Филолог-классик Леонард Мюллнер о своей докторской диссертации (The meaning of Homeric εὔχομαι through its formulas, 1976), посвященной глаголу εὔχομαι (обращаться с молитвой, давать обет) у Гомера:
«Я начал с классификации случаев употребления εὔχομαι по их метрической позиции и фразеологическому контексту, то есть по формальным критериям, являющимся функцией композиции поэтического произведения, или, проще говоря, по его формулам. Формулы, контексты и содержание этих случаев делились на три группы: сакральная, в рамках которой вводятся или завершаются молитвы; секулярная, содержащая касающиеся самоидентификации высказывания субъекта при знакомстве с незнакомцами или самоутверждения на поле битвы; наконец, сцена суда на щите Ахилла — единственное свидетельство в правовом контексте, имеющееся в гомеровском греческом (Илиада, XVIII.499). Анализ этих групп недвусмысленно показывает, что формулы с глаголом εὔχομαι различаются метром, фразеологией и даже синтаксисом в зависимости от сакрального либо секулярного употребления. Например, косвенное дополнение в дательном падеже при глаголе употребляется только тогда, когда он используется в сакральном контексте, и обозначает бога или богов, к которым обращена молитва; в секулярном же контексте формулы никогда не выражают адресата в дательном падеже, даже несмотря на то, что самоидентификационные высказывания всегда адресованы другому индивиду. Кроме того, есть только пять случаев, когда выражение, соответствующее одной из этих категорий, оказывается в контексте другой, и в четырех из них в рукописях εὔχομαι ради смягчения этой аномалии заменен составным глаголом ἐπεύχομαι или формой глагола εὐχετάω».
https://classical-inquiries.chs.harvard.edu/research-in-france-since-the-meaning-of-homeric-eyxomai-through-its-formulas-1976/
Просим широчайшего репоста! https://www.youtube.com/watch?v=YDfERYKMGvQ
Здравствуйте, дорогие друзья. Меня зовут Владимир Шапиев, я администратор вечерних курсов при Университете. За 10 лет их существования десятки талантливых и именитых учёных выступили у нас со своими уникальными лекционными курсами, которые посетили тысячи слушателей. Было время, когда мы могли позволить себе не считаться с затратами, однако время вносит свои коррективы. К тому же прошедший год существенно ударил и по нам.
Тем не менее, в библиотеке имени Достоевского, хотя и онлайн, продолжается курс Игоря Евгеньевича Сурикова "Древнегреческие философы и их мир" (последняя из лекций: https://www.youtube.com/watch?v=49dZDwnZg-I). Профессор Суриков, без преувеличения — светило исторической науки; он работает ведущим научным сотрудником института всеобщей истории и ежегодно выпускает десятки научных статей, каждые год-два выходит по книге. Вот уже четвёртый год благодаря нашим жертвователям посетители библиотеки и её ютуб-канала могут совершенно бесплатно послушать лекции Игоря Евгеньевича о разных аспектах культурной и социальной жизни древних греков. В этом году финансовая ситуация осложнилась, поэтому без вашей помощи мы, вероятно, не сможем оплатить просветительскую работу Игоря Евгеньевича сполна. Исправить дело может даже небольшое пожертвование. Сделать его можно либо переводом по банковским реквизитам, которые я укажу ниже, либо связавшись со мной лично.
Напоследок хочу сообщить, что в нынешней ситуации мы, конечно, будем развивать ютуб-канал (https://www.youtube.com/channel/UC0BBgHVNmn77LhcMb0a-LGQ). Скоро в наших соцсетях появится анонс курса об истории византийской литературы, а также обновление по курсу Александра Верещагина об истории права в Российской империи (https://courses-dpu.timepad.ru/event/1420012/). Спасибо за внимание!
https://www.youtube.com/watch?v=YDfERYKMGvQ
Банковские реквизиты для вспомоществования:
РУССКИЙ ФОНД СОДЕЙСТВИЯ ОБРАЗОВАНИЮ И НАУКЕ
ИНН: 7704563274
КПП: 770401001
ОГРН: 1057747465401
ОКПО: 77542421
Расчетный счет: 40703810900010908855
Банк: АО ЮНИКРЕДИТ БАНК
БИК: 044525545
Корр. счет: 30101810300000000545
P. S. будет чудесно, если Вы, пожертвовав на нашу благую цель, сообщите об этом факте мне: мы непременно придумаем, как Вас отблагодарить!
