-
тексты, которые нужны только мне для связи — @valergenka
как назвать женщину, которую не можешь взять?
назови её именем вулкана
Лой
Гирвас
Укша
может быть, ей подойдёт имя
Конч
(да, есть такой вулкан в Карелии)
может быть, она не твоя, потому что готова взорваться
или пока спит.
может, её заел быт,
козы бродят по склонам
но кто злится на коз.
может, ты ещё не вырос,
для того, чтобы на неё влезть,
не отточил кирку, не купил нужный трос.
есть вероятность, что её склоны
слишком круты для твоих рук.
наверняка ты не сможешь
правильно ухватиться.
и случайная птица
паук
отвлечёт тебя от пути.
отпусти
чахлые деревца в основании не смогут помочь.
назови её имя.
назови в честь неё дочь.
два часа от Москвы — и распахнута шея
дышит горло до бёдер густой темнотой.
с каждым часом всё больше внутри хорошею
оставаясь снаружи могильной плитой.
рыбаки на реке будто племя исусье
и над Гурьево месяц согнулся дугой.
я уже не дрожу, не томлюсь, не несусь я
пусть спасает тебя теперь кто-то другой.
сегодня с большим трудом вынесла себя из нежной кровати.
пока лежала в одеяле и сладости — вспомнила свой старый глупый текст, кажется, ещё новосибирский:
поскольку я выпилилась из ВК
(а также и потому, что контент 18+ надо куда-то девать)
просто оставлю это здесь:
https://twitter.com/books_boobs
я привлекаю деньги.
как жить без боли с помощью огурца.
сто две причины для лени и неги.
да, все линейки висят с торца.
нет, у нас нет ваших гребаных стержней,
только мой внутренний, весь почти вышел.
папки на кнопке на полке чуть выше,
вот ваш коэльо, пожратый мышью,
вам он, конечно, намного нужней.
да, у нас куча дерьма и нет брошюрок по огороду.
да, обложки только по 10 штук.
да, у меня примерно столько же рук.
да, я могу, принесу, предскажу погоду.
все, что захочешь, исполню, мой господин,
сто тысяч сказок промямлю шахерезадой,
и на стремянку влезу и боком, и задом,
джинном своим считай меня, алладин!
хочешь, сверну тебе три штуки ватмана А1?
я куриные сердечки тушу
ради них пришлось выпотрошить
не одну тушу
вынуть тридцать одну
куриную душу
и пока ты отшучиваешься
и пиво глушишь
прикидываю: сколько сметаны лучше?
сердца ещё бьются
на плите скачут
курицы злятся,
от лука плачут,
кудахчут:
«что ж ты, сука, лицо прячешь?
ну сожрёт он нас парочку
в перерыве двух ваших срачек,
рыгнёт смачно,
чо дальше?»
бью лопаткой, хлопаю крышкой
унимаю ручные пупырышки
так и знала же, блять,
что надо брать крылышки.
ты всегда говорил
нет, слушай, мы не из этих.
прадед был немцем
фермером под Херсоном.
просто такая фамилия
ну дед Авраам
ну тётя Роза
допустим даже баба Тася
всякие имена бывают
вовсе не значит что.
мне кстати
не дали капитана первого ранга
а дали какому-то там Петрову
вообще много гадили
потому что я Шмагель.
знаешь, Лера,
никаких предпосылок
вообще никаких
но ты немного похожа на еврейку
не смейся
у тебя кудри
похожи на пейсы
вот тебе клипсы
с ханукальными свечами.
вот тебе камень куриный бог
а другого у нас нет.
дед.
скажи честно.
я тебя умоляю.
— я тебя умоляю —
у нас нет никого даже в Одессе,
даже на Брайтоне
я ходил спокойно
и никто не узнал.
теперь ты любишь её.
у неё такая немного восточная внешность
раскосые глаза
щёчки эти с ямочками
всё очень озорное как будто
но злое внутри.
я говорю
протри
глаза свои блять пожалуйста.
и ты такой
да действительно
теперь я люблю её
эту с губами
волосы светлые как фата
вот она та.
сядет в углу красиво
каши варить
всякие щи.
хуй там, ещё ищи.
ты скажи хоть —
просишь —
холодно, горячо
что там по типажу, настрою,
грудь примерно какого размера
чтобы любила розы или герань.
вот срань —
реву и рычу,
что ты такое
что мне полжизни тебя учить
не могу уже не хочу.
больше дел никаких нет как будто
только смотреть, на кого ты кого сменял.
постарел уже, вылинял,
а я всё тут.
люби меня.
когда-нибудь будут
такие технологии:
посмотрел на фото или видео
и ощутил
запах, вкус, тепло.
увидел, кто честный,
а кто просто трепло.
тело станет таким доступным
что его будут ощупывать
миллионы пальцев
целовать тысячи губ
пинать сотни ног.
когда это случится,
пусть будет так,
что я уже труп,
пусть из меня вырастет
сосна или дуб.
