Небольшой (ну, по меркам этого канала небольшой, а так - простыня, как всегда) дисклеймер для тех, кто здесь давно.
1. Я рада, когда вы рады. Мне приятно, когда делятся записями, а когда вижу, что просмотров значительно больше, чем подписчиков, я чувствую себя гордым региональным СМИ. Но когда я получаю сообщения от двух десятков незнакомых людей одновременно, и смысл этих сообщений можно свести к лайку, мне хочется спрятаться под стол и провести там неделю – только чтобы не отвечать. Для меня вступить в переписку с таким количеством людей за один день – это пиздец. Я не против личных сообщений, но буду благодарна, если этот способ связи останется для особых случаев. Шер – лучший лайк.
2. Я понимаю, что когда читаешь чей-то канал, кажется, что знаешь этого человека всю жизнь. У меня так с Машей Ворслав @bankihuyanki и Адэль @donttouchmyface – я прям уверена, что стоит только позвать их на кофе, мы бы навек подружились. Но я не зову. Потому что этот эффект “всю жизнь знаю” – несимметричный. Я тяжело схожусь с новыми людьми, а встречаться после работы лично с кем-то, о ком я только что узнала, что у него аватарка с цветочком, я не готова. И вы бы не были готовы.
3. Если вы живете в Москве, то у нас разница во времени три часа в вашу пользу. Поэтому когда вы с утра пораньше мне что-то пишете, я хочу вас задушить, потому что у меня четыре часа ночи, и звуковые сигналы для сообщений в телеграме у меня не отключены. Мне кажется, вы должны об этом знать.
4. Извините, что не написала этого раньше и заставляю теперь чувствовать себя неудобно всех, кто слал сообщения среди ночи, думая, что уже утро, звал на кофе, когда был проездом в Милане/Лондоне и писал: “спасибо за запись”. Это целиком мой косяк, никто из нас не телепат.
Спасибо большое.
На днях Лиззи, пиар-директор нашей компании, отчитывала меня за этот текст:
https://festival.ru/en/awards/jury/jury_575.html
“Полина, у нас с тобой есть серьезная проблема”, - сказала мне она, и я подумала, что вот, сейчас мне будут рассказывать, что нельзя так писать биографию, это не место для самоиронии, нужно всю аудиторию ММФР пытаться убедить, что ты круче Дроги, и в каждой строчке выжимать максимум из самых скромных достижений.
Но Лиззи имела в виду не это. Она сказала, что сама идея подобной биографии для фестивалей – умный ход, а серьезная проблема у меня вот в этой фразе: “Her ads have won a range of awards: nine Cannes Lions, of which three golds, a Grand Clio, golds at LIA, One Show, Eurobest, and Epica; a D&AD and a Webby”.
– Не твоя реклама выиграла эти награды. Ты, ты их выиграла. Ты знаешь хоть одного креативного директора мужского пола, который напишет: “Его работы выиграли девять каннских львов и Гран Клио”?
– Ну судили же мои работы. И потом, я не в одно лицо их выиграла. У меня была команда на каждом проекте.
– Поверь мне, когда придет очередь твоих команд описывать свои достижения, они напишут: “Я выиграл каннского льва, я выиграл Гран Клио, я выиграл D&AD”.
— Хорошо, Лиззи. Я подумаю, как я могу это исправить.
— И еще. То, что ты делаешь – это не ads. Это campaigns.
В общем, феминистка из меня пока так себе.
Я сегодня весь день хожу как зомби: “Все тлееен, все мудаки, сколько же можно-то, не надо меня никуда тащить, оставьте меня лежать в этом углу”. Выпила пять чашек кофе, закинулась витамином D и ибупрофеном, потупила в VICE… И когда попыталась понять, что же мне так плохо-то, вспомнила, что вся моя неделя прошла в режиме встреч с восьми утра до часу ночи + алкоголь + разговоры о судьбах родины.
Не так я себе представляла creative leadership.
Пока меня тут все поздравляли с назначением, наш родной состав перепечатал пресс-релиз с The Drum: http://www.sostav.ru/publication/polina-zabrodskaya-stala-kreativnym-direktorom-publicis-london-25428.html
И там-то в комментариях наконец всплыла правда обо мне:
“Когда была в ббдо - рабочий процесс был туговатый”
“Назначения, повышения... а где можно посмотреть, что она делает? что сделала в Италии?”
“Она страшна как колокольня без косметики. Ей уже ниче не поможет”
Страшная (главный грех любой женщины, обязана быть красивая, чтобы вялая потенция любого комментирующего самца не давала ему повода усомниться в собственной самцовости), туповатая, непонятно что сделавшая телка случайно стала креативным директором итальянского агентства, случайно там за год произвела три абсолютно проходных глобальных кампании, за одну из них случайно выиграла пять каннских львов, а потом случайно ушла с повышением в лондонский офис.
Я уж думала, никто не заметит, но не прокатило.
