Ума холодных
Ходил по Москве. Отчасти – вроде как и по делам, отчасти – в надежде, что поднаберу ума холодных наблюдений. Может даже – сердца горестных замет. Ну, это, конечно, если совсем повезет.
Некоторое время наблюдал за человеком, который ел хот-дог. Там такая дыра в стене, и оттуда электрический голос кричит: «Хот-доги наши – забавы ваши!» Какие забавы? Нет, мысли кое-какие и на этот счет, конечно, в голову приходят, но думать их не хочется.
Так вот, напротив дыры в стене стоял человек и ел хот-дог. Без спешки. Откусит кусочек, помашет зачем-то остатком хот-дога у себя перед носом, - и еще кусочек. За ним я и наблюдал. Но как-то безрезультатно. Пошел дальше.
Решил думать о модных темах. Вот, например, переписка Авена с Фридманом. Или наоборот. Фридмана с Авеном. Энгельса, в общем, с Каутским. Все ведь высказались, надо бы и мне. Но мне-то кажется, что даже битва при блинах, не так давно потрясшая прогрессивную общественность, - и то была поинтереснее, чем эта переписка.
Там хоть какие-то смыслы просматривались. Или даже бездны. А тут…
В общем, опять не вышло с горестными заметами, и я решил думать про «Оскар». Однако вообще ничего не придумал, зато дошел до метро. Протиснулся в вагон, достал книжку и погрузился в историю о похождениях человека, который умер лет сто назад.
Он, например, попав в становище орочонов, отказался почему-то отведать настой из мухоморов на моче младенца, которым гостеприимные хозяева запивали жареную лосятину.
Интересно, почему.
Дневниковая запись
На днях шел на встречу со старшим и мудрым товарищем, планируя поныть.
Я вообще всю жизнь считал, что «выгорание» - это слово, которое придумали бездельники, чтобы оправдывать собственную лень. И собственную же никчемность.
Вот усталость бывает, тут да. Это я еще в юности выяснил, работая на стройках. Или нет, у деда в огороде, в детстве. Меня, впрочем, безжалостный мой дед все-таки слегка жалел, считая малохольным, но все равно и мне доставалось.
Опустошенность бывает, но тут главное – не сдаваться. Давно живем, кое-что видели, надо только перетерпеть несколько тяжелых часов или дней, и все вернется.
Так я думал, а вот в начале марта 2023 года вдруг ощутил это самое выгорание. Причем я-то не бездельник. Ну, ладно, не трудоголик, конечно, но для оптимистических сравнений рядом всегда мудрый бородач, который восемнадцать часов в сутки спит, а шесть размышляет о тщете всего сущего. Посмотришь на него, да и подумаешь – ну нет, я-то точно не бездельник.
И на тебе. И тут такое. Шел, в общем, ощущая себя горсткой (тоже, впрочем, как горсткой? – внушительных размеров кучей) пепла, и собирался жаловаться на жизнь.
Но не успел, поскольку старший и мудрый товарищ огорошил сразу хорошими – насколько это теперь возможно – новостями, втянул в беседу, и я даже не заметил, как мы придумали очередной небольшой проект.
Вышел из кофейни, не понимая, как так вышло, однако выгорание куда-то делось. Не знаю, как так получается. Цыганская магия какая-то.
Правда, усталость никуда не делась, ну тут уж что уж.
Короткое эссе о специфике оптики
Была такая история в конце восьмидесятых годов XIX века – «Карийская трагедия»: несколько женщин-политзаключенных отравились в знак протеста против действий администрации на Карских приисках.
В мемуарах графа Кейзерлинга, который тогда как раз заведовал Карской каторгой, события описываются так: в одну из тюрем с инспекцией прибыл генерал-губернатор барон Корф, человек исключительного благородства и невообразимой доброты. Он лично, без сопровождающих заходил в камеры, понимая, что при свидетелях каторжане не станут говорить с ним по душам.
И вот открывает он дверь одной из камер политической тюрьмы, а там, встречая его, стоит на четвереньках арестантка, абсолютно голая. Задом к гостю. Добродушный старик, конечно, мог бы это проигнорировать, но за спиной у него находились подчиненные, которые сквозь раскрытую дверь все видели… В общем, обитательницу «камеры №6» (Кейзерлинг нигде не называет ее по имени) тайно вывезли в одну из новых и лучших сибирских тюрем, а начальник тюрьмы получил приказ – обеспечить ей наилучшее питание и уход, но запретить общаться с кем-либо, кроме самого начальника. В итоге арестантка перевоспиталась, начальник тюрьмы в нее влюбился и попросил государя разрешить брак. Подал в отставку, женился на бывшей террористке и получил место полицмейстера в каком-то сибирском городке. Кейзерлинг лично его на это место пристроил.
