должен «вести себя прилично», стараться подражать взрослым.
Преследуются не только такие откровенно социально опасные наклонности, как у Алекса, но и вообще любая подвижность за пределами одобренной: как отмечает психол. Ф. Зимбардо (2015 [2017]), на Западе уже с первого класса школы (или даже ранее, известны случаи от 2 лет) могут начать пичкать мальчиков психотропными веществами навроде риталина (запрещённого, к слову, в РФ) просто затем, чтобы они были более послушны, как он пишет, «сидели смирно».
Большее же своеволие, подобное описанному выше, которые, как отмечает д.ф.н. В.Ю. Михайлин (2006), когда-то квалифицировались как «„статусные“ стратегии», попросту необходимые для того, чтобы быть уважаемым как собой, так и другими, сейчас и вовсе «заказаны … по определению»: они, «связанные с самореализацией в „зоне судьбы“, с обретением высокого маргинального статуса „городским“ сообществом чаще всего не приветствуются … вплоть до прямого подавления … в порядке уголовного преследования», что с Алексом впоследствии и приключается.
Теперь он преступник, а ведь этим словом характеризуется, как писал Ницше, «сильный человек, которого сделали больным. Ему недостает джунглей, более свободной и опасной природы и формы бытия … Его добродетели преследуются обществом; его живейшие инстинкты, которые он приносит с собою, срастаются тотчас же с угнетающими аффектами, с подозрением, страхом, бесчестьем … [он] принужден делать втайне, с постоянным напряжением, осторожностью, хитростью … то, что он лучше всего может и больше всего любит … постоянно пожинает от своих инстинктов лишь опасность, преследование, роковые последствия … Таково наше общество, наше прирученное, посредственное, оскопленное общество, что в нем сын природы, пришедший к нам с гор или из морских авантюр, неизбежно вырождается в преступника».
Итак, Алекса сажают в тюрьму, место, в котором вроде как перевоспитывают, учат «больше так не делать», — однако уже Фуко (1999 [1975]) замечал, сколь беспощадно статистика указывает на не просто низкую, но отрицательную эффективность заключения в этом плане, плодящего только рецидивистов. То же проговаривается и в самом фильме: за 2 года заключения у Алекса не наблюдается и намёка на исправление.
⬅️⬆️ «Долония Александра», 5/6 ➡️
АПОФЕОЗ БЕЗГРАМОТНОСТИ: 25 ОШИБОК ВИДЕО «АРЗАМАСА» «ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ ЗА 18 МИНУТ»
В последние десятилетия становится всё больше т.н. «популяризации науки», явления, которое заявляет своей целью идеалы эпохи Просвещения, пытается (по крайней мере якобы) нивелировать разрыв между научными представлениями действительных специалистов и простых обывателей, в среде которых бытуют если и не откровенные заблуждения и дикие мифы, то как минимум отсталые взгляды, обрывки устаревших или изначально маргинальных теорий, нежизнеспособных за пределами породивших их идеологий (таких, как, например, марксизм).
Проблемой тут всегда было то, что под личиной «просвещения» нередко распространялось ещё худшее мракобесие, в силу иногда злонамеренности лектора, но чаще — его поверхностности и банального незнания. Решение ситуации казалось простым — нанять в «просветители» обладателей учёных степеней в вопросе не ниже кандидатской, ведь они-то точно не ошибутся, не так ведь? Или что?
Поступил так и некий «проект Arzamas», когда готовил видеоролик под названием «Древняя Греция за 18 минут», и тем только сильнее изумляет, когда встречаешь при просмотре всё тот же набор глупостей, который мог бы выдать законченный дилетант, никакого отношения не имеющий к академической науке, и легко опровергаемый чаще всего банальным обращением к первоисточникам (реже — знакомством с минимально актуальным/критическим взглядом по поводу тех или иных нюансов), а затем узнаёшь, что консультантом там выступил доктор исторических наук, и, более того, академик РАН, некто С.Г. Карпюк.