Аласдеру Макинтайру сегодня исполняется 92 — одному из главных этических философов современности, мыслителю, переопределившему virtue ethics и показавшему, как в ходе истории «менялся перечень главных добродетелей, изменялась концепция индивидуальных добродетелей, да и сама концепция добродетели стала совсем другой по сравнению с тем, какой она была» в античности. Обратимся к окончанию его работы «После добродетели», в которой он показывает всю нищету либерального индивидуализма и необходимость обращения к аристотелевской общинной традиции добродетелей (из которой он, впрочем, совершенно напрасно исключил стоицизм, за что его убедительно критикует Тони Лонг в выдающейся статье Greek ethics after Maclntyre and the Stoic community of reason — очень полезном приложении к упомянутой книге Макинтайра):
«Всегда опасно проводить слишком точные параллели между тем или иным историческими периодами; и среди наиболее неправомерных таких параллелей является параллель между нашим собственным веком в Европе и Северной Америке и эпохой заката Римской империи перед веками мрака. Тем не менее некоторые параллели все-таки есть. Решающая поворотная точка в ранней истории случилась тогда, когда мужчины и женщины доброй воли отказались от поддержки Римской империи и перестали идентифицировать гражданственность и чувство моральной коммуны с поддержкой этой империи. Вместо этого они приступили — часто не осознавая того, что делают, — к конструированию новых форм общества, внутри которых могла бы существовать моральная жизнь и мораль, и гражданственность могли выжить в условиях наступления варварства и мрака. Если мое рассмотрение наших моральных условий правильно, нам следует также заключить, что некоторое время назад мы также достигли поворотной точки. На этой стадии важно конструирование локальных форм общества, в рамках которого гражданственность, интеллектуальная и моральная жизнь могли бы пережить века мрака, которые уже настигли нас. И если традиция добродетелей смогла пережить ужас веков мрака, мы не полностью утеряли надежду. На этот раз нас не ждут варвары на границе; они уже управляют нами. И именно отсутствие понимания этого составляет часть наших затруднений. Мы ждем не Годо, а другого Св. Бенедикта, хотя и весьма отличного от прежнего».
Не могу не проанонсировать дружественный блог питерского математика Ромы Михайлова, следите, скоро он обещает там метафизический ДВИЖ и погружение в иные слои реальности.
Читать полностью…Но есть и хорошие новости: оказывается, Овидия наконец реабилитировали, всего-то две тысячи лет прошло.
«Спустя 2000 лет после смерти Овидия власти Рима отменили решение императора Августа о высылке поэта. В 8 году Овидий был сослан в причерноморский город Томы (ныне Констанца) за неизвестные прегрешения — некую „ошибку“: возможно, он стал свидетелем, а то и соучастником, адюльтера внучки Августа, а может быть, виной была его поэма „Наука любви“. В Томах Овидий умер через девять лет. Выступить против воли императора решили политики из „Движения пяти звезд“ во главе с мэром Рима Вирджинией Раджи. Газета напоминает, что это не первый подобный случай в Италии: в прошлом году город Губбио принес извинения за участие в преследовании Данте (из Губбио родом был магистрат, подписавший поэту смертный приговор), а в 2008-м за изгнание Данте официально извинилась Флоренция».
https://gorky.media/context/reabilitatsiya-ovidiya-otsifrovannyj-markes-i-torzhestvo-konspirologii/
Писал обо всем этом в «Горьком» https://gorky.media/context/pishushhij-eti-slova-usodomit-togo-kto-budet-ih-chitat/
Читать полностью…Прочел на quartzy.qz.com любопытную статью о чтении. Оказывается, раньше, до 17-18 веков, люди читали только вслух, а чтение в тишине, про себя, стало мэйнстримом сравнительно недавно – всего пару веков назад.
Автор статьи ссылается, например, на шестую книгу «Исповеди» Блаженного Августина, где тот описывает чтение в тишине как нечто необычное:
«Когда [Амвросий] читал, глаза его бегали по страницам, сердце доискивалось до смысла, а голос и язык молчали. Часто, зайдя к нему (доступ был открыт всякому, и не было обычая докладывать о приходящем), я заставал его не иначе, как за этим тихим чтением. <…> Он боялся, вероятно, как бы ему не пришлось давать жадно внимающему слушателю разъяснений по поводу темных мест в прочитанном или же заняться разбором каких-нибудь трудных вопросов и, затратив на это время, прочесть меньше, чем ему бы хотелось».
Еще эту сцену вспоминает Альберто Мангуэль в книге «История чтения» и добавляет: «… с появлением чтения про себя у читателей появилась и возможность устанавливать нерушимую связь с книгой. Уже не нужно тратить время на то, чтобы произносить слова вслух. Они могут существовать в своем внутреннем мире, могут литься бурным потоком или только обозначать проблему, могут делать намеки или говорить прямо, пока читатель просматривает их на досуге, извлекая новые для себя мысли, сравнивая прочитанное с собственными воспоминаниями или с тем, что узнал из других книг. <…> Некоторых догматиков настораживала новая манера; с их точки зрения, чтение про себя чревато опасностью впасть в дрему, в апатию — грех безделья, «зараза, опустошающая в полдень» (Псалтырь 90:6). Но оно влекло за собой и другую опасность, которую не предусмотрели Отцы Церкви. Книга, которую можно читать про себя, уже не требует немедленного разъяснения, не может быть осуждена или отцензурирована слушателем. Такое чтение позволяет читателю общаться с книгой без свидетелей, а одиночество «освежает разум», как восхищенно писал Августин».