Но подруги-то «номера шестого» не знали, как великодушен барон Корф. Одна из них пошла к начальнику своей тюрьмы и стала требовать отчета о том, куда «номер шесть» отправлена. Слово за слово, начальник получил пощечину, заключенную высекли (хотя по закону сечь политических было нельзя), в знак протеста несколько мужчин и женщин из числа политических приняли яд, который купили у коррумпированных охранников. Мужчин удалось спасти, потому что они согласились принять противоядие, а вот женщин – не всех. Это и есть Карийская трагедия.
Красивая версия, но есть и факты. Что на самом деле произошло в камере №3 (именно так!) тюрьмы для политических в Каре, уже не узнать. Но по версии политических, заключенная Ковальская, которая там содержалась, просто не встала со шконки, когда к ней зашел Корф. Барон пришел в ярость, и ее перевели в другую тюрьму, где содержали с особенной строгостью.
Про протест, высеченную заключенную (по фамилии Сигида) и массовое самоубийство Кейзерлинг рассказывает достоверно.
А вот у Ковальской – интересная судьба. Из новой тюрьмы она бежала, ее поймали, перевели в другую, бежала… Всего побегов было три. Но в конце концов ей скостили срок и в 1901-м она оказалась на поселении в Якутии. Там вышла замуж за какого-то подданного Австро-Венгерской империи, и ей разрешили с мужем выехать на его родину, без права возвращения в Россию.
За границей она, как член партии социалистов-революционеров, тоже жила довольно бурно, в 1917-м в Россию вернулась, потом доживала свой век в Доме ветеранов революции имени Ильича. Работала в журнале «Каторга и ссылка». Каким-то чудом проскочила репрессии (далеко не всем членам Всесоюзного общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев так повезло). Умерла в эвакуации в 1943-м, ей было уже за девяносто.
Такая вот история. Талантливо сочинял граф Кейзерлинг, правда?
Время большой охоты
Генерал-майор ФСБ в отставке Александр Михайлов пишет в правительственной «Российской газете»:
«Надо заняться тотальной проверкой связанных с Украиной лиц, которые находятся на нашей территории. Необходимо ужесточить работу с пополнившими ряды так называемой "пятой колонны", поскольку они склонны к совершению не только экстремистских, но и террористических действий. Не каждый экстремист становится террористом, но каждый террорист в прошлом обязательно был экстремистом. И по этой теме сейчас следует очень активно поработать.
Кроме того, надо жестко работать по каналам связи. Я имею в виду те каналы коммуникаций, через которые поддерживают отношения наши внутренние маргиналы с украинскими националистами.
Мы прекрасно понимаем, что все, что сейчас происходит, это чисто нацистская деятельность радикалов Украины».
Неужели вообще все? Страшно жить на этом свете, в нем отсутствует уют.
#конспектПолитРу
Бывает, спрашивают:
- Куда ты хотел бы уехать?
Я отвечаю:
- В Кустодиева.
Настоящая ведь утопия, узнаваемое «нигде». Яркое, веселое и толстое, истекающее жизнью. Не имеющее отношения к реальной России, конечно. Вернее – имеющее, но опосредованное. Все – откуда-то изнутри меня, и все - невозможное.
- И что бы там делал?
- Да сидел бы на лавочке, толстый такой. Бессмысленно и радостно. И чтобы кот рядом. А лучше два. Три. Четыре. Чай, баранки, кресты, купола. Ничего. Что можно делать в «нигде»?
Был как-то на выставке в одной подмосковной усадьбе. «Русь. Русские типы». Есть у него такая серия акварелей и книжка со вступительным словом Замятина. 1923-й, кажется. Когда ни Руси уже, ни типов. Ветер, ветер на всем божьем свете.
Маленький домик, бывшая кучерская. Дама в летах, и с ней – совсем старушка. Ходит с трудом, слышит с трудом. И та, что в летах, орет во весь голос: «А вот смотрите! Матрос с барышней! Монахиня! Извозчик!»
И тут еще билетершу, тоже не юную, пробило. Тоже кричит, что-то про уникальность издания, про то, что подлинные акварели показывают раз в сто лет примерно, и что как раз такой момент настал. И что можно приобрести открытки и магнитики.
