5506
Крупнейшее сетевое издание по теории архитектуры и города по вопросам сотрудничества @mnevlyutov рекламу не размещаем
Добрый вечер!
Меня зовут Николай Шабунин, я работаю архитектором в GA (ex. Ginzburg Architects),где большая часть моей деятельности связана с концепциями, реставрацией и исследованием памятников архитектуры
Также веду собственный образовательный проект архитектурно, в рамках которого пишу и читаю лекции по архитектуре, устраиваю воркшопы, сессии разговорного английского и многое другое
Следующие две недели буду рассказывать вам об объединениях в архитектуре — профессиональных, студенческих, любительских, и других подобных
Тема формаций для меня является одной из важнейших в исследованиях — три года как я изучаю деятельность ВХУТЕМАСа и связанных с мастерскими локальных сообществ
Мои посты будут под тегом #единство
Удобные маршруты, ухоженные тротуары, городская мебель, близость к сервисам и безопасность - самые базовые условия комфортной городской жизни. Но что на самом деле нас заботит и формирует нашу привязанность к пространству?
Эмоции, надежды, воспоминания. А еще — моменты, когда можно помечтать.
Визионерство всегда играло важную роль в формировании отношений между поколениями, людьми и пространствами, в которых они живут. Фантазии и мечты - мощные проводники перемен, инструмент “открытия будущего”. Это не навык, который развивается с практикой, а универсальный язык, которым каждый владеет на подсознательном уровне.
Особенно ярко мы мечтаем в детстве - в самом фантазийном периоде нашей жизни. Творческий поиск тогда интуитивен: он помогает осмыслить мир, найти ответы на вопросы, понять прожитый опыт. Вспомним “места”, которые мы создавали в детстве: песочные замки, шалаши, крепости на деревьях и “норы” под столом. В них можно обнаружить фундаментальный язык определения места и пространственной организации, который лежит в основе архитектуры, какого уровня сложности она не достигла.
Со временем этот язык постепенно уходит в подсознательный сон, уступая место рационализму. Мы фокусируемся на словах, цифрах и насущных проблемах. Но именно способность представить преобразования чего-либо из негативного в позитивное делает перемены возможными.
Архитекторы, градостроители, экономисты регулярно обращались к утопическому мышлению, чтобы представить альтернативу настоящему. Оно помогает связать различные части информации таким образом, чтобы раскрыть понятную идею или концепцию. И даже если фантастическое будущее редко становится реальностью, оно питает оптимизм — силу, способную победить «драконов» человеческого бездействия. Когда на повестке дня появляется “замысел”, тогда каждое отдельное улучшение вызывает волны последующих, вдохновляя других изменить “привычное” и внести свой вклад. Подобно эффекту от падения камешка в пруд - малейшее действие распространяется далеко и широко.
И потому очень важно никогда не переставать мечтать и пробовать что-то новое.Творчество - это не только произведения искусства. Творить — превращать мечты в реальность, придавать форму тому, что пока живет в воображении.
“Человек наиболее близок к самому себе, когда он достигает уровня увлеченности, как ребенок в игре”. - Гераклит
#feelingarchitecture
Пятничный #funfact или короткая сказка про то, как соучаствующее проектирование меняет строительные нормы.
Жили-были в большом немецком городе Б. добрые люди. Жили они дружно, в одном районе, что сердцу мил был, где каждая улица знакома, да соседи родные. Да вот беда — как семьи создавать стали, так места им в старых домах стало не хватать. Хотели бы остаться в своём привычном уголке, да цены кусачие — не по карману стало жильё купить, да и тесное оно. Пришлось бы уезжать в новые края-районы, да только не хотели люди покидать места родные. Начали они думу думать, да совет собирать:
— Ай да соберёмся все вместе, да дом себе сложим! — сказали они. Да не простой дом, а деревянный, тёплый, современный, чтобы каждой семье место нашлось. Решили строить его не из бетона, а из балок крепких, склеенных да спрессованных — что ни дождя не боятся, ни огня — и весь дом держать смогут.
Только вот беда: закон велел в городе деревянные дома не выше одиннадцати метров строить, что по тем меркам три этажа значило. А людям хотелось дом большой, просторный, на семь этажей, чтобы у каждого свой угол был. Пошли они к чиновникам, а те головой качают:
— Деревянный дом такой высоты — да сгорит, да развалится!
Но люди то смекалистые оказались. Три дня и три ночи с архитекторами чертили чертежи мудрёные. На утро показали их чиновникам, что дом их и крепкий, и что огня бояться не будет и простоит века. Уговаривали, уговаривали да и уговорили.
Так в городе Б. и во всей Европе Центральной появился первый деревянный дом, что выше трёх этажей был. Стоит он тёплый да крепкий, пахнет деревом, квартиры — просторные да уютные, каждому по душе.
С тех пор там люди живут, поживают, да добра наживают. И другим разрешают выше из дерева строить, и растут по всему миру добрые деревянные дома — тёплые да крепкие, прочные да высокие, где каждый живет, как хочет. И вот, говорят, собираются следующий шаг сделать — построить дом деревянный аж на сто метров!
Вот и сказке конец, а кто слушал — молодец!
Налево, добрый молодец, пойдешь - почитать про дом из дерева семи-этажный можешь:
https://www.wooddays.eu/it/architecture/projekt/detail/wohnhaus-esmarchstrasse-copia-1/index.html
Направо - про кооперативы строительные немецкие:
https://carpanetoschoeningh.de/pdfs/2016_self_made_city_Kristien_Ring.pdf
#feelingarchitecture w. chatGPT
Соучаствующее проектирование или партисипативный дизайн, относительно новое явление для постсоветских стран. Но в течении последних 25 лет этот метод постепенно набирает популярность и интегрируется в процесс городского планирования.
