Террористы, находящиеся на связи с бизнесменом из Чечни Заурбеком Талхиговым, передают трубку своему главарю Мовсару Бараеву.
Талхигов: Вчера меня [депутат Госдумы от Чечни] Асламбек [Аслаханов] выгнал оттуда… Я же был в курсе всего, что там происходит…
Бараев: У нас нет никаких проблем, у нас все нормально.
Талхигов: Мовсар, если я узнаю об изменениях здесь… Там есть телефон, по которому я бы мог связаться? Дай мне какой-нибудь номер. Возьми у кого-нибудь.
Бараев: Сейчас, не переживай.
Талхигов: Брат, позволь мне сделать то, что я могу сделать для вас здесь.
Бараев: Спасибо, ничего не нужно, брат, не нужно, спасибо. Ты понимаешь то, о чем я говорю?
Талхигов: Я понимаю. Я говорю о том, что вокруг здесь произойдут изменения, понимаешь? Вчера две женщины хотели выйти… Еле-еле дозвонился Хамзату (возможно, речь о боевике Турпале Хамзатове — прим.), чтобы сообщить о том, что их ждут снайпера. Они же говорят об этом. А сказать у меня не было возможности, телефон у меня постоянно отключен.
Бараев: Я тебе говорю, что никаких проблем нет, все нормально, не переживай, брат.
Талхигов: Нормально уже то, что вы туда зашли.
Бараев: Ничего пока нет, что Аллах дает, то и будет. Давай тогда, брат.
Талхигов: Это телефон нормальный, он рядом с тобой?
Бараев: Да, этот телефон у меня, но кто позволил позвонить по этому телефону, как ты вышел на связь?
Талхигов: Это русская женщина, журналист, которая рядом со мной, это его жена позвонила… Там его жена и сын, они из Голландии, уже голландский консул приехал, он находится в машине, за нами.
Бараев: Давай сегодня… поговорим спокойно.
Талхигов: С помощью Аллаха, передавай всем привет.
Бараев: Спасибо, брат, давай.
14-летняя заложница Саша Розовская звонит своей матери Светлане Сергиенко:
— Не волнуйся, мамочка, нас сегодня отпустят. Они обещали, если вы проведете на Красной площади митинг.
У журналистки «МК» Марины Райкиной звонит телефон. Это один из заложников, звукорежиссер Валерий Антонов.
— Алло, Марина. Это Валера Антонов.
— Откуда ты, Валерка?
— Оттуда… Слушай, ты передай в штаб — все просят! — передай: если не будут прекращены военные действия в Чечне, то с нами будет кончено.
— Тебе разрешили позвонить?
— Да, нам дали телефоны. Я звоню тебе. Сколько сейчас времени и какой день?
— Пятница, начало шестого. Можешь говорить?
— Пока могу.
— Где ты находился, когда все началось?
— В радиорубке. Потом меня в зал согнали, как и других.
— Как с вами обращаются?
— Пока нормально.
— Бьют?
— Нет… Иногда кричат.
— А когда именно?
— Когда нервничают. Вот когда омоновцы попытались что-то там сделать, началась жуткая пальба. Все, кто в зале, просят, чтобы выполнили их просьбу.
— Сколько женщин среди боевиков?
— Так трудно сказать. Думаю, что половина.
— А сколько примерно человек в зале?
— Полный зал.
— Каково состояние людей?
— Было несколько сердечных приступов, но сейчас, можно сказать, спокойно.
— В зале холодно?
— Тепло.
— А свет?
— Его не выключают.
— Что с водой и едой?
— Вода есть. В бутылках. В маленьких. А с едой? Знаешь, даже есть не хочется. Раз со сцены предлагали бутерброды и молоко, но я не брал.
— А как с туалетом? Можно выйти?
— Надо руку поднять, и тебя проводят.
— В туалет на первый этаж?
— Нет. Туалет — в оркестровой яме.
— В яме поставили унитазы???
— Нет. Ходим прямо на пол.
— А где дети?
— Вообще-то, все дети на втором этаже, и они не одни. С ними наши Сережа Лобанков и Делятицкая. Есть дети и в зале, но я точно посчитать их не могу, может быть, человек 8–10. Вот рядом со мной девочка.
— Спроси ее имя и фамилию.
— Говорит, что Алла. Фамилию называть не хочет.
— Это правда, что у вас отобрали мобильные телефоны?