А хочется в тишине смотреться в эти цветные пятна. В этот небывалый бывший мир.
- Что вам купить? – вопиет та, что помоложе.
- Татарина, - шепчет совсем старенькая.
- Купчиху берите, купчиха последняя! – надрывается билетерша.
И не получается разозлиться, и внутри его картинок тоже ведь, наверное, было не тихо.
145 лет сегодня со дня рождения.
Автопортрет у него есть, поздний, предел самоиронии. Когда ходить уже не мог и доживал. Круглый, пузатый, топлесс, как нынче бы сказали. См. следующую запись и простите за качество изображения.
Дошли руки до книжки Гузель Немировой «Разговоры с мужем».
Сел читать, и читал, пока не кончилась, и жалел, что кончилась. Мирослав Маратович Немиров – большой, не до конца пока понятый и оцененный русский поэт, - живой там. И ни надрыва, ни пафоса – просто жизнь. Буквально – разговоры запросто.
Если найдете – купите и прочтите (хотя там тираж сто экземпляров, не знаю, где ее теперь искать).
Ближе к концу даже я упомянут, попал в историю, в общем.
И для разнообразия – одно из любимых моих стихотворений Мирослава Маратовича:
Люблю я все-таки, признаюсь, целлофан!
Есть этот у меня порок.
Я целлофана, прям почти, можно сказать, Аристофан.
А может даже быть, Ван-Гог - Магог.
Я, например, люблю его за то,
какой холодный он, какой он скользкий, гладкий,
как он трещит, ломается на складках,
напоминая молодой ледок;
Я, например, за то люблю его,
что он таинственный, что весь стрекозоперепонча-
то он какой-то крылый; розы, символы порока, ежели в него
люблю за то его, что коль завернуты - они еще порочней!
За то люблю, какой стерильный весь, хрустальный!
За то, что просто аж бонбон-помпон-тромбон!
Напоминает заграницу, в общем, он:
иную жизнь и берег дальный.
РИА к юбилею радует колонкой:
«Самым популярным сравнением-уравнением сейчас являются "Сталин — Гитлер" и "Сталин — Путин". Первое использует Запад и наши космополиты с ярыми антисоветчиками: исчадие ада, убийца, виновник войны, захвативший пол-Европы. Второе популярно и на Западе, и у нас, но если наши противники используют его как продолжение уподобления Гитлеру, чтобы в итоге получить "Путин — Гитлер", то у нас в стране сравнение со Сталиным идет как комплимент Путину или упрек в том, что он еще "недостаточно Сталин". Как и в любой войне смыслов, реальный Сталин тут не слишком важен — важен образ и миф.
То есть получается, что между собой бьются два Сталина: с нашей стороны — это победитель, строитель мощной справедливой державы и нового миропорядка, а с западной — тиран собственного народа и угнетатель народов Европы. И от того, какой Сталин победит, зависит не только судьба России, но и будущее Европы и остального мира. Почему же он так значим? И почему Россия не может отказаться от Сталина, хотя бы в этой битве мифов?»
Понятно, что для нынешней России воссоздание персонального культа людоеда – вопрос времени. Впрочем, оно давно идет, но пока все-таки не без некоторой стыдливости.
К предыдущей записи: «Поэт Долматовский с бронзовой головой Гитлера, Берлин, 1945».
Читать полностью…
БЛЯХА
Занемог? – так ступай домой,
Прими стекломой,
С женой утешься родной или даже с чужой вдовой,
Но не стой, будто уд срамной,
На Луну не вой:
Мы же русские, с нами городовой.
Живой, не мертвый, не раненый,
Сам на себя похожий.
В бляхе его надраенной
Мир отразился божий.
В бляхе его надраенной –
То, что зовется родиной:
Лезет, лезет черт из подклета
И ракетой к Луне на взлет.
Едет некто из зимы в лето
Или наоборот, из лета да в лед.
Туда, куда солнце не лазило,
Где ждут самоедов становища
Воскрешения Лазаря
Моисеевича Кагановича,
Туда, где кончается даже горе,
Где скалы стали в ряд нелюдимы.
Где последнее море
Лижет белые льдины.
Дали ездоку надоели,
Вот бы крикнуть времени: «Не теки!»
Давно завалили ездока на дуэли,
Но все равно ведь надо писать стихи.
