1427
стихи и то, что не убивает.
Написанное 17 лет назад и прочитанное в видеоформате ровно 10 лет назад на Радио Свобода.
https://www.svoboda.org/a/26760395.html?fbclid=IwY2xjawHXzztleHRuA2FlbQIxMQABHfOLlhbjlsvYxyIgX57lJQfZPbU9fh5LPDvRistNKedXBPqs68mrAVQNsw_aem_1A5eNyQj-b92_qEpqw0l_A
* * * *
Туда, где зимою – ни снега,
ни ранней в зазубринах тьмы,
мы выйдем из тела ковчега,
и больше не будет зимы.
И больше не будет дороги,
которая всех увезла,
ни воя воздушной тревоги,
ни страха, ни крови, ни зла.
Здесь гроздья бананов, как груди,
тугими рядами висят,
и нравятся местные люди
всем женщинам за пятьдесят.
Ответь мне, больная собака,
что может быть в мире тогда
бессмысленней снега и мрака,
колючего ветра и льда?
И, путая мачо и лечо,
на краешке райского дна
тебе, мой спаситель, отвечу:
бессмысленней снега – война.
Война за войною с войною
в предчувствии новой войны,
страшнее, чем вьюга зимою
и ватные в детстве штаны.
Рождественский лёд в водевиле,
а что ещё вспомнить без слёз:
то утро, когда нас убили
и солнце внесли на мороз.
2023
Совсем НОВОЕ.
КАШЕМИР
Под нимбом кольцевой светодиодной лампы
склонилась над вязанием жена,
подох ли зверь в москве и чем помогут трампы –
здесь правит кашемир, а не война.
И я смотрю во тьму – кровавую, ночную,
и вспоминаю свет, и слушаю эфир,
я мог бы горных коз вычёсывать вручную,
чтоб в мире воцарился кашемир.
И радость от того, что небо пахнет снегом,
и постучалась в дом святая простота,
а это – бог енот с немыслимым пробегом
на счётчике любви: он требует кота!
И я обнять кота хотел бы сквозь страницы,
да книга этой жизни – сожжена,
ещё сияет нимб, ещё мелькают спицы
и вяжет свитер для меня жена.
Но вот уже скрипит прокрустовое ложе –
невольно удлиняются слова,
рождённые войной – на всех солдат похожи,
у мёртвых матерей просрочены права.
Снег тает на лету, он – символ и предтеча
крещения водой небесной, голубой,
пусть греет кашемир и состоится встреча,
как вечное прощание с собой.
09.12.2024
* * * *
Край горизонта был завьюжен
и чуть отклеен уголок:
поэзия – волшебный фьюжн –
со мной несовместимых строк.
И в зимнем карнавале улиц,
где ночь похожа на вагон
для перевозки свежих устриц,
ты вдруг услышишь хладный стон.
То, по дворам, чей воздух полон –
убийством с водкой в новостях,
бредёт косматый древний клоун,
как волк, на четырёх костях.
Безумный от нехватки крови,
он громко стонет иногда,
и снова пасть свою закроет –
с клыками в тридцать три ряда.
В округе – ни души, аптека,
крест, полумесяц, невпопад –
все умерли давно от смеха,
ушли на заработки в ад.
Всё безнадёжно, но при этом –
осталось рыжее пятно:
внеблоковским, надсадным светом –
для вас горит моё окно.
Экран – приёма передачек,
гнилых посылок от властей,
мой блог – для кошек и собачек,
и не родившихся детей.
Кто держит мир прощальным взглядом,
как пену дней на помазке,
кто помнит про таблетку с ядом –
на высунутом языке.
2022
Художник: Анна Ярмолюк
Ещё новое. Мечтательное.
* * * *
В Лигурии штормит, холера,
и выпить просится душа,
здесь итальянская ривьера
для инстаграмма хороша.
Мы генуи покинем лоно –
сей административный рай,
нас ждут сан-ремо и савона,
империю – не забывай.
Нас ждут провинции манеры
и на верёвках труселя,
где специя и чинкве-терре –
легионерская земля.
Здесь бог – из нашего карасса
дарует пяткам благодать,
здесь даже фильмы тинто брасса
люблю, век воли не видать.
И в скалах не отыщешь просек,
их затопил библейский вал,
здесь, некогда, покойный носик –
илью варламова гулял.
Ну что же, где твоя рюмаха,
подружка моего ума,
мы принимаем шторм без страха,
как все приличные дома.