Новый дом мы искали два месяца. Список пожеланий к жилью был довольно короткий: отсутствие ковролина, современная теплоизоляция, центр. Первый пункт избавил нас от необходимости смотреть 80% лондонского жилого фонда. Я не знаю, какие такие духовные скрепы заставляют британцев застилать полы своих прекрасных домов чебурашками, но от ковролина не деться никуда. Если его нет в гостиной — он будет в спальне. Если его нет в спальне — найдётся на кухне, а если на кухне по недоразумению плитка —то за ковролином можно идти прямиком в ванную комнату, там он и будет вас ждать, распахнув плащ и сходу продав все секреты верившей ему семьи: и белесые пятна доместоса возле унитаза, и брызги рыжей краски для волос.
У меня уже была квартира с ковролином везде: алый, в три пальца толщиной, он морально подавлял любой предмет из Икеи и превращал скромный раскладной диван Мурбо в игривую тахту из будуара бирюлевской бандерши. В надежде что-то ковролину доказать, я вела в той квартире исключительно целомудренный образ жизни, но залетная бутылка вина мигом выявляла изначальный смысл того веселого дома.
***
Пункт второй, "теплоизоляция", исключил ещё 80% квартир из оставшихся 10%. Мне очень нравятся викторианские дома с их чудесными окнами в старых деревянных рамах и высокими потолками, но для того, чтобы зимой там поддерживать стабильную температуру 20 градусов, нужно пачками швырять в газовую колонку фунты стерлингов: такого понятия как центральное отопление в Лондоне нет, а все тепло от масляных батарей моментально уходит сквозь те самые красивые окна. Англичане считают тёплый дом зимой роскошью (ну понятно, с такими ценами на газ) и живут с ноября по март при температуре 16-17 градусов, но мне при 17 градусах жить уже не хочется.
В итоге, когда дом нашёлся: с деревянными полами, высокими потолками и энергетическим сертификатом A/B, тот факт, что он сдавался абсолютно пустым, нас уже не мог остановить. Мы подписали договор и въехали, утешив себя тем, что в нашем возрасте пора бы уже завести собственную мебель.
Чего мы не учли – так это того, что любая табуретка не из Икеи в Лондоне продается в комплекте с доставкой через полтора месяца. У нас было один стул, небольшой кухонный островок, пара тарелок – и элементарный завтрак быстро превратился в ритуал ухаживания друг за другом: давай ты сегодня будешь есть яичницу, сидя на стуле, нет давай ты, нет давай ты, ну хорошо ладно, так и быть, но ты тогда сегодня сидя ужинаешь.
Сегодня, наконец, дошли стол и стулья – и, буквально, перевернули нашу жизнь: можно что-то съесть вдвоем, одновременно, без предварительных уверений в любви при помощи единственного стула как метафоры совместного будущего.
Интернет нам проведут в феврале.
Ближе к марту дойдут торшер и кресло.
Сегодня у меня была первая презентация локальному британскому клиенту, креативщики хорошо поработали, поэтому я шла показывать идеи с легким сердцем. Все, кроме меня, на проекте - англичане, и как бы это сказать... когда вокруг меня сплошные носители языка, я, как та сороконожка, начинаю думать о том, с какой ноги я шагаю, путаться в простейших временах и говорить странные слова вместо нормальных человеческих слов. В смешанных компаниях такого эффекта нет, а тут пожалуйста. В целом, английский у меня довольно приличный, на две страницы скрипта я, может, пару ошибок делаю, но мозг - загадочная штука, поэтому сейчас у меня вот так.
И Господи благослови британскую культуру, в которой стоит большой бан на все виды самоуверенности, а к людям, которые слишком хорошо что-то продают, относятся с подозрением. Моя неуверенность в собственном английском отлично скомпенсировала мою уверенность в креативных идеях, и на первых минутах, когда я перепутала пару артиклей и услышала, что коллегу зовут Tomorrow вместо Tamara (прокомментировав: "Какое чудесное имя, гораздо лучше, чем Yesterday"), я почувствовала, как клиентская команда расслабилась и подалась навстречу. Презентация прошла лучше, чем все мои презентации за последние полгода.
Никогда я не думала, что делать тупые ошибки полезно для отношений. Мне казалось, все любят только безупречных людей, но я начинаю подозревать, что их-то как раз и не любят больше всего.
Мне говорили, что лондонские офисы – унылое место, где все сидят ровными рядами, не поднимая головы. И я уже приготовилась к упадку – ну, в конце концов, не все же веселиться. Но пока что-то никаким упадком не пахнет.
Вот только что я получила в почту официальный имейл от нашей Culture Team (что-то типа юнита, который отвечает за моральный дух) – они выяснили, что в этот день года в мире происходит больше всего самоубийств и решили предотвратить.
“Joke circulation. Everyone should find a funny joke and share it in response to this email. For example ‘Two elephants come across a naked man. After a while one elephant says to the other ‘I really don’t get how he can feed himself with that thing!’
NB: Jokes won’t always be good…”
Итальянцы бы умерли всем офисом от коллективного католического стыда, и работать было бы некому.
Культурка.
Сегодня было гораздо лучше. Рабочее место своё нашла без приключений, концентрат не пила, социально-ужасного ничего (вроде) не сделала.
