229
стихотворение не каждый день и наблюдения за животным @kuhelklopf
череп и молод
Не хочу, чтобы это была
моя жизнь, мои тридцать пять лет,
потому что я слишком хорош для неё.
Ненавижу! Вот это:
восемь лет, четырнадцать лет,
двадцать два года, тридцать пять лет, —
это, вы знаете, не моё.
Не хочу, чтобы это были мои
воспоминания, я слишком хорош для них.
У меня ясный ум, злые острые зубы.
Я обещал участвовать.
На фуражке моей — череп и молот.
Слов у меня — полон нагрудный карман.
На языке у меня — плесните еще пятьдесят.
Над головой — созвездие Волопаса
сияющее висит.
Не моя чашка чая, не мой кусок мяса.
Я для этого слишком хорош.
Скоро сорок, готовимся,
бегаем по утрам, отжимаемся,
как-то ритмически организуем
свою речь.
инопланетяне
в детстве я знал
что аквариум придумали умные рыбы
это линза через которую
им лучше видно людей и их детей
проще изучать так
чем через морские волны
размывающие точность наблюдений
прошло сорок лет
ученые рыбки по-прежнему беззвучно умирают
уплывают по канализационным трубам
с зашитыми в брюшках
результатами секретных исследований
на родине их хоронят с почестями
в соленой воде
не люби не люби не целуй не целуй никого не веди никогда не веди никуда ты лежишь в коробке ты дрожишь налегке в холода
вот болит вот устал но уста это рот да и тот еще тот еще то говорит еще та пустота и осадок с утра то ли рыба на суше то ли голос в воде не надо не надо не слушай
мы с тобой говорим а сами в воде ртами и носами в воде волосами в воде мы с тобой говорим а сами в песке ртами и носами в песке волосами в песке зарыты в песок по самый висок по самый висок по самый
понял ли ты мою последнюю воду расслышал ли ты ты мой последний песок
обращенный к тебе
Снег идёт, снег идёт.
К белым звёздочкам в буране
Тянутся цветы герани
За оконный переплет.
Снег идёт, и всё в смятеньи,
Всё пускается в полет, —
Черной лестницы ступени,
Перекрестка поворот.
Снег идёт, снег идёт,
Словно падают не хлопья,
А в заплатанном салопе
Сходит наземь небосвод.
Словно с видом чудака,
С верхней лестничной площадки,
Крадучись, играя в прятки,
Сходит небо с чердака.
Потому что жизнь не ждёт.
Не оглянешься — и святки.
Только промежуток краткий,
Смотришь, там и новый год.
Снег идёт, густой-густой.
В ногу с ним, стопами теми,
В том же темпе, с ленью той
Или с той же быстротой,
Может быть, проходит время?
Может быть, за годом год
Следуют, как снег идёт,
Или как слова в поэме?
Снег идёт, снег идёт,
Снег идёт, и всё в смятеньи:
Убелённый пешеход,
Удивлённые растенья,
Перекрестка поворот.
Прошел месяц цветения. Плоды в доме,
Съедены или сгнили. Я — один сплошной рот.
Октябрь — месяц накопления.
В сарае душно, как в животе у мамы:
Старые инструменты, рукоятки, ржавые зубья.
Здесь, среди мертвых голов, я дома.
Дайте, я посижу в цветочном горшке,
Пауки меня не заметят.
Мое сердце — застывшая герань.
Вот бы ветер ушел из легких.
Собачий облик нюхает цветы.
Лепестки растут вверх ногами.
Они трещат, как кусты гортензии.
Меня, прибитую вчера к стропилам,
Утешают гниющие головы,
Которые не спят зимой.
Кочаны голов: пурпурные, как черви, серебристые,
Одетые в уши мулов и шкуры мотыльков,
Но с зелеными сердцами.
Вены их белые, как свиной жир.
О красота потребления!
Оранжевые тыквы безглазы.
Эти залы полны женщин, что мнят себя птицами.