В Средние Века читали только и исключительно вслух, а до седьмого века в книгах на латыни не было пробелов, иэтооченьосложнялочтение. Поэтому монахи не читали, а как бы напевали книги, чтобы на слух понять, что же такое там написано. И потому М.Б.Паркс, автор книги «Pause and Effect», считает, что именно появление пробелов и запятых изменило отношение людей к чтению – ведь после этого отпала необходимость проговаривать слова.
Впрочем, до сих пор не очень понятно, что именно стало причиной отказа от чтения вслух. Историк Роберт Дарнтон писал, что даже в 18 веке чтение было важной частью общественной, светской жизни, люди редко читали «себе», в основном – друг другу. Собирались вместе и читали. И читать «без звука» было так же невежливо, как сегодня пялиться в мобильник во время разговора с другом. И только 18-19 веках чтение про себя и для себя постепенно стало обычным делом среди богатых, образованных людей – ну, просто потому, что они могли себе это позволить – обустроить личную библиотеку и запереться в ней.
С библиотеками, кстати, тоже все не слава богу. В The Guardian есть статья о библиомании и коллекционерах книг, и там пишут, что в 19-м веке собирание редких книг в Британии порицалось обществом, и привычка интеллектуалов иметь дома больше одной-двух книг считалась чем-то вроде психического отклонения, поэтому никто особо не афишировал наличие библиотеки в доме; библиофилы были чем-то вроде ущемленного меньшинства, их даже сравнивали с гомосексуалистами. Серьезно. И если в прессе выходила разоблачающая статья о каком-нибудь лорде, то автор обязательно добавлял: «а еще у него личная библиотека есть, извращенец, говорю же!»
***
Статья о чтении вслух: https://quartzy.qz.com/1118580/the-beginning-of-silent-reading-was-also-the-beginning-of-an-interior-life/
Статья о библиомании: https://www.theguardian.com/books/2017/jan/26/bibliomania-the-strange-history-of-compulsive-book-buying?CMP=fb_gu
Мало Сенеку читал.
«Бывшему вице-губернатору Петербурга изменил стоицизм. Он заключил сделку со следствием и признал хищение 50 млн на строительстве стадиона в надежде снять с себя подозрения во взяточничестве».
У Мари-Одиль Гуле-Казе — полагаю, главного живущего киниковеда — вышла новая 700-страничная обобщающая монография о кинизме. Шат ап энд тейк май мани http://www.vrin.fr/book.php?code=9782711627639
Читать полностью…Специалисты по древнегреческому Бибихин и Ахутин, заручившись поддержкой специалиста по древнегреческому Розанова, против невразумительного переводчика Кубицкого! Вот уж действительно Хеллоуин… Решил посмотреть перевод Розанова. В предисловии, собственно, Бибихин рассыпается в громких похвалах («единственный органичный перевод Аристотеля») и срамит Кубицкого («вымученный перевод», «нелепая редактура»). Комплименты Розанову, например, такие: перевод λόγος как «значение» следует признать всем филологам прекрасной находкой. Почувствовал, как со страниц поднимается страшная тень Муравьева с его «речением»… Ладно. Нашел случайное конкретное место, где он сравнивает два перевода (пока долистал до этого отрывка у Розанова, наткнулся на упоминание диалога Платона «Республика»):
«В строку 1016b 20 (кн. V, гл. 6, § 12 начало) советского перевода без нужды добавлено в квадратных скобках "пояснение", заставляющее думать, будто с единого начинается только познание целого рода вещей. На самом деле конечно для Аристотеля с единого начинается познание каждой вещи без исключения. Вот случай, когда ошибиться для Розанова в его сотрудничестве со своим автором было бы совершенно невозможно».
Что же это там за страшное пояснение в скобках у Кубицкого (1934), подумал. Открываю:
«Сущность единого — в том, что оно известным образом представляет собою начало числа; дело в том, что началом является первая мера; ибо первая мера во всяком роде [бытия] есть то первое, с помощью которого мы [этот род] познаем; следовательно, единое является началом того, что может быть познано относительно каждого предмета».
Ага, значит проклятые советчики заставили нас познавать роды, которых не было. В отличие от Розанова (1895):
«Быть же началом для чего-либо единого значит быть [началом] числа, ибо первая мера и есть начало: в чем прежде мы познаем вещь, это и есть первая мера каждого рода [вещей]. Таким образом, начало познаваемого в каждой [вещи] и есть единое».
Полез без особой надежды в оригинал (рано или поздно я заставлю себя вернуться за древнегреческий):
Τὸ δὲ ἑνὶ εἶναι ἀρχῇ τινί ἐστιν ἀριθμοῦ εἶναι· τὸ γὰρ πρῶτον μέτρον ἀρχή, ᾧ γὰρ πρώτῳ γνωρίζομεν, τοῦτο πρῶτον μέτρον ἑκάστου γένους· ἀρχὴ οὖν τοῦ γνωστοῦ περὶ ἕκαστον τὸ ἕν.