Что он видит, земли отцов
Взглядом окинув,
Самый нежный из мертвецов,
Самый важный среди здешних акынов?
Вот село по склону холма сползло,
Вот в низине дремлет река.
Как живут здесь? Сами себе назло,
Разменяв на мелочь века.
Вот и дом, и парк заросший при нем.
Небосвод так трепетен, так раним.
Время года – похмелье, иных времен
Не бывает у жителей этих равнин.
Вот и город, вот о пяти головах собор,
Где святые спят в своих серебряных раках.
По крестам рассевшись, ведут бесконечный спор
Ворон с вороном – оба по моде, оба во фраках.
Там внутри, наверное, росписи – то ли ангелов рать,
То ли бесы из ада идут погулять-потопать.
Все равно сквозь копоть не разобрать.
Не разобрать сквозь копоть.
Вот купчиха, забывши про стыд,
Будто новая Ева,
Грудью на подоконник и яблочком райским хрустит.
Бог простит.
Он нас всех непременно простит.
Он нас всех уведет от разверстого адского зева.
И, конечно, кабак.
Ветерану всех войн
Подливает вина
Всех героев вдова
И какие-то шепчет слова,
И звенят ордена.
Дальше вой.
Дальше только стена.
Дальше, в общем, никак.
Все плетут и плетут свою нить нерадивые пряхи,
И мертвый поэт забывает заветное слово.
И это вот все – представляешь себе – отражается в бляхе
Городового.
В России, говорят, День кошки, может быть, в связи с этим весь день на моем столе – старший соавтор Анатолий. Никого не пускает, пытается воевать с мышкой (кот есть кот).
Читать полностью…
Просто день защиты прав какой-то.
Вот еще любопытная инициатива:
«Сегодня вместе с коллегами внесли на рассмотрение в Государственную Думу поправки в Уголовный кодекс и КоАП об ответственности за дискредитацию участников специальной военной операции.
Эта законодательная инициатива защитит всех, кто сегодня, рискуя своей жизнью, обеспечивает безопасность страны и наших граждан.
Любое публичное распространение заведомо ложной информации, а также публичные действия, направленные на дискредитацию Вооруженных сил Российской Федерации, добровольческих формирований, организаций и лиц, которые содействуют в выполнении возложенных на ВС РФ задач, недопустимы.
Наказание нарушителям грозит строгое: штрафы до пяти миллионов рублей либо в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до пяти лет, либо исправительные или принудительные работы до пяти лет, либо лишение свободы сроком до пятнадцати лет».
Это Вячеслав Викторович Володин пишет, спикер ГД. Хотя слово «спикер» тоже, кажется, запретили. Началось все с обращения к спикеру знаменитого Пригожина и довольно быстро превратилось в закон. На следующей неделе обещают принять.
Сказать сегодня совершенно нечего. Такой день.
И вместо слов – утешительная фотография.
Лучший утешитель, кстати, даже ведь и не знает, что он утешитель. Он просто утешает, да и все.
Еще он откликается на имя Петр.
Глеб Олегович в больнице маленький такой был. Как ребенок. Тяжелая болезнь любого превращает в ребенка.
Говорили, но ему было трудно, он устал быстро. Оживился, только когда я стал вспоминать наши посиделки в «Фаланстере» (болтали там, бывало, в узком кругу после закрытия, среди стеллажей), - так до последнего и остался человеком книги.
И еще когда ягоды увидел, тоже обрадовался, – просил ягод, принес ему малины.
Все внезапно, и совсем обычная русская история, - врачей избегал, лег в конце концов на плановое обследование, и вдруг навалилось все сразу…
Непростой был человек, много всего разного за ним, но как же сложно и красиво он умел думать.
(И уж отнеситесь с пониманием – если вам вдруг хочется наговорить каких-то гадостей здесь, я вас забаню. Пляшите на костях где-нибудь еще.)
Не смог удержаться, оскоромился, грешен, хотя когда еще, если не в последний день Масленицы?
Не смог, в общем, пройти мимо истории с Ксенией Лариной и блинами. Опять же, вспомнил, что был ведь, кажется, какой-то роман в стихах про семейство Лариных. Вроде бы, его отменили за колониальную оптику. Ну, если нет пока, то отменят.
В общем, сложил четверостишие:
Теперь хранить совсем не мило
Привычки милой старины:
Проклятьем время заклеймило
Милитаристские блины.
В твиттере подкинули еще красивую фразу: «Первый блин – Вашингтонским обкомом».