И дело не всегда (хотя и нередко) в банальном незнании им вопроса, — порой иначе как подрывной деятельностью, полноценной диверсией «популяризации» получившееся не объяснить, если сравнить то, что С.Г. вещает здесь, а также на «Постнауке» с его более ранними лекциями для студентов МГУ, в случае которых он нередко учил противоположному, куда более взвешенному, принятому академически и адекватному мнению.
Получившееся следует назвать «сборником заблуждений о Древней Греции», который, увы, оказался весьма популярным, на момент написания этих строк набрав свыше 8 млн. просмотров. При этом не раз доводилось слышать от специалистов в вопросе крайне невысокую оценку его, подобную и той, которую я сам изложил выше, однако в силу присущего, как правило, большинству их, равнодушия к тому, что там думают всякие массы, никто из них не спешил выступать с опровержениями, на которые, к тому же, требуется потратить немало сил и времени — признаюсь, и сам не ждал, что столько, написание нижеизложенного отняло куда больше оных, чем я планировал.
Меня, напротив, являющемуся известным исключением, кроме того, давно просили это сделать, и вот, наконец, готов результат, с которым вы можете ознакомиться по ссылке.
Мы видим все признаки куда более древней манеры построения сюжета, не столь примитивной, не отравленной ещё перенятой христианством из зороастризма склонностью сводить всё к борьбе света с тьмой, но, напротив, наблюдаем сложную игру оттенков, характерную скорее для искусства античного, где у каждого была своя правда, происходило столкновение двух равноценных мнений. Как пишет д.ф. и структ. Ж.-П. Вернан (1990 [1972, 1981]), «[греческая] трагедия изображает конфликт одной δίκη [справедливости — Б.] с другой». Собственно, представление об однозначном, объективном «добре» вообще довольно монотеистично, тогда как у греков, продолжает исследователь, «отсутствует представление об абсолютном законе, основанном на строго определенных принципах и сведенном в непротиворечивую систему».
И ранее, уже у Гомера нет неправых: противником в произведении вроде как выступают троянцы, но они во многом выглядят лучше и приятнее, нежели греки, а кроме того, пишет д.ф.н. А.И. Зайцев (1990), «именно в уста Гектора, а не кого-либо из ахейских воителей вкладывает Гомер слова, которые выглядят как прочувствованная формулировка его собственного мироощущения»: то есть мы видим всё то, что с таким трудом пытаются организовать сейчас, когда стараются добавить человечности врагу главного персонажа.
В то время как известная экранизация Troy (2004) по прежней привычке хоть кого-то определить в злыдни, остановилась на Агамемноне, явно в силу его конфликта с Ахиллом, в подлиннике о царе царей не говорится ничего дурного, а в пресловутой ссоре оба поступают по-своему верно, «на том стоят и не могут иначе»: если выражаться сленгом современных MMORPG, старшего Атрида «облутили», лишив законной добычи, и таким пренебрежением поставили высокий статус под угрозу, так что теперь он просто обязан отыграться, что и делает — на самом крикливом, которым оказался как раз Ахилл.
В общем, как мы видим, возвращение к языческому взгляду на мир благотворно воздействует на сюжеты, — в силу банально того, что оно реалистично, и не страдает утопическим восприятием реальности: проблема, которую христианство делит с такими своими потомками, как марксизм. При этом не сказал бы, что прямо-таки наблюдается тенденция к улучшению, распространению древнего плюрализма, но скорее происходит как раз рецидив учения Академии, тех, кого Ницше окрестил «антигреками», а кое-кто ещё — «христианами до Христа», веривших, что существует истина, верная раз и навсегда, а тех, кто не согласен с ней, какой бы она ни была, сомневаться, следует подвергать преследованиям: кто не согласен со мной — тот и есть зло.