То есть (в скобках условный перевод для упрощения) ἑνὶ (единое) —> ἀρχή (начало) —> πρῶτον μέτρον (первая мера) —> πρώτῳ γνωρίζομεν (первое познаваемое) —> πρῶτον μέτρον ἑκάστου γένους (первая мера всех родов) —> ἀρχὴ οὖν τοῦ γνωστοῦ (начало познания) —> περὶ ἕκαστον τὸ ἕν (всего единого). С ходу — не углубляясь ни в древнегреческий, ни в самого Аристотеля — я решил бы, что познание начинается с единого, которого является принципом бытия и родов, и вещей, и вообще всего подряд. Переврал ли что-то Кубицкий? Решил сравнить с западными переводами.
Hugh Tredennick (1933):
The essence of "one" is to be a kind of starting point of number; for the first measure is a starting point, because that by which first we gain knowledge of a thing is the first measure of each class of objects. [20] "The one," then, is the starting-point of what is knowable in respect of each particular thing.
David Ross (1908):
The essence of what is one is to be some kind of beginning of number; for the first measure is the beginning, since that by which we first know each class is the first measure of the class; the one, then, is the beginning of the knowable regarding each class.
Alexis Pierron, Charles Zévort (1840):
L'essence de l'unité, c'est d'être le principe d'un nombre; car la mesure première de chaque genre d'êtres est un principe. C'est le principe par lequel nous connaissons un genre d'êtres, qui est la mesure première de ce genre. Le principe du reconnaissable dans chaque genre, c'est donc l'unité.
Jules Barthélemy-Saint-Hilaire (1878):
C'est la notion de l'unité qui est le principe du nombre, parce que c'est la mesure primordiale qui est le principe. Dans chaque genre de choses, c'est ce qui fait primitivement connaître la chose qui est la mesure première de ce genre. Or, le principe qui nous fait tout d'abord connaître les chos
Отметим, что с переводами Аристотеля всё вообще очень плохо. Многие специалисты называют эти переводы худшими в истории переводов античной литературы – постоянные квадратные скобки; тот особый извод русского языка, которым принято переводить античную литературу у плохих переводчиков; текстологические проблемы etc. Так что Аристотеля в переводе даже открывать не стоит, бесполезное занятие – только если вы не занимаетесь какой-то специфической умственной аскезой.
Читать полностью…После поста о классицизме один из подписчиков попросил меня опубликовать небольшой ликбез по границам между сакральным и гражданским в римской архитектуре, и вот я выполняю его просьбу. Правда, этот разговор придётся разбить на несколько постов.
NN: Как использовался фронтон в аутентичной греко-римской архитектуре?
Sign.Leg.: Полноценный фронтон со всеми его атрибутами мог быть исключительно элементом сакральных зданий. Это фиксируется как археологически, так и в письменных источниках, главный из которых — Цицерон.
“Вот кровля Капитолия или любого другого храма; не потребность в изяществе, а необходимость заставила придать ей такой вид; но когда была придумана двускатная крыша с фронтоном (fastigium), чтобы вода стекала с неё, то оказалось, что такой фронтон не только удобен, но и величав, настолько величав, что если бы построить Капитолий на небесах, где не бывает дождя, то без фронтона он лишился бы там всякого величия.”
В другом сочинении Цицерон перечисляет почести, которых удостоился обожествлённый Юлий Цезарь: “Можно ли было оказать ему больший почёт, чем предоставление ему ложа, изображения, двускатной кровли и назначение фламина?”
Под "изображением" здесь понимается культовая статуя, фламин - особый жрец, а то, что переведено как “двускатная кровля”, снова названо fastigium.
Можно вспомнить и сообщение Плутарха: “жена Цезаря видела такой сон: у Ливия говорится, что дом Цезаря был по постановлению сената, желавшего почтить Цезаря, украшен фронтоном и этот фронтон Кальпурния увидела во сне разрушенным, а потому причитала и плакала.”
То, что переведено здесь как “фронтон”, названо ἀκρωτήριον, т.е., буквально, акротерий. Логично предположить, что Плутарх попросту неточно калькировал латинское fastigium. Хотя цитируемая им книга Тита Ливия не сохранилась, у Светония есть аналогичное сообщение: "жене его Кальпурнии снилось, что fastigium их дома рушится". Наконец, упоминает его и Луций Анней Флор: "все почести: статуи вокруг храмов... фронтон на доме." Итак, чтобы заслужить "фронтон на доме", нужно считаться полубогом, не менее.
Греко-римский фронтон - это маркёр священного пространства; наподобие церковного купола, он мгновенно сигнализирует о приближении к чему-то, выходящему за рамки повседневности. Начиная с позднеклассического времени фронтоном маркируются не только монументальные здания, но и надгробия, изображающие “храмик” (наиск); характерно, что мастера могли вообще не прорабатывать колонны, но символический фронтон присутствовал обязательно. Эта традиция, безусловно, связана с представлениями о героизации усопших.
Это почти всё, что вы хотели знать про фронтоны, но боялись спросить.
Александр Викторович Марков человек интересный и крайне работосопобный, но перевод «Метафизики» у него, кажется, получился несколько чересчур экспериментальным (он пытался сделать этот действительно тяжелый текст проще и понятнее). Ну и вот что получилось в итоге.