(Впрочем, себе в укор: разрыв между поехавшими и оставшимися, конечно, будет усугубляться, но, вообще-то, мы друг другу не враги. Или даже так: не мы друг другу враги. Лучше штопать ткань бытия, чем рвать. Рвать и без нас много желающих.)
И пользуясь случаем: простите меня. Есть за что.
(Всем, конечно, важно знать, как живут мои коты)
Тихон (довольно-таки тучный кот) отыскал игрушку – палочку, к которой привязано несколько веревок с плюшевыми шариками и маленькими колокольчиками. Взял ее в зубы и ходит по квартире. Колокольчики звенят, Тихон производимым шумом очевидно доволен.
Петр (маленький, зато шарообразный кот) торжественно марширует в кильватере у Тихона.
А следом я. Я пою:
- Коты! Звонят в колокола!
Коты! Златые купола!
Так вот и живем.
Про силу чужой любви
У одного человека была большая белая собака. И, как это теперь принято, он писал про свою собаку заметки в сети и выкладывал фотографии.
Ну, собака – и собака. Я вот вообще собак не очень. Вернее – спокойно отношусь. И заметки вроде бы обычные. И с человеком я знаком был только виртуально. И собаку его видел только на фото.
А потом собака умерла. Человек, понятно, в большой печали. Но и я почему-то в печали. Думаю – почему, думаю – потому что в этих его рассказах о собаке была настоящая любовь. Такая, которую не получится подделать, даже если захочешь зачем-то.
И вот немного его любви мне тоже передалось.
Что тут скажешь. Любите зверей своих, ну и людей по возможности тоже.
На столе за компьютером спит одноглазый соавтор Анатолий (кот). Испытал прилив нежности, захотел немедленно почесать ему пузцо. Соавтор не оценил. Лежит теперь и бурчит что-то себе под нос. Ругается на меня.
Нравится мне этот кот (да, это кот). Неизвестный художник, середина девятнадцатого века, "Сборы на бал в купеческой семье", фрагмент. Коллекция музея Тропинина. Нравится мне этот кот, да и чувствую я себя примерно так же. Давно уже.
Читать полностью…
Кот Петр Пуговица весел и мал.
Пригрелся на солнышке, задремал.
Петр Пуговица
Солнышку радуется.
Черно-белая луковица
Или даже редис,
Издатель хрюков высочайшего градуса.
Ты, главное, Петр Пуговица,
На меня не сердись.
Как я стал мужчиной
Шел вчера по маленькому подмосковному городку. Пробирался, вернее, по узкой тропке от железной дороги к домам. И вспомнил, как я стал мужчиной.
Ночь, такая же вот тропинка, вытоптанная в сугробах. Окраина Москвы правда. Злые фонари (зимой они всегда какие-то злые). Впереди – две масштабные женщины, кажется, навеселе слегка. Шумно обсуждают какого-то Петьку.
Петька, судя по обрывкам разговора, - сволочь.
Времена давние, и я почти строен. Можно даже сказать – поджар. И вот хрумкаю за ними по снегу. А они вдруг останавливаются, и одна другой говорит:
- Слышишь, идет за нами кто-то. Давно уже. Вдруг маньяк.
Вторая лениво оборачивается. Оглядывает меня, изучает:
- Нет, это не маньяк. Это просто мужчина.
Вот так я и стал мужчиной.
Запрещенная соцсеть напомнила картинку из 2015 года. Впрочем, неустаревающую.
Читать полностью…
Я пытаюсь работать. Ничего не получается.
Стол перед окном. На подоконнике – довольно тучный кот Тихон и малолетний, но почти шарообразный кот Петр Пуговица.
Тихон смотрит в окно и размышляет о чем-то. Петр, издавая утробные звуки, жует хвост Тихона.
Тихон не обращает на Петра никакого внимания.
В Манеже большая выставка «ДК СССР», организованная РОСИЗО к столетию Советского Союза. Замысел, насколько я его понял, в том, чтобы зарифмовать историю домов культуры как особого феномена с историей советского (массового) искусства.
Богато, с размахом, чего только нет – вплоть до привезенных из Дубны мозаик Нади Ходасевич-Леже, которую привечали в Советском Союзе (да, она жена Фернана Леже, нет, она не имеет никакого отношения к нашему Ходасевичу).
