О том, как философствовать с мыслителями прошлого поверх времен
Поскольку в РГГУ действует крупный Центр феноменологической философии, я сдаю сейчас множество предметов по феноменологии, поэтому перечитыванием «Идей» мое повторное обращение к Гуссерлю не ограничилось. Для другого спецкурса также перечитал частично «Кризис», написал реферат о различии феноменологической редукции в нем и «Идеях». С гораздо большим интересом подробнее бы изучил тему жизненного мира, но поскольку досдачи приходится делать в крайне бодром режиме, при наличии выбора беру те темы, по которым мне проще подготовиться. Пока читал, отметил несколько пассажей, раскрывающих для меня Гуссерля как философа — не конкретно в его феноменологическом проекте, а в его отношении к философии в целом. Любопытно, что эти пассажи, каждый по-своему, связан с античной философией. Сегодня приведу тот, который касается связи между философией и историей философии. Надо сказать, что у Гуссерля долгие, сухие и очень нелегкие рассуждения периодически разбавлены такими местами, которые словно бьют током от того уровня пафоса (в положительном смысле), до которого он в них внезапно поднимается, это одно из них:
Тот способ рассмотрения, которого мы должны придерживаться и которым уже был определен стиль предварительных замечаний, не есть способ исторического рассмотрения в привычном смысле слова. Нам нужно понять телеологию исторического становления философии, в особенности — философии Нового времени, и вместе с тем достичь ясности в отношении самих себя как ее носителей, содействующих ее осуществлению в силу наших личных намерений. Мы попытаемся выявить и понять единство, властвующее в постановке всех исторических целей, меняющихся по отдельности или вместе, и в ходе постоянной критики, которая всю историческую взаимосвязь рассматривает только как нашу личную, увидеть наконец ту историческую задачу, которую мы сможем признать единственно свойственной лично нам. Увидеть не извне, не со стороны факта, как если бы временнóе становление, включающее и становление нас самих, было всего лишь внешней каузальной последовательностью, но — изнутри. Только таким способом мы, как не только владеющие духовным наследием, но и сами непременно прошедшие духовно-историческое становление, обретем поистине свойственную нам задачу. Мы обретем ее <...> только из критического понимания совокупного единства истории — нашей истории. Ибо ее духовное единство проистекает из единства и настоятельности задачи, которая в историческом свершении — в мышлении людей, философствующих друг для друга, а поверх времен — и друг с другом, — минуя ступени неясности, стремится прийти к удовлетворительной ясности, пока в ходе проработки не достигнет наконец ясности совершенной. Тогда она предстанет перед нами не только как необходимая по сути дела, но как заданная нам, сегодняшним философам. Мы есть то, что мы есть, именно как функционеры философского человечества Нового времени, наследники и содеятели проходящего сквозь это время направления воли, и мы таковы в силу изначального учреждения, которое, однако, в одно и то же время и следует изначальному учреждению в эпоху Древней Греции, и отклоняется от него. В этом древнегреческом первоучреждении заключено телеологическое начало, истинное рождение европейского духа вообще.Читать полностью…
Да и «Государство» хорошо бы, в VIIII–IX книгах явно дискредитация какая-то.
* А. Плющев признан Минюстом иноагентом.
** ЛГБТ признано в России экстремистской организацией.
О связи между феноменологией и античной философией — 1
Курс по феноменологии на «Магистерии» Натальи Артеменко странно устроен в виде последовательности цитат из разных авторов, разбавленных минимальным авторским комментарием. Как замечает автор, делалось это для того, чтобы познакомить слушателя с феноменологической традицией в России и исследователями феноменологии в целом — задача, конечно, нужная и правильная, однако результат воспринимается очень тяжело, последовательных лекций из винегрета понадерганных цитат не складывается. Тем не менее местами автор делает очень тонкие наблюдения, и было бы гораздо лучше, если бы их было побольше, а пассажей из исследовательской литературы поменьше. Например, мне очень понравилось это сравнение — на первый взгляд неожиданное, но на самом деле имеющее глубокие внутренние основания, в чем я полностью согласен с лектором, — феноменологии с проблематикой платоновского «Алкивиада» и исследований заботы о себе, предпринятых Мишелем Фуко:
Мы помним с вами, что до того, как Алкивиад «обратился на себя», его как, собственно, «себя» и не было. «Обращение на себя», по сути дела, впервые образует «себя» как имение места, как притяжательное местоимение, потому что «собой» является только тот, кто уже обратился на себя и как бы смотрит на себя самого с некоторого расстояния. Эта самая дистанция от себя, возникающая в результате обращения как самодистанцирования, и делает нас впервые собой. <...>
То есть философия, понимаемая как философствование, — это постоянная сборка себя, обращение на самое само, открытие снова и снова, раз за разом неведомого мне моего «Я», практика видения или сборка «встроенного напоминателя», дающего нам шанс хотя бы время от времени пробуждаться от того догматического сна, в который свойственно впадать нашему сознанию.
Феноменолог, как когда-то Декарт или Сократ, вводит нас в сомнение, ставит собеседника в положение человека, пребывающего в сомнении, заставляет опознать себя сомневающимся. Это, как можно полагать вслед за Мишелем Фуко, есть упражнение в мышлении, μελέτη, meditatio, «мысленное упражнение», позволяющее добиться того же, чего добивался Сократ от Алкивиада — умения взглянуть на себя самого со стороны, чтобы опознать это самое само.
Фуко был одним из тех, кто реабилитировал античное понятие ἐπιμέλεια ἑαυτοῦ, то есть заботы о себе, или римское cura sui. Именно он предложил ее оригинальное прочтение как способ создания себя в качестве произведения искусства, сформулировав, таким образом, принципы «эстетики существования» посредством определенной «культуры себя». Речь идет о практиках самоорганизации субъекта, и эти практики начиная с античности были напрямую связаны с тем или иным пониманием философского дела и без этого понимания не осмыслялись. <..>
И здесь я бы хотела обратить внимание на одну очень важную вещь. Феноменология, во многом продолжая эту линию древних практик себя, представляет собой в первую очередь форму радикального самоисследования. В ней речь идет о практиках трансформации субъекта, о вполне определенных методологических процедурах, с помощью которых мы можем привести себя в такое состояние, в котором мы будем способны узреть сущности. Одной из таких практик является феноменологическая редукция, которая, по сути своей, представляет собой радикальное преобразование философствующего субъекта.
