636
Заметки о современной поэзии. Паблики https://vk.com/marginalium и https://vk.com/mempoetry Вопросы, пожелания, предложения и проч: @Visioner89
Видимо, без упоминания Лиды Юсуповой не обойдётся ни одна подборка, возможно, её письмо окажется основой для того нового стиля, который будет: прямая, без излишней литературности демонстрация собственного телесного опыта, особенно травмирующего, с последующей его политизацией. Наверное, именно конвертации телесного в политическое в рамках поэтического, не скатываясь до плакатности, и стоит поучиться у неё и Кита, и Чернышёву. Но сравните. Юсупова:
господи, Валя, я тебя нахожу в фейсбуке
после всех этих лет когда я о тебе ничего
не знала
я думала ты умерла может быть совершила
самоубийство
а ты жива жива и пишешь о хохлах
и грязных мигрантах
и о прекрасном путине и обезьяне обаме
о том что надо бомбить украину и сирию
и о том что только любовь между мужчиной
и женщиной чистая любовь
и о том что битлов заменили двойниками
еще до убийства леннона инопланетяне
и в восьмидесяти шести комментариях это
доказываешь
я помню твое тело с побритым лобком
на красном ватном одеяле
белое тело тонкое твои маленькие груди
и все что я в тебе так любила
я все в тебе так любила
и нашу волшебную
давай назовем ее
еблей
и нашу волшебную еблю
Чернышёв:
случайно увидел ее в соцсети
пишет друзьям что всё хорошо
но несмотря на статус онлайн
уже пару месяцев
не подтверждает мою заявку
помню как я осознал
свою в нее влюбленность
я ехал в троллейбусе
смотрел в окно
расфокусировано
и вдруг понял
что я люблю ее
помню как целовал
ее в затопленной школьной библиотеке
под предлогом спасаем учебники
за стеллажом библиотекарь
но книги скрывали нас
помню как она почувствовала во мне меня
и говорила у тебя даже голос меняется
ты мальчик совсем мальчик
разве можно не видеть
такой хорошенький
помню как ждала меня утром
возле подъезда
ждала когда я курил
за школой
говорила что ждет
когда мы встретимся
но никогда не отвечала на звонки
сейчас она вместе
с каким-то фашистом
или нациком
я не разбираюсь в этих течениях
говорит о язычестве
и чистоте української молоді
а я решился на переход
и стал мальчиком для всех
не только для неё
и больше не влюбляюсь в девчонок
глядя на ее фото всё думал
помнит ли она
как каждый раз
с бирмиксом на лавочке
говорила что будет со мной
(теперь уже точно)
как звонила через год
и просила совета
я отправил ее к врачу
и ее кровотечение оказалось
застывшей беременностью
помнит ли
как трахалась с моим любовником
как говорила что больше не любит меня
но всегда будет любить меня
ту что была с ней
пять лет назад
А вот тексты: http://atd-premia.ru/2017/09/21/oksana-kita/
Лично меня особенно зацепил вот этот:
одна незнакомая девушка Л. нарисовала мое лицо
и пишет:
я искренне восхищаюсь вашими чертами
любимая знает об этом и пишет:
сорян я так красивенько тебя не нарисую
Л. пишет:
с вами очень интересно
любимая пишет:
зови свою поклонницу туда
Л. пишет:
я бы хотела с тобой общаться
любимая пишет:
а как же твоя цыганочка?
Л. пишет:
давно вы вместе?
любимая пишет:
пошла нахуй
Л. пишет:
пора бы уже научиться доверять
любимая пишет:
иди полижи ее хачевскую пизду
Л. пишет:
какую ты любишь природу ?)
любимая пишет:
все отъебись
Л. пишет:
все эти северные цвета есть в твоём лице
любимая пишет:
будет страдать твой кот.
Л. пишет:
надо попробовать тебя акварелью
любимая пишет:
да мне похуй на тебя
я пишу
… … ….
#АТД2017
Яниса Синайко его номинатор, Станислав Бельский, называет представителем львовской школы, но всё не так гладко. На деле, если брать всех русскоязычных поэтов Львова, школу они вряд ли составляют, настолько все разные. Янис Синайко выделяется как на фоне явно авангардствующего старшего мужского поколения (которое, наверное, и можно назвать львовской школой), так и на фоне женской поэзии Львова. Собственно, об этом он говорил в 2014 году: "Честно говоря, я практически никак не вписан во «львовский поэтический контекст». И дело даже не в языковых барьерах, я их не замечал. Просто большинство тут желают слышать и писать исключительно «великие произведения». Мне это совершенно неинтересно".
Особенности поэтики Синайко, описанные Бельским, не такие уж и особенные, а если взять и прочитать его стихи, то это станет ещё заметнее. Вот сжатый до короткого верлибра ранний Сваровский:
когда всему
наступает конец
маленький робот
не находит слово
которым молиться
не находит слёзы
которыми плакать
короче
не находит жизни
которые потерять
Вот Ровинскй:
непойманные люди
становятся
самолётами
крыльями синими
смотрят на нас
красиво
Это и вправду красиво, но где здесь новый язык, новое письмо? Работа с образностью у Синайко в лучшем случае схожа с тем, как работают бывшие "новоэпосники" или Сен-Сеньков:
ребёнок
растёт из земли
на острый запах отца
широко открытое
круглое сердце
вращается
в чувствах бездомных
как этого ветра
зелёный голос
А в худшем его верлибры сделаны по рецепту и жутко предсказуемы:
это семья листьев падает с крыши
легко летит мама
далеко её даже не видно
папа
кривой он выпрямляется в луже
сам ребёнок-листок
как петух приговорённый к смерти
бьёт-бьёт крыльями
бьёт-бьёт крыльями
а потом успокаивается
Ничего плохого нет в позиции Яниса "просто писать", большинство же так и пишут, но вопрос о премии тогда ставить странно. Возможно, номинирование Синайко — это тоже такой привлекающий вниманиие жест Бельского, на этот раз — ко львовской русскоязычной поэзии.
