14 июня 2023 г. в Парке Горького в рамках научно-популярного цикла «Философия в нашей жизни» сотрудников Института философии РАН и преподавателей Философского факультета ГАУГН пройдет лекция «Этика стоицизма: чем интересно античное наследие сегодня?». Лектор: Гаджикурбанова Полина Аслановна, кандидат философских наук, Ученый секретарь, старший научный сотрудник сектора этики Института философии РАН, доцент кафедры истории философии Философского факультета ГАУГН
https://iphras.ru/pg_15_06_2023.htm
Рецензия в Bryn Mawr Classical Review на вышедший в прошлом году древнегреческий перевод «Винни-Пуха» — Ϝίννι-ὁ-Φῦ. Хоть кто-то делом занят. В издании есть карта Стоакрового леса с топонимами на греческом.
When Piglet is running with Eeyore’s balloon and it pops in his face and he falls on his face on the ground, Milne writes ‘BANG!!!???***!!!’, and Stork gives this as ‘ΠΑΤΑΓΓ!!!???***!!!’ (p. 81), using the onomatopoeic effect from πάταγος (‘crash, clatter’).
https://bmcr.brynmawr.edu/2023/2023.05.22/
Тем временем продолжаем наш цикл в Переделкино. На десятой лекции под названием «Хороший человек, хороший гражданин и идеальный город» историк философии, старший научный сотрудник ИФ РАН Ольга Кусенко расскажет про личность и общество в культуре итальянского Ренессанса.
«Лекция будет посвящена представлениям итальянских ренессансных авторов эпохи треченто и кватроченто о человеке, его месте в мире, в обществе, а также идеям устроения городской среды, внутренних пространств ключевых сооружений, призванных возвышать личность и республику.
Материалом для беседы станут тексты Данте и Петрарки, трактаты и архитектурные творения Альберти, скульптуры Донателло, фрески Мазаччо и другие произведения. Мы совершим интеллектуальное путешествие по ренессансной Флоренции, чтобы уловить те изменения, которые происходят в жизни общества и в мировоззрении человека в эпоху Возрождения».
27 мая, 15:00, Белый зал. Вход свободный по регистрации.
Тем, кто занимается латинским языком по Familia Romana, должны быть знакомы Fabulae Syrae — подборка греческих и римских мифов и легенд для дополнительного чтения к последним десяти главам Familia Romana. Мы составили Exercitia Syrae — сборник упражнений на лексику и грамматику к первым десяти рассказам из Fabulae. Exercitia можно найти на нашем сайте, а сами Fabulae Syrae в комментариях к этому посту. Хорошего чтения!
Читать полностью…Amici sodalesque!
Как и обещали, выкладываем важную информацию о летних занятиях ”23 в PALÆSTRA!
1. КАЛЕНДАРЬ ЗАНЯТИЙ
В этом году занятия проходят с 1 июня по 28 августа по следующему расписанию: •
ИЮНЬ:
1-ая неделя: 01.06 – 07.06
2-ая неделя: 07.06 — 14.06
3-я неделя: 14.06 — 21.06
4-ая неделя: 21.06 — 28.06 •
ИЮЛЬ:
1-ая неделя: 01.07 — 07.07
2-ая неделя: 07.07 — 14.07
3-я неделя: 14.07 — 21.07
4-ая неделя: 21.07 — 28.07 •
АВГУСТ:
1-ая неделя: 01.08 — 07.08
2-ая неделя: 07.08 — 14.08
3-я неделя: 14.08 — 21.08
4-ая неделя: 21.08 — 28.08
У каждой группы будет 2 занятия в неделю. Соответственно, если Вы хотите записаться на изучение не одного, а сразу двух древних языков, у вас будет, в общей сложности, 4 занятия в неделю. В скором времени мы опубликуем форму записи в группы, так что следите за нашими обновлениями! 😋
2. ОПЛАТА
В этом году PALÆSTRA предлагает платные курсы. Оплачивать можно: 1) еженедельно, в начале каждой новой недели; 2) ежемесячно, в начале каждого нового месяца.
1. Стоимость одной недели: 650₽ с человека.
2. Стоимость одного месяца: 2600₽ с человека.
Оплатить можно будет переводом на СБП без комиссии. Реквизиты будут даны после распределения на группы.
Что входит в цену? •
2 занятия в неделю по 1,5 часа; •
доступ ко всем необходимым материалам, основным и дополнительным; •
тесты и проверочные работы; •
видеозаписи занятий; •
дополнительные консультации с преподавателями.
В преддверии свободных дней можно подумать о развлечениях, отдыхе и даже винопитии. Поэтому сегодня предлагаю вашему вниманию такой анакреонтик. Впрочем, слишком упиваться вином, тревожа соседей и их быков, не советую.
Ὅτ’ ἐγὼ πίω τὸν οἶνον,
τότ’ ἐμὸν ἦτορ ἰανθέν
<μέλος> ἄρχεται λιγαίνειν,
<ἀναβάλλεται δὲ> Μούσας.
ὅτ’ ἐγὼ πίω τὸν οἶνον, 5
ἀπορίπτονται μέριμναι
πολυφρόντιδές τε βουλαί
ἐς ἁλικτύπους ἀήτας.
ὅτ’ ἐγὼ πίω τὸν οἶνον,
λυσιπήμων τότε Βάκχος 10
πολυανθέσιν <μ’> ἐν αὔραις
δονέει μέθηι γανώσας.
ὅτ’ ἐγὼ πίω τὸν οἶνον,
στεφάνους ἄνθεσι πλέξας
ἐπιθείς τε τῶι καρήνωι 15
βιότου μέλπω γαλήνην.
ὅτ’ ἐγὼ πίω τὸν οἶνον,
μύρωι εὐώδεϊ τέγξας
δέμας, ἀγκάλαις δὲ κούρην
κατέχων, Κύπριν ἀείδω. 20
ὅτ’ ἐγὼ πίω τὸν οἶνον,
ὑπὸ κυρτοῖσι κυπέλλοις
τὸν ἐμὸν νόον ἁπλώσας
θιάσωι τέρπομαι κούρων.
