-
Записки о литературе, кино и культуре. Автор @Kopyloffkirill
Немного новостей из мира литературы
— Квентин Тарантино выпустил первый роман «Однажды в Голливуде». Сюжет книги во многом повторяет фильм, дополняя его прошлым Клиффа Бута. Кто подзабыл — это герой Брэда Питта. Фильм намекает, что Бут убил свою жену, так вот, кажется, это правда, и в романе детально описано само убийство. «Однажды в Голливуде» классный фильм, книга, думаю, тоже удалась, но я все-таки жду от Тарантино другого обещанного романа — «Размышления о кино». О нем пока тишина.
— Брали книги в библиотеке и не возвращали? Можете не спешить. В Англии вернули книгу, взятую в библиотеке 300! лет назад. Книга под названием «Вера и практика англиканской церкви» была взята из церковной библиотеки в 1709 году. И вот недавно жительница Уэльса нашла эту книгу среди вещей своей покойной родственницы. Которая указала прямо в завещании, что книгу необходимо вернуть в библиотеку Шеффилдского собора. Сложно представить, как книга могла храниться более 300 лет в одной семье и не потеряться, и почему ее не вернули раньше. Видимо, не так легки, оказались к прочтению основы англиканской церкви.
— Следующая новость из США, где форматы брачных шоу ушли в экспериментальный формат. Планируется выход реалити-шоу по мотивам «Гордость и предубеждение» Джейн Остин. Создатели шоу воссоздадут атмосферу 19-ого века. Участники будут жить в замке, передвигаться в карете, ходить на охоту и писать рукописные письма. У проекта сразу две цели: помочь героине найти своего «герцога», а также проверить в действии старомодные подходы в ухаживании. Все это звучит забавно, но уверен, если в США пройдет хорошо, то и наши запустят нечто подобное.
— Закончился Каннский кинофестиваль. Фильм Кирилла Серебрянникова по роману «Петровы в гриппе и вокруг него» Алексея Сальникова не взял главных призов и был отмечен только за операторскую работу. Я пока не собираюсь смотреть фильм, но если вы еще не читали роман, то обязательно попробуйте. Я немногим ранее о нем писал. Вот ссылочка /channel/kotlovanknig/118
Пожалуй, кто-то скажет, что Глуховский, известный своей оппозиционностью к действующей власти, пытается играть на любимой ноте. Это не совсем так. Не высмеивая или очерняя конкретно нынешнюю власть, Глуховский рисует портрет русской истории, цикличной и замкнутой. И, к сожалению, получается у него вполне убедительно. Особенно пугает, что наносимые автором мазки идеально ложатся на холст именно постапокалиптической России.
Но даже без исторических параллелей «Пост I» и «Пост II» остаются сильными сюжетными книгами, где нет однозначно хороших или плохих. В рушащемся мире любовь и уважение пасует перед желанием обладать силой. Инстинкты всегда берут вверх.
Впрочем, даже в мрачном окончании, а заканчивается цикл далеко не happy endом, все-таки есть надежда на спасение. Еще одна черта русской истории: за крахом неизменно следует Возрождение. И определенно не просто так Глуховский вкладывает эту надежду именно в женские руки.
Итого
Ремесленный первый роман и более искусный, мощный по своей идее второй. Оба крайне сюжетные и сухие стилистически. Крепкая работа смело и откровенно говорящая с читателем, но в то же время эмоционально тонкая, где-то сентиментальная и просто интересная. Слушайте – не пожалеете.
Когда два больших писателя живут в одно время, вопрос: «Были они знакомы и как относились друг к другу?» — возникает непроизвольно. Интересно все-таки.
Леонид Юзефович, замечательный современный автор, нашел вот такую забавную историю из взаимоотношений Льва Николаевича Толстого и Ивана Тургенева.
Толстой и «Отцы и дети»
Летом 1861 г. Лев Толстой приехал в гости к Тургеневу в Спасское-Лутовиново. После обеда хозяин дал гостю прочесть рукопись почти законченных "Отцов и детей". Тот взял ее и ушел в другую комнату, но когда через пару часов Иван Сергеевич заглянул к приятелю узнать, какое впечатление произвел на него роман, то увидел, что Лев Николаевич сладко спит. С этого началась одна из их многочисленных ссор. Однажды дело едва не дошло до дуэли, не состоявшейся только потому, что противники не сошлись на оружии — Толстой хотел стреляться на ружьях и не соглашался на банальные пистолеты, на которых настаивал Тургенев.
Достоевский и Толстой
Но многих, конечно, волнует вопрос отношений Толстого и Достоевского. Ситуация, мягко скажем, странная. Достоевский всего на 6 лет старше, оба выдающиеся мыслители, признанные гении русской литературы, жившие в одно время — не были знакомы и ни разу не встретились.
Была история, как оба присутствовали то ли на лекции, то ли на каком-то семинаре, но пересечься и затеять знакомство им не удалось. Споры о том, кто более великий можно услышать до сих. Но красноречивее всего письмо Толстого, написанное сразу, как он узнал о смерти Достоевского.
«Как бы я желал уметь сказать все, что я чувствую о Достоевском. <…> Я никогда не видел этого человека и никогда не имел прямых отношений с ним, и вдруг, когда он умер, я понял, что он был самый, самый близкий, дорогой, нужный мне человек. Я был литератор, и литераторы все тщеславны, завистливы, я по крайней мере такой литератор. И никогда мне в голову не приходило меряться с ним — никогда. Все, что он делал (хорошее, настоящее, что он делал), было такое, что чем больше он сделает, тем мне лучше. Искусство вызывает во мне зависть, ум тоже, но дело сердца только радость. Я его так и считал своим другом и иначе не думал, как то, что мы увидимся, и что теперь только не пришлось, но что это мое. И вдруг за обедом — я один обедал, опоздал — читаю: умер. Опора какая-то отскочила от меня. Я растерялся, а потом стало ясно, как он мне был дорог, и я плакал и теперь плачу».
Донна Тартт одна из самых интересных из ныне живущих авторов. Радикально отличаясь и даже как-то не вписываясь в современный литературный мир, Тартт в то же время сосредотачивает в себе литературу в чистом виде. Она остается реликтовым типом писателя, о котором говорят не скандалы, интервью, youtube-шоу или подкасты, а исключительно ее книги.
За 30 лет литературной деятельности Донна Тартт написала 3 книги! Ее личный дедлайн непререкаем: 1 роман в 10 лет. В 2014 вышел «Щегол» — и сразу стал хитом. В том же году журнал «Тайм» включил Тартт в список «100 самых влиятельных людей года».
При всем интересе к своей персоне Тартт, в эпоху максимальной открытости и вытаскивания наружу всевозможных травм, преступно мало говорит о себе. Поэтому вышедшее с ней недавнее интервью практически уникальная возможность узнать, чем «подпитывается» талант этой удивительной и невероятно стильной женщины.
В тексте Тартт много говорит о любви к Италии, делится писательскими привычками, даже отвечает на вопрос о кухне (готовить она не любит). Но всегда волнует, что читают авторы такого калибра, чем вдохновляются…Эти отрывки я приведу в переводе.
Из интервью
— Вы слушаете музыку, чтобы отдохнуть от писательства?
Иногда слушаю и пишу одновременно. Музыка эпохи барокко и стиля эмбиент помогают сконцентрироваться. Когда писала «Тайную историю», то много слушала Сибелиуса (финский композитор). Нордическое настроение очень подходило к этой книге.
— Любимые композиторы или певцы?
Есть исполнители к которым я постоянно возвращаюсь: Билли Холидей, Телониус Монк, Чет Бейкер, Брайан Ино, Филип Гласс, Гленн Гульд. Но я выросла и на поп-музыке и никогда не устаю слушать Дэвида Боуи или The Velvet Underground, или Jesus and Mary Chain. Люблю Эллиотта Смита. Lana del Rey — моя любимая поп-исполнительница в последние несколько лет. Недавно много слушала Сиднея Бише.
— Что-то из классики?
Люблю раннюю классику: Джованни Палестрина и Гийом де Машо. Еще люблю Брамса, Бетховена, Моцарта, Вайля.
— Кто из писателей вас вдохновляет?
Гомер, древнегреческие поэты и трагики, Данте и Шекспир – пожалуй, мои главные учителя. Во время пандемии я перечитала «Макбет» и «Гамлета». Очень люблю Диккенса, Набокова, Пруста, Достоевского, Йейтса, Борхеса, Эдит Уортон, Ивлин Во, Сэлинджера, Вирджинию Вульф. Диккенс и вовсе был частью семейной истории.
— Из современных?
Я больше читаю из 19-ого века, чем 20-ого или 21-ого. «Замогильные записки» Шатобрияна сопровождали меня на протяжении почти всего 2020 года. При этом я люблю Эдварда Сент-Обина, Харуки Мураками, Ольгу Токарчук, Дона Делилло, Винфрида Георга Зебальда, Джоан Дидион. Моим открытием во время пандемии стали книги «Головоломка» Сибил Бедфорд, «Всё ни за что» Вальтера Кемповски и «Балкон в лес» Жюльена Грака.
— Помните первую прочитанную книгу?
Конечно! Это «Ветер в ивах» Кеннета Грэма. Она продолжает быть среди любимых.
— Вы писатель, который крайне хорошо разбирается в моде. Как так получилось?
Я интересовалась модой с детства. Мама любила одеваться и всегда хорошо одевала меня, но настоящая любовь к моде началась с классических фильмов, что я видела по телевизору. Помню, меня покорило сверкающее платье-комбинация, которое создал Адриан Адольф Гринберг для Джин Харлоу в фильме «Обед в восемь». Подростком мне нравилась американская дизайнер Эдит Хэд. Она просто воплощение элегантности. Хэд создавала потрясающую одежду для таких звёзд как Вероника Лэйк и Лана Тёрнер, но то, как она одевалась сама – это нечто невероятное. Белое платье-халат и тёмные очки в круглой оправе до сих пор в моём гардеробе.
— Какие любимые дизайнеры теперь?