И с нами – дети чинкве-терров,
просоленные старики,
наследники легионеров,
ловцы туристов, рыбаки.
Они у мафии в законе,
я с ними спорить не рискну,
и после граппы, на балконе,
под сохнущим бельём усну.
Усну в судьбе неповторимой,
перечисляя города
моей лигурии любимой,
в которой не был никогда.
25.11.2024
На фото: Шторм возле Генуи.
ВСЕГДА в этот День Памяти жертв голодомора.
Держимся. Слава Украине!
* * * *
Пастырь наш, иже еси, и я – немножко еси:
вот картошечка в маслице и селедочка иваси,
монастырский, слегка обветренный, балычок,
вот и водочка в рюмочке, чтоб за здравие – чок.
Чудеса должны быть съедобны, а жизнь – пучком,
иногда – со слезой, иногда – с чесночком, лучком,
лишь в солдатском звякает котелке –
мимолетная пуля, настоянная на молоке.
Свежая человечина, рыпаться не моги,
ты отмечена в кулинарной книге Бабы-Яги,
но и в кипящем котле не теряй лица,
смерть – сочетание кровушки и сальца.
Нет на свете народа, у которого для еды и питья
столько имен ласкательных припасено,
вечно голодная память выныривает из забытья –
в прошлый век, в 33-й год, в поселок Емильчино:
выстуженная хата, стол, огрызок свечи,
бабушка гладит внучку: «Милая, не молчи,
закатилось красное солнышко за леса и моря,
сладкая, ты моя, вкусная, ты моя…»
Хлеб наш насущный даждь нам днесь,
Господи, постоянно хочется есть,
хорошо, что прячешься, и поэтому невредим –
ибо, если появишься – мы и Тебя съедим.
2010
САМОЕ НОВОЕ
за три часа до утренней ракетной атаки
* * * *
На кухне – родом из венеции,
сидеть во тьме и слушать тьму,
вдыхая пряности и специи –
быть трезвым, вопреки всему.
Пусть осень за окном угрюмая
и пробивается зима –
что толку, о глинтвейне думая,
сидеть, верней – сходить с ума?
От страха (он без срока годности)
погибнуть в лютой кутерьме,
от пустоты и безысходности
спасает: тмин в кромешной тьме.
Живи, не забывай о правиле
и сохраняй баланс всегда,
ну вот и музыку поставили:
и под бадьян – взошла звезда.
Корица в палочках и молотый
орех мускатный – пропуск в храм,
где ангел раненный, исколотый –
вещает через телеграмм:
Что в небе их осталось семеро,
но это, право, ничего,
что вновь летят ракеты с севера
(баллистика – страшней всего).
И зло не делится, а множится,
шахеды с юга – кровь из вен,
а на востоке – фронт корёжится,
на западе – без перемен.
И рвётся связь, включая странности,
но мы – не убоимся зла,
и жизнь, как специи и пряности,
которым больше нет числа.
17.11.2024
Избранное из нового.
* * * *
Смотри: как бабочка ночная
врывается в мои слова,
и эту жизнь запоминая –
её мертвеет голова.
Она в роскошной шубе летом
согреться вовсе не спешит,
её любовник был поэтом,
но умер, вечностью подшит.
Над подвесными небесами,
включив бессмертное кино:
она – и женщина с усами,
и вертолётчик с «мимино»
Звучит воздушная сирена
и остывает суп-харчо,
вернулась бабочка из плена
и села на моё плечо.
Вот так всегда, в любом финале,
когда разрушен старый храм:
её от гибели спасали –
набоков или мандельштам.
Зачем она – в ночи истёртой
и на исходе трудодней –
своею головою мёртвой
вращает в памяти моей?
И почему, когда мы были
под киевом и под москвой –
мы эту бабочку хранили
в своей жестокости людской?
Читатель, поклянись на этом
творении военных дней,
и я останусь белым светом
для чёрной бабочки моей.
2024
* * * *
Я ехал ночью на арбе –
по новой книге, и порою:
минуты жалости к себе
испытывая, как к герою.
А сам герой дремал в пути,
похожий на больную птицу,
и лошадь фыркала в степи,
переступив через страницу.
Где шрифт для молодых очей
и звёзды меньше нонпарели,
здесь пахло кровью от свечей,
что, вместе с храмами, сгорели.
Мы проезжали вдоль руин,
касаясь линии сюжета,
средь противопехотных мин,
по краю без конца и света.
