5506
Крупнейшее сетевое издание по теории архитектуры и города по вопросам сотрудничества @mnevlyutov рекламу не размещаем
Кстати, если вам интересно поизучать про культурные особенности деловой коммуникации в разных странах, я очень совету прочесть книгу Culture Map by Erin Meyer (Карта культурных различий).
Читать полностью…
Запоздалые размышления о выгорании.
После поста про выгорание и ваших комментариев я поняла одну вещь.
Одна из причин, почему вообще все так произошло в моей карьере, не смотря на большую нагрузку на работе, это то, что мое руководство практически никогда особо не выражало благодарность после очередной сдачи.
Обычное и простое “спасибо,” как ни странно, очень важно слышать. Не зря нам с детства говорят что это волшебное слово.
Конечно, бонусы и оплата внеурочных часов тоже необходимы. Мы вроде не в рабстве, в теории.
Но простая, искренняя человеческая благодарность необходима, чтобы ты почувствовал, что твои усилия были замечены и оценены.
Привет.
Сегодня давайте поговорим немного о теории архитектуры. И разберем базовый момент, фундаментальный для нашего творчества.
“Что делает здания красивыми?”
Вы задавались когда-нибудь вопросом, почему мы считаем одни здания красивыми, а другие нет. Мы разделяем плохую и хорошую архитектуру. И как вы думаете красивые здания могут быть плохой архитектурой?
Сегодня давайте разберемся только с первым вопросом. Какие здания мы считаем красивыми?
Многие из вас наверно согласятся что это субъективно и зависит от эстетических предпочтений человека. А так же возможно от ее/его образования. (Часто архитекторы считают красивыми те знания, которые остальная публика может не понять или охарактеризовать негативными эпитетами). Возьмем например брутализм, яркий пример такой ситуации.
А если поговорить об объективных критериях? Какие бы вы назвали?
note #5
Рассматривала работу 2000 г. большого художника Ирины Кориной '29 трансформаций'. Мы видим белую комнату, в стенах которой множество ненормальных образований, опухолей и нарывов. По словам самой Ирины, ее в тот период пугало современное искусство и в нем виделось множество вскрывающихся болезней и странностей.
Это совпало с массовой модой нулевых избавляться от старых вещей, наполненных старыми вещами интерьеров и делать у себя дома 'чистое', минималистское пространство. Это условно икеевское очищенное от хлама пространство будто бы было домом нового, умного и интересного хомо сапиенс. Просвещенный человек не станет вешать себе ковер на стену и хранить десятки хрустальных вазочек. Он обращается к хорошему дизайну и избавляется от мещанских желаний.
О чем может сказать работа Кориной — под стремлением к чистоте, разумности и стерильности пухнут наши болезни, подавленные и неизвестные желания, странные намерения. Также и дизайн как категория деятельности, которая сеет 'разумное-доброе-вечное', дизайн как декларация разума, дизайн с проговариваемой миссией об улучшении среды — может быть отражением тайной и больной стороны жизни общества. Его навязанных устремлений и ложных потребностей.
Получилась настоящая исповедь.
Поэтому продолжу текстом.
Хочу обратиться ко всем, кто глубоко переживает рабочие процессы и пытается справится с эмоциональным выгоранием и поиском смыслов.
Вы не одиноки. Я желаю вам найти поддержку и понимание среди вашего окружения.
И как ментор и коуч с опытом, могу сказать, что это международная проблема.
На прошлой неделе Architects Registration Board в Великобритании опубликовала результаты исследования о культуре на рабочем месте. В рамках исследования было опрошено почти 900 специалистов на разных этапах развития карьеры в архитектуре.
Друзья, я буду рада вашим реакциям и вопросам. Я, как ответственный хорошист, очень серьезно отнеслась к поставленной задаче - публиковать здесь об архитектуре и дизайне. Но я очень хочу избежать нарочитого или скучного тона повествования. Думаю, этим уже достаточно грешит мой Инстаграм. Помогите мне вырваться из амплуа лектора!