Фрагмент перевода Кубицкого (видимо, поздняя, отредактированная версия, но не суть):
И то, что строитель лечит, это нечто привходящее, потому что это естественно делать не строителю, а врачевателю, строитель же случайно оказался врачевателем. И искусный повар, стремясь к тому, чтобы доставить удовольствие, может приготовить нечто полезное для здоровья, но не через поваренное искусство; поэтому мы говорим, что это получилось привходящим образом, и в каком-то смысле он это делает, но не прямо. В самом деле, для других вещей имеются причины и способности, которые их создают, а для привходящего никакого определенного искусства и способности нет, ибо причина существующего или становящегося привходящим образом также есть нечто привходящее.
Фрагмент перевода Александра Маркова:
Если строитель вылечил кого-то — это признак, потому что лечат не строители, а врачи, но по сути дела так получилось, что строитель поработал врачом. Шеф-повар, не ставящий никаких других целей, кроме как доставить удовольствие, сочинил что-то полезное для здоровья — но это не свойство поварского искусства, а оказалось свойственно ему: да, он сочинил это, но не прямо по своей работе. Действительно, чтобы создавать вещи, надо обладать поэтическими способностями, но нет искусства по созданию признаков, и даже способность создания признаков не выделяется.
«Шеф-повар сочинил что-то не прямо по своей работе» — в общем, что-то я не уверен, что Аристотеля можно так переводить.
ЛЕБЕДЕВ И ΚΡΑΤΕΡΟΙ ΜΥΘΟΙ
Обнаружился тут у Максима Дондуковского занятный текст о Владимире Вениаминовиче Бибихине и Андрее Валентиновиче Лебедеве — не можем не опубликовать! Ну и да, обязательно приходите 1 ноября на лекцию последнего — когда ещё появится шанс услышать о Пармениде и образе колесницы у Платона? А ещё это бесценная возможность услышать большие древнегреческие пассажи, невероятно артистично декламируемые Андреем Валентиновичем наизусть (больше так никто не делает и не умеет). Подробнее – см. пост выше. И паспорт не забудьте.
А вот и история: telegra.ph/Bibihin-i-Penelopa-10-23. Осторожно: в тексте присутствуют κρατεροὶ μῦθοι.
Прочел в шестом выпуске «Платоновских исследований» статью Бриссона «"О благе" Платона: метаморфоза одного анекдота», которая служит контрапунктом к «Основным герменевтическим проблемам интерпретации Платона» Слезака. Мне казалось, что у Бриссона были довольно неплохие главы о софистах и сократиках в двухтомнике Канто-Спербер, но после этой статьи засомневался; надо перечитать.
С одной стороны, это прекрасный в своей дотошности анализ свидетельства Аристоксена Тарентского о легендарной публичной лекции Платона «О благе». Бриссон (между прочим, ученик Пьера Видаля-Наке) отдельно разбирает чуть ли не каждое словосочетание — это производит впечатление и выглядит весьма убедительным, но, к сожалению, моих позабытых познаний в древнегреческом не хватает, чтобы быть уверенным в релевантности его филологического анализа. С другой, к чему приводит этот пристрастный анализ нескольких предложений? К тому, что у Платона никогда не было и не могло быть никакого внутреннего учения (основными принципами которого было Единое и Двоица).
Не в последнюю очередь сюжет разворачивается вокруг этого предложения: «Когда выяснилось, что Платон говорит о математике, числах, геометрии и астрономии, заключая, что благо — единое, то это, я полагаю, оказалось для них весьма неожиданным». Комментируя ее, Бриссон заключает, что в ὅτι ἀγαθόν ἐστιν ἔν «понятие ἔν находится в предикативной позиции. И фраза означает не то, что Благо — это Единое, а то, что Благо едино, поскольку это единая умопостигаемая идея, в отличие от прочих многочисленных идей». Значит, никакого Единого нет, а античные читатели просто не знали о предикативной позиции. Ладно. А что же Двоица? Ее приплели пифагорействовавшие средние платоники назло Новой Академии. End of story.
И я вот не очень понимаю, это у них нормально — доказать отсутствие неписанного учения Платона, ссылаясь на лишь одно свидетельство и его прочтения в позднейших источниках? Я далек от классической филологии, но как читателю, подвизающемуся на этом поприще не первый год, мне кажется это какой-то оголтелой халтурой (даже при том, что это формат небольшой статьи). Какой-то прямо эталонный пример аналитического редукционизма, который проклинает А.В. Лебедев.
Для успокоения души почитаем «Метафизику» Аристотеля (он, вероятно, тоже ничего не знал о предикативных позициях и неправильно читал Платона):
«В качестве материи являются началами большое и малое, а в качестве сущности — единое; ибо идеи получаются из большого и малого через приобщение (их) к единству. Что единое представляет собою сущность, а не носит наименование единого, будучи чем-либо другим, это Платон утверждал подобно пифагорейцам, и точно так же, как они — что числа являются для всех остальных вещей причинами сущности (в них); а что он вместо неопределенного, как (чего-то) одного, ввел двоицу (пару) и составил неопределенное из большого и малого, это — его своеобразная черта».