Вот скучная школа. Я корень, камень, совиный катышек.
Мне ничего не снится.
Мама, ты тот самый рот,
В котором я бы стала языком.
Мать непохожести, съешь меня.
Тень дверного проема,
Что пялится на мусорную корзину.
Я сказала, что, наверное, помню это с детства.
Там росли такие огромные цветы,
Пурпурные и красные рты, просто чудесные.
Обручи из стеблей ежевики доводили меня до слез.
Теперь они зажигают меня, как лампочку.
Иногда я неделями ничего не помню.
На выходных приезжала в гости к родителям, хотела написать здесь пост, но не находила слов. Родители продали дом, в котором жили 13 лет, — их первый настоящий дом, большой и красивый. Там всегда шёл нескончаемый ремонт, казалось, что закончить его невозможно, да и незачем. Теперь они будут жить в маленьком милом доме по соседству, в котором ремонт делать негде, да и незачем.
Гири на сердце, которым я не могу найти достойных слов.
Как известно, во вторник начался сентябрь, а я не то что схожу с ума, но устал за лето. А меня преследует другая строчка — приближается осень, какая по счету, приближается осень. Я полюбила это стихотворение, когда приближалась, наверное, моя шестнадцатая осень, а Бродский написал это стихотворение в 1961 году, когда приближалась его двадцать вторая осень.
Читать полностью…
Август.
Персики и цукаты,
и в медовой росе покос.
Входит солнце в янтарь заката,
словно косточка в абрикос.
И смеется тайком початок
смехом желтым, как летний зной.
Снова август.
И детям сладок
смуглый хлеб со спелой луной.
К девочке Маше явились друзья
Только самые близкие
Принесли бисквитный рулет, торт, монпансье, ириски,
Корзиночки с кремом и кучу других пирожных
В общем, все сладости, какие выдумать можно.
Приходило странное существо
Вроде бы котик, но с рыбьим хвостом и пятнадцатью лапами.
Через форточку снегурят принесло
И они то ли таяли, то ли плакали.
Заявился кто-то ещё, совсем уж грозен и страшен
Даже звери других зверей пугают в лесу им,
Потому как неназываем, неописуем
И не слушает никого
Кроме девочки Маши.
Завалились оравой волчки
Говорят: "Ляжешь с краю - отыщем
Мы таких как ты девочек с удовольствием
Употребляем в пищу"
(Тут они врут - не отыщут, просто бодрятся.
Скоро умрут, немного смерти боятся.
Смерть у них волчья)
Остальные сидели молча
Пили чай из фарфоровых чашек
Обращались в бледные тени
Приходили разные звери
К девочке Маше
На седьмой день рождения.
скажи ещё
а скажи мне ещё что там за звёзды стадом
дребезги радуги в глаз если слаб от слёз ты
и такой от них запах над лугом над садом
разве это возможно разве пахнут звёзды
кто их сбросил наземь чтобы от песен света
разрывалось сердце кто им позволил это
я скажу тебе что за звёзды сны дневные
в саду и в поле и светом сочатся часто
их зовут цветами одни весной иные
летом и даже зимой горят из-под наста
или просто ради напрасной славы или
чтобы мы любили землю чтобы здесь жили
а скажи мне теперь что за лепестки праха
что за цветы в синеве трепещут двукрыло
и поют так сладко что не устрашит плаха
и топор лишь бы пели и всегда так было
кто их поднял в небо чтобы от их полёта
разрывалось сердце словно влюблён в кого-то
я скажу тебе что там за лепестки плоти
это горние наши сёстры птицы ветра
рождённые из персти но живут в полёте
как рыба призрак низа птица призрак верха
поют и в синеве раствориться стремятся
чтобы нам с земли радоваться чтоб смеяться
а скажи мне ещё скажи мне правду что за
птицы что за ангелы там чередой к речке
голос горлицы и ярче лицо чем роза
жизнь отдать за каждую как мотылёк в свечке
жить вечно чтобы глядя как идут мостками
разрывалось сердце синими лепестками
я скажу тебе что за ангелы земные
сходят к реке на закате с печальным пеньем
вот дочери человеческие иные
нам невесты и даже жёны долог день им
коротка ночь но с ними мерещится раем
те кого мы любим а потом умираем
тогда скажи мне вот что скажи без обмана
почему случается лишь то что случилось
цветут цветы птицы поют поутру рано
просили солнце сиять оно научилось
сходят девушки к реке рождаются дети
а меня нет почему я не жив на свете
бог с тобой уж если не жив то и не надо
кто не видел дня тому и ночь не настанет
нерождённого мать не оплачет и рада
цвет если не расцвёл вовеки не увянет
не упадёт птица раз в зените не вьётся
у кого нет сердца оно не разорвётся
Музыка почти всегда побеждает поэзию: в том смысле, что переложенные на музыку стихи требуют от тебя послушно повторять ритм и интонации песни. Так у меня случилось и с этим стихотворением — совершенно не могу прочитать его медленно и всегда читаю так, как поёт Михаил Щербаков.