Я люблю местных дизайнеров (Донна живет в Нью-Йорке). У IFSoho New York прекрасная коллекция. Среди известных модных домов мне нравятся Valentino, Yves Saint Laurent, Carolina Herrera, Dries Van Noten, Chloé, Etro. Моя первая дизайнерская вещь была из ранней коллекции Ann Demeulemeester. После этого были покупки от Prada, Comme des Garçons, Rick Owens, Jil Sander. Я до сих пор ношу эти вещи. Сейчас они выглядят так же авангардно, как и тогда.
Оскар де Мюриэл. «Темные искусства»
Без долгих вступлений — сразу к делу.
Сюжет
Эдинбург. Шотландия. Поздний осенний вечер 1889 год. Шесть членов одной семьи собираются, чтобы провести сеанс спиритизма с помощью известной в своем деле цыганки. Вызвать с того света они хотят дух бабушки Элис, властного матриарха семьи, при жизни обладавшей тягой ко всему сверхъестественному. Элис спрятала какое-то важное сокровище и, скоропостижно умерев, унесла тайну с собой. Расположение тайника и волнует всех собравшихся.
Сеанс начинается…
Утром слуга обнаруживает, что все шесть представителей семьи мертвы без признаков насилия. В живых остается только цыганка.
Дело поручают Адольфусу Макгрею — взрывному здоровяку шотландцу по кличке «Девятипалый»; и классически аккуратному английскому денди Иэну Фрею. Им предстоит выяснить, что убило шестерых человек: злой дух, колдовство цыганки…или всему есть рациональное объяснение?
О книге
Начнем с того, что постичь логику издательства мне не удалось. «Темные искусства» — 5-й роман де Мюриэла, где главными героями выступают упомянутые Макгрей и Фрей, но первый переведенный на русский. Что сподвигло переводить с конца выше моего понимания.
Иногда герои перебрасываются воспоминаниями из прошлых дел, и читателю приходится самому додумывать события. В 5-й книге Макгрей и Фрей добрые друзья, хоть и любят подколоть друг друга на национальной почве презрения между шотландцами и англичанами. Меня крайне расстроило, что история их знакомства осталось где-то далеко в первом, пока непереведенном романе.
Но в целом, несмотря на такой скачок, «Темные искусства» самодостаточное произведение. Детективная линия цельная и законченная. Следить за развитием событий крайне интересно.
Оскар де Мюриэл выглядит крепким ремесленником жанра. Он не пытается углубить повествование психологией или философией. Каждый персонаж в системе романа находится ровно на своем месте. Если английскому джентльмену Фрею положено думать рассудительно — он так и поступит. От буйного шотландского нрава ожидаешь быстрой расправы — Макгрей действует именно таким нахрапом. То же самое касается и второстепенных героев.
Автор не стесняется открыто использовать стандартные детективные лекала, которые отлично работают. Загадочное и мистическое убийство (привет всей школе викторианского детектива), мрачный дождливый Эдинбург, парочка совершенно разных, но крайне обаятельных детективов.
Лишив повествование цветистости отвлеченных тем, де Мюриэл, пожалуй, добился исключительно положительного результата, предоставив любителям детективного жанра концентрированный продукт на 380 страниц.
Смущает тот факт, что речь идет о 5-й книге серии. Если каждая из них сделана по добротному, но несколько однотипному шаблону — это уже настораживает. С другой стороны, стоит ли беспокоиться о писательских амбициях автора, пока остальная серия еще далека от перевода на русский и нашей оценки.
Итого
«Темные искусства» — ладно скроенный детектив, который идеально подходит для легкого чтения. Та самая книга, которую можно читать как в кровати перед сном, так и на пляже, спасаясь от жары.
В зарубежной литературе многие вещи кажутся нам непонятными из-за незнания контекста, истории или обычаев того времени.
Я припоминаю одну историю, кажется, из романов Джейн Остин, где героиня очень переживает, назначив прием гостей на ранний вечер. Причина переживаний: гости будут есть при свете дня, а значит подумают, что дом не отличается материальным достатком.
Почему?
Все дело в свечах. В конце 17-ого, начале 18-ого века производство свечей обходилось дорого. Позволить себе ужин при свечах могли только состоятельные семьи. Остальным приходилось завершать дела и проводить светские посиделки пока за окном еще не стемнело. Поэтому героиня и чувствует себя смущенной.
Любопытно, кстати, не отсюда ли растет ореол романтики, окружающий «ужин при свечах» уже в наше время. Возможно, мы, сами того не понимания, отдаем дань светским условностям двухвековой давности.
О похожих казусах пишет другая британка Элизабет Гаскелл. Героиня ее неоконченного романа “Жены и дочери”, будучи гувернанткой в богатом доме, вышла замуж за сельского врача и переехала к нему. Спустя некоторое время она навещает своих бывших работодателей как раз во время ланча (около 12:00 - 13:00). Хозяин дома предлагает ей кроме легкого перекуса нечто более существенное. На что героиня, оскорбившись, отказывается словами: “Я никогда не ем мяса в середине дня!”
Что ее обидело?
В 19-м веке время приема пищи указывало на социальный статус не меньше одежды, дома и всего остального. Аристократы любили долгий сон, их завтрак и обед отодвигались все дальше. Дошло до того, что удобным временем обеда считалось 7-8 часов вечера. Поэтому вышеупомянутая дама и посчитала себя оскорбленной. Ведь если согласиться принять плотную пищу в середине дня, это укажет, что она рано встала и рано позавтракала, а значит сразу падает по социальной лестнице. Чтобы избежать этого падения, героиня предпочитает остаться голодной.
Раз речь зашла об обедах, то немного кулинарии не помешает. Одним из самых гастрономических писателей является Чарльз Диккенс. Из-за голодного детства он всегда уделял особое внимание еде, создавая с ее помощью домашнюю уютную атмосферу.
Вот замечательная сцена из “Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим”
«Затем, по заведенному раз навсегда порядку, от которого не разрешалось ни малейших отступлений, я приготовил для нее стакан горячего белого вина с водой и длинные тоненькие гренки. После всех этих церемоний мы остались наедине; бабушка сидела напротив, попивала свой напиток, обмакивая в него гренки, прежде чем отправить их в рот, и благодушно взирала на меня из-под оборок своего чепчика»
Отдельная тема в творчестве Диккенса — это Рождество, где наряду с индейкой часто упоминается пудинг.
«Внимание! В комнату повалил пар! Это пудинг вынули из котла. Запахло как во время стирки! Это от мокрой салфетки. Теперь пахнет как возле трактира, когда рядом кондитерская, а в соседнем доме живет прачка! Ну, конечно, — несут пудинг!
Котел, стирка, прачка...Мягко скажем далеко не самые аппетитные ассоциации, но Диккенс не придумывал.
Пудинг действительно не пекут, а варят. Происходит это в котле, в тряпке, на протяжении 6 часов. Самое любопытное, что готовить пудинг начинают примерно за 3 недели до Рождества. После варки он стоит неделями в холодном темном месте, и в него постоянно подливают ром. Столь долгое хранение обеспечивает специальный говяжий жир. Он не имеет вкуса или запаха, но позволяет пудингу не портиться. Вместе с жиром и замоченными в роме сухофруктами он может храниться месяцами, и описание перемешанных в нем запахов трактира, кондитерской и прачечной подходит как нельзя лучше.
Прочесть в каком-нибудь романе историю красивой, трагичной, сложной любви дело привычное. Некоторые только ради этого их и читают. Но бывает такое, что любовная история в жизни самого писателя может легко дать фору любой книге. Как, например, отношения Оноре де Бальзака и Эвелины Ганской.
Выход романа “Шагреневая кожа” сделал из Бальзака восходящую звезду литературы. Поклонники и поклонницы забрасывали его письмами. Среди них было одно необычное: без обратного адреса и подписанное псевдонимом “Чужестранка”.
В письме “Чужестранка” расстраивалась из-за цинизма и атеизма Бальзака, в то же время признавая его писательский талант. Спустя несколько месяцев пришло второе письмо, где она, не раскрывая своего имени, предложила завязать переписку. Если Бальзак согласен — он должен опубликовать в газете “Котидьен” объявление о получении данного письма. Заинтригованный, попавший на крючок писатель, выполнил это условие.
“Чужестранка” раскрыла свое инкогнито. Это была Эвелина Ганская, аристократка из богатого и знатного польского рода, дочь сенатора Российской Империи, жена графа Венцеслава Ганского, с которым она жила в родовом имении Верховня (Житомирская область, Украина).
Ганская и Бальзак договорились о встрече. Она произошла в Швейцарии, куда Эвелина приехала вместе с мужем. Сам граф не подозревал увлечения жены и был крайне горд таким вниманием к их паре со стороны модного французского автора. Однако идиллия влюбленных продолжалась недолго. Чета Ганских уехала дальше путешествовать по Европе, Бальзак вернулся к себе.
8 лет. Целых 8 лет они продолжали писать друг другу. Эвелина была намного младше своего мужа, Бальзак надеялся, что они будут вместе после его смерти. Когда граф умер, то Ганская не могла выйти замуж за Бальзака из-за оставленного ей наследства. По законам того времени только сам император Николай I мог дать право выйти замуж за иностранца и вывезти за границу наследуемое состояние.
Этого разрешения пришлось ждать еще 6 лет. В течение этого срока Бальзак дважды приезжал в Верховное. Во время второго визита Эвелина ответила ему согласием.
Оноре де Бальзак и Эвелина Ганская поженились спустя несколько личных встреч и 17 лет любовной переписки.
Бальзак писал: «Я женился на единственной женщине, которую любил, которую люблю еще больше, чем прежде, и буду любить до самой смерти. Союз этот, думается мне — награда, ниспосланная мне Богом за многие превратности моей судьбы, за годы труда, за испытанные и преодоленные трудности. У меня не было ни счастливой юности, ни цветущей весны, зато будет самое блистательное лето и самая теплая осень».
Спустя 5 месяцев Бальзак умер в Париже от гангрены, усиленной тяжелой болезнью сердца и сосудов. Ему был 51 год.
Эвелина Ганская оплатила все долги писателя, потратив на это остатки своего состояния. Спустя год она познакомилась с живописцем Жаном Жигу. Их отношения продлились 30 лет до самой ее смерти.
Решил отдохнуть от больших книг и перечитал “Загадочное происшествие в Стайлзе” Агаты Кристи. Первое знакомство было лет 15 назад, поэтому имя убийцы оказалось крепко забыто.