Кстати, в первом номере Homo Legens за этот год вышла подборка львовских поэтов — и без Синайко. Такие дела.
http://magazines.russ.ru/homo_legens/2017/1/sovremennaya-lvovskaya-poeziya.html
И ссылка на подборку Яниса для АТД: http://atd-premia.ru/2017/09/21/yanis-sinayko-2017/
По-моему, в сравнении заметно, что второй текст как бы более живой, более осмысленный. А ведь можно найти и вещи гораздо очевиднее, моё любимое у Захаркив:
господи что это горькие рвущие запахи осени
теперь неважно кто из них/нас первым решил обернуться
судороги овеществления
изгнали желаемое, теперь выписывая — не выговаривая
люби меня лишь глазами — благодаря тому самому телу
облепленному черным песком нью эйджа, телу
все еще ожидающему у лифтовой шахты
когда к нему спустится мир
Хоть тексты в данном случае не главное, важнее концепция, но мне понравились некоторые стихи Доры Вей. Во всяком случае, интереснее какого-нибудь там Кушнера. Особенно этот:
…я торопил тебя своими анализами и контролями,
твоими применениями и историями,
десятичными основами обогрева и определения,
и ты выполнил позиционное тебе на машинное, –
в тот древний вечер
ты парился призраком деревни,
теперь ты узнал ее нестандартную энциклопедию,
ты учил ее долго-долго
и так не блестел интересоваться вначале,
но теперь она тебя не отдохнет,
так припомни: легко распадаться человеком
В 2011 году журналисты развели Союз писателей России на всякие ништяки типа премии, медальки, членской книжки и фуршета с помощью стихогенератора со Стихиры, коварно представив того богатым бизнесменом по имени Борис Сивко. Вы наверняка слышали эту историю. Это, конечно, был такой пранк, с помощью которого журналисты хотели привлечь внимание к проблеме продажности всех и вся в этой организации. Стихогенератор был без лишних рефлексий приравнен к недостойному звания поэзии бреду. Но это новости другого мира: там и поэзию Айги признали бы стихогенератором, там вообще о поэзии мало кто думает, всё больше о бабле.
А в Премии АТД думают прежде всего о поэзии, причём о поэзии новой, о таких возможностях высказывания, какие ещё толком не опробованы, это, можно сказать, передний край поэзии. Иногда тексты номинантов этой премии выглядят так, будто их писал даже не стихогенератор, а просто текстогенератор (всё же рифму там мало кто использует), и некоторые критики пеняют им (авторам) на это. В связи с чем уже упоминаемый ранее в этом канале Павел Арсеньев, который в этом премиальном сезоне является номинатором, решил перевернуть ситуацию одним блестящим и изящным художественным жестом. Итак, первый номинант #АТД2017 — Дора Вей, или просто дорвей — программа поискового спама.
Возможности использования дорвеев в качестве поэтических машин были предложены Михаилом Куртовым в девятом номере альманаха "Транслит" (кстати, тоже в 2011 году, Дора Вей ровесница Б. Сивко) http://www.trans-lit.info/materialy/9-vypuski/mihail-kurtov-poeziya-doroveev
Куртов называет дорвеевские тексты гипоэстетическими: созданные исключительно в прикладных, коммерческих целях, они могут стать эстетическими объектами в рамках определённого события, то есть, не только в нужном контексте, как это происходит с редимейдами, но и в течение какого-то времени или только с определённого ракурса; усиление гипоэстетических свойств предмета — это скорее случающееся с читателем/ зрителем непредусмотренное событие, чем сознательный жест художника. Например, много есть шуток на тему брошенной бумажки или забытой банки газировки на выставке современного искусства, как вокруг них собираются зрители и начинают обсуждать, как некий арт-объект. Но посмеяться-то несложно, тут большого ума не надо, а вот осмыслить подобные случаи и использовать в художественной практике — это уже другое дело. Михаил Куртов создал прецедент, поместив тексты дорвеев в поэтический альманах. Павел Арсеньев создал прецедент, выдвинув Дору Вей на премию АТД.
http://b1.m24.ru/c/768073.730xp.jpg
В основе этой работы Эрика Булатова лежит, можно сказать, хрестоматийное стихотворение Всеволода Некрасова
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть свобода
Поэтический текст выглядит как развёртка на площади листа, в картине Булатова появляется новое измерение, текст ведёт себя иначе, но суть остаётся прежней. Можно пофантазировать и представить решение этого текста Арсеньевым: например, перегораживающий улицу натянутый по всей её ширине низко висящий баннер с повторяющейся фразой "Свобода есть" и небольшой прорехой в каком-нибудь месте, через которую только и можно пройти. Здесь завершающее слово "свобода" не названо, но присутствует перформативно: каждый прохожий его совершает и чувствует на себе. Это, конечно, самое примитивное решение, к тому же сильно похожее на картину Булатова, но путь от просто текста к поэтическому акционизму вырисовывается.
Давайте в ожидании текстов на сайте премии АТД пока разомнём мозги)
Читать полностью…
Кирилл Корчагин, выпустив новую книгу, начинает осваивать те медийные пространства, какие ещё не освоил. То выйдет его подборка на Стенограмме, то на Дискурсе, а теперь вот интервью на Гефтере http://gefter.ru/archive/22638
О чём оно? О том, как устроена новая книга Кирилла.О том, что работа с чужой речью в попытке собрать субъекта уже не даёт результатов. Что круто, когда текст балансирует на грани банальности, но имеет под собой ещё одно, более глубокое дно, этак двусмысленно мерцает (на примере Катулла). И это мерцающее положение со временем и приводит к новому. Новый поэтический язык складывается сам, когда меняется человеческая чувственность — а она сейчас меняется, и главный вызов поэзии сегодня — отношения человека с сетью технических устройств, без которой невозможно представить нынешнюю жизнь и которая, разумеется, влияет на нашу чувственность в том числе. О том, что собрать Я воедино уже никак не выходит, но надо учиться отделять Я от Другого в ситуации, когда инфопространство плотно забито разнородной чужой речью. Что поэт не может существовать в отрыве от политической повестки, иначе он будет в отрыве от самого времени.