ὅτ’ ἐγὼ πίω τὸν οἶνον, 25
τοῦτ’ ἐμοὶ μόνωι τὸ κέρδος,
τοῦτ’ ἐγὼ λαβὼν ἀποίσω·
τὸ θανεῖν γὰρ μετὰ πάντων. (Сarmina Аnacreontea. 50)
Как вином я упиваюсь,
Так мое теплеет сердце,
И запевом звонкой песни
Муз зовет на состязанье.
Как вином я упиваюсь,
Так уходят все заботы,
Многодумные советы
Растворяются в прибое,
Как вином я упиваюсь,
Вакх, от мук освободитель,
Многоцветным дуновеньем
Опьяненье навевает.
Как вином я упиваюсь,
Так, цветы в венки сплетая,
Возлагая на главу их,
Сам пою о жизни мирной.
Как вином я упиваюсь,
Умащая благовоньем
Тело, девушку в объятьях
Сжав, Киприду воспеваю.
Как вином я упиваюсь,
Так в изящном, гнутом кубке
Утопив свой ум, ликую,
Наслаждаясь пляской юных.
Как вином я упиваюсь,
В нем мое приобретенье,
Взяв от жизни все, оставлю,
Умерев со всеми вместе. (перевод мой)
Алексей Любжин о Плинии Старшем, полное издание которого начало выходить в издательстве Университета Дмитрия Пожарского:
«В последнее время вышли две публикации античного автора, которого ни в одну эпоху нельзя было отнести к числу фаворитов читательской публики, — Гая Плиния Секунда Старшего, от которого дошло до нас 37 книг „Естественной истории“. Издательство Университета Дмитрия Пожарского выпустило первый том предполагаемого полного издания, в который вошли книги I и II; Калининградский областной музей янтаря выпустил последнюю, XXXVII книгу, посвященную драгоценным камням; его амбиции, очевидно, далее не простираются. Впрочем, книгу с балтийских берегов вряд ли будет легко найти, да и осуществление столь масштабных проектов — дело неспешное, так что полного переведенного Плиния русский читатель получит еще не скоро. Что же касается переведенного раньше, по объему лидирует искусство. Пока же, не оценивая качество обоих изданий (автор этих строк в силу разных в каждом случае причин не имеет на это морального права), имеет смысл порассуждать о том, нужен ли читателю — и для чего — Плиний Старший. Который, со своей стороны, был самым усердным и благодарным читателем в истории: если мы думаем обычно, что нет такой хорошей книги, у которой не было бы недостатков, то он, напротив, полагал: нет книги настолько дурной, чтобы из нее нельзя было извлечь никакой пользы. Читал он, как обычно читали древние, — ухом, а не глазом. И компенсировал возможный недостаток качества количеством».
https://gorky.media/context/kak-chitat-pliniya-starshego/
Фуко — мой любимый философ ХХ века, на «Горьком» можно найти старое мое лирическое эссе, где я признаюсь в этой любви. На мой взгляд, относительно многих других крупных философов могут быть вопросы, что именно у них читать и читать ли их вообще, библиография же Фуко практически целиком состоит из работ, заслуживающих прочтения. Очень мало кому удается совместить писательский талант, широту эрудиции и способность к постановке философских проблем на самом разном историческом материале. Поэтому я особенно рад восьмой лекции нашего курса в Переделкино «Философия и общество: как жить сообща», которую прочтет Дмитрий Хаустов.
Мишель Фуко и критическая онтология нас самих
«Слава Мишеля Фуко держится прежде всего на его исторических исследованиях, благодаря своему охвату и тематическому разнообразию значительно повлиявших не только на современную философию, но и на социологию, культурологию, психологию и прочие смежные дисциплины. Это влияние ставит перед читателем текстов Фуко непростую проблему их методологического единства, которая не ускользала и от самого философа. На протяжение своей долгой карьеры Фуко пытался отрефлексировать и сформулировать свой „исторический“ метод — так возникли его известные концепты археологии и генеалогии. В поздний период одна из подобных попыток стала претендовать на роль окончательной — речь идет о „критической онтологии нас самих“. На лекции мы рассмотрим эту идею Фуко, ее отношение к кантовскому проекту Просвещения и другие историко-философские корни».
Дмитрий Хаустов, историк философии. 30 апреля, 15:00, Белый зал.
Цицерон-географ?
Мы продолжаем наши цицеронианские четверги, и сегодня расскажем о том, как Цицерон чуть было не стал географом. #цицерон
***
Как видно из письма Att. 2.6, Аттик предложил своему другу задуматься об адаптации монументальной «Географии» Эратосфена. В трех книгах этого труда Эратосфен Киренский (275—194) изложил историю географических открытий, снабдив их научным рассмотрением физических и математических вопросов, связанных с географией.
Кажется удивительным, что Цицерон мог рассматривать перенесение на римскую почву подобного жанра, однако из того же письма следует, что он всерьез обдумывал предложение Аттика, даже изучал сочинения математика и географа Гиппарха Никейского (ок. 190 — ок. 120 до н.э.) и его ученика Серапиона. В другом письме от 59 г. Цицерон упоминает географическую поэму Александра Эфесского (Att. 2.22.7): «Книги Александра, небрежного человека и плохого поэта, однако небесполезного, я отослал тебе».
Скорее всего, эти работы, как и труд Эратосфена, Цицерону присылал из Греции Аттик; в письме Att. 2.4.1 (апрель 59 г.) Цицерон пишет: «Ты доставил мне очень большое удовольствие, прислав книгу Серапиона; правда, я понимаю из нее, будь сказано между нами, едва тысячную часть. Я велел заплатить тебе за нее наличными деньгами, чтобы ты не нес расходов, делая подарки».