Читать полностью…
Пока все читают новорождённую «Полку», забежала передать свой короткий привет.
Читать полностью…
Я хотела бы поделиться всей первой частью цикла «Старые песни», но там десять стихотворений, а мой канал — про одно стихотворение, да ещё и не каждый день. Поэтому ссылку на сборник оставлю здесь, а сегодня покажу только «Гнев».
Читать полностью…
Пальмовые листья
ровно в 12.00
в ночь с 1973 на 1974
в Лос-Анджелесе
дождь начал стучать
по пальмовым листьям за моим окном
сирены и мигалки
ездили по городу
и гремели
я пошел спать в девять утра,
погасив свет,
распихав по конвертам
их веселье, их счастье,
их крики, их картонные шляпы,
их автомобили, их женщин,
их жалких пьяниц...
канун Нового года
всегда ужасает меня —
жизнь знает, сколько лет.
сирены остановились и
мигалки и грохот...
все кончилось в пять минут...
все, что я слышу — дождь,
стучащий по пальмовым листьям,
и я задумываюсь о том,
что никогда не пойму людей,
но я уже проехал
это.
Проснулась двадцатисемилетней. Традиционно принимаю подарки стихами — мне будет приятно, если вы пришлёте мне (@kuhelklopf) любое стихотворение, которое вам нравится.
Читать полностью…
Меня отстреляли — и я понимаю траву:
Ни боли, ни раны.
Но, кровь проливая, зачем я так странно живу,
Зачем я так странно...
Но кровь полевая — зачем я так странно живу —
Свой цвет обретает.
Уже различаю, как кровь покидает траву
И жук отлетает.
И жук отлетает, и кровь покидает траву,
Едва умирая.
И ты понимаешь, зачем я так странно живу.
И я понимаю.
Затем ты сядешь на поезд,
чтобы уехать куда-то. Так принято.
А потом на дребезжащем автобусе
через поля кукурузы ехать в какой-то город
по разбитой дороге, которая петляет и тает
и настигает сзади в полях кукурузы.
А когда будешь курить на остановке,
словно холодной ложкой коснутся сердца,
как будто вино, выпитое накануне...
будто оно накануне длилось долго.
Но теперь город среди холмов,
теперь весна восковые колеблeт
лепестки холода и зерно зрения
опускается на дно зимнего глаза.
Чем дольше не пишу в канал, тем сложнее снова начинать: и стихи нужные не подбираются, и картинки к ним.
Но вот кухоньке исполняется три года, а это стихотворение будет 65-м. Пожалуй, не так уж мало.
Строки зимы
Напомни себе,
пока холодает и слякоть седеет,
что не прекратишь
блуждать и внимать
мелодии прежней, в каком бы пространстве
ты ни был –
под куполом тьмы
или под треснувшей белизной
лунного взора в долине снегов.
Пока холодает этой ночью,
напомни себе
все, что знаешь; напомни, что кроме
мелодий костей, ты ведаешь ноль.