Герой сидел ко мне спиной,
арба скрипела слово в слово,
читай: он вёз меня домой,
я чувствовал себя хреново.
Не потому, что был без ног
и в мясорубке чуть не сгинул,
а потому, что светлый бог –
меня, солдата, не покинул.
И вот, закончилась война,
и мир находится на сдвиге,
а дома ждёт меня жена –
беременной, согласно книге.
Скрипит библейская арба
и небеса оббиты жестью,
и непорочная судьба
стучится в дом с благою вестью.
И видится счастливый миг
для собирания народа,
и это будет книга книг
и завершение исхода.
2023
* * * *
Когда мы забыли о солнце, о боге и снеге,
когда совершенство – редчайший в природе изъян,
мы спали в ковчеге, мы женщин любили в ковчеге,
а после – кормили жирафов, слонов, обезьян.
И ливень протопал вдвоем со всемирным потопом,
вай-фай барахлил, и в планшетах – то фейк, то баян,
но чья-то душа добиралась до нас автостопом,
пока мы кормили медведей, волков, обезьян.
Дремучие волны, их бедра – в хозяйственном мыле,
библейские мифы, молчания новый словарь,
и надо признаться, когда мы животных любили –
рождались кентавры, сирены и прочая тварь.
Нам снились квартиры, в которых вы жрете и спите,
как спят в морозилках пельмени и царь пеленгас,
фонарь на корме и такой же фонарь на бушприте,
а третий фонарь в капитанской каюте погас.
2018
Фото: Владимир Юмашев (Путешествие по Индии с книгой Александра Кабанова "На языке врага" 2017)
* * * *
Скоро к нам придёт зима,
чтобы выжить из ума,
чтобы наши души снегом
обозначить, как хештегом.
Человек обязан быть
гражданином и поэтом:
скоро нас начнут бомбить
больше, чем бомбили летом.
Чтобы мы – в природной тьме,
без тепла, воды и тока,
понимали о зиме
и войне, что так жестока.
Чтоб молились пво,
не жалея сна и мата,
обретая своего –
бога без патриархата.
Скоро из ночных снегов
к нам придут больные люди:
наших внутренних врагов
мы им вынесем на блюде.
Скоро будут сочтены
дни, как крошки от столетий,
скоро будет у войны
год второй, а следом – третий.
Черно-белое кино –
безысходнее и злее,
я скажу тебе одно:
я люблю тебя сильнее.
2023
* * *
Подари мне светлый локон –
с головы своей печать,
и открой алмазный кокон,
где ничем меня не взять.
Чтоб я в коконе упругом –
погрузился в снежный дым,
вместе с новым старым другом –
светлым локоном твоим.
Закипает время в тигле
и наверх всплывает грязь,
раньше – волосы не стригли,
чтоб не потерялась связь.
С нашей православной верой,
сердцевиной высших сил,
с чистым небом, с ноосферой,
с тем, кого я так любил.
2023
Иллюстрация: Симберг Хуго "Раненый ангел" (1903).
НОВОЕ
* * * *
Я приготовлю вам рождественское блюдо,
вы знаете рецепт: пустыня и звезда,
всё повторится вновь – волхвы и вера в чудо,
а мы не повторимся никогда.
В садах и в парках всей листвой наружу
проснёмся мы, как воздух и вода:
так важно утро, чтоб настроить душу
на нужный лад, пока горит звезда.
В садах и в парках мусор собирают,
беседки закрывают к ноябрю,
у нас мужчины раньше умирают,
чем женщины, которых я люблю.
А мы блуждаем, согнуты в подковы
с тобой на счастье, вопреки войне,
и женщины, как будущие вдовы
и матери, заплачут обо мне.
Беседки закрывают, оставляя
одну на двух бессмертных стариков,
и в ней всегда – июнь в объятьях мая,
и в ней всегда – кенжеев и цветков.
А мы – снаружи всех стихотворений:
друг другу — безусловная родня,
в садах и в парках, там, где шишкин – гений,
где рождество, не забывай меня.
07.10.2024
Рубрика: Избранное из юношеского.
МОСТЫ
1.
Лишённый глухоты и слепоты,
я шепотом выращивал мосты –
меж двух отчизн, которым я не нужен,
поэзия – ордынский мой ярлык,
мой колокол, мой вырванный язык:
на чьей земле я буду обнаружен?
В какое поколение меня
швырнет литературная возня –
да будет разум светел и спокоен,
я изучаю смысл родимых сфер:
пусть зрение мое – в один Гомер,
пускай мой слух – всего в один Бетховен.