Гуссерль сравнивает феноменологическую установку, обретаемую с помощью процедуры редукции, с религиозным обращением. Я процитирую Гуссерля: «Тотальная феноменологическая установка и соответствующее ей эпохе, прежде всего, по своему существу призваны произвести в личности полную перемену, которую можно было бы сравнить с религиозным обращением, но в которой помимо этого скрыто значение величайшей экзистенциальной перемены, которая в качестве задачи предстоит человечеству как таковому», — пишет Гуссерль в последнем произведении «Кризис европейских наук и трансцедентальная философия».
О пользе феноменологии для всякого
Сдал спецкурс по «Идеям к чистой феноменологии и феноменологической философии» Гуссерля. Пока готовился, со мной случилось удивительное — мне начала нравиться феноменология. Хотя до этого я читал и эту, и другие работы Гуссерля, и неоднократно слушал лекции Молчанова, дисциплина эта для меня оставалась, пожалуй, одной из самых непроницаемых. Как пишет Гуссерль, «труден и усеян колючками путь феноменолога», и помимо колючек я на нем не видел ничего, не понимая, чего ради через них продираться.
Пока же я читал «Идеи» в этот раз, я смотрел параллельно вторичную литературу (послушал среди прочего курс по введению в феноменологию на «Магистерии», о нем еще позже напишу) и наткнулся на книгу «„Идеи I“ Эдмунда Гуссерля как введение в феноменологию» Нелли Мотрошиловой, никаких работ которой я к своему стыду прежде не читал. И эта книга полностью перевернула мое отношение к феноменологии. Я не знаю, как ее оценивают в феноменологической среде, но, с моей точки зрения, это настоящий шедевр, образцовая историко-философская книга, мастерски сочетающая доступность, охват и глубину. Я давно не испытывал такого воодушевления от чтения современной философской литературы, как будто вновь оказался на первом курсе и только открываешь для себя с трепетом великую классику (что, впрочем, со мной сейчас и случилось). По ней можно учиться не просто феноменологии, но тому, как писать на историко-философские темы вообще. Я прочел ее в цифре и очень хотел бы перечитать в бумаге: если она у кого-нибудь есть и не нужна, я с радостью ее у вас куплю — на алибе и мешке, увы, не нашел.
Будет время, о самой книге еще напишу в отдельности, а пока что цитата о значимости феноменологии для любого человека, даже не занимающегося философией:
«Если Гуссерль (хотя бы частично) прав в своих суждениях о самой философии, то поистине универсальное и фундаментальное значение для „начинающего“ (в разных смыслах) философа, которое он придает редукции, не является вымыслом. Но прав ли он? На этот вопрос не существует однозначного ответа. Мнения интерпретаторов, как мы еще увидим, расходятся.
Мое мнение таково: Гуссерль во многом прав. Хотят ли этого философы или нет, осознают ли они это или нет, только философия отличается от многих других обыденных и научных занятий специфическим подходом к миру, действительности в широком смысле, к человеку, в том числе к самому себе как познающему субъекту. He-философы имеют полное право не заниматься (пока это не будет затребовано сутью их дела — а такое тоже случается) вопросом о том, как именно мир нам дан, как его „творит“, конституирует сознание; им не обязательно (хотя иногда, оказывается, нужно) вникать в проблему „трансцендентального факта“, т. е. данности мира не иначе, чем через сознание. Подход философии — в чем Гуссерль, по-моему, тоже совершенно прав — не может быть простым дублированием „натурального“ естественно-научного подхода к миру и сознанию (хотя иной раз может включать в себя задачи информирования о его результатах). Значит, исключение указанной „наивности“ (но только в гуссерлевском смысле слова) — вполне реальная и, видимо, именно начальная задача философии. Здесь само по себе сознательное и грамотное исполнение редукции, действительно, может стать для всякого формирующегося философа способом приближения к специфике философского дела.
<...> Следуя Гуссерлю, оправдано сделать такой вывод: феноменологическая редукция может быть полезна всякому человеку, который в своем деле, сколь угодно практическом, все же с необходимостью преобразует свои „Я-акты“ в акты теоретические, то есть, не покидая своего дела, по существу и по большому счету вступает на почву философии. А ведь такой момент неотъемлем от всякой осмысленной деятельности человека в сфере культуры — значит, искусства, творчества в духовных областях в широком смысле этих слов». Н. Мотрошилова. «Идеи I» Эдмунда Гуссерля как введение в феноменологию. C. 251-253.
Остальную книгу («Умирая за идеи. Об опасной жизни философов», Костик Брадатан) не читал, но глава про Адо написана хорошо:
«В конце 1970-х годов Пьер Адо (1922–2010), выдающийся французский философ-классик, стал использовать термин exercices spirituels („духовные упражнения“), чтобы описать то, чем занимались древние философы. Он позаимствовал это выражение у Игнатия Лойолы, но значительно расширил сферу его применения. При этом Адо думал, что возвращает термину первоначальный смысл. Лойола в Exercitia spiritia (1548) пишет, что данный термин является не чем иным, как христианской адаптацией старой греко-римской традиции. Как ни важна работа Игнатия, в итоге именно к „древности мы должны вернуться, чтобы объяснить происхождение и значение этой идеи“. В 1981 году Адо публикует свою первую книгу на тему Exercices spirituels et philosophie antique. Мгновенным поклонником книги становится Мишель Фуко (1926–1984). Его энтузиазм был безграничен. Фуко не только помог Адо получить работу в Коллеж де Франс, ведущем учебном заведении страны, но и сделал нечто более важное. Он воспринял точку зрения Адо о том, что по своей сути философия, особенно античная, представляет собой „образ жизни“ (une manière de vivre). Вмешательство Фуко стало решающим для принятия идей Адо. <...> Подход Адо к истории античной философии, хотя иногда и оспариваемый, завоевал последователей не только во Франции, но и в других странах. Позже, в 1995 году, в работе Qu’est-ce que la philosophie antique?, он разрабатывает свое видение, придавая ему более сложную форму; при этом его основы были прочно заложены в книге 1981 года, которая захватила воображение Фуко. Последняя работа Мишеля Фуко, „История сексуальности“ в трех томах, вышла незадолго до смерти автора, в 1984 году. В частности, в третьем томе, Le souci de soi („Забота о себе“), явно чувствовалось влияние понимания Адо античной философии как набора „духовных упражнений“. Благодаря этой книги Фуко внес значительный вклад в распространение идей Адо. Хотя, возможно, в определенном смысле он и „предал“ в ней взгляды Адо, и обратился к решению собственной, довольно конкретной problématique. Фуко пользовался мировой популярностью, что придало идее Адо гораздо бóльшую известность».