Сегодня на чтениях «Киропедии», а именно разговора юного Кира с дедом Астиагом о разнице между персидским и мидийским царским столом, с радостью наткнулся на причастие τεκμαιρόμενος, которое запало мне в голову после того, как А. В. Лебедев в интервью сказал, что «Фалес говорил, что все полно богов, ссылаясь — τεκμαιρόμενος, то есть „основываясь на свидетельстве“ — на магнит и янтарь. Это эмпирическое доказательство, и вся ионийская наука была основана на таких τεκμήρια».
Эмпирическому характеру ионийской философии я посвящал несколько постов: в частности, об Анаксагоре, чье утверждение, что солнце — это огненная глыба, возможно, было сделано на основании наблюдения за падающими метеоритами, а также о возможной связи теории происхождения человека Анаксимандра с особенностями размножения mustelus levis, гладких морских собак. Андрей Валентинович приводит и другие τεκμήρια, действительно заставляющие задуматься о некоем подобии индуктивного и экспериментального метода у ионийцев.
У Ксенофонта же τεκμαιρόμενος встречается в следующем контексте: Астиаг расхваливает изобилие мидийского царского стола, на что Кир замечает, что видит, что на самом деле все эти кушанья деду противны. Тогда Астиаг спрашивает:
Καὶ τίνι δὴ σὺ τεκμαιρόμενος, ὦ παῖ, λέγεις;
То есть «и на чем основываясь, мальчик, ты говоришь?»
На что прозорливый не по годам Кир отвечает: «А потому, — отвечал Кир, — что замечаю, как ты, когда берешь рукою хлеб, ничем ее не вытираешь, когда же касаешься какого-либо из этих блюд, сейчас же вытираешь руки полотенцем, как будто тебе очень неприятно» (пер. В. Боруховича и Э. Фролова).
Выводов никаких нет, просто смешно было встретить слово, до этого ассоциировавшееся у меня с истоками самой философии, в таком гастрономическом контексте.
Отец Григорий о разумном начале души у Аристотеля и у христианских аскетов https://www.youtube.com/watch?v=JMsHeIAaxU0
Читать полностью…Обстоятельства последней недели так раскладывались, что оптимальным выходом из обстановки было забить на САП, голубятню, языки птиц, видеобложик, и уехать всей группой в Китай, на норм бабло, но не, мы остаемся верными почве, мистическому СССР, питерским болотам, скоро все соберемся и начнем фигачить бложик, запустим САП на полуреальных нитях, заставим всех работать без зарплаты, авторитетом продавим стены. Все норм, братья и сестры.
Читать полностью…Вообще не хотел давать ссылку на свою лекцию в Казани об античной философии, т.к. перед выступлением она целиком вылетела у меня из головы и пришлось припоминать на ходу; вышло довольно сумбурно. Но коль скоро T&P ее включили в лучшие видеолекции 2017 «известных лекторов, ученых и практиков», скрывать нечего. Непонятно только, почему 2017, если она была осенью 2016-го. Ну и обязуюсь в ближайшее время бросить уже все свои вторичные занятости вроде работы и действительно стать известным практиком уличной философии. επιμέλεια εαυτού!
https://special.theoryandpractice.ru/oscar-2017
«Оказывается, раньше, до 17-18 веков, люди читали только вслух, а чтение в тишине, про себя, стало мэйнстримом сравнительно недавно».
Это, конечно, полная чушь. Чтение про себя было известно еще в Классической Греции.
«До седьмого века в книгах на латыни не было пробелов, иэтооченьосложнялочтение».
Тоже ерунда. Scriptio continua, конечно, была одной из причин чтения вслух, но пунктуация в целом и interpunctum в частности появились задолго до VII века. Далеко ходить не надо, откройте письмо XL Сенеки: «Есть вещи, которые, по-моему, одному народу подходят больше, другому меньше. У греков такая вольность была бы терпима, а мы и на письме привыкли разделять слова точками».
Единственный и бессменный автор этого проекта пребывал в интенсивных разъездах и потому физически не успевал ничего записывать, но вот вернулся и приветствует вас.
Разговор о римских сакральных и гражданских постройках и их диффузиях я продолжу прямо завтра, а пока вот для разгона отвечу на давнишнее замечание @vershki про, внезапно, европейскую иконографию Сатурна/Крона, пожирающего детей. В качестве примеров там приводились знаменитые картины Гойи и Рубенса. К ним можно по-разному относиться с точки зрения личных симпатий, но вот с точки зрения исторической, как поздняя интерпретация мифа, это чистейший образчик полной утраты осмысленности.
Если вы помните (а вы помните) эти картины, то ясно представляете себе расчленёнку, подразумеваемую обоими мастерами. Отгрызенные головы, ошмётки плоти, кровь-кишки-сами-знаете-что, - и всё это вроде как выразительно, но с логическим завершением мифа не стыкуется от слова вообще. Там, как вы тоже помните, Зевс освобождает братьев и сестёр из чрева отца. Живыми, целостными и бессмертными, какими они и были рождены.