Доводилось читать, что это нехитрая манипуляция – косметологи поработали над трупом, Союз выглядит куда лучше, чем при жизни: за живопись отвечают Малевич с Филоновым (и даже Булатов), за музыку – джазмены, Шостакович с сумбуром и рокеры-подпольщики. Ну и тд. Представлен, кстати, загадочный музыкальный инструмент рокеров-подпольщиков – утюгон: табуретка, к которой привешены на струнах чугунные утюги, гантель и еще какие-то железяки. И на нем можно играть. Я поиграл, звучит приятно.
Все так, манипуляция, но. Ладно, про «но» – чуть ниже.
Большой зал посвящен проектам Дворца Советов. Все узнаваемо, все это я уже видел, причем видел в масштабных фантастических фильмах из Голливуда. Не читал про это ничего специально, не знаю, действительно ли те, кто придумывал города для всевозможных звездных войн и прочих эквилибриумов, находились под обаянием сталинской эстетики, или это просто совпадение. Но общность в глаза бросается.
Внутри этого зала – маленький закуток, там проекты Мавзолея Ленина, которые трудящиеся присылали на всероссийский конкурс. Невероятное безумие, неописуемое. Гигантские пародии на храмы и пирамиды, сложное какое-то строение, напоминающее царский дворец из детских книжек, где на каждом балкончике Ленин стоит и руками машет, и что-то вроде – опять же – космической станции из боевика средней руки, а в центре – гигантская башня («маяк из хрустальных кирпичей», поясняет автор). Такие видел в компьютерных стратегиях, из них обычно молния во врага бьет. Или там внутри боевых магов выращивают. Жалко, в общем, что выбрали в итоге унылый вариант Щусева.
Среди скульптур (скульптур немного, может быть, потому, что сейчас в Новом Манеже – выставка советской скульптуры с заманчивым названием «17/37», до которой я пока не добрался) сразу как-то обращаешь внимание на работу «Физкультурница». Вернее, на эффектный круглый зад абсолютно голой физкультурницы. Рядом – Павлик Морозов, тоже бронзовый, физкультурница к нему спиной, однако целомудренный пионер демонстративно смотрит в другую сторону.
А теперь – «но». Есть ведь еще и контекст. Есть путинский проект, который часто и ошибочно называют реставрационным. Путинский проект, конечно, не советский, он нео-советский, с кучей отличий. И как раз вот эта (невероятно интересная и не очень честная) выставка показывает, насколько даже СССР был живее нынешней официозной мертвечины. Именно так и читается, хотя кураторы, возможно, хотели, чтобы читалось по-другому.
А ниже будет иллюстрация, из раздела про советскую фотографию – «Поэт Долматовский с бронзовой головой Гитлера, Берлин, 1945».
Давал сегодня комментарий о делах давних, доболотных, девушке из одного дружественного издания.
- Честно, - признался, - помню мало, боюсь, не смогу быть вам особенно полезным.
- Ну, у меня вопросы такие, не особо умные, так что, думаю, вы сможете ответить, - утешила собеседница.
Приходите, кстати, завтра, кто не уехал. Не уверен, что будет особенно весело, но постараюсь, чтобы было интересно. Попробую в качестве ведущего разговорить Льва Семеновича. https://polit.ru/article/2023/02/27/rubenstein/
Читать полностью…
Недоработки нашей правозащиты: "Глава СПЧ отметил, что пока нет возможности наказать жителей других стран за проявление русофобии". Нравится мне это "пока".
Читать полностью…
Осенью еще был разговор, он хотел почитать перед публикацией, послали, ответил – «через неделю выпишусь, сразу же посмотрю». Спросили, все ли в порядке, - да, планово, пустяки, не о чем говорить.
А потом оказалось, что все не так. А теперь все совсем не так.
https://polit.ru/article/2023/02/27/pavlovsky/
Московские тайны выпечки блинов из середины 19 века!
Лучшие московские блины, или Практические наставления, как печь блины и оладьи, состоящие из 24 правил. — Москва : тип. А. Семена, 1854. — 32, III с.; 16.
Скачать книгу на сайте ОРПК
Люблю проницательных людей, да еще и готовых, к тому же, делиться мудростью.
Вот свежий пример:
«Россия — не южная страна. Таковы её климатические характеристики. Об этом в беседе с «Говорит Москва» рассказал научный руководитель Гидрометцентра Роман Вильфанд».
А вот архивный, от 26 февраля 2018 года:
«Медведев обнаружил, что уровень жизни калининградцев отстает от европейских соседей».
(Какого, замечу также в скобках, гуманиста потеряли мы.)