Давайте проголосуем, о чем мне рассказать в следующем посте:
1. Мой первый и последний самостоятельный архитектурный проект.
2. Что не так с моим арх. образованием?
3. Какого это, когда твой начальник - бывший партнер из Foster & Partners?
4. Выгорание - Чума 21 века, или как я ушла из архитектуры навсегда.
Сегодня давайте расставим точки над i и поговорим о роли архитектора.
Что для меня работа архитектора?
Прежде всего, это коммуникация.
Как то раз я услышала интересную мысль:
“We don’t build anything. We communicate the intention”
“Мы ничего не строим. Мы коммуницируем намерение.”
Если идея только в твоем мозгу, она не существует. Она должна быть переведена на лист бумаги или другие носители информации. Без коммуникации нет архитектуры и архитектурной среды. Без эффективной коммуникации нет реализации именно твоей идеи.
Даже будучи архитектором, моя основная медиа и поле для реализации было координирование работы многонациональных команд. Например, в работе над проектом галереи Гараж я общалась с коллегами восьми (!) разных национальностей. И здесь важен был не только уровень моего английского и знание терминологии, но и понимание культурных особенностей в общении.
Победитель конкурса на лучшую концепцию арт-объекта из панелей снесенного Дом Советов — консорциум историка архитектуры Константина Антипина и компании «Даль». Конкурс был организован калининградским музеем («Дом китобоя»), который сохранил три панели Дома Советов в ходе демонтажа здания.
Описание проекта от команды:
Сто лет назад, в 1924 году А.В. Щусев сказал: «У нас в зодчестве вечен куб. От куба идет все». В поисках образа для объекта мы, следуя примеру Щусева, тоже пошли от куба. Из бесконечного многообразия вкладываемых в эту форму смыслов мы стали высекать те два начала, что поставили задачей раскрыть в своем проекте.
Утрата калининградского Дома Советов для нас — безусловно печальное событие, поэтому первое начало — мемориальное. Свои слова о кубе Щусев произнес в контексте обоснования формы, выбранной им для мавзолея В.И. Ленина. В СССР за все время его существования было построено три мавзолея, и все — для одного тела. Но на них список возведенных по проектам советских архитекторов мавзолеев не заканчивается. В 1950–1980-е годы еще три были сооружены для тел революционных лидеров Вьетнама, Монголии и Анголы. Их создали архитекторы ЦНИИЭП зрелищных зданий и спортивных сооружений — ведущего института, одним из главных профилей которого было проектирование административных зданий. Именно в стенах этой организации полвека назад был разработан проект калининградского Дома Советов.
Единственным материальным свидетельством существования здания теперь являются три сохраненные во время его демонтажа фасадные панели. Мы не стали предлагать сакрализировать материальные останки объекта своей печали. В нашем, вывернутом наизнанку, (не)мавзолее — сами сохраненные элементы Дома Советов являются оболочкой хранения памяти о нем и продолжают при этом нести исходную функцию, служа фасадом уже нового объекта. Как и в предыдущие десятилетия, в окна можно смотреть в основном извне, но теперь наконец возникает и возможность повлиять на происходящее за ними.
Ключевое отличие памятников советского модернизма от шедевров интернационального стиля на Западе — применение сборных (или разборных) железобетонных конструкций. Недаром процесс демонтажа Дома Советов был так тяжело отличим от идущего задом наперед строительства. Преследуя цель сохранить память об утраченном символе города в сердцах людей скорее теплой и светлой, нежели печальной и безысходной, мы выбрали для нашего объекта второе смысловое начало — игровое.
Будучи строго выверенной монументальной формой, наш объект одновременно является игровым автоматом. Встав за его пульт управления, каждый прохожий может попробовать заполучить масштабную модель фасадной панели Дома Советов, выполненной из плюша. Таким образом, человек оказывается причастным к процессу его бесконечной, запертой в «вечный» контур куба, (де)конструкции. Принцип игры прост: человеку дается фиксированное время для того, чтобы выбрать положение крюка, а затем нажать кнопку и опустить крюк в попытке зацепить одну из лежащих на дне куба панелей. В случае удачи игрока, зацепленную панель крюк опустит в отверстие, из которого ее можно будет забрать. Улетая из Калининграда, туристы смогут использовать плюшевые панели в качестве дорожной подушки для шеи.