Поскольку управление и в целом градостроительная политика на протяжении десятилетий характеризовались высокой степенью централизации, вовлечение горожан в процессы развития городской среды остаётся сложной задачей. Канадский психолог Роберт Гиффорд в своих работах предлагает интересную перспективу на изучение психологических барьеров, которые мешают людям предпринимать про-экологические действия. Он называет их “драконы бездействия” (“dragons of inaction”). Думаю, что эта перспектива и некоторые из “драконов” могут быть актуальны и в контексте соучаствующего проектирования.
Например, один из таких “драконов” - ощущение, что индивидуальные действия неэффективны и что один человек не способен повлиять на ситуацию (т.е отсутствие воспринимаемого поведенческого контроля). Еще один важный фактор - отсутствие привязанности к месту. Если человек не чувствует принадлежности к определённой территории, у него нет мотивации заботиться о ней. Этому дракону способствует тенденция к выбору временного жилья на фоне общего жилищного кризиса. Важную роль также играет социальное сравнение: если другие влиятельные участники процесса не проявляют активности, это становится оправданием для бездействия — почему я должен меняться, если они не меняются?
В свете этих психологических барьеров, важно признать, что одной из ключевых задач соучаствующего проектирования является изменение этих установок. Важно не только вовлечь людей в процесс, но и сделать так, чтобы их участие не ограничивалось только этапом проектирования.
Прочесть побольше про исследование Роберта Гиффорда и его “драконов” можно здесь: http://www.dragonsofinaction.com/
#feelingarchitecture
- А когда все началось?
Осторожно, историческая справка и снова лонгрид (последний)
P.S Схема была придумана для того, чтобы помочь вам уложить все это на мысленную линейку времени,
и не претендует быть научной 💌🕊
Градостроительное проектирование традиционно осуществлялось «сверху-вниз», что можно проследить ещё в “системе Гипподама” V в. до н. э. Оно достигло своего апогея в эпоху барокко с невиданным ранее уровнем централизации политических и экономических влияний. Города того периода, по крайней мере, с точки зрения их структуры, долгое время считались образцами высочайшего градостроительного искусства. Однако реализация таких “проектов” была возможна только в эпоху веры в превосходство произведений, созданных отдельными авторами, над продуктами коллективного творчества. Льюис Мамфорд в 1961 писал, что «для крупномасштабного градостроительства нужен выдающийся архитектор, работающий с абсолютным правителем, который проживет достаточно долго, чтобы финансировать задуманную концепцию». Папа Сикст V и Людовик XIV Великий сыграли ключевые роли в реализации грандиозных проектов в Риме и Париже. Аналогично, в XIX веке реконструкция Парижа могла бы не состояться, если бы Наполеон III не поддержал барона Османа. XX век запомнился масштабными пространственными концепциями в Центральной Европе, реализованными под эгидой авторитарных государств и в интересах лидеров: Гитлера, Муссолини, Сталина.
«Афинская хартия» (La Charte d’Athenes), основанная на выводах IV CIAM, имела огромный успех во всем мире и стала самым влиятельным «ориентиром» современного планирования. Архитекторы CIAM верили в потенциал городского дизайна и центральную роль архитектора в формировании общества будущего. Поэтому современный город рассматривался как город, где четыре основных вида человеческой деятельности: жизнь, работа, отдых и движение - могут быть легко разграничены. Этот принцип лег в основу «Плана Вуазена» Ле Корбюзье, вертикального антиутопического эксперимента, методология которого сформировала концепцию социального жилья от Чикаго до Москвы.
С 1959 года модернистская архитектура начала подвергаться широкой критике. Вдохновленные архитекторы (Team X: Элисон и Питер Смитсон, Альдо ван Эйк, Георгиос Кандилис, Якоб Бакема, Оскар Хансен, Снадрах Вудс, Ежи Солтан, а позже Джейн Джейкобс, Коллин Роу, Ян Гейл, Роберт Вентури, Кевин Линч) бросили вызов подходу CIAM, сделав акцент на этическом и социологическом аспектах планирования городских пространств и повышении их символической ценности. Наряду с переопределением уличного пространства и установлением новых способов взаимодействия между архитекторами и общественностью через соучастие, их целью было утвердить право граждан участвовать в решении судьбы городов вместе с профессионалами.
Контекст современного города постоянно меняется - трансформации охватывают все сферы общества. Благодаря всеобщей грамотности и легкости распространения информации мир становится более горизонтальным. Как-то мне попалась цитата Александра Гарвина: «Великий город, в отличие от великой картины или скульптуры, не является изысканным, завершенным артефактом». Город - это не просто физический объект, где городская среда - это товар, а сложная изменяющаяся система, лаборатория для экспериментов и испытаний. И эти процессы могут и должны быть инициированы городскими жителями в сотрудничестве с более опытными участниками.
#feelingarchitecture
Благодарю вас за ответы! Было невероятно интересно читать каждый из них!
В этом сравнении мне хотелось подчеркнуть, что в обоих случаях всё началось с инициативы неравнодушных городских жителей, стремившихся преобразить окружающее их пространство.
После прекращения грузовых перевозок по линии High Line в 1980-х годах железнодорожные пути начали приходить в упадок, неоднократно обсуждалась возможность их полного сноса. Вплоть до начала 2000-х, территория оставалась закрытой и никак не развивалась. Однако за эти десятилетия невнимания, вдоль линии расцвёл “скрытый сад” из диких растений. Именно он привлек внимание и вдохновил местных жителей на создание некоммерческой организации “Friends of High Line”. На первых этапах не было чёткого плана, что делать с этой территорией — был интерес к пространству и желание его изменить. Это схоже с ситуацией, когда у жителей нет ясного представления о том, как будут выглядеть клумбы у дома, пока они не начинают высаживать растения. Но именно на этом этапе пространство становится “особенным местом” для вовлеченных: в нем хочется находиться, рассказывать о нем, появляется желание делиться идеями и творить. Это и есть первый этап инициативы “снизу-вверх” (bottom-up).