Учимся писать письма у филологов-классиков
Любезнейший Иван @vershki Григорьевич запечатлел по моей нижайшей просьбе образец высочайшего искусства эпистолярного жанра — письмо тончайшего Егунова Андрея Николаевича ученейшему Доватуру Аристиду Ивановичу по поводу переиздания «Эфиопики», писанное одним предложением.
Tὰ γενέθλια τοῦ παραχαράττειν τὸ νόμισμα
8 февраля каналу исполняется 8 лет — по этому поводу предлагаю провести в четверг в 20.00 по Москве небольшой стрим об античной (и не только) философии, изучении древних языков и чем угодно, что в связи с этим вас сейчас интересует. У меня нет заготовленных тем для выступления, но я с радостью постараюсь ответить на вопросы и просто пообщаюсь — писать сюда сейчас мало времени, а полностью терять контакт с аудиторией не хочется, полезно знать, что волнует умы! Вопросы можно писать в комментариях тоже.
/channel/parakharatteintonomisma?livestream=25f2833a734770b7a9
Разбор книги A New Stoicism Лоуренса Беккера, часть I
Разбираем первую часть работы Лоуренса Беккера A New Stoicism (1998; Revised Edition, 2017) — Part One: The Way Things Stand, включающую три главы: Conceit, A New Agenda for Stoic Ethics и The Ruins of Doctrine, в которых он излагает замысел своего философского проекта.
https://youtu.be/mZupo_NKdPE
Классическая филология как философский образ жизни — 2
Несколько соображений вдогонку. Главной ценностью этой статьи мне кажется не собственно случай — безусловно, интересный — Альберти, а распространение концепции философии как образа жизни на ренессансных авторов в целом. Не будучи знатоком филологов и мыслителей Ренессанса, скромные мои познания все же позволяют предположить, что многих из них нам следует изучать (и учиться у них) так же, как Адо поступает в своих работах с философами Античности, потому что это не «всего лишь филология», а возрождение и по-новому преломившееся продолжение античной философской традиции. Как пишет Селларс в начале статьи, еще недавно даже среди исследователей было распространено мнение, что ренессансные гуманисты вообще не имеют никакого отношения к философии. Но Адо расширил наше представление о том, что может и должно считаться философией, благодаря чему обращение к ним для исследования философских образов жизни становится многообещающим. Поэтому очень здорово, что такой серьезный историк философии, как Селларс, взялся за такого неочевидного на первый взгляд автора, как Альберти.
Критично настроенный читатель вспомнит, конечно, знаменитое Сенеково itaque quae philosophia fuit, facta philologia est — мол, какое нам дело до каких-то филологов и их изысканий в области античной словесности, если мы ищем не меньшее, чем философию жизни, которая изменит самую нашу душу? Я думаю, лучше не выдирать это высказывание из контекста, а присмотреться к нему повнимательнее, как и к тому, кто его произносит. Один из величайших стилистов Античности, сын знаменитого теоретика риторики, Сенека прекрасно знал цену написанному слову и сам был филологом в широком смысле этого слова, то есть человеком, словесность любившим и хорошо знавшим. И многие ренессансные авторы, тот же Альберти и другие, я уверен, согласились бы с его призывом: Sic ista ediscamus, ut quae fuerint verba, sint opera.
Шопенгауэр о том, зачем, на самом деле, стоит желать бессмертия
«Пожалуй, лучше всего было бы, если бы интеллект не прекращал свое существование после смерти; тогда можно было бы взять с собой в тот мир греческий язык, выученный в мире этом (Senilia 51,3, перевод Ксении Тимофеевой)».
Эта незатейливая бумажка, которая обычно в студенте, наверное, не вызывает ничего, кроме ужаса от грядущей защиты и сопряжённых с ней трудностей, меня сегодня привела в чрезвычайно веселое расположение духа, учитывая, сколько я к этому шел. Да и просто приятно иметь научницей Марию Анатольевну и защищаться на кафедре, которой заведует Круглов — как говорится, моя команда по спасению мира (с Алексеем Николаевичем надеюсь одно из следующих больших интервью сделать). Помимо бакалаврского диплома, до мая мне предстоит немало досдач по предметам от философии Нового времени до Гуссерля — проголосуйте за канал, чтобы я делал моднейшие сториз о студенческой рутине, ещё немного нужно поднажать:
/channel/parakharatteintonomisma?boost
🎄 В новом году мы задумали для вас несколько новых рубрик. В одной из них, под названием #platonica, будем рассказывать о диалогах платоновского корпуса, не вошедших в тетралогии Трасилла.
А что, бывает и такое? Да, бывает!
Небольшое приложение к тетралогиям было добавлено то ли Трасиллом, то ли кем-то после него. В него входят «Определения» и несколько других произведений сомнительного авторства: «Сизиф», «Аксиох», «Алкиона», «Эриксий», «Демодок», «О добродетели» и «О справедливости».
Кстати, последние два диалога Диогену Лаэрцию неизвестны, однако он приводит несколько названий, которых нет в нашем корпусе.
Диалоги, не вошедшие в тетралогии, принято называть Appendix Platonica
. Кроме «Алкионы», их можно найти в издании Бернета, том 5.2. Они считаются подложными (лат. spuria
) — в отличие от спорных (лат. dubia
) текстов, включенных в тетралогии. Об одном из таких спорных текстов, «Алкивиаде 2», мы уже писали.
Еще одна рубрика #bruckerus будет посвящена «Истории философии» Брукера. Будем вместе с этим ученейшим мужем учиться говорить о философии по-латыни.
Оставайтесь с нами, мы скоро вернемся.