Разместить объект мы предлагаем на возвышении в перспективе парковой аллеи, фокусирующей взгляды на его силуэте.
В казахском журнале Uly Dala мы нашли перевод-транскрипцию (в первом комментарии к посту) потрясающего документального фильма о египетском архитекторе Абдельвахаде Эль-Вакиле, который сняли Оля Корсун и Фуркат Палван-Заде. Сам фильм можно посмотреть здесь.
В ходе интервью с создателями фильма профессор Абдель-Вахед Эль-Вакиль раскрывает собственные взгляды на роль природных материалов, функциональную составляющую зданий и непреходящее значение прошлого для современной архитектуры. В этих беседах, записанных в архиве профессора в Дохе, где он живет последние десять лет, Эль-Вакиль делится детскими воспоминаниями из Египта и размышляет о социальном и политическом контексте, который сформировал его философию. Фильм раскрывает ключевые этапы карьеры профессора и показывает, почему архитектура, работающая с преемственностью традиции, снова актуальна сегодня.
Абдель-Вахед Эль-Вакиль - Египетский архитектор, признанный авторитет в области исламской архитектуры и видный представитель новой классической архитектуры.
Фуркат Палван-Заде - Главный редактор EastEast, независимый куратор, исследователь и режиссер. Сооснователь syg.ma — открытой платформы для публикаций текстов об обществе и искусстве. В 2023 году он поступил на Ph.D. программу кафердры славянских и евразийский языков и культур Йельского университета.
Оля Корсун - Художница, режиссер, педагог и эпизодический флорист.
Фрагмент перевода:
Культура, которая принимает всё, теряет свою идентичность. А культура, которая отвергает всё, становится деспотичной и тираничной. Этот баланс важен, когда речь идет о симбиотических отношениях между архитектурой, городом и личной идентичностью.
Традиционные ремесла когдато были тесно связаны с более широкой коллективной идентичностью, а не с эгоистичным индивидуальным самовыражением, которое мы видим сегодня. Например, люди могли определить происхождение ковра или парчи по его стилю, как, например, ковры из Казани, Измира или Бухары.
Обращаясь к своему опыту, я рос в Египте во времена значительных политических изменений, включая революцию, которая превратила страну из монархии в республику. Несмотря на эти изменения, у нас остался комплекс неполноценности, привитый Западом. Это было очевидно в архитектуре, где слепо копировали западные стили.
Мой поиск архитектурного стиля, подходящего для Египта, привел меня к Хассану Фатхи, международно известному, но тогда не признанному в Египте архитектору. Работы Фатхи, использующие простые местные материалы, такие как кирпич из глины, открыли красоту, которую часто упускали из виду в пользу более «современных» материалов, таких как бетон и сталь. Он показал, что кирпич из глины, ассоциирующийся с трущобами, может создавать потрясающие структуры, такие же как шедевры Родена.
Фатхи познакомил меня с философией исламской архитектуры, которую я пытался передать своим студентам, сталкиваясь со значительным сопротивлением. Традиционное архитектурное образование было сосредоточено на европейских стилях, отвергая неевропейскую архитектуру как «неисторическую». Однако этот взгляд игнорировал вневременной и адаптивный характер исламской архитектуры, которая служит мусульманским общинам в различных средах.
Во время технологического оптимизма 1960х годов популярными стали идеи жизни в футуристических, капсульных домах. Однако архитектура без философии становится просто инженерией, теряя свои выразительные и эстетические качества. Сравнение современных минималистских дизайнов с богатыми, культурно насыщенными структурами, такими как индуистские храмы или готические соборы, подчеркивает утрату красоты и смысла в современной архитектуре.