Однако если в случае знакомых нам дворовых клумб развитие “концепции” на этом останавливается, то для Хай-Лайна был организован открытый конкурс, чтобы собрать идеи о том, чего не хватает жителям Нью-Йорка и о чём они мечтают. Это и стало поворотным моментом: территория привлекла внимание экспертов и администрации, получила общественную поддержку, начался диалог. Среди идей рассматривались самые разные варианты — от бассейна до американских горок!
Сегодня High Line — это уникальный зелёный маршрут длиной около 3 км, где произрастает более 500 видов растений и деревьев. За последние 15 лет он стал не только символом ландшафтной реновации, но и катализатором активного строительства в прилегающих районах (но это уже другая история). Самое главное - “соучаствующее проектирование” состоялось и продолжается. Локальная инициатива масштабировалась, превратившись в проект, который знают и обсуждают не только архитекторы и урбанисты.
Проецируя историю High Line на знакомый нам контекст, в завершение, хочется отметить: клумба у дома - это яркий признак того, что неподалеку есть активные жители, желающие сделать своё пространство лучше. Но зачастую им нужна поддержка и помощь.
Представьте, что на месте клумб или в целом в каждом дворе появится что-то особенное, созданное совместными усилиями местных жителей, экспертов и районной администрации. Пространство, в которое хочется приходить, которое радует и о котором хочется рассказывать.
Какая идея приходит вам первой на ум?
#feelingarchitecture
Привет, Пила!
Меня зовут София Марчук, я архитектор из Беларуси. Мой архитектурный путь начался в Польше, продолжился в Дании и Италии, а несколько лет назад я переехала в Москву. Что меня в Москву занесло? В шутку всегда отвечаю, что любовь к театру и фотографии открытых катков! Но на самом деле, я приехала, чтобы закончить свою магистерскую работу, которая выросла из моего интереса к изучению советских дворов - и так получилось, что я задержалась.
На протяжении всей моей учёбы и до сих пор меня особенно интересует тема «гибкости» — её проявление в архитектуре, урбанистике и смежных областях. Мне особенно интересно изучать альтернативные модели и подходы к проектированию — такие, как bottom-up стратегии, collective urbanism (коллективная урбанистика), building cooperatives (строительные кооперативы). В этих процессах я размышляю о том, какую роль может занимать архитектор и какие инструменты он может предложить.
В ближайшие две недели мне бы очень хотелось, чтобы мои заметки стали, пусть даже небольшим, но источником вдохновения. Возможно, для кого-то они не будут открытием, но, надеюсь, они помогут посмотреть на привычные вещи и сценарии свежим взглядом. А может, кому-то захочется узнать побольше, поискать и открыть для себя что-то новое. Я попробую вдохновить вас ещё сильнее полюбить своё дело и город, в котором вы живёте.
Объединяющим хештегом станет игра слов - #feelingarchitecture - но об этом чуть позже!
Музей археологии и искусства. Испания. Полузакрытый объём является связующим между улицей и внутренним пространством музея. Выступающие части стен перетекают в конструкцию потолка и снова в вертикальные стойки, расстояние между которыми запускает свет, придавая пространству свойства некой буферной зоны.
Читать полностью…
Архитектура или Хореография.
Сегодня я хочу поделиться с вами мыслями о средствах художественной выразительности, которыми пользуются архитектура и хореография.
Современная архитектура обладает своим набором художественно- выразительных средств. Для начала следует описать современные архитектурные тенденции: функциональность, стремление к чистым формам, создание особых состояний и атмосферы объекта, отсутствие элементов, несущих исключительно декоративную функцию.
В то же время в современной хореографии упраздняется костюм, часто используются телесные оттенки в одежде; упраздняется музыкальное сопровождение – становится возможным использование звуков города, шелест, скрип и т.д. Движения теперь по-разному взаимодействуют со звуками, они могут мешать друг другу, игнорировать или взаимодополнять.
В хореографии, как и в архитектуре, главной задачей становится повествование о явлении современности, путём создания атмосферы и погружения в неё зрителя или посетителя, который автоматически становится сопричастным.
Изменились и средства.
Во-первых, классическая ритмичность сменилась рядом ритмических сбивок, соответствующих смысловым акцентам. Чувство баланса, характерное классической архитектуре и танцу, заменено рядом импульсов, продиктованных общей идеей и призванных поддержать атмосферу.
Современная архитектура демонстрирует работу конструкций без дополнительных художественных средств, а в хореографии используются анатомичные позиции рук и ног, основная работа происходит за счёт импульсов, а не за счёт силы мышц (рис. 1).
Минималистская архитектура отказалась от использования трудоёмких приёмов, характерных для классической архитектуры в пользу нюансных решений и оперирует простыми средствами, такими как свет, пустота, но при этом многозначна (рис. 2).
26 января в 15.00 мы с вами встречаемся ОНЛАЙН, чтоб почитать и обсудить книгу Ричарда Сеннета "Умозрение", глава 1. часть "Страх открытости в современности", страницы 29-45.
Эта встреча - часть параллельной программы секции «Спор за город: критика извне и изнутри городских исследований и практик» которая состоится в апреле 2025 года на конференции «Векторы» в Шанинке (МВШСЭН). Во встрече примут участие, как всегда, ваши Ната Волкова и Марат Невлютов, и организаторы "Споров за город", Полина Шурупова, Денис Прокуронов и Илья Львов.