⬅️ «Долония Александра», 2/6 ➡️
Согласно распространённому мнению, в среднем отличий по интеллекту между полами нет, однако разброс в случае сильного пола выше: проще говоря, большинство женщин среднего ума, а среди мужчин много равно совсем дураков и особо выдающихся людей. Английское иссл. от 2003 г. это подтверждает: согласно нему, мужчины выдаются в ту или иную сторону на 40% чаще женщин. Того же мнения другое, от 2006 г., отмечающее также, что такую особенность мальчики демонстрируют уже с 3 лет, а американское 1995 г., кроме того, сообщает, что таковы показатели у мужского пола во всём, что ни измеряй, женщины же значительную вариабельность показали лишь в 2 из 37 испытаниях.
Всё это только лишний раз доказывает мысль Монтерлана о том, что «мужчина почти всегда более ненормален, чем женщина, возможно, из-за своего большего развития». Согласно Зимбардо, психол. Р. Баумейстер (2010) «считает, что на протяжении истории человечества … женщины (по крайней большинство из них) старались не рисковать и не отрываться от толпы»: им «для того, чтобы найти мужчину, отца будущих детей, не приходилось плавать по неизведанным морям или открывать новые земли — они не оказывались там, где риск смерти был слишком велик … Мужчины же, напротив, действовали совсем по другим правилам … вероятность того, что мужчина отучится рисковать и будет прибиваться к толпе только ради продолжения рода, очень низка. Мужчина, желающий построить свою генеалогию, — это прежде всего человек предприимчивый, с богатым воображением, рисковый, находящийся в поисках чего-то нового».
Ярким примером подобного является колонизатор, который всегда был мужчиной, на новом месте испытывавший серьёзнейший дефицит женщин, которые отнюдь не спешили переселяться на новое место, и потому число их приходилось пополнять за счёт местных: поступали так и греки, и новоевропейцы, а похищение сабинянок римлянами и вовсе хрестоматийно.
Согласно Головину, «идеальное назначение мужчины — идти вперед, преодолевать земную тягость, искать и завоевывать новые горизонты бытия, пренебрегая жизнью, если под жизнью разумеют равномерное, многолетнее, рутинное существование». Вот почему женщины во все времена так любили бунтарей, ведь наилучшим мужчиной и будет кто-то такой, правда, уложивший своё восстание в продуктивное русло, визионер и гений, создавший нечто принципиально иное: изобретатель, философ, миллиардер. Собственно, само общество, считал Ницше, «имеет право на существование … лишь как фундамент и помост, могущий служить подножием некоему виду избранных существ», таких, как эти.
Во все времена они только и имели возможности оставить потомство, прочие же оказывались за бортом: проф. биол. Дж. Уайлдер, согласно Зимбардо, «пришел к выводу, что наши предки на 67% состояли из женщин и на 33% — из мужчин»; суть тут в том, что «некоторые мужчины могли иметь общих детей с большим количеством женщин, но у большинства мужчин вообще не было детей».
Тут примерно понимаешь, как возникла убеждённость, даже если это и неправда, об удивительном производителе Чингисхане: оно обязано исключительно долговременным наблюдениям за реалиями человечества. Номады начинают и выигрывают.
⬅️⬆️ «Мужчина номад, а женщина оседла?», 6/6
К прекращению движения, застою и остановке пытаются принудить и мужчину, тем самым как бы лишив подчиняемый полис его маскулинности, если можно так выразиться, «обабить» его. Именно так обстоят дела в законченно оседлых обществах: скажем, Геродот замечает, что «людей у персов много, а мужей среди них мало». Про тирана Аристодема тоже, по Плутарху, говорили, что он «единственный муж среди куманцев».
Более того, сообщает Полиэн, персидский царь царей, Кир, «когда лидийцы опять восстали … послал Мазара Мидянина, поручив, чтобы, когда он завладеет страной, отнять у них оружие и коней и заставить их носить женское платье, и еще не учиться ни стрелять из лука, ни ездить верхом, а всем ткать и перебирать струны … лидийцы, быв прежде самыми воинственными из варваров, стали самыми неспособными к войне», и тем перестали быть угрозой.