С Платоном автору, впрочем, совсем не повезло. И дело даже не в том, что «отстранены» — просто неточность перевода, и в греческом стоит «апоклейстхосин», «закрыть путь», «воспрепятствовать», т.е. помешать тем, кто стремится только к политической власти, и тем, кто стремится только к философии. Не совковое «отстранить от занимаемой должности», а помешать политикам удовлетворять исключительно свое желание власти и помешать философам бежать от дел города в свои математические и логические башни из слоновой кости. Причем в «Государстве» речь идет исключительно о мысленной модели совершенного полиса («город, что мы строим в рассуждениях»), которой в обычной действительности ничего не соответствует. В исторической и политической реальности Афин платоновский Сократ предпочитает не жить жизнью своего полиса, а «шептаться в углу с несколькими юношами» («Горгий» 485 d 7 переводы здесь и далее мои — Д.Б.). Забота о собственной душе и душе своих близких есть для него основная форма политики («Горгий» 521 d), поскольку только так можно сотворить благо, стяжать аретэ, сделаться совершенным, тогда как не имеющая отношения к правде и мере забота о гаванях, арсеналах и военном могуществе, — «всей этой чуши», — о чем пекутся риторы и политики, по Платону, развращает (там же 519 а). Обещания успеха и мощи для Платона — то, чем политические прохвосты и словоблуды льстят демократической черни, и что оборачивается «нагноениями и опухолью» общественной жизни (там же 518 е). Одним словом, на земле нет совершенного полиса, где власть и мысль идут рука об руку, и даже рассуждая о политическом, философ занят иным: «пожалуй, его (совершенного полиса — Д.Б.) образец можно было бы усмотреть на небесах, и, глядя на него, заняться обустройством самого себя. И нет никакой разницы, существует ли он, будет ли он существовать. Ведь философ мог бы быть политиком только в этом городе, и ни в каком другом» («Государство» 592 а-b).
Поскольку жаждущий перемен в академической философии автор логике не учился, он не понимает, что следует из его истолкования платоновской цитаты. Ему мерещится там лишь «отстранение» тех, кто не сливает философии с государственной идеологией («мафия ИФРАН»), но он не видит, что в этом случае там придется найти и «отстранение» тех, кто не сливает политическую власть и философию. Тем самым речь идет об отстранении от политической власти всех тех, кто не причастен философии в платоновском смысле. А в платоновском смысле философом является тот, кто после долгих занятий математическими дисциплинами был допущен к изучению искусства соединения и расчленения понятий («диалектика») и посвятил этим занятиям много лет. Поскольку среди занимающих свои должности в исполнительной, законодательной и судебной власти таковых сейчас меньшинство, то тем самым автор призывает к «отстранению в обязательном порядке» большинства избранных представителей государственной власти, то есть, называя вещи своими именами, к государственному перевороту. Беззаботность в отношении логики и отсутствие исторического смысла ведут к тому, что, как выразился один ревнитель веры, «цеп, бьющий зерно, бьет себя самое».
Философия не служила и не служит государству, ни древнегреческому, ни российскому, ни американскому, ни германскому, никакому другому. Она в нем выживает, вынужденно соприкасаясь со всей нелепостью, кошмаром и абсурдом общечеловеческого бытия, с жадностью, глупостью, сиюминутной конъюнктурой, своеволием, страстями, иллюзиями, ненавистью и жестокостью. Она не приносит обычно ни денег, ни успеха. Она, как и искусство, всего лишь дает небольшой глоток свободы, ясность взгляда и толику восхищенного изумления перед сложностью и многообразием мира, в котором мы есть.
д.б.
Вдогонку еще несколько слов о греческом в этом году.
Во-первых, о ценности словариков. «Апологию» я читал, выписывая в тетрадку все встречающиеся глаголы (в том числе от которых произведены причастия). Старался выписывать во всех нужных формах и даже если более-менее помнил их (повторение в этом деле никогда не будет лишним), но для экономии времени следовал этому правилу не всегда. Почему именно глаголы? Мне кажется, при изучении другого языка глагольная система — формы, значение, управление — стоит во главе угла. Понимая сказуемое, понимаешь общий смысл текста, в который затем встраиваешь остальные члены предложения. Поэтому учебная практика начинать перевод со сказуемого в дидактических целях кажется мне совершенно правильной, сколь бы искусственной она ни казалась с точки зрения «реального древнего грека», который едва ли при чтении искал глазами в тексте сказуемое, чтобы с него начать «раскручивать» остальное предложение.
Зачем составлять словари? У большинства людей со среднестатистической памятью при изучении древних языков слова не выучиваются пассивно, просто благодаря чтению. Для этого нужны отдельные усилия и время, если только вы не хотите ограничиться сотней слов, которые волей-неволей сами собой осядут в вашей памяти. Поэтому я не вижу других способов обзавестись более-менее эффективным лексиконом на начальном и продолжающем этапе обучения, кроме как составлять и зубрить собственные словари. В университете студентам-классикам учителя говорят вести словари, дают проверочные по лексическим минимумам. Если вы учите язык вне университета, это такой же необходимый элемент обучения, от него никуда не денешься.
Это не значит, что я составляю словари по всем авторам, которых читаю — ситуация скорее противоположная. Однако конкретно с «Апологией» мне было интересно попробовать и понять, насколько трудоемок этот процесс. Вышло 33 страницы обычной тетрадки в клеточку — если выписывать безостановочно, думаю, это можно сделать где-то за полдня. Я занимался этим порционно по мере чтения и убедился, что этому можно уделять вполне разумное количество времени в течение дня даже с учетом высокой занятости, работы и всего прочего. Я также выписал всю лексику из первого тома Athenaze и пройденных уроков Familia Romana, хоть у меня и лежат уже где-то тетрадки с лексикой Вольфа и Солопова-Антонец. Нужно большей словарей!
Что потом делать с этими словариками? В моем случае мышечная память хорошо работает сама по себе, запоминанию способствует сам процесс выписывания рукою. Кроме того, когда выписываешь много глаголов в шести формах, начинаешь замечать последовательности в том, как они образуются, и лучше распределять их по классам. Затем просто утыкаешься в эти тетрадки в любой свободный момент времени — сидя за столом и отвлекшись от работы, отдыхая и лежа на диване, пока едешь на эскалаторе, где угодно.
Во-вторых, last but not least, вкратце о наших занятиях греческим. Летом я набрал группу энтузиастов, чтобы совместно почитать Athenaze. За прошедшие полгода у нас сформировался более-менее постоянный коллектив, и я очень благодарен всем его участникам за работу, интерес и доверие. Я не профессиональный учитель, мои познания в греческом оставляют желать лучшего, и тем ценнее попробовать себя в этой роли, подвергнув свои навыки проверке и тренировке. Несколько месяцев назад мы также начали регулярно заниматься по Черному и Элеанор Дики — этому я рад в особенности, мне очень не хватало занятий по обратному переводу и возможности обсудить его с другими (заниматься этим более-менее регулярно с профессиональным филологом-классиком я позволить себе не могу — свободные деньги и так уходят на занятия латынью). Каждый, кто работал по учебнику письма на греческом Дики, знает, какой тонизирующий эффект оказывают ее упражнения с десятками фраз, в которых бесконечно варьируются несколько слов. Когда прокорпел добрую часть дня над их переводом и потом сравнил его с переводами других, начинает наконец казаться, что уж теперь-то хоть чуточку, но все-таки стал разбираться в греческом получше. Это чувство многого стоит!
