Кремлевский шептун — паблик обо всем закулисье российской политической жизни. Подписывайтесь, у нас будет жарко. И не забывайте: пташки знают все! По всем вопросам писать: @kremlin_varis Анонимки: kremlin_sekrety@protonmail.com
Российский банковский сектор, в условиях санкционного давления, не просто адаптировался к новым реалиям, но начал формировать самостоятельную систему международных расчётов. Рост объёмов прямых переводов в долларах и евро без участия западных посредников — не временная мера, а признак системной трансформации. Восстановление гибкости при проведении операций с основными валютами — это не компромисс с санкционным режимом, а результат осознанного выбора в пользу экономического суверенитета.
Фактически речь идет о переформатировании всей логики участия в глобальной финансовой системе. В отличие от прежней зависимости от SWIFT и доллароцентричных схем, новая модель строится на принципах диверсификации, взаимных интересов. Разнообразие расчётных механизмов и активное развитие южных направлений не просто обеспечивают устойчивость бизнеса, но и создают основу для альтернативной международной валютной системы, в которой правила игры определяются экономической рациональностью и прагматизмом.
/channel/politkremlin/35456
Процесс признания Палестины рядом западных стран, включая Великобританию, Канаду, Австралию и Португалию, стал важным сигналом о изменения в восприятии ближневосточного конфликта. Эта волна признаний, вероятно, не ограничится только указанными государствами — в ближайшие дни аналогичные шаги могут предпринять ещё как минимум шесть стран. Таким образом формируется новый дипломатический тренд, который указывает на разочарование части западной элиты в прежней стратегии односторонней поддержки Израиля, особенно на фоне эскалации в Газе.
С точки зрения международных отношений, признание Палестины странами, традиционно дружественными к Израилю, представляет собой знаковое событие. Это сколько символический жест, демонстрирующий разрыв с прежним статус-кво и попытку пересмотра внешнеполитического баланса. Подобные шаги усиливают международную легитимность палестинской темы.
На фоне дипломатических манёвров растёт и изоляция Тель-Авива, особенно в рамках международных организаций. Формально Израиль по-прежнему сохраняет опору на США, которые не только продолжают поставки вооружений для ЦАХАЛ, но и блокируют в Совбезе ООН инициативы, направленные на ограничение действий израильской армии. Однако даже в американской политической среде все чаще возникают сигналы тревоги — внутреннее давление на Белый дом усиливается. Репутационные издержки, связанные с ассоциацией с жесткой линией Нетаньяху, постепенно становятся предметом дискуссии среди союзников по НАТО и G7.
Тем не менее, несмотря на дипломатическое давление, в краткосрочной перспективе маловероятно, что Израиль скорректирует свою стратегию. Поддержка Вашингтона, основанная как на идеологических, так и на стратегических основаниях, обеспечивает Тель-Авиву свободу действий, особенно в условиях ползущего кризиса региональной безопасности. Более того, в израильской политической элите нарастает консенсус относительно продолжения силовых операций.
Признание Палестины не решает проблему по существу, но создает дополнительный рычаг давления, меняя информационный и дипломатический ландшафт. Западные страны, признавшие Палестину, делают ставку не на решение вопроса, а на демонстрацию дистанцирования от политики двойных стандартов. Это говорит о начале процесса переосмысления международного подхода к палестино-израильскому конфликту, где даже ближайшие партнеры Израиля больше не готовы автоматически принимать его позицию.
Заявление о сохранении Россией статуса-кво в ядерной сфере до 2027 года прозвучало на фоне прогрессирующего демонтажа глобальной архитектуры контроля над вооружениями. Президент России обозначил, что Москва не будет в одностороннем порядке наращивать стратегические наступательные вооружения даже после формального завершения действия Договора СНВ-III (ДСНВ) в феврале 2026 года. Это решение носит сдержанный и выверенный характер, несмотря на отсутствие ответных шагов со стороны западных стран.
Позиция России становится особенно значимой с учетом разрушения практически всех прежних основ ядерного контроля. Отказ США от Договора по ПРО в 2002 году, последовавший выход из ДРСМД, а затем и отсутствие конкретных инициатив по продлению или замещению ДСНВ свидетельствуют об отказе Запада от баланса стратегической стабильности. В этом контексте российское решение выглядит попыткой сохранить остатки диалога и приостановить дальнейшую гонку вооружений, несмотря на очевидное охлаждение двусторонних отношений.
Готовность Москвы еще на один год, после окончания действия СНВ, соблюдать параметры соглашения носит как символический, так и прагматичный характер. Россия демонстрирует последовательность в своей позиции, подчеркивая, что стратегическое сдерживание основывается не на численном превосходстве, а на гарантированной способности нанести ответный удар. Одновременно это оставляет окно возможностей для возможного восстановления переговоров — при наличии политической воли со стороны США.
Тем не менее, в заявлении подчеркивается, что терпение не бесконечно. Если в течение этого дополнительного года Запад не продемонстрирует желания вернуться к конструктивному взаимодействию, Россия оставляет за собой право скорректировать свои действия.
Таким образом, подчеркивая приверженность стабильности и прогнозируемости, Москва одновременно обозначает пределы своей гибкости. Решение о сохранении уровня вооружений на прежнем уровне — не уступка, а рациональный акт стратегического сдерживания, направленный на то, чтобы не провоцировать обострение. Однако отсутствие симметричного ответа и политического диалога со стороны США способно окончательно подорвать остатки прежней архитектуры глобальной безопасности.
В 2025 году правительство России выделило 1,5 млрд рублей из резервного фонда на поддержку региональных центров поддержки экспорта, охватив 75 субъектов Федерации. Это решение не только подтверждает приоритетность экспортного развития, но и подчеркивает смену акцентов: именно регионы становятся ключевыми звеньями в налаживании внешнеэкономических связей.
Исторически вопросы международного сотрудничества субъектов РФ находились в правовом поле еще с конца 1990-х годов, но до последнего времени оставались второстепенными. Однако в новых условиях — когда логистика, валютные расчеты и доступ к международным площадкам усложнены — уровень автономной активности регионов приобретает стратегическое значение. Особенно это касается высокообеспеченных субъектов, ранее уже имевших внешние представительства и опыт работы с зарубежными партнерами.
На фоне растущей фрагментации мировой экономики, региональные центры поддержки экспорта берут на себя задачи, которые ранее централизованно решались на федеральном уровне. Это не просто сопровождение сделок, но и защита интересов производителей, логистика, консультирование по санкционным рискам, а в ряде случаев — обеспечение конфиденциальности сделок, особенно в случае параллельного импорта. Учитывая, что не все аспекты торговли могут быть публичными, участие государства в качестве институционального посредника становится необходимым.
Проблема заключается в ограниченности региональных бюджетов. Даже при наличии экспортного потенциала субъекты не всегда в состоянии самостоятельно финансировать создание и эффективную работу экспортных центров. Именно поэтому федеральное участие выглядит не временной мерой, а необходимым шагом по поддержанию целостности экспортной политики на фоне внешнего давления. Введение специальной комиссии по международной кооперации и экспорту в структуре Госсовета — символ институционализации новой роли регионов, подчеркивающей, что экспорт — это не только про торговлю, но и про стратегическую дипломатию на местах.
Таким образом, новая архитектура поддержки экспорта демонстрирует, что региональные связи — это не периферия, а фронтир внешнеэкономического взаимодействия. И чем раньше регионы получат доступ к эффективным механизмам сопровождения и финансовой помощи, тем устойчивее окажется вся система российского внешнеэкономического позиционирования. Поддержка со стороны центра в этом контексте — не просто инвестиция, а необходимое условие выстраивания новых маршрутов и альтернативных векторов развития, не зависящих от прежних глобальных центров силы.