Мне рассказывали, что англичане суровые интроверты: будут год с тобой сидеть за одним столом и не спросят, как тебя зовут. Ничего такого не заметила: все милые, разговорчивые, постоянно над чем-то ржут и шутят про члены.
Хорошая вещь номер два (после американо): ни с кем не надо обниматься и целовать в обе щеки при встрече. Достаточно поздороваться. Здороваться с незнакомыми людьми в лифтах не надо - испугаются и смутятся. И личная дистанция здесь раза в полтора больше, чем на севере Италии. Я прям чувствую, как у меня плечи расправились и ушла постоянная насторожённость, которая фоном работала в Милане, где всякий едва знакомый может подойти вплотную, дотронуться и завести разговор на полчаса о родственниках, а социальные нормы не позволят ничего сделать по этому поводу.
Мне кажется, я ещё не раз взгрустну об этой итальянской теплоте и тотальной совместности всего происходящего, но сейчас я душой отдыхаю.
Смешное: офис на Baker Street, а неподалёку от дома обнаружилось здание по имени Sherlock's Place. Жду теперь какого-нибудь соседа Конана.
Когда говорят, что Россия –патриархальная страна, обычно имеют в виду, что это страна, в которой большинство женщин и мужчин хотели бы жить как-нибудь так, чтобы патриархат был, а им за это ничего не было.
Патриархат подразумевает, что до замужества за благополучие девочки отвечает отец, а после замужества - ответственность переходит к счастливому мужу. В пакет "Патриарх Плюс" входит пожизненное финансовое обеспечение, духовное наставничество и деловые коммуникации с внешним миром – потому что человек, не обладающий финансовой независимостью, полноценным контрагентом быть не может.
Много вы в 2017 году знаете мужчин, стремящихся пожизненно обеспечивать дочь, выполнять для неё функции поверенного и наставлять ее духовно? Почти 17% всех девочек в нашей стране рождаются у одиноких матерей, и ещё 31% теряет отца из виду при разводе родителей. Сколько процентов из тех, что росли в полных семьях, остаются на содержании отца до замужества и в случае развода, никто не знает, потому что никому в голову не пришло посчитать. Из этой же статистики следует, что мало кто из мужчин считает, что взвалить на себя бессрочную ответственность за выбранную в жены женщину – это классный способ прожить жизнь. Даже у самых патриархально настроенных из них все долги заканчиваются вместе с желанием видеть вот эту конкретную девушку по утрам.
В патриархальном обществе, действительно, женщине хорошо бы быть покладистой, скромной, нетребовательной, придерживать язык, не бежать в закат за первым встречным и брать на себя организацию быта, а не работу в офисе. Потому что иначе мужчина, которому выпало счастье ее содержать, наставлять и договариваться за неё со всем миром (а если мужчина взрослый, то и не за нее одну, а ещё и за престарелую мать, одинокую сестру, пару дочерей), рано закончится - и весь этот бабский кружок останется на улице.
Много вы в 2017 году знаете женщин, которые знают, что закрыть рот и пойти сварить борщ - это неплохая инвестиция в собственное будущее и четко понимают, почему? Много ли из этих покладистых жён живут в уверенности, что случись что - обязательно найдётся мужчина: отец, брат, сын, дядя, двоюродный брат, который не даст ей пропасть?
Русский патриархат образца 2017 года - это не патриархат, это симуляция патриархата. Мужчины играют в "Дорогая, предоставь это мне", женщины играют в "Как скажешь, любимый". И все эти игры с переодеваниями заканчиваются при первом столкновении с проблемами. Сразу выясняется, что с точки зрения мужчин, женщина вполне может сама заработать, решить, договориться, а с точки зрения женщин - "Как скажешь" работает ровно до тех пор, пока мужчина говорит то, что, в целом, совпадает с их мнением.
У меня есть крамольная мысль, что все это гораздо ближе к равноправному партнерству, чем к патриархату, осталось только перестать друг другу врать и обещать непонятно что.
Мы уже настолько далеко от патриархата ушли, что проще поднажать и добраться до здоровых партнёрских отношений, чем пилить обратно.
Летим мы в самолете Стамбул-Душанбе, прекрасный эконом Turkish Airlines: носочки-беруши-маска для сна, вот вам ещё один плед.
Обычно это такой рейс, непредсказуемый: тут тебе и таджикские бизнесмены в кашемире, и хиджабные девушки, и альпинисты, и челноки с ворохом пакетов, перемотанных скотчем.
Сразу за мной оказалась удивительная дама лет пятидесяти: роскошный семитский нос, копна вьющихся седеющих волос, яркие серьги. Не то, чтобы я так часто разглядывала тех, кто сидит сзади, но тут не обернуться было сложно: старомодный британский акцент, из тех, что в Лондоне уже лет пятьдесят как не встретишь, и невыразимая интонация, с которой дама подозвала стюардессу, чтобы та поменяла ей стакан воды - выданная была недостаточно холодной. От салфетки, полагавшейся к стакану отказалась: I shall not need this napkin for now, keep it.
