Моджахед из бара посылает за старшим. Пока его ждут, с балкона то и дело свешиваются любопытные головы в масках.
— Это ты была в Хатунях?
— Я.
Головы довольны. Политковская три дня просидела там под арестом за репортаж о бесчинствах расквартированного в селе полка десантников.
Политковская и Рошаль медленно поднимаются на второй этаж. Там опять тишина, холод и темнота.
— Я Политковская!
От барной стойки отделяется человек в маске. Журналистка ему безразлична, но на Рошаля он сходу бросается с обвинениями.
Вот как об этом напишет Политковская.
По отношению ко мне он не агрессивен, доктор же вызывает в нем неприятие. Почему? Я не понимаю. Но на всякий случай стараюсь гасить заполыхавшие было эмоции.
— Что, доктор, карьеру делаешь? — талдычит «маска». А доктору-то — 70 лет, и он академик, и он уже так много важного сделал в жизни, что ни о какой карьере ему думать нет смысла, — она уже давно сделана.
Я об этом и говорю. Начинается легкая перепалка. Понятно, что надо сбить градус, иначе… В общем, ясно, что может быть иначе.
«Легкая маска» отходит вглубь затемненного фойе и продолжает бубнить.
— Ты почему, доктор, говорил, что лечил чеченских детей?
Какие-то еще неприятные окрики, но довольно невнятно, и поэтому передаю смысл: ты, доктор, выделяешь чеченских детей, значит, чеченские дети не такие, как остальные; мы, чеченцы, что — не люди?
Путин обеспокоен угрозами в адрес простых чеченцев, поступающими из-за захвата заложников их соплеменниками. Он вызывает к себе глав ФСБ и МВД Патрушева и Грызлова.
«Мы не должны поддаваться на провокации и не имеем права допустить неправовых действий», — цитирует президента НТВ.
Прямо из США в оперативный штаб прибывает журналистка Анна Политковская. Её террористы первой назвали в качестве приемлемого переговорщика.
«Еще около получаса ушло на согласования: кто-то неизвестный за хлопающими дверьми что-то решал…» — напишет Политковская.
Родственники заложников пишут коллективное письмо Путину:
«Нет таких уступок, на которые нельзя пойти, если речь идет о жизни 700 человек. Пойдите на уступки! Не оставляйте нас сиротами!»
Письмо отправляется факсом из приемной РАО ЕЭС, которое возглавляет Анатолий Чубайс.
Террористы без предъявления условий отпускают еще восемь детей. Из заминированного театра их забирают представители Красного Креста.
Читать полностью…Пока Алленова убеждает родственников, что штурма не будет, ее коллега по «Коммерсанту» Дмитрий Азаров снимает обстановку в центре Москвы.
В кадр попадает реклама «Комедийного клуба» на СТС. На ней — экс-продюсер «Норд-Оста» Александр Цекало и надпись «полшестого». Она станет пророческой.
Первым на акции выступает драматург Марк Розовский. В заложниках его дочь Саша.
— Проклятие войне! Проклятие террору! Не хочу, чтобы моя дочь умерла в 14 лет! — срывается он на крик.
На Васильевском спуске начинается митинг родственников заложников. По условиям террористов, они должны прорваться на Красную площадь. Тогда обещают отпустить всех несовершеннолетних.
Но милиция колонну не пропускает. Нескольких родственников задерживают и увозят в отделение.
Депутат от либерального Союза правых сил Елена Мизулина предлагает дать Иосифу Кобзону полномочия от имени Госдумы на то, чтобы вести переговоры с террористами.
— Чтобы вызволять жертв, которые там находятся. Надо спасать людей и надо дать…
На этих словах микрофон отключается.
В оперативный штаб попадает кассета с интервью лидера сепаратистов Аслана Масхадова. Оно записано за несколько дней до захвата заложников.
Масхадов говорит: «Мы в ближайшее время проведем операцию, которая перевернет историю чеченской войны».
«Мы читали письма [заложников], которые нам надиктовывали оттуда. Нам казалось, что мы как-то можем помочь ситуации. Нам всё время что-то обещали. То обещали прямые эфиры, то обещали поговорить с какими-то важными людьми, — вспоминает дочь продюсера „Норд-Оста“ Аглая Васильева. — А потом я садилась в машину, отъезжала в ближайший магазин, а там жизнь! 500 метров! А там ничего не происходит! Вот стоит толпа, а через 500 метров жизнь течет, люди смеются, хохочут… Это для меня было такой точкой понимания, что я тоже такой жизнью живу».