Гесиод, описывая этот сюжет, использует сначала глагол καταπίνω (проглатывать), а вовсе не "пожирать": καὶ τοὺς μὲν κατέπινε μέγας Κρόνος (и их проглатывал великий Крон), а затем ἐξεμέω (изрыгать, выташнивать): πρῶτον δ᾽ ἐξέμεσεν λίθον (первым он изрыгнул камень...); разумеется, только такое построение образов и может полноценно служить религиозной символике этого мифа. Никакие разрывание и, уж тем более, разжёвывание здесь не могут быть уместны - это не миф о Дионисе-Загрее.
Поэтому и вся аутентичная иконография исключительно мягка и благочестива - вот, например, как на рельефе на фото внизу.
Это, конечно, банальности. Но банальности неочевидные и постоянно упускаемые из вида. Где грань между интерпретацией и отсебятиной? В какой момент преемственность превращается в извращение? - Чисто эпистемологически, видимо, тогда, когда распадаются изначальные логические связи. А чисто по-человечески - когда от автора начинает ускользать историческая правда, в которой сила, брат.
Как многие наши читатели знают, 1 ноября 2017 г. знаменитый исследователь древнегреческой философии Андрей Валентинович Лебедев (ИФ РАН, Критский университет) прочёл на кафедре классической филологии МГУ открытую лекцию «Проэмий Парменида и образ колесницы души в диалоге "Федр" Платона»: youtu.be/3DHrmBKX0yI
Статьи А.В. Лебедева можно посмотреть здесь: crete.academia.edu/AndreiLebedev
Благодарим Андрея Валентиновича за лекцию, Владимира Михайловича Давыдова за съёмку и Михаила Александровича Шишканова за монтаж!
При дальнейшей публикации необходима ссылка на первоисточник.
es, c'est l'unité dans chacune d'elles.
Судите сами. Мне больше нравится перевод Росса и Пьеррона-Зевора (и к французскому тоже обещаю вернуться). Вообще, здесь нет никакой сложной филологической и переводческой проблемы — она сугубо философская. Я, честно говоря, не понимаю, что Бибихин имеет в виду, утверждая, что с единого начинается познание не «целого рода вещей», а «каждой вещи без исключения». Он добавляет, что к этому фрагменту Розанов дает «безупречное примечание»: «О вещи мы прежде всего познаем то, что он едина, то есть что существует сама по себе среди многих других вещей». И то, и другое в определенном смысле совершенно верно. Но только в том, если под познанием каждой вещи подразумевается познание ее вида и рода. По Аристотелю настоящее знание — это знание всегда общего, познание — всегда познание видов, родов и прочих δεύτεραι οὐσίαι («вторые сущности»), которые δεύτεραι только для человеческого разума, а по природе вполне себе πρῶται. Вещи как таковые для перипатетика никакой ценности не представляют. Собственно, тут и ходить далеко не надо — достаточно перелистнуть на несколько страниц назад и посмотреть, что именно Аристотель называет единым и как его классифицирует: «единым называется одно в силу случайной связи, другое — само по себе». В свою очередь, единое само по себе называется так потому, что принадлежит одной a) природе b) виду c) роду d) субстанции — всем тем δεύτεραι οὐσίαι, которые являются предметом познания. И ровно после этого перечисления начинается вышестоящий абзац. Итак, уместно ли Кубицкий акцентировал на родовом единстве? На мой взгляд, да. Особенно в виду следующей вскоре за этим абзацем иерархии единого самого по себе: «последующие (более общие) формы единства всегда сопутствуют предшествующим, как, например, то, что едино по числу, едино и по виду, но то, что едино по виду, не все едино по числу; в свою очередь по роду едино все, что едино по виду». То есть родовое единство закономерно одно из основополагающих. Как видите, в своих прочтениях Росс и Пьеррон-Зевор вводят аж три упоминания рода (против одного в оригинале).
В общем, потратил столько времени на размышления об одном только этом фрагменте, что возвращаться к Розанову уже не стал; пролистанного хватило, чтобы убедиться, что ни по каким параметрам советский перевод он не превосходит. В соседнем канале апеллировали, насколько понимаю, к большей простоте и ясности — ну, не знаю, в той же главе про единое первым делом наткнулся на такое: «одни предметы называются вследствие того, что они связаны, как, например, пук прутьев вследствие связи». Или глянул место о боге — к сожалению, наиболее яркого из XII книги нет, так как до нее Розанов не успел добраться (хотя, скорее, к счастью), поэтому из II — по-моему, тоже нескладнее, чем у Кубицкого (зачем бог вместо «причины» назван «причинным основанием»??).