Надо сказать, что я соскучился по детективам такого рода. Есть в них свое очарование: огромные поместья, изысканные манеры, неспешный чай, но самое главное — способ убийства. Жертва умерла от яда! От яда, а не жутких пыток или издевательств, она не расчленена, не валяется обезображенной в луже крови, ее не преследовал маньяк, психопат, насильник.... При этом главный детектив не страдает от алкоголизма, наркотиков и не мучается угрызениями совести. В общем, Агата Кристи продолжает дарить радость всем поклонникам жанра, особенно тем, кто устал от моды на скандинавскую кровавую мясорубку.
“Загадочное происшествие в Стайлзе” — первый полноценный роман Агаты Кристи, а история его появления крайне мотивирующая.
В детстве, тогда еще Агате Миллер (Кристи — фамилия первого мужа) запрещалось читать книги. Ее мама, следуя каким-то методикам того времени, не желала учить дочь чтению и письму до 8 лет, хотя сама была крайне образованной женщиной. Несмотря на запрет Агата выучилась читать в 4 года, а, повзрослев, начала пробовать писать. Первый роман, написанный под впечатлением от жизни в Египте, назывался “Снег в пустыне”, но никто не захотел его печатать.
У Агаты была старшая сестра — Маргарет, которая также пробовала свои силы в литературе. Именно она познакомила младшую Агату с трудами Артура Конан Дойла о Шерлоке Холмсе. В одной из бесед Агата сказала, что она вполне может написать книгу, где до самого конца не будет ясно имя убийцы. Маргарет скептично отнеслась к оптимизму сестры. Между ними произошел следующий диалог:
— Не думаю, что у тебя получится, — сказала Маргарет. — Это слишком трудно. Я уже думала об этом.
— А мне бы все-таки хотелось попробовать, — ответила Агата.
— Держу пари, что ты не сможешь, — заявила Маргарет.
Настоящее пари сестры так и не заключили, но Агата, что называется, “закусила удила”, и где-то глубоко стал пробуждаться ее выдающийся детективный дар.
Роман был написан в 1916 году. Спустя несколько лет описанного выше диалога. Напечатали его только в 1920, после череды отказов от издательств. Любопытно, что в издательстве “Бодли Хед”, под эгидой которого роман увидел свет в Великобритании, рукопись романа пролежала целых 2 года. Сама Агата успела забыть, что вообще отправляла туда экземпляр.
Критика достаточно высоко оценила книгу. Каким-то образом стало известно об упомянутом споре. Газета The Times в рецензии написала следующее: “Говорят, что первая книга автора является результатом пари о способности написать детективную историю, где читатель не сможет узнать убийцу. Каждый читатель должен признать — пари выиграно”.
Есть у Хемингуэя автобиографический роман “Праздник, который всегда с тобой”, где писатель описывает свою жизнь в Париже 20-х годов.
Пожалуй, главная ценность книги в портретах видных людей того времени, что слетались в Париж как мотыльки на свет, и которых Хемингуэй знал лично: Гертруда Стайн, Эзра Паунд, Ф.С. Фицджеральд, Дос Пассос, Джеймс Джойс…
Однако у романа есть своя любопытная предыстория, но сначала перенесемся в “Риц” — один из самых фешенебельных отелей Парижа, который с момента своего открытия привлекал известную и состоятельную публику.
Хемингуэй проникся любовью к Рицу в 1921 году, когда тесно дружил с Фицджеральдом. Тот много печатался в журналах, его читали, любили и хорошо платили. Дружба между Хемингуэем и автором “Великого Гэтсби” возникла на фоне общей страсти к выпивке. Где кутить двум молодым писателям как не в самом дорогом отеле Парижа?!
Перу Хемингуэя принадлежат слова: “Когда я задумываюсь о жизни в раю, воображение всегда переносит меня в парижский Ritz"
С годами любовь Хемингуэя к отелю не ослабла. В 1944 году, будучи военным журналистом, писатель снова оказался в Париже. Первым делом вместе с группой партизан он отправился именно в Риц, чтобы освобождать известные винные погреба. Немцов к тому времени там уже не было, поэтому “освободители” приступили к бурному празднованию и обильному возлиянию.
Но теперь к главному. В 1956 году Хемингуэй путешествовал по Европе со своей четвертой женой Мэри. На обратном пути они заехали в Париж и, конечно же, остановились в Рице. Владелец отеля Чарльз Риц откопал в подвале и передал Хемингуэю два старых чемодана, которые тот забыл еще в далеком 1928 году! Эти чемоданы были заполнены блокнотами, где еще молодой Хемингуэй фиксировал все, что происходило с ним в Париже в 20-е годы. Воодушевившись найденными записями, Хемингуэй решил закончить работу, начатую почти 30 лет назад. Ее итогом стала книга “Праздник, который всегда с тобой”.
Вот так французский отель внес свою лепту в американскую литературу. Риц, кстати, всегда понимал кому обязан культовостью. Поэтому свой знаменитый бар он назвал именно “Бар Хемингуэй”. Ниже ссылка на его сайт. Он, кажется, был закрыт из-за реконструкции или ковида, точно не скажу, но пишут, что 9 июня состоится его открытие.
Поэтому, если будете в летом в Париже, — обязательно заскочите и пропустите рюмашечку за старину Хэма.
https://www.ritzparis.com/en-GB/fine-dining-paris/bar-hemingway
“Петровы в гриппе и вокруг него” Алексея Сальникова стали литературным открытием 2017 года. И дело не во множестве литературных премий, а в живом читательском интересе! Книгу советовали, о ней спорили, одни находили ее прекрасной, другие — ужасной, третьи — мерзкой и дальше по списку.
Я долго не брался за роман. Смущала вездесущность, всеформатность этого текста: публикация в журнале — книга — театральная постановка — экранизация. “Пусть спадет волна, — думал я, — уляжется, а потом можно спокойно читать”. Спустя 4 года взялся.
О книге
Канун Нового года. Екатеринбург. Петров — автослесарь; его бывшая жена Петрова — библиотекарша; их сыну Петрову-младшему 8 лет. Они ведут простую обывательскую жизнь: ездят на работу, мучаются на работе, кого-то читают, что-то рисуют, шьют костюм на детский утренник, идут на детский утренник и — самое главное — они поочередно болеют гриппом.
Гриппом, вместе с которым в жизнь Петровых просачивается какой-то инфернальный морок. Вот Петров возвращается с работы, встречает друга со странными инициалами АИД, и вместе они напиваются в катафалке, рядышком с гробом и трупом. В этом время Петрова — скромная библиотекарша с татарскими корнями, испытывает маниакальную тягу к убийствам, подрезая ножиком на улице незнакомых мужчин.
Детские воспоминания героев, прошлое и настоящее смешиваются в разной дозировке из-за чего роман кажется бессюжетным. В нем отсутствует привычная мотивация героев, если не считать таковой стремление Петрова добраться домой после череды пьяных приключений. Но чем дальше проникаешь в это воспалено-болезненное марево, тем четче проявляется потусторонняя область книги.
Сальников — гениальный трикстер. Подобно скандинавскому, а теперь для многих уже марвеловскому богу-ловкачу Локи, Сальников создает мир иллюзий, наполняя роман то греческим мифом об Аиде и Персефоне, то профайлерским срезом бытовухи маньяка, то, в лучших традициях русской литературы, переключаясь на жизнь униженного и оскорбленного “маленького человека”.
Отличить реальность от выдумки и гриппозного бреда становится все труднее. Отсюда полярность восприятия романа. Одни включаются в эту игру, другие предпочитают обойти стороной шатер иллюзиониста Сальникова. К тому же автор не сильно церемонится с читателем и намеренно грешит многословностью. Но грипп по Сальникову именно такой. Когда лежишь температуря с застывшим взглядом, медленно и внимательно разглядывая завитки обойного рисунка, потому что нет сил повернуть голову.
“Петровы в гриппе…” — роман, который надо переболеть внутренне. Тогда все станет слепяще ярким, горячим, с привкусом лекарства, а еще невероятно смешным. Я давно так не смеялся над книгой. Перечитывал вслух и смеялся снова. Смеялся с мастерства автора разглядеть чудаковатую доброту в ностальгической стихии серых панелек, хамоватых контролеров, елок с криками “Сне-гу-роч-ка! Сне-гу-роч-ка”, кухонной философии под бутылочку, отдающих душком подъездах и фразе “я не могу долго говорить, у меня деньги на телефоне скоро закончатся”. Это не столь далекое прошлое вызывает приступ такой душевной сентиментальности, что лезешь в старые бумажные альбомы, перебираешь забытые фотографии, удивляясь, как быстро все изменилось, и неужели это я, стою на елке в костюме Петрушки.
Ближе к концу книги Сальников чудесным образом собирает всю конструкцию воедино. На свое место становятся воспоминания Петрова, пьянка в катафалке, холодная рука Снегурочки, самоубийство одного друга и мифическая жизнь другого, даже таблетка аспирина из 70-х годов находит свое место. Каждая деталь пристраивается, приводит в действие другую деталь, а над всем этим простирается булгаковская и отчасти нило-геймановская мистика, где греческий бог вполне может оказаться собутыльником, жена — маньяком, Снегурочка — образом смерти, а может быть все это лихорадочный бред, вызванный гриппом и вокруг него.
“1794”. Никлас Натт-о-Даг
О первой книге из этой серии “1793” я писал раньше. Тогда роман оставил двоякое впечатление. С одной стороны — жуткий Стокгольм, восхищающий и отталкивающий одновременно, с другой — неплохая завязка, но крайне слабая детективная линия. За продолжение я взялся скорее из любопытства и длинных выходных, но узнать к чему в итоге клонит автора: к детективу или кровавой социальной драме, — тоже хотелось.
О книге
Если первому роману я поставил твердую 6, то второй тянет максимум на 5. Все-таки автор не может определить для себя, что он пишет: детектив, драму или приключение, смешивая все в неравных пропорциях и, к сожалению, неравного качества.