Читать полностью…Один из террористов, стоя на сцене прямо перед заложниками, говорит по телефону собеседнику из штаба силовиков:
— Вы начнёте что-то делать только после того, как мы выкинем вам 10 голов? Сейчас мы просто выкинем вам 10 голов, и вы наконец-то зашевелитесь!
«Мне поплохело, — вспоминает Ольга Бадсон-Черняк. — Я надеялась, что это будет не моя голова: скукожилась, пригнулась, постаралась быть незаметной».
Чеченского бизнесмена Заурбека Талхигова, помогавшего британскому журналисту Марку Франкетти договориться об интервью с лидером террористом Мовсаром Бараевым и передавшего тому данные о расстановке сил спецназа, задерживают силовики.
На свободу он выйдет только через 8,5 лет.
Московский комсомолец в свежем номере прогнозирует массовые жертвы в случае использования газа:
«Как вариант упоминается газовая атака с усыпляющим или парализующим газом. Однако особенности помещения таковы, что и в этом случае без большого количества жертв обойтись невозможно».
Политковская пытается разрядить обстановку:
— Все люди одинаковы. У них одна кожа, одни кости, одна кровь.
Неожиданно это действует примирительно.
От напряжения журналистку не держат ноги. Она ищет стул и наступает во что-то липкое и красное. Это растаявшее фруктовое мороженое.
Политковскую наконец подводят к кордону из грузовиков:
— Иди попробуй. Может, удастся.
Они заходят вместе с Рошалем. Несут заложникам четыре больших пакета с водой и предметами личной гигиены. Кричат:
— Эй! Кто-нибудь!
Тишина. На входе ни души.
— Я Политковская! Я Политковская!
Вице-премьер Валентина Матвиенко встречается с родственниками заложников. Они буквально кричат друг на друга.
Родственники требуют выполнить условие террористов о митинге на Красной площади. Матвиенко отвечает, что нельзя давать слабину.
— Любое нагнетание ситуации, ажиотаж, требования митинга на Красной площади не помогут. Бандиты только на это и рассчитывают.
— Так надо делать то, на что они рассчитывают! Завтра они начнут стрелять в наших детей! Что делает президент, чтобы спасти их?!
— Президент держит ситуацию на контроле.
— Да нам-то что с того?! Делайте, что они хотят, освобождайте людей!
— Сегодня на территории России много бандформирований. Мы не можем мириться с этим и не разоружать их.
— Вот это позиция! Вы за счет наших детей авторитет свой пытаетесь сохранить! Зачем вы вообще пришли? И где Путин? Ему что, наплевать на нас?
— Президент выскажет свою точку зрения, когда это будет нужно.
— Нам сейчас нужно! Не будьте же трусливыми! Когда он выскажет? Через две недели? Когда наши дети загибаться начнут?
— А вы сама, как мать, что скажете?
— Да что она скажет, ее дети в надежном месте!
— Коллеги! Мы все переживаем по поводу того, что случилось. Нужны терпение и выдержка. Не надо потакать террористам. Это не поможет. Надо иметь спокойную холодную голову.
— Это у вас она холодная! А у нас там дети! И они просят, чтобы мы вышли на митинг.
— Это их террористы заставляют.
— Да что это такое! Нас за дураков тут держат! Какая нам разница, заставляют они их или нет? Они обещают отпустить детей, надо выполнять их требования! Раз они отпускают партии заложников, надо делать то, что они хотят. И они отпустят еще одну партию!
— Правильно! Пустите нас на Красную площадь!
— Коллеги! Это спекуляция! В городе введен особый режим. Красная площадь закрыта. Мы решаем вопрос об освобождении людей. Я не могу говорить вам подробностей, но поверьте, есть план действий, мы делаем все возможное.
— Да вы что, штурмовать собрались?
— Если бы мы хотели решить дело штурмом, то уже давно сделали бы это за 15 минут. Я вам обещаю, штурма не будет.
— Почему вы не хотите закончить войну? Дайте им свободу, пусть живут сами!
— Войска постепенно выводят. Но нельзя полностью их выводить. Это значит, мы отдаем людей, которые там живут, в руки отъявленных бандитов!
— Значит, надо отдать 700 жизней этим бандитам? Кто ответит, когда там внутри начнут стрелять? Почему вы не пускаете чеченцев, которые могут вести переговоры?