Работы Фатхи спасли меня от многолетних исследований, познакомив с устойчивыми строительными техниками, использующими местные материалы и традиционные ремесла. Эти методы, такие как строительство сводов и куполов без растягивающих материалов, являются экологически чистыми и экономически доступными. Этот подход соответствует идее, что архитектура не должна навязывать бедным дорогие современные материалы.
Опережая нашу рубрику #пилавыходногодня!
Для того, чтобы было что посмотреть на этих выходных, Миша Микадзе специально дал интервью.
Продолжая линию игры с посредственным, покажу наш в 5:00 am проект бара ‘’Нева зимой’’, где мы решили работать с очень массовым и очень дешевым предметом, так называемым 'моноблоком' — цельнолитым стулом из единого куска пластмассы.
Моноблок с решетчатой спинкой был абсолютно культовым изделием 90-х и нулевых годов и одновременно стал символом доступности, глобальности, производственной дешевизны — квинтэссенцией всего того, что обозначает слово cheap ‘дешевка’.
Прототипом моноблока была авторская разработка 1972 г. французского инженера Анри Массоне Fauteuil 300, но в силу тотальной желанности и востребованности этой технологической задачи: создать стул за одну производственную стадию без соединительных деталей — эта форма моноблока была растиражирована разными производствами в 80-е г. и стала низкожанровым, массовым предметом.
В баре мы помещаем этот объект в иной контекст, наделяя его аурой времени и памяти. Моноблок — центральный игрок холодного пространства бара и маяк-воспоминание о прибрежных кафе нулевых годов. В непривычной среде самая массовая мебельная единица становится арт-объектом.
https://5-00am.com/
https://www.instagram.com/5.00_a_m
/channel/petrovvostok
#5am
План – Декорация - Ордер
Эссе-стейтмент о методе проектирования.
Когда я думаю, каким может быть наше внутреннее культурное производство при нынешнем положении вещей, я выделяю две предпосылки.
1 международный культурный ландшафт дрейфует в сторону единой гомогенной среды. Медиа, капитал, институты, корпоративные и международные стандарты в движении к большому интернациональному стилю вытесняют локальное, автономное, национальное. Либо превращают его в товар/спектакль и экзотизируют их.
2 параллельно с большим трендом глобализации и «открытости» стал ощутим компенсаторный запрос на «закрытость» и границы.
Закрытость можно понимать созидательно, как взгляд «в себя».
Такой взгляд я ставлю в приоритет проектного поиска и использую для него город Петербург – по праву рождения.
Петербург не как территориальное образование, но как феномен.
Я определяю этот город как гибрид трех параллельных методологий.
Концептуально Петербург – модернистский город.
Феномен абсолютного жеста, брошенной в пустоту петровской перчатки. Кристальной воды модернизм: сломать привычный ход вещей, создать утопию западных Солнц на северном болоте.
Модернистский метод подталкивает к формулированию высказывания. В ситуации отсутствия слов модернистский взгляд способен инициировать движение.
Технологически Петербург – постмодернистский город.
Концепция идеального города реализовалась путем копий, референсов западной культуры. Приставка «пост» в данном случае знаменует моментальную смерть петровского модернистского замысла и расщепление его на фрагментарный текст. Модернизм предполагает совершенное исполнение целого, единого замысла, не допускающего отклонений от программы. Петербург – многомерное пространство со слоями ссылок.
Постмодернистский метод позволяет выходить за пределы установленной структуры.
Эстетически Петербург – классический город.
Посреди бескрайности русского пространства Петербург обращается к классическим категориям порядка, гармонии, симметрии. Ментально, психологически мы обращаемся к Петербургу как к совершенному образцу и в этом контексте он классичен. Классика апеллирует к устаревшим понятиям красоты, но я реактуализирую это эстетство как органичное себе.
Я определяю эту гибридную сумму модерна, постмодерна, классики как проектный метод.
Эта многомерность соответствует статусу сегодняшнего времени: неразборчивого, непонятого, многослойного.