#linguagraeca
Вышел «Историко-философский ежегодник» ИФ РАН за этот год. Прочесть в нем среди прочего можно
✨ А. Круглова про ранние биографии Канта
❤️🔥 дискуссию с участием Д. Бугая про разум и рациональность в философии
🎄 а также мою рецензию на перевод IV тома «Истории греческой философии» У.К.Ч. Гатри. Рецензию на предыдущий том можно найти в прошлогоднем выпуске ежегодника. Спасибо редакции за сотрудничество!
Современный эпикуреизм: семинар московского Портика
Начиная с поздней Античности и до эпохи Ренессанса, философия Эпикура находилась в полном забвении. Позднее, в условиях развития науки и секуляризации, эпикуреизм получил некоторое признание со стороны научно-философских кругов. Но даже в XX в. Эпикур продолжал оставаться в тени своих более именитых коллег по античной философии — Платона и Аристотеля. Ситуация стала постепенно меняться только в конце XX в. Как показало время, рост интереса к эпикуреизму во многом был связан с теми особенностями, которые обеспечили процветание этому учению в Античности. Речь идет об эпикурейском образе жизни и его духовных практиках. Можно сказать, что в наше время эпикуреизм вернулся к своим корням и впервые за многие века обрел свой первоначальный вид. Представление о философии Эпикура как нравственном учении и жизненной мудрости оказалось весьма востребованным в современном обществе.
Владимир Бровкин (к. ф. н., науч. сотр. Института философии и права СО РАН) 2 марта, в 11.00 МСК, выступит с сообщением о современном эпикуреизме. Участие свободное. В рамках мероприятия мы обсудим следующие вопросы:
• Что собой представляют духовные практики в эпикуреизме?
• На какие вызовы современного мира отвечает философия Эпикура?
• Современный эпикуреизм и современный стоицизм: сходства и различия?
Porticus Moscouiensis приглашает вас на запланированную конференцию: Zoom.
Войти Zoom Конференция
https://us06web.zoom.us/j/89734033885?pwd=di0zmuD9JBaCfmaBW1Go8VTkE9IWtA.1
Идентификатор конференции: 897 3403 3885
Код доступа: 625968
О связи между феноменологией и античной философией — 2
Я думаю, что связи гуссерлевского проекта (даже не закладывавшиеся Гуссерлем намеренно) с античной философией — очень богатая тема. Дело не только в поверхностном заимствовании таких терминов, как ἐποχή (уверен, исследователи уже неоднократно сравнивали сходства и различия феноменологической редукции и античного скептицизма), или изобретении новых концептов с греческой семантикой (ноэма, ноэсис), но и в более содержательных философских параллелях между античными эпистемологиями, феноменологией и их мотивациями. Эпиктетовский лозунг Φαντασία εἶ καὶ οὐ πάντως τὸ φαινόμενον в основе своей является протофеноменологическим — не потому, что в нем тоже встречается слово «феномен», но потому, что главной задачей стоического философа провозглашается, как говорит Эпиктет в другом месте, ὀρθὴ χρὴσις τῶν φαντασιῶν, правильное пользование представлениями. При этом сам стоицизм при всем своем внимании к нашей внутренней жизни о ее конкретном устройстве говорит совсем мало (хотя даже то малое, что он говорит, например, о рациональной, пропозициональной структуре эмоций в исторической перспективе, на мой взгляд, обладало большим значением с точки зрения построения моделей внутреннего опыта), тогда как феноменология дает как раз мощный инструмент анализа наших актов сознания, и здесь между Античностью и современностью создается очень важная интеллектуальная перемычка (в том числе для людей, увлекающихся современными версиями стоицизма).
#phänomenologie
Предыдущий раз я пытался разобраться в Гуссерле в 2013-2014 годах, это были мои последние попытки окончить философский факультет в первый раз, параллельно занимаясь журналистикой, из-за чего ежедневно приходилось следить за разворачивающимися событиями, писать о них, обзванивать спикеров, в общем, заниматься рутиной корреспондента общественно-политического издания. Неспособный достаточно сконцентрироваться на тексте, я поставил ему на Goodreads, который веду, чтобы не забыть, что читал, тройку или около того, и мой друг К.М. написал: «Мир стоит на грани Третьей мировой, Наранович ставит звездочки Гуссерлю». Прошло десять лет, мир до сих пор балансирует на грани войны или уже находится в ней, я по-прежнему ставлю Гуссерлю звездочки на гудридсе, на этот раз пятерку. Мировой же ситуации ставлю кол. За следующие десять лет, надеюсь, мне удастся изменить что-то помимо моего понимания Гуссерля.
#phänomenologie
Редко сюда пишу о чем-то, кроме философии и классических языков, но вообще-то большую часть времени я занимаюсь не ими, а своей работой — редактурой книг и журналистских текстов. И вот вышел материал, к которому я тоже приложил руку и который мне очень дорог — разговор двух моих близких друзей, Феликса Сандалова и Алексея Киселева, бывшего главного редактора и нового главного редактора издательства Individuum, где пять лет назад был счастлив трудиться и я, многому научившись. Помимо гремящего теперь по всей стране «Слова пацана», в «Инди» вышло много классных книжек — биография Мамлеева еще одного моего друга, поэта Эдуарда Лукоянова, лирический мемуар Семеляка о Летове, биография великолепного Херцога и много образцов того, что мы с Феликсом придумали называть «приключенческим нон-фикшном», когда думали над издательской специализацией. Ну а в лице Алексея издательство получило достойнейшего из возможных преемников!
https://knife.media/individuum-vs-individuum/
Гомер и Зенодот Эфесский
Мой любимый гомеровед Грегори Надь в последнее время уже редко публикуется, но все же иногда что-то пишет — вот, например, его свежая рецензия в Bryn Mawr Classical Review на работу Claire Le Feuvre. Homer from Z to A: metrics, linguistics, and Zenodotus (2022).