Согласно Дионисию, похожее устроил и Аристодем, захватив власть: вскоре он «решил, что незаметно подрастает немалая угроза для него» в виде сыновей убитых им граждан города; тогда он, «принимая меры предосторожности в отношении них, чтобы как-нибудь … не замыслили что-либо против тирании … решил изнежить посредством воспитания всю подрастающую молодежь города, упразднив гимнасии и тренировки с оружием, а также изменив образ жизни, который мальчики вели прежде. А именно, он приказал юношам носить длинные волосы, подобно девушкам, украшая их цветами, завивая и покрывая кудри головными сетками, надевать разноцветные и доходящие до пят хитоны, закутываться в тонкие и мягкие накидки и досуг свой проводить в тенистых местах … их сопровождали шедшие рядом няньки, которые несли зонты и вееры. И мыли их те же самые женщины … Таким вот воспитанием Аристодем губил мальчиков». Иными словами, чтобы обезопасить свою власть, он также решил обратить мужчин в женщин, от которых совсем не боялся восстания.
Евгений Головин писал похожее: «Если кто-либо станет бунтовать … его всегда могут обвинить в легкомыслии, верхоглядстве, дилетантизме, авантюризме — по сути, в наличии мужских качеств. Отсюда унизительные компромиссы и страх индивида перед гинекократическими законами … который глубинная психология вообще и Эрих Нойман (1975) в частности именуют „страхом перед кастрацией“», тем самым, что осуществлялось порой даже буквально, но чаще — концептуально, ментально и психологически, пусть и не всегда так в открытую и лобовую, как в случае персов и Аристодема.
Процесс, который лишает номадической активности, одомашнивает, нередко сравнивают с чем-то подобным: уже Ницше писал, что «нравственные чудища старых времен сходятся в том, что … „если глаз твой соблазняет тебя, вырви его“», отмечая, что подобное «„лечение“ есть кастрация». Увы! «Таково наше общество, наше прирученное, посредственное, оскопленное общество». Выхолощенность в нём скорее норма, при знакомстве с типичной жертвой которой скорее прочих приходит на ум пожелание в духе «grow some balls».
То, к чему стремились уже древние деспотии и тирании, с успехом продолжается и в наши дни. Кочевой элемент старательно вымывается из мужчины, что отмечает автор легендарного Стэнфордского тюремного эксперимента, психол. Ф. Зимбардо (2017 [2015]): «В вырождении мужчины участвует целая цепочка институтов, начиная от государства … и заканчивая учебными заведениями и семьей».
В итоге на первый взгляд деградация сильного пола принимает прямо-таки чудовищные масштабы. Как пишет Зимбардо, «по всем предметам … отметки девочек-школьниц по всему миру стабильно оставались выше, чем у мальчиков … [на которых] приходится 70% неудовлетворительных». «Девочки … опережают мальчиков на каждой ступени обучения, от начальной школы до университетского образования». Дело, однако, тут в том, что сейчас «учебный процесс скорее ориентирован на девоч… читать далее…
⬅️⬆️ «Мужчина номад, а женщина оседла?», 4/6 ➡️
Однако, может быть, не во всём их концепция представляет собой исключительно приписывание в глубоком прошлом симпатичной им социальной группе всего того, что сами они считали достойным и добродетельным, и vice versa? Что, если здесь им также удалось сделать довольно тонкое наблюдение?
Итак, согласно приведённому мнению, оседлым земледельцам была присуща власть женщин, тогда как кочевники являлись маскулинным обществом. Так что же, выходит, что мужчина номад, а женщина оседла?
Похожая мысль встречается уже у древних. Вернан среди прочих скульптурных пар, обрамлявших когда-то великую статую Зевса в Олимпии, упоминает Гермеса и Гестию, которые выделяются тем, что их, в отличие от прочих, вместе не объединяет никакая традиция, попросту нет такого мифа или легенды, которые бы хоть как-то их связывали, и вместе они исключительно из-за абсолютной, доходящей до нарочитости противоположности функций.
Согласно структурной антропологии, это, собственно, и есть самая лучшая связь, которую можно представить: мысль эту отец-основатель учения, К. Леви-Стросс, почерпнул в философии Гегеля, из таких концепций последнего, как единство и борьба противоположностей, а также тесно связанной т.н. триады: знаменитой группы, состоящей их тезиса, антитезиса и, наконец, синтеза, неизбежное объединения двух первых, того, что у Кэмпбелла на Пути героя именуется «Повелителем обоих миров».
