Долгие годы режима Чаушеску адвокатура в Румынии не имела никакой самостоятельности и работала не на подзащитного, а на власть. Теперь уже самого Чаушеску представляет адвокат, который выступает против своего подзащитного, чтобы выслужиться перед новой властью.
Адвокат Николае Теодереску: Только президент, находящийся у власти, может требовать суда в Великом национальном собрании. Так как старое правительство было распущено, Чаушеску больше не имеет права требовать обращения, соответствующего статусу президента. Вначале Чаушеску заявил, что вопрос о его болезни — это провокация. Он отказался подвергнуться психиатрический экспертизе. Однако имеется различие между реальной болезнью, которую необходимо соответствующим образом лечить, и умственным безумием. Вы действовали в очень безответственной манере, вы вели страну к краю пропасти и вы будете осуждены на основании пунктов, содержащихся в проекте обвинительного акта.
Несколько минут назад Чаушеску утверждал, что приказывал не стрелять в народ. Теперь он называет министра обороны Василе Миля предателем за то, что тот не смог заставить солдат выполнить свои «патриотические обязанности».
Судья: Как умер генерал Миля?
Николае Чаушеску: Я задам вам встречный вопрос. Почему вы не спросили о том, из-за чего генерал Миля совершил самоубийство?
Судья: Вы назвали его предателем. Это было причиною самоубийства. Почему вы не предали его суду?
Николае Чаушеску: Его преступные действия были обнаружены только после того, как он совершил самоубийство.
Обвинитель: В чем заключались его преступные действия?
Николае Чаушеску: Он не убедил воинские части выполнять свои патриотические обязанности.
Прокурор: Обвиняемый сказал, что генерал Миля не соблюдал полученные им приказы. Что это были за приказы? Что он не соблюдал?
Николае Чаушеску: Я расскажу Великому национальному собранию, какие приказы он не соблюдал в Бухаресте и почему он предатель.
Прокурор: Если у этого обвиняемого параноика нет никаких счетов, давайте закроем вопрос, потому что, похоже, мы не можем найти общий язык.
Николае Чаушеску: Я отправлю вас в суд за оскорбление. (Злится и стучит ладонью по столу.) И в судебную комиссию, чтобы судить вас истинным судом и среди рабочих.
Судья (саркастично, не слушая): Да-да-да...
Судья: Теперь мы наконец видели вашу виллу по телевидению, золотые блюда, из которых вы ели, импортные продукты питания, роскошные застолья, картины ваших роскошных пиршеств.
Елена Чаушеску: Невероятно, невероятно, откуда столько ненависти? Он живет в квартире, как любой гражданин. У нас нет дворца, у нас ничего нет!
Судья: У вас был дворец.
Елена Чаушеску: У нас — нет. Дворец принадлежит народу.
Судья: Дети не могут даже купить простой леденец, а вы живете в народных дворцах.
Елена бурно протестует. Николае гладит ее по руке, пытаясь успокоить.
Судья: Почему вы так сильно разрушили страну? Почему вы экспортировали все? Почему вы вынудили крестьян голодать? Товар, который крестьяне производили, экспортировался. А крестьяне из наиболее отдаленных областей съезжались к Бухаресту и другим городам, чтобы купить хлеб. Они обрабатывали землю в соответствии с вашими распоряжениями и им было нечего есть. Почему вы морили голодом людей?
Голос Чаушеску сорван — он уже не говорит, а начинает хрипеть.
Николае Чаушеску: Впервые я гарантировал, что каждый крестьянин получит 200 килограммов пшеницы на человека, а не на семью, и что он имеет право на большее.
Судья (перебивает с сарказмом): Получали, получали…
Прокурор: Вы утверждаете, что приняли меры, чтобы каждый крестьянин имел право на 200 килограммов пшеницы. Почему крестьяне тогда покупают свой хлеб в Бухаресте?
Чаушеску в замешательстве смотрит по сторонам.
Николае Чаушеску: Да ладно! Почти во всех коммунах есть пекарни. Разве вы этого не знаете?