Начинается книга с довольно увлекательной части в духе приключенческих романов. Юный аристократ Эрик Тре Русур влюбляется в простую девушку. Злой отец ссылает его на остров в Карибском море, чтобы жара, малярия и портовая пьянь выбили из него всю романтику. В “райском” уголке процветает рабство, взяточничество и преступность, что не мешает нашему герою встретить молодого человека по имени Тихо Сетон, с которым у него завязываются крепкие дружеские отношения. Настолько крепкие, что когда наш юный герой узнает о смерти отца, Сетон становится его опекуном, и два молодых человека несутся на всех парусах обратно в Швецию, ведь теперь никто не мешает Эрику быть вместе с любимой.
На этом приключенческая часть заканчивается и начинается детектив. Здесь вступает в права кровавый шведский канон. В первую брачную ночь красавицу невесту насилуют и убивают с предельной жестокостью. Молодой жених сходит с ума, полагая, что это его рук дело, но он ничего не помнит и еще чувствует странные боли в анальном отверстии. В это время предприимчивый опекун становится полноправным владельцем поместья и наследства.
Собственно говоря, на этом детектив прекращается. Интриги нет, более того подозреваемый сам открыто во всем признается. Автор делает робкую попытку завертеть политическую игру, акцентируя, что знать убийцу и наказать убийцу — совсем не одно и тоже, если тот богач со множеством покровителей. Но попытка сводится в ничто.
Дело переходит к социальной и психологической драме. Эта часть, кажется, нравится автору больше всего, потому что он от души сыплет на героев всевозможные напасти. Герои, кстати, перекочевали из первой части, кроме главного детектива Сесила Винге (кто читал первый роман поймет причину отсутствия). Его замену автор делает довольно просто, мне Сесил нравился больше, но тут ничего не поделаешь.
Дальше следуют метания, страдания, сомнения и болезненные состояния главных героев. Линия детектива совсем теряется. Огромная часть уделена Анне Стине, что тоже перекочевала из первой части и продолжает стойко терпеть все несчастья, какие только могут выпасть на бедную, одинокую девушку в конце 18 века. В определенный момент автор даже пытается вживить ее в основное повествование и получается настолько криво, что щель между сюжетными линиями превращается в зияющий провал.
Но все вышеперечисленное я могу простить. Начало и вовсе хорошее. Но окончание... Пытаясь затащить читателя на пик катарсиса, роман одну за одной нагоняет волны негативных событий. Все плохое, что может произойти — обязательно случится. Забавно, но главный злодей в этом даже не участвует. “Хорошие” персонажи вредят себе сами не хуже любого вселенского зла. И когда действие достигает своего эмоционального апогея, ты перелистываешь страницу и видишь следующее:
“1795”, следующая часть стокгольмской нуар-трилогии выйдет в свет осенью 2021 года. Конец. Занавес. И это, если честно, просто какая-то грубость.
Итого
“1794” — продолжат зарисовку жестоких шведских нравов с легкими, на этот раз практически невидимыми, вкраплениями детективной линии, сильно хромающий сюжет и концовка в духе “Продолжение следует”. Последнее раздражает сильнее всего, особенно потому, что это работает. Такой примитив, а ведь хочется узнать, как они все там выкрутились. Надеюсь, на романе “1795” Никлас Натт-о-Даг завершит свою трилогию.
С поэзией у меня сложно. Вообще любить поэзию каждый день трудно. Она хороша в моменте. Когда несколько точных строф камертоном воспроизводят внутренний настрой. В последнее время стал замечать, что в такой “момент” все чаще возвращаюсь к одному и тому же автору. И вдруг оказалось, что это имя знакомо далеко не всем. Поэтому сегодня немножко о поэте Борисе Рыжем.
Ни славы, милые, ни денег
я не хотел из ваших рук…
Любой собаке — современник,
последней падле — брат и друг.
Родился Борис Рыжий в 1974 году. Его детство прошло в Екатеринбурге (тогда еще Свердловск). Район назывался Вторчермет. Заводской, население работяги, многие из которых имели за плечами не одну отсидку в тюрьме.
В интервью Рыжий вспоминал: “У нас в доме жили два брата, один из них зарезал человека, а другой вывез труп на грузовике. Об этом в доме знали все, знала вся местная шантрапа — милиция об этом узнала только через два года. Что-то в этом мире есть”.
Среда обязывала уметь защищаться. В 14 лет Боря выиграл соревнования города по боксу, но дальше в спорт не пошел. Однако связка: хулиган, боксер, поэт стала его своеобразной визитной карточкой.
Когда менты мне репу расшибут,
лишив меня и разума и чести
за хмель, за матерок, за то, что тут
ЗДЕСЬ САТЬ НЕЛЬЗЯ МОЛЧАТЬ СТОЯТЬ НА МЕСТЕ.
Тогда, наверно, вырвется вовне,
потянется по сумрачным кварталам
былое или снившееся мне —
затейливым и тихим карнавалом.
Блатной флер Рыжего обманчив, но делает его поэзию понятной всем. Это не какой-то образ страдающего влюбленного из прошлого. Это живой голос улицы, двора, панельки. Голос, который одинаково хорошо воспринимался рафинированной интеллигенцией и жителями маргинализованного мира 90-х.
Но главная ценность Бориса Рыжего не в экзотике и универсальности, а в грубой откровенности, болезненной электрической оголенности. Пограничное состояние собственного детства, когда играешь в карты на водку, а потом взахлеб читаешь Пастернака, пронизало стихи Рыжего пьяным откровением человека, что в угаре веселья вдруг останавливается и понимает — все не то.
Человека, что идет домой и замирает на полдороге, не желая возвращаться, а хочет сбежать, но не знает куда. И приходится возвращаться, злым и голодным, и хватать жизнь с дикой яростью, трясти ее, поднимая муть со дна, выжимать как тряпку, кричать, а может даже врезать хорошенько. Но ярость уходит, и руки опущены, дыхание тяжелое, сбитое, а времени впереди еще много, но это не радует, а мучает. И в момент этой усталости, слышен новый голос Рыжего, голос, где “заканчивается шансон и проникает сокровенное”. Голос искренности шекспировского удивления: если мир театр, а ты актер, то стоит доиграть?
Когда бутылку подношу к губам,
чтоб чисто выпить, похмелиться чисто,
я становлюсь похожим на горниста
из гипса, что стояли тут и там
по разным пионерским лагерям,
где по ночам — рассказы про садистов,
куренье, чтенье «Графов Монте-Кристов»…Куда теперь девать весь этот хлам,
все это детство с муками и кровью
из носу, черт-те знает чье
лицо с надломленною бровью,
вонзенное в перила лезвиё,
все это обделенное любовью,
все это одиночество мое?
Взлет Бориса Рыжего был стремительным. Его понятливость искушенному и не очень читателю, сродни той, что были у Есенина и Высоцкого — сделали свое дело. Рыжий объединил “высокую поэтическую музыку с низкой прозой жизни в 90-х”. Его публиковали, но настоящий успех пришел в 2000-х, с получением престижной по тем временам премии “Антибукер”. Вышел сборник стихов, пошли переводы на английский, немецкий, итальянский, поездка в Нидерланды на международный поэтический фестиваль.
Я тебе привезу из Голландии Legо,
мы возьмем и построим из Legо дворец.
Можно годы вернуть, возвратить человека
и любовь, да чего там, еще не конец.
Я ушел навсегда, но вернусь однозначно —
мы поедем с тобой к золотым берегам.
Или снимем на лето обычную дачу,
там посмотрим, прикинем по нашим деньгам.
Станем жить и лениться до самого снега.
Ну, а если не выйдет у нас ничего —
я пришлю тебе, сын, из Голландии Legо,
ты возьмешь и построишь дворец из него.
Байрон однажды сказал: “В XIX веке есть три великих человека: Наполеон, Бо Браммел и я.
Кто такой Браммел, затесавшийся между великим полководцем и не менее великим поэтом? Ответ довольно необычен. Джордж Браммел — лондонский денди, человек, ставший законодателем моды и заложивший основы целого движения.
Дело в том, что в 18-ом веке одежда была крайне аляповатой. В моде было все итальянское и британских модников называли “макарони” (прозвище макаронники фактически международный бренд с историей). Макарони были пестро, вычурно одеты, любили украшения, блестки и драгоценности.
Тут на сцене появляется Браммел и берет на вооружение достижения английской промышленной революции. К тому моменту портные научились мастерски обрабатывать материю и шить одежду, которая ложится ровно по фигуре.
Браммел одевается в однотонные приталенные фраки, не использует украшения, а подчеркивает стиль мелкими деталями: шейный платок, галстук, отличный по цвету жилет. Тем самым Браммел производит переворот, получивший название “великий мужской отказ”. Нынешние классические мужские костюмы продолжают следовать этой традиции: темная тройка, идеально лежащая по фигуре, акценты делают галстук или платок.
Но в прошлом английского дендизма есть и удивительные для нас вещи — перчатки. Они должны быть идеально чистыми и новыми. Доходило до того, что в течение дня настоящие денди меняли перчатки по 5 раз. При этом самому Браммелу каждую пару шило сразу 3 портных. Один занимался ладонью, другой — большими пальцами, третий — всем остальным.
Вообще Браммел был полон эксцентрики. Говорили, что каждое утро он тщательно бреется, потом 2 часа моется в тазу, а на финал — купается в молоке. Когда за долги Браммел попал в долговую тюрьму, то даже там смог добиться, чтобы ему каждый день приносили в камеру 12 литров чистой воды и 2 литра молока.
Долги и стали причиной краха главного денди. Был забавный случай, когда кредитор напомнил Браммелу об уплате. Тот удивленно вскинул брови и ответил, что долг давно уплачен. “Когда?” — резонно удивился кредитор. “Когда сидя у окна клуба, я кивнул вам и спросил как дела”, — невозмутимо парировал Браммел.
Позже Браммел бежал от кредиторов во Францию, где умер в 61 год в доме для умалишенных. Там он устраивал воображаемые приемы, вел сам с собой светские беседы... Конец британского модника был далек от лоска светской жизни.
Ч.2
Парадокс в том, что Людо вовсе не такой гений. Он просто рано начал учиться. Идея, что в ребенка можно заложить фундамент для любого знания, делает роман отчасти мануалом по воспитанию. Дело не в гениальности, но в желании учителя/родителя дать, а ребенок, будьте уверены, отзовется уверенным “беру”. Книга развенчивает миф генетической элитарности, откровенно заявляя: вундеркинд — это учеба, а не божья благодать.