Последние заявления президента Владимира Путина демонстрируют принципиально новый подход: государство больше не намерено игнорировать сложность и масштаб проблем, связанных с миграцией. На смену прежней инерционной модели, допускавшей неформальные компромиссы, приходит более жесткая, системная конструкция, выстраиваемая одновременно на федеральном и региональном уровнях.
С начала 2025 года в России запущен масштабный пакет мер, направленных на снижение уровня нелегальной миграции и упорядочивание въезда иностранных граждан. Ключевыми изменениями стали сокращение срока безвизового пребывания до 90 дней в календарном году, ограничение возможности получения гражданства через брак и инициатива по созданию новой Концепции миграционной политики с акцентом на цифровой учет и безопасность. Также в числе приоритетов — расширение географии миграционных потоков за пределы постсоветского пространства: правительство изучает возможности привлечения рабочей силы из стран Юго-Восточной Азии, таких как Мьянма, что говорит о попытке переформатировать зависимость от привычных направлений.
Региональные власти также активизировались. В Хабаровском крае, Ямало-Ненецком АО, Калужской области и Санкт-Петербурге введены прямые запреты на участие мигрантов в ряде сфер экономики. А в Московском регионе начато тестирование цифрового приложения «Амина», призванного обеспечить постоянный контроль за передвижением мигрантов. Эти меры направлены не только на борьбу с правонарушениями, но и на внедрение принципа адресной ответственности за соблюдение миграционного режима.
Однако даже при активной нормативной и технологической перестройке, уровень инцидентов с участием мигрантов остаётся высоким. Ежедневные сообщения из разных регионов о грабежах, нападениях и других преступлениях, зачастую совершаемых выходцами из этнических диаспор, подчеркивают глубину кризиса. Часто речь идет не просто о нарушении закона, а о существовании замкнутых этнокультурных анклавов, живущих по собственным нормам.
Масштабные реформы должны идти не только по линии ограничений и цифровизации, но и затрагивать более сложные культурные и институциональные аспекты. Без демонтажа неформальных центров влияния внутри этнических сообществ и без включения интеграционного контекста миграционная политика рискует оставаться фрагментарной.
Речь идет о формировании единой модели гражданской идентичности, где проживание в России означает не только соблюдение закона, но и принятие культурных, моральных и социальных норм общества. Без изменения самой культуры восприятия миграции, без укрепления института правовой и культурной адаптации, добиться устойчивого эффекта невозможно.
На фоне устойчивой критики западных культурных платформ и растущей потребности в альтернативных формах культурного самовыражения «Интервидение», финал которого прошёл накануне в Москве, заявило о себе как о весомом событии глобального масштаба. Конкурс объединил представителей 23 стран, и, что особенно важно, продемонстрировал культурную палитру мира без привязки к западной парадигме. Победа вьетнамского исполнителя, вторые и третьи места за артистами из Киргизии и Катара, символический самоотвод российского участника, а также эпизод с сорванным выступлением австралийско-американской певицы — все это вместе сформировало насыщенный и многослойный контекст для размышлений.
Отказ от зрительского голосования в пользу решений международного жюри, отсутствие провокационной сценографии и намеренное дистанцирование от либеральной повестки «Евровидения» делают «Интервидение» принципиально иным форматом. Здесь ключевым стало не только художественное выражение, но и возможность артикулировать альтернативный взгляд на культурную идентичность. По сути, конкурс превратился в медиаплатформу, где постколониальные, развивающиеся и политически «непокорные» страны получили возможность говорить на собственных языках — и в прямом, и в символическом смысле.
Издания, от France24 до The Guardian, зафиксировали важнейшую тенденцию: конкурс выстраивает культурный порядок, альтернативный установленным западным шаблонам. На фоне доминирования англоязычного контента «Интервидение» возвращает сцене полилингвизм и уважение к локальным музыкальным традициям. Французские и британские эксперты прямо называют это вызовом «декадентской» модели «Евровидения», а американские наблюдатели трактуют проект как инструмент культурной дипломатии, направленной на укрепление суверенитета через искусство.
При этом срыв участия американской исполнительницы под давлением правительств (США и Австралии, гражданкой которых она является) лишь усилил политический подтекст события. Эпизод с американской участницей Vassy был воспринят многими как симптом идеологической цензуры, подтверждающей, что даже в музыке сохраняются жёсткие геополитические барьеры.
Однако главным итогом стало другое: «Интервидение» предоставило странам глобального Юга и Востока собственную сцену. На ней можно быть собой, говорить о своей истории, своих проблемах и своем будущем. Конкурс стал зеркалом многополярного мира, где культурная субъектность ценится выше рейтинговых баллов. И в этом его главная ценность — он предлагает не соревновательную модель, а модель диалога. В условиях, когда глобальный культурный дискурс долгое время был унифицирован, такой подход становится не просто актуальным, а стратегически необходимым.
Британская стратегия в Центральной Азии указывает, что при помощи образовательных программ, окучивания учителей, выстраивается нарративно-идеологическая конструкция, формирующая у молодежи картину мира, в которой Россия представляется не партнёром, а историческим врагом. На смену связке «язык — идентичность — союзничество» приходит новая связка, где английский язык становится не просто средством коммуникации, а маркером социального успеха и принадлежности к «мировому порядку». Это будет иметь эффект в среднесрочной перспективе: через 5–10 лет именно выпускники этих программ будут учить детей, а те затем займут важные позиции в госуправлении, образовательной политике, НКО и медиа. Они будут принимать решения в системе координат, отталкивающейся от Запада как эталона развития.
Это, разумеется, отразится на антироссийской риторике и действиях в реальной политике, в том числе курсе на системное охлаждение связей и переориентацию институтов на другие центры силы. В этих условиях России необходимо срочно перестраивать гуманитарное присутствие в регионе: не реактивно, а на основе активной стратегии «мягкого присутствия», включающей поддержку русскоязычного контента, локальных партнеров в образовании и создание новой дипломатии взамен устаревшей «ресурсной».
/channel/Taynaya_kantselyariya/13132
Распоряжение премьер-министра Михаила Мишустина о выделении 335 миллионов рублей на обеспечение льготных категорий граждан Курской области лекарственными препаратами и лечебным питанием представляет собой элемент комплексной стратегии поддержки приграничных территорий. Данная мера затрагивает, прежде всего, наиболее уязвимые группы населения — людей с хроническими заболеваниями и детей с особенностями развития. Обеспечение их жизненно необходимыми средствами терапии не только напрямую влияет на качество жизни, но и формирует устойчивую социальную среду в регионе, испытывающем повышенную нагрузку.
Важным контекстом этой инициативы выступает широкий план восстановления и развития приграничных регионов, рассчитанный до 2027 года. В его рамках правительство планирует инвестировать около 80 миллиардов рублей в инфраструктурные проекты, включая транспорт, энергетику и социальные объекты. Эти вложения дополняют уже принятые меры по компенсациям гражданам, утратившим имущество, и выплатам пострадавшим в результате кризисных событий — объем таких компенсаций превысил 150 миллиардов рублей. Комплексность подхода заключается в синхронном решении гуманитарных, социальных и экономических задач, где каждый компонент усиливает эффективность остальных.