Всё время правления Чаушеску парламент избирается на безальтернативной основе. Он существует лишь для одобрения воли президента. Это также играет с Чаушеску злую шутку: как только он теряет власть, никто даже не думает воспринимать такой парламент всерьез.
Николае Чаушеску: Я отвечаю на все вопросы перед Национальным собранием.
Судья: Великое национальное собрание, о котором вы говорите, было распущено, распущено.
Николае Чаушеску: Никто не может его распустить!
Судья: По непоколебимой воле народа у нас есть другой орган власти, Совет Фронта национального спасения, законно созданный и признанный во всем мире.
Отвечая на вопросы суда, Чаушеску лукавит, утверждая, что отдал четкий приказ не стрелять в демонстрантов. На самом деле он требовал и от министра обороны, и от руководителей на местах действовать со всей возможной жесткостью.
Судья: Разве вы не знаете ситуацию в Бухаресте? На Дворцовой площади стреляли в толпу, вы этого не знаете? И сейчас продолжают расстреливать невинных людей, стариков, детей. Кто эти фанатики? Кто им платит?
Николае Чаушеску: На Дворцовой площади ни в кого не стреляли, наоборот, был четкий приказ не стрелять. Я отдал приказ не стрелять, в том числе по телевидению, в том числе в ходе телеконференции.
Судья: Не признаёт, что отдавал приказ стрелять в толпу, собравшуюся у Дворцового зала. Утверждает, что не было сделано ни одного выстрела.
Елена (в сторону Николае): Забудь о них. Видишь, бесполезно говорить с этими людьми.
Прокурор Дан Войнеа зачитывает обвинительное заключение. Супругам Чаушеску вменяют следующее:
статья 145 (разрушение национальной экономики)
статья 163 (вооружённое выступление против народа и государства)
статья 165 (разрушение государственных институтов)
статья 356 (геноцид)
На протяжении всего правления Чаушеску судьи практически во всем поддерживали сторону обвинения. Теперь на скамье подсудимых сам президент, и судья привычно выступает в роли прокурора:
— Подсудимый на протяжении 25 лет отказывался вести диалог с народом, хотя и говорил от имени народа, как самый любимый сын народа. Его застолья были настоящими пирами, на которых этот обвиняемый собирал вокруг себя свою свиту с самыми роскошными туалетами. Даже при царях не было столько роскоши, а народ получает только 200 граммов в день по карточкам.
Десятилетия диктатуры, в течение которых выполнение законов было необязательной формальностью, играют с Чаушеску злую шутку. Теперь его судит та же система, которая годами судила инакомыслящих, оппозиционеров и журналистов без оглядки на какие-либо законы.
Судья: Великое национальное собрание было упразднено. У нас новый орган власти.
Николае Чаушеску: Государственный переворот не может быть признан.
Судья (перебивает): Мы судим в соответствии с новым законом, принятым Советом Фронта национального спасения. Пожалуйста, встаньте, подсудимый.
Николае Чаушеску: Прочитайте Конституцию страны…
Судья (перебивает): Мы ее читали, мы ее знаем, и нет необходимости, чтобы вы давали нам указания читать Конституцию страны. Мы знаем ее лучше вас, — тех, кто её не соблюдают.
Николае Чаушеску: Я не буду отвечать на вопросы.
Супругов Чаушеску вводят в помещение, где уже расположились члены трибунала. Увидев своего верного слугу Стэнкулеску, назначенного им министром обороны, Николае облегченно выдыхает:
— Виктор! Наконец-то…
Холодная реакция Стэнкулеску лишает Чаушеску последних иллюзий.
Николае и Елену Чаушеску заставляют пройти медицинский осмотр, чтобы удостовериться, что они в состоянии вынести допрос.
Врач (обращаясь к Николае): Сейчас я измерю ваше артериальное давление. (Измеряет давление.) Шестьдесят, семьдесят… Вы можете что-то сказать о своем здоровье?
Ответа нет.
Врач (подходит к Елене): Пожалуйста, ответьте, не больны ли вы, нужна ли вам медицинская помощь?
Елена Чаушеску (приветливо улыбается): Мне ничего не нужно.