— Да, был момент. Но сейчас вернули и дали возможность позвонить.
— Есть люди в зале, кто как-то пытается успокоить или объединить людей?
— Вообще-то есть. Многие разговаривают, но все устали страшно.
— Как ведет себя продюсер Георгий Васильев?
— Достойно. Он выступил, сказал, что как будто бы экстрасенс передала — нас всех освободят. Передай, чтобы митинг прошел и что надо выполнить их просьбу. Все мы уверены, что если не предпримут каких-то шагов, то здесь будет катастрофа. Все безнадежно! Только не надо ничего предпринимать, в смысле штурма. Они реагируют на каждый шорох. Мы взлетим на воздух раньше, чем что-то успеют сделать.
— Валера, ответь мне только «да» или «нет»: ты говоришь со мной под прицелом?
Долгая пауза.
— Нет.
Боевики раздают заложникам мобильные телефоны. Задание: звонить родным и просить их выйти на митинг против войны в Чечне на Красной площади.
«Когда мы это говорили, то добавляли: „Скажите, чтобы не было штурма“. Это был наш самый большой страх», — вспоминает Саша Розовская.
Вопреки обещаниям журналистов, интервью с террористами в эфир НТВ не попадает.
«Бараев действовал по кальке, которая работала в предыдущие теракты — в Будённовске, в Кизляре — когда командир террористов высказывает свои требования, и их потом транслируют. Но в тот момент уже в России действовало другое законодательство, и просто по закону мы не могли давать прямую речь террористов в эфире», — объясняет корреспондент НТВ Борис Кольцов.
К интервью с террористами присоединяется Рошаль:
— Конечно, волнение есть. Но так, чтобы все были в истерике, чтобы все орали — нет. Две-три женщины были в истерике, а так в основном — спокойствие.
Отчитывается, что и партер, и балкон теперь полностью обеспечены медикаментами.
В ожидании смертниц террористы переговариваются по-чеченски:
— Ну и день. Чёрт-те что творится.
— Как шапка у меня?
— Да хорошая у тебя шапка.
— Ты меня узнаёшь?
— Нет.
— Точно меня не узнать?
— Да не узнает тебя никто!
— Ой, мама родная, что мы творим…
Явлинский приезжает в Кремль на встречу с главой администрации президента Александром Волошиным. Политик передает требования, которые он сформулировал вместе с террористами.
В ответ Волошин просит гарантий, «что они там всё не взорвут». Явлинский недоумевает: какие здесь вообще могут быть гарантии?
«Было понятно, что они эту позицию не примут. Им надо было тянуть время, поэтому они и не хотели отказываться. Но было ясно, что они не готовы к обсуждению. У них свой план. Какой именно, я не знал. Но то, что он какой-то другой, я видел», — вспоминает Явлинский.
Явлинский начинает сам придумывать за террористов: «что они могут хотеть и что за это можно обменять». Удается договориться, что если Путин позвонит Масхадову и начнет вывод войск хотя бы из одного района Чечни, террористы отпустят половину заложников. С этим предложением Явлинский выезжает в Кремль.
Читать полностью…«Никого старше 30 лет там не было. Это поколение, выросшее за 10 лет войны. У них было совершенно другое представление о жизни. Разговора не получилось», — вспоминает Явлинский.
— Мы сильнее вас, — говорят ему террористы.
— Да? Почему вы так думаете?
— А потому что мы пришли умирать. А вы все хотите жить.
В захваченный театр заходит еще один переговорщик — политик Григорий Явлинский.
«Когда идешь туда, физически чувствуешь, что находишься под прицелом целого ряда снайперов: и с этой стороны, и с той. Краем глаза видишь, а больше понимаешь, что они в тебя целятся», — вспоминает он.
Марк Франкетти записывает первое интервью террористов. Они заявляют, что подчиняются Шамилю Басаеву — организатору аналогичного теракта в Буденновске.
Рассказывают о расстреле Ольги Романовой, проникшей в театр и пытавшейся воодушевить заложников на сопротивление.
Британский журналист Марк Франкетти готовится заходить в захваченный театр. У него договоренность о телеинтервью с главарем террористов Мовсаром Бараевым.
Помощник президента Сергей Ястржембский просит Франкетти снимать внутри как можно больше, а пленку потом передать штабу. Но журналист отказывается выступать информатором силовиков:
— Я иду туда делать свою работу, а не вашу.