Поверьте, если вам по каким-то причинам требуется «Метафизика» на русском, то ничего лучше Кубицкого еще не было — и, думаю, еще долго не будет. Подобраться к Аристотелю через Розанова — доселе мне неизвестное извращение, как, впрочем, и руководствоваться насчет перевода рекомендациями Бибихина. Ну и насчет переводов как таковых: мнение, что чего-то перевести нельзя без катастрофического ущерба оригиналу или перевод даже вредит пониманию — это обычный академический снобизм и обесценение работы переводчика. Базовая истина, конечно, не то, что «подавляющее большинство переводов не годится для понимания оригинала», а что перевести можно что угодно с чего угодно на что угодно — разумеется, не идеально, но заботливо и релевантно. Суббота вечер, сажайте зрение, а не печень.
Вот упоминавшийся недавно В.В. Бибихин в своё время прекрасно написал об этом: www.bibikhin.ru/k_perevodu_metafiziki
Читать полностью…Интересно, это какие специалисты называют перевод Кубицкого худшим в истории античной литературы?
Читать полностью…Сделал «Инструкцию по выживанию» из Плиния Младшего и вообще всем рекомендую его письма почитать, очень хорошая книжка:
«О зоркости
Повинуюсь, дражайший коллега, и щажу, согласно твоему приказанию, свои слабые глаза. Я и сюда прибыл в крытой повозке, запертый со всех сторон, точно в спальне; и здесь воздерживаюсь, хотя и с трудом, не только от стиля, но даже от чтения, и занимаюсь только с помощью ушей. С помощью занавесей я создаю в комнатах легкий сумрак; в криптопортике, если закрыть нижние окна, также стоит полумрак. Таким образом я постепенно приучаюсь к свету. Я моюсь в бане, так как это полезно, пью вино, так как это не вредно, но в очень умеренном количестве: такова моя привычка, а сейчас за мной есть и надзор. Курицу я принял очень охотно, так как она послана тобой; хотя у меня и гноятся глаза, но они достаточно зорки, чтобы увидеть как она жирна».
https://gorky.media/context/luchshe-nichem-ne-zanimatsya-chem-zanimatsya-nichem/
Прекраснейший последний софист Стас Наранович @parakharatteintonomisma абсолютно верно написал, почему невозможна в наше время античная философия, а мне все эти дни хотелось высказаться о том, почему архитектура классицизма соотносится с античной предельно сомнительным образом. И вот да, ровно по тем же самым причинам.
Потому что античная архитектура - это всецело плод греко-римских религии, философии, общественного устройства и гражданской идентичности: всего, чего у классицизма не было и не будет. Аутентичный ордер не просто символизирует: он значит, каждый его элемент апеллирует к живым и повседневным реалиям. С ним можно играть так, как играет со своей речью носитель языка; каждая интонация и каждый каламбур будут услышаны. Носитель языка знает, почему нужно говорить "класть", а не "ложить", и точно так же он знает, почему фронтон может быть у храма и надгробия, но не у магазина и не у сарая; он вешает у себя в саду те же венки и гирлянды, которые украшают фризы его святилищ; букраний для него - череп жертвенного быка, а не "декоративный элемент"; он трогал эти черепа руками, он видел настоящие трофеи; он понимает, где перед ним малоазийский, а где италийский элемент. В конце концов, он просто верит в великих и малых богов, из атрибутов которых складывается весь строй его эстетики. Его архитектура полностью синхронизирована с развитием его гражданских, философских и религиозных идей.
Классицизм же выглядит на этом фоне мумифицированной медицинской латынью, и попытки выговорить на ней живое слово громоздки, пафосны и печальны. Отсюда все эти наши унылые лысые антаблементы, цельноворованные орнаменты, бутафорские капители, здания банков, на серьёзных щщах имитирующие храмы (в Риме за такое руки бы оторвали). Худо-бедно мы ещё можем осилить форму, но наполнить её содержанием мы уже не в состоянии.
В своём лучшем проявлении классицизм - героический порыв ностальгии, в худшем же (и таких примеров больше) - элитный драмкружок, наподобие реконструкторских. Да, арматурный фриз в эпоху огнестрельного оружия выглядит издевательством. - Но ничего лучше, чем ностальгия, у нас нет. Потому что просто так взять и отказаться от воспоминаний о мире, в котором понятие гармонии было основой всей материальной культуры - это тоже своего рода эвтаназия.
"Когда бы грек увидел наши игры", короче говоря.
Год назад на лекции в Казани я попытался выделить ряд внешних оснований, с исчезновением или необратимым изменением которых перестала быть возможной античная философия: античная религия, устный характер античной культуры, организация публичных пространств. Без подобных условий античная философия невозможна — именно поэтому попытки коучей от философии применить ее в современной жизни выглядят подчас так нелепо.
Наконец, в описании киников у Элии Александрийского (VI в. н.э.) я наткнулся на четвертое условие — самое главное:
«По их словам, если благо есть, его следует практиковать и в общественной жизни, и в частной, если же блага нет, то ни в общественной, ни в частной жизни его достичь невозможно. Ведь не было у них так: "Молви одно, про себя сохрани осторожно другое" (Od. 11.443), а было иначе: "Впрочем, — молитесь открыто! С чего мы их будем бояться?" (Il. 7.196)»
Просто блага уже никакого нет. Так что какая уж тут античная философия.