Прилетев из Томска в Москву, Григорий Явлинский сразу же приезжает в штаб по освобождению заложников. Здесь он беседует с руководителем штаба, 1-м замдиректора ФСБ Владимиром Проничевым.
Следом Явлинский связывается с террористами. Они подтверждают, что готовы вести со ним переговоры, если Явлинский придет один и без оружия.
Министр печати Михаил Лесин резко критикует Эхо Москвы за «предоставление эфира террористам». Он подразумевает звонки заложников в прямой эфир, которые передавали требования боевиков.
Ведомство объявляет всем СМИ, что теперь за это грозит отключение вещания.
Взбешенные побегом заложников из туалета, террористы запрещают туда ходить. Его роль начинает играть оркестровая яма.
«Туда разрешалось ходить в определенное время по очереди. За этим следили шахидки. Если время истекало, доступ в яму прекращался. И это была пытка.
В пытку превращалось и само посещение этой ямы. Чтобы туда попасть, надо было вскарабкаться на стул, а затем на высокий барьер. С барьера надо было слезать задом, сначала нащупав ногами шаткий высокий табурет, а с него умудриться спуститься на какую-то подставку, на которой этот табурет стоял, и не сломать при этом ноги. Мне это удавалось проделывать с большим трудом.
Раз от раза места, куда можно было безбоязненно вступить, становилось всё меньше и меньше, а соответствующие запахи — всё сильнее и сильнее. Сверху за происходящим наблюдала пара террористов с автоматами. Вместо туалетной бумаги в ход шли ноты еще недавно звучавшей музыки», — вспоминает заложница Татьяна Жаботинская.
Заложница Алёна Михайлова пишет на программке «Норд-Оста» прощальное письмо родителям.
Мамочка, папочка. Боюсь, что это всё. Поэтому я вас очень люблю, за всё благодарна. Надеюсь, что вам хватит сил поднять мальчишек на ноги. Надеюсь, что они нас будут помнить. Помните, что есть мои дневники о детях.
Прощайте. Держитесь. Здоровья и мира всем вам. Целуем.
P. S. Заберите машину со стоянки на пл. Чернышевского за белым забором
Несколько заложниц отпрашиваются в туалет и выпрыгивают из его окна. Одна, будучи на каблуках, прыгает босиком и повреждает связки.
Вытаскивая ее из-под огня автоматов и гранатометов, открытого террористами по убегающим, ранен майор «Альфы» Константин Журавлев.
Беглый олигарх Борис Березовский называет захват заложников «способом остановить войну». Он призывает власть пойти на переговоры с лидером чеченских сепаратистов Асланом Масхадовым:
— Остановить войну и прекратить уничтожение нации. Басаев предпринял рейд, когда понял, что другого способа остановить войну нет. В России наступает понимание, что срочно нужно начать переговоры и подписать мирное соглашение. И вести их должна только центральная власть и только с Масхадовым. А Кадыров — пустое место. Боюсь, только власть еще к этому не готова, особенно Путин. До него медленно доходит, а мы за его тупость расплачиваемся жизнями тысяч людей.
Депутат Госдумы Александр Невзоров констатирует неизбежность продолжения войны в Чечне и призывает сепаратистов сложить оружие:
— Войну решением Путина не прекратить: она живое существо и будет жить, пока не умрет одна из составляющих эту войну сторон. А террористы, будь они поумнее, могли бы показать миру, какие они чистые, благородные, и многого добиться, отдав всех заложников и сложив оружие. Но на это силы у них нет.
Ирина Хакамада пытается убедить террористов отпустить несовершеннолетних заложников:
— Ребят, всё бывает, политика — дело грязное. Но давайте-ка, что ли, детей выпускать. Если вы всем будете угрожать, что вы всех перестреляете — вы признаете, что вы преступники. Но вы же меня позвали не для того, чтобы доказывать, что вы преступники, а чтобы показать, что вы политики и вам нужны переговоры, нужен посредник. Да? Да.
Несмотря на запрет Путина, Ирина Хакамада проходит внутрь захваченного театра.
«Запрет был. Мне — через Анатолия Борисовича Чубайса, — вспоминает Хакамада. — Он мне позвонил и сказал, что Главный говорит не ходить. Я сказала, что я пойду. Потому что мне плевать, что хочет Главный. Меня интересует — помочь спасти 900 человек».
Заложники пишут Путину коллективное письмо. Они просят его прекратить военные действия в Чечне.
Чтобы зачитать обращение перед телекамерами, террористы выпускают заложницу Марию Школьникову.
Журналист Франкетти и бизнесмен Талхигов с трудом дозваниваются террористам. Те сначала отнекиваются, что главарь Бараев отдыхает, но потом все-таки передают ему трубку. Тот сразу пытается дать Франкетти интервью.
— Я не хочу по телефону, — возражает журналист. — Я хочу с вами разговаривать лично. Я хочу, чтобы вы меня пустили.
Террористы не против. Правда, их не особенно интересуют газетчики: «Зачем пишущий? С камерой надо!» Франкетти обещает достать телекамеру. Его обещают пустить, если он придет один.
Журналиста британской Sunday Times Марка Франкетти, заходившего в театр вместе с Кобзоном, расспрашивают в штабе силовиков:
«С кем ты встречался? Сколько там человек? Как они вооружены? Были ли на них пояса? — вспоминает Франкетти. — Потом в этом хаосе они просто меня забыли. Там очень много комнат, там очень много суеты, очень много народа, вообще непонятно: что, чего? Там было очень много посторонних людей — как я, например».