«Эта книга Клер ле Февр (далее в соответствии с аббревиатурой, которую использует она сама, я буду называть ее КЛФ) послужит источником вдохновения для новых поколений классиков, изучающих Гомера. Созерцая ошеломляюще огромную библиографию, охватывающую многие годы гомеровских исследований, опубликованных их старшими коллегами и, если мы взглянем еще более в глубь времен, интеллектуальными предками этих старших коллег, классики могут поддаться ошибочному искушению думать, что практически все важное, что можно было сказать о Гомере, уже сказано. КЛФ убедительно доказывает, что следует сказать больше — гораздо больше — как о содержании, так и художественной стороне (the artistry) гомеровской поэзии, которая по-прежнему нуждается в дальнейшем изучении с самых разных сторон. Ярким примером такой необходимости, как показывает КЛФ, является все то, что нам только предстоит узнать о Гомере от Зенодота Эфесского, который жил в III в. до н.э. и был назначен первым официальным руководителем Александрийской библиотеки. Зенодот курировал издания Илиады и Одиссеи, которые значительно отличались как по форме, так и по содержанию от более позднего издания, подготовленного Аристархом Самофракийским, руководителем библиотеки во II веке до н.э., чья репутация редактора — не только Гомера, но и других классиков — затмила более раннюю редакторскую работу Зенодота. В своей книге КЛФ убедительно реабилитирует усилия Зенодота по редактированию гомеровского текста».
https://bmcr.brynmawr.edu/2024/2024.02.18/
Говорят, сегодня Всемирный день греческого языка. Прикладываю по случаю букпорн с моей полкой с учебниками. У меня их немного, но самые ценные (для меня) имеются, иные приобрел из любопытства, еще часть учебников и грамматик, которыми тоже регулярно пользуюсь, увы, только в цифровом виде. Что я могу сказать? Жить надо так, чтобы каждый день был днем греческого языка! А день, когда я начал учить греческий, круто изменил мою жизнь. Чего и вам желаю!
#linguagraeca
Всем любящим Античность, а также греческую и латинскую словесность рекомендую подписаться на @palaestra_project — изначально это летняя онлайн-школа древнегреческого и латыни, которую делают мои друзья Алексей Белоусов, Никита Мякшин и их коллеги, но теперь она разрослась до, их собственными словами, prima Antiquitatis omnifaria communio variarumque Antiquitati pertinentium rerum collocatio, «первого антиковедческого информационного кластера, объединяющего в себе различные проекты об Античности». Там вы найдете занятия по живой латыни и другие языковые курсы, лекции по истории классической филологии, познавательные видео и грамматические материалы, полезные ссылки и многое другое, связанное с studium antiquitatis. Можно сказать, что у всем вам известного Либрариуса появился преемник в телеграме!
Читать полностью…Итак, как и обещали, начинаем читать Брукера. Чтение сопровождается пересказом на достаточно простой латыни.
В самом начале своего труда он говорит о том, что писать историю философии, не имея определения философии, невозможно. Эта установка позднее легла в основу того, что называют «априорной» историей философии. Однако и до, и после Брукера существовали истории философии, которые прекрасно обходились без такого определения. О них мы расскажем как-нибудь в другой раз.
1. Cur historia philosophiae a definitione incipienda est
?
Время просмотра: 3,5 мин.
Полезная лексика:
incunabula, orum n пеленки, колыбель, начало
pando, pandi, passum, 3 расправлять, раскрывать
satago, egi, actum, 3 удовлетворять, хлопотать
messis, is f жатва, сбор урожая
meto, messui, metum, 3 косить, жать
falx, is f серп, коса
sedulo усердно
seges, etis f хлеб, посев
devia, orum n боковые дороги, окольные пути
Синтаксис: второе описательное спряжение, accusativus cum infinitivo
, * ut / ne finale
.
#bruckerus
Классическая филология как философский образ жизни
Замечательная статья Джона Селларса о филологии как философском образе жизни на примере гуманиста, архитектора и еще много кого Леона Баттисты Альберти и его сочинения De commodis litterarum atque incommodis, посвященного жизни филолога, проводимой в кропотливом труде за книгами. Как указывает Селларс, De commodis Альберти пронизан стоическими мотивами и во многом опирается на Цицерона и Сенеку. Также Альберти был хорошо знаком с Vitae philosophorum Лаэртия и основывает свою Autobiografia (в которой пишет, что на протяжении жизни «всегда исследовал свое поведение (mores) вплоть до каждого жеста и слова», стараясь на удары судьбы отвечать solo virtutis cultu — одним только возделыванием добродетели) на жизнеописаниях таких философов, как Диоген-киник и его ученик Кратет.
«Ближе к окончанию De commodis Альберти отметает в сторону насмешки над ученой жизнью. Хотя он говорит, что, начиная свой путь ученого, он ставил целью мирской успех наряду со стяжанием знаний, ныне он „последовательно на стороне добродетели“. Он справился с тяготами, бедностью и враждебностью — из любви к учебе, которой теперь занимается не ради удовольствия или денег, а одних только знаний, помогающих ему преодолеть жизненные невзгоды. Жизнь, посвященная добродетели и вдохновленная изучением книг, приносит подлинные блага „душевного покоя, похвалы, достоинства и счастья“ (quietem animi, laudem, dignitatem et felicitatem).
<...> Альберти изображал себя философом, более того, философом в духе Диогена Синопского, который вел особый образ жизни, основанный на практическом обучении. В своих филологических изысканиях Альберти не только выучил аргументы о том, почему добродетель является высшим благом, но также познакомился с яркими примерами того, что на самом деле влечет за собой философский образ жизни, посвященный добродетели. Для Альберти филолог, изучающий философию и другие свободные искусства, изучает не что иное, как „фундамент и основания хорошей и счастливой жизни“».
Сегодня в рубрике #sermones_antibarbari поговорили с Кириллом Прокоповым, преподавателем Школы философии и культурологии НИУ ВШЭ. Кирилл Евгеньевич преподает древние языки в Вышке с 2017 года. Последние два года студенты выбирали Кирилла Евгеньевича лучшим преподавателем.
Помимо основных курсов Кирилл Евгеньевич активно ведет несколько проектов, в рамках которых со студентами готовит дополнительным материалы для изучающих древнегреческий и латинский языки (можно найти на нашем сайте).
Не так давно Кирилл Евгеньевич создал свой канал @ecceliber, в котором вы найдете учебные тексты на латыни для разных уровней владения языком.
Мы попросили Кирилла Евгеньевича рассказать о том, как он начал заниматься древними языками и как в итоге начал их преподавать, о занятиях в клубе Antibarbari и о его исследовательских интересах и планах, а также попросили дать советы изучающим древние языки.