2.
Слюною ласточки и чирканьем стрижа
над головой содержится душа
и следует за мною неотступно,
и сон тягуч, колхиден, и назло
мне простыня – галерное весло –
тяну к себе, осваиваю тупо:
с чужих хлебов и Родина – преступна.
Над нею – пешеходные мосты
врастают в землю с птичьей высоты,
душа моя, тебе не хватит духа:
темным-темно, и музыка – взашей,
но в этом положении вещей –
есть ностальгия зрения и слуха.
1989 - 1991
Фото: Dirk Skiba
* * * *
На кухне — родом из венеции,
сидеть во тьме и слушать тьму,
вдыхая пряности и специи —
быть трезвым, вопреки всему.
Пусть осень за окном угрюмая
и пробивается зима —
что толку, о глинтвейне думая,
сидеть, верней — сходить с ума?
От страха (он без срока годности)
погибнуть в лютой кутерьме,
от пустоты и безысходности
спасает тмин в кромешной тьме.
Живи, не забывай о правиле
и сохраняй баланс всегда,
ну вот и музыку поставили:
и под бадьян взошла звезда.
Корица в палочках и молотый
орех мускатный — пропуск в храм,
где ангел, раненный, исколотый,
вещает через телеграмм,
что в небе их осталось семеро,
но это, право, ничего,
что вновь летят ракеты с севера
(баллистика — страшней всего).
И зло не делится, а множится,
шахеды с юга — кровь из вен,
а на востоке — фронт корёжится,
на западе — без перемен.
И рвётся связь, включая странности,
но мы не убоимся зла,
и жизнь — как специи и пряности,
которым больше нет числа.
2024
* * * *
На дверном глазке серебрится накипь,
только дверь ушла на свиданье в лес,
никогда не плачь, как же мне не плакать,
я бы с этих слёз никогда не слез.
От чего смешно, до того обидно,
ты глядишь на саблю и пьешь шабли,
снег такой, что больше земли не видно,
потому что — кончилась, нет земли.
Проводник слепой, позовешь соседку —
почитать какого-нибудь дюма,
а на ней — шерстяная рубашка в клетку,
понимаешь, и это — тюрьма, тюрьма.
Это дважды входящий в себя дозорный,
где проклятье с видом на оберег —
белый снег, а за белым приходит черный,
остается красный — последний снег.
2018
* * *
Я люблю – подальше от греха,
я люблю – поближе вне закона:
тишина укуталась в меха –
в пыльные меха аккордеона.
За окном – рождественский хамсин:
снег пустыни, гиблый снег пустыни,
в лисьих шкурках мерзнет апельсин,
виноград сбегает по холстине.
То увянет, то растет тосква,
дозревает ягода-обида:
я люблю, но позади – москва,
засыпает в поясе шахида.
Впереди – варшава и берлин,
варвары, скопцы и доходяги,
и курлычет журавлиный клин
в небесах из рисовой бумаги.
Мы – одни, и мы – запрещены,
смазанные кровью и виною,
все мы вышли из одной войны,
и уйдем с последнею войною.
2013
Новое.
* * * *
О полном собрании лжи,
загадившем книжные полки,
мой друг паганель, расскажи,
вернувшись домой с барахолки.
Мы помним тюремный уют
страны, что живёт на болотах,
а здесь, до сих пор, продают
стихи в дорогих переплётах?
Со вкусом воды и земли
и невосполнимой утраты:
стихи, что кого-то спасли,
стихи, что во всём виноваты.
Сползает туман по реке
и солнце встаёт заводное
в стихах – на чужом языке,
где каждое слово – родное.
К примеру: война и шинель,
добро, человечество, скверна,
а знаешь, мой друг, паганель,
купи мне дюма и жюль верна.
Под шелест казённых бумаг
и шёпот игрушек из фетра,
под звон мушкетёровых шпаг
и рвущийся парус от ветра,
Когда остывают враги –
покинуть небесную лигу,
прошу, в благодарность, сожги
меня, как запретную книгу.
Да будет развеян окрест
мой пепел, спасая влюблённых –
из рая и ада, из мест,
поверь мне, не столь отдалённых.
2024
НОВОЕ.
* * * *
Когда придёт за нами снег,
тогда природа ахнет,
что этот снег – один на всех,
подземной жизнью пахнет.
Как будто он в себя впитал
небес людские свойства,
где в каждом облаке – металл
и хитрые устройства.