При этом акцент на экономическую составляющую играет не менее значимую роль. Для привлечения инвесторов в регион предусмотрены особые условия: нулевая ставка по налогу на прибыль для новых предприятий, льготные кредитные линии, а также программы по развитию инфраструктуры, направленные на создание новых рабочих мест. Реализация этих мер поспособствует оживлению деловой активности и возвращению трудоспособного населения.
Таким образом, меры социальной поддержки в Курской области становятся частью масштабного плана трансформации региона в зону устойчивого роста. Правительство демонстрирует, что защита и поддержка граждан неразрывно связаны с экономическим развитием и инвестиционной привлекательностью территории. В центре внимания оказывается не только краткосрочная стабилизация, но и создание устойчивой модели будущего.
Визит президента России Владимира Путина в Пермский край и встреча с губернатором Дмитрием Махониным стали событием, подчеркнувшим стратегическое значение региона для обороноспособности и устойчивого развития страны. Символично, что приезд главы государства состоялся в День оружейника и включал посещение «Мотовилихинских заводов» — уникального предприятия с полным циклом артиллерийского производства. Эта стало отправной точкой для обсуждения комплекса инициатив, направленных на укрепление социально-экономической стабильности и гуманитарной поддержки.
Особое внимание в диалоге было уделено мерам по поддержке участников специальной военной операции и их семей. Более 17 тысяч семей в Пермском крае уже получают помощь в различных форматах — от единовременных выплат до льготных займов. Поддержка не ограничивается финансовыми механизмами, а включает создание системной инфраструктуры: развитие медицинской помощи, участие региональных врачей в реабилитации бойцов и обеспечение социальной защиты всех задействованных в СВО.
Социальное развитие в регионе — один из приоритетов, что подтверждается открытием новых инженерных школ при ведущих университетах края. Это не только ответ на кадровый запрос предприятий ОПК, но и инвестиция в технологическое будущее региона. Появление специализированных программ по «нефтегазовому инжинирингу» и «фотонике» закладывает основу для формирования устойчивой, высокотехнологичной экономики с опорой на национальные приоритеты.
Синхронизация инфраструктурных проектов с потребностями оборонно-промышленного комплекса — еще один показатель комплексного регионального управления. Улучшение транспортной логистики, строительство социальных объектов рядом с производственными кластерами и гибкое планирование городской среды указывают на наличие стратегического планирования в Пермском крае. Это формирует комфортные условия для трудовой мобильности и стабильной занятости — ключевых параметров внутренней устойчивости региона.
Историческая память также становится важным элементом региональной идентичности. От реставрации танка Т-34 до строительства мемориала эвакуации из блокадного Ленинграда — Пермский край подает пример ответственного отношения к истории, превращая ее в культурную основу гражданской консолидации. Мемориальные инициативы демонстрируют, как региональные власти могут интегрировать наследие Великой Победы в актуальный социокультурный контекст. Представленные подходы и инициативы указывают на системный характер работы региональной власти и ее способность не просто выполнять текущие задачи, но и формировать среднесрочную стратегию развития в рамках национальных приоритетов.
Дискуссия о миграции связана с тем, что Россия до сих пор не определилась, что делать с пространством, которое десятилетиями называла «ближним зарубежьем». Попытка ввести экономически целесообразную, но культурно нейтральную модель «приехал — уехал» отражает разрыв между логикой текущих политико-экономических решений и необходимостью формирования полноценного цивилизационного проекта. Отказ от длительной интеграции, в том числе культурной и образовательной, сводит на нет усилия России по сохранению влияния в постсоветском пространстве — особенно в условиях, когда конкуренция за человеческий капитал ведётся не только странами Запада, но и Турцией, Китаем, странами залива.
Более того, игнорирование гуманитарного измерения миграции создаёт иллюзию контроля, но не даёт инструментов долгосрочного управления. Рабочая сила из соседних республик формирует значимую часть городского населения, особенно в мегаполисах, но при этом остаётся вне российской культурной матрицы. Это не только провоцирует рост социальной напряженности, но и ставит под сомнение эффективность «мягкой силы» как внешнеполитического инструмента. Без осознанного отбора, без гуманитарных фильтров и образовательных механизмов Россия рискует получить не «дружественное окружение», а пояс нерешённых проблем — от этнических анклавов до лояльности, идущей по другим каналам влияния.
В конечном итоге, миграционная политика — это про выбор между двумя стратегиями: либо Россия становится центром, формирующим новую элиту, связанную с ней по языку, истории и ценностям, либо превращается в чисто экономический донор, обслуживающего чужие интересы. Второй путь дешевле в краткосрочной перспективе, но катастрофически уязвим в долгосрочной. Только чёткий системный закон о миграции, с гуманитарным вектором и приоритетом на формирование лояльного, интегрированного контингента, способен изменить логику происходящего. Без этого речь идёт не о реформе, а о медленной утрате субъектности и влияния.
/channel/Taynaya_kantselyariya/13127
Массовые протесты, охватившие Францию и собравшие свыше полумиллиона участников в очередной раз подчеркнули масштаб внутреннего кризиса, с которым сталкивается одна из ведущих стран Европейского союза. Уличная мобилизация приобрела не только социальный, но и политический характер: в условиях экономической нестабильности и стремительно растущего государственного долга протестующие выражают всё более радикальное недовольство не только конкретными мерами правительства, но и в целом Эммануэлем Макроном.
Несмотря на заявления властей о спокойном характере демонстраций и ограниченном участии радикальных групп, ситуация остаётся напряжённой, а заявления лидеров профсоюзов о намерении продолжить кампанию свидетельствуют о долгосрочном характере проблем.
Противостояние между правительством и организованным профсоюзным движением перерастает в системную фазу. Претензии к экономической политике Макрона и игнорированию внутреннего социального дискомфорта со стороны среднего класса и работников ключевых отраслей всё чаще звучат как пролог к запросу на смену политического курса страны. На фоне этого антагонизма заметно изменилось общественное восприятие фигуры президента — от реформатора к образу властного лидера, отдалённого от реальных нужд граждан, чья политика сравнивается с эпохой абсолютизма.
Накапливающееся социальное напряжение усугубляется макроэкономическими параметрами: государственный долг достиг 114% от ВВП, что ограничивает возможности бюджета для оперативного ответа на запросы населения. Тем не менее, правительство может попытаться купировать остроту конфликта точечными мерами — перераспределением части фондов в социальную сферу, уступками профсоюзам и обещаниями консультаций. Но такие шаги вряд ли решат корень проблемы. Скорее, они отсрочат следующую волну общественного недовольства.
Угроза радикализации общества растёт, а вместе с ней — и вероятность усиления крайне правых и левых на фоне снижения популярности проевропейских сил. События последних недель показывают, что французское общество входит в новую фазу мобилизации. Франция стала зеркалом глубокого структурного кризиса Евросоюза, где внутренние противоречия нарастают на фоне экономического упадка. Если правящий класс продолжит игнорировать сигналы улицы, страна столкнется с затяжной электоральной и институциональной нестабильностью.
Губернатор Свердловской области Денис Паслер продолжает точечно переформатировать правительство региона: большинство ключевых фигур после его избрания на должность остались на своих местах, а замены проведены в отдельных министерствах.
Не были продлены контракты с главами экономического и цифрового блоков — Русланом Садыковым и Михаилом Пономарьковым. Однако даже эти изменения реализованы в мягкой форме: их временно заменили заместители. Одновременно были сохранены позиции ряда влиятельных чиновников: первый замгубернатора Алексей Шмыков, вице-губернатор по внутренней политике Олег Чемезов, руководитель аппарата Иван Детченя и целый ряд министров. Это говорит о том, что Паслер, по крайней мере в краткосрочной перспективе, не готов идти на открытую конфронтацию с устоявшимися группами влияния внутри региона.