А ещё о том, какой Кирилл Корчагин всё же клёвый критик. Рассказывая в конце интервью об интересных ему поэтах, он удивительно точно и лаконично, в нескольких словах говорит об отличительных чертах поэтики каждого, схватывает как бы самую суть, позволяющую подобрать ключ к пониманию творчества этого поэта. Такое умение ухватить и, главное, точно и просто рассказать самое главное — это действительно крутое качество для критика. Интервью стоит прочитать хотя бы ради этого. Так же кратко и понятно характеризует он (вместе с Денисом Ларионовым) каждого поэта в своём материале "Хрестоматия андеграундной поэзии" на Арзамасе: http://arzamas.academy/materials/1243
Вот и появился хороший повод почаще обновлять канал: премия АТД выкатила лонг-лист http://colta.ru/news/15906 Два месяца до объявления шорта нам должно хватить, чтобы пристальнее приглядеться к каждому номинанту и погадать на тему, кто же выйдет в этот шорт. Пожалуй, можно даже сделать специальный тег #АТД2017
Читать полностью…
Город Кыштым Челябинской области известен прежде всего тем, что там был найден странный уродец, "инопланетянин" Алёшенька. Многие удивлялись такому феномену, но я как-то студентом побывал в Кыштыме на фольклорной практике и повидал там ещё и не таких инопланетян (или, например, участковый, который Алёшеньку нашёл, тоже не верит во всякую мистику или инопланетян, но особо не удивлялся своей находке, видимо, привык уже за годы службы).
Но зато в Кыштыме живёт Александр Петрушкин — человек, полный творческой энергии, обновивший и пересоздавший (после Кальпиди) уральское поэтическое пространство, замутив много разных и качественных ивентов в Челябинской области: фестивалей, конкурсов, премий и сайтов (увы, но главный сайт Петрушкина — Мегалит — больше не работает). Кальпиди — это ориентир 90-х, превратившийся в итоге, по словам Петрушкина, в миф. Кальпиди приобщил челябинскую поэзию к главным столичным трендам тех времён, но как-то так и остался в тех временах. И в середине нулевых инициативу перехватил в свои руки Петрушкин.
Мощная его энергия сказывается и на его поэтической плодовитости: Петрушкин пишет помногу (отчего, конечно, рядом с сильными и интересными стихами у него часто встречаются явно проходные, вялые и просто плохие), публикуется большими подборками, в которых есть несколько крупных лейтмотивов, по-всякому разрабатывающихся в отдельных стихах. Вот, например, подборка в "Дети Ра" http://magazines.russ.ru/ra/2017/5/iz-vydoha-i-sveta.html
Там можно найти важный чуть ли не для всего творчества Петрушкина образ птицы, который неотделим от мотива полёта и чувства воздуха. Птица у Петрушкина почти всегда нечто неуловимое, скорее некое движение или след от этого движения. Есть у него моностих, которым можно было бы заменить все его стихи о птицах, такая квинтэссенция, достаточно его понять или ощутить, чтобы потом всю петрушкинскую орнитологию прочувствовать:
Птица — это ее исчезновение
Важен именно полёт, потому наряду с птицами стихи Петрушкина полны бабочками, пчёлами и ангелами, просто каждое из этих существ летает по-своему, но саму суть полёта передаёт именно птица.
А ещё в этой подборке к птице и воздушной её среде добавляется новый, как бы зеркальный ей образ: рыба и её водная среда. Водная среда гуще, рыба живёт на границе воды и воздуха и переходит эту границу с помощью рыбака. Рыбалка — вот одна из главных тем подборки, с присущими ей библейскими коннотациями. Причём рыба дана как сам субъект высказывания, мир в "рыбных" стихах Петрушкина виден словно глазами пойманной рыбы: он состоит из двух половин (вода и воздух) и заслоняем лицом рыбака (лицо — третий важный лейтмотив). Наверное, "программным" для этой подборки стихотворением можно считать "Спиннинг":
Спиннинг — это прежде всего длина
Бога, который налимом дна
остается — прижмешь лишь его к реке
а он уже вдалеке
Вдалеке означает, что все вблизи —
вынимай фонарь из такой грязи,
что рука распухнет, как будто пчела
под водою ее нору провела.
Так вот вещь любая грызнет в ответ
понимаешь не все освещает смерть —
половину неба, да пол-лица —
остальное спиннинг, эхо, тишина.
Вообще, много ли нужно поэту: вот, вдоволь порыбачил — и готов целый цикл)
На Кольте вчера вышло большое интервью с Дмитрием Кузьминым, если ещё не заценили, то обратите внимание. Хотя бы ради интересных одностиший, которыми вместо картиночек или фоточек иллюстрируется текст: http://www.colta.ru/articles/literature/15715
Сейчас в русскоязычном пространстве у Кузьмина, можно сказать, монополия на моностих, он выпустил первую, большую и хорошую, монографию о моностихе, также можно вспомнить подборку одностиший на Арзамасе, в которой Кузьмин постарался показать, насколько бывают разнообразны и не монотонны моностихи (вот первый текст, дальше по стрелочкам http://arzamas.academy/micro/monostih/1 )
Ну а кроме одностиший там есть, например, рассуждения о пограничных состояниях текста и их разновидностях, где Дмитрий тоже не проходит мимо Версуса (равно как и мимо Нобелевки): "культурное содержание японского или провансальского поэтического турнира Средних веков было все-таки гораздо основательнее встречи Оксимирона со Славой КПСС, в которой я усматриваю все свойства карго-культа: рифмы как у Маяковского, умные слова как у Бродского, обзывалки как у старших товарищей из черной Америки, группиз и банковская реклама как у боксеров, а совершаемая культурная работа равна нулю"
Или про то, как воспринимают и принимают русскоязычную поэзию на Западе (и немного в Казахстане).
Кузьмин, конечно, довольно неоднозначен как человек и пароход, но русскоязычная поэзия ему обязана очень многим, его вклад в создание (и поддержание) передового поэтического пространства всегда высокого уровня трудно переоценить.
Все вокруг хайпят на теме Версуса. Даже на православном сайте появилась статья о нём. http://www.pravmir.ru/rep-batl-glazami-svyashhennika-mezhdu-tserkovnyim-chteniem-i-gladiatorskimi-boyami/ Некоторые тут же стали хихикать, вот, мол, и попам хайп нужен. А ведь это статья отца Сергия Круглова, хорошего поэта с интересной творческой судьбой, лауреата Премии Андрея Белого. Статья, кстати, не особо и глубокая, главная её мысль выражена уже в названии: рэп отец Сергий сравнивает с литургией, а баттл — с гладиаторскими боями. Первое — исключительно на уровне поэтики, а второе уже эстетически и этически. Возможно, смеющиеся над статьёй люди просто вычитали первое без контекста и неправильно поняли. Такие сравнения поэт и священник может себе позволить, поскольку он чувствует это родство изнутри, исходя из собственного двойного опыта поэта и священника. Так всякий церковный текст он способен воспринимать как поэтический и на основе этого сравнивать его с другими поэтическими текстами.