Пусть сыплется ночной снежок
и пусть луна – с пилюлю,
но ты, не засыпай, дружок –
посматривай в кастрюлю.
Возьми, как ноту фа-диез –
два фарша для контраста,
чтоб сделать соус болоньез,
а после – будет паста.
А пасту, без вина – нельзя,
пусть отдыхает проза,
и снова к нам придут друзья
воскресшие, с мороза.
Мы улыбнёмся тишине
сквозь чёрный снег исхода,
и позабудем, что войне
исполнилось три года.
И навсегда запомним нас:
в последний день недели,
в пустынный комендантский час,
без слов, на самом деле.
24.11.2024
**********
Фото: Из далёкой мирной жизни. На кухне у группы "Грусть Пилота".
новое
ОСКОЛКИ
Вечером, после обстрела,
время свернулось в клубок:
кошка моя постарела,
начал покашливать бог.
Скучен блэкаут коринфу,
варварам нравится тьма,
этой традиции в рифму
следует даже зима.
К паузе, к дороговизне,
к страшному в скобках суду,
в спарринге – с образом жизни,
с образом смерти – в ладу.
Прячется в каждом народе –
гибельный сад за углом:
с грустью – в одном переводе,
с кожаной плетью – в другом.
И, сквозь мои недомолвки,
лезут с шипением на свет –
мысли, как будто осколки
вечером сбитых ракет.
Я попрошу о немногом
павшую с неба звезду:
пусть наиграется с богом
кошка, когда я уйду.
Только оставлю в утиле
этих осколков запас,
чтобы они не убили
и не поранили вас.
2024
Иллюстрация: Искусственный интеллект Midjourney & A.Kabanov
* * * *
Я люблю – подальше от греха,
я люблю – поближе вне закона:
тишина укуталась в меха –
в пыльные меха аккордеона.
За окном – рождественский хамсин:
снег пустыни, гиблый снег пустыни,
в лисьих шкурках мерзнет апельсин,
виноград сбегает по холстине.
То увянет, то растет тосква,
дозревает ягода-обида:
я люблю, но позади – Москва,
засыпает в поясе шахида.
Впереди – Варшава и Берлин,
варвары, скопцы и доходяги,
и курлычет журавлиный клин
в небесах из рисовой бумаги.
Мы – одни, и мы – запрещены,
смазанные кровью и виною,
все мы вышли – из одной войны,
и уйдем с последнею войною.
2013
....................
Художник Наталя-Софія Кулявець
Рубрика: МОЯ НОВАЯ КНИГА.
На днях, в израильском издательстве "Книга Сефер" – выходит моя большая книга абсолютно новых стихотворений: "СЕЙЧАС НАЧНЁТСЯ ".
В оформлении обложки использована картина Андрея Макаревича.
Для читателей моей предыдущей книги "Исходник" – знакомо знаковое издательство и профессиональное отношение к делу Виталий Кабаков.
В книгу "СЕЙЧАС НАЧНЁТСЯ " вошли только новые стихотворения, которые я написал после выхода книги "Исходник".
Никаких повторений!
Заказать книгу с доставкой ВО ВСЕ (для Украины – будет отдельное издание) цивилизованные СТРАНЫ – можно и нужно у Виталия Кабакова:
По телефону/вацап +972502423452
Спасибо большое за работу над книгой:
Дизайн Юлии Дозорец
Макет Андрея Бондаренко
Редактор проекта Алла Борисова-Линецкая.
############
Дорогие: друзья, коллеги, подписчики – буду рад, если эта книга пополнит вашу библиотеку.
Держимся. Победим.
Родной и многострадальной Херсонщине.
* * * *
Пусть будет день похож на пищу,
и пусть летит ударный дрон –
сюда, к родному пепелищу,
домой, в разбомбленный херсон.
И каждый череп, каждый хрящик
пусть соберёт в один итог,
и нам откроет чёрный ящик,
в котором спрятан новый бог.
Пусть будет день, покорный воле,
которая светлей всего,
пусть будет сын, чтоб выйти в поле
и разминировать его.
И улыбаясь безоружно –
под небом из кривых зеркал:
засеять тем, что людям нужно,
и вырастить, что бог послал.
Пусть будут овощи без грусти
и злаки только из добра,
и я найду тебя в капусте,
где листьев полное собра-
-ние, совсем как наших в польше
детей с надломленной судьбой,
я обниму тебя, и больше –
мы не расстанемся с тобой.
