расслоился
как пирожок
мысли в мыслях
в глазах снежок
на экране
картинки нет
подсознанье
шипит в ответ
чтоб стать таким как раньше
пальцем кручу настройки
мозг из себя доставши
чтобы убрать осколки
зрение минус сорок
тру глаза но не лучше
падают вещи с полок
и забивают уши
глухонемое царство
тишины и покоя
но кладу мозг обратно
и вспоминаю кто я
дул в закрытую форточку
лёгкий ветер
ты испачкала кофточку
я заметил
в белом сне подоконника
тень балкона
жизнь с лицом алкоголика
взгляд – бездонный
непрерывность падает с верхней полки
но ковер недостаточно мягкий
она раскалывается на осколки
оставляет на теле ранки
они щиплют почти как в детстве
но руки грубее чем раньше
прикладывают к больному месту
телесного цвета пластырь
открываю жестяную плоскость экрана
её острые края врезаются вокруг глаз
закрывая собой пространство
удаляя остатки света
кроме того, что на дне жестянки
которая пуста, как барабан
у которой крепкие пальцы
и глубокие зубья
что не оставляют шансов
всему тому, что вокруг
может оно и к лучшему
беспросветный пиздец [done]
всё по плану таков спецплан
текст трещит между букв по швам
ненавистен их звук ушам
но молчать не хватает сил
я закончил и лист струсил
там осталось всего пять слов:
всё
по
плану
спецплан
таков
ночь за окном одна
через стекло окна
или раму балкона
или бетон подвала
звуком сквозь одеяло
мелодией непрерывности
с прослойками тишины
просачивается, как вода
собирается на потолке
срывается каплями вниз
следуя своему ритму
образуя оазис
из которого пьют сны
на дне его тонет жизнь
где они видят друг друга сквозь
зеркало между падениями двух
капель на острие тишины
опустевший балкон
где мы тогда курили
выбор: сделать попкорн
или же харакири
перевёрнутый стул
ножками тычет в небо
выбор: плакать в углу
или смеяться где-то
опустевший матрас
скрючился виновато
выбор: здесь и сейчас
или же там когда-то
обнажив бред вне формы
я сплю во сне повторно
череда сцен рефрена
бросает цепь на тело
пульс скачет как лошадка
возле виска. мне жарко
пот охладит но тут же
настанет миг похуже
не прожив и месяц со мною рядом
телефон повесился на зарядном
в комнате качаясь почти пустой
провод не кончая воткнув в гнездо
набираю номер но нет гудков
значит точно помер. я снял его
положил на выстланный снегом край
на экране высветилось good bye
психоделический мульт
в окне
кто-то прибил гвоздём пульт
к стене
вся предыдущая жуть
смешна
если смотреть долго в суть
окна
если просто пытаться его
закрыть
выбьет стёкла волной
увы
бег полезен для здоровья
и мы бегаем по кругу
каждый видит за спиною
оттопыренную руку
мы касаемся руками
этих рук с большим испугом
постоянно убегая
друг от друга круг за кругом
приложив усилия
говорю
слово как насилие
к словарю
слушателей в темноте
полон зал
микрофон ведущий где
не сказал
ничего почти не вижу
только чувствую поверхность
что с минутой каждой ближе
приближает неизвестность
как таран материальный
обретая цвет и форму
тьма спокойствие таранит
чем-то неизвестно стрёмным
в январе настаёт апрель
нарушается ход вещей
закрывается года дверь
ты суёшь свои пальцы в щель
боль пронзительна до костей
пробирает как чётки мозг
в январе настаёт апрель
где-то в ахуе дед мороз
Я помню дискотеку в детском лагере, где мы сидели в темноте на лавочке рядом с залитой асфальтом площадкой для танцев. Убожество дешёвой светомузыки конвульсировало в такт заводным ритмам популярной на тот момент попсы: руки вверх, тату, смысловые галлюцинации etc. Было тепло, мошкара закрывала собой свет от высоких фонарей, некоторые из отчаянных в своем желании следовать распорядку лагеря детей двигались в такт звучащему из концертных колонок ритму, вожатые общались в своей компании, а мы, сидевшие на лавках, ничего не делали за исключением периодических пробежек на задний двор столовой, где была бочка с пресной, но горьковатой водой для питья. Она была поставлена там потому что в кране было нечто с ощутимым привкусом мелко разлитого на расстоянии километра Азовского моря.