Немного выписок из комментария де Страйкера (и один из Бернета) к «Апологии» на тему заботы о душе, точнее, сократической философии, в которой забота о себе и забота о других являются сторонами одной медали и при этом неразрывно связаны с процессом познания себя. Это одна из самых интересных тем у Платона для меня, но, возможно, кому-то нижеследующие наблюдения тоже пригодятся.
29e1 φρονήσεως δὲ καὶ ἀληθείας καὶ τῆς ψυχῆς: эти три слова — не синонимы, но, находясь в тесной связи друг с другом, представляют собой более полное описание третьего, высшего класса благих вещей. Стремление к пониманию [англ. insight — на таком переводе платоновской σοφία и ее синонимов, таких как φρόνησις и других, настаивает де Страйкер, отказываясь от привычного перевода «мудрость». — СН], очевидно, является заботой об истине, объекте знания. При этом ἐπιμελεῖσθαι τῆς ψυχῆς или ἑαυτοῦ — это то же самое, что ἐπιμελεῖσθαι ἀρετῆς par excellence.
31e1 οὔτ' ἂν ἐμαυτόν: идея, которая повторяется ниже (36c2-3), состоит в следующем: испытание, которому Сократ подвергает других, в то же самое время направлено на него, как становится очевидно из 28e5-6 φιλοσοφοῦντά με δεῖν ζῆν καὶ ἐξετάζοντα ἐμαυτὸν καὶ τοὺς ἄλλους и из 38a3-5 ἑκάστης ἡμέρας περὶ ἀρετῆς τοὺς λόγους ποιεῖσθαι καὶ τῶν ἄλλων περὶ ὧν ὑμεῖς ἐμοῦ ἀκούετε διαλεγομένου καὶ ἐμαυτὸν καὶ ἄλλους ἐξετάζοντος. Следовательно, его деятельность несет пользу как для него, так и для его собеседников. Сократ выражает ту же самую идею, когда описывает в «Государстве» (vi 496c8-d5), что произойдет с философом, который будет настаивать на том, чтобы поступать справедливо в развращенном государстве: οὐδ' ἔστι σύμμαχος μεθ' ὅτου τις ἰὼν ἐπὶ τὴν τῷ δικαίῳ βοήθειαν σῴζοιτ' ἄν, ἀλλ' ὥσπερ εἰς θηρία ἄνθρωπος ἐμπεσών, οὔτε συναδικεῖν ἐθέλων οὔτε ἱκανὸς ὢν εἷς πᾶσιν ἀγρίοις ἀντέχειν, πρίν τι τὴν πόλιν ἢ φίλους ὀνῆσαι προαπολόμενος ἀνωφελὴς αὑτῷ τε καὶ τοῖς ἄλλοις ἂν γένοιτο.
36c8 αὐτῆς τῆς πόλεως: после этой фразы тоже подразумевается ἐπιμεληθείη ὅπως ὡς βέλτιστος καὶ φρονιμώτατος ἔσοιτο. Таков сократический способ сказать, что город должен прежде всего заботиться об εὐνομία. Поскольку мы видели (Глава X 187-
188), что ἐπιμελεῖσθαι ἑαυτοῦ не отличается от ἐπιμελεῖσθαι τῆς ψυχῆς, мы можем предположить, что подобному тому, как в человеке ψυχή является структурным и организующим принципом, который регулирует операции всех частей и органов тела, точно так же должен быть аналогичный принцип, координирующий деятельность всех членов сообщества. Этим принципом может быть его πολιτεία или конституция.
38a5 ἐμαυτὸν καὶ ἄλλους ἐξετάζοντος: cf. 28e5-6 ἐξετάζοντα ἐμαυτὸν καὶ τοὺς ἄλλους. Сократическое испытание имеет две цели: оно направлено на самого испытателя в не меньшей мере, чем на его собеседников. см. главу VII 134-135. Идея исследования себя, возможно, была уже у Гераклита, 22B101 D.-K. ἐδιζησάμην ἐμεωυτόν. Плутарх, у которого содержится древнейшее свидетельство этого фрагмента (adv. Colot. 20, 1118c), ассоциирует его с дельфийским предписанием γνῶθι σεαυτόν, которое, разумеется, имело первостепенное значение для Сократа, как отмечает и Плутарх.
(Burnet. J. Plato's Euthyphro, Apology of Socrates and Crito) 36c7 τῶν τῆς πόλεως: имеются в виду такие вещи, как национальное богатство или национальная слава. Перед нами in a nutshell политическая теория, которая рассматривает ἐπιμέλεια τῆς πόλεως как в сущности своей то же самое, что и ἐπιμέλεια ἑαυτοῦ. Государство, которое делает объектом своих устремлений честь или богатство, не является настоящим государством. Это та же доктрина, что и в «Государстве», в котором эксплицируются намеки, уже содержащиеся в этом предложении.
Автору сего канала сегодня исполняется 35. Для того, чтобы перебираться из одной колеи (редактура и журналистика, которой я занимаюсь со школы) в другую (университет и наука), возраст немалый. Однако полет идет нормально, да и вряд ли я когда-нибудь брошу первое ради второго: как показывает практика, в том числе этого канала, эти области хорошо совмещаются, а без своего журналистского опыта я едва ли мог бы делать сейчас такие интервью с учеными, какими стараюсь вас периодически радовать. Конечно, только подступаться к науке в возрасте, когда тебя скоро уже и «молодым ученым» не назовут, довольно необычно, но меня обнадеживает тот факт, что мне не нужны от академии ни карьера, ни деньги, и я твердо знаю, что именно хочу сделать в ближайшие пять-десять лет. Я хотел бы попреподавать античную философию и древнегреческий — чтобы лучше узнать их самому и поделиться радостью от них с другими. Я также хотел бы написать несколько работ, которые уже давно придумал, и форма диссертаций для них неплохо подойдет. Вот, пожалуй, и все — хотя уже и это большие планы.
Спасибо всем моим близким людям и друзьям, которые меня поддерживают и терпят в этом начинании. Нет ничего важнее дружбы в такое время, как наше. Societas nostra lapidum fornicationi simillima est, quae casura, nisi in vicem obstarent, hoc ipso sustinetur — я счастлив, что жизнь преподносит мне множество поводов, чтобы убедиться в этой истине, и надеюсь своими поступками ее подтверждать. Спасибо и вам, читатели, за ваше внимание — по такому случаю вернул комментарии и реакции! Если хотите поздравить меня, можете проголосовать за канал, чтобы я делал увлекательнейшие сториз о том, как я круглосуточно сижу за столом, уткнувшись в монитор или книгу. Подписывайтесь также на Porticus Moscouiensis, который мы ведем вместе с Данилом Поповым — в этом году там планируется много нового не только про стоицизм, но и про эллинистическую философию в целом.