В разгар переговоров главный телеканал страны в программе «Время» показывает авторский комментарий Михаила Леонтьева. Он прямо говорит, что никакого соглашения быть не может и называет боевиков уродами и выродками.
Те, разумеется, смотрят это по телевизору в захваченном театре.
Перед оцеплением стоит бизнесмен Олег Жиров. Среди заложников — его жена и сын. Как и многим в зале, этим утром им разрешили позвонить близким.
К Жирову подходит бизнесмен из Чечни Заурбек Талхигов и просит, чтобы его жена передала телефон одному из террористов. Звонок прослушивается силовиками.
Жиров: Пусть Зауру скажут… Даю трубку…
Талхигов: Это ты, Ахмед? Послушай меня, брат… Еще одно. В холле, который выходит на улицу… с той стороны… Справа стоят «КамАЗы», ты меня слушаешь?
Террорист Ахмед Ахмедов: Да.
Талхигов: Рядом с «КамАЗами» стоит дом…
Ахмед: Да, да!..
Талхигов: Они в этом доме… И напротив, около дома, на земле. Ты слышишь, о чем я говорю?
Ахмед: Ты имеешь в виду, у входа справа?
Талхигов: Да, справа. Ты слышишь, о чем я говорю?.. Машины тут… Если будут какие-то движения, то стреляйте по бензобакам, чтобы сделать дымовую завесу вокруг себя. Они справа, около дома, и в «КамАЗах», вкруговую. Там полностью заставлены около госпиталя, поперек, напротив дороги. Снайперы, где-то 7-8 человек…
Один из заложников Анатолий Глазычев звонит сотруднице «Норд-Оста» Валерии Устиновой, стоящей перед оцеплением:
— Надо, чтобы все вы вышли на Красную площадь против войны в Чечне. Обещают отпустить много наших ребят, если поможете. Если хотите, чтобы нас не перебили, идите туда.
Один из заложников звонит в газету «Утро». Он призывает провести митинг у Дома правительства России и ошибочно сообщает, что «в зале никого не убивали». На самом деле к этому моменту на выходе из зала расстреляна местная жительница Ольга Романова. Также убит подполковник юстиции Константин Васильев, пришедший предложить себя в обмен на заложников.
«Люди в зале в отчаянии, — приводит газета слова заложника. — Люди говорят: „Подумайте о нас“. Террористы ничего плохого нам не делают. Они требуют одного: начать вывод войск, хотя бы начать, тогда заложников начнут выпускать. Им достаточно будет, если Масхадов или Басаев им позвонит (видимо, у них есть какая-то связь) и скажет, что войска уже начали выводить. Но почему правительством ничего не делается?
И вот то, что пресса устраивает смуту и говорит, что есть проблемы с водой и едой — это все ерунда. Когда вы в заложниках, это уже все равно. Мы просим, чтобы мирные жители чего-то сделали, просто вышли на улицу, чтоб правительство уже начало заботиться о нас. Оцепление далеко от здания, и это безопасно. Это не требование террористов, это требование тех, кто сидит в зале. Нужно выйти к российскому Белому дому с этими же требованиями.
Мы просим людей собраться как можно ближе к зданию, чтобы сказать правительству: „Давайте уже позаботимся о людях, которые сидят там“. (Это просят сделать люди, сидящие там!) Сейчас заложникам разрешили позвонить. В зале действительно люди с взрывчаткой. Да, очень важно: в зале никого не убивали. Единственный способ их спасения — чтобы люди в городе показали правительству, что нужно позаботиться о заложниках.
Террористы ничего не просят. Они говорят: „Вы не нужны вашему правительству, раз они о вас не заботятся“.
Студент Данила Чернецов, в качестве подработки проверявший билеты в зал «Норд-Оста», звонит своей матери Зое:
— Мам, не волнуйся. Мы сидим. Ну, конечно, голодно. Но вот Рошаль принес мне для линз растворы. Нам дали воду, нам дали шоколадки. Не беспокойся. Мы то спим, то сидим. Ждём. Мы очень боимся штурма. Не беспокойся, не переживай. Всё будет хорошо.
Двигатели двух микроавтобусов, из которых моджахеды выскочили у театра, до сих пор работают. Это вызывает опасения, что машины заминированы.
Двоих бойцов внутренних войск отправляют повернуть ключи зажигания. Одного из них ранит снайпер террористов.