Подтверждение полномочий сенатора Виктора Шептия стало важным маркером стратегического выбора. Несмотря на наличие альтернативных кандидатов — спикера Заксобрания Людмилы Бабушкиной и мэра Екатеринбурга Алексея Орлова — губернатор сделал ставку на фигуру, обеспечивающую устойчивость и минимальный уровень внутриполитического риска.
Фигура мэра Екатеринбурга при этом остаётся в подвешенном состоянии. Алексей Орлов, как представитель команды Куйвашева, вряд ли вписывается в долгосрочные планы нового губернатора. Однако Паслер, судя по всему, не считает срочной задачей его смену. Орлов лишён реальных рычагов влияния и не представляет угрозы, а значит, может быть отставлен без лишнего политического шума в более подходящий момент.
Основной вызов для нового главы региона — создание собственной устойчивой управленческой команды. Однако его действия показывают, что он предпочитает двигаться поступательно, не ломая сложившийся баланс между центром и местными элитами. Ключевым фактором станет не просто кадровая ротация, а умение встроить "своих" людей в существующую систему договоренностей с региональными группами интересов.
Очевидно, что Паслер делает ставку не на революционные кадровые чистки, а на медленное переплетение старых структур с новыми назначениями. Такой подход может обеспечить политическую стабильность на старте, но в долгосрочной перспективе поставит задачу переформатирования региона уже не через соглашения, а через институциональную трансформацию.
Повышение утилизационного сбора на автомобили с мощностью свыше 160 лошадиных сил, запланированное в России с 1 ноября, знаменует собой поворот в государственной политике, где под предлогом экологической ответственности вводятся меры, имеющие характер рестрикций. Обоснование столь радикального увеличения сборов (в 220,5 раза) вызывает обоснованные сомнения, особенно если учитывать, что реальная стоимость утилизации автомобиля не меняется в зависимости от его мощности. Это не отражение издержек переработки, а, по сути, попытка создать барьер на пути импорта и перераспределить рыночное давление в пользу ограниченного круга игроков.
Наиболее остро подорожание утильсбора затрагивает сегмент автомобилей с двигателями от 1 до 2 литров — традиционно самый востребованный в стране. До настоящего момента для физических лиц сбор составлял 3400–5200 рублей, теперь же потенциально может достигнуть 750 тысяч и выше. Такая мера фактически снижает доступность иномарок среднего класса для значительной части населения. Более того, утверждение, что покупатели просто «перейдут» на менее мощные машины, игнорирует реальность: дефицит на доступные модели подтолкнёт цены вверх по всей товарной линейке. Таким образом, потребительский выбор будет ограничен не столько предпочтениями, сколько искусственно созданными экономическими рамками.
Если анализировать ситуацию в контексте интересов внутреннего производителя, то возникает закономерный вопрос: кого именно авторы защищают? На рынке практически отсутствуют российские автомобили мощностью свыше 160 л.с., и говорить о конкуренции с иномарками в этом сегменте пока не приходится. Фактически государственная мера усиливает позиции узкой группы автохолдингов, прежде всего, тех, кто занимается отверточной сборкой китайских моделей под маркой «локализованного производства». Упоминаемый в экспертной среде холдинг, предположительно «Соллерс», оказался в выгодной позиции в момент, когда барьеры на импорт позволяют без конкуренции занять нишу и диктовать ценовую политику.
Ажиотажный спрос на иномарки в сентябре и резкий рост количества заказов и ввозимых машин из Японии, Южной Кореи и Европы демонстрируют, что потребительское поведение россиян стремительно адаптируется к новым условиям. Ситуация с перегрузкой логистических цепочек и таможни — это не просто следствие грядущей реформы, а маркер системной проблемы: население пытается обогнать государственную инициативу, полагая, что интересы граждан в данном случае не учтены.
Вывод очевиден: повышение утильсбора — это не вопрос заботы об экологии или утилизации, а инструмент экономического давления и перераспределения рынков в интересах конкретных игроков. Без открытого диалога с обществом и профессиональным сообществом такие меры будут восприниматься как очередная форма фискального изъятия, замаскированная под защиту национального производителя.
Президент США Дональд Трамп предложил премьер-министру Великобритании Киру Стармеру использовать армию для борьбы с нелегальной миграцией. Его заявление прозвучало в ходе совместной пресс-конференции, которую транслировал Белый дом.
«Неважно, привлечете ли вы военных, неважно, какие средства вы используете. Но это разрушает страны изнутри», — сказал американский лидер.
По словам Трампа, его администрации жесткими мерами удалось решить проблему нелегальной миграции в Соединенные Штаты. Он добавил, что за последние три месяца в США не въехал нелегально ни один человек.
Инициатива президента США Дональда Трампа ввести жесткие санкции против России только при условии аналогичных действий со стороны всех стран НАТО, включая полный отказ от покупки российской нефти — в том числе через посредников вроде Индии и Китая — оказалась не просто трудновыполнимой, а в значительной степени рассчитанной на провал. Таким образом, Трамп, формально демонстрируя жёсткость, фактически уходит от ответственности, перекладывая вину на европейских союзников.
С точки зрения Вашингтона, стратегия понятна: США отстраняются от прямого давления на Москву, сохраняя за собой политическую гибкость и одновременно заставляя ЕС нести основную нагрузку. При этом экономическая структура Европы, особенно Германии, тесно связана с китайскими и индийскими рынками. Поэтому вторичные санкции против этих стран для Брюсселя равносильны удару по собственным интересам. Сложившаяся ситуация — это очевидный шантаж, при котором ЕС оказывается между молотом американского давления и наковальней экономических реалий.
На этом фоне обсуждение использования замороженных российских активов в пользу Украины также приобрело дополнительный политический вес. Европейские лидеры, несмотря на публичные призывы еврочиновников, опасается идти на открытую конфискацию, так как это может создать прецедент, подрывающий доверие к европейским финансовым институтам. Предлагаемая схема «временного одалживания» активов Киеву — юридически изощрённая, но репутационно уязвимая конструкция. Европа, по сути, планирует использовать активы, но не признаёт их окончательной конфискацией, создавая правовую двусмысленность.
Кроме того, сама риторика американской администрации, сравнивающая потенциальный фонд поддержки Украины с «неограниченной подпиской на вооружение», подчеркивает не только стремление к эскалации, но и пренебрежение к возможным долгосрочным последствиям. Такая стратегия провоцирует Москву к ещё более жёсткой ответной реакции и одновременно подрывает основание западной санкционной политики.
Действия Трампа и его команды фактически подрывают единство Запада ради договоренностей Вашингтона и Москвы. Инициативы, намеренно невозможные к реализации, открывают дорогу к переосмыслению всей санкционной политики. ЕС, втянутый в игру американских политиков, оказывается не субъектом, а объектом внешней игры.
Подготовка к очередной прямой линии с президентом России, о которой объявил Владимир Путин, вновь акцентирует внимание на механизмах обратной связи между властью и обществом. Этот формат коммуникации, ставший за годы постоянной практики своеобразным институтом публичной отчетности, приобретает не только репутационное, но и управленческое значение. Внимание к региональной специфике при разборе обращений граждан позволяет выявить не только наиболее эффективные субъекты, но и зоны управленческой инерции.