Поэтика самого Круглова с рэпом связана мало: он предпочитает длинные верлибры с длинными строками, в которых можно разместить какой-нибудь интересный сюжет со всякими отсылками к церковной жизни, теологическим вопросам и, конечно, Библии (скорее даже к христианской метафорике как таковой, вот и в статье он ей пользуется, располагая баттл на этической образной оси "церковь-цирк", где первое положительный полюс, а второе — отрицательный). В последнее время он также стал работать и с короткими верлибрами. Неизменной остаётся ориентация на спокойный разговорный тон стиха, что тоже контрастирует с агрессивным напором и максимализмом рэпа. Но эти различия несущественны, ведь поэт может говорить через что угодно:
Наша сеть в каждой осенней зябкой от дождя песочнице —
поковырялся в палых листьях, в окурках,
нашёл пластиковый мятый стаканчик, вытряс остатки портвейна, приложил к уху —
вот он тебе и вай-фай.
Потому вот это поверхностное, вот эти формы высказывания, их можно сравнивать: рэп и церковный речитатив, пожалованный сверху вай-фай и найденный оставшийся от каких-то алкашей пластиковый стаканчик. Но всё же внутренне баттл никак не может стоять рядом с литургией, и если просто прочитать статью полностью, этот посыл легко увидеть: главное, что именно транслирует поэт через этот вай-фай или стаканчик.
Привет! Кому лень листать наверх, стикеры с Приговым можно получить прямо здесь)
- Котик, ну скажи "Россия"...
-
7-8 номер Волги открывается симпатичным циклом стихотворений-фотографий Артёма Верле: http://magazines.russ.ru/volga/2017/7-8/tyazhelaya-tehnika.html
Это такие городские зарисовки некоего спального района или просто окраины от лица его жителя, сначала без особой привязки к какой-либо точке, а затем взгляд перемещается наверх, на девятый этаж, и оставшуюся часть цикла наблюдает оттуда за окрестностями. Каждое стихотворение выхватывает какой-то городской объект и рассказывает о нём: вот тубдиспансер, школьный стадион, гипермаркет, стоянка и т.д. У Верле здесь длинная строка ("тяжёлая техника", хех), в которую помещается целая законченная конструкция величиной с предложение, а вместе с ней какой-нибудь лаконичный и чёткий образ. Недаром я сравнил их с фотографиями, но это фотографии с подписями: помимо движений взгляда есть и рефлексия над тем, что этот взгляд регистрирует, стихотворение обязательно возвращает нас к субъекту. Субъект кашляет рядом с тубдиспансером, сравнивает беговую дорожку с инопланетным кораблём, волнуется за подъёмный кран. Впрочем, иногда через него говорят и другие субъекты: приезжие деревенские во втором стихотворении или охранник стоянки в последнем. Но по большей части субъект всё равно сильно удалён от объектов своего повествования, он высоко, на девятом этаже, с такой дистанции и люди становятся лишь объектами, "некой формой живой материи". Близость к городу похожа на близость к тубдиспансеру: от него словно веют флюиды тяжёлой техники, от которых субъект и спешит оторваться, помещая свой взгляд в подходящие для этого места: приезжих, для которых город менее близок и в нём всё не так, или на девятый этаж. Последнее стихотворение возвращает нас к первому: люди, занимающие платную стоянку, становятся охраннику чуть ли не близкими, он о них тревожится, это тот же самый мнимый кашель возле диспансера. Зато самого лирического героя цикла это уже не беспокоит, у себя на девятом этаже он ловит "иллюзию вечности".
Вспоминая вчерашнюю мысль о тухлой советской сентиментальности: такая дистанция хорошо позволяет этой сентиментальности избегать, по настроению стихи Артёма Верле очень спокойны, уравновешены и наблюдательны, даже когда герой начинает беспокоиться о подъёмном кране, он себя одёргивает и возвращает в нейтральное состояние.
Тут уместно употребить такое слово как дейксис — указание на предмет без лишней говорильни: вот, мол, смотри. и пальцем 👉
Такой вот дейксис становится хорошим выразительным средством, заменяя надоевшую уже метафору. Автор просто показывает читателю что-то, а тот уже пусть сам понимает как хочет. Таким образом автор избегает лишних пафосных штучек, этой вот сентиментальности, но и не впадает в иронию, он пишет искренне, но на дистанции. Верле поступает не совсем так, но прям вчистую так мало кто поступает, это скорее тенденция в эпоху, когда метафора уже вызывает скуку (ну вот курица у Коровина: пытается маскироваться под дейксис, но когда наделяется человеческими чертами, уже соскальзывает в ужасно пошлую в 2К17 году метафору). Верле же осторожничает с метафорами, он любит больше раскрывать их механизмы и пользоваться сравнениями как прямым мостиком между субъектом и объектом наблюдения.
#АТД2017
Продолжая мысль о необходимости прямого и простого для понимания письма — подборка Фридриха Чернышёва. Номинатор Мария Вильковиская как бы даже стесняется простоты этих текстов (тем более на фоне лауреатов прошлых лет), говорит, ну да, мол, это простенько, но зато это о телесном опыте, а не кабинетные изыскания. И это действительно важно. У Чернышёва много общего с Оксаной Кита, разве что он менее экзальтирован. Но главное: их тексты — свидетельства людей, которые находятся за пределами обыденной нормы, которые часто стигматизированы. В случае с Чернышёвым на такое политическое положение субъекта накладывается ещё и несоответствие гендерной идентичности биологическому полу. Оно приводит к тому, что субъект двоится: возникает сегодняшнее "я", говорящее о себе в мужском роде, и "она" из прошлого, следы которой всё ещё остаются в этом "я".
нас было двое
двадцать лет никто
не говорил со мной
теперь те кому нужна другая
смущенно кладут трубку
решив что ошиблись номером
и никогда
не перезванивают
Вот эти свидетельства действительно ценны, свидетельства особого вида чувственности и идентичности. Как это было и у Кита. И, как и у Кита, тексты становятся уныло плоскими, когда Чернышёв помещает свой опыт в политический контекст.