Стэнкулеску приказывает капитану Бойеру находиться в помещении, где будет проходить трибунал. Он должен быть готов немедленно застрелить Николае и Елену Чаушеску, если кто-нибудь попытается их спасти.
Двое других десантников встают на страже за дверью.
Двое десантников сами вызываются в расстрельную команду. Это старшина Дорин Кырлан и старший сержант Октавиан Георгиу.
— Кто будет третьим? — спрашивает генерал Стэнкулеску.
На третье место капитан Ионелу Бойеру претендует лично.
Фронт национального спасения принимает решение о создании Исключительного военного трибунала для немедленного суда над Николае и Еленой Чаушеску.
«Хотя никто не говорил этого вслух, было ясно, что приговором будет высшая мера», — вспоминает член совета Фронта Войкан Войкулеску.
Выступление адвокатов неожиданно начинается с подозрений в психической неадекватности их собственных подзащитных.
Адвокат Николае Теодореску: Пожалуйста, спросите подсудимую Елену Чаушеску, была ли она психически больна?
Елена Чаушеску: Что?!
Судья: Вы страдали каким-либо психическим заболеванием? Или страдаете ли вы сейчас?
Елена Чаушеску: Какая провокация!..
Трибунал переходит к допросу Елены Чаушеску. Председатель Джику Попа язвит по поводу ее академического статуса и интересуется, кто писал ее научные работы.
Судья: Вы знали о геноциде или, как химик, имели дело только с полимерами? Вы, как ученый, вы знали об этом?
Николае Чаушеску: За границей опубликованы десятки её работ про полимеры!
Судья: Кто их написал?
Николае Чаушеску: Президент Академии написал аннотации ко всем работам, не так ли?
Адвокат Николае Теодореску: Их пишут всем.
Президента обвиняют, что он держит сотни миллионов долларов на счетах за границей. Впоследствии ни одно из расследований не найдет этому подтверждения. Но по неизвестной причине Чаушеску отвергает совет адвоката подписать согласие на передачу этих денег в бюджет, если они будут найдены.
Прокурор: Может ли подсудимый рассказать нам о счете в 400 тысяч долларов?
Судья: 400 миллионов долларов в Швейцарии.
Елена Чаушеску: Пусть будут доказательства, доказательства!
Николае Чаушеску (хрипит): Нет никаких доказательств, и то, что вы говорите, показывает, насколько лживы и провокационны те, кто совершил переворот.
Адвокат Константин Луческу: Если вы не имели никаких счетов в Швейцарии, подпишете ли вы заявление, подтверждающее, что деньги, которые могут оказаться в Швейцарии, должны быть переданы Румынскому государству в его Госбанк?
Николае Чаушеску: Мы обсудим это перед Великим Национальным Собранием.
Судья обвиняет президента в том, что все его программы развития страны существуют только на бумаге.
Судья: Вы очень часто употребляли выражение «У нас есть замечательные программы». Может быть, эти программы, о которой вы говорили, — одна написана на бумаге, а другая претворяется в реальность?
Николае Чаушеску (наперебой с женой): Как гражданин, как простой гражданин, я скажу вам следующее. Не было такого места, где был бы такой подъем, такое большое строительство, такое тесное единение, как в румынской провинции. Я гарантировал каждой деревне свои школы, больницы и своих докторов. Я сделал все, чтобы создать приличную и богатую жизнь для народа в стране, аналога которой нет ни в какой другой стране мира.
Чаушеску заявляет, что революцию организовали иностранные агенты.
Николае Чаушеску: Я отвечаю перед Великим Национальным Собранием и перед народом, а не перед теми, кто организовал переворот с помощью иностранных агентов.
Судья: Да, но вы платите наемникам.
Елена Чаушеску: Невероятно, что они выдумывают, невероятно.
Чаушеску: Нет. Нет! Это чепуха!
Елена продолжает что-то шептать Николае. Это раздражает судью. Он проходится по поводу того, что она возглавляет Академию наук, не имея даже школьного образования.
Судья: Елена всегда была болтливой, но, тем не менее, она многого не знает. По моим наблюдениям, она не способна даже правильно читать. Ученый, инженер, академик, который не умел читать. Неграмотная стала академиком.