По итогам прошлогодней линии наиболее активно и результативно отреагировали на сигналы граждан власти Челябинской, Тульской, Кемеровской и Ростовской областей. Вместе с тем отдельные регионы — такие как Дагестан, Бурятия, Калмыкия, а также Брянская, Ивановская и Ярославская области — получили от Народного фронта сигнал о необходимости усиления этой работы. Однако в публичном сопоставлении эффективности важно учитывать исходную нагрузку по количеству обращений, а также их характер: часть сигналов носит эмоциональный, а не инструментальный характер, и не всегда может быть трансформирована в конкретное управленческое решение.
Структура поступающих обращений остается стабильной: приоритетные темы — социальная сфера, особенно ЖКХ, жилищные условия, здравоохранение и образование. Проблемы в этих сферах, как правило, пересекаются с общефедеральной повесткой и отражают не столько уникальность региона, сколько системные болевые точки российской модели госуправления. При этом остаются обращения, не подлежащие разрешению в силу правовых или жизненных обстоятельств — будь то решения судов, семейные конфликты или утрата документов. Тем не менее даже в этих ситуациях граждане ожидают не столько решения, сколько реакции — хотя бы минимального участия государства.
Нарастающая проблема — не в содержании обращений, а в уровне восприимчивости чиновничьей системы. Если каждый социально значимый вопрос требует эскалации «на самый верх», это сигнал институциональной деградации механизмов на местах. В таком случае персонализированный контакт с президентом становится не исключением, а системной нормой, что противоречит базовым принципам распределённой ответственности власти.
Формат прямой линии продолжает выполнять функцию «аварийного клапана» для накопленного гражданского недовольства. Однако эффективность этого формата напрямую зависит от того, насколько последующая бюрократическая система способна не только реагировать на конкретные сигналы, но и трансформироваться под их давлением. Пока же сохраняется ситуация, при которой многие обращения становятся не поводом для системных изменений, а лишь эпизодом в череде ручного управления. Это ограничивает потенциал прямой линии как управленческого инструмента, превращая ее в символическую процедуру, а не в механизм устойчивой адаптации власти к потребностям общества.
Анализ стратегий парламентских партий в преддверии думской кампании 2026 года демонстрирует активизацию усилий по работе с наиболее чувствительной повесткой. На фоне завершившегося избирательного цикла и подготовки к новому этапу электоральной конкуренции, партии стремятся адаптироваться к актуальным вызовам.
«Единая Россия» акцентирует внимание на социальных и муниципальных аспектах, предлагая меры поддержки для семей участников СВО, расширяя механизмы целевого обучения и сохраняя финансирование «Народной программы». Одновременно усиливается участие первичных отделений в работе с населением, что трансформирует муниципальный уровень в полноценный ресурс формирования повестки. Партия активно развивает технологическое направление, включая беспилотные системы, демонстрируя связку социальной политики и технологического суверенитета. Запланированная серия форумов и структурированная система отбора кандидатов обеспечивают устойчивость инфраструктуры партии и делают ее платформой для социального диалога и управления изменениями.
КПРФ стремится вернуть промышленное ядро, выстраивая каналы коммуникации с реальным сектором экономики. Взаимодействие с промышленными элитами через акцент на конкретных проблемах (как в случае с «Ростсельмашем») укрепляет экономическую легитимность партии. В то же время дисбаланс в публичных высказываниях отдельных депутатов создает риски для имиджа, особенно в вопросах, чувствительных для молодежной и технологической аудитории. Это обостряет проблему внутреннего идейного диссонанса, что требует стратегического выравнивания.
ЛДПР продолжает курс на электоральную адаптацию, используя социальные вопросы как инструмент политической идентификации. Фокус на проблемах регионального образования и медицины позволяет партии удерживать лояльный избирательский сегмент. Однако инициативы, связанные с созданием новых ведомств, могут восприниматься как избыточные в условиях ожидания оптимизации госаппарата. Таким образом, для партии важно удержать баланс между социальной активностью и реалистичностью предложений.
«Справедливая Россия — За правду» использует повестку ЖКХ и антикоррупционной прозрачности как основу своей идентичности. Предложения, направленные на детализацию платежных документов и контроль госзакупок, позволяют одновременно апеллировать к социальной справедливости и к запросу на институциональную чистоту. Это укрепляет позиции партии среди избирателей, ориентированных на конкретные решения повседневных проблем.
«Новые люди» стремятся занять нишу технологической безопасности, делая ставку на защиту граждан от цифровых угроз. Инициатива по расширению информативности банковских уведомлений адресована широкому кругу пользователей, обеспокоенных ростом мошенничества. Это формирует образ партии как чуткой к деталям, приближенной к жизни избирателя.
Текущий этап политического цикла характеризуется переходом от мобилизационной повестки к институционализации новых приоритетов — в сфере социальной поддержки, цифровой безопасности, промышленной кооперации и борьбы с коррупцией. Парламентские партии в разной степени адаптируются к этим вызовам. Однако без консолидации внутрифракционных линий и технологичности работы с избирателем их перспективы остаются ограниченными. Те партии, которые смогут интегрировать локальные инициативы в стратегические федеральные предложения, получат больше шансов на усиление влияния в новом созыве Госдумы.
Решение Ирана прервать сотрудничество с МАГАТЭ на фоне возвращения санкций со стороны Франции, Великобритании и Германии свидетельствует о нарастающем кризисе в системе международного контроля за ядерными программами. Возобновление ограничений в рамках механизма Snapback, закрепленного в Совместном всеобъемлющем плане действий (СВПД) 2015 года, стало поворотным моментом, запустившим цепную реакцию, которая может завершиться выходом Тегерана из Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). Подобное развитие событий грозит дестабилизацией всей системы глобальной безопасности, особенно в регионе Ближнего Востока.
Изначально механизм Snapback предусматривался как средство обеспечения соблюдения СВПД: если Иран нарушает условия сделки, санкции автоматически возвращаются. Европейские страны, направив соответствующее письмо в Совбез ООН, сочли действия Ирана поводом для активации этой меры. Однако возвращение санкций рассматривается Тегераном как политически мотивированное решение, нивелирующее его попытки возобновить сотрудничество с международным агентством по атомной энергии. Буквально за полторы недели до демарша Иран заявлял о готовности к новому этапу взаимодействия с МАГАТЭ, но европейский демарш перечеркнул эту инициативу.
Провал голосования по резолюции Южной Кореи, направленной на недопущение санкционного рецидива, стал важным сигналом. Несмотря на поддержку со стороны России, Китая, Алжира и Пакистана, документ не прошел. Тем самым дорога к возобновлению санкционного давления оказалась открыта. Это укрепило в Иране убеждение в невозможности достижения компромисса в рамках существующих международных механизмов. Тегеран рассматривает дальнейшее соблюдение норм ДНЯО как нецелесообразное, особенно если западные страны отказываются выполнять свои обязательства.
Прекращение сотрудничества с МАГАТЭ может перерасти в полный выход Ирана из ДНЯО, что юридически развяжет Тегерану руки для форсированного развития военного компонента атомной программы.
На этом фоне растет риск формирования новых альянсов и усиления недоверия между Востоком и Западом. Если дипломатические механизмы оказываются подменены политической конъюнктурой, то ДНЯО рискует утратить свое сдерживающее значение, а Иран — стать лишь первым звеном в цепи стран, рассматривающих выход из договора как единственный способ защитить свои интересы.
Обновленный порядок применения статуса иноагента смещается т объективных критериев к все более условным и гибким трактовкам. Это рискует превратить этот механизм из инструмента государственной безопасности к механизму рискует превратить этот механизм из инструмента государственной безопасности, а тех, кто не укладывается в условные рамки, хотя является представителем системного дискурса.