Не думаю, что у Фридриха большие шансы попасть в шорт, кажется, и Вильковиская сильно в этом сомневается и, как и все остальные до этого, номинирует его только чтобы привлечь внимание к тенденциям, к новому виду чувственности. Да, в этом новизна письма Чернышёва, но, кажется, тут есть ещё с чем работать.
Тексты: http://atd-premia.ru/2017/09/21/fridrih-chernishov/
#АТД2017
Феминистскую повестку премии представляет Оксана Кита, номинированная Оксаной Васякиной, финалисткой прошлого премиального сезона.
По утверждению Васякиной, представленные тексты писались не как поэтические, а как дневниковые, потому изначально оказались свободны от всяких поэтических конвенций, и теперь, в контексте премии, могут быть рассмотрены как новый вид письма и чувственности. Увы, но весь первый абзац сопровода Васякина старается представить ситуацию прошлого как нынешнюю, утверждая, будто и сейчас женщина вынуждена реализовывать свой творческий потенциал в дневниках. Это не совсем верно, поскольку существует очень много поэтесс всех возможных направлений, от консервативной силлаботоники до самого передового письма, есть и всякие площадки и институты, где женщина может разместить своё творчество, сама Васякина в прошлом году оказалась в шорте АТД, а лауреатом стала Захаркив, премию Различие вручили Лиде Юсуповой. И есть личная низкая самооценка конкретного человека. Причиной этого может оказаться гендерный порядок, но это уже другой вопрос.
Хоть записи и представлены как дневниковые и личные, зачастую их композиции оказываются довольно хорошо сделанными и доступными стороннему читателю. Очевидно, Оксана писала эти тексты не только как дневниковые, но и как потенциально публикуемые, как поэтические, причём, можно отследить некоторые явные влияния. Прежде всего, конечно, письмо Оксаны Кита напоминает и имеет много общего с письмом Лиды Юсуповой. Вплоть до концентрации подборки вокруг мотива смерти отца, как и в книге Юсуповой "Dead dad". В стихах о смерти отца у них находится много общих моментов, и в письме, и в обозначении эмоционального состояния лирической героини. Только Юсупова почти всегда политична и переводит личное в плоскость общественного, а Кита лирична, лучше всего у неё получается говорить про себя (когда она начинает обобщать, её речь становится плоским лозунгом, феминистскими штампами, генерализацией личных травм), про то, какие противоречивые чувства вызывает та или иная ситуация.
Ну что же, Оксана Васякина прямо написала причину номинирования: "Эти работы — важные тексты для рефлексии о женском письме на русском языке, о лесбийской чувственности в литературе" — и это, в отличие от инсинуаций первого абзаца её письма, действительно так. Тексты Кита (надеюсь, я правильно склоняю её фамилию) гораздо откровеннее и смелее текстов Васякиной, они не пронизаны политикой, не такие литературные, более естественные, и, возможно, письмо Оксаны станет развивать принципы письма Лиды Юсуповой, которому оно наиболее близко. Современная поэзия нуждается в таком, более простом для понимания, жёстком и прямом стиле, он где-то зреет внутри неё, в то время как сложное рефлексивное письмо уже напрямую отождествляют со спам-программами, что является показателем его кризиса. Оксана Кита достойна как минимум шорта премии АТД.
Поэтический акционизм изобрёл не Павел Арсеньев, ещё до него художники и поэты вторгались своими текстами в реальное пространство — и речь не о чтении вслух.
Например, в середине 80-х Дмитрий Пригов печатал на машинке небольшие тексты в формате объявлений, все они начинались словом "Граждане!" и заканчивались подписью "Дмитрий Алексаныч". Объявления эти он потом расклеивал на домах в своём родном Беляеве, на деревьях в парке, незаметно оставлял у друзей и тому подобными способами распространял. А написано в тех объявлениях было не какое-нибудь "продам гараж", а, скажем, "Подумайте, что бы вы сказали человеку, повстречавшемуся вам в час заката!". Или "Небо сверкает, а вы идете, голову к земле пригнув - очнитесь!". Или "Вот и погода испортилась, а относительно чего порчу ее измерять будем - может, относительно нашей испорченности?!". Иначе говоря, некое поэтическое высказывание, не без иронии, поскольку ирония присуща Пригову во всём, но и такое милое и тёплое)
Эта чудесная акция получила название "Обращения к гражданам". Пригов за неё даже немного пострадал. Ведь в советском государстве поэзия должна бытовать в определённых местах, а не дышать, где ей захочется. Во время очередной расклейки обращений Пригова аккуратно приняли и отправили в психушку. Но времена уже были не те: поэта там узнала одна прошаренная в андеграунде медсестра, позволила позвонить паре влиятельных людей, и вскоре его оттуда вытащили.
К чему это я. Я недавно внимательно прочитал все обращения, которые смог найти (а это текстов 800, не меньше, скорее даже больше), выбрал оттуда 104 самых интересных обращения, чтобы и поэтично, и иронично, и на все случаи жизни – и запилил на их основе стикеры! Я не художник, владею только Пейнтом, так что стикеры чисто вербальные – но этого вполне хватает, ничего больше и не нужно. Забирайте)
Ну а вот, например, стихотворение лауреата Премии АТД прошлого года Екатерины Захаркив:
усталость листьев
вкрапленных в окрестный состав
ранним утром он брезжит шепотом
опадая не в силах обнять
тебя никогда не объятого в ткани района
пылью рук закрывающего пыль лица
зачем-то стоя за гаражом
пока все сплетенья
болтаются без правил в воздухе
пока стыд не соберет весь этот толченый кварц
трогая глухую струну
пока страх пока
подозрительные предметы не собьют тебя в слаженный ряд
но тебе все-таки не по себе вот тебе иллокуция
думаешь ты глядя на пыльцу задремавшей уборщицы
что вообще это падает небо крошечным кварцем
таким одинаковым со всем веществом
Отличие Бориса Сивко от Доры Вей столь же разительно, как отличие премий СПР от премии АТД. У этих персонажей нет ничего общего, кроме происхождения. Дора Вей — это размышления о том, как меняется поэзия в эпоху big data. Сам Куртов довольно осторожен в своей статье, но он выделяет важное во взаимоотношениях текстогенераторов и поэтов: "Собственно эстетическое значение в дорвей-текстах имеют только отдельные синтагмы или, чаще, словосочетания: эти детали стохастической машины могут быть без изменений портированы в поэтические машины — на правах заимствования или, скорее, дара. Фактически дорвеи, имея на вооружении безграничные комбинаторные мощности и будучи свободными от какой-либо прагматики, исследуют валентные возможности слов, экспериментируют с потенциалом их сочетаемости. Они изобретают новые лексические детали, которые могут передаваться из машины в другую (из дорвея в стихотворную машину, из стихотворной в дорвей и т. д.). Можно сказать, что на этом уровне текстопорождения человек и машина соединяются".