И ты, наконец,
решишься прилечь под пламенем блеклым
созвездий зимы.
А если случится, что больше ты не
умеешь прийти иль вернуться, и что ты теперь
там, где будешь в конце,
напомни себе
сквозь холод, текущий в заливе конечностей,
что там хорошо.
Мама,
рядом с папой,
зажатая щипцами света.
Тоскует осторожно по утрам.
Детвора разрастается, как сырость в воздухе.
У окна,
я сладострастно наблюдаю за дождем
и сообщаю
о передвиженьях солнца; -
иногда оно, как флюгер, меняет направление полета
птиц и ветра, иногда
ему не удается расколоть тонкую зарю.
Едва звучит мой голос, доносится
издалека, путем великих вод.
Мама рядом с папой,
в клубах пыли,
в брызгах вечеров.
И как это я не нашел
для нашей маленькой жизни
достойных слов.
Девушки, которых мы обнимали,
с которыми мы спали,
приятели, с которыми мы пили,
родственники, которые нас кормили и все покупали,
братья и сестры, которых мы так любили,
знакомые, случайные соседи этажом выше,
наши однокашники, наши учителя, — да, все вместе, —
почему я их больше не вижу,
куда они все исчезли.
Приближается осень, какая по счету, приближается осень,
новая осень незнакомо шумит в листьях,
вот опять предо мною проезжают, проходят ночью,
в белом свете дня красные, неизвестные мне лица.
Неужели все они мертвы, неужели это правда,
каждый, который любил меня, обнимал, так смеялся,
неужели я не услышу издали крик брата,
неужели они ушли,
а я остался.
Здесь, один, между старых и новых улиц,
прохожу один, никого не встречаю больше,
мне нельзя входить, чистеньких лестниц узость
и чужие квартиры звонят над моей болью.
Ну, звени, звени, новая жизнь, над моим плачем,
к новым, каким по счету, любовям привыкать, к потерям,
к незнакомым лицам, к чужому шуму и к новым платьям,
ну, звени, звени, закрывай предо мною двери.
Ну, шуми надо мной, своим новым, широким флангом,
тарахти подо мной, отражай мою тень
своим камнем твердым,
светлым камнем своим маячь из мрака,
оставляя меня, оставляя меня
моим мертвым.
Проснулась двадцатишестилетней.
Лучший способ поздравить меня с днём рождения — прислать (@kuhelklopf) какое-нибудь стихотворение, которое вам нравится.
Очнулся утром весь в слезах. Лицо помыл. Таблетку съел.
Преобразился. Вышел вон. Таксомотором пренебрег.
Не потому, что денег мало. Вообще не почему.
Полез в метро. Там очень мрамор грандиозный. Интерьер
такой серьезный. К месту службы, в учрежденье, прискакал.
Полдня работал. Притворялся молодым. Потом вспылил.
Назвал директоршу селедкой. Был уволен навсегда.
В дверях споткнулся, рухнул наземь. Выжил, выздоровел. Встал,
таблетку съел. Побрел в контору по соседству, в двух шагах.
В отделе кадров поскандалил. На работу поступил.
Полдня старался, притворялся Бог весть чем. Потом ушел.
Минут за двадцать до закрытья посетил универсам,
купил в рассрочку холодильник небывалой белизны.
Домой приехал. Съел таблетку. Прослезился. Съел еще.
Не помогло. Махнул рукой. Разделся, лег. Зевнул. Заснул.
И все - один. Один как перст, как сукин сын, как Шерлок
Холмс!
Известный сыщик, между прочим. Надо ж понимать.
Но мы не хочем.
Но мы не хочем.