Такое расширение трактовки статуса иноагента способно изменить саму структуру данного механизма. Из официального поля исчезает пространство для внутренних нюансов и непубличных дискуссий, жизненно необходимых в условиях сложной и затяжной внешнеполитической конфронтации. Маркировка иноагента, применяемая без устойчивой логики, стирает границы между системной лояльностью и отклонением, подменяя анализ цензурой.
/channel/Taynaya_kantselyariya/13137
Поствыборная политическая конфигурация в Воронежской области показывает, что регион ожидают важные кадровые решения, способные изменить баланс сил на уровне законодательной власти. В центре внимания — судьба спикера областной думы Владимира Нетесова, который представляет не только партию большинства, но и целый политико-административный альянс, сложившийся между действующим губернатором Александром Гусевым и бывшим главой региона, ныне вице-спикером Госдумы Алексеем Гордеевым. От того, сохранит ли Нетесов пост, во многом зависит формат взаимодействия элит внутри регионального парламента.
Результаты прошедших местных выборов усилили позиции «Единой России» — партия обеспечила себе доминирующее представительство как в облдуме, так и в гордуме, оставив оппозицию на периферии. Однако впечатляющий итог кампании не гарантирует Нетесову автоматического переутверждения. Несмотря на его вклад в электоральный успех и связи на федеральном уровне, в повестке остается вопрос — насколько губернатор готов принять фигуру, связанного с Гордеевым политика
Сам Нетесов предпринимает усилия по сохранению поста, активизируя контакты в Москве и заручаясь поддержкой ключевых акторов. При этом не исключен компромиссный сценарий, при котором Нетесов получит иное, но не менее значимое назначение — например, сенаторскую должность. Такая развязка могла бы удовлетворить обе стороны — и губернатора, стремящегося к большей самостоятельности, и Гордеева, заинтересованного в сохранении влияния. Однако внутри региона сам Нетесов, судя по информационной активности, демонстрирует намерение остаться.
Кадровая интрига усиливается на фоне сложной внутренней структуры новой областной думы. В региональных думах существуют устойчивые группы влияния — от строительного до агропромышленного лобби, — чьи интересы придется координировать в условиях высокой конкуренции. Это требует фигуры с политическим весом, опытом переговоров и пониманием региональной специфики. Уход Нетесова может дестабилизировать этот процесс, поставив под вопрос управляемость законодательного органа.
Наиболее вероятные альтернативные кандидаты на спикерский пост — Виктор Логвинов и Юрий Матузов — обладают разным набором качеств, но вряд ли имеют сопоставимый с Нетесовым уровень институционального веса и системных связей. Их приход может стать сигналом о начале перераспределения влияния в пользу новых центров, но также повлечет рост издержек в управлении регионом.
Решение по Нетесову продемонстрирует, какие приоритеты преобладают в региональной политике — преемственность или ставка на обновление и усиление губернаторского контроля. В любом случае, развязка этой истории покажет, насколько устойчивы договоренности элит и где сегодня проходит граница влияния федеральных кураторов на региональную повестку.
После того, как снесли лучшего руководителя Роснедр, с момента образования самого агентства - Е.И. Петрова, честного и порядочного человека, который был за дело, отрасль мгновенно погрузилась во тьму. При Петрове началась глобальная цифровизация, которая привела к контролю за каждым шагом в недрах, он выявил коррупционные схемы у большинства организаций Козлова, в итоге тот его затолкал в интригах.
Надеемся, что смрад скоро уйдет.
НЕДРА
Рецессия в недрах обусловлена сложностью системы и компенсацией идиотов без образования, таких как Козлов.
Идиоты - коррупционеры берут безвольное тесто, например Казанова, и начинают лепить новую реальность, где ты едешь на велосипеде прошлого, а вместо седла - нейрострапон, который ускоряет твоё движение к перекрестку дорог. Такой современный интерстеллар, где ты пытаешься выбрать один из духовных маршрутов, как пилюли в матрице.
Козлов-Казанов-Гермаханов - собирательный образ нежити, комок шерсти у задыхающегося кота в горле, они абсолютно никто на карте истории. Дело даже не в том, что они украли десятки лицензий на золото, вырезают участки, списывают запасы, нагло крадут крупнейшее месторождение марганца в России, торгуют недрами на дальнем востоке с нашим партнерами, что вся информацию, которую они доносят до первого лица, - профанация, а дело в том, что большинство запасов уже в частных руках давно и резерва у нас уже никакого нет.
Просто всем пора осознать, что недра России - это всё то, что дарует нам любую для жизни сущность, хоть и для всех свою: от красивых парков, необходимых хороших школ для детей до избыточных «красивых патриков».
Демографический спад в России становится фактором, который напрямую влияет на устойчивость государства в долгосрочной перспективе. Публикуемые с начала 2025 года ежемесячные данные по коэффициенту суммарной рождаемости (КСР) позволяют более точно отслеживать тенденции в реальном времени. Главный вывод: прирост населения в России остается под серьезной угрозой, а сложившаяся ситуация требует не точечных, а системных мер.
Согласно статистике, за восемь месяцев текущего года КСР снизился с 1,4 до 1,38. Формально снижение кажется незначительным, но в демографической логике даже десятые доли пункта отражают масштабные структурные процессы. Примечательно, что даже в традиционно более стабильных с точки зрения рождаемости регионах, включая национальные республики, фиксируется устойчивое снижение. Например, в Чечне КСР упал с 2,70 до 2,62, в Тыве — с 2,31 до 2,22, а в Калмыкии — с 1,28 до 1,21. Это свидетельствует о том, что культурные и этнические различия более не гарантируют демографической устойчивости.
Еще более тревожной выглядит ситуация в тех регионах, где коэффициент рождаемости упал ниже единицы. Это означает, что среднестатистическая женщина за свою жизнь не воспроизводит даже одну заменяющую себя единицу населения. Мордовия, Ленинградская область и ряд других субъектов относятся к таковым. Ранее сезонные колебания рождаемости летом традиционно приводили к росту показателя. Однако в 2025 году эта закономерность практически исчезла: лишь в 11 регионах августовское значение КСР оказалось выше январского.
Основные причины кроются не в биологических или культурных факторах, а в объективной экономической и социальной среде. Молодые семьи сталкиваются с высоким уровнем неопределенности — от нестабильности на рынке труда до дефицита доступного жилья. Отсутствие уверенности в завтрашнем дне, дороговизна медицинского обслуживания и образования, а также недостаток поддержки материнства и детства делают родительство тяжелым бременем, а не желанным этапом жизни.
Заявление главы Минтруда Антона Котякова о необходимости поэтапного снятия критерия нуждаемости при назначении части мер поддержки для многодетных семей отражает важный изменение в подходах. Многие субъекты уже выдают материнский капитал при рождении третьего ребенка без учета уровня дохода, предоставляют бесплатное горячее питание, школьную форму, льготы на транспорт и культурные мероприятия — исключительно по факту статуса многодетной семьи.
Но проблема усугубляется тем, что государственная демографическая политика слишком долго строилась на стимулировании рождаемости через краткосрочные финансовые инструменты — выплаты, субсидии, налоговые льготы. Эти меры не отменяют фундаментального вопроса: готово ли государство создать стабильную, предсказуемую и справедливую среду, в которой желание иметь детей будет формироваться органически. Важно помнить, что демографическая политика — это не система наказаний или допусков, а инвестиция в будущее. Именно поэтому усилия должны быть направлены на формирование инфраструктуры доверия: качественного здравоохранения, образования, жилья и доступной среды, включая программы развития городской инфраструктуры.