При этом роман прямо утверждает, что владеть десятком языков — не значит добиться богатства и славы. Сибилла совершенно неуспешна материально. Холодной зимой она и Людо катаются в метро, чтобы не мерзнуть в неотапливаемой квартире. Она 30 часов печатает журнал “Мир карпа”, чтобы после с упоением зачитываться “Еврейской грамматикой” Гезениуса.
Роман противоречит установкам нашего времени, где знание и успех вещи неотделимые. Это не значит, что все богачи умные. Это значит, что большинство из нас не возьмет в руки книгу, если не подумает наперед как она поможет ему разбогатеть, прокачать скилы нетворкинга, менеджмента и т.д. Знание как таковое перестало быть самостоятельной ценностью.
“Последний самурай” — это попытка сказать, что обучение и знание представляют ценность и без дальнейшей конвертации в профессиональный и материальный капитал. Вы вряд ли разбогатеете, изучив из любопытства работы Утамаро Китагавы, или резко получите новую должность, осилив “Сагу о Ньяле”. Но, возможно, вам будет просто интересно узнать о древних культурах, почувствовать иное время, а самое главное — размышлять. Размышлять о вещах, выбивающихся из будничной колеи “работа-дом”. Кто знает, возможно эти зерна чистого познания, без шелухи жизненной и профессиональной нужды, сделают вашу жизнь и вас самих чуточку ярче и занимательнее.
Итого
Такие книги всегда опасно рекомендовать. Посоветуешь человеку и навсегда можно отбить любовь к чтению. Все-таки “Последний самурай” рассчитан на более подготовленного читателя, которого не пугает выстраивание диалогов в формате пьесы, пренебрежение знаками препинания и вставки из греческого и японского языков (с переводом разумеется). И все-таки настоящих любителей литературы я призываю рискнуть. Перед нами экземпляр высшей пробы, современная ода безграничным возможностям разума, вызов, который обязательно стоит принять.
Продолжение
Нелли навестила самого Жюля Верна, получила его благословение на поездку и понеслась...Франция, Италия, Йемен, Цейлон, Сингапур, Япония...По ходу дела она стала в современном смысле блогером, отправляя в газету множество путевых заметок, особенно уделяя внимание отношению к женщинам в различных странах.
72 дня. Ей удалось объехать вокруг света за 72 дня.
Вернувшись домой, Нелли стало трудно заниматься журналистикой из-за возросшей популярности. Она вышла замуж за Роберта Симена, промышленного магната, старше ее на 40 лет. Много слухов было вокруг брака и денег, что наследует жена после смерти престарелого супруга. Позже Нелли действительно стала у руля компании и ввела много новаторских идей в части рабочего графика и оплаты труда. Однако идеи уперлись в человеческий фактор. Сотрудники почувствовали слабину и беспощадно воровали. Компания начала терпеть убытки и вскоре закрылась.
Нелли вернулась в журналистику и стала первой женщиной репортером на фронте Первой мировой войны. В 1922 году она умерла от воспаления легких. Ей было 57 лет.
Готовил пост про новости литературы и натолкнулся на одну крайне любопытную. Решил, что она достойна отдельного упоминания, остальные подождут до завтра.
Книги, написанные женщинами непопулярны у мужчин.
Тезис слегка обобщающий, но примерно такой результат на британском рынке показали исследования журналистки Мэри Энн Сигхарт.
Среди читателей десяти самых популярных авторов женщин (Остен, Этвуд, Стил и т.д.) — только 19% мужчин; авторов мужчин (Толкин, Кинг, Диккенс) — читает 45% женщин.
Когда дело касается нон-фикшн литературы, то перекос еще сильнее. Женщины на 65% активнее читают мужчин, чем наоборот.
Мэри считает, что причина кроется в «дефиците авторитетности». Она вводит этот термин, чтобы описать ситуацию, где современные мужчины с предубеждением относятся к женщинам-писательницам и предпочитают романы, написанные мужчинами.
Полагаю, что ситуация более запутана, но придержу свое мнение, пока не прочту полное исследование Сигхарт. Однако из любопытства я просмотрел личный список прочитанного за 2021 год. Отмечу, что никаких специальных делений на женскую и мужскую литературу я никогда в своей библиотеке не делал. И вынужден признать, что здравое зерно в исследовании Сигхарт есть.
С января по июль я прочитал 29 художественных книг, из них только 8 написаны женщинами. Мои 27%, конечно, повыше британских 19%, но все равно есть над чем задуматься.
С чем это связано? Тенденции рынка? Агрессивный маскулинный маркетинг? «Личный» подсознательный выбор, основанный на культурных стереотипах?
В общем, следующие полгода буду выравнивать положение. Три крутых книги под авторством женщин уже наметил.
Дмитрий Глуховский
Аудиосериал Пост // Пост: Спастись и сохранить
Имя Дмитрия Глуховского давно известно поклонникам фантастики. Его серия «Метро» сильно подогревалась аудиторией геймеров, где игры по мотивам книг приобрели практически культовый статус.
Но аудитория «внефантастики» узнала о Глуховском после выхода романа и одноименного фильма «Текст». Жесткая, реалистичная до зубного скрежета драма о «маленьком человеке» в современной России привлекла массового зрителя и читателя. Все ринулись читать Глуховского и вдруг выяснилось, что такой тип автора очень нужен современной русской литературе.
Достаточно молод (около 40), образован, умеет работать на публику, коммерчески успешен. Но, что особенно важно, Глуховский пишет не только понятно для читателя любой степени подготовки, но при этом умно, остро и злободневно.
Цикл из его двух аудиосериалов «Пост» (2019г.) и продолжение «Пост. Спастись и сохранить» (2021г.) лишний раз подтверждают это.
Сюжет
Около двадцати лет назад произошла гражданская война между Москвой и регионами. Регионы хотели самостоятельности от столицы, Москва, ясное дело, отпускать никого не собиралась.
В результате раскола образовалась Московская империя, куда вошли все земли до Волги, отравленной химикатами и служащей непреодолимой преградой для людей и лодок. За Волгой до самого Владивостока — земли мятежников, которых много лет никто не видел.
Ярославский пост охраняет последний сохранившийся мост через Волгу. Люди выживают на консервах, что иногда присылают из Москвы по сохранившейся железной дороге, верят в нового Государя Императора, для вида охраняют мост.
Все идет своим чередом, пока не происходят сразу два невероятных события. Из-за моста, из земель мятежников, впервые за 20 лет приходит человек — глухой, истощенный монах. А из Москвы приезжает отряд отборных казаков для экспедиции за Волгу.
О книгах
Сюжет, описанный выше, в большей степени из первого романа. Рассказывать про второй не буду, опасно посеять спойлеры. Скажу лишь, что в первой книге два главных героя: Егор (17-летний подросток) и Мишель (девушка лет 25). В «Пост. Спастись и сохранить» к ним прибавляются еще два: бравый казак Юра Лисицын и хрупкая балерина царского балета Катя.
Скажу честно мне понравились обе книги. Глуховский максимально шпигует сюжет действием и жанровыми «плюшками» постапокалипсиса с национальным колоритом (фанатичная религиозность чередуется не менее фанатичной диктатурой и террором с уклоном в царское прошлое). Поэтому аудиосериал особенно понравится тем, кто не терпит долгих описаний, их просто нет, а лирические отступления сведены до терпимого минимума.
Конфликт первого романа считывается сразу: жуткая нищета провинции и Москва, желающая назад потерянные земли.
Второй роман построен сложнее. Идея борьбы зажравшейся Москвы и оголодавших регионов никуда не исчезает, но дополняется новыми социальными ракурсами. Здесь и подсознательное стремление к монархизму, иступленная вера в спасительность и святость царя, построенная на бравых речах о подвигах отцов и дедов, которых нельзя посрамить и т.д.
Удивительно четко Глуховский вписывает во второй роман тему исторической памяти — больного вопроса для всего постсоветского мира. Слепой отказ от признания ошибок прошлого вновь превращается в бесконечную патриотическую мантру «о стране, которую мы потеряли».
Логичным при таком раскладе выглядит нежелание власти говорить правду, в очередной раз предпочитая насилие, которое только цементирует разрыв между «власть держащими» и простыми людьми. Но затыкание несогласных приводит лишь к отложенному эффекту, за которым неизбежно следует крах системы, где словно в гигантской мясорубке прокручиваются не только виновные бюрократы и прихлебатели, но и невинные жизни. Во второй книге с особенной жестокостью демонстрируется этот постулат.
Еще больше Донны Тартт по ссылке. К сожалению, на вопрос о новом романе она отказалась отвечать. До десятилетнего дедлайна осталось всего 3 года.
https://www.rivistastudio.com/donna-tartt-intervista/
Нон-фикшн я читаю совсем немного и всегда как-то урывками. Но иногда попадаются удивительные вещи. Особенно в каком-нибудь науч-попе.
Вот, например, из книги «Волосы» Сьюзан Винсент.
Первые устройства для создания перманентной завивки стали появляться в начале 1900‐х годов. Многие годы они были чрезвычайно громоздкими и требовали значительных затрат времени: на клиенте закрепляли «щупальца» машины, напоминавшей гигантского осьминога, а затем подключали к электросети на несколько часов. Вынужденная обездвиженность была не просто скучной и утомительной.
Видал Сассун (известный британский парикмахер) вспоминал, что, когда он работал помощником парикмахера в годы войны, в каждой кабинке висела записка: «Мадам, во время воздушного налета вы принимаете на себя весь риск, связанный с продолжением перманентной завивки».
С намотанными на электроды волосами клиентка не могла сдвинуться с места, и когда звучала воздушная тревога, ей говорили: «Простите, мадам. Я должен спуститься в бомбоубежище. Я обещаю, что вернусь к вам», — и пока весь персонал пережидал налет в подвале, она оставалась в кресле, словно в западне.
В обязанности Сассуна как стажера входило выключение электропитания машины для завивки. Однажды он забыл об этом, и волосы клиентки полностью сгорели, но, по крайней мере, она пережила налет
Вот фотография этого устройства. Представьте себе отвагу женщин, готовых не только подключить свои волосы к этой «машине», но и сидеть под ней во время авианалета.
Красота —страшная сила. Мне кажется, стремление к красоте — сила куда более внушительная.