Но подарки делались с умыслом: Аттик уговаривал друга впервые изложить географию по-латыни, и в том же письме 2.4.3 Цицерон допускает такую возможность: «Что касается географии, то приложу усилия, чтобы удовлетворить тебя, но ничего определенного не обещаю. Это большая работа, однако я все же позабочусь о том, чтобы для тебя, раз ты велишь, за время этого моего отсутствия возникло какое-нибудь сочинение». О настойчивости Аттика говорит то, что Цицерон неоднократно обещает ему «еще и еще» подумать (Att. 2.7.1).
Интерес Аттика к сюжету понятен: в этот период жанр географии переживает своего рода возрождение: достаточно упомянуть такие имена, как Полибий (ок. 200 — ок. 120 гг. до н.э.) и Артемидор Эфесский (I в. до н.э.). Философ и друг Цицерона Посидоний из Апамеи (ок. 135 г. — ок. 50 г. до н.э.) был автором сочинений по географии и этнографии. Отчасти такой интерес к сюжету был связан с военной и политической экспансией Рима: Феофан Митиленский (I в. до н.э.), например, сопровождал Помпея в ходе Митридатовой войны, и по итогам похода оставил описание Кавказа и Армении.
Западное Средиземноморье также становится известным все лучше, что дает возможность Страбону дополнить критику Гиппарха и сказать: «…Тимосфен, Эратосфен и их предшественники совершенно не знали Иберии и Кельтики, Германия и Бреттания в тысячу раз больше были им неизвестны, а также страны гетов и бастарнов; они в значительной степени обнаруживают незнание Италии, Адриатического моря, Понта и стран, лежащих за ним к северу» (2.1.40–41). Стоит добавить, что сам Страбон называет своим учителем Тиранниона (12.3.16), с которым Цицерон был хорошо знаком (см., напр., Att. 4.4a).
Ресурсы Аттика и его доступ к греческим библиотекам позволяют ему направлять литературную моду, делая копии редких книг и рассылая их друзьям. Не исключено, что именно через Аттика Эратосфен стал доступен Цезарю (B.Gall. 6.24) и Варрону (Rust. 1.2.3–4).
Почему же Цицерон отказывается быть primus inventor нового на римской почве жанра? Дело в том, что и в области риторики, и в области философии Цицерон мог опереться на свой опыт государственного деятеля. В диалоге «Об ораторе» 1.5 он говорит о своей «опытности (usu), почерпнутой из стольких важных дел». Тот же мотив звучит в «О государстве»: мне посчастливилось, говорит Цицерон, «приобрести некоторую подготовку благодаря не только своей деятельности (usu), но и своему стремлению учиться самому и обучать других» (1.13).
Доддс был с 1927 года членом, а позже, в 60-х, даже президентом «Общества психических исследований» (The Society for Psychical Research: S.P.R.). Так вот, однажды он получил от P.S.R. задание разобраться с «полтергейстом» на отдаленной ферме в уэльском Флинтшире. Он застал фермера и его жену в состоянии «панического ужаса» из-за «серии необъяснимых ночных шумов». Доддс решил, что полтергейстом, на самом деле, были крысы, копошащиеся в соломе, но пожилая деревенская пара вряд ли приняла бы такое объяснение.
Доддс пишет: «Для них я был человеком, специально подготовленным для борьбы с нечистой силой, профессионалом, посланным Провидением из далекого Лондона, и они бы просто не стали слушать болтовню о крысах. После нескольких часов бесплодных споров я неохотно согласился провести обряд экзорцизма и очень торжественно прочел хор из «Агамемнона» в греческом оригинале. Я пообещал им как эксперт, что это обеспечит хороший ночной сон для всех нас троих, и так оно и было. Их благодарность была трогательной. Но со своей типичной небрежностью я забыл проследить за этим случаем и посмотреть, как долго продлится эффект.».
См.: E.R. Dodds. Missing Persons. An Autobiography. Oxford, 1977. P. 101.
Иногда философам и ученым древности были свойственны чудесные научные прозрения: гелиоцентризм, шарообразность Земли, ее радиус, модели эволюции или, по крайней мере, определенной преемственности жизни (скажем, как у Анаксимандра человека выносили морские собаки). Но не всегда. Например, брезговавший περὶ φύσεως ἱστορία Платон в «Тимее» крайне несправедливо отзывается о рыбах, которые мало того что родились от человека, так еще и были помещены в глубины моря за глубину своего невежества. Понятно, что «Тимей» — это одна большая сказка, но все же забавно, что Платон тут умудрился промахнуться дважды, не только перевернув эволюцию вверх ногами, но и столь нелестно оценив интеллектуальные способности рыб.
Справедливое отношение со стороны философии к водному роду существ восстанавливает философ, морской биолог и профессиональный аквалангист Питер Годфри-Смит, который в книжке «Метазоа: Зарождение разума в животном мире» пишет, что рыбы — умнейшие создания со сложным социальным поведением:
«Единственным животным, за исключением некоторых птиц и млекопитающих, одолевшим адаптированную версию зеркального теста на самосознание, стал губан — рыба-чистильщик. В лабораторных экспериментах рыбы демонстрируют умение считать объекты. К счету они явно прибегают как к последнему средству, только если не могут использовать другие подсказки, но дельфины и люди поступают точно так же. Рыб учили узнавать музыкальные стили — отличать блюз от классики, причем смена исполнителя не сбивала их с толку, а значит, они ориентировались не на стиль конкретного музыканта. Чтобы уметь такое, нужно обладать зачатками абстрактного мышления. Внутри рыбы не так уж и мало всего происходит.