Гестия, богиня домашнего очага, символизирует незыблемость и постоянство, настолько, что она — единственная, кто всегда остаётся дома, даже когда другие богини покидают Олимп; она застыла, остановилась, навек забыла изменение. Нетрудно догадаться, что Гестия воплощает гипертрофированную до абсурда традиционную роль женщины, и потому была малоинтересна уже самим древним, которые, как мы недавно выяснили, отнюдь не были согласны с викторианским мышлением, видящего для прекрасного пола исключительно ограниченную роль «Великой Матери», матери и домохозяйки, но, напротив, полагали возможным для женщины такое изобилие различных функций, что оно без труда может удовлетворить и спрос современной феминистки, — здесь достаточно взглянуть на то, чем заняты другие богини греческого пантеона. Потому и мифы о Гестии довольно скудны.
Напротив, Гермес — мужчина maxissimus, будто сбежавший из розовых мечтаний целевой аудитории грошовых любовных романов: это авантюрист и бродяга, ничто в нём не решено окончательно, упорядочено или разграничено, он воплощает движение и поток, изменение и переход. Бог этот скрыт от мира благодаря своему шлему (или шапке) невидимости, крылатые сандалии быстро носят его по свету, а волшебная палочка изменяет всё, к чему бы ни прикоснулась. Он непредсказуем и не поддаётся контролю, скажем так, пребывает «в отрицалове», за пределом правил и устоев.
Кроме прочего, этот бог крайне близок индоевропейским юношеским союзам, называемых также *kóryos, которые тоже, как уже замечалось, были крайне подвижны, а также тесно связаны с кочевой жизнью. Их богом-покровителем в Греции был скорее Аполлон, соответствуя в этом смысле Одину, однако сами древние последнему полагали комплементарным как раз Гермеса: скажем, Тацит заявлял, что германцы «из богов … больше всего чтят Меркурия».
Если он осядет, подобно ей, Гермес перестанет быть собой, закончится. А ведь чем-то в таком духе таким рисуется νόστος, возвращение героя домой: его путешествие завершается женитьбой, и далее его жизнь не представляет из себя уже ничего особенного. Марк Твен, заканчивая книгу о Томе Сойере, замечает, сколь трудно решить, где же ставить точку в случае истории, повествующей о молодых людях, тогда как тот, «кто пишет повесть о взрослых людях, тот знает точно, на чем она должна остановиться — на браке», i.e., там это конец, заверше… 💳читать далее…
«Мужчина номад, а женщина оседла?», 2/5
ДОЛОНИЯ АЛЕКСАНДРА
Уже довольно давно кое-кто из ув. публики просил написать пост, который был бы посвящён связи кинематографа и Античности. И представить нельзя для этого ничего лучше, чем kino Clockwork Orange (1971), ведь герой его, Алекс ДеЛардж, идеально воплощает собой то, что компаративисты называют *kóryos: речь идёт об индоевропейских юношеских отрядах, отличавшихся склонностью точно к тому же, к чему испытывал слабость и сам юный Алекс, а его principal interests были ultra-violence, rape and Beethoven.
Занимались отряды эти в основном набегами и прочими грабежами, а к сексуальное насилие было для них такой же обыденностью, какой для нас является чистка зубов; что характерно, была для них обязательной и любовь к музыке: собственно, сам бог-покровитель таких юношей в Греции, имел прямое отношение ко всем искусствам, но к музыкальному в особенности — речь идёт не о ком ином, но Аполлоне.
Их наклонности, бывшие столь естественными занятиями для проходящего становление, осуществлявшего свой Путь во все времена героя, в наши дни, разумеется, уже не в чести: как замечает д.ф.н. В.Ю. Михайлин (2006), теперь подобные «„статусные“ стратегии заказаны … по определению»: они, «связанные с самореализацией в „зоне судьбы“, с обретением высокого маргинального статуса „городским“ сообществом чаще всего не приветствуются … вплоть до прямого подавления … в порядке уголовного преследования», что с Алексом впоследствии и приключилось.