Как только мать с детьми выходит из зала, она тут же начинает просить Абубакара за беременную заложницу:
— Вы должны немедленно отпустить, там женщина рядом со мной сидела, она беременная, у нее первые роды были неправильные…
— Женщина! Идите сюда! — Кобзон беспокоится, что Абубакар сейчас все отменит.
— Нет, подождите! — не унимается она.
К Кобзону и Абубакару приводят маленькую девушку в черном.
— Зуля, покажи, какая ты богатая.
Она показывает пульт.
— Зуля нажмет кнопку — всё это взлетит к чертовой матери.
— А зачем, Абубакар? Ей рожать надо, Зуле.
— Она никогда рожать не будет. И жить тоже. И мы тоже.
— Весь мир знает, чего вы хотите. Вы добились этого. Думаете, что-нибудь другое произойдет? Никто на уступки не пойдет. Вы знаете, сколько там войск? Ну сто тысяч. Сколько вы дней будете здесь, пока их будут выводить?
— Пока будут выводить, мы будем здесь.
— А народ?
— И народ.
Председатель Совета Федерации Сергей Миронов от имени государства объявляет: если террористы отпустят заложников, им гарантируют безопасность. Они смогут свободно покинуть Россию.
Читать полностью…Заложница Галина Делятицкая пытается отвлечь подростков, рассказывая им смешные истории. Например, как она была на гастролях и ночь провела в туалете. Их это очень смешит. Начинается цепная реакция: каждый рассказывает свои истории, все расслабляются, на мгновения пропадает страх.
Читать полностью…Муж Алёны Михайловой тоже пишет на программке прощальные строки.
Мама, папа, Максимка, я вас очень люблю. Не разлучайте пацанов, пусть растут вместе. Простите за всё. Пока
Максим
«Максимка — сын от первого брака, старший. Я ужасно боялась, что его отдадут после моей смерти отцу, и ничего не останется от семьи», — объясняет Михайлова.
Телеканал Аль-Джазира транслирует обращение Бараева, записанное за несколько дней до захвата театра.
На вопрос, как к ним попала пленка, шеф московского бюро отвечает:
— Секрет фирмы! У нас есть свои люди везде!
Несколько московских фастфудов бесплатно привозят в штаб силовиков сотни обедов для заложников. Но террористы не разрешают занести их внутрь.
Еду решают раздать стоящим в оцеплении солдатам и милиционерам.
В театр заходят детский врач Леонид Рошаль и иорданский доктор Анвар Эль-Саид. Через 15 минут они выносят тело убитой Ольги Романовой. Передав его сотрудникам «скорой помощи», доктора возвращаются в здание.
Читать полностью…Хакамаде и Кобзону не удается упросить террористов отпустить еще заложников. Им лишь обещают отдать 50 человек в обмен на главу Чечни Ахмата Кадырова.
Депутаты покидают захваченный театр и едут в Кремль передавать предложения боевиков по разрешению ситуации в Чечне.
Депутат кнессета Роман Бронфман даёт интервью «Первому каналу» по поводу столь крупного теракта в Москве.
— Как бы могли действовать израильское руководство и спецслужбы, если бы подобное произошло у вас в стране?
— Подобное у нас произойти не может, потому что все крупные общественно-культурные мероприятия у нас охраняются. При входе стоит огромное количество охраны.
Лидеры либеральной фракции Госдумы «Союз правых сил» Борис Немцов и Ирина Хакамада приезжают к захваченному театру.
Хакамада решает идти внутрь вместе с Иосифом Кобзоном. Немцов остается снаружи.
«Это была личная, убедительная просьба Путина к нам обоим — не ходить, — вспоминает Немцов. — Путин сказал примерно следующее: „Я вас очень прошу, не ходите. В этот трагический момент я отвечаю за страну, и я прошу вас меня слушать“. И это правильно, в тот момент мы обязаны были его слушать».
Один из террористов то и дело заводит с заложницами идеологические беседы. Между собой они называют его «идейным политологом».
Девушки просят террориста выпустить их покурить. «Политолог» отказывает: это очень вредно для здоровья.
К забытому силовиками в их собственном штабе британскому журналисту Марку Франкетти подходит 25-летний бизнесмен Заурбек Талхигов:
— Это ты был сейчас внутри? У меня есть номер Бараева.
— Хорошо.
Талхигов и Франкетти закрываются в первой попавшейся комнате и звонят главарю террористов.
Кобзон выводит из театра заложницу Любовь Корнилову с тремя малолетними детьми: двумя ее собственными и девочкой Дашей, которую удалось выдать за дочь Любови.
«Великий человек, но, конечно, ему было страшно, — вспоминает Кобзона профессиональный переговорщик „Альфы“ Сергей Милицкий. — Я видел его лицо. Он был белый».
Представители «Красного креста» выводят пожилого англичанина.
Террористы соглашаются отпустить с Кобзоном одну мать с детьми. Выбор падает на заложницу Любовь Корнилову. Она забирает не только двух собственных детей, но и чужую девочку, выдавая ее за свою дочь.
Читать полностью…— Я понимаю, вы бы захватили дачу Ельцина, дачу Грачева, но что же вы этих невинных-то людей схватили? Дети! Ну детей хоть отпустите!.. Ребята, вы такие молодые, вам бы еще жить и жить!
— Мы пришли сюда умереть, а не жить. И мы умереть хотим больше, чем вы хотите жить.
— Так, давай поговорим. Меня зовут Иосиф, фамилия Кобзон.
— Знаем.
— Хорошо, что знаете. А как тебя зовут?
— Абубакар.
— Ну вот, Абубакар, и познакомились. Ну что будем делать, Абубакар? Сними маску, я хочу видеть твои глаза.
Абубакар снимает маску.