С первого взгляда непонятно, для чего рыбе такая сложность, учитывая, что управлять ей нужно телом, которое не слишком много способно делать. Подход к эволюции разума, который я здесь разрабатываю, придает особое значение эволюции действия. Рыбы плавают и умеют двигать челюстью (что еще раз подчеркивает ее важность), но это и всё — их поведенческий репертуар крайне ограничен: они практически не способны манипулировать предметами, особенно если сравнивать их с другими животными, прежде всего членистоногими и головоногими. Почему же тогда рыбы (пусть и не все) стали такими умными? Для начала нам нужно правильно сформулировать вопрос. „Для чего рыбам нужно быть умными?“ — вопрос неверный. Дело тут не в необходимости, но в превосходстве над другими. Если бы вы были рыбой чуть умнее среднего по популяции, смогли бы вы тогда добиться чуть большего успеха, особенно учитывая затраты на построение и поддержание работы крупного мозга? Если это действительно пошло бы вам на пользу, то что послужило бы толчком для развития такого преимущества?
Ответ на этот вопрос в значительной степени кроется в том факте, что рыба — в гораздо большей степени социальное животное, чем кажется с первого взгляда. Рыбы постоянно взаимодействуют с себе подобными. Интенсивное социальное взаимодействие усложняет среду и очень часто становится двигателем эволюции разума. Первоначально этот принцип был выявлен для приматов: среди них особенно крупным мозгом обладают виды, которые ведут общественный образ жизни, но похоже, что рыб это тоже касается.
Большинство известных нам видов рыб как минимум какую-то часть жизни проводят в компании себе подобных. Они оказывают предпочтение своему виду, и особенное — кровным родственникам. Во многих случаях рыбы способны узнавать конкретных особей; некоторые виды рыб предпочитают сбиваться в косяки с теми, кто им знаком. <...> Социальные связи рыб не ограничиваются другими рыбами. Рыбы заинтересованы в самом широком сотрудничестве и часто объединяют усилия с животными, которые способны на большее или, по крайней мере, умеют делать вещи, недоступные рыбам. Довольно большая доля сложного поведения рыб, похоже, специально нацелена на преодоление ограниченных возможностей тела рыбы в области действий». Питер Годфри-Смит. Метазоа: Зарождение разума в животном мире, 216-218
О предшественниках греческого языка и датировке конечной даты праиндоевропейского, после которой он окончательно растворился в других языках и перестал существовать:
«Микенский греческий является древнейшим письменным языком греческой ветви. Это изолированный язык: он не имеет письменно зафиксированных родственников или сестринских языков. Таковые, возможно, существовали, но от них не сохранилось письменных свидетельств. Строительство царских шахтовых гробниц около 1650 года до н.э. позволяет установить верхнюю хронологическую границу появления носителей греческого языка в Греции. Те, для кого их построили, вероятно, говорили уже на ранней форме греческого, а не на прагреческом, поскольку древнейшие сохранившиеся надписи, сделанные их потомками около 1450 года до н.э., греческие. Прагреческий можно датировать периодом не позднее 2000–1650 годов до н.э. Прегреческий, предшествовавший прагреческому, вероятно, возник как диалект позднего праиндоевропейского по меньшей мере за 5–7 столетий до появления микенского греческого, а может быть, и раньше — не позднее 2400–2200 годов до н.э. Если исходить из перспективы греческого, конечную дату праиндоевропейского можно отнести к 2400–2200 годам до н.э., не позже.
<...> учитывая хронологию греческого и древнеиндийского языка, приблизительной конечной датой праиндоевропейского, после которой реконструированная нами форма стала анахронизмом, можно считать 2500 год до н.э. Этот язык мог просуществовать еще сто или двести лет, но, насколько позволяют судить эти два языка, дата значительно более поздняя, чем 2500 год до н.э. — скажем, 2000 год до н.э. — невозможна. И конечно же, анатолийская ветвь должна была отделиться задолго до 2500 года до н.э. К 2500 году до н.э. праиндоевропейский язык изменился и разделился на множество поздних диалектов и дочерних языков, включая как минимум анатолийскую группу, прегреческий и преиндоиранский».
Дэвид Энтони. Лошадь, колесо и язык: Как наездники бронзового века из евразийских степей сформировали современный мир, с. 76-78.
Согласно изначальному плану, диалог «О государстве» должен был состоять из девяти книг, каждая из которых соответствовала одному дню. Не менее двух книг были написаны к лету 54 г., когда Цицерон решает их переписать: «Когда мне читали эти книги в тускульской усадьбе в присутствии Саллюстия, он указал мне, что об этом можно говорить с гораздо бо́льшим авторитетом, если бы я сам стал говорить о государстве, особенно потому, что я не Гераклид Понтийский, а консуляр и притом участник величайших событий в государстве» (Quint. 3.5.1–2).
Упоминание Гераклида Понтийского, члена древней Академии Платона, не случайно: в его диалогах, в отличие от диалогов Аристотеля, действовали исторические лица, а не современники автора (Att. 13.19.3–4). Сам Цицерон был прекрасно знаком с этой конвенцией, и именно в духе Гераклида он замыслил сочинение «О государстве»: действие диалога происходило вокруг Сципиона незадолго до смерти последнего (Att. 4.16.2). Быть участником столь отдаленных событий Цицерон никак не мог, поэтому он переписывает текст: девять книг превращаются в шесть, а девять дней — в три. К отдельным книгам он пишет прологи с рассуждениями о современных событиях, а также замышляет сочинение «О законах», где действующими лицами будут уже сам Цицерон, Аттик и Квинт.
Цицерон настойчиво вовлекает своего корреспондента в работу над текстом. В 44 г. он отправляет ему (ныне утраченное) сочинение «О славе» и просит прочитать гостям «на обеде» (Att. 16.2.6). Вскоре он отправляет еще одну версию, «со вставками и дополнениями во многих местах», и снова просит прочитать гостям, обязательно «после хорошего угощения» (Att. 16.3.1). Но и этот текст он снова просит исправить, обнаружив, что использовал там то же предисловие, что и в третьей книге «Академиков»: «Это произошло по той причине, что у меня есть свиток предисловий. Из него я обычно выбираю всякий раз, как начинаю какое-нибудь сочинение. И вот, еще в тускульской усадьбе, так как я не помнил, что я уже использовал это предисловие, я вставил его в ту книгу, которую послал тебе. Но когда я на корабле читал «Академики», я заметил свою ошибку; поэтому я тотчас набросал новое предисловие и послал тебе. То ты отрежешь, это приклеишь».