Лингвист во мне не мог успокоиться. Преподавательница британского английского? Тайный член королевской семьи? Откуда берутся люди с таким лексиконом? Для британки она поразительным образом упустила все традиционные возможности сказать thank you, do you mind, please - настолько, что фразы казались скомканными в интонационно предназначенных для этих слов местах. Возможно, она все-таки турчанка, но при этом училась в каком-нибудь британском заведении. Хотя нет, даже для пансиона благородных девиц "I shall not need" в 2016 году - это слишком. К концу ужина я придумала ей уже целую захватывающую биографию - с любовником-британцем старше на тридцать лет и первым мужем-военным, который вытравил из неё глупости вроде "do you mind".
Но тут подносы унесли, дама сложила столик, поерзала... И на подлокотник моего кресла вылезла нога в вонючем капроновом носочке.
В офисе было не легче. Меня ценило руководство, меня полюбили клиенты, мне давали лучшие проекты, но для большинства своих коллег я была неведомой зверушкой, от которой непонятно, чего ждать. Я не улавливала тонких нюансов общения, мне было сложно понять, почему все хотят выяснить мое мнение насчет Крыма, я огрызалась там, где нужно было просто промолчать, и проявляла душевность там, где нужно было рявкнуть. Мне было сложно держать иерархию - в итальянском офисе она внезапно оказалась гораздо более выраженной, чем в моем московском агентстве. Как я теперь понимаю, от меня ждали соблюдения приличной дистанции в отношении тех, кто ниже по должности, и полного подчинения вышестоящим. С вышестоящими я в итоге договорилась, а вот демократичность в отношении подчиненных была ошибкой, я им поначалу нехило подпортила систему навигации, возвращать берега было непросто. Если честно, я до сих пор не поняла, как итальянцы устроены изнутри. Зато разом зауважала экспатов, которые работают в России, потому что теперь хорошо могу представить степень их фрустрации на ежедневной основе.
К весне стало полегче, потому что, во-первых, я перестала делать вид, что я сейчас быстро во всем разберусь и с полпинка адаптируюсь, а во-вторых, мы с мужем приняли решение воссоединяться в Лондоне, а не в Милане – и в конце тоннеля забрезжил свет. К тому времени у меня появились хорошие подруги: иорданка Далила, израильтянка Ноа, чешка Яна, итальянка Сара, француженка Джиневра, - и вопрос с общением я тоже решила. Я влилась в рекламную тусовку и начала ориентироваться в том, кто тут кого любит, а кто кого не переваривает. Отношения с коллегами устаканились: снизу мне перестали пытаться сесть на голову, а сверху выдали больше автономии. Я разобралась с питанием, выучила необходимый минимум итальянского, перестала скучать по Москве.
И вот бы мне теперь жить и радоваться, а я пакую чемоданы.
Как-то раз я пила водку с одним ECD, который руководит огромным креативным департаментом вот уже пятнадцать лет. И зашел у нас разговор о том, как быть немудаком. Потому что вообще-то среди креативных директоров есть популярное мнение, что быть немудаком в нашем спорте опасно – креативщики сядут на шею, выпотрошат зарплатный фонд, наснимают всякого говна и сбегут к какому-нибудь мудаку.
А этот ECD считает, что быть немудаком не выйдет по другой причине: каким бы ты ни был, что бы ты ни делал, в любой момент твоей работы где-то в офисе сидит человек, который думает: “Ну и мудак же мой креативный директор”.
И вот он мне рассказал о методе, который он называет Одно Немудацкое Дело За Раз. Работает так: ты признаешься себе, что ок, в целом ты мудак, вопрос решенный. А потом внимательно смотришь по сторонам и ищешь возможность сделать что-то хорошее: отправить на фестиваль креативщика, который ночей не спал весь год (и если остальные возмутятся - то ничего страшного, потому что ты уже и до этого был мудак), сесть со стажером и разобрать его студенческое портфолио, выделить в своем забитом расписании десять минут на то, чтобы поблагодарить пару, которая выложилась на питче.
И я сразу вспомнила один случай.
В 2012 году меня и коллегу, с которым мы в том году работали, отправили в Канны. Мы впервые послали туда проект, до этого долго, дорого и больно монтировали кейс, ну и, в общем, были полны надежд. И вот мы приезжаем, регистрируемся в Palais des Festivals и выясняем, что, о боже, у нас два шортлиста - один в Promo & Activation, а второй - в Сyber. Нашему восторгу не было предела. Мы внимательно посмотрели все работы конкурентов, пришли к выводу, что в Cyber нам ничего не светит, а вот в промо какая-то фигня, так что, можно сказать, каннский лев у нас в кармане.
Проходят сутки, мы приходим на церемонию Promo & Activation. В зале адский холод, в первых рядах все почему-то очень нарядные, у меня от волнения сводит живот. Начинают объявлять бронзы - и нашей работы там нет. Переходят к серебру - тоже ничего. Тогда я еще не знала, что все те, кто выиграли золото, узнают об этом за сутки, поэтому, затаив дыхание, смотрела, как вручают золотых львов. Их тоже всех раздали. Ну и все. В тот вечер мы ничего не выиграли, шортлист остался шортлистом.