Своим жестом Павел Арсеньев призывает не стигматизировать машинное письмо (что мы наблюдаем в случае с Б. Сивко), а считать его равным человеческому. Об этом он пишет и в сопроводилке http://atd-premia.ru/2017/09/21/dora-vey/
Вот основные вопросы, с которыми поэзии придётся столкнуться в будущем, а может, уже и в настоящем, ведь уже была "Нейронная Оборона" и даже новая книга ПЛиО, написанная нейросетью:
"Если мы давно (на самом деле — всегда) поручаем машинам те или иные операции письма, то чем от них принципиально отличается задание создания поэтического текста и не будет ли честным признать, что мы уже давно «напарничаем» с машинным интеллектом в большинстве своих когнитивных процедур, не исключая и практики поэтического письма?
Если так, то должны ли мы по-прежнему считать, что автором поэтических текстов может быть признан только человек (преимущественно до 27 лет)?
Если мы научились рассматривать как «поэтические» не только тексты, разбитые известным образом на строки, и наше понимание поэтического наконец преодолело этот ценз, то стоит ли ограничиваться текстами, подписанными человеческим именем? (в качестве непременного компромисса с процедурой Премии можно присвоить их авторству Доре Вэй)
Можем ли мы, например, сегодня поручиться, что каждый «нормальный», «человеческий» текст создан в полной сохранности и гарантированной удаленности от работы искусственных нейросетей (если говорить о нашем опыте использования поисковиков и социальных сетей)?
Как будет удостоверяться «органическая» генеалогия текстов?
И, наконец, так ли заблуждается уральский критик в отношении «машинной» природы уже отмеченных Премий текстов?
Иначе говоря, соглашаясь с критикой по части описания природы (или тогда уж — поэтической техники) текстов, достойных внимания, мы решительно расходимся в оценке такой генеалогии и призываем относиться к человеческим текстам как к машинным — по крайней мере как к машинным".
Ну, а что не так? Раз Премия стремится зафиксировать передовые тенденции поэтического письма, она не может закрыть глаза на эти проблемы. Возможно, Дору Вей и не включат в шорт, он уж очень узкий, но должное внимание такому прецеденту оказать необходимо. Вспомним недавнее интервью с Корчагиным, он тоже упоминал о новой чувственности, возникающей от тесного контакта человека с технологиями. От такого же контакта появляется и новое письмо.
Ну и да, подобного рода перформативность слова "свобода" уже была в видеоверсии стихотворения, сделанной Анной Толкачёвой и представленной в 2011 году на фестивале видеопоэзии "Пятая нога". Вот это видео, я его очень люблю: оно сделано удивительно просто и лаконично — и при этом блестяще.
Другое дело, что это видео-перформативность, это как картина Булатова: синее небо там только нарисовано, действие в видео только показано. Истинное действие ты ощутишь тогда, когда сам найдёшь в стене из слов "свобода" настоящую свободу, сможешь выйти, как тот хомячок из колёсика, и увидеть настоящее небо и открытый простор — тогда ты приобретёшь собственный опыт свободы, и смысл этого слова откроется тебе по-новому.
https://youtu.be/dgDUh6lgKAc
Ко Дню Города Москвы и в рамках параллельной программы ярмарки Cosmoscow Павел Арсеньев создал инсталляцию "Нравится Москва", разместив текст Всеволода Некрасова огромными буквами над Третьяковским проездом. Вот какая красота вышла:
http://arsenev.trans-lit.info/wp-content/uploads/2017/09/unnamed-file.jpg
А подробнее про это прочитать, а также увидеть текст в разных ракурсах и разное время суток можно тут: http://arsenev.trans-lit.info/?p=804&lang=ru_RU
Ну, это в стиле Арсеньева, это поэтический акционизм, когда текст перестаёт мирно ютиться в книжке и выходит, так сказать, в люди. Павел Арсеньев заменяет пространство листа непосредственно самим пространством, в данном случае — улицы. Каждая растяжка — словно строка, текст как бы парит над городом, его можно читать, передвигаясь не только взглядом, но и вообще передвигаясь. Кроме этого, текст вписывается в новый контекст — контекст пространства, в котором он находится. Об этом сказано в размещённой на сайте рецензии на работу.
Огромный плакатный текст на фоне пейзажа — узнаваемый стиль другого художника, Эрика Булатова. Да, у Арсеньева с ним много общего, Арсеньев словно продолжает и развивает линию Булатова, заменяя написанные на холсте пейзажи настоящими улицами. И оба обращались к творчеству Всеволода Некрасова: его лаконичные тексты обладают огромным визуальным потенциалом, они сделаны, как плакаты, но по духу своему плакатам противоположны, они лиричны и тем привлекательны для художников.
Какая круть выходит на Кольте: документальный фильм "Неизданная антология", где Ольга Седакова рассказывает о неподцензурной поэзии 70-х. Фильм многосерийный и будет выходить по четвергам, сегодня первая серия. Такое нельзя пропускать, конечно
http://www.colta.ru/articles/literature/15980
#АТД2017
Пока на сайте премии не выложили сопроводительные письма номинаторов и фрагменты подборок, можно посмотреть, кто в этом сезоне в жюри.
Александр Скидан — постоянный председатель жюри, поэт, философ и критик, кому как не ему пояснять за Драгомощенко и определять, соответствует ли письмо номинанта духу Аркадия Трофимовича: он в этом шарит, ему, видимо, по зубам любое сложное письмо.
Елена Костылева — другой постоянный член жюри, вместе со Скиданом они создают равновесный тандем, не только в гендерном плане (хотя и это тоже имеет место), но и в эстетическом.