Подвижность текста, кажется, возведена Цицероном в принцип, и можно вспомнить слова, которыми он сам хвалит Гая Гракха: «Слог его был возвышен, мысли — мудры, тон — внушителен; жаль, что его произведениям не хватает последнего штриха: много прекрасно набросанного, но мало завершенного» (Brut. 126).
#цицерон
А вот, собственно, и повод, ради которого перечитывался Лютославский и Ко. https://iphras.ru/masterklass.htm
Коллеги из ИФ РАН уточняют, что трансляции в прямом эфире не будет, но будет а) запись б) возможность для потенциальных зрителей подключиться удаленно. Желающие подключиться могут писать на почту Артему Тимуровичу Юнусову (forty-two@mail.ru).
В последние месяцы нет времени писать в канал, поэтому размещаю в основном ссылки на мероприятия, которые организую, или чьи-то статьи. Чтобы не молчать совсем, развлеку вас старинным жанром лытдыбра.
Провел несколько занятий по греческому у заочников философского факультета РГГУ. Как говорится, у нас было три томика Вольфа, два Янзиной, словарь Вейсмана, упражнения Черного, меня беспокоила лишь одна вещь — преподавание, я знал, что рано или поздно дорвусь и до нее. Если кто-то забыл, я восстановился в alma mater, которую бросил 10 лет назад, и постепенно сдаю долги и предметы, которых раньше не было, чтобы потом поступить в магистратуру по классической филологии. Сейчас перевелся на третий курс, а во время последней сессии немного познакомился с однокурсниками.
С одной стороны, древние языки у заочников-философов в РГГУ каким-то чудом по-прежнему в программе, что хорошо. С другой, пройти они успевают лишь самое начало учебника, по тому же греческому восемь уроков Вольфа — в чем смысл такого курса, за исключением зарплаты преподавателю? Я предложил тем, кому понравилось изучать язык, позаниматься летом, руководимый желанием самому еще лучше закрепить базовую грамматику.
Что лучший способ выучить что-то — начать этому учить, применительно к греческому я слышал практически от всех классиков, с которыми знаком и советовался, как упрочить владение языком. Кажется, на первой же паре по греческим древностям в УДП «высокий преподаватель в кожаном пиджаке», как его назвал недавно один дружественный канал, сказал, что если мы не обладаем идеальной памятью, то заниматься классической филологией можем даже не дерзать. Голова учащегося древним языкам и впрямь подобна дуршлагу, через который, сколько ни наполняй его новыми текстами, многочисленные детали морфологии и синтаксиса все равно вытекают, причем заткнуть этот фонтан повторением (лично у меня) получается с трудом: стоит вызубрить что-то одно, обнаруживается другая брешь, и так по кругу.
Я могу читать авторов со словарем и синтаксисом под рукой, но такой формат чтения меня не удовлетворяет: я не чувствую текста в полной мере, не в состоянии удерживать внимание на авторской мысли на протяжении страниц, а не абзацев, чересчур часто застреваю на каких-то мелочах, подолгу копаясь в грамматиках в поисках их объяснения, и так далее. Если бы я так читал книги (тем более философские) на русском языке, то не понял бы ни грана. Чем дольше я учу греческий, тем больше у меня вопросов к некоторым историкам античной философии, которые никогда его особо не преподавали: как они овладели им в достаточно свободной степени, чтобы иметь дело с оригинальными текстами не на ученическом уровне, я не понимаю. Разве что всем повезло обладать идеальной памятью.
К идее репетиторства я относился скептично, поскольку языкам, очевидно, должны обучать люди с соответствующим образованием. Но формат неформального летнего кружка с такими же энтузиастами, как я, надеюсь, мне по плечу. Я в любом случае хочу попробовать преподавать, когда мой витиеватый академический трек вновь приведет меня на классику, так что с чего-то начинать все равно пришлось бы. Если через месяц все участники не разбегутся, буду считать свою минимальную задачу выполненной.
Из первых наблюдений могу отметить, что это, кажется, первая в моей жизни работа, предмет которой приносит одно удовольствие, хотя она даже не оплачиваемая. Да и как могло быть иначе — это же греческий! Во-вторых, почувствовал особенную признательность нашей учительнице из УДП С. А. Харламовой — едва ли эти мои опыты были бы возможны без ее способности разъяснять, требовательности и регулярных проверочных.
Еще последние месяцы занимаюсь латынью, уже в качестве ученика, чему тоже очень рад, поскольку после УДП к регулярному чтению латинских авторов так и не перешел. Как шутил А. И. Любжин, латынь надо выучить, забыть и потом снова выучить — второй раз идет более споро. И до кучи записался на курсы по Ἀθήναζε, чтобы посмотреть, как ведется преподавание по нему. В общем, люблю лето — самая пора для отдыха и досуга. Даешь σχολή!
Некоторое время назад кидал тут клич о поиске авторов, очень доволен сотрудничеством со scriptores канала @insidiatrices — встречайте первый текст, соавтор монографии «Жизнь Древнего Рима в латинских надписях» Анастасия Солопова рассказывает о полной происшествий жизни сукновала Кресцента на материале одних только помпейских надписей:
«Покровительницей сукновалов была Минерва, символом которой служила сова. Потому не должно удивлять упоминание совы в одном из приветствий:
CRESCE(N)S FVLLONIBVS ET VLVLAE SVAE SAL(VTEM)
VLVLA EST
— Кресцент приветствует сукновалов и свою сову!