Когда мы вышли из дворца фестивалей, Андрес, креативный директор, посмотрел на наши с Ильей вытянувшиеся лица и сказал: “Пошли”. И повел нас на террасу отеля Карлтон, - место, где традиционно отмечают своих львов все крутые креативщики, - заказал бутылку шампанского и сказал, что сегодня мы отмечаем прекрасную попытку.
На следующий день мы выиграли первого бронзового льва в Cyber и были, наверное, счастливее всех обладателей Гран При. А вкус того шампанского я запомнила на всю жизнь.
Не отпускает меня эта трава, bear with me.
Нашелся, наконец, психолог, который рассказал ровно то, что хотели услышать авторы ролика.
Татьяна Огнева-Сальвони, семейный психолог, рассказывает сайту teleprogramma.pro (ну да, не Медуза, но тут уж чем богаты):
“Если убрать тему Нового года и Деда Мороза, то сцены с тем, как бородатый мужик тащит героиню по топям и болотам, подходит как символическое изображение ее внутренней работы с психологом, проживание своей травмы и своей боли. Поэтому после этого она становится живой и чувствующей мамой.
Про якобы унижение женщин – мизогинизм (ненависть к женщинам. – Ред.), обиды, надуманный термин относительно Деда Мороза — «абьюзер» (мужчина-насильник. — Ред.) — это относится к личной истории девушек с таким восприятием. А в ролике этого нет”.
Какой интересный психолог-клиницист, – думаю. Пойду найду, что она еще пишет.
И Татьяна Огнева-Сальвони не подвела.
http://www.kp.ru/daily/26587/3603263/
Очередной сексистский скандал, на этот раз с роликом «Московского кредитного банка», вот: http://www.cosmo.ru/lifestyle/society/s-novym-godom-vtorosortnaya-moya-ded-moroz-rasskazhet-kakaya-ty-plohaya-mat/ . Я бы и мимо прошел, но тут интересный момент в том, что чудовищным ролик делает не вся композиция сама по себе, а совсем мелкие детали, которые подталкивают к определенным выводам. Ну и тот факт, что в итоге это оказывается рекламой банка, а не просто короткометражкой.
Можно же этот сюжет представить так. Отец бросает мать с ребенком, и мать тяжело работает, чтобы обеспечить дочку всем необходимым — в первую очередь, будущим. Девочка этого, конечно, пока не особо понимает, как и того, почему мама все время где-то, а не с ней. Перед Новым годом девочка по заданию вместе с классом пишет письмо Деду Морозу, просит вернуть маму. Все письма, конечно, в итоге оказываются в мусорке, девочкино каким-то образом оттуда вылетает и попадает в руки психически неуравновешенного старика. Старик мнит себя героем и похищает мать. Держит, ну, скажем, в подвале на хлебе и воде, постепенно улучшает условия и даже бондится с жертвой, потому что стокгольмский синдом. 31 декабря наряжается Дедом Морозом, показывает маме то самое письмо и «дарит» маму дочке. Женщина увольняется с работы и теперь тратит все время только на семью, живет на скромные алименты. Деда ловят и сажают, а история попадает в новости и становится национальным достоянием.
И постскриптум. Проходит год, в скромной облезлой однушке мама с дочкой празднуют очередной новый год с оливьешкой и жареной курой и китайской «Барби» под искусственной елкой. Весь этот год мама провела только с ребенком (если не считать судебных слушаний) ни с кем не общалась, стала затворницей, боится громких звуков и вообще людей в целом. Дочку тоже из дома особо не выпускает и следит за ней 24/7. Зато «хорошая мать». Сидят они вдвоем за столом, а по телевизору показывают вдохновленный их историей рекламный ролик банка или там кока-колы про Деда Мороза, который возвращает ребенку потерянную плохую маму.
Меняется-то всего ничего: напоминаем только об ушедшем отце, ну и старика показываем именно что опасным психопатом, а не дедушкой (то есть, в оригинальном ролике он уже психопат, но это никак не акцентируется, так что просто смещаем акценты). И довольно мощное высказывание получается, практически прошлогодняя «Комната» с Бри Ларсен: уже не про конкретный случай, а про общество, в котором такой случай произошел. Я бы посмотрел.
И вот дело всегда в них, в нюансах. Нет в искусстве запрещенных тем, слов или мемов, любой сюжет может быть рассказан как угодно. Только иногда при рассказе автор выдает о себе кое-что, что становится понятно, что он — мудак. Не сама история мудацкая, а выбор создателя о том, как историю представить, как в ней расставить акценты, и о чем она на его взгляд на самом деле повествует. Причем в большинстве таких случаев автор даже не думает, что какие-то свои взгляды транслирует, они случайно обнажаются — вот тут, кажется, ровно такой случай. И потом автор возмущается, что за него додумывают, «ничего такого» он сказать не хотел и вообще вы все за фашизм и цензуру. И вот это даже хуже, чем мудак, потому что мудак обычно хотя бы понимает, что делает.
Привезла в Москву двух коллег, с которыми успела подружиться: итальянку Сару и израильтянку Ноа. Они давно хотели, а я давно обещала, и вот свершилось.