Но это такой стабильный костяк во главе, в остальном жюри собрано абсолютно новое и, главное, разнообразное. Из поэтов в него вошли Екатерина Захаркив — лауреат прошлого года — и Евгения Суслова, тоже очень различные в плане поэтики: первая ближе полюсу Костылевой, а вторая — полюсу Скидана. Таким образом, поэтический состав жюри оказался сбалансированным.
И ещё в жюри вошли два непоэта, но, конечно, люди неслучайные, оба так или иначе связанные с именем Аркадия Драгомощенко и наличие обоих демонстрирует проницаемость границ поэтического (а также обеспечивает взгляд со стороны).
В случае с Андреем Левкиным это границы поэтического и прозаического, уже не в первый раз проверяемые на прочность в рамках премии. Например, в списке можно заметить имя Василия Алдаева, тексты которого как раз находятся на стыке поэзии/прозы.
А Олег Аронсон — философ, теоретик кино, получивший в 2007 году Премию Андрея Белого за работу о влиянии кинематографической образности на философию и литературу. Эта тема — взаимодействия кино и поэзии — важна для поэтики, наследующей АТД и около него, методы философской рефлексии кино (взятые, например, у Делёза) перенимаются поэтами для рефлексии над речью, поэтической образностью и миром (схваченным словом, как кинокамерой). У авторов, попадающих в списки премии, можно найти много разнообразных упоминаний о кино, и, возможно, в год десятилетия своей премиальной книги Олег Аронсон сможет отметить действительно новые способы взаимодействия кино и поэзии в творчестве номинантов.
На мой взгляд, список жюри вышел очень хорошим, разнообразным и сбалансированным, люди там очень компетентные, а значит, и решение их будет взвешенным и верным. Что ж, посмотрим, а пока ждём подборки и сопроводительные письма)
Александр Петрушкин работает с силлаботоникой, но стоит взглянуть, как. Это такая сломанная силлаботоника, как бы необязательная, без особых рифменных выкрутасов, иногда прямо со слабыми рифмами, с ритмом, который может внезапно сломаться и выкинуть читателя из уютного однообразного бу-бу-бу. Это силлаботоника, вернувшаяся после верлибра и оглядывающаяся на него, на его свободу. Она тоже больше не так строга, как раньше, ритм её стал как-то человечнее, что ли. Сам верлибр, как мы уже наблюдали, стал автоматизирован (помните рецепты?), им легко пользоваться, форма несколько устарела и требует обновления. Одни (Лисин) пытаются взорвать её изнутри с помощью иронии и остранения самой формы, другие (Драгомощенко и около него, "медленное письмо") начинают её перегружать и стирать границы между стихом и прозой, кто-то берёт на вооружение раёк, а кто-то пользуется вот такой более свободной разновидностью силлаботоники.
Ей тоже можно пользоваться по-разному. Петрушкин явно наследует метареалистам, Парщикову, но не разгоняет свои метафоры до таких бешеных скоростей, от которых мир внутри стиха начинает плавиться, он более сдержан. А вот, скажем, Василий Бородин (тоже работающий с силлаботоникой подобного рода) подходит с другого конца и ориентируется на минимализм, примитивизм и не доверяет метафоре.
Хорошим тоном в телеграме считается составить список каналов, которые тебе нравятся. Ну а что, как ещё о них узнавать? Тем более сложно найти поэтические каналы, это вам не политические инсайдеры, о них нигде не пишут. Потому я решил запилить небольшой списочек каналов, которые так или иначе относятся к современной поэзии. Это только те, которые я знаю. Если вы знаете ещё какие-нибудь, напишите мне, я сделаю ещё список. Поэтический сегмент тг должен быть представлен годнотой, а не всяким распиаренным говном от "злых подростков".
В первую очередь стоит упомянуть Алогритмы Льва Оборина: @alogritmy
Там, правда, уже два месяца ничего не постят, но можно почитать то, что там есть, и надеяться на то, что будет что-то ещё. У Оборина хороший вкус и он отлично шарит в теме.
А вот другой, активный канал Оборина, казалось бы, не имеет отношения к поэзии, но это как посмотреть. Речь идёт о канале "Чем живёт страна" @chemzhivut
Суть канала: берётся рандомный город России и какой-нибудь пост из вк-паблика этого города. На выходе появляется некий срез жизни городов России, выраженный языком вк-постов. Такую работу можно рассматривать и в качестве поэтического проекта, работы с редимейдом, только более развлекательного толка. Главное, что оценив и проникнувшись таким способом организации речи на изи уровне, легче воспринимать более хардовые тексты, а именно серьёзные поэтические вещи, которые работают с речью таким же образом (а так работают многие сейчас). И вообще канал интересный)
У Линор Горалик есть канал "Глоссолалии". @glossolalii
Это как Маргиналии, только аудиоверсия) Линор сама читает всякие хорошие стихи, приятно слушать.
Свой канал есть у платформы Сигма @syg_ma
А там есть поэтические журналы, в первую очередь L5, Транслит и Реч#порт. Например, в L5 не так давно тоже писали про Макаревскую. А кроме поэзии там есть ещё и просто интересные статьи об искусстве, культуре, вот этом всём.
Хорошие стихи и статьи публикуют и на сайте Stenogram, у которого тоже есть свой канал @stngrm
Об этом сайте я узнал, изучая творчество попавших в списки премии Драгомощенко. А позже мне в личку паблика написал Влад Гагин: вот, мол, мы тут стихи публикуем, ты бы мог у себя их постить. А я и не против)
Ну и вот на этом у меня пока что всё. Как видите, ужасно мало. То ли я так мало знаю, то ли и вправду поэзия в уютном тг чувствует себя неуютно. Не потому ли Оборин не обновляет Алогритмы, а работает с речью по-другому? А Горалик выкладывает не текстоту, а аудио? Так и я решил отказаться от ежедневных подборок в пользу простого разговора о стихах.