2024
На фото: Центр Херсона сегодня.
* * *
Кто мог предвидеть
страшный мор
в одной шестой земли:
меня зачистили в упор,
под корень извели.
Тогда империя сошла,
как мыльная вода –
сквозь чёрную воронку зла:
прощай, моя звезда.
Слегка потрескивал мангал
среди родных могил,
когда я ноги раздвигал
и с нежностью входил.
Кто знал, что будет впереди:
погром, чума, война,
любовь и рак в её груди,
стенания – стена.
Кто ведал в тишине дворов
сквозь онеменье птиц:
про мову нынешних воров
и про язык убийц?
Где память, словно
яд для стрел,
и высота – на дне,
кто в прошлое,
как в даль смотрел
и плакал обо мне.
2023
Прошу не путать автора с лирическим героем.)
* * * *
Один шпион в саду лежит
и засыпает в вечном спаме,
а рядом с ним – пион шипит
на розу белую с шипами.
Другой шпион сидит в кино:
и улыбается, как плачет,
все кончено, предрешено,
но это – ничего не значит.
А третий, в драповом пальто,
стоит на кухне с чашкой грога,
в окне взрывается авто,
и это значит очень много.
Четвертый, раненный в плечо,
бежит, преследуя коллегу,
и это было-бы ничо,
картина маслом, кровь по снегу.
Вдруг показался летний сад,
в котором он настиг злодея -
шпиона первого, расклад,
его судьба – моя идея.
Вот так и я, не вспомню, где:
на паперти, на биеннале,
когда, в какой земле-воде
они меня завербовали.
Я был оторван от сохи,
от родины, от бедной мамы,
я публикую не стихи,
я публикую шифрограммы.
2020
* * *
Видишь: на голубом глазу плывут мои облака,
розовые, нагие, перистые, когда :
сын водолаза и дочь погибшего горняка
празднуют свадьбу, в бокалах – земля/вода.
Видишь: шахтёрские каски полны моего угля,
в мисках пищат моллюски и прочая лабуда,
что подарить новобрачным – спрашивает земля,
что подарить новобрачным – спрашивает вода.
Вот акваланги, а вот и отбойные молотки,
чёрные ласты бабушки, дедушкин тормозок ,
вот тамада забыл, что он – без правой руки,
что он – ослеп, но голос его высок.
Первая брачная ночь, девственность на века,
больше детей не будет, не будет детей всегда:
утром проверят простынь, белую, как облака:
а в центре ее – пятно, это – земля и вода.
2019
Сегодня День ТРО.
* * * *
Из маленького храма
на собственной крови –
меня вела программа
на поиски любви.
Я шёл дорогой ровной,
затем – тропой кривой,
от памяти – огромной
вращая головой.
Меня встречал – прошитый
крестами в полный рост,
увенчанный ракитой –
троещинский погост.
Там муравьи-мурашки
построили ковчег,
там бог хранит растяжки –
последние, для всех.
Там, в противопехотных,
пустынных небесах –
звучат команды ротных
и взводных голоса.
В бою с теробороной
зачищены с лихвой –
серёжка с малой бронной
и витька с моховой.
А рядом спят герои
из киевской весны:
тероборона трои –
троещины сыны.
И я – случайным спамом,
был прислан бытиём:
на встречу с новым храмом,
молчащем о своём.
И я – своё отвечу:
что всем смертям на зло,
пришёл на эту встречу,
а время – не пришло.
2023
* * * *
Гори, гори моя тетрадь,
а в ней – мои стихи и басни,
и время на любовь не трать,
а ты, звезда моя, погасни.
Пускай горят – свеча, маяк,
свет на литературной кухне,
где анненский и пастернак,
а ты, звезда моя, потухни.
Как женщина, уйди во тьму –
ко мне, во внутреннее зренье,
и ты увидишь – почему
я написал стихотворенье.
Где все апрели и маи
в нательных крестиках сирени:
откроют вам глаза мои –
печальнее, чем все евреи.
Которые, сквозь смерть, подряд
к нам обращаются веками,
что рукописи не горят –
из газовых и кинокамер.
Они со мною говорят
и в тишине звенит обида,
когда сожгут мою тетрадь –
тогда взойдёт звезда давида.
В моём детдоме для котят
и для щенят любого вида,
в тот час, когда меня простят –
пускай взойдёт звезда давида.
2024.
Фото: Прощание с журналом ШО (2022). Автор фото: Юлия Червонящая.