Как же здорово смотреть на любимый город глазами людей, которые в России не были. Столько у нас здесь хорошего - того, что мы воспринимаем как должное. И чай с облепихой, и супы, и торт Киевский. Дешевое такси, прекрасный маникюр, завтраки целый день. Вайфай в метро, рестораны, в которых можно забронировать столик на 23:30, супермаркеты 24 часа. И снег. И водка. И Ленин свеженький лежит.
С вами моя любимая рубрика “В интернете кто-то неправ”.
16740 человек пошерили текст Никиты Подгорнова “Стареющие женщины”: https://snob.ru/profile/27133/blog/120003. Если коротко – человек 1985 года рождения решил забраться на табурет и порассуждать о том, что сморщивающиеся женщины относятся к себе неправильно и плохо, а должны правильно и хорошо.
“Вдохновляющая статья”
“Великолепное видение женщины”
“Полностью согласна с автором”
Это все женщины радуются, и я могу их понять – когда посреди призывов завернуться в простыню и ползти на кладбище кто-то тебе говорит: “Погоди, у тебя же есть стиль, мудрость, и еще ты разобралась со своим клитором” - это, прямо-таки, свежий подход.
Но мне что-то во всем этом тексте видится наебка. Кажется мне, что Никита, прикрывшись социально одобряемым дискурсом, радостно пытается залезть женщинам на голову на протяжении всех пяти экранов. Потому что если подобный текст, в подобном тоне, написать мужчинам и про мужчин, получишь ушат говна, а не семнадцать тысяч шеров.
“Не люблю, когда такое (в смысле, страх старения - прим. авт.) у женщины в голове. Честно. Я прям одергиваю тех, кто говорит: «Ну внешне я минимум на 30, а в душе и вовсе на 22». Стоп, дорогая моя. Тебе скоро 37 и это нормально. Ты выглядишь не на тридцать, а ты выглядишь на саму себя в 37!”
Прям вот так берет и одергивает. К Валентине Матвиенко подходит в ресторане Крошка-Картошка и говорит: “Стоп, Валя, хватит. Послушай меня, ты можешь быть той, кем ты хочешь”.
Там еще много прекрасного.
Но больше всего мне финал понравился.
“И, пожалуйста, пообещайте мне, что вы никогда больше не будете говорить, что вы стареете и, что вам некомфортно от циферок в графе «возраст»”.
Что еще мы должны тебе пообещать, о Никита? Огласи весь список, не томи.
***
Вот никогда не могла понять, почему мужчинам можно быть долбоебами до самой старости, заправлять свитер в брюки, писать глупые статьи, пить дешевое пиво, пиздострадать о несбывшемся и верить в чудеса, которые показывают в порно, а от женщин с первыми морщинами на лбу начинают ждать каких-то впечатляющих спецэффектов.
И мудрая ты должна быть, и самодостаточная, и одеваться уметь, и в сексе двадцатилетним фору давать, и развиваться, и делать карьеру, и чувствовать свободу и вдохновение, и на концерте Джареда Лето прыгать в первом ряду, чтобы никто не заподозрил тебя в том, что единственное твое желание – приклеиться к дивану с вечера пятницы по утро понедельника, с книжкой в одной руке и шоколадкой Милка в другой, потому что сил твоих больше нет.
Всем должна: и семье, и обществу, и Никите.
Нахуй иди, Никита, хотя бы ты.
Я редко привязываюсь к вещам, но сегодня было прямо до слез. У меня есть любимая пара серебряных серёжек: Джама подарил мне их в Стамбуле пару лет назад, и это единственные сережки, которые я носила, почти не снимая. Эту же пару я надела на свадьбу.
И вот Marriott на Елисейских полях меня удивил. С утра сережки лежали на тумбочке, а вечером, когда я вернулась в номер - уже не лежали. Консьерж даже не удивилась. И когда я погуглила отзывы об этом конкретном отеле - история про серёжки на тумбочке - практически классика. И, естественно, поиски секьюрити ничего не дали.
Так обидно - ужас. В том магазине, где мы их нашли, таких уже нет, а дизайнера я даже не запомнила.
Сам себя не похвалишь – дождись пресс-релиза. http://www.thedrum.com/news/2017/01/26/publicis-london-hires-polina-zabrodskaya-creative-director
Читать полностью…Мне тут прислали ссылку на статью про то, как ошибки улучшают восприятие. За начало автора хочется задушить, но я верю в людей и надеюсь, что это ирония. http://nymag.com/scienceofus/2015/12/win-affection-and-trust-by-spilling-coffee.html
А вот я нашла ссылку на само исследование: http://link.springer.com/article/10.3758%2FBF03342263
В британских агентствах прослеживается явный тренд на креативщиков из всяких неочевидных стран. Я пока не разобралась: то ли брекзит их так напугал, что они сразу: "Мынетакие!", то ли просто глобализация добралась, но тут тебе и сербы, и греки, и поляки, и мексиканцы, и арабы, и китайцы. И я вот, #StraightOuttaProletarskyRayon. Большинство из этих людей не очень хорошо говорят по-английски, но это не мешает им чуть ли не жестами объяснять свои (крутые!) идеи.