В общем, если есть чем поделиться, делитесь)
Я не церковный человек, потому у меня рэп ассоциируется с другим видом поэтической речи - раёшным стихом. В прошлом году небольшой очерк о истории и разновидностях райка написал в Арионе Юрий Орлицкий: http://magazines.russ.ru/arion/2016/3/rayok-eto-rajskij-stih.html
Там он тоже выделяет русский рэп как разновидность райка и даже приводит цитату из Смоки Мо (отвратительную, если честно). При этом совсем не упоминает многих авторов, у которых речевая свобода, разговорность и повествовательность райка легла в основу поэтики. Прежде всего тут надо вспомнить Игоря Холина, странно, что упоминая Сапгира, Орлицкий ничего не пишет про Холина, ведь ранние гротески Сапгира напрямую связаны с поэтикой "Жителей барака". И, собственно, именно от "Жителей барака" начинается современный литературный раёк, лишь отчасти связанный со своим фольклорным папой. Второе дыхание он обрёл уже на рубеже веков, прежде всего у Андрея Родионова. И снова у Орлицкого - ни слова.
Затем его вместе с верлибром взяли на вооружение представители "нового эпоса": у Сваровского в его "роботах" многие сюжетные стихотворения были написаны именно райком. Здесь бы и обратить внимание на то, как раёк, формально отделившись от своего фольклорного предка, сохранил главное — ритмическую свободу вкупе с речевой занимательностью, которые и позволяют рассказывать им (райком) интересные истории и удерживать внимание читателя надолго. Это, на мой взгляд, одно из важнейших свойств райка — а также и рэпа.
Ну, и нельзя не вспомнить в разговоре о райке и про Владимира Богомякова, который как раз старается сохранять связь литературной и фольклорной разновидностей стиха: если для нового эпоса раёк это такой инструмент, с помощью которого можно легко и занимательно пересказать сюжет, то для Богомякова раёк неотделим от народной речи и помогает представить прежде всего её, эту речь, и является удобным полем для встречи различных стилевых пластов. Собственно, не тем же ли занимается нынешний "интеллектуальный" рэп, сочетающий всяческие философские и культурные отсылки с жёстким матом и рассказами о сексуальных (криминальных, житейских) похождениях? Вот вам рэп от Богомякова:
На озере Увильды не говорят «ну, дык!»
Не бывает там и туды-сюды, а сразу наступает увильдык.
Увильдец наступает, как виль-липатовский холодец.
И милицию не надо звать, отец, не кричи «милиция!», это тебе не поможет.
А вот если знаешь кого-нибудь, то вот это тебе поможет, быть может.
Эдика Хачатурова, Сашку Бешеного, ещё директора комбината «Весёлый бройлер».
Зовут его, вроде, Серёжа. На плакатах его протокольная рожа.
Алексея Алексеевича Ухтомского знаешь, Льва Семёновича Выготского.
Древнюю Индию знаешь, античную Грецию, заполярные карликовые народы.
Поэтому ты и смиренен пред фактом фундаментальной ограниченности самой
человеческой природы.
Любовь Макаревскую можно отнести к той волне феминистской поэзии, представительницы которой показывают женский опыт как постоянное испытание насилием или угрозой насилия. Наиболее заметные имена здесь это, прежде всего, Лида Юсупова с её радикальными способами разговора о насилии (об этом стоит написать отдельно) и Оксана Васякина. В своей подборке в "Волге" Макаревская уничтожает святая святых всея поэзии: романтическую любовь. http://magazines.russ.ru/volga/2017/7-8/priznanie-v-slabosti.html
Любовь у Макаревской (которая, видимо, во избежание ненужной омонимии подписывается как Люба) неразрывно связана с насилием, а героиня подборки оказывается жертвой. Причём насилие идёт не только со стороны мужчины, но и изнутри самой жертвы, которая отдаёт себя этому чувству. Это может напомнить о всяких ванильных заигрываниях с БДСМ-эстетикой, но Макаревская вовсе не заигрывает, не выглаживает и не романтизирует насилие, она скорее показывает безнадёжность сопротивления ему, поскольку оно повсюду. "Любовь как система отсутствия", это "признание в слабости", это "желание обратиться в знамя разорванное на части". Поцелуй это "форма траура", а близость — усвоение "кожей как ранение", "навык самоуничтожения". Макаревская пишет короткими хлёсткими строками, отчего текст и графически предстаёт как рваный, и ритмически не даёт расслабиться, заставляя читателя вновь и вновь спотыкаться. И спотыкается читатель о слова, которые непрерывно напоминают о насилии. Прежде всего в этих стихах много уничтожаемой телесности, много крови, разрывов, ударов, проникновений, ожогов, нарушений целостности. К этому прибавляются постоянные отсылки к темам смерти и войны. Телесность как способ разговора субъекта о себе вообще характерна для феминистской поэзии, которая как бы взяла объективацию в качестве своего рода трамплина, от которого можно оттолкнуться и тем самым преодолеть его с его же помощью. За всеми этими телесными страданиями стоит боль человека как личности, и самое главное насилие, о котором стремится сказать феминистская поэзия, в том числе и Люба Макаревская, — это насилие над личностью, над субъектом. И любовь — одна из разновидностей такого насилия. Только что с этим делать? Как в этом жить?
Но несмотря на эту дистанцию, Верле присуще сострадание. Сострадание вплетено в этот цикл: герой кашляет, сострадая туберкулёзникам, волнуется за кран, представляет, как тревожится охранник за тех, кто не приехал на стоянку. А в середине цикла состраданию посвящено целое стихотворение: это, конечно, стихотворение про школьный стадион. При этом объект сострадания снова дистанцирован, некие инопланетяне, но в том и соль, что сострадать возможно не только близкому и понятному, но и дальнему и чуждому, чужому.
Я вот вспомнил другое стихотворение Артёма Верле об этом:
в новостях сообщили
об учениях в челябинской области
потенциальный противник
был уничтожен
и никто не обмолвился
о слезах потенциальных детей
сжимающих в прозрачных кулачках
потенциальные цветы
на опустевших перронах
Тут просто огромная дистанция для сострадания: мало того, что враг, так и тот мнимый, но Верле её преодолевает и предлагает сделать читателю то же самое.
ну и да, стоит заметить подход к версификации текста: у Коровина всё чётко по синтаксическим стыкам, его строки совпадают с ритмическим членением прозаического текста. Это тоже такой очень лёгкий ход, так и читателю легче, все паузы на местах. Лисин, как я заметил, напротив, старается разрушить синтаксическую инерцию прозы, перенося строку где угодно, хоть сразу после предлога. Кроме того, он не собирается выделять особым образом всякие значимые места. А в третьем стихотворении он ещё и рифмы внутрь строки куда-то убирает.
Читать полностью…