— Да мы не против, но ни чеченцы, ни политики не хотят туда идти. Кого посылать?
— Это вы должны решать, кого! Делайте что-нибудь или дайте делать нам! Они отпускают людей. Пустите нас на площадь!
— Красная площадь закрыта в связи с особым положением. Те, кто отпущен, отпущен благодаря проводимой работе.
— Неправда!
— Поймите, они не отпустят ваших детей после митинга. Это не в их интересах.
— Ми-тинг! Ми-тинг! Ми-тинг!
— Скажите Путину, что мы его ждем!
— Мы не хотим показывать им слабину. Мы не боимся их, мы знаем, что делать!
— Вы не боитесь, потому что детей ваших там нет!
В завершение Матвиенко дает обещание записать видеообращения родственников и пустить их в эфир. Оно не будет выполнено.
Прождав почти пять часов, иностранные послы уезжают от захваченного театра, так и не добившись освобождения своих сограждан.
Читать полностью…После митинга родственников заложников ведущий НТВ Савик Шустер решает пригласить нескольких из них в прямой эфир вечернего ток-шоу «Свобода слова».
В качестве «второй стороны» Шустер зовет представителей оперативного штаба. В частности, мэра Юрия Лужкова. Штаб соглашается.
По требованию террористов к захваченному театру прямо из Франции прибывает президент организации «Врачи без границ» Жан-Кристоф Руфен. Он в любой момент готов оказать медицинскую и гуманитарную помощь заложникам.
Читать полностью…Корреспондент «Коммерсанта» Ольга Алленова стоит в толпе родственников.
— Они что-то замышляют! Они хотят штурмовать! — кричат вокруг.
— Не будут штурмовать, успокойтесь, — успокаивает журналистка.
— Почему после Будённовска я должен им верить? — спрашивает один из актёров «Норд-Оста». — Раз они не пускают нас на площадь, значит, помочь нам не хотят.
Замглавы МВД Владимир Васильев грозит проблемами митингующим родственникам заложников:
— В сегодняшней ситуации это неприемлемо и недопустимо. Я ещё раз обращаюсь к родителям, к тем, кому близки эти люди (заложники — прим.) Будут проблемы! Мы будем действовать жестко, в рамках закона.
Боевой командир террористов Абубакар звонит человеку по имени Иса:
— Сегодня будем просто следить за обстановкой. Мне нужно следить за обстановкой в Чечне. Как там всё проходит. Идет ли зачистка. Уводят ли людей. Кого убили. Если там бомбили, тогда мы сильно разозлимся. Будем резать и выкидывать головы. Такая ситуация.
Кобзон приезжает в Госдуму со стопкой обращений заложников. Он хочет изложить их содержание, но депутата не допускают на трибуну. Дума голосует за то, что такое выступление было бы «политически несвоевременно».
Читать полностью…Несколько десятков зарубежных дипломатов приезжают к захваченному театру, из которого террористы пообещали к этому времени отпустить всех иностранцев.
Предполагалось, что послы будут входить в театр по одному и забирать своих. Но захватчики попросту не выходят на связь.
По требованию террористов родственники заложников собираются на митинг против войны в Чечне. Но сперва не на Красной площади, а перед оцеплением у захваченного театра. Вид у них откровенно затравленный.
Читать полностью…В захваченном театре прорывает теплотрассу. Нижние этажи заливает горячей водой.
Террористы обвиняют спецслужбы в провокации. В штабе эти подозрения отвергают и высылают ремонтников.
ФСБ заявляет о стокгольмском синдроме у некоторых заложников. Журналистка Анна Андрианова, оказавшаяся в их числе, звонит в свою редакцию:
— Неужели никто не понимает, что это может сделать нас неадекватными в глазах общества и оправдать в конечном итоге любые действия?
В утреннем эфире «Первого канала» по телефону выступает правозащитница Валерия Новодворская:
— Российские федеральные силы проводят в Чечне самый настоящий геноцид. Но это не значит, что чеченская сторона должна уподобляться российской и обесчестить себя. Нельзя доходить до зверства в ответ на зверство. И чисто с практической точки зрения, нельзя остановить эту чудовищную, преступную, фашистскую войну тем, что будешь брать в заложники рядовых граждан России. Потому что в России человеческая жизнь не стоит ничего. И чекистская кремлёвская власть безразлична к жизни рядовых россиян так же, как и к жизни рядовых чеченцев.