Говорят, что никогда британские агентства не были такими интернациональными (это следует читать как: "Посмотрите-ка, у нас теперь тоже есть полтора экспата"). И ещё говорят, что британцы устали от самих себя, но тут я им, простите, не верю - имхо, это их извечное гордое самоуничижение, которое подразумевает, что собеседник такой: "Ну что вы, Британия - лучшая в мире страна, это вы изобрели ироничную рекламу, это вы научили мир писать крутые копилайны, ваша культура - самая культурная в мире культура, разве может к ней что-либо добавить толпа варваров вроде нас" - ну и далее дипломатические танцы на полчаса, в ходе которых у собеседников появляется повод безнаказанно пуститься в социальные поглаживания.
Однако же если кому надо в Лондон - имейте в виду, в ближайшие пару лет самое время.
Лондон увешан кумачовыми баннерами -70%, -50%, Final Sale! - даже если ты не собирался ничего покупать, толпа туристов все равно тебя подхватит и втащит в Harrods. Поддавшись всеобщему энтузиазму, прошлась по магазинам и поняла, что мне впервые совсем ничего не нужно.
Два переезда спустя у меня не осталось ни одной вещи, которая бы не была мне симпатична настолько, чтобы платить за перевес. Симпатичного набралось сто двадцать килограммов, включая коврик для йоги, четыре тарелки и диванную подушку с лисой, которая ещё ни к одному дивану не подошла, но зато она идеально подходит к незатейливому интерьеру моего внутреннего мира.
Я потратила много сил, чтобы избавиться от вещей, которые не сделали меня интереснее и приятнее, не прибавили мне мышц и не убавили тревожности, не помогли мне перестать чувствовать себя плохо в любой незнакомой компании, хотя, очевидно же, обещали именно это. И вот я смотрю на все эти ряды одежды в магазинах с мыслью: "Бедные продавцы, сколько же всего им надо куда-то деть" и радуюсь, что это не моя проблема.
Я раздала, продала и выбросила все, чему не смогла найти применения, и у меня осталось что-то около пяти пар демисезонной обуви, пяти пар летней, семи чёрных платьев, трёх пар джинсов, четырёх белых рубашек – не то, чтобы я хочу вам предъявить полный список достижений народного хозяйства, просто описываю масштаб этого моего "все есть". Поскольку все это вещи, которые я люблю и ношу, ни разу у меня не возникло ощущения, что их мало.
Я вспоминаю, как три года назад бегала по этому же городу со списком от стилиста в духе: "Темно-зелёная водолазка в рубчик, винные перчатки" и понимаю, что если бы тот стилист действительно что-то понимал в том, как приводить в гармонию внутреннее и внешнее (а они все почему-то стремятся делать именно это, видимо, без гармонии слона не продашь), он бы мне сказал: "Купи ещё пять чёрных платьев и перестань морочить мне голову".
Первый день в лондонском офисе выдался тяжелым. Чисто технически, это даже не новая работа: знакомые бренды, знакомые лица, тот же функционал, разве что, я избавилась от приставки "associate", и теперь я обычный креативный директор (у нас огромное агентство, тут их шесть, я седьмой).
А эмоционально - это такой же кошмар, как и при переходе в другую компанию. Я заблудилась два раза, случайно закрыла себя в туалете и выпила стакан химозного черничного концентрата (70 порций в двухлитровой бутылке), приняв его за сок. Здесь ни у кого нет отдельных кабинетов, директора, включая управляющих партнеров, сидят за большими столами вперемешку с креативщиками, стратегами и аккаунтами - чтобы все общались со всеми. Целый день на этаже играет изобретённое в агентстве радио: каждый сотрудник через интранет может поставить трек, и если достаточное количество человек кликнет дислайк, трек идёт в бан, если одобрят - в постоянную ротацию. К концу дня от избытка общения и от этого очень социального радио я уползла в подсобку и просидела там среди вёдер минут двадцать, играя в doodle jump. Потом вышла и продолжила пожимать руки и не запоминать имена.
Один весомый плюс обнаружился сразу: теперь мне не нужно заказывать американо, используя фразу: "Можно мне эспрессо в большую чашку и разбавить горячей водой?".
Когда русские девушки хотят замуж за иностранца, редко кто мечтательно закатывает глаза, глядя на карту Республики Таджикистан. Все, что среднестатистический русский человек знает о таджиках, таджикские ребята предпочли бы, чтобы мы забыли.
Примерно так же, как мы, русские, хотели бы, чтобы мир перестал нам тыкать в лицо пьяными водителями с ютьюба, Russian mail-order brides и гомофобией как столпом российской государственности.
Когда мы познакомились с мужем, он уже жил в Лондоне, работал в одном из лучших британских продакшенов, и его лекции собирали полные залы. И все равно ему пришлось приложить некоторое количество усилий, чтобы я перестала подозревать его в том, что вот сейчас он достанет из бумажника несколько фотографий и скажет: "Познакомься, это четыре моих жены, но ты не переживай, я сейчас быстро с одной разведусь по смс".