Традиционно 3 января в этом канале отмечался день рождения Цицерона (I, II) — не забудем про него и сегодня!
Платон и дураки
Платон и дураки — тема неисчерпаемая, беспредельная, как анаксимандрова архэ, уходящая в потенциальную бесконечность людской глупости, невежества, зависти и самомнения. «Истина, ясность, Платон, Аристотель», — восклицал Шопенгауэр, видя вокруг себя мутные испарения тогдашней туманной учености, взыскующей при этом государственных должностей и статуса государственной философии. Для него Платон был одним из паролей ясной мысли, разумной речи и точного слова. Для его противников — государственным философом par excellence. Времена, конечно, меняются, но ничего не меняется вместе с ними. Очередная предновогодняя атака на ИФРАН, предпринятая группой товарищей, не обошлась без Платона. Один из ее медийных застрельщиков объяснил urbi et orbi, как он понимает философию и как он понимает Платона.
«Повторюсь. Тезис «государство не должно лезть в философию», «философия не может быть служанкой идеологии (теологии далее везде)» — это антифилософский тезис. Человек, его выдвигающий, философом не является, так же как не является математиком тот, кто не знает таблицы умножения.
«Пока в государствах не будут царствовать философы, либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и не сольются воедино государственная власть и философия, и пока не будут в обязательном порядке отстранены те люди – а их много, – которые ныне стремятся порознь либо к власти, либо к философии, до тех пор, государствам не избавиться от зол»
Платон. Государство. Книга V. 473d
Мафия ИФРАН это те, кто на словах стремится «порознь к философии». То есть, согласно Платону, должны быть отстранены».
Мы живем в особое время, когда многотысячелетняя история взаимоотношений рациональной мысли и общества решается рассуждением, логической формой которого является «женская индукция», обобщение по одному случаю: государство должно «лезть» в философию, поскольку есть цитата Платона. А как насчет Аристотеля? Эпикура? Плотина? Ибн Рушда? Спинозы? Канта? Шопенгауэра? Соловьева? Бердяева? Трубникова? Поскольку все они к государственному управлению философией не призывали, то они не философы. Зато человек, не кончивший курса в вузе, может вещать на всю страну о том, чем должен быть ИФРАН.
Завтра в нашем стоическом канале проведем такой вот стрим по итогам нашей деятельности в этом году, подключайтесь, пообщаемся!
/channel/porticusmoscouiensis?livestream=77278db6eac00d39eb
Привыкший к чтению в группах, я долго не мог себя приучить к самостоятельному чтению, делать это регулярно начал только осенью, то есть на большую часть текста у меня ушло около четырех месяцев. Это первый мой греческий текст, который я полностью прочел в одиночку, чему я тоже очень рад. По моим ощущениям, ближе к концу я стал читать быстрее. Отчасти я связываю это с тем, что параллельно читал и перечитывал первый том «Атенадзе» (еще один прочитанный полностью текст в этом году), который, конечно, несопоставимо легче, и все же этот опыт содействует чтению авторов. Кроме того, к концу я окончательно расстался со страхами одиночного чтения и почувствовал себя гораздо увереннее наедине с греческим текстом (хотя, конечно, у меня осталась целая куча вопросов по грамматике). В конце концов чтение, как и философия, — процессы довольно интимные, поэтому на групповые семинары не следует перекладывать те задачи, с которыми следует разбираться в первую очередь самостоятельно. Следующим шагом я планирую несколько раз перечитать «Апологию» уже без единого комментария.
Я также укрепился в своих подозрениях, что по-настоящему знают греческий очень немногие. Научиться кое-как читать Платона — будем откровенны, невелика задача, достаточно нескольких лет более-менее упорных занятий, на что на самом деле способны многие даже при всей трудоемкости изучения древних языков, достаточно обладать навыком терпения и усидчивости выше среднего, даже не имея при этом каких-то особых способностей. Но овладеть языком всерьез, почувствовать себя в нем как можно более свободно, подтянуть себя до уровня древних авторов настолько, насколько нам сегодняшним это вообще возможно, — это уже требует совсем других затраченных сил, времени и, конечно, определенных дарований, предрасположенности к языку и к самим авторам. Лично я, например, не уверен, достигну ли я когда-либо такого уровня.
Из комментариев де Страйкера и Бернета я почерпнул множество полезных, тонких и интересных наблюдений, которыми еще поделюсь в канале впоследствии. Что я могу сказать пока что от себя? «Апология» для меня — это настоящее евангелие философов, и я невероятно счастлив, что познакомился с ним в оригинале. Некоторые историки философии отказывали этому тексту в философской значимости. Это отчасти правда, в нем практически нет длинных цепочек умозаключений и диалектических методов рассуждения, какие мы найдем в других диалогах Платона. И все же в нем есть то, что, на мой взгляд, можно назвать одним из центральных мотивов всей философии Платона, который он разделяет со многими другими античными философами — а именно идея заботы о душе. Пусть она выражена всего в нескольких увещеваниях Сократа, однако увещевания эти с невероятной силой ставят читателя перед фундаментальной дилеммой о том, что мы считаем своими целями и ценностями. В «Апологии» заложен очень сильный протрептический заряд, и я верю, что по сей день этот текст способен менять жизни тех людей, которые готовы открыться такого рода изменению.
Наконец, еще одна вещь, которой я очень рад — это что я взялся за брошенную некогда латынь и начиная с апреля регулярно занимаюсь натуральным методом с замечательной учительницей. На сегодняшний день мы прошли 25 уроков Familia Romana (а также некоторое количество сolloquia personarum, fabulae Syrae и других учебных материалов) — помимо «Апологии» и «Атенадзе», это третий большой текст, с которым я имел дело в этом году. Собой я, впрочем, скорее недоволен и чувствую, что сейчас должен уделять латыни гораздо больше времени, чем греческому (увы, ввиду дефицита времени приходится совершать такой выбор), чем и планирую заняться в ближайшие полгода.
Какой итог мне подвести? Как верно пишет Поспишиль, «для Сократа φιλοσοφοῦντα ζῆν составляет прежде всего обязанность, а затем и величайшее счастье человека». Классические языки — это тоже большой, кропотливый труд, но одновременно большое счастье и невероятное удовольствие. Будем же достойны этого счастья! (Какой-то тост получился, ну и ладно, как раз праздники на носу! С наступающим!)