Кто-то предложил сразиться на руках и вот мы, оба достаточно хилых для подобного вида спорта мальчика, ставим свои ручки на покореженные доски, чтоб схлестнуться в бессмысленном бою за звание восходящей звезды армреслинга. Я помню, как мои мышцы, непривычные к такому занятию, обожгло несколько раз кипятком усердия, который обильно выливался из упертого в своем желании победить сознания. В итоге, спустя несколько вечных минут мой противник был повержен. Армреслером я не стал, да и не сражался больше. Рука потом ещё долго болела.
расписание по часам
все задания расписал
упражнений на целый лист
ритм движений наверх и вниз
между стыками дня и дня
листик вылетел у меня
из кармана на грязный пол
и унёс его вихрь метро
и оставшись одно без волн
тело село на дно как чёлн
обезумев свободный мозг
превратился в немой вопрос
два часа до весны
а у меня нет слов
слова сожжены
предшествующей весной
мысли как спирт
горят
сжёг все мозги
и рад
в пепел белей
муки
падает тень
строки
изо рта льёт-
ся речь
нечем её
поджечь
мои любимые предметы
за которые хватаешься, как за чашку кофе
в холодное зимнее утро
выкраивая минуты
мои любимые предметы
они здесь со мной
я ношу их в кармане сердца
там всегда есть немного места
я вижу любопытство в твоём взглядеэто всегда честнее
чем что угодно
гнев и злость и желание уничтожить
самые честные из всех
но тебе просто интересно
что я имел в виду
когда говорил о них
как о некотором бесценном грузе
материальной субстанции
и в тоже время невидимой никому
кроме моих внутренностей.
завтра
когда обновится солнце
и балкон станет оранжево-красным
ты проснёшься и сам увидишь
девушка спешит утром
под рукой у неё зажата
в целофановом пакете булка
она ещё теплая
потому что пакет изнутри
покрывается мелкими капельками
на февральском морозе
что тычет иголками в щеки
раздражая кожу
рисуя румяна
тем временем девушка зашла за угол
скрылась от моего взгляда
мусор лежит скопом
он сегодня необычен
несколько кинескопов
показывают свои картины
частично в прямом эфире
транслируется сосна
её зелёные иглы
освежают собой пространство
уравновешивают цвета
создают атмосферу счастья
когда телевизор и ветки
украшали собою праздник
лицами к дну утонут
спинами всплывши к небу
те кто ещё так молод
чтоб умирать за веру
возле реки болото
между домами яма
дым из трубы завода
ветер ласкает рьяно
грубым полотенцем
бьёт по лицу
всё что было нежным
придя к концу
я стою над раковиной
держа
мысли одинаковыми
как шар
мои розовеющие
белки
глядя через щели
внимают им
мне пять лет
сани катятся вниз
там мой дед
он кричит берегись
я лечу
прямо только бордюр
мой испуг
счастьем тает во рту
нет горы
экскаватор её
пе ре рыл
больше нет ничего
только снег
и деревья вокруг
помнят смех
и мой детский испуг
вдоль скользят не прерываясь
две сплошные** на дороге
перерезать их пытаясь
фура* нас собьёт в итоге
и размажет по асфальту***
содержимое**** одежды
будто красную помаду
нанеся дорог двух между
*фура – всё, что происходит
**две сплошные – наши жизни
***по асфальту – мир тревоги
****содержимое – мир книжный
необходимо держать
дистанцию
действовать сообща
по рации
температуру сбивать
об дерево
пить после сна и до сна
умеренно
рамки поставить как клеть
для прочего
и начинать всё не сметь
что кончено
выбор дверью бъёт по
лицу
открывать её
или нет
я потворствую об-
разцу
и толкаю вперёд
момент
обнаружив пространство между
нами прошлыми >< прошлой ночью
я подряд его семь раз режу
не измерив ни разу точно
оставаясь лежать на месте
непрерывности семь отрезков
тех что были когда-то вместе
образуют пустое место
навсегда в настройках стоит беззвучный
без вибраций, света и прочей хрени
я и так всё знаю гораздо лучше
нахера мне куча уведомлений
новостные ленты все удаляю
чищу списки лиц, закрываю профиль
на замки все двери, на окна ставни
мне теперь на всё абсолютно похуй
разрядив последнюю батарею
выключаю свет, закрываю воду
и ложусь на пол сам в себе пустея
превращаясь в то, что даёт свободу