Спор лебедя, рака и щуки отражает и современную нам ситуацию потери ориентиров. Однако взяв его в качестве метода, мы можем нивелировать его деструктивную составляющую и создать возможность работать на нас.
Помимо концептуальной гибридной триады, Петербургу свойственна и двойственность своего местонахождения на орбите российского пространства.
По отношению к России Петербург крайне западен — оторвавшись от центрального тела и образовав прореху, окно в государственной картографии: глаз, неотрывно смотрящий в европейское северное море.
По отношению к Западу Петербург восточен, являя собою оплот на краю западного мира — и двери, открывающиеся в бесконечный Восток.
Север — не Юг, Восток — не Запад и город этот — надменный и невротичный мост, связующий далекие друг от друга пространства, своей многозначностью не позволяет ставить точку в вечных вопросах: «Кто мы, откуда, куда мы идем?»
#5am
Привет, Пила!
Меня зовут Светлана Савинова, я архитектор и партнер бюро 5:00 am
https://5-00am.com/
В бюро мы придумываем и реализовываем авторские объекты разного масштаба: от кастомной мебели, кафе и баров до реновации крупной промышленной зоны.
Сейчас мы остро чувствуем необходимость усилять и прошивать нашу практику «тонкими материями» — концептуальной надстройкой, отработкой проектного метода, авторским стейтментом.
В течение следующих двух недель я буду увязывать «теории и практики»: находить трудно осязаемые и поэтичные теоретические ключи и пробовать приземлиться — до Луны и обратно.
Подобную работу через текст я буду делать и в нашем телеграме бюро /channel/petrovvostok
#5am
В нашей рабочей культуре в России мы нацелены на результат и быстрые сроки выполнения. И так же очень сильна иерархичная структура, когда к сотрудникам, кто ниже нас по уровню, мы применяем командный тон. Это наша культурная особенность. Например, в Голландии или Дании младший сотрудник спокойно будет обсуждать и спорить с начальником, чтобы договориться об оптимальном для всех пути реализации проекта.
Так вот, я считаю, вне зависимости от культурных особенностей бизнес коммуникации, “лишний раз” выразить благодарность и проявить вежливость, особенно к младшему сотруднику, очень важно.
И если бы я чувствовала, что ко мне относятся с бОльшим уважением и ценят мою работу, а не воспринимают ее как должное, может быть, я не приняла бы такое кардинальное решение и не ушла бы из профессии так однозначно.
А в преподавании такая человеческая благодарность и радость проявляется на каждом уроке, что дает мне вдохновение и мотивацию продолжать свою деятельность.
*Архивные фото посещения стройплощадки в Москве и макет очередного генплана, которые мы разрабатывали вместе с лондонскими ландшафтными архитекторами (декабрь 2016).
Так вот. Многие ученые уже задавались подобным вопросом. И исследовали человеческий мозг, чтобы выяснить какие объективные критерии влияют одинаково на всех, и что люди воспринимают как что-то красивое.
Денис Даттон суммировал три “критерия красоты” любого объекта:
1. Форма/характеристики которые эволюционно мы находим приятными и привлекательными
2. Форма сочетается с функцией
3. Высокое качество исполнения
То есть если объект или здание обладает элементами, которые наш мозг не воспринимает как опасность, а наоборот, ассоциирует с положительными эмоциями, когда форма отображает функциональную принадлежность и при этом исполнение/строительство на высоком уровне, то большинство людей опишут такой предмет/здание красивым.
Более детально вы можете изучить данный вопрос, посмотрев видео на YouTube: What Makes Buildings Beautiful (And Why Beauty Does Matter) и A Darwinian theory of beauty | Denis Dutton
Подобные темы и много другое мы обсуждаем в разговорном клубе. Если вам любопытно и вы готовы попробовать порассуждать об архитектуре на английском, то напишите мне в личном сообщении.