Душанбе в 2017 году – прекрасный зелёный город, в котором порасковыряли асфальт под прибыльную плиточку, понастроили торговых центров с фудкортами и постепенно сносят историческую застройку, чтобы всем друзьям президента было, чем заняться. Здесь есть пара модных баров, где вам смешают неплохой old fashioned, здесь помидоры пахнут как в детстве, здесь безупречная укладка blow-dry в салонах с названиями "Лайло" и "Гули Шахр", здесь женщины носят джинсы, короткие юбки, хиджаб и паранджу, здесь глазок из цветного стекла висит рядом с портретом Эмомали Рахмона - и то, и другое защищает от бед.
А ещё отсюда уезжают. Помимо низкоквалифицированных рабочих, уезжают дизайнеры и художники, музыканты и оперные певцы, программисты, ученые и предприниматели. Те, у кого есть возможность эмигрировать дальше бывшего СССР, едут в Европу, в Австралию, в США – в России этих людей не встретишь.
Из Душанбе довольно сложно улететь куда-то дальше Дубаи просто в отпуск, потому что билеты и визы стоят неподъёмных денег – рейсы в Европу летают два раза в неделю, с пересадкой в Москве и в Стамбуле, и в любое время года цены начинаются от 700 долларов за билет, при том, что хорошая менеджерская зарплата в Душанбе – долларов пятьсот.
На пятьсот долларов можно неплохо жить: снять однушку в центре – долларов за двести пятьдесят, ходить в хорошие рестораны, средний чек – десять долларов на человека, водить девушку в кино, покупать какую-то одежду. С одеждой, правда, беда - в основном полиэстеровый Китай и Турция со стразами, европейский массмаркет – уже дорого, и непонятно, как вот эта белая майка может столько стоить, если за углом купишь ровно такую же, тоже made in Turkey, раза в три дешевле, ну и пусть бы с оранжевой надписью "Wow!". При этом многие молодые таджики умудряются круто одеваться: где-то в этом текстильном аду собирают и скандинавский минимализм, и британские андеграундные тренды, и итальянскую классику.
В общем, довольно понятная ситуация для любого, кто взрослел в России эпохи ранних двухтысячных, да и сейчас, после кризиса, если хорошо подумать, турецкие джинсы Mavi - отличные джинсы, сидят не хуже Diesel.
А ещё здесь горы – самые красивые из всех, что я видела в своей жизни.
Приезжайте в Таджикистан, пока Таджикистан не уехал из Таджикистана.
Есть вещи, которых не пережить каждому, да и не дай Бог. Чтобы попробовать понять, что испытывает тот, переживающий или переживший, и существует литература.
Основная функция литературы -- нести читателю опыт. В особенности ценен опыт, которого иначе у читателя и не будет, и именно поэтому странно, читая "Войну и мир", пролистывать страницы о батарее Тушина, ведь так и ленты на платье на первом балу, и позолоченные канделябры становятся тусклее.
В детстве у меня была книжка Фрэнсис Бернетт "Маленькая принцесса", про девочку Сару Кру, которая жила себе в шикарном пансионе на деньги миллионера-отца, и была обласкана и персоналом, и воспитанницами, пока вдруг алмазные россыпи не оказались пшиком, и маленькую принцессу сослали на чердак, где у нее появились новые друзья -- крыса Мельхиседек и бедная сиротка-горничная. Летом на даче я жила на чердаке, где не было крыс, но были нарядные обои в цветочек, но все равно -- мне нравилось лежать ночью без одеяла, есть на обед "просто картошку" и представлять себе, как же страдала бедная Сара Кру. У некоторых, полагаю, в роли воспитателя подобной эмпатии мог выступать дневник Тани Савичевой, но я для него была еще слишком мала.
"Белого Бима Черное Ухо" помнят, наверное, все. Можно спорить, полезно ли детям читать столь садистскую книгу, туда же, кстати, запишем и "Му-му", и "Каштанку"; дочитав про Бима, я пришла в комнату к спящей маме и, стесняясь разбудить ее явно, просто села и продолжила рыдать у нее в ногах, потому что справиться с этим горем в одиночку было невозможно. У меня, например, никогда не было собаки, но как же иначе можно было ее захотеть?
Потом я помню какую-то книгу Ремарка, где гонимый герой приходит на явочную квартиру, там его приветливо встречают и наливают чаю и говорят, минутку, я схожу на кухню на бутербродами -- а возвращаются не с бутербродами, а с офицером гестапо. Это был мой опыт предательства и первый раз, когда я вздрогнула над книгой.
В книге Хелен ДеВитт "Последний самурай" читатель может набраться опыта много чего -- воспитания вундеркиндов, поездок по зимнему Лондону, одинокого материнства, бессильного упорства, -- но я помню только эпизод, где мальчик спрашивает журналиста: "Простите, а вы будете свои фиш энд чипс доедать?" Не могу описать, о чем это; я рыдала так, что муж проснулся.
Литература -- это увлекательная жизнь, нет, тысяча жизней, которых может прожить любой среднестатистический человек, сидя в своей небольшой квартирке, ходя по грязным лужам на работу, отводя в садик сонного ребенка; это опыт реинкарнации и опыт сопричастности историческим событиям, возможность побыть и героем, и хомячком, и дерзким пиратом, и князем Мышкиным, и Левиным, и Китти, и Вронским, и даже, черт