и если ты будешь ещё жив
не умрёшь от своей поджелудки
тебя не пырнут в больнице
и ты не лишишься рассудка —
мне бы хотелось,
чтобы ты не трогал
ни желудей, ни шишек,
не теребил коры.
сядь рядом
на корты
и дыши.
пахнет шиповник
и оп лепесток на губы
помада.
в кипарисах живут пауки
меня далеко не пустят
не ходи, не надо
а то загонят.
ты с турника меня больно ударил
помнишь, как я упала
вынеси мяч
ты теперь драчка-собачка.
я тебя зачекала.
бабушка говорит, чтобы я с тобой не дружила
что ты дразнишься
грязный
что ты мудила.
потому что с тобой
я вечно оборванная
лохматая как свинья
и ворую варенье из тётиного сарая.
так что
я больше так не играю.
чей-то ребенок говорит
смотри мама рыбка ест
тем временем за стеклом самец
пытается укусить самку за хвост
то ли чистит, то ли нежность такая
в аквариуме четыре
ярких рыбы-попугая
зачем им такие большие глаза, мама?
видеть три камня
ветку
стареющих немцев с пивом
проплыть полметра и ткнуться губами в холодную стенку.
Андрюша, пойдем, не стучи им.
не забудь сменку.
если так пойдёт дальше
то все мои кореши
двадцати лет с небольшим
превратятся в сорокалетних дервишей и алкашей.
и тут дело не в том, что они недостаточно хороши,
а в их странном устройстве глаз и ушей.
их каналы настроены только на лесть, удовольствие и мандёж.
на уверенность в собственной правоте —
в этот их монастырь ты точно не лезь
и не трожь.
если им предложить спасение на воде —
они выберут плыть по течению вниз животом.
эти тонкие души сидят себе в теле рыхлом
выбирают объектом любви ближайшую блядь.
жизнь не может их больше радовать и удивлять.
они бродят по свету, как бедный цыган Будулай.
но в рывках между стопкой и пыхом
говорят себе очень тихо:
удивляй меня, удивляй.
прямо при мне
девушки в транспорте
начинают делиться на типажи:
вот азиатка с ноздрями проколотыми
прячет в карманах маленькие ножи
вот одуванчик девочка
без ненужных знаний о точке джи
так и просит:
научи меня, расскажи.
рядом стоят умудрённые опытом
заматеревшие
в самых соках
томные дивы и феи
на тоненьких каблуках
в двери врываются
рабыня и госпожа
вот мазохистка пытается поручни удержать.
в тесном вагоне,
ярком как каталог
жмутся друг к другу
два мужика.
и пялятся в потолок.
в детском лагере на Камчатке
с безликим названием
то ли «Заря», то ли «Восход»
восьмилетняя девочка Катя
десятилетнюю Иру бьёт.
ты украла мой тетрис
с белыми кнопками
и вообще
верни мне футболку с нирваной
или там ониксом
чёрт бы их разобрал.
вот выдеру тебе последние волосы
и запру в ванной
не пойдёшь сегодня на бал.
Ира корчится и секретов не выдаёт.
всё равно ей на танцах не светит пары,
а вожатые выдадут перекись или йод.
Катька вряд ли бросит меня кошмарить —
беспризорники редко теряют запал.
жаль, что все эти вещи
ей никто не дарил
и не покупал.
2016
за нашим торговым центром
бесконечная «дикая роза»
бурная «санта-барбара»:
вчера рыдала девчонка из бара,
сегодня орёт в трубку кассирша кинотеатра.
дрожат эскалаторы
от агрессии каблуков
наживаются «vov» и «парфюмика»
на размазанных карандашиках
по вине мужиков.
сижу и читаю в курилке
очередную (по их взгляду) муру.
«ой, есть сигарета? я щас умру!».
конечно, я тут с Набоковым
никаким боком к ним,
просто прикуриваю и думаю:
вот дура.
не то, что моя тётка Шура.
попёрся раз муж её на реку
с трактором,
вернулся датый пешком.
она его раз по затылку хрясьнула топором —
и теперь в Италии репетитором.
2011
вот когда у тебя ножки тоненькие,
как две палочки,
ты не можешь кататься на велике,
скакать на скакалочке,
влезать на акации и играть в салочки.
а потом у тебя грудь не растёт совсем.
пацаны лифчики расстёгивают всем.
а тебе — нет.
у тебя в рюкзаке яблоко на обед,
Достоевский и Моэм Сомерсет.
тебе 13 грёбаных лет.
а когда и мясо есть на костях,
и лифчиков целых шесть —
ты не можешь решить:
что тебе выпить, что съесть,
поехать куда или тут осесть,
что ещё посмотреть и почесть.
будь она проклята, эта взрослая жизнь —
думаешь ты и идёшь на акацию лезть.
вынули прямо из нагрудного
то ли в метро, то ли пока ждала свой заказ.