Проект «Янтарный маяк», вошедший в шорт-лист конкурса на лучшую концепцию арт-объекта из панелей снесенного Дома Советов. По условиям конкурса в разработке проекта необходимо было использовать оригинальные железобетонные блоки оконных конструкций, которые были сохранены калининградским музеем(«Дом китобоя») после демонтажа здания. Автор проекта — архитектор Антонина Зыкова из Санкт-Петербурга.
Читать полностью…
Вопрос на засыпку 😃
Какая это была стадия проектирования, и какая должна была быть на самом деле?
Привет. Сегодня будет немного более лайтовый контент.
Парадоксально, но после того, как я переехала в Испанию, и перед тем, как начала учиться на преподавателя, я попала в какую-то “черную дыру матрицы” и спроектировала свой первый и последний самостоятельный архитектурный проект.
Эту историю я расскажу в виде слайдов.
Небольшой контекст. Летом 2018 года, уехав из Лондона, я решила исполнить свою безумную мечту и устроится волонтером на ферму в Испании. Хотелось выбраться из большого города, пожить на природе и поработать руками, а не головой.
И вот что из этого получилось.
“63% считают, что профессия эксплуатирует страсть архитекторов к работе, чтобы взвалить на сотрудников тяжелую нагрузку. "
Я начала помогать архитекторам не только с Английским, но и с их карьерным развитием. Потому что я глубоко убеждена, что тот опыт, через который я прошла, не нужен никому.
Мы можем проектировать красивые здания и быть счастливыми одновременно. Это не должен быть вопрос выбора.
Оставлю здесь ссылку на статью (читать на телефоне) и на выдержку статистики у коллеги в Инстаграм.
Привет всем.
Врываюсь к вам со своей исповедью о карьерном кризисе, и почему я не планирую возвращаться в проектирование.
Эта история о неэффективной коммуникации с моей стороны и о глубоком кризисе индустрии в целом, потому что мой случай не уникальный.
И я попробую рассказать вам это в импровизированном формате - в кружочках, выходя из зоны комфорта, потому что общаться с онлайн аудиторией для меня задача со звездочной.
Всем интровертам привет 👋🏼
Поехали!
Работая в немецкой фирме, я своего рода была переводчиком между русским заказчиком и немецкими инженерами. И, наверно, поэтому моя архитектурная карьера перешла сначала в преподавание английского, а потом в менторство и карьерное консультирование. Через преподавание английского в первую очередь я помогаю коллегам справится с эмоциональными блоками и ограничивающими установками.
Без эффективной коммуникации мы не можем построить красивые и удобные города, здания и интерьеры. И в преподавании я вижу свой вклад в архитектуру и урбанизм.
Наверно, звучит немного пафосно, но именно это меня мотивирует.
И чтобы не быть голословной, мой сегодняшний кусочек полезности. Несколько интерактивных упражнений:
Элементы здания
Строительные материалы
Привет Пила! 👋
Я Анастасия - архитектор, карьерный консультант и основатель English4Architects.
Короткая справка:
Бакалавр МАрхИ, Магистр Урбаниста в Oxford Brookes University, и сертификат преподавателя английского как иностранного (TEFL).
Я работала в Москве и Лондоне над проектами в странах СНГ и на Кипре.
Самый знаменитый проект, в котором я участвовала это Музей современного искусства “Гараж” в Москве. Вместе с командой Werner Sobek Moskwa мы адаптировали и реализовали дизайн Рема Колхаса. Однажды я даже видела его на стройке, когда он проверял образцы стеклянных фасадных панелей для первого этажа здания.
Однако 6 лет назад я ушла из архитектуры, переехала в солнечную Испанию и стала преподавать английский.
Следующие две недели я буду делиться с вами своей историей о том почему я совершила такой резкий поворот в своей карьере и как архитектура продолжает играть главную роль в моей жизни и преподавании. Расскажу это через призму роли коммуникации в профессии архитектора, и постараюсь быть полезной для вас.
А пока я приглашаю вас посмотреть мою станицу в Инстаграм, и попрактиковать свой английский 😉
1-2 The Halawa House, Agamy Beach, 1975.