Наткнулся на прекрасную легенду, которой не могу не поделиться. Легенда о происхождении ямочки между верхней губой и носом, губной желобок, если по-научному.
Поискал первоисточник — он теряется где-то в иудаизме. В интернете много обрывочных частей, вроде бы она в фильме «Господин Никто» тоже упоминается. Но, кажется, это наиболее полный, вероятно слегка додуманный автором, но от этого не менее прекрасный вариант.
Отрывок из книги вместе с легендой
Я уже несколько минут сосредоточенно рассматривал его подстриженную квадратом бороду и выбритую верхнюю губу. Она привлекла мое внимание: под носом вместо обычной ямочки было совершенно гладкое место. «Почему у тебя такая губа? Я ни разу такого не видел». Он дотронулся пальцем: «Это? Когда я появился на свет, ангел не запечатал мне уста. Поэтому я помню все, что происходило до моего рождения». — «Я не понимаю тебя». — «Но ведь ты же образованный. О рождении ребенка написано в книге малых мидрашей.
Сначала родители совокупляются. Так возникает капля, в которую Бог вдыхает дух человеческий. Утром ангел приносит каплю в рай, а вечером в ад, затем показывает, где она будет жить на земле и где будет похоронена, когда Бог снова призовет ее дух к Cебе.
Ангел помещает каплю в материнское лоно, Cвятой, да пребудет Он благословен, запирает за ней двери и засовы. Святой, да пребудет Он благословен, говорит ей: «Ты дойдешь сюда и не дальше». И ребенок остается во чреве матери девять месяцев. Затем написано: ребенок ест то, что ест его мать, пьет то, что пьет его мать, но не испражняется, потому что, сделай он это, мать его умрет.
Когда наступает момент его появления на свет, предстает пред ним ангел и говорит: «Выходи, пришел момент твоего рождения». И дух ребенка отвечает: «Я уже говорил тому, кто предо мной, что доволен миром, в котором жил». Ангел же отвечает ему: «Мир, в который я веду тебя, прекрасен». Помимо воли твоей ты рос в теле матери и помимо воли твоей родился и придешь в мир».
Тогда ребенок принимается плакать. А почему он плачет? Потому что вынужден покинуть мир, в котором жил раньше. И только он выходит, ангел стукает его по носу и гасит свет над его головой, ангел выводит ребенка вопреки его воле, и ребенок забывает все, что видел до того. И, родившись, сразу начинает плакать. Вот что рассказывается об ударе по носу: ангел запечатывает губы ребенка, и эта печать оставляет след.
Но забывает ребенок постепенно. Однажды, уже очень давно, я среди ночи застал своего трехлетнего сына у колыбели младшей сестры: «Расскажи мне о Боге, — просил он, — а то я забываю».
Вот почему человеку потом приходится все узнавать о Боге заново по книгам, вот почему люди становятся злыми и убивают друг друга. Но меня ангел вывел и не запечатал губы, как ты уже заметил, поэтому я помню все».
Есть в Барселоне музей Пабло Пикассо. Стоит себе, восхваляет работы одного из основоположников кубизма, но недавно там произошло маленькое, но любопытное событие.
Группа студентов во главе с профессором Марией Лопис, преподающей курс по истории искусства и феминизму, организовала протест. Студенты пришли в музей в футболках с надписями «Пикассо – абьюзер», «Пикассо – тень Доры Маар» и т.д.
Если кратко, то Дора Маар была моделью, музой и любовницей Пикассо около 9 лет. После разрыва Дора лечилась в психиатрической клинике, потом вела затворническую жизнь, практически не покидая квартиры. После ее смерти были обнаружены картины, стихи и фотографии, которые стали основой посмертной выставки. Работы Доры Маар высоко оценили критики, да и публика тоже.
Но мне бы хотелось вспомнить другую музу художника — Франсуазу Жило. Когда она познакомилась с Пикассо ей было 22 года, ему 62. Их союз продлился почти 10 лет.
После расставания Франсуаза написала мемуары «Моя жизнь с Пикассо». Художник трижды подавал в суд пытаясь запретить их публикацию, но проиграл.
В книге встречаются очень интересные зарисовки о нраве пожилого Пикассо, его отношении к женщинам и окружающим.
Например:
«Тебе нужно носить черное платье длиной до земли, — сказал он (Пикассо) мне однажды, — а на голове косынку, чтобы никто не видел твоего лица. Так ты будешь принадлежать другим еще меньше. Тобой не будут обладать даже зрительно».
О женщинах и людях
«...он вызывающе произнес одну из своих любимых колкостей:
- Ничто так не похоже на пуделя, как другой пудель, то же самое относится и к женщинам.
Еще он любил изрекать:
- Для меня существует всего две разновидности женщин — богини и подстилки.
И всякий раз, заподозрив, что я чувствую себя слишком уж богиней, всеми силами старался превратить меня в подстилку. Однажды, когда я была у него, мы смотрели на пыль, пляшущую в солнечном луче, косо падающем в одно из высоких окон.
Он сказал:
- Никто для меня не имеет особого значения. По мне другие люди — все равно, что эти пылинки. Стоит провести веником, и они исчезнут».
Критика внешности
«Ты была Венерой, а теперь Христос с выпирающими ребрами. Надеюсь, ты понимаешь, что такой ты мне не нравишься. Ты должна стыдиться, что так запустила себя».
Говорят, что Франсуаза была единственной женщиной, которая бросила Пикассо первой. «Женщины не покидают таких людей, как я», — заявил Пикассо, когда узнал, что она уходит от него.
Книга «Моя жизнь с Пикассо» наглядный пример того, что звание «музы» — это не дар, а тяжелое бремя. Мы же привыкли сакрализировать этот образ. Говорим с придыханием: «Она была его музой. Она его вдохновляла», любуемся картинами. На деле оказывается, что опыт музы был крайне травматичен. Образ эталонной женщины, служащей объектом изучения для художника или писателя, быстро перерабатывался ими, и поиск начинался вновь. А сломленная муза оставалась позади.
Но Франсуаза Жило оказалась сильнее этого и смогла реализовать себя. Пикассо запретил всем знакомым общаться с ней, а торговцам покупать ее картины. Несмотря на это, Жило написала несколько книг, множество картин, приобрела свое имя в живописи, в 1999 году получила Орден почетного легиона от правительства Франции за свои достижения в культуре. Она, между прочим, до сих пор жива. В ноябре этого года Франсуазе Жило исполнится 100 лет.
Немного новостей из мира литературы.
— Начнем со статьи “Как женщины завоевали литературу”. (ссылка)
В целом можно только порадоваться. “Женская проза, мужская, теперь небинарная добавилась...Главное, чтобы книга была интересная,” — подумает кто-то. Однако, не все так просто в закулисье мировой политики, и лодка книжного рынка раскачивается под ветрами феминизма, новой этики и культуры отмены.
Статья рассматривает несколько важных тем:
1. Женщин авторов стало больше, они получают премии, выпускают дебютные романы и завоевали англоязычный рынок, — все это действительно прекрасно.
2. С другой стороны, литературные агенты мужчины на условиях анонимности, боясь ответной реакции, говорят об обратной дискриминации. В индустрии растет групповое мышление, что голос белого гетеросексуального мужчины — это проблемный голос. Издатели открыто заявляют: опубликовать книгу, где главный герой черный гей гораздо проще, чем роман с белым парнем из рабочего класса.
3. А нужны ли вообще книги мужчинам? Автор материала опросила мужчин в возрасте от 20 до 40 лет. Выводы неутешительные. Мало кто читает больше 2-х книг художественной литературы в год. 2-х книг в год! Большинство зависает в youtube, подкастах, нетфликсе, играх.
Статья гораздо обширнее и довольно интересно рассказывает о настроениях британского книжного рынка. Рекомендую к прочтению. Какие тенденции окажутся сильнее покажет время, но уже сейчас понятно, что в наш просвещенный век достигнуть баланса между всеми этиками и гендерами пока не удается.
— Материал об австрийской писательнице Эльфриде Елинек.(ссылка) Нобелевской лауреатке по литературе 2004 года. Я ничего из нее не читал, но теперь ищу книги в продаже. Вот, что пишет о ее творчестве автор статьи:
“Даже будучи фанатом, я иногда задаюсь вопросом, что заставляет меня читать ее книги, терпеть эти длинные непрерывные предложения, запутанные, эфемерные сюжеты, ее редкий дидактизм? Ответ — качество ее письма, рождающее странное мазохистское привыкание. От книг Елинек вы можете захотеть блевать и мастурбировать, возможно даже делать это одновременно. Ее литература опасная, подрывная, свободная от потребительских импульсов, поощряемых издателями, постоянно думающих о рынке.
Упоминается роман Елинек “Пианистка”
“Отвращение, которое вызывает “Пианистка” сбивает с толку. Это далеко не самый длинный, сложный и жестокий к читателю текст. Скорее шокирует смесь секса и насилия, особенно с извращенной формой шпионства, в которой выражаются желания Эрики (героини романа). Она в одиночестве посещает порнотеатр или наблюдает за парой, занимающейся сексом в Пратере (общественный парк в Вене), и вместо мастурбации приседает, чтобы помочиться на землю.”
— Первым российским сериалом, снятым для Netflix, станет современная версия «Анны Карениной». (ссылка)
Идут года, идут столетья, а Толстой со своей Карениной продолжает быть главным экспортером русской культуры на Западные рынки. Сначала театральные, потом кинематографические, а теперь и стриминговые.
Что нас ждет:
«Светская львица Анна Каренина, жена будущего губернатора Санкт-Петербурга, вступает в судьбоносный роман с Вронским — наследником алюминиевой империи. Их роман быстро выходит из-под контроля, угрожая хрупкому балансу их семейных уз и социальных отношений».
В голове пока не укладывается, но ладно. Главную роль сыграет Светлана Ходченкова.
PostPost.Media собрал целых 250 маленьких историй своих читателей про свадьбы. Прочитал штук 50 и это невероятно круто. 80-е, 90-е, 2000-е, наше время, студенческие, пьяные, на мотоциклах, в джинсах, в воде, под водой, богатые, бедные. В общем — просто огонь!