Его пытаются подавить, изменить, одомашнить, сделать таким же, как и все, иссушить его первобытную силу, лишить самой сути, буквально оскопив: уже Ницше предупреждал, что «нравственные чудища старых времен сходятся в том, что „если глаз твой соблазняет тебя, вырви его“», а общество «устраивает против страсти во всех смыслах резню: её практика, её „лечение“ есть кастрация».
Согласно этому философу, «[преступник] — это сильный человек, которого сделали больным. Ему недостает джунглей, более свободной и опасной природы и формы бытия … Его добродетели преследуются обществом; его живейшие инстинкты, которые он приносит с собою, срастаются тотчас же с угнетающими аффектами, с подозрением, страхом, бесчестьем … принужден делать втайне, с постоянным напряжением, осторожностью, хитростью … то, что он лучше всего может и больше всего любит … постоянно пожинает от своих инстинктов лишь опасность, преследование, роковые последствия».
Однако Алекс, как и положено герою, с успехом преодолевает все испытания, и не позволяет навязать себе иную модель поведения, он остаётся таким, как и был, прекрасным в своей обворожительной наготе нравов, первобытный и примордиальный. Подробнее о его путешествии можно прочесть в новом тексте «Эллинистики».
В то же время, заключает Буркерт, «люди, напротив, устремлены в сторону кончины, они смертны, βροτόι, θνητόι». То же пишет проф.-клас. Дж. Штраус Клэй (1981-2), которая отмечает, что у Гомера «значительные эпитеты богов … все имеют противоположность среди стандартных у людей. Из этого следует, что у Гомера боги, прежде всего, определяются через оппозицию людям», которые зовутся «θνητόι или καταθνητόι, „смертные“». Напротив, «непричастность к смерти … является главной характеристикой богов у Гомера».
Это и есть то самое пресловутое греческое противопоставление «небесного» «хтоническому», на тему которого было сказано столько сомнительного: на деле же к последнему, отмечает проф.-клас. Р. Паркер (2011), безусловно относятся, primo, простые умершие, secundo — умершие выдающиеся, герои (а также кое-кто ещё, но сейчас это не существенно). Боги же, которые, как мы уже поняли, умереть не способны по определению, в этом смысле «хтоническими» быть не могут никак.
Но постойте, разве их не ранят уже у Гомера? Действительно, когда Афина наделила своего любимца Диомеда особым вдохновением, тот умудрился совершить немыслимое: «Прямо уставив копье … острую медь устремил и у кисти ранил ей руку … заструилась бессмертная кровь Афродиты, влага (ἰχώρ), какая струится у жителей неба счастливых.
В своё время герой амер. боевика Predator (1987), обнаружив, что существо, с которым персонажи бьются, всё же было ранено, запачкав своей кровью кустарник, пришёл к выводу: «If it bleeds, we can kill it». Такое заключение только логично, неправда ли? Отсюда и боги должны быть убиваемы.
Штраус Клэй пишет то же: «смертные — это те, кто „у кого по венам течёт кровь“», а «физиология богов соответствует и подражает (mirrors) человеческой». Последнее замечание довольно точно: боги именно что притворяются подобными людям. А их жилы содержат вовсе не кровь, «гему» (αἷμα), но совершенно иное вещество, «ихор» (ἰχώρ). У Гомера их тела зовутся «бескровными» (ἀναίμονές, отсюда «анемия»): потому, пишет аэд, «и бессмертными их нарицают».
Таким образом, вышеизложенную логику Голландца (Dutch) греческие боги презирают, даже издеваются над ней, их «кровь» — словно насмешка над людьми. Облик же их, такой знакомый, антропоморфный — лишь желание вписаться, сойти за своего, нечто вроде аватара. Это если мы пытаемся выстроить стройную и последовательную религиозную систему; мифология же никогда ни к чему подобному не стремилась, и наличием противоречий нимало не смущалась.
