— А ты бы мог и встать. Ты кто?
— Какая разница? Вы что, пришли воспитывать нас? — огрызается моджахед, но все-таки поднимается на ноги.
— Может быть, и воспитывать. Вы знаете, как ко мне вайнахи относятся. Ваши родители меня уважают больше, чем ваших руководителей, — говорит Кобзон, первым званием которого было «народный артист Чечено-Ингушской АССР».
Террористы сообщают, что готовы принять парламентера от властей. В захваченный театр проходит депутат Госдумы Иосиф Кобзон.
Вместе с ним для оказания медицинской помощи пострадавшим заходят два представителя «Красного креста», а от СМИ — британский журналист Марк Франкетти.
Политику Григорию Явлинскому, находящемуся с визитом в Томске, звонит его помощник Сергей Курдюков. Тому сумела дозвониться заложница и рассказала, что Явлинский — один из тех, с кем террористы согласны вести переговоры.
«Я немедленно проинформировал об этом президента Путина и главу его администрации Волошина и спросил, готовы ли федеральные власти участвовать в переговорном процессе? То есть, имело ли смысл мое участие в нем? — вспоминает политик. — Мне было сообщено, что мое участие в переговорах имеет смысл».
Явлинский первым же рейсом вылетает в Москву.
На Дубровку прибывают агенты ФБР. Их цель — охранять иностранных послов. Те в свою очередь приехали, чтобы освободить граждан своих стран. Среди зрителей «Норд-Оста» оказалось немало иностранцев.
Увы, жителей дальнего зарубежья террористы выпускать отказываются.
Террористы заявляют, что готовы говорить с журналисткой Анной Политковской, знаменитой своими репортажами из Чечни. В этот момент она находится в США, куда прибыла для получения премии «За мужество в журналистике».
Политковская получает звонок от помощника президента Сергея Ястржембского:
— Аня, тут полная жопа.
«Я поняла, что действительно всё. Просто караул. Иначе он бы такие слова не произносил», — расскажет Политковская своей подруге Елене Барановской.
Разговор у Аслаханова с террористами сразу же не складывается. Он не столько договаривается с ними, сколько воспитывает:
— Вы не чеченцы. Вы просто отбросы чеченцев, потому что никогда чеченцы, никогда, не воюют с женщинами, детьми, пожилыми людьми. Вы попросту позор для чеченцев!
Террористы требуют, чтобы на переговоры явились глава Чечни Ахмад Кадыров, ее представитель в Госдуме Асламбек Аслаханов, президент Северной Осетии Александр Дзасохов и экс-президент Ингушетии Руслан Аушев.
Депутат Аслаханов с ночи находится у театра — он и идет первым.
У оцепления перед захваченным театром собирается всё больше родственников заложников. Они не хотят слышать ни о чем, кроме спасения своих близких.
Звучат требования прямых переговоров Путина с лидером сепаратистов Асланом Масхадовым.
На заседании Госдумы депутат Николай Харитонов предлагает своим коллегам вместе обменяться на заложников. Председатель Геннадий Селезнев возмущенно возражает, что депутаты о таком не договаривались.
Харитонов: Я предлагаю, чтобы мы наше заседание перенесли в зал заседаний ДК. Потому что те вопросы, которые сегодня ставят боевики, захватив пятьсот наших сограждан...
Селезнев: Николай Михайлович!
Харитонов: Прошу поставить на голосование это предложение.
Селезнев: Николай Михайлович, не по-товарищески вы себя ведете. Мы же собирались всеми фракциями и группами, о чем-то договорились.
Председатель Госдумы Геннадий Селезнев открывает сегодняшнее заседание. Прямо из президиума он обращается к силовикам с просьбой сохранить как можно больше жизней людей:
— Самое главное — это достичь позитивного результата. Какой результат — мы все с вами знаем: мы хотели бы, чтобы, конечно, все заложники остались живы. Поэтому пусть спецслужбы услышат наш голос.
Юные актеры со слезами просят террористов отпустить хотя бы несовершеннолетних.
— У меня ваши солдатики мужа убили, — отвечает шахидка. — Брата убили. И сына убили, которому было 14. Вот вам сколько лет?