Ссылку на подключение и фрагмент книги для ознакомления можно будет найти в нашем чате «городских чтений».
В книге "Умозрение" Сеннет много говорит о безразличии, нейтральности и аполитичности жителей города, говорит об истоках этих явлений и вообще о происхождении страха открытости. Обсуждаемые сюжеты и авторы привычны для теории архитектуры: Гидеон про время и пространство, Роу про коллаж, Корбюзье про машины, Августин про Град Небесный, Рескин про религию красоты. Но не следует забывать, что одной из первых работ Сеннета был сборник текстов с его предисловием про классические эссе о городе. Он был разделен на две главы: «немецкая школа», в которой содержатся эссе Георга Зиммеля, Макса Вебера, Освальда Шпенглера, и «чикагская школа», где оказались тексты Роберта Парка, Луиса Вирта, Роберта Редфилда, Мильтона Сингера. Нейтральность, безразличие и аполитичность городских жителей мы обнаруживаем уже у этих авторов.
Перелистывая книгу не упомянутого Сеннетом чикагца Харви Зорбо «Золотой берег и трущобы», я обнаружил упоминание безразличия как обязательного качества жизни во всех разбираемых автором пространствах Чикаго: золотом береге с домами богачей, трущобах с шайками и "мебелированных" комнатах доходных домов с их одинокими жильцами. Зорбо показывает, как эти три вида городских пространств связаны и производят друг друга: девушки из доходных домов, осознав бессмысленность своих мечт, пускаются в социальные игры богачей, дети, растущие в трущобах, вступают в шайки и становятся преступными королями, а богачи создают все более и более сложные системы определения своих и чужих, закрываясь даже от своих собственных соседей. Во всей этой удручающей картине жизни в Чикаго, где ты можешь быть либо бандитом, либо проституткой, либо самоубийцей, либо бессердечным карьеристом, либо сумашедшей женщиной с попугаем, Зорбо оставляет лишь один сомнительный намек на альтернативную жизнь - это пансион. Интересная альтернатива семейному дому Рескина, фабрике Сен-Симона и Собору, о котором постоянно говорит в своем тексте Сеннет.
«Характеристики старинного пансиона слишком хорошо известны, чтобы их здесь пересказывать. При всех его недостатках следует признать, что в нем было нечто от дома. Пансионеры знали друг друга, встречались два или три раза в день за столом и засиживались вечерами после ужина, чтобы поговорить. Летом они собирались на парадных ступенях и верандах, зимой часто играли в юкер и вист в гостиной хозяйки. Родственные души имели возможность найти друг друга. Была общая гостиная, где принимали гостей, и, по крайней мере в приличных пансионах, девушке не нужно было думать о том, как провести джентльмена-визитера в собственную комнату. Хозяйка хорошего пансиона проявляла к своим пансионерам нечто вроде живого участия, пусть даже отчужденного, и они часто начинали чувствовать себя частью семьи, хотя бы и против своей воли. Был некоторый личный элемент в отношениях между индивидами; никто не мог изолироваться и уж тем более замкнуться в себе» (Wolfe A. B. The lodging-house problem in Boston. — Vol. I. — P. 46-47.). Здесь было, по крайней мере, ядро общего мнения, некоторый комплекс личных отношений, который обычно определял социальные ситуации. Однако в современном городе пансион приказал долго жить. Рост ренты, механизация жизни и более строгое определение экономической функции, приведшие к развитию кафе и ресторанного бизнеса, урезали круг занятий прежнего хозяина пансиона до простого «принятия постояльцев». В данном районе Ближнего Норт-Сайда не было найдено и десятка пансионов.
Сегодня я проведу аналогию между классическим ордером и классическим станком (хор. термин). Это будет длинный пост без картинок, но, в нем я постараюсь описать свою основную мысль.
Связь между архитектурой и хореографией подтверждается ходом истории. Так, архитектура античности воспринимается одинаково целостно с любого ракурса.
Для этого греки прибегали к иллюзионистическим приёмам, что позволяло избежать дематериализации формы, создавая впечатление монументальности, конструктивной устойчивости и масштабной выразительности своих сооружений.
Таким образом, основой архитектурного языка становится ордер, отличительными чертами которого являются равновесие и симметрия как символы воплощения идей порядка и гармонии.
В то же время каноны классического танца предполагают идеальную симметрию человеческого тела, ритмичность и выворотное положение суставов.
Языком классического танца становится балет – пространственно-временное искусство, представляющее собой последовательность движений во времени, исполняемых под музыку в сценическом пространстве для понимания смысла произведения, тематически раскрывающегося в сфере эмоциональности, а так же в реакции телесной воплощённости артистов балета. Если представить балет, как ряд пространственных структур и сравнить его с ордерной системой, мы увидим ряд закономерностей.
Во-первых, цели обоих направлены на создание порядка, гармонии, появление ощущения возвышенности и величия.
Во-вторых, используются общие принципы при создании композиции: равновесие, баланс, симметрия.
В-третьих, общим является использование оптических иллюзий.
В ордерной системе это такие приёмы, как энтазис, курватура, обратная перспектива, иррадиация.
Позиции в балете направлены на идеализацию пропорций человеческого тела, которая достигается главным образом за счёт выворотности суставов, что зрительно удлиняет конечности и делает силуэт стройнее.
Этот приём не отвечает физиологии тела, но и форма классического архитектурного сооружения не следует функции
Контекст.
Каждая область искусства отражает ход человеческой жизни, используя присущие ей средства художественной выразительности.
Однако, такие фундаментальные области, как музыка, живопись, литература не связаны с контекстом, в то время как архитектура и хореография неотделимы от места. В архитектуре – это может быть город, а для хореографической постановки – антураж, созданный сценографией.