Греческие боги, действительно, очень напоминают людей, эта их антропоморфность — довольно характерная особенность, вовсе не столь присущая иным народам: к примеру, Геродоту «думается, что [персы] вовсе не считают богов человекоподобными существами, как это делают эллины». Греческое религиозное мышление, как пишут проф.-клас. Дж. Сисса и М. Детьенн (2000 [1989]), обозначалось очень характерным словом ἄνθρωπολόγξιν, от которого происходит термин «антропология», а означало оно «знание о богах, которые представляются подобными людям».
Гомеровы гимны, древнейший источник, изображают богов весьма амбивалентно. С одной стороны, они чрезвычайно отличны от нас: их время течёт иначе, отделено и пространство, тела совершенно особы, они не ведают забот, а вид их невыносим при встрече. В то же самое время они крайне успешно стараются скрыть эту свою отличность, практически полностью погасив её, и кажутся почти подобными человеку.
Хотя боги живут на Олимпе, где нет смен времён года, время не течёт, ничто не изменяется, всё-таки гора эта является конкретной местностью в нашем бренном мире, иными словами, боги ходят по той же, что и мы, земле. Однако она над ними не имеет власти, никогда они не будут упрятаны six feet under.
⬅️⬆️ «О (бес)смертности божьей», 4/5 ➡️
МУЖЧИНА НОМАД, А ЖЕЩИНА ОСЕДЛА?
Согласно мнению близкой к феминистическим кругам арх. М. Гимбутас (1974), во времена неолита Европа была матриархальной, осёдлой и земледельческой, и эта вот пастораль процветала, пока её не втоптали в землю патриархальные кочевники-индоевропейцы. Построение это её, конечно, представляет собой сугубую фантазию, даже приблизительно не соответствуя современным представлениям культурной антропологии; несмотря на это, похоже, Гимбутас всё-таки удалось сделать некое довольно точное наблюдение: что если, действительно, мужчина номад, а женщина оседла?
В пользу этого можно привести немало доводов: уже греки полагали Гестию, богиню домашнего очага, навек застывшей и воплощавшей неподвижность, противопоставляя ей быстроногого Гермеса, не знающего покоя, конкретности и презирающего всё устоявшееся. Евгений Головин также относил к мужским качествам бунт, авантюризм и подобное, упоминая, что лишение их напоминает кастрацию — и такого же мнения Ницше.
Вот и Аристотель отмечает, что деспотии и тирании классического мира, стремясь истребить кочевые качества, всегда пытались сделать общество как бы менее мужественным, «обабить» его. Иными словами, тенденция тут прослеживается вполне однозначная, хотя, конечно, следует помнить, что речь идёт ни в коем случае не о том, что всегда и всё обстоит именно так, не о правиле, но наблюдении, исключений из которого масса: в конце концов уже греки знали множество богинь, предлагавших совсем иные поведенческие варианты, нежели у Гестии.
Ряд исследований отмечает, что хотя в среднем уровень интеллекта у полов одинаков, женщины в своей массе демонстрируют усреднённые показатели, тогда как мужчины чаще всего выдаются в ту или иную сторону — там, иными словами, куда больше как совсем глупцов, так и гениев. Анри Монтерлан писал похожее: «мужчина почти всегда более ненормален, чем женщина», склонен искать необычные пути, преодолевать нормы.
Согласно психол. Р. Баумейстеру (2010) в пересказе Ф. Зимбардо (2017 [2015]), «на протяжении истории человечества … женщины старались не рисковать и не отрываться от толпы … мужчины же, напротив, действовали совсем по другим правилам», ведь «мужчина, желающий построить свою генеалогию, — это прежде всего человек предприимчивый, с богатым воображением, рисковый, находящийся в поисках чего-то нового»: викинг, колонизатор, в общем, покоритель.
Итак, мужчина склонен дерзать, бросаться в крайности, пробовать и вообще быть пытливым. Подробнее обо всём этом читайте в новом тексте «Эллинистики» (на Бусти).