Парламентеров Аслаханова, Примакова и Аушева заводят в комнату для переговоров. Она набита бутылками: моджахеды собрали в театре весь алкоголь, чтобы никто не пил.
Входит Мовсар Бараев:
— Вы нас убиваете, мы вас убиваем. Выводите войска.
Террористы все больше нервничают. Сверху кричит заложник:
— Принесите дезинфицирующие средства. Очень нужно. Мы же просили!
Его прогоняют. Политковская просит:
— Ну хотя бы еды? Чуть-чуть? Детям? Пожалуйста…
— Мы подыхаем с голоду, вот и они пусть подыхают с голоду. Уходите.
По устному распоряжению министра печати Михаила Лесина отключены сайт «Эха Москвы» и телеканал «Московия» в связи с «грубыми нарушениями действующего законодательства о борьбе с терроризмом и средствах массовой информации».
Читать полностью…Политковская начинает несколько часов вручную заносить в театр воду и соки для заложников. Таково требование террористов, которые отвергли предложения о доставке на машинах или вертолетом.
Под конец, выбившись из сил, журналистка приспосабливает под это дело медицинскую каталку.
Абубакар дает азербайджанской газете «Зеркало» свое последнее интервью:
— Абу Саид, в какой обстановке вы в данный момент находитесь?
— В данный момент мы в зале сидим и ждем штурма группы российского спецназа «Альфа».
— Ждете штурма?
— Да, все равно они будут делать штурм. Этот штурм мы ждем. Если начнут штурм, то мы взорвем зал. Все, больше ничего не будет.
— Мы так поняли, что если будет штурм, то вы не собираетесь даже отражать нападение, а хотите сразу взорвать зал?
— Да, так точно.
— Скажите, пожалуйста, Масхадов или кто-нибудь из командиров знал о ваших планах?
— Конечно. Это конкретно подготовленный план. И это самый лучший по тактике план. Целое лето мы это готовили. И вот мы сюда приехали по воле Аллаха, Иншаллах, мы добьемся своего.
— Имеете ли вы сейчас возможность контактировать с Масхадовым или Шамилем Басаевым?
— Да, конечно.
— В данный момент они знают, что там происходит?
— Знают, они все знают. Они звонят, и в курсе всей обстановки. Мы все им доложили.
— Есть информация, что в штабе Масхадова готовился механизм переброски боевых действий на территорию России, в случае, если до весны не начнутся переговоры по урегулированию конфликта. Это часть этого механизма?
— Да, это только частица. Мы еще не начали своих действий. И если это только частица, то впереди есть большие планы. А если условия они не выполнят, то конкретные движения будут.
— Когда эта операция разрабатывалась, главнокомандующий Аслан Масхадов присутствовал там, был в курсе?
— Да, этот план разрабатывался совместно. Да, в курсе он был. Но рядовые моджахеды не знали, куда мы идем…
— Рядовые моджахеды не знали, куда они идут и на что идут?
— Когда вышли, то не знали. А потом сказали, что вот такой-такой план.
— Абу Саид, мы бы хотели знать о судьбе оставшихся в заложниках пятерых азербайджанцев. Вы их собираетесь выпускать?
— Мы в первый день этого не знали. Мы не знали, что в зале оставалось пять азербайджанцев. Если бы знали, то сразу отпустили. Мы отпускали иностранцев, которые говорили нам сами об этом. И у них при себе был паспорт, подтверждающий это. А у кого нет при себе паспортов, мы их не выпускаем. Должны быть с собой паспорта. Раз так, то сейчас мы снова проверим, выясним, и если есть — отпустим…
— А вы успеете их выпустить до того, как начнется предполагаемый вами штурм?
— Это неизвестно. Если они начнут операцию, мы будем взрывать все здесь. Если не начнут — обещаем, они выйдут.
— Значит, их судьба будет зависеть от того, как будет действовать сегодня российская сторона?
— Да, именно так.
— То есть, если у вас будет время, то наши соотечественники будут выпущены?
— Да, да. Мы их выпустим, потом русские будут штурмовать… Нам без разницы. Пускай штурмуют. Пускай, что хотят делают. Одна пуля сюда попадет, я не знаю вообще, мы не один театр в Москве, мы весь город разнесем.