— Это сова!»
https://knife.media/crescens
Вторая глава книги Андреа Марколонго «Гениальный язык. Девять причин полюбить греческий» — вообще об утраченной музыкальности древнегреческого, но лично я из нее узнал о каких-то невообразимых сложностях у итальянцев с греческими ударениями и придыханиями:
«Сущий кошмар для тех, кто знает, о чем я толкую, равно как и для тех, кто не знает, — придыхания и ударения. <...> Я не видела ни одного ученика классического лицея, которого не смущали, путали, ошарашивали и оболванивали законы ударения. Те самые, что, по идее, должны нам помогать, если верить александрийцам, понимать текст. Я, во всяком случае, была оболванена. И таковой остаюсь. <...> Вообще-то, даже будь нам известны придыхания всех слов, начинающихся с гласных, мы всё равно не смогли бы произнести соответствующего придыхания: „По-итальянски это не произносится“, — так закрывают данный вопрос учебники грамматики. Многие преподаватели до сих пор определяют придыхания и ударения как нечто орнаментальное: в завитках и черточках слова выглядят элегантнее, но пользы от них никакой, как во внешности чересчур выхоленных красоток, где чувствуется нечто ненатуральное».
https://knife.media/lingua-geniale/
На девятой лекции курса «Философия и общество: как жить сообща» доцент кафедры истории зарубежной философии философского факультета МГУ Артем Беседин расскажет о теории общественного договора Гоббса.
«Теория общественного договора Гоббса, как кажется, может быть изложена в одном предложении: чтобы избавиться от неудобств естественного состояния — войны всех против всех, — люди заключают договор друг с другом, тем самым ограничивая свою свободу, передавая ее суверену и создавая государство. Однако простота гоббсианской идеи лишь кажущаяся, а детали его учения часто пародоксальны.
Гоббс называет дообщественное состояние человека естественным, значит, общество для нас — это что-то неестественное. Действительно, гоббсианский человек — это уже не политическое животное, а эгоист, движимый страхом за свою собственную жизнь. И сподвигнуть его к ограничению своих эгоистических интересов может только очень серьезная угроза извне. Всякая мораль по Гоббсу является продуктом договора. Это означает, что даже обязательства родителей перед детьми и детей перед родителями имеют договорную природу. И сам договор по Гоббсу не так уж прост. Например, суверен не является стороной договора, как бы парадоксально это ни звучало.
Об этих и других особенностях теории общественного договора и пойдет речь на лекции. Мы коснемся и внешней, материальной стороны философии Гоббса. Высокохудожественный фронтиспис „Левиафана“ — пожалуй, самая узнаваемая обложка философской книги в истории. Что изображено на этой аллегорической гравюре, и почему главная книга Гоббса носит такое название, тоже будет рассказано на лекции».
13 мая, 15:00, Белый зал. Вход свободный по регистрации.
В «Ад маргинем» вышел перевод книги молодой итальянской публицистки Андреа Марколонго про древнегреческий La lingua geniale. 9 ragioni per amare il greco, которая, если верить википедии, быстро стала бестселлером и уже переведена на основные европейские языки (редактор русского перевода филолог-классик Нина Алмазова). Марколонго, учившаяся в классическом лицее и закончившая Миланский университет по специальности классическая литература, адресует свою книгу «разлюбившим этот язык — почти всем взрослым, которые окунулись в него, будучи лицеистами. И даже, может быть, влюбить в греческий тех, кто его совсем не знает».
Как пишет она во введении, «я пишу данные строки, убежденная в том, что нет смысла изучать что-либо и потом благополучно это забывать, особенно если вы трудились над чем-то в поте лица пять или более лет. Моя книга, следовательно, не является традиционной грамматикой древнегреческого языка — ни дескриптивной, ни нормативной. Она ни в коем случае не претендует на академизм (к которому прибегали другие авторы на протяжении тысячелетий). Но, конечно, данная работа претендует на страсть и вызов. Это словесный (а не дословный) отчет о некоторых особенностях великого и изящного языка, каким является древнегреческий, о его молниеносной, синтетической, иронической, открытой манере выражения, по которой — что греха таить — мы неосознанно тоскуем».
Главы посвящены основным граммматическим категориям греческого — роду, числу, падежам, наклонениям, ударению и придыханию. «Горький» опубликовал первую главу, посвященную категории вида. Как носитель русского языка, чьи видовые категории отчасти напоминают греческие, не могу сказать, что уловил мысль автора, которая пытается объяснить для итальянцев категорию вида в самых общих чертах и посредством метафор. Кроме того, некоторые высказывания вызывают больше вопросов, чем ответов: «древнегреческий мало заботился о временах, а то и вовсе не делал этого», «в древнегреческом время лишь вторично» — что бы это могло значить? Однако поскольку лирическое эссе о древнегреческом и признание ему в любви — жанр трудоемкий и в наше время редкий, фактически уже вымерший, книжка в любом случае заслуживает внимания; постараюсь написать полноценную рецензию.
«Кто учил греческий, быть может, нынче ничего и не вспомнит, но в памяти наверняка останутся дни, затраченные на повторение бесчисленных парадигм. Вот естественное следствие заучивания без понимания смысла. Вот результат приложения категории родного языка — времени — к языку, лишенному ее: неизбежное забвение. В памяти не сохранится ничего, кроме весенних вечеров, полных мук и потраченных на зазубривание того, что хочется забыть при первой же возможности; для большинства такое забвение наступает через минуту после сдачи экзамена на аттестат зрелости.
Я попытаюсь объяснить суть вида в память о юности, проведенной за мелодекламацией заученных парадигм. Я повторяла их истово, не постигая ни единой; как ведические вирши, буддистские мантры, суры Корана — всё равно. Еще и сейчас, едва услышав φέρω („несу“), я, как собака Павлова, выдаю οἴσω („буду нести“) и так далее. Во время контрольной я переписывала в тетрадь глаголы, мысленно давая обеты (и посылая проклятия); на том мое лингвистическое понимание и кончалось.