3-4 The Suleiman Palace, Jeddah, Saudi Arabia, 1979.
5 The Ruwais Mosque.
6-7 The Corniche Mosque.
8-9 The Island Mosque.
другие проекты архитектора здесь
Интервью АрхитектурНО
Мы сами еще не смотрели, но вы посмотрите и расскажите как вам.
Скандальнее, чем у дорогих друзей из бюро ХВОЯ скорее всего не получится, но Миша сделал всё, что смог.
Смотреть, здесь.
Обсуждать в комментариях.
О столкновении с оригиналом в эпоху репродукций
В 2018 г. на выставке «Авангардстрой» в МУАР была выставлена оригинальная графика Леонидова. Она производила колоссальное впечатление, не вязавшееся с бесчисленными репродукциями в печатных изданиях. На стенах были развешаны работы, выполненные на фанере и по своей колористике и живописным качествам походившие скорее на иконы, нежели чем на иллюстрацию к архитектурному проекту. Снимать их было бессмысленно – получались очередные репродукции, далекие от подлинного впечатления.
Мир образов сегодня тотально подвержен репродукции и цифровой симуляции. Мы сформировали опосредованное зрение – через объектив, дисплей гаджета, монитор. Это необратимый тектонический сдвиг в человеческой оптике.
Наш взгляд приобрел механику, свойственную сканированию. Сканирование позволяет обрабатывать большой объем данных, но поверхностно.
Молниеносные отпечатки тысяч образов, которые мы пропускаем через себя, формируют своеобразное, сложное цифровое ‘тело’.
Это ‘тело’ неминуемо влияет на образы, которые создаем мы сами.
Пытаясь создать новую вещь, мы неизбежно рискуем копировать непрерывную ленту информации. Уже не мы производим подлинники. Репродукции подлинников используют нас, чтобы воспроизводить самих себя.
Умирает не только автор, но и читатель. Читатель мутирует из носителя своих подлинных и уникальных интерпретаций – в послушного носителя миллионов копий.
Отречься от «цифровой сканирующей оптики» невозможно – и нелогично, поскольку для актуального производства необходимо чувствовать нерв времени. Возможным балансом был бы опыт непосредственного восприятия вещей-подлинников.
/channel/petrovvostok
https://www.instagram.com/5.00_a_m
https://5-00am.com/
#5am
Смешение высокого и низкого
Сегодня граница между условно высоким и условно низким/массовым искусством, между авторским или коммерческим дизайном тотально размыта.
Первым этой тропой прошел поп-арт 50-60-х г.г., столкнувший лбами модернистский арсенал высокого искусства с откровенно «низкими» жанрами: комиксом, продуктами массового потребления, рекламой.
Рой Лихтенштейн изощренным образом создавал хорошие картины из самого банального мусора массовой культуры — того, что называется vulgaris. Хорошие потому, поскольку по итогу они попадали под те же критерии, которые были сформулированы критиками для описания модернизма. Так, например, в «Мяче для гольфа» мондриановского рода абстракция смешивается с предельно простым знаком из мира развлечений.
Лихтенштейн также копировал, используя чужие образы (пропуская через “фильтр Лихтенштейна” картины Пикассо, Матисса, Мондриана) – но копировал хитроумно, используя механическую проекцию в технологии, иронию в осмыслении, создание интеллектуальной проблемы в концепции нового изображения.
Прием уж стар, но воз — пока еще — и ныне там, рабочий метод не был сдан в утиль: присваивать заурядную продукцию массовой культуры и мира потребления и перешивать ее под новый крой авторского высказывания.
#5am
Первый пост ‘теорий-практик’ — эссе-стейтмент о методе проектирования 'План - Декорация - Ордер'.
В нем я формулирую проектный метод как гибридную сумму модерна, постмодерна и классики — используя Петербург в качестве медиума.
И ищу положение Петербурга как точки на орбите российского пространства.
#5am
день 15/14 и так всегда открытых дверей
план перевыполнен
что дальше?
узёл х забейки х …