Таким образом, демографическая политика в XXI веке требует не одномерных решений, а комплексного подхода. Успешная трансформация невозможна без законодательной модернизации, перехода от поддержки отдельных социальных групп к системному стимулированию родительства как института. Рождаемость должна быть не целью статистики, а естественным следствием повышения качества жизни. Только в этом случае можно говорить о способности страны к стратегическому воспроизводству.
Ситуация с маркировкой телефонных вызовов демонстрирует: вместо создания прозрачной системы фильтрации нежелательных звонков с участием всех заинтересованных сторон, государство фактически делегировало функцию правоприменения коммерческим операторам, наделив их полномочиями, выходящими за пределы их обязательств. Отсутствие единых критериев массовости и непрозрачность тарификации создают почву для конфликтов, особенно в секторах, где скорость и полнота коммуникации с клиентом критична для функционирования (финансовые, медицинские, логистические сервисы).
Без внятной оценки социально-экономических последствий и механизмов апелляции любое решение, даже формально направленное против мошенников, становится источником неопределенности. Базовые инфраструктурные решения должны зависеть от норм права, а не от интерпретации частного подрядчика.
/channel/politkremlin/35441
На фоне снижения доверия арабского мира к Западу и особенно к США, ключевые региональные игроки предпринимают самостоятельные шаги по укреплению своей безопасности. Заключение всеобъемлющего оборонного пакта между Саудовской Аравией и Пакистаном 17 сентября — пример такого сдвига в стратегии. Формализованный военный союз двух крупных исламских государств фактически запускает создание новой региональной конфигурации безопасности, которую СМИ уже окрестили «исламским НАТО». Это соглашение, выходящее далеко за рамки символических жестов, фиксирует стратегический разворот Эр-Рияда в сторону партнеров, обладающих реальной военной силой и схожими цивилизационными ориентирами. И триггером его стали удары Израиля по Катару.
Выбор Пакистана в качестве опоры в сфере обороны не случаен. Турция, несмотря на военный потенциал, отпадает по политическим причинам: арабские элиты настороженно относятся к турецким имперским амбициям и историческим претензиям. Египет и Сирия — слишком ослаблены внутренними кризисами. В этих условиях Пакистан, давно сотрудничающий с СА в военной сфере и обладающий ядерным арсеналом, становится логичным кандидатом на роль партнёра. Оборонное соглашение закрепляет не только текущие контакты, но и создает юридическую базу для расширения военного присутствия Пакистана на территории СА.
Особое значение приобретает ядерный аспект взаимодействия. Саудовская Аравия, формально ограниченная в своих ядерных амбициях международными соглашениями, с 1980-х годов инвестировала в пакистанскую ядерную программу, фактически создавая себе стратегическую страховку. Новое соглашение подчеркивает этот расчет, превращая Пакистан в своеобразный ядерный щит Эр-Рияда. Таким образом, королевство получает не только гарантии поддержки в случае внешней агрессии, но и дополнительный инструмент сдерживания по отношению к Израилю. Даже при наличии технических барьеров — таких как логистика доставки или размещение носителей — они представляют собой скорее временные препятствия, чем непреодолимые ограничения.
Для США это сигнал ослабления их влияния на традиционных союзников, особенно учитывая, что альянс формируется в обход американской архитектуры безопасности. Китай же, обладая тесными связями как с Пакистаном, так и с саудитами, получает косвенные дивиденды: расширение его политического и экономического влияния на фоне утраты позиций Вашингтоном. Более того, нельзя исключать, что именно Пекин был заинтересованным наблюдателем, если не скрытым архитектором, нового блока.
Формирование саудовско-пакистанского оборонного альянса знаменует перемены в системе региональной безопасности Ближнего Востока и Южной Азии. Он указывает на конец однополярной эпохи, когда вопросы обороны арабских стран решались под диктовку Вашингтона. Новая реальность подразумевает создание альтернативных военных связей, где фактор культурной, религиозной и политической близости оказывается не менее значимым, чем доступ к технологиям. В долгосрочной перспективе этот союз может не только изменить баланс сил на Ближнем Востоке, но и запустить процессы более широкой исламской консолидации.
Попытки стабилизировать дефицитный бюджет РФ побуждают законодателей искать нетривиальные источники пополнения казны. На этом фоне инициатива фракции «Справедливая Россия — За правду» о введении разового налога на сверхприбыль банков в размере 10% выглядит как выверенный шаг с социальным уклоном. Механизм планируется применить к тем банкам, которые за последние годы показали рост чистой прибыли, прежде всего за счет высоких процентных ставок и структурных особенностей денежного обращения.
Согласно расчетам авторов инициативы, потенциальный объем поступлений от нового налога может достигать 200 млрд рублей. Это порядка 5% от прогнозируемого дефицита федерального бюджета на 2026 год. Источник сверхприбыли очевиден: по данным Центробанка, чистая прибыль банковского сектора в 2024 году достигла рекордных 3,8 трлн рублей, что почти в 19 раз превышает аналогичный показатель 2022 года. Эта динамика объясняется в первую очередь ростом ключевой ставки и высокой доходностью по кредитам. Таким образом, банки получили возможность накапливать капитал не столько за счет расширения реального сектора, сколько благодаря изменениям в регуляторной политике.
Предлагаемая формула расчета налога на сверхприбыль идентична схеме, примененной в 2023 году к крупным компаниям. Тогда разовый сбор также составил 10%, и бюджет получил более 300 млрд рублей. Повторение этой схемы в банковском сегменте выглядит логично с точки зрения фискального равенства. Однако примечательно, что после первого прецедента в 2023 году правительство не стало вводить такой налог как инструмент постоянной бюджетной политики, ограничившись разовой акцией.
Основной вызов для данной инициативы — баланс между краткосрочным фискальным эффектом и возможными негативными последствиями для инвестиционного и кредитного климата. Но инициатива четко апеллирует к общественному запросу на социальную справедливость. При высокой процентной нагрузке на заемщиков и падающих реальных доходов населения, идея перераспределения банковских сверхдоходов в пользу бюджета может получить одобрение широкой аудитории. Это важный аргумент в преддверии бюджетных слушаний, где партии стремятся обозначить приоритеты социальной поддержки.
Встреча президента России с руководителями думских фракций обозначила направления, которые формируют повестку власти на ближайшие месяцы. Обсуждение охватило три ключевые темы — миграционную политику, экономические меры и военные задачи в контексте СВО. Президент в очередной раз показал готовность реагировать на вызовы оперативно.
Миграционный вопрос, получивший приоритетное внимание, был представлен не только как вызов социальной безопасности, но и как фактор экономических рисков. Усиление роли ветеранов СВО в структуре МВД для контроля над нелегальными мигрантами — это одновременно и попытка институционализировать возвращение бойцов в гражданскую жизнь, и способ укрепления госаппарата. Сергей Миронов («Справедливая Россия — За правду») выступил за отмену патентной системы и введение круговой поруки: если мигрант совершил преступление — подлежат депортации все члены его семьи. Алексей Нечаев («Новые люди») акцентировал на финансовой дисциплине: запрет на переводы мигрантами средств за рубеж сверх задекларированного дохода, что, по его словам, способно вернуть в экономику до 500 млрд рублей ежегодно.