«Танец – это очень архитектурно», – так считает Уильям Форсайт, хореограф, занимающийся организацией перфомансов совместно с Д. Либескиндом.
Иллюстрации:
1-4 Press Building - Project by Frank Lloyd Wright, 1912
5-6 National Life Insurance Skyscraper - Project by Frank Lloyd Wright, 1924
7-10 St. Mark's Tower - Project by Frank Lloyd Wright, 1929
Изображения:
1-3. План Ле Корбюзье квартала Voisin для Парижа на 3 миллиона человек.
4-5. План Ле Корбюзье для «делового города» Буэнос-Айреса, как будто видимый с приближающегося судна.
6-8. План Ле Корбюзье дорог и жилых кварталов в Рио-де-Жанейро.
Ad Marginem опубликовали перевод знаменитой лекции Теодора Адорно «Градостроительство и социальный порядок», с которой он выступил на Градостроительном коллоквиуме Технического университета Дармштадта 9 декабря 1949 года. Выступление стало первым после возвращения Адорно из эмиграции и поднимает вопрос об экономической обусловленности эстетической формы городов.
Читать великих мыслителей, которые решили высказаться по поводу архитектуры всегда очень увлекательно. Адорно предлагает критическое осмысление города в связи с активными строительными процессами и необходимостью артикулировать новую градостроительную политику Германии после войны.
Адорно выступает резко против историзирующей реконструкции: он считает нельзя восстанавливать прежний облик городов, который не соответствует новому социальному и экономическому устройству, а "если бы мы пытались отстроить города в их традиционной форме, мы тем самым взывали бы к жизни форму общества, которая на самом деле уже существует." С другой стороны Адорно не поддерживает и современную архитектуру, которая в своем стремлении соответствовать функционированию индустриального общества трансформируется в стиль "концернов" - заводов с одной стороны, бараков-лагерей с другой.
Каким же образом восстановить город после войны? Адорно считает, что должно решать демократическим образом устроенное общество, где жители являются "хозяевами своей судьбы". Однако не следует слепо следовать их указаниям и мнениям, но нужно "быть авангардным" и отстаивать их интересы вопреки их сопротивлению. Необходимо, подобно положению дел в средневековом городе, обнаружить согласие "между производственными интересами горожан и интересами города в целом", обнаружить соответствие между желаемой социально-экономической реальностью и городской формой. Такой город и будет красивым, по мнению Адорно.
Текст лекции впервые выходит на русском языке в переводе культуролога и редактора Post-Marxist Studies Арсения Никонова.
Вдохновлять людей на участие в изменениях в городской среде - это конечно классно, а как вдохновляться самому?
Мой ответ и рецепт на все времена (а также прекрасная идея для подарка) - театр. Поэтому в завершение, я подготовила для вас небольшую подборку моих самых любимых спектаклей в Москве:
- “Сказки Пушкина”/ Роберт Уилсон/ Театр Наций
очень красивая сюрреалистическая постановка на стыке драматического театра, кино и пантомимы. Главные герои: свет, звук и ритм
- “Сережа”/ Дмитрий Крымов/ МХТ им. Чехова
на этом спектакле вас защекочут шутками в первом акте, а во втором дадут эмоциональную пощечину. Здесь и Лев Толстой, и Лев Рубинштейн. Этот спектакль также можно посмотреть в записи (https://smotrim.ru/video/2823276)
- Театральное объединение “Озеро”
здесь очень сложно выбрать один спектакль, потому что каждый - золото! Удивительные шкатулочки со всем на свете: настоящими сокровищами, искренностью, загадками и открытиями. И что свойственно каждой шкатулочке, они вне времени - а это на самом деле редкость. Поэтому советую следить за новостями в соц.сетях @o3epotheatre и забирать билеты без сомнений
- “Му-му”/Дмитрий Крымов/ Театр Наций
казалось бы очень понятное и знакомое всем произведение погрузит вас в размышление о человеческой природе
- “Чагин”/ Сергей Тонышев/ Современник
даже если вы не фанат Евгения Водолазкина, прочтите “Чагин” и идите смотреть спектакль - горько, красиво, про любовь...наверное, настоящую
- Спектакли выпускников мастерской Бутусова/ Учебный театр ВСШИ
хочется просто написать, что это живые спектали-эксперименты. За новостями следить в тг-канале @butusovtsy
а для детей и маленьких взрослых:
- «Никак не называется, или Бим в поисках Бо»/ Саша Горчилин/ Зотов центр
- “Соня-9”/ Саша Золотовицкий/ МХТ им. Чехова
Презентация книги Ольги Конюковой «Свободное время»
16 февраля, 15:00
Время одновременно объективно и субъективно, абсолютно и относительно. Даже когда оно проявляется в космических процессах и природных явлениях, оно оставляет пространство для интерпретации. Это дает возможность рассматривать модель пространства-времени как конструкт, адаптивный к социокультурным процессам. Попробуем переосмыслить время — возможно, так мы обретем свободу.
Презентация пройдет в формате круглого стола. Участники дискуссии: Ольга Конюкова, Марат Невлютов и другие. Ведущий – Сергей Ситар.
Книга написана и опубликована в рамках исследовательской программы auditoria*.
площадка auditoria*
Москва, Берсеневский переулок 2, стр.1
Регистрация
Соучаствующее проектирование не означает отказ от архитекторов и не должно быть единственным методом. На мой взгляд, важно рассматривать его как один из возможных подходов, который помогает достичь эффективного результата — главной цели любого проекта, вне зависимости от масштаба.