Елена Чаушеску: Интеллигенция этой страны и все мои коллеги услышат вас. (Николае её пытается прервать, но не получается.) Мои коллеги услышат вас. Они услышат вас!
Судья: Катастрофическое положение страны известно не только нам, но и каждому честному человеку в этой стране. Нехватка лекарств, которая по вашему приказу, подсудимый, привела к тому, что люди умирали (Чаушеску переглядывается с женой и чуть ли не смеётся), дети умирали, в больницах без лекарств, без еды, без тепла, без света. (Чаушеску кладёт свою руку на руку жены, мол, не встревай и не слушай). Вы не думали об этом?
Теперь я обращаюсь к подсудимому. По чьему приказу был осуществлен геноцид в Тимишоаре? (Чаушеску скептически закатывает глаза.)
Прокурор Дан Войнеа начинает свою речь. Супруги Чаушеску узнают, что их хотят приговорить к смерти.
— Господин председатель, Ваша честь, сегодня мы судим подсудимых Чаушеску Николае и Чаушеску Елену, которые виновны в серьезных преступлениях против румынского народа. Оба подсудимых совершили действия, несовместимые с человеческим достоинством и принципами социальной справедливости, действуя по своему усмотрению, деспотично и преступно, намеренно уничтожая румынский народ, лидерами которого они себя провозгласили. За тяжкие преступления, совершенные этими двумя обвиняемыми во имя румынского народа, павшему невинной жертвой этих двух тиранов, я прошу вас приговорить их к смертной казни за следующие преступные деяния.
Президент узнаёт, что ему предоставлены адвокаты. Правда, выясняется, что как честных судов не было при Чаушеску, так нет их и для самого Чаушеску. Адвокатам дают лишь две минуты на разговор с подзащитным. Времени на ознакомление с делом не выделено вовсе. Кроме того, в споре по поводу легитимности трибунала оба «защитника» полностью встают на сторону судьи.
Адвокат Константин Луческу: Господин Чаушеску, это ваш шанс выступить на законно созданном трибунале. Орган, на который вы ссылаетесь, был упразднен волей народа.
Адвокат Николае Теодореску: Пожалуйста, защищайтесь, согласны вы или нет. Потому что это, в конце концов, законно учрежденный суд.
— Пожалуйста, садитесь. Это народный суд, — начинает заседание председатель трибунала Джику Попа.
— Я не признаю никаких судов, кроме Великого национального собрания, — ссылается Чаушеску на конституционную норму, по которой судить президента может только парламент.
Представитель Фронта национального спасения Войкан Войкулеску инструктирует судей: с супругами Чаушеску не церемониться. Относиться к ним без всякого почтения. Исходить из того, что Николае Чаушеску не глава государства, а злодей и преступник, равно как и его супруга Елена.
Читать полностью…Перед военными казармами, где запланирован трибунал, останавливается БТР.
Солдат вытаскивает из десантного отделения 71-летнего бессменного президента и верховного главнокомандующего Николае Чаушеску.
«Он был неузнаваем. Бледный как полотно, волосы взлохмачены, небритый. Однако он пользовался лосьоном после бритья, от него хорошо пахло», — вспоминает капитан Ионел Боеру.
Генерал Стэнкулеску берет будущего командира расстрельной команды за руку и, глядя в глаза, спрашивает:
— Капитан, вы сможете это сделать?
«Момент был неприятный. Он приблизился вплотную и уставился на меня, что меня слегка напугало», — вспоминает Ионел Бойеру.
— Да, я смогу.
Вертолет с членами трибунала и военным руководством приземляется в Тырговиште. Туда же из 64-го полка доставлено отделение десантников.
Генерал Стэнкулеску просит их капитана Ионела Бойеру отобрать трех человек, способных выполнить приказ — расстрелять своего Верховного главнокомандующего.
В перестроечном СССР никаких симпатий к социалистическому режиму в Румынии не наблюдается. Советское телевидение торжествует по поводу свержения Чаушеску. Не остается оно в стороне и от распространения слухов о «тысячах убитых и раненых в Тимишоаре, среди которых — сотни детей».
Читать полностью…