Нас тут полно таких серьезных, целлюлозных, нефтяных,
религиозных, бесполезных, проникающих во все,
желеобразных, шаровидных, цвета кофе с молоком,
таксомоторных, ярко-черных. походящих на бамбук,
пятиконечных, крупноблочных, вьючных, изредка ручных,
широкошумных, островерхих, с легкой как бы хрипотцой,
немолодых, претенциозных, праздных, сделанных на глаз,
ортодоксальных, щепетильных, радикальных как никто,
вооруженных, несомненных, конных, даже заводных,
демисезонных, осиянных, странных, чтобы не сказать -
катастрофических, бравурных, стопроцентных, от сохи,
морозостойких, быстроглазых, растворимых в кислоте,
громокипящих, иллюзорных, небывалой белизны,
кровопускательных, дробильных, бдительных до столбняка,
краеугольных, злополучных, всякий час хотящих есть,
новозаветных, ситных, мятных, медных, золотых,
невероятных...
невероятных...
невероятных...
Я измучен открытыми, светлыми лицами
Когда вижу в электричке такое лицо
Всегда начинаю думать
Что скрывается за этим лбом
За этими ясными глазами
Ведь наверняка дремучая глупость
Переходящая в ненависть
Вероятно потому и светлое лицо
Что оно во всем уверено
Уверено в своей правоте, в своей
Светлой ненависти
В знании чего-то такого
Сокровенного
Мне ближе тревожные, напряженные лица
Сморщенные от сомнений, от разочарования
От несбывшейся надежды
Но я знаю, что неправ
Что все наоборот
Что первые лучше вторых
И я напрасно приписываю им ненависть
Ведь на самом деле
Во мне говорит завистливая любовь нищего
Я в них влюблен
Можно обмануть высокое небо –
высокое небо всего не увидит.
Можно обмануть глубокую землю –
глубокая земля спит и не слышит.
Ясновидцев, гадателей и гадалок –
а себя самого не обманешь.
Ох, не любят грешного человека
зеркала́, и стёкла, и вода лесная:
там чужая кровь то бежит, как ветер,
то свернется, как змея больная:
– Завтра мы встанем пораньше
и пойдем к знаменитой гадалке,
дадим ей за работу денег,
чтобы она сказала,
что ничего не видит.
Она не падала, не лаяла, не выла
выбежала из последнего вагона
ушла от деда, от бабки, от закона
сладкая сладкая жизнь: смерть, вилы
«не шерсть на мне, длинные длинные волосы
черные человеческие волосы
не замерзну даже на полюсе, –
говорила она павлову женским голосом, –
не замерзну даже в сердце твоем
даже без сердца, под скальпелем не замерзну
мои волосы станут огнем
пылающая уйду от тебя на мороз, на свежий воздух
павлов, ты злой, я не знала об этом, любила тебя
я не любила в начале, потом полюбила, потом разлюбила
все от отчаянья, под капельницей, день ото дня
думала и смотрела в глаза твои голубые
к скотоложству тебя, павлов, я знаю, не принудить
ни к скотоложству, ни к замужеству, и даже рюмочки не выпить на брудершафт
тебе бы только тельце моё на лоскуты кроить
как потрошитель делаешь это с нежностью, по-маньячески, не дыша
а у меня нет уже ни яичников, ни мозжечка, ни селезенки
нету глаза, берцовой кости, ушной перепонки
полумертвая стою, вся в зеленке
кто меня, павлов, спасет из этой воронки
я собака, павлов, собака, собака павлова
не анна павлова, не вера павлова, не павлик морозов
даже не лена из москвы, которая обо мне плакала и
в сердцах называла осколочной розой
освободи меня, выпусти, пусть я стала калекой
калекой не страшно, главное не кошкой
выпусти, дай мне под зад коленом
только очень нежно, любя, понарошку
чтобы я бежала бежала, летела словно на крыльях
между машин, на свободу, на свалку, в иное пространство
ты научил меня, павлов, любоваться всем этим миром
таким волшебным, бескрайним, прекрасным»
Привет всем, кого ужасает и кого не ужасает канун Нового года. Так как я вряд ли ещё раз напишу сюда в этом году, то могу заранее поблагодарить всех за такой странный год. Спасибо.
Читать полностью…