Люди неизбежно связаны с местом, в котором живут. Они формируются под влиянием окружающей среды так же, как и сама среда — под их воздействием. Именно поэтому вовлечение жителей в процесс проектирования может не только обогатить проект, но и сделать его более устойчивым к переменам и гибким.
Архитекторы и урбанисты в этом процессе — модераторы и проводники перемен. Их уникальное положение в обществе определяется профессиональными знаниями, нормативными обязанностями и способностью видеть проект в целом. Они помогают сообществу выразить идеи, трансформировать их в конкретные решения и найти баланс между желаниями жителей и реальными возможностями. Кроме того, они предотвращают разочарования, конструктивно разрешают конфликты и, что, пожалуй, самое важное — вдохновляют, создавая пространство для диалога и совместного творчества.
Подумаем про деревни. Участие сообщества в формировании пространства - это не новинка для деревни. Это не результат модного увлечения, а естественная, органичная часть жизни сельских территорий. Жители деревни - это не просто пользователи пространства, а его неотъемлемая часть. Они формировали его своими желаниями, трудом и традициями. Здесь вовлеченность в развитие среды имеет не только практическую, но и глубоко эмоциональную природу. Многие живут в одном месте десятилетиями, наблюдают его трансформации и чувствуют личную ответственность за происходящее.
В таких небольших сообществах любое пространственное вмешательство не остается незамеченным. Каждый новый объект, каждое изменение — это повод для коллективного обсуждения, а порой и для споров. И в этом смысле деревня — одна из наиболее чистых форм соучаствующего проектирования, происходящего естественным образом, через самоорганизацию и коллективное принятие решений.
Народы постоянно взаимодействуют друг с другом, воссоздают и формируют гибридные культуры, которые сочетают в себе историческую память, собственную идентичность и традиции. Проектирование - это также способ поддерживать идентичность и уникальность, адаптируя среду к меняющимся условиям. Соучаствующее проектирование в таком контексте не про единый сценарий, а про пространство для диалога, где жители и профессионалы вместе ищут решения, подходящие именно для данной среды и данного сообщества.
#feelingarchitecture
CALL FOR PAPERS — Спор за город: критика извне и изнутри городских исследований и практик — Векторы 2025
Секция «Спор за город: критика извне и изнутри городских исследований и практик» открывает приём заявок от докладчи:ц на конференции молодых учёных «Векторы» в Шанинке (МВШСЭН).
Когда: 10-13 апреля
Формат участия: очно (Москва) и онлайн
«Что такое город?» — кто сегодня определяет ответ на этот вопрос? Архитектурно-урбанистическая индустрия, активно развивающаяся в России на протяжение последних десятилетий, формулирует и задает «здравый смысл» работы с городом и жизни в нём. Логики комфортной городской среды, эффективных управленческих решений и сервисной модели города собирают язык современного урбанизма. Чаще всего он описывает город как нейтральную среду: его можно «улучшить», «исправить», «верно настроить» — город должен соответствовать представлениям о развитии и благополучии. Но под влиянием чего сформированы эти представления, о чём они забывают и что отказываются видеть?
Проблематизируя городскую повседневность, вопросы труда и работы в городе, производство пространств, порядков и отношений, мы сталкиваемся с противоречиями и конфликтами, которые едва ли способны назвать город местом общего благополучия. Сюжеты участия и деполитизации, накопления и распределения, неравенства, дискриминации, миграции и колониальности как правило остаются за бортом популярных урбанистических стратегий и дискуссий. В каких категориях и понятиях, совмещая разные оптики и опыты, мы можем дать определение современному городскому мейнстриму? Как и под каким углом мы можем критиковать его?
Вопросы, которые мы планируем обсуждать в рамках секции:
> Какие теоретические и онтологические уровни релевантны описанию современного города?
> Насколько архитектура и урбанистика могут быть автономны?
> Каким нам преподносит город современная урбанистическая повестка?
> Какие конфликты, противоречия и антагонизмы городского пространства мы можем обнаружить?
> В чем заключаются региональные отличия интерпретации российской мейнстримной повестки?
> Какие общие места мы можем обнаружить, сравнивая российский контекст с неолиберальной урбанизацией в других странах?
> Критика критики: в чем выражается столкновение разных критических подходов и теорий о городе?
> Какие новые критические направления изучения города могли бы появиться сегодня?
Полную аннотацию секции, тематические направления и правила подачи тезисов можно посмотреть на сайте.
Дедлайн приёма заявок: 28 февраля.
За всеми новостями и подробностями следите в канале секции.
Фото: Александр Гронский
Venice in Winter, With a Poet as Our Guide
By Finn-Olaf Jones
Photographs by Matteo de Mayda
Писатель Фин-Олаф Джонс и его дочь гуляют по ночной Венеции, вдохновленные Иосифом Бродским, который любил этот город в ее холодный и тихий сезон. Бродский пишет о Венеции, как единственно и нужно писать о городе. Фин-Олаф называет «Набережную неисцелимых» Бродского библией тревелогов, хотя, конечно, таковой я бы все же назвал «Амьенскую библию» Джона Рескина. Короткий фрагмент Бродского ниже и ссылка на текст Фина-Олафа.
«Медленное движение лодки сквозь ночь напоминало проход связной мысли сквозь бессознательное. По обе стороны, по колено в черной как смоль воде, стояли огромные резные сундуки темных палаццо, полные непостижимых сокровищ – скорее всего, золота, судя по желтому электрическому сиянию слабого накала, пробивавшемуся сквозь щели в ставнях. Общее впечатление было мифологическим, точнее – циклопическим: я попал в ту бесконечность, которую воображал на ступенях Стацьоне, и теперь двигался мимо ее обитателей, вдоль шеренги спящих циклопов, возлежавших в черной воде, время от времени подымая и опуская веко.