Притом я не первая и не последняя такая ученица. Более того, я знаю, что подобное творится в сотнях классических лицеев Италии с ребятами, родившимися в двадцать первом веке, которые научились пользоваться мобильным телефоном раньше, чем писать.
Так что я попытаюсь сейчас, в 2016 году, объяснить это, особенно тем, кто сегодня выдерживает натиск как правило слегка безбашенной молодости в классическом лицее, чтобы внести какой-то смысл в их зубрежные вечера и бессонные, хоть и не по-петербуржски белые ночи и сказать им: верьте, в том, что вы учите, есть смысл, и смысл этот прекрасен. Хотя мне и потребовались пятнадцать лет и диплом по классической филологии, чтобы это понять».
https://gorky.media/fragments/umenie-razgovarivat-zabyvaetsya/
Третий американский президент знал древнегреческий и латынь, которые учил с детства, и любил античных философов, в частности стоиков и Эпикура, а Эпиктета даже думал перевести самостоятельно. Однако c Платоном, в отличие от эллинистических философов, дела у отца-основателя США шли хуже:
«Я развлекался серьезным чтением платоновского „Государства“. Однако я ошибаюсь, называя это развлечением, потому что это тяжелейшая обязанность, которую я когда-либо выполнял. Раньше я случайно брался за его другие труды, но едва ли у меня когда-нибудь хватало терпения пройти через весь диалог. Пробираясь через причуды, ребячество и непостижимый уму жаргон этого труда, я часто откладывал его, чтобы спросить себя, как могло случиться, что мир так долго соглашался принимать всерьез такую бессмыслицу, как эта. Как soi-disant христианский мир фактически мог это сделать — пример исторического курьеза. Но как мог римский здравый смысл допустить это? И в особенности, как Цицерон мог превозносить Платона? Хотя Цицерон не владел лаконичной логикой Демосфена, но он был способным, образованным, трудолюбивым, практичным в делах и честным. Он не мог быть обманут просто стилем. Он сам был первым в мире мастером слога. Что касается современников, я думаю это скорее вопрос моды и авторитета. Образование находится главным образом в руках лиц, которые в силу своей профессии проявляют интерес к имени и фантазиям Платона. Они задают тон в школе, а немногие в последующие годы имеют возможность пересмотреть свои школьные взгляды. Но если оставить в стороне моду и авторитет и подвергнуть Платона проверке разумом, изъять его софизмы, пустословия и непостижимости, что же останется?» Т. Джефферсон — Д. Адамсу, 5 июля 1814 г.
Цицерон старался не писать о том, чего он не знал на собственном опыте, а с провинциями за пределами Италии он был знаком плохо. Сочинение, которого от него требовал Аттик, не принесло бы автору славы, а государству — пользы. Это, в глазах Цицерона, делало начинание бессмысленным.
Читать полностью…Начинается секция «Классическая филология» студенческо-аспирантско-младоучёной конференции «Ломоносов»!
Вопросы можно задавать в том числе в комментариях к трансляции (задержка по отношению к реальному времени составляет ≈ 30–60 секунд).
О сверхъестественных силах греческого языка
Наверняка каждый из вас, друзья мои, сталкивался с суеверным ужасом перед греческим языком среди «внешних». По крайней мере, с подозрением. Так, меня как-то в студенческие годы остановили два милиционера у м. Спортивная и обыскали рюкзак. Обнаружив несколько греческих книг, один из них с презрительно-суеверным выражением лица спросил меня: «Чо, масон что ли?». Уверен, у вас самих есть похожие истории, а я хочу лишний раз (я часто рассказываю об этом студентам) поделиться историей из автобиографии великого филолога-классика Эрика Робертсона Доддса.
Третий глаз Платона 👀
Жизнь Платона уже в античности обросла анекдотами и небылицами. Самый большой вклад в создание мифа о Платоне внесли сами платоники: желая убедить других в божественном происхождении своего учения, они описывали философские открытия учителя в визионерских тонах. Вот что сообщает анонимный автор «Пролегомен к платоновской философии» о главном достижении Платона:
«Когда он открыл идеи, ему показалось, будто у него открылся еще один глаз». (1)
Сравнение анонима оправданно, ведь сам Платон не раз говорит о созерцании идей, пусть и умопостигаемом. Иначе, однако, историю о «третьем» глазе Платона пересказывает Ориген: в своем «Против Цельса» он не дает ей символического толкования, но вспоминает вместе с другими фантастическими сюжетами из биографий древних мудрецов: рождением Платона от призрака Аполлона и чудесами Пифагора. Некоторым, говорит Ориген, евангельская история кажется набором вымыслов и неправдоподобных чудес, но разве не может пристрастный взгляд заметить то же самое и в рассказах о Платоне?