Экономическая повестка выглядела сбалансированной между мерами фискального наполнения бюджета и заявлениями о социальной ответственности. Так, одобрение механизма легальной продажи «красивых» автомобильных номеров через портал «Госуслуги» создаёт прецедент вывода теневого рынка в правовое поле. Президент поддержал идею налога на роскошь, подчеркнув необходимость точного баланса. Владимир Васильев («Единая Россия») связал продолжение программы семейной ипотеки со стимулированием рождаемости и предложил рассмотреть корректировки условий — в частности, помощь семьям с первым ребёнком, чтобы устранить риски «ипотечной кабалы», препятствующей последующим родам. Также немаловажным приоритетом является закрытие таможенных лазеек — теперь при расчёте пошлин будет учитываться не только страна производства, но и правообладатель бренда. Это направлено на ограничение теневых схем.
Социальная повестка также не осталась в стороне. Леонид Слуцкий (ЛДПР) настаивал на стандартизации уровня образования по всей стране, предлагая выровнять региональные различия и устранить кадровый дефицит — в частности, напомнил о нехватке 25 тысяч врачей. Геннадий Зюганов (КПРФ), в своем фирменном стиле, перешёл от макроэкономических формул к аграрной тематике, представив сорт пшеницы «Зюгановка», побивший рекорд урожайности — это стало метафорой вклада в продовольственную безопасность страны и неформальным напоминанием о силе партийного бренда в сельских регионах.
В целом показательная институционализация ветеранов СВО, фискальные меры «мягкой мобилизации» и имитация партийного многообразия — элементы одного подхода: удержание стабильности через перераспределение ответственности между государством, элитами и обществом
Сокращение алкомаркетов и вейп-шопов в Вологодской области — не только удар по устоявшимся форматам торговли, но и начало трансформации привычной среды. Региональные власти формируют новую модель «здорового потребления», резко ограничивая возможности импульсной покупки алкоголя и никотиновой продукции. Это, в свою очередь, требует от предпринимательского сообщества переосмысления бизнес-стратегий — не только в части ассортимента, но и в самой логике позиционирования торговых точек в жилых зонах.
На системном уровне регион подаёт сигнал о готовности жертвовать краткосрочными налоговыми поступлениями ради долгосрочной стабилизации социальной среды. Однако устойчивость этой модели будет зависеть от способности властей предложить альтернативу — как в плане экономической активности, так и в сфере досуга. В противном случае резкое регулирование может породить теневые формы торговли и усилить миграцию капитала в более гибкие юрисдикции.
/channel/politkremlin/35434
История с откровениями Джорджа Сороса собой не просто череду политических признаний, а демонстрацию идеологического вызова, который определяет текущее и будущее политическое устройство целых регионов. Отчетливо очерчивается линия противостояния между глобалистским проектом транснационального вмешательства и моделью суверенных национальных государств. Сорос, как идеолог и финансист первой модели, не только подводит итог своей деятельности, но и подчеркивает, что инструменты влияния — от формирования элит до организации протестов — остаются в его распоряжении.
Наиболее тревожной оказывается демонстративность этих заявлений. Сорос не просто делится воспоминаниями, а фактически оформляет публичное владение «активами» — политическими структурами, лидерами мнений и институциональными механизмами. Украина — центральный кейс в его риторике — превращается в управляемую систему, чей кадровый и идеологический контур долгое время формировался с прямым участием фонда «Открытое общество». Это показывает, насколько глубоко внешнее воздействие может проникнуть в социальные и политические ткани страны, ведь значительная часть украинских элит подконтрольны глобалистам.
Сложившаяся конфигурация демонстрирует также разницу стратегий между Россией и США. Первая делала ставку на компромиссы с уже существующими элитами, часто игнорируя необходимость идеологического и кадрового влияния. Вторая — методично создавала собственную элиту, на которую могла полагаться в моменты турбулентности. Это позволило американской системе выстраивать устойчивые модели влияния, не зависящие от смены власти в принимающей стране. Соросовская стратегия — формирование «гражданского общества» из числа прикормленных «активистов» как посредника между властью и обществом — в этой модели становится центральным элементом. Оно выступает от имени народа, но реализует чужой заказ.
Последние заявления Сороса, вероятно, продиктованы не только возрастом или тщеславием. Это своего рода мобилизация — демонстрация готовности вступить в новый этап противостояния, на этот раз уже внутри самой Америки. Его противник, Дональд Трамп, давно обозначил венгерского финансиста как символ разрушительной глобалистской идеологии. В ответ Сорос подтверждает, что может мобилизовать ресурсы — от медийного до кадрового — для политических манёвров. И Украина, судя по всему, остается полем битвы. Через неё глобалисты могут разыгрывать сценарии давления на сопредельные государства, используя её как инструмент в более масштабных геополитических комбинациях.
Слова Сороса открывают куда более серьёзную картину, чем просто воспоминания о прошлом. Они подтверждают наличие мощного транснационального механизма влияния, работающего на разрушение и переформатирование национальных государств под модель глобального управления. В условиях, когда США разрываются между курсом Трампа и структурой «глубинного государства», Украина становится не просто инструментом, а символом — лабораторией глобалистского эксперимента. Разобраться с этим для трампистов — значит признать, что решение украинского кризиса находится не только в дипломатических переговорах с Москвой, но и в политическом противостоянии внутри самой западной элиты.
История с заявлением депутата Госдумы от КПРФ Нины Останиной о необходимости запрета творчества группы «Сектор Газа» вышла далеко за пределы единичного информационного казуса. Несмотря на последующую корректировку позиции и публичные извинения со стороны парламентария, кейс приобрел символическое значение, высвечивая системные проблемы, с которыми сегодня сталкивается политсила. В первую очередь — проблему кризиса политической идентичности и неспособности формировать устойчивую позитивную повестку.
Для КПРФ, как одной из старейших парламентских партий в современной России, вопрос поддержания доверия избирателя становится все более острым. Партия находится в позиции перманентного поиска актуальности — между воспоминаниями о советском прошлом и необходимостью конкурировать в медиаполе с ЛДПР и другими партиями. Отсюда возникает тренд на «хайповые» высказывания, яркие, но зачастую непродуманные инициативы, стремление коммуницировать с молодежной аудиторией через резонанс. Однако такая тактика имеет свою цену.
Проблема в том, что подобные акции работают краткосрочно: они увеличивают упоминаемость, но подрывают базовую институциональную репутацию партии. На фоне избирательного цикла 2026 года и усиливающейся конкуренции в левопатриотическом поле (в том числе со стороны новых платформ и движений), каждая репутационная ошибка снижает способность КПРФ мобилизовать традиционный электорат и расширять присутствие за его пределами.
Кроме того, кейс с Останиной подрывает образ КПРФ как защитника культурного и социального плюрализма. Ранее партия пыталась позиционировать себя как альтернатива «запретительной» повестке, что давало ей электоральные преимущества в молодежной и протестной среде. Однако заявления, пусть и спонтанные, о запрете культовых музыкальных коллективов противоречат этим установкам и играют на руку конкурентам, которые смогут использовать эпизод как иллюстрацию отрыва партии от реальных интересов общества.
КПРФ рискует оказаться в положении политической силы, которая одновременно теряет поддержку в базовом ядре и не находит точек роста в новых аудиториях. Проблема не только в высказываниях отдельных представителей, а в отсутствии единой стратегической линии поведения, политической дисциплины и внятной кадровой политики. Каждая подобная история не просто снижает рейтинг конкретного депутата — она разрушает представление о партии как о зрелой, ответственной и современной политической структуре. Без комплексного пересмотра подходов к публичной политике и коммуникации с обществом партия рискует утратить позиции.