— 14.
— Ну, а почему мы должны вас отпускать? В 14 лет у нас уже с оружием ходят. Сидите здесь. Уже не дети.
«Альфа» ищет возможность тайно пробраться в захваченное здание. Она обращается к диггерам, знатокам подземной Москвы. По шею в грязи они ищут тоннель, ведущий в театр на Дубровке.
Увы, использовать для штурма его нереально: не только в бронежилете, а даже на карачках не пролезешь.
«Коммерсантъ» отмечает, что к захваченному зданию перебрасывают бронетехнику. Журналисты уверены, что «в Москве артиллерию против террористов никто применять, конечно, не станет».
Он еще не знают, что всего через два года — действительно, не в Москве — в Северной Осетии по школе применят не просто артиллерию, а танк и реактивные огнеметы.
На сцену поднимается один из моджахедов — рослый и крепкий чеченец. Он поёт утреннюю молитву.
«Начал певуче: „Аллах Акбар…“ Было жутко. Я подумала, что сейчас он помолится, и нас всех взорвут», — вспоминает заложница Галина Делятицкая.
Романову выталкивают в коридор. Завязывается борьба, в ходе которой ей ломают пальцы. Ольга закрывается рукой от автомата.
Порох обжигает руку, а пули пробивают грудную клетку. Ранения смертельны.
Один из моджахедов, сидя вразвалку, держит Кобзона на мушке. Вокруг тоже автоматчики.
— Ну?
— Вы че, ребят. Опустите свои автоматы. Я старше всех вас вместе взятых. Я пришел без ничего, — говорит Кобзон, распахивая полы пальто.
— Опусти автомат, — командует всем старший.
Заседание Госдумы возобновляется после обеда. Слово опять берет Алексей Митрофанов от ЛДПР:
Митрофанов: Плакали все во время событий в Будённовске: нельзя, нельзя, ничего не делать, ни в коем случае! И коммунисты тоже кричали, что нельзя воевать с собственным народом. Можно! Можно воевать с собственным народом, если кое-кто перешел определенные границы! (Шум в зале.) Я очень уважаю, кстати, чеченцев — это мужчины. Но если мужчины приняли решение и пошли дальше, чем это можно, они должны знать, чем это может кончиться не только для них, но и для всех. Надо было еще тогда сделать дымящуюся яму и, как предлагал Владимир Вольфович, повесить эту картинку в кабинете каждого губернатора в России, чтобы они вставали и смотрели на эту яму, и еще дарить ее за рубежом. Это надо было сделать еще в 1995–1996 годах. Но: нельзя, не надо, не трогайте, нельзя — демократия!
Председатель Геннадий Селезнев: Алексей Валентинович, немножечко остановитесь, остановитесь.
Митрофанов: Нет, подождите, я в рамках дозволенного. Я никого…
Селезнев: Я обращаюсь к телевидению: исключите, пожалуйста, все эти сюжеты митрофановские из своей трансляции.
Митрофанов: Почему?
Селезнев: Потому.
Митрофанов: Я никого не оскорблял, не трогал, не называл, даже похвалил чеченцев. Я похвалил их, так сказать, они мужчины. Я не знаю…
Селезнев: Я прошу отключить микрофон.
Митрофанов: …какой ответ за это должен быть.
Селезнев: Потому что вы уже сейчас дойдете до разрыва сердца.
Узнав, что Политковской нет в России, террористы требуют, чтобы переговоры с ними вели Григорий Явлинский и Ирина Хакамада.
Это самые известные депутаты, выступавшие против войны в Чечне.
Спецназ «Витязь» стоит лагерем в одном из ближайших к театру дворов. Бойцы голодные — до сих пор никто не озаботился их питанием.