раз — и нет его,
делать ничего невозможно,
парализована работа, из рук валятся
даже вязальные спицы.
можно только лежать
пить
максимум —
смотреть, как скачут синицы.
вот что у меня спиздили:
предвкушение, трепет,
волнение от того, что будет и как.
это же половина эрекции в жизни
едва ли не весь стояк.
Оля сняла, как я запинаюсь и волнуюсь) дальше я читала лучше вроде
Читать полностью…
нашла ещё один старый текст и страшно с него хохочу, извините
Читать полностью…
начала собирать тексты на сегодняшний вечер и вспомнила про один, который я особо не жалую, но его любит милый Адамович.
может, озвучу это старьё)
есть ли что-то постоянное
теперь
пытаюсь нащупать опору
нахожу только песок,
на котором сижу.
всё рассыпается и течёт волосами
мокрыми после бассейна.
кто живёт в воде
рыба неуловимая
водоросли вихлястые
скользкие медузы
жалятся
только они, кажется,
и живут вечно.
всё течёт утекает как маньяк
журчит
выстраивается сотней призрачных фигур.
постоянно чего-то хочу
не могу насытиться
женеманш па сис жур
жру
жру сама себя.
ничего не остаётся.
только мягкие губы
и глубоко посаженные
(в меня)
глаза.
кажется, у меня есть новости.
мы не делали этого 2 или 3 года.
но такие времена.
Петербург, бар Ossi, Некрасова 39.
предполагаю, что выну себя всю и нескоро захочу ещё.
зачем-то смотрю на старика в метро
в коричневом
вельветовом пиджаке
часы спортивные электронные
с таким старомодным циферблатом
клетчатые штаны
зелёная сумка Ашана.
похож то ли на очень старого Хабенского
то ли на Пьера Ришара
но намного красивее.
глаза сильные
нос острый прямой
скулы как у актёра.
длинные пальцы пианиста
подпирают лицо
что тебе снится
что это на безымянном
шрам или было кольцо
нельзя так пялиться
вот он смотрит
пятиться к выходу
отгонять мысли о его похоронах
лучше бы я плакала там.
не сейчас.
временами мне кажется,
что ты просто уехала.
что стоишь где-то в Исландии
или Норвегии
ищешь глазами кита.
что вот-вот напишешь мне
что-то вроде
«лучше у него вышла не эта книжка,
а вот та».
как будто мои билеты в Берлин — к тебе.
мы выпьем там пива
и может, я даже сверну тебе сигарету.
иногда я слышу, как ты смеёшься
или говоришь что-то точное
злое или умеренно едкое
внутри моей головы.
редко
реже, чем хотелось бы —
я обнимаю тебя во сне,
когда знаю, что можно.
и совсем никогда
ни разу
невозможно
представить, что ты не со мной.
когда-нибудь я снова стану храбрая и начну читать свои стихи вслух и на камеру.
а может, даже вживую.
но пока мой голос, мои истории (о книжках и не очень) — можно слушать тут:
https://music.yandex.ru/album/9959000
природа настолько очистилась,
что в дом вернулись жирафы.
тянут свои шеи ко мне
мохнатые рога
пятнистые спины.
спят на подоконниках,
ждут и заглядывают
влажными глазами:
когда скажешь?
вернулись гепарды
бегают по спальне
топчутся как коты в ногах
какая астма у тебя её на нас нет
сил на вас нет бегите
но они ложатся в ноги
лежат.
пришли даже ежи
хотя казалось бы в них не было
особой нужды
колют, пыхтят
почему-то выбирают левую грудь
хотя правая больше
забудь говорят забудь
но как тут расслабишься.
уходите все говорю пожалуйста
тут грязно
ещё хуже, чем было
полы в пыли
двадцать бутылок из-под вина
бычки
и кончилось мыло.
залезла ещё глубже, в 2011 год.
кажется, это вообще не я:
https://www.youtube.com/watch?v=44IgemElx2Y
нашла такой привет из прошлого, что немедленно налила вина.
год 2012-2013, но кто его помнит вообще.
мы снимались в странном проекте "Бабушка Пушкина", каждый выпуск был на какую-то тему.
тупость неимоверная, мы писали 12 строк бреда за короткий отрезок времени.
но с цирком получилось неплохо.
https://www.youtube.com/watch?v=q0y_WeEFWwY
дед на дне
улыбается бликами
проступает сквозь камень и воду
говорит: ты теперь вОда
тебе плыть до буйка
до того пирса
до ялика
до доски Максимыча.
а я без сил почти
смилуйся
давай полежим в позе ребёнка мордой в песок
дедушка
Добби устал
верни носок.
фигушки тебе, конопатая
проплыла пять сотен —
ещё наворачивай
как я тебя учил
чётче
скользи
дыши.
хорошо, говорю, тебе,
ты-то не тут,
где хлор и резина
лезут в глаза,
выживаешь как суккулент.
дед на дне
где-то у мыса
Фиолент.
2019