Распорядившись о покупке соков, Политковская передает настроения заложников: «Неужели нельзя поднять сейчас полгорода? Чтобы люди вышли. Чтобы просили. Чтобы мы не погибли».
Читать полностью…К Политковской приводят еще одну красивую заложницу в стадии крайнего нервного истощения:
— Я Анна Андрианова, корреспондент «Московской правды». Вы там поймите: мы уже приготовились умирать. Мы поняли: страна нас бросила. Мы новый «Курск». Если хотите спасти нас, выходите на улицы. Если пол-Москвы Путина попросит, мы выживем. Нам тут ясно: если мы сегодня здесь умрем, завтра в Чечне начнется новая мясорубка, и это потом опять придет сюда, к новым жертвам.
Политковская просит поговорить с заложниками. Из зала приводят очень красивую девушку Машу. Она ничего не может сказать от ужаса и слабости.
Абубакар подчеркивает: столько красавиц в их власти, но только желания у них нет, все силы отданы борьбе за освобождение своей земли.
Политковская понимает это так, что она должна быть ему благодарна, что Машу не изнасиловали.
— Подчиняетесь Масхадову?
Абубакар снова пойман врасплох. Он сбивчиво и с раздражением объясняет: «Да, Масхадов — наш президент… но мы воюем сами по себе».
Политковская утверждается в самом мрачном предположении: это один из многочисленных отрядов Ичкерии, которые никому не подчиняются. У них своя автономная война, и она предельно радикальна.
Глава ФСБ Патрушев обещает сохранить террористам жизнь, если они отпустят заложников.
— Мы ведем переговоры и будем вести переговоры. Надеюсь, они принесут положительные результаты по освобождению заложников, — заявляет он.
Мозг Политковской трудится над «непосильной проблемой»: как максимально облегчить участь заложников, но и достоинство не потерять — и «пробуксовывает», увы.
Она часто не находит, о чем говорить дальше, и «лепечет какие-то глупости», только бы Абубакар не оборвал переговоры.
Политковская спрашивает, чего они вообще хотят? Абубакар «просто воин», поэтому объясняет длинно, нечетко и сильно плавает. Путин должен «сказать слово» — объявить о конце войны, и в течение суток продемонстрировать, что слова не пустые, — вывести войска хотя бы из одного района.
Читать полностью…Потерпев фиаско с освобождением подростков, Политковская пытается договориться хотя бы об их питании. Тщетно.
— Нашим не дают есть на зачистках — пусть ваши тоже терпят.
Абубакар отвергает также просьбы об одеялах и предметах личной гигиены для женщин.
Абубакар снимает маску. «Лицо открытое, скуластое, очень милитаризованно-типичное», — описывает его Политковская.
— Сколько вам лет?
— 29.
— Воевал в обе войны?
— Да.
— В Грузии отсиживался?
— Нет. Я из Чечни не уходил.
— Поговорим о делах?
— Ладно.
Наконец к Политковской и Рошалю выходит человек в камуфляже и с полностью закрытым лицом.
«Коренастый, нехудой и с точно такой же выправкой, как у наших офицеров-спецназовцев», — описывает его журналистка.
— За мной.
Ноги Политковской совсем подкашиваются, но она бредёт.
На переговоры в театр идут депутат от Чечни Асламбек Аслаханов, глава Торгово-промышленной палаты Евгений Примаков и первый президент Ингушетии Руслан Аушев.
Внутри тишина. Их никто не встречает. Политики сами поднимаются на второй этаж.
На третьей «ходке» Политковская видит группу заложников-мужчин, которых «гуськом куда-то спускают по лестнице».
— Здравствуйте.
— Нам сказали, нас начнут убивать в десять вечера. Передайте, — просит молодой заложник в черном концертном костюме и белой рубашке.
Продюсер «Норд-Оста» Георгий Васильев вносит в зал коробку с соками, принесенную Политковской. У заложников, запуганных постоянными угрозами террористов, появляется надежда.
— Всё, деточки, отменяется! Если они кормить начали нас, значит, мы живы! — радуется актёр Марат Абдрахимов.
Политковская готовится носить воду и соки, но сопровождающие ее двое офицеров МВД и ФСБ начинают ссориться: в отличие от милиционера, у чекиста приказ никого внутрь не пускать.