Рядом со мной картина в нутрии объясняла почти шепотом, что везет меня в отель, где сняла мне номер, что, наверно, мы увидимся завтра или послезавтра, что она хотела бы познакомить меня с мужем и сестрой. Мне нравился ее шепот, хотя он гармонировал скорее с темнотой, чем с самим сообщением, и я ответил таким же заговорщическим голосом, что всегда приятно повидать вероятных родственников. Тут я несколько пережал, но она засмеялась, так же вполголоса, приложив к губам руку в перчатке коричневой кожи. Пассажиры вокруг, брюнеты по преимуществу, обусловив своим количеством нашу близость, не шевелились и если переговаривались, то на тех же пониженных тонах, словно тоже о предметах интимного свойства. Затем небо на мгновение затмила гигантская мраморная скобка моста, и вдруг все залил свет. «Риальто», – сказала она нормальным голосом».
Сегодня хочу поделиться с вами, на первый взгляд, довольно неочевидным сравнением и задать вопрос:
Как вы думаете, есть ли что-то общее между двумя проектами/явлениями, изображёнными на фото?
На первом фото — парк High Line в Нью-Йорке, знаменитый своей концепцией и историей превращения заброшенной железной дороги в современное общественное пространство.
На втором — цветочная клумба в одном из дворов многоквартирного дома в Беляево. Такие композиции (не только из цветов) наверняка вы встречали не раз.
#feelingarchitecture
Сегодня я бы хотела подвести промежуточный итог приведенного выше сравнительного анализа архитектуры и хореографии.
Танец является источником формы, которая может содержать тактильные или кинетические принципы, содержащиеся в живых образах или движениях, и их визуальные следствия.
Однако тело, вовлечённое в получение телесного опыта, не следует рассматривать только с точки зрения физических данных, оно являет собой конструкцию и располагает к переосмыслению, основанному на понятиях перцептивной и когнитивной систем.
Изучая танец, можно понять, как это происходит, потому что тело – это инструмент для создания формы и, вместе с этим, процесс получения и передачи опыта тела, выраженного замыслом движения.
Поэтому трактовка танца в контексте с архитектурой направлена на улучшение понимания тела для описания пространственного опыта и обращения его в конечное проектное решение.
Постановка 3D лабиринт. Билли Коуи. Великобритания. Позиции танцоров анатомичны, постановщик делает акцент на создание атмосферы с помощью игры теней, объём и амплитуда движений ограниченны сценографией. Такая хореография построена на нюансах и наделена глубоким смыслом.
Читать полностью…
Егор Курышов продолжает переводить тексты о городах и архитектуре. Недавно он опубликовал текст Жака Деррида egorkuryshov/generations-dune-ville">"Поколение одного города" и написал краткий комментарий для нас (ниже).
Для нашей повседневной жизни вполне привычно относиться к городам, как к чему-то адекватному жизни человека. Это нормально — воспринимать города как нечто абстрактное: все те города N. в литературе или города в «игре в города», как и различать в них конкретное: площади территорий и границы, соседей и население, архитектурные стили и уникальную историю.
Но можно вполне справедливо задаться вопросом: в каком отношении все эти атрибуты города находятся с самим городом во времени? Они предшествуют ему, будучи частью его «плана»? Или они представляют из себя всё то, что мы успели засвидетельствовать и обобщить, назвав городом? Если бы и в самом деле ответ на этот вопрос был положителен, мы никогда бы не смогли, проведя некоторое время в Москве, а затем в Саратове, назвать их одним общим словом — «город». Значит, любому городу предшествует понимание его в качестве города, а самому городу — его план. И если этот план всякий раз удаётся реализовать, то видимо на то есть свои условия возможности. И если мы попробуем ответить на вопрос «какие?», то мы, вероятно, упрёмся в Государство, власть и способы её осуществления. И весь тот сюжет о городе, напоминавший его феноменологию, в один миг окажется историей о паранойе одного политического лидера.
А всё же, как тогда определить город? Как разглядеть за множеством уникальных городов их общее? Каковы, в конце концов, условия возможности Города? Рассуждая в Праге на предмет Города, Жак Деррида создаёт набросок своего «трансцендентального субъекта», всегда скрывающегося за маской города. Представляет Франца Кафку как писателя, который первым пытался указать на существование такого субъекта. А «Вавилонскую башню» и её невозможное тождество ставит у истоков человеческой общности, проецирующей поколения на города.
Шерлок Холмс и доктор Ватсон снимали свои комнаты в пансионе (boarding house) у Мисс Хадсон на 221B Бейкер Стрит. Именно этот тип жилья делает их крепкую дружбу возможной, делает их небезразличными к страданиям и бедам других. Почему?
Читать полностью…
Прежде чем я перейду к пояснению, предлагаю вам порассуждать о том, что общего между классическим балетом и классической архитектурой.
Рис. 1. Выворотные позиции, характерные для классического танца обеспечивают танцору устойчивость во время выполнения танцевальных движений. А так же зрительно удлиняют ноги, по сравнению с параллельной позицией, что анатомически обусловлено расположением суставов.
Рис. 2. Палаццо Строцци. Флоренция. Типичный пример классической архитектуры, отличительными чертами которой является симметрия, статичность, наличие исключительно декоративных элементов, чёткий ритм, иерархия частей и целого. Причём, все эти характеристики присущи и классической хореографии.
Привет! Меня зовут Елена Горшкова, я архитектор, и очень люблю хореографию.
Я нахожу у этих дисциплин много общего: они используют пространство в качестве своего главного инструмента; одни и те же композиционные приемы и кинетические принципы.
В ближайшие дни я буду подсвечивать эту неочевидную связь и делиться своими наблюдениями с вами.