Мовсар Бараев делает звонок неизвестному:
— Сейчас приходили журналисты НТВ.
— Так.
— Обещали в три часа показать наше выступление. Мы сказали, что мы не террористы. Если бы мы были террористами, мы бы потребовали миллион долларов, самолет, коридор…
Террористы дают интервью НТВ. Требуют вывести войска из Чечни:
— Если их завести было так быстро возможно, то их вывести — че за проблема? Там проблемы мы не видим. Если не согласны, то придётся… Я вам сказал конкретно: мы не делаем себе рекламу. Мы на всё готовы, короче.
Террористы впускают Рошаля и съемочную группу НТВ: «Проходите. У нас тут беспорядок…»
Оператор просит Мовсара Бараева говорить что-нибудь, чтобы настроить звук. Тот с нарастающим раздражением считает от 1 до 8.
Затем командует привести еще и шахидок «со всеми их понтами».
Глава МВД Борис Грызлов проводит консультации о спасении заложников со специалистами ФБР.
Предложения помощи поступили также от спецслужб Германии, Британии, Франции, Испании и Австрии.
Явлинский понимает, что у террористов нет никаких конкретных требований:
«„Мы хотим прекратить войну“ — и всё. И никакого шага вперед. Невозможно было сдвинуться никуда.
— Как вы себе это представляете? Как это должно произойти?
И вот дальше они не знали, что им нужно говорить».
Явлинский начинает переговоры с лидерами террористов:
— Зачем вы этих людей захватили?
— Мы хотим прекратить войну.
— Но эти люди-то причём?
— Как же? Они же голосовали за войну.
— Нет, неправда. А мои избиратели против войны. Вместе со мной.
Явлинского бьют автоматом в ухо.
«Альфа» начинает отрабатывать штурм на здании-близнеце театра на Дубровке — доме культуры «Меридиан» на Профсоюзной улице.
«Это нам очень помогло. Оказалось, в [архитектурном] проекте предусмотрен проход между корпусами, который должен вести прямо в холл театра», — вспоминает командир штурмовой группы Александр Михайлов.
Журналист Марк Франкетти идет к захваченному театру. До дверей его сопровождает бизнесмен Заурбек Талхигов.
— Пожалуйста, обратно отпустите. Мало ли что там… — заранее просит он боевиков по-чеченски.
Франкетти заходит, ступая по осколкам стекла. Террористы специально расстреляли окна, чтобы битое стекло звуком выдавало всех, кто заходит в здание.
— Можно? Это Марк Франкетти! Можно?!
Корреспондент «Комсомолки», одессит Вячеслав Воронков уже сутки дозванивается до своих земляков, оказавшихся в заложниках. Наконец кто-то берет трубку.
— Григорий Маркович?!
— Нет, его нет, — отвечает усталый хриплый голос с кавказским акцентом.
— Кто у телефона?
— Что ты хочешь?
— С Григорием Марковичем все в порядке?
— Не волнуйся, у него все хорошо.
— Как тебя зовут?
— Руслан.
— Сколько тебе лет?
— Какое тебе дело?
— У людей, которые рядом с вами, все нормально? Есть вода, продукты?
— Все есть — холодная вода есть, иншаллах.
— Когда вы собираетесь их отпустить?
— На все воля всевышнего. Наши жизни находятся в руках всевышнего.
— Как самочувствие людей?
— А какое может быть самочувствие у тех, кто находится под бомбами?
— Нужна ли какая-нибудь помощь?
— Если хотите их спасти, приезжайте сюда. Ты откуда звонишь?
— Из Одессы. Ты бывал, Руслан, в Одессе?
— Нет, не был. На телефоне могут кончиться деньги — присылай деньги, я тебе потом их верну.
— Мы очень переживаем и хотим, чтобы все кончилось миром.
— Мы выйдем отсюда живыми.
Актеры, которые не были заняты в спектакле в день захвата, приходят к оцеплению. Чтобы поддержать своих коллег, оказавшихся в заложниках, они поют песни из мюзикла.
— Телефоны все выключены были. Невозможно было уже дозвониться, — вспоминает исполнительница главной женской ролик Екатерина Гусева. — Знали только, что, возможно, там работает телевизор, что, возможно, доходят новости из телевизора. Мы пели эти песни из «Норд-Оста». Подумали, что, может быть, это сможет как-то поддержать.