Они долго ругаются под проливным дождем, но в итоге ФСБ все-таки дает добро: «Идите».
Сотрудница пресс-службы «Норд-Оста» Дарья Моргунова пересказывает звонок своего коллеги из захваченного театра:
— С самого начала захватчики заявили, что их ожидание будет продолжаться три ночи. Третья ночь начинается сейчас, — уточняет Моргунова. — После третьей ночи они грозили расстрелом заложников.
Политковская говорит, что сейчас начнет носить в здание воду. Абубакар неожиданно добавляет:
— И соки.
— Для вас?
— Нет, мы умирать готовимся, мы ничего не пьем, не едим. Для них.
— А может, еды? Хотя бы детям.
— Нет. Наши голодают, вот пусть и ваши будут голодать.
— Не поверите, но морально мы чувствуем себя тут лучше, чем за все три года войны. Мы наконец делаем дело. Мы — в своей тарелке тут. Нам лучше, чем когда-либо. Нам будет хорошо умереть. То, что мы приняли участие в истории, — большая честь. Не верите? Вижу, что не верите.
Политковская верит.
— Но вы ведь знаете, мирные переговоры ведут представители Масхадова в Америке и Европе. Может, с ними свяжетесь сейчас? Дело у вас одно.
— Зачем это? Они нас не устраивают. Они ведут эти переговоры медленно, потому что над ними не капает, а мы в лесах умираем. Они нам надоели.
Политковская снова прощупывает, есть ли у сепаратистов хоть какой-то план. Если требования выполнят, и заложников придется отпустить, как они сами-то будут выбираться?
— Останемся воевать. Примем бой и умрем в бою.
— А вы, собственно, кто такие есть? — дерзит журналистка и холодеет от собственной смелости.
— Разведывательно-диверсионный батальон.
— Весь тут?
— Нет. Только часть. У нас был отбор для этой операции. Взяли лучших. Так что умрем мы — все равно будет кому продолжить наше дело.
Посреди переговоров Абубакару звонит Борис Немцов — на телефон, который сепаратисты отобрали у музыканта Норд-Оста. Говорят на повышенных тонах. Абубакар упрекает политика, что тот водит его за нос: накануне сказал, что война может прекратиться, а сегодня зачистки возобновились.
Читать полностью…— Из какого района? Из вашего? Веденского? — прощупывает Политковская, насколько чеченцы вообще продумали свой план. И застает Абубакара врасплох.
— Ты что — грушница? Допрашиваешь, как грушница. Все, уходи! — раздраженно отмахивается он, но Политковская не уходит.
Наконец удается договориться о воде и соках для заложников:
— Я не смогу принести много за один раз. Людей очень много. Может, разрешите, чтобы со мной был кто-то из мужчин?
— Хорошо.
— Можно, тоже наш журналист?
— Да. И еще кто-нибудь из Красного Креста.
— Спасибо.
— Сначала о детях старшего возраста. Надо отпускать. Они дети, — передает Политковская просьбу помощника Путина Сергея Ястржембского.
— Дети? Тут детей нет. Вы забираете наших на зачистках с 12 лет — мы будем держать ваших.
— Чтобы отомстить?
— Чтобы вы почувствовали, как это.
Политковская, Рошаль и «главный» оказываются в грязной бытовке при разгромленном буфете. Кто-то ходит за спиной, журналистка нервно оглядывается…
— Не смотреть назад! Со мной разговариваете — на меня и смотрите.
— Кто вы? Как вас называть?
— Бакар. Абубакар.
Абубакар созванивается с неизвестным.
Неизвестный: Никто из нас не просит выпускать заложников, но если вас уговорят, мы в дальнейшем можем иметь с этого выгоду. Понимаешь?
Абубакар: Да.
Неизвестный: Именно от Турции. У нас там дружеские отношения.
Абубакар: Турков здесь нет.
Неизвестный: Тогда нам могут быть выгодны и грузины.
Абубакар: И грузин нет. Грузин мы отпустили.
Неизвестный: Плохо. А азербайджанцы есть?
Абубакар: Не знаю. Есть украинцы.
Неизвестный: Хорошо.