Думаю, это будет занимательно)
Керимова Таисия перевела для нас фрагмент "Чикагского каркаса" Колина Роу и поделилась своими размышлениями об этом тексте.
Колин Роу в своем эссе «Чикагский каркас» из сборника “Математика идеальной виллы и другие эссе” анализирует архитектурные принципы, которые легли в основу зданий Чикагской школы. Он рассматривает, как они соотносятся с более широкими тенденциями в архитектуре, включая международный стиль, и как они были трансформированы в работах Фрэнка Ллойда Райта.
Автор рассуждает о Чикаго, как о собрании коммерческих высотных зданий, где нет места церквям и малоэтажным постройкам, находящимся преимущественно в пригороде. Город состоит из высотных зданий, конструктивную систему которых Роу называет "чикагским каркасом”. Автор с одной стороны сравнивает каркас с античным ордером, с другой показывает, как он прячется за облицовкой и воспринимается как факт природы.
В качестве противоположности Чикагскому каркасу Роу называет архитектуру Райта. Каркас Райта имеет такие принципы как: отсутствие упорядоченности и статики, появление динамики с использованием консолей, позволяющих менять расположение перекрытий, а также обнаружение работы конструкции как в инженерном, так и в эстетическом плане.
Колин Роу подчеркивает различия между Чикагским каркасом и структурами высотных здания Райта: и если первый был выражением честности и функциональности, то система Райта - развитие концепции чикагского каркаса в соответствии с его пониманием взаимодействия с городским окружением и философии "органической архитектуры".
Понимаю, что вам уже надоел Ле Корбюзье, но обещаю, это в последний раз. Великий Джеймс Скотт в книге "Благими намерениями государства" разбирает проекты архитектора и конечно же увлекательно критикует их.
Ле Корбюзье предлагает проекты (в конце поста их названия), которые не имеют отношения к традициям и истории мест и выражают эстетическое презрение к "беспорядку и путанице". Однако эти вещи, которые архитектор должен спрямить, исправить, выжечь, видны скорее с ракурсов птичьего взгляда, дальних расстояний и присущи сельской местности, деревням. Города же должны быть упорядочены-распутаны и изображены издали-сверху.
Вот, что пишет сам Ле Корбюзье: "«С самолета мы видим землю разделенной на тысячи несообразно оформленных участков. Чем более современны работающие там машины, тем больше земли раздроблено в крошечные хозяйства, которые превращают в ничто удивительные возможности машин, здесь совершенно бесполезных. Результат пустой: неэффективное, индивидуальное царапанье».
Скотт указывает, что главный враг Ле Корбюзье - смешивание, беспорядок, путаница. Именно против них направлены главные его ставки на стандартизацию, индустриализацию, тейлоризацию - они упрощают любую сложность, разграничивают любое смешивание, разделяют любую функциональную неопределенность. Оперировать большим количеством переменных и находиться в лабиринте возможностей сложно, как говорит сам Ле Корбюзье, «человеческий ум теряется и утомляется».
И теперь к главному сюжету Скотта. Ле Корбюзье представлял город и дом будущего в виде машины с плотно пригнанными и хорошо функционирующими частями. Все части этой машины работают в соответсвии с планом, который архитектор называет "диктатором" (для воплощения этих планов подходят также лучше разные диктатуры, но выбирать не приходилось - проекты предлагались всем подряд). Ле Корбюзье полагал, что жители "с гордостью воспримут собственную скромную роль в работе этой благородной, научно спланированной городской машины".
В качестве альтернативы авторитарному модернизму Джеймс Скотт используют конечно же критику Джейн Джейкобс. Ему интересны поощрение инициативы, сообществ, коммуникации, беспорядка и непредвиденных обстоятельств. Противостояние Корбюзье и Джейкобс он сравнивает с борьбой Ленина и Люксембург/Колонтай. Особенно интересны рассуждения, касающиеся крестьянского вопроса и сельских поселений в следующих главах, в которых, напомню, Корбюзье видит путаницу большую, чем в старом Париже.
Очень рекомендую архитекторам и урбанистам прочесть книгу "Благими намерениями государства". Особенно важно, что предисловие к ней писал Теодор Шанин, крестьяновед и основатель МВШСЭН (Шанинка). А буквально на днях была переведена Николаем Проценко и издана еще одна потрясающая книга Джеймса Скотта "Оружие слабых" про формы пассивного, незаметного, рутинного сопротивления крестьян "государству развития" и его технологический экспансии.
Вышла книга британского урбаниста и теоретика культуры Ника Данна "Тёмные материи. Манифест ночного города", где он осмысляет город через метафору ночи. Введение и первую главу можно прочитать тут.
Этот текст принадлежит близкой мне феноменологической линии исследования архитектуры, здесь очевидно присутствие и Башляра, и Мерло-Понти, и Ральфа, и Тригга. Автор описывает практику прогулок по ночному городу как освобождающую от тревоги повседневной рутины и жизни в социальных сетях, ночью можно сосредоточиться на своем окружении, впервые увидеть город как он есть, скрыться от истощающего внимания других. Ник Данн очень поэтично описывает различные качества ночного города, среди которых самыми важными оказываются отсутствующие:
"Даже вещи, предположительно отсутствующие, остро ощущаются. Отсутствие света, ограниченность зрения, дисбаланс ощущений, все это вместе формирует переключения от дня к чему-то более плотному, может быть, тяжелому, но в то же время парадоксально невесомому. Разум медленно перемалывает дневные заботы, оставляя их рассыпанными позади семенами, которые постепенно шелушит прибывающая и убывающая ночь"
Изображения ночного города в фильмах Джима Джармуша:
Выживут только любовники, Патерсон, Таинственный поезд, Ночь на земле