«Местные сердобольные бабушки уже на второй день нам начали приносить покушать, — вспоминает один из бойцов. — Кто пирожки, кто хлеба, колбасы, сыра. Видать, в новостях уже стали говорить. Уже информация стала до нас доходить, так скажем, не от командира, а от гражданского населения. Потом уже вопросы стали дальше задаваться командиру: ну, что случилось? Какие террористы? Что захватили? Сколько человек? Мне было 19 лет на тот момент. И оружие в руках по-боевому я держал только на стрельбище. А то, что придется его применять — до самого последнего не хотел… Даже не верил в то, что будет какой-то другой исход. Думал, что все как-то наладится, что-то решат, какие-то требования будут выполнены, и люди будут отпущены. Но когда сказали, что там все заминировано, и шахиды с этими поясами, тут уже стало как бы в голове-то затаиваться, сердечко стало волноваться. Ну уже понимаешь, что оборот все-таки серьезный. Очень было страшно».
— Что ты говоришь?! Я тебя щас расстреляю! Я тебя щас разнесу! — хватается за автомат Мовсар Бараев.
— Ты сопляк! Ты с кем говоришь-то?! Ты меня убить можешь, но не запугаешь! — уже в ярости отвечает Аслаханов.
Такие переговоры ни к чему не приводят. Депутат уходит ни с чем.
Асламбек Аслаханов заходит в театр на переговоры, но террористы поначалу отказываются говорить с «предателем»:
— Вернись! Вы никто! С вами никто не считается. Вас никто не слушает. Никакого авторитета у вас нет.
— Если нет, то чё ж вы нас просите, чтоб мы пришли? Вот, я пришёл.
Среди заложников — дочь кардиолога Ларисы Бузиновой из центра сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева. За 40 лет работы она прооперировала сотни чеченских детей.
— Я слышала, что среди террористов есть женщины. Поверить в это невозможно, — заявляет она «Первому каналу».
Председатель Госдумы Геннадий Селезнев передает слово одному из лидеров ЛДПР Алексею Митрофанову. Тот быстро ставит на место наивного Харитонова, предложившего депутатам обменяться на заложников:
— Николай Михайлович, дорогой, ну нельзя так! Надо уничтожать бандитов, а не голову куда-то засовывать. И уничтожать место, откуда они исходят. Надо Кавказ превратить в равнину, в равнину!
Депутата от КПРФ Николая Коломейцева этим утром больше всего волнует работа журналистов. Он беспокоится, что по телевизионной картинке террористы могут составить «представление о всех перемещениях и обо всем остальном».
Депутат требует от СМИ «прекратить координацию, информирование захватчиков и не создавать психоз в обществе».
Заложники не оставляют попыток найти общий язык со смертницами.
— А вы по-другому будете поступать? — отвечает одна из них. — Моя мама похоронила моего брата: одну ногу и голову — все, что от него осталось. Вы далеко, вы этого не знаете. А мы восемь лет в этом аду.
Подростки коротают время, придумывая словесные игры. Девушки постарше сидят с пудреницами и красятся.
«У всех по-своему проявляется страх. Наверное, мы раздражали кого-то из взрослых. А это единственный способ не разораться, не сбежать, не запаниковать и вообще не умереть от страха», — объясняет 14-летняя актриса Саша Розовская.
Война тем временем идет своим чередом. В Надтеречный район Чечни этим утром отправляют сводный отряд из 200 ростовских милиционеров.
Фотограф ИТАР-ТАСС Валерий Матыцин делает снимок под названием «Проводил папу».
Фото: ТАСС
Одним из первых о захвате заложников читателям печатной прессы сообщает экстренный утренний выпуск газеты «Вечерняя Москва».
Во всю ширину передовицы — огромный заголовок из одного слова: «Захват».
В правом верхнем углу — застывший ужас в глазах заложницы, которой удалось сбежать.
Расстрел Ольги Романовой становится первым убийством, совершенным почти на глазах у заложников.
«Это был первый раз, когда мы поняли, что это серьёзно. Когда был первый выстрел, и мы понимали, что убили человека, это было очень страшно», — вспоминает заложница Ирина Фадеева.
Ольга Романова просачивается через оцепление и заходит прямиком в зрительный зал. Она идет между рядами и кричит:
— Что вы тут творите? Прекратите этот цирк! Немедленно всех отпустите!
— А! Мы это уже проходили в Будённовске. Она агент КГБ, — говорит Мовсар Бараев.
— Не расстреливайте её! Вы что, не видите, она пьяная! — заступаются заложники.
— Знаем мы все эти ФСБшные штучки, — отвечают террористы.