«Так и третий глаз, которым будто обладал Платон, можно отнести неправдоподобному. Дурные люди найдут повод для злословия и клеветы на тех, кому открылось больше, чем большинству. Такие будут насмехаться и над демоном Сократа, словно это вымысел». (VI. 8)
После этого след сюжета теряется, но спустя века гуманист Марсилио Фичино, знавший работу Оригена, возвращается к третьему глазу Платона в своем комментарии на платоновский «Филеб». Вдобавок к уже известному, Фичино сообщает о примечательных особенностях зрительного аппарата древнего философа:
«Среди мудрецов Греции родилось сказание, будто Платон имел три глаза: одним он созерцал человеческое, вторым — природное, третьим — божественное. Третий глаз был на лбу, два других — под ним». (XVI)
Так был ли у Платона третий глаз? Судите сами, но если у вас были планы обновить интерьер бюстом древнего мудреца, не спешите с покупкой: возможно, привычная иконография Платона нуждается в дополнении 👁
Перечитывая платоновское «Государство», обратил внимание на то, как много там концепций, впоследствии ставших центральными для эпикуреизма: главконовское определение справедливости как συνθήκη (Главкон: συνθέσθαι τὸ μήτε ἀδικεῖν μήτε ἀδικεῖσθαι; Эпикур: συνθήκη τις ὑπὲρ τοῦ μὴ βλάπτειν ἢ βλάπτεσθαι), деление удовольствий на необходимые и нет (в этом Платон с Эпикуром сходятся), рассмотрение удовольствий с точки зрения покоя, движения и отождествления с τὸ μὴ ἀλγεῖν (в этом нет, но все равно пассаж 583e-584b выглядит так, будто Эпикур прочел его и решил сделать наоборот, как, впрочем, и со справедливостью), главконовский же тезис, что определяющим качеством несправедливого должна быть скрытность, которому отвечает XXXV главная мысль (Эпикур согласился бы с последующим выводом Платона, что нет никакой пользы в том, чтобы ἀδικοῦντα λανθάνειν, но по другим причинам), — это как минимум; наверное, если посидеть с этой целью над «Филебом», то параллелей еще больше найдется. Жаль, никогда не установить, мог ли Эпикур все это напрямую почерпнуть из «Государства», однако соседство этих двух тем, удовольствия и справедливости, в «Государстве» и у Эпикура не может не настораживать. Никогда, кстати, не понимал, что Эпикур имел в виду, называя Платона χρυσοῦν — может, золотым пером, на которое опереться на грех? Хотя судя по контексту там что-то не самое комплиментарное должно быть...
Читать полностью…Завтра в Переделкино в 15.00 заведующий кафедрой истории зарубежной философии РГГУ Алексей Круглов прочтет лекцию «Трактат Иммануила Канта „К вечному миру“ и его влияние на современников и потомков».
«Карательная война (bellum punitivum) между государствами немыслима (поскольку между ними не существует отношений начальника и подчиненного). Отсюда следует, что истребительная война, в которой могут быть уничтожены обе стороны, а вместе с ними и всякое право, привела бы к вечному миру лишь на гигантском кладбище человечества».
Вход свободный по регистрации. Как добраться, можно посмотреть на сайте Переделкино.
📝 Давно у нас не было ничего про Цицерона, исправляемся. Сегодня вникаем в тонкости редакторской работы в античности.
***
Аттик был не только близким другом, но и первым читателем и критиком Цицерона. По словам М.М. Сокольской, «Цицерон постоянно обращался к эрудиту Аттику за всякого рода историческими справками, обсуждал с ним возникающие в ходе работы затруднения, прислушивался к его предложениям о возможных латинских эквивалентах греческих терминов, о выборе персонажей и т.д.».
Свои замечания к рукописи Аттик нередко отмечал красным воском. Цицерон пишет: «Радуюсь, что ты одобряешь мой труд, из которого ты выбрал самые цветки. Они мне показались более пышными благодаря твоей оценке; ведь я страшился твоего знаменитого красненького карандашика» (Att. 16.11.1). И в другом месте: «Написав это письмо, я занялся сочинениями: боюсь, что они во многих местах нуждаются в твоих пометках воском с киноварью (miniata cerula)» (Att. 15.14.4).
По-гречески такие пометы назывались παραπλάσματα. Лексикограф Гесихий Александрийский объясняет это слово так: τὰ κηρία τὰ ἐπιτιθέμενα τοῖς ζητήμασιν ἐν τοῖς βιβλίοις; из этого определения следует, что воск наклеивался только в спорных или требующих пересмотра местах. Однако есть мнение, что восковые облатки служили своего рода «ключами» к комментарию, который Аттик мог прислать в отдельном письме. Воском в таком случае были отмечены леммы, то есть комментируемый текст.
Ревизия собственных сочинений была для Цицерона скорее правилом, чем исключением. Она могла касаться отдельных слов и оборотов: так, например, в письме Att. 13.44.3 он просит внести поправки в речь «В защиту Лигария», а в 6.2.3 — в диалог «О государстве». Интересно, однако, что дошедшие до нас рукописи сохранили варианты без этих исправлений: возможно, тексты уже были обнародованы, когда Цицерон решил в них вмешаться.
Но нередко изменения были более масштабными. Среди прочего переписка Цицерона с Аттиком подробно документирует процесс работы Цицерона над «Учением академиков», который дошел до нас в двух редакциях (см. Att. 13.32.3, 13.16.1, 13.12.2–3 и 13.13.1). Первая редакция (книги «Катулл» и «Лукулл») писалась весной 45 г., вскоре после смерти любимой дочери Цицерона Туллии. Однако уже в июне того же года Цицерон пишет Аттику, что вместо Катулла, Лукулла и Гортензия персонажами диалога станут Брут, Катон и Варрон. Так родилась вторая редакция «Учения академиков», из четырех книг которой до нас дошла лишь часть первой книги. #цицерон
ЦИКЛ ЛЕКЦИЙ ПРОФ. ИОАННИСА ПЕТРОПУЛОСА
После перерыва, связанного с эпидемией, возобновляется традиция открытых лекций на кафедре классической филологии МГУ. В апреле 2023 года проф. Иоаннис Петропулос прочтёт цикл лекций для студентов кафедр классической филологии и византийской и новогреческой филологии МГУ, а также для всех желающих.
Первые две лекции из цикла посвящены классической филологии и состоятся уже 12 апреля в 14:40 в ауд. 1053 (Библиотека кафедры классической филологии). Лекции будут прочитаны на английском языке, их темы:
1. Select topics in Homer and Hesiod with particular reference to the literary treatment of monsters and the ‘uncanny’ («Литературное изображение чудовищ и сверхъестественных явлений в некоторых сюжетах у Гомера и Гесиода»)
2. Plutarch’s paedagogical treatise How the young man should study poetry («Педагогический трактат Плутарха „De audiendis poetis“»)
Ссылка на трансляцию лекций появится здесь позже. Обращаем внимание, что информация может измениться (все изменения будут отражены здесь же).