Парочка историй для ознакомления
— Пока жених танцевал со своим другом, я танцевала с одним из гостей, который спросил меня, зачем я вообще это делаю. Я ответила — чтобы не выходить за тебя и не разрушать твоей семьи. А потом я мыла посуду. (Natalia Sazonova)
— Чтоб пережить эту весьма унылую вечеринку, я время от времени ходила в wc поддувать, а мой преданный муж меня сопровождал и помогал мне плющить платье, чтоб проходить в двери. (Neanna Neruss)
— На моей первой свадьбе меня послали за водкой, которая быстро закончилась; поскольку в ту далекую пору винные отделы в магазине брали штурмом и очереди были примерно часовые, идея заключалась в том, что невесту должны пропустить — не звери же. Но поскольку невеста я была неочевидная — ни белого платья, ни фаты, разве что сложная прическа — меня сопровождали два друга, громко пояснявшие очереди ситуацию — они кричали: «Пропустите невесту!» И ведь пропустили. (Галина Ельшевская)
— Мальчишник в ночь перед свадьбой все испортил. Утром в девять дурацкие конкурсы, стоим с другом под балконом будущей бывшей жены, орем в два горла: «What a Wonderful World» и «Лена, выходи за меня», мужик рядом выгуливает пса, смотрит на этот цирк и орет: «Не будь дурой, не выходи!» Вышла, десять лет, двое детей.
— Мы поехали на острова с парой друзей: психиатр и ювелир. Я сделал предложение в аквалангах, приколенившись на дне между кораллами. Назавтра на закате нас расписали на пляже, и мы скромно отпраздновали в ресторане, где я страшно отравился. Провел всю ночь в обнимку с унитазом. Психиатр сказал, что я так выражаю фобию женатости. Ювелир позже сделала нам искусственно изношенные помятые обруч-кольца. (Leon Pesha)
— Нас повел в ЗАГС наш семилетний сын, иначе еще лет 15 бы ленились. На торжестве были едва ли не в пижамах, тетенька в ЗАГСе сказала: «Только ребенок и выглядит прилично». (Елизавета Рзаева)
— В моей скромной свадьбе (начало 90-х, жили бедно) был как минимум один нетривиальный момент. Выйдя из ЗАГСа, мы перешли улицу (учреждение стояло в начале частного сектора) и сквозь забор скормили мой букет роз пасшейся в том дворе козе! (Ellen Avdeyev)
https://postpost.media/komnata-mjasnika-malenkie-istorii-pro-pervye-svadby/?fbclid=IwAR3uwDzeC4jDIv-1HPmI3w3D4QY0lasHfarD6XXb6Sf2jeqkuKjGC6E6gZk
Итого
Роман заслуживает всего, что на него свалилось: премий, похвал, постановок, экранизаций и шквала критики, в том числе. Кто-то сразу его полюбит, кто-то прочтет 20 страниц, отложит и больше не вернется. Но я полюбил. Он хорош своей сшибающей неожиданностью, черным цинизмом (за это отдельное спасибо), удивительным бытовым колдовством и странным миром, где вместе уживаются паранормальщина, Петровы и немножечко мы.
Когда речь заходит о том, как писателю стать известным, то постоянно вспоминают талант. Над продвижением рок/поп/рэп исполнителя трудится целая команда, но если ты писатель, то талант должен сам пробить дорогу. Жаль, что это не так и уметь себя продавать — навык, который требуется литератору не меньше.
Возьмем, например, Сергея Есенина — известный певец природы, деревенской жизни, представитель новокрестьянской поэзии. Весь этот образ был тщательно продуман самим Есениным, который в одном лице соединял талантливого поэта, пиарщика и менеджера.
В начале XX века граница между городом и деревней стала особенно заметна. Поэты XIX века, будучи помещиками, жили в имениях и лично наблюдали крестьянский быт. После отмены крепостного права, интеллигенция потянулась в города, и связь с деревней была потеряна. Со временем деревенская тема и вовсе пропала из поэзии.
Однако в определенный момент “русский мужик” стал интересен как мифический персонаж. Многие искренне верили, что где-то там, в деревне, осталась истинная религия, истинный Бог и правда. Оттуда явится мужик, который принесет все это погрязшей в грехе городской интеллигенции и аристократии. Любопытно, что эта вера была сильна даже в царской семье, и Распутин обрел свое влияние как раз на волне этого мифа.
Но вернемся к Есенину. Он, кстати, не был первопроходцем. Сначала появился поэт Николай Клюев, но именно Есенин смог полноценно уловить настроения публики и построить на них свой поэтический образ.
Имидж-концепция по Есенину
Подчистить биографию. Есенин старался поддерживать легенду, где он чуть ли не пешком пришел из деревни со стихами. Хотя на самом деле, до переезда в Санкт-Петербург три года жил в Москве, о чем не рассказывал.
Продумать стиль. Чтобы выглядеть русским мужиком, надо одеваться соответствующе: крестьянская косоворотка, пояс, сапоги и т.д. О маскарадах Есенина сохранились воспоминания его друзей.
“И я помню, как удивился, впервые встретив его наряженным в какой-то сверхфантастический костюм. Есенин сам ощущал нарочитую „экзотику“ своего вида и, желая скрыть свое смущение от меня, задиристо кинул:
— Что, не похож я на мужика?
Мне было трудно удержаться от смеха, а он хохотал еще пуще меня, с мальчишеским любопытством разглядывая себя в зеркале”.
Поработать с речью. Здесь на помощь приходит Владимир Иванович Даль и его колоссальный труд «Толковый словарь живого великорусского языка». Весь колорит деревенского, простонародного слога шел не из житейских познаний Есенина, а из словаря Даля, откуда поэт выбирал подходящие слова, исчезнувшие из сленга городских жителей.
Впечатление в мелочах. Молодой Есенин, знакомясь с более известными коллегами по цеху (Ахматовой, Блоком, Горьким) проявлял чудеса скромности. Сидел на краешке стула, застенчиво смотрел в глаза...Эта растерянность сильно подкупала. Есть и вообще замечательный случай, когда Есенин на первую встречу с другим поэтом Сергеем Городецким принес свои стихи завязанными в деревенский платок. Кажется, что слишком в лоб, но Городецкому понравилось
Как итог: любить/не любить стихи Сергея Есенина дело каждого, но в его популярности сомневаться не приходится. И добился он ее далеко не только одним талантом.
Настоящая поэзия тем сильна, что вбирает в себя без остатка целую эпоху. Поэзия Рыжего — это плоть и кровь переломного конца 80-х и всех 90-х годов. Но Борис Рыжий не был просто поэтом, наверное, это нечто внутри, не знаю, не берусь судить. Но люди, которые его окружали, их заплутавшие, кривые жизни были больше, чем поэтический образ, они были реальны. Он видел их и жалел. Жалел не как сноб интеллигент, а по-доброму, как можно жалеть только когда любишь.
Жалел урок и работяг, бедных и пьяных, убийц и воров. И потому так остро переживал всю неустроенность, всю боль и колючесть той, а может и нашей жизни.
Погадай мне, цыганка, на медный грош,
растолкуй, отчего умру.
Отвечает цыганка, мол, ты умрёшь,
не живут такие в миру.
Станет сын чужим и чужой жена,
отвернутся друзья-враги.
Что убьёт тебя, молодой? Вина.
Но вину свою береги.
Перед кем вина? Перед тем, что жив.
7 мая 2001 года Борис Рыжий повесился. Ему было 26 лет. Он оставил записку, на ней слова: “Я всех любил, без дураков”.
p.s. Любимое у него
Ничего не надо, даже счастья
быть любимым, не
надо даже тёплого участья,
яблони в окне.
Ни печали женской, ни печали,
горечи, стыда.
Рожей — в грязь, и чтоб не поднимали
больше никогда.
Не вели бухого до кровати.
Вот моя строка:
без меня отчаливайте, хватит
— небо, облака!
Жалуйтесь, читайте и жалейте,
греясь у огня,
вслух читайте, смейтесь, слёзы лейте.
Только без меня.
Ничего действительно не надо,
что ни назови:
ни чужого яблоневого сада,
ни чужой любви,
что тебя поддерживает нежно,
уронить боясь.
Лучше страшно, лучше безнадежно,
лучше рылом в грязь.
Анна Ахматова, пожалуй, самая знаковая русская поэтесса. Женщина крайне сложной судьбы, с самого начала очень зрелая, сильная, характерная поэтесса. Неудивительно, что вокруг нее всегда было много талантливых мужчин и, надо сказать, Анна не сковывала себя излишними узами верности.
Когда Ахматова выходила замуж за Николая Гумилева, они дали обещания — сразу признаться если кто-то изменит. Гумилев потом обижено рассказывал друзьям: “Вы представляете, она изменила первая!”. Сложно сказать, что его больше возмущало: сам факт измены, или первенство Ахматовой по части романов на стороне.
Вообще Гумилев расстроился еще до брака, когда узнал, что его будущая жена не девственница. К слову, Ахматовой на момент замужества было уже 20, но Гумилев долго за ней ухаживал. Их знакомство состоялось, когда Анне было всего 14, через год Гумилев уже признавался в любви. Возможно, он полагал, что это к чему-то обязывает молодую девушку, но Анна считала иначе, и до брака у нее был опыт не только мужского внимания, но и интимной близости.
В ту пору из всех ухажеров поэтессы самым любопытным был итальянский художник Амедео Модильяни.
Ахматова познакомилась с ним на медовом месяце в Париже. Модильяни проникся обаянием юной поэтессы. После возвращения в Петербург Анна остается одна, ее муж уезжает в Африку. Модильяни между тем много пишет Анне.
Вернувшись из Африки, Гумилев серьезно ссорится с женой. Ахматова, недолго думая, собирает вещи и сбегает в Париж к своему поклоннику. Их роман продолжался несколько месяцев. Модильяни вел бедственную жизнь, пристрастился к алкоголю. Из-за отсутствия денег влюбленные не посещала кафе и рестораны, в основном, просто гуляли по парижским улицам. И, конечно же, Ахматова много позировала. В маленькой съемной квартире Модильяни написал более 10 портретов.
Потом Анна вернулась к мужу, а Модильяни нашел любовь в Жанне Эбетюрн. Их судьба сложилась трагично. В 1920 году Амедео умирает от болезни, а Жанна, обезумев от утраты, будучи беременной вторым ребенком, выпрыгивает из окна 5-ого этажа и погибает.
Ахматова узнала о гибели бывшего любовника из некролога в газете. Вспоминать об этой странице своей биографии она не любила. Из всех подаренных художником портретов Анна сохранила один, остальные, по ее словам, сгорели в революционном пожаре 1917, но позже часть была обнаружена в Европе.
Лишь спустя много десятилетий, Ахматова такими словами вспомнит свой юношеский роман:
"Вероятно, мы оба не понимали одну существенную вещь: все, что происходило, было для нас обоих предысторией нашей жизни: его — очень короткой, моей — очень длинной. Дыхание искусства еще не обуглило, не преобразило эти два существования, это должен был быть светлый, легкий предрассветный час. Но будущее, которое, как известно, бросает свою тень задолго перед тем, как войти, стучало в окно, пряталось за фонарями, пересекало сны и пугало страшным бодлеровским Парижем, который притаился где-то рядом. И все божественное в Модильяни только искрилось сквозь какой-то мрак. Он был совсем не похож ни на кого на свете."
В перерывах между книгами иногда перечитываю малую прозу Толстого. Жаль, что над Львом Николаевичем воздвигнут такой монумент величия на постаменте многотомности, что большинство упускает сколько замечательных и главное небольших вещей им написано.
Например, повесть “Холстомер”, где рассказ идет от лица старого больного мерина, который долго и верно служил людям, терпя их жестокость. Или рассказ “Алеша Горшок”: 4-х страничная концентрация жизни человека. «Гениальнейшее, что читал — Толстой — „Алёша Горшок“», — писал когда-то Александр Блок.
Есть у Толстого повесть “Дьявол”, с которой связана личная семейная драма.
Толстой был человеком любвеобильным, особенно в молодости. Впоследствии он себя осуждал и всячески старался бороться с позывами плоти, что получалось у него далеко не всегда. Тут важно сказать, что многое из пережитого Толстой записывал в дневник, который суммарно вел 63 года.
Попали в дневник и записи о его случайных связях с женщинами, а самое главное — связь с замужней крестьянкой Аксиньей, которая забеременела и родила сына. По тем временам ситуация не исключительная, но довольно щекотливая. Тем более, что Аксинья и мальчик, его назвали Тимофеем, остались жить и работать в имении.
И вот Толстой женится на молодой Софье Андреевне Берс, приводит в дом и первое, что делает — вручает ей свой дневник. А там кутежи, заграничные поездки, любовницы, связь с крестьянкой, внебрачный сын, что бегает по соседской деревне, и все это с пугающей откровенностью. Даже по современным меркам не каждая отнесется к такому спокойно, что уж говорить про середину 19-ого века. Юная жена Толстого, ей было всего 18, восприняла прочитанное, скажем так, болезненно.
Толстой тоже сделал выводы. Спустя долгое время он пишет повесть, где описывает жизнь молодого аристократа, вступившего в сексуальную связь с крестьянкой. Многое в этой повести автобиографично. Особенно внутренняя борьба главного героя, которую испытывал и сам автор, будучи даже в солидном возрасте (в 49 лет Толстой увлекся кухаркой и долго боролся с желанием).
В итоге повесть была написана, но не опубликована. Боясь ревности жены, Толстой 20 лет прячет рукопись сначала у друзей, а позже в обшивке кресла в собственном кабинете.
Но тайное всегда становится явным, жена все-таки находит рукопись, и разворачивается скандал. В дневнике появляется такая запись: «…в ней поднялись старые дрожжи, и мне было очень тяжело. Ушел в сад. Начал писать письмо ей то, что отдать после смерти, но не дописал, бросил…».
Повесть была напечатана после смерти Толстого. В последней редакции она получила название “Дьявол”.
Ч.1
Прочитав книгу, я почти сразу вижу “зацепки” для рецензии. Потом они изменятся, появятся новые, но первый абзац стоит перед глазами так четко, словно его уже написали за меня.
Перелистнув последнюю страницу романа “Последний самурай” Хелен Девитт, я понял, что никакой абзац впереди не маячит. Да и как можно сжать в пару строк книгу, что представляет собой упругую пружину человеческого интеллекта.
Сюжет
Сибилле около 30. Она снимает дешевую квартиру в Лондоне и зарабатывает, перепечатывая на компьютере дешевые журналы. У нее есть сын. Его зовут Людо. Обычная семья и трудная жизнь матери одиночки. Вот только Сибилла женщина выдающегося ума, а Людо в 11 лет знает 20 языков и решает задачи высшей математики уровня последнего курса Кембриджа. Пытаясь дать ребенку образец мужского поведения для подражания, Сибилла постоянно смотрит с сыном “Семь самураев” Куросавы. Но однажды этого становится мало, и Людо начинает искать отца.
О книге
Вообще роману жутко не повезло. Его публикация в 2000-х годах прошла незаметно даже в англоязычном мире, а тут еще фильм с Томом Крузом вмешался... Потом, конечно, распробовали и поняли, какая эта редкая книга и выдали авансом парочку премий, но время ушло.
Наш сценарий не лучше. Первый перевод оказался ужасным, что только упрочило забвение книги. На долгое время “Последний самурай” пропал из поля зрения, пока в 2013 году не вышло его переиздание в великолепном переводе Анастасии Грызуновой. Тоска по необычной литературе+качественный перевод позволили роману подняться на небольшую волну читательского интереса. Произошел маленький литературный ренессанс.
Согласно традиционному эпосу, история героя начинается с детства. Сибилла учит Людо греческому и на 5-ти страницах подробно поясняются лингвистические особенности языка. Вместе с 4-х летним малышом ты впитываешь греческий алфавит, и неожиданно приходишь к мысли: “Я хочу учить этот язык. Это прекрасно читать Илиаду в оригинале”. Сначала мысль кажется глупостью. С чего вообще вдруг кому-то сдался греческий? Но Девитт магическим образом удается вывести в абсолют прелесть открытия вещей, о которых ты даже не предполагал. Рассказывает и рассуждает она так, что оторваться просто невозможно, и греческий — это только начало.
Вы задумывались, что существуют языки, где женщина не может говорить утвердительно. Например, фразу “будет дождь” она может произнести: “Наверное дождь мог бы пойти”. Мужчины наоборот только утверждают, даже если не знают точно. Все из-за особой специфики построения языка. Или вот, пожалуйста, Сибилла рассуждает об австрийской композиторе Шёнберге и его теории музыки с более широким диапазоном нот и проблемой равномерно темперированного музыкального строя.
Или может вы догадывались, что латинские числительные используются со словами латинского происхождения — бивекторный, а греческие со словами греческого — пентаграмма? Кстати у некоторых уток во время нырка в воду на каждое перо задействовано по 8 мышц. А еще в японском языке около 50 000 иероглифов, из которых 1945 утверждены как необходимые в повседневном использовании.
Вместе с маленьким Людо, читатель любого возраста и подготовки получает неожиданные познания, а позже дилеммы морального выбора и свободы.
У меня за окном наконец потеплело и уже можно погреть мордашку на солнце. Шагать по просторам веселее под аудиокниги. С художественной литературой в аудио у меня не складывается (постоянно чувствую словно упускаю нечто важное), а вот nonfiction вполне заходит. Есть, видно, какие-то сбои в восприятии.
В общем наткнулся на цикл материалов под названием “Разоблачители”. Это сборник громких журналистских расследований позапрошлого века, вскрывших неприятные нарывы общества. Расследования, надо сказать, легко дадут фору шпионскому триллеру, да и журналисты не боялись обжечься, ухватив материал погорячее. Но даже среди этих смельчаков есть особенные. Одной из таких была Нелли Блай. Удивительная женщина с удивительной биографией.
Настоящее имя нашей героини Элизабет Кокрейн. Ее отец богатый землевладелец имел 10 детей от первого брака и 5 от второго. Элизабет родилась во втором. Потом отец умер, а имение разодрали на части старшие дети. Опустим трудности жизни Элизабет до 1882 года, когда она, будучи 18-летней девушкой, прочитала в газете Pittsburgh Dispatch серию статей, где женщины представлялись бесполезными во всем, кроме домашней работы и материнства. Элизабет послала в редакцию гневное письмо, и оно так впечатлило редактора, что он разыскал девушку и предложил ей работу. Так на свет появилась журналистка Нелли Блай.
Нелли сразу взбунтовалась против типичных “женских” статей и начала самостоятельно делать материалы о женском труде на фабриках. Не всем понравились разоблачительные статьи и Нелли перевели в раздел моды и светской жизни. Но ее было не остановить. Нелли уехала в Мексику, где честно писала о рабском труде мексиканцев, бедности и тотальной коррупции. Здесь она встала поперек горла уже мексиканскому правительству, и через год ее выслали из страны. Нелли переехала в Нью-Йорк, где сделала главный материал своей жизни: “Десять дней в сумасшедшем доме”.
Притворившись психически больной, Нелли попала в женскую клинику на острове Блэкуэлл. Выйти оттуда она смогла только через 10 дней, когда газета натравила на клинику юристов. Первое, что попросила Нелли на свободе: “Дайте что-нибудь поесть”. Медсестры и санитары били и душили больных, оставляли без еды и воды, заставляли мерзнуть на улице. Бюджетные средства выделенные на содержание клиники разворовывались, пациенты ходили в лохмотьях, а постельное белье менялось раз в месяц. Но самое худшее: низкая квалификация и безразличие врачей. Женщину могли отправить на “лечение” лишь за то, что она плохо говорила по-английски. В комиссии из 4-х врачей только у одного возникли сомнения, что Нелли симулянтка, но его мнение не приняли в расчет.
Статья вызвала массу народного гнева, ряд расследований и проверок, которые изменили систему контроля за деятельностью клиник для душевнобольных.
Казалось бы, можно спокойно почивать на лаврах. Однако в этой женщине горел какой-то невероятный огонь. Нелли решила превзойти Филеаса Фогга, героя романа Жюль Верна “Вокруг света за 80 дней”. Редактор газеты ответил, что идея класс, но посылать женщину слишком опасно, к тому же у нее много багажа. “Что за глупости?!”, — ответила Нелли и отправилась вокруг света, взяв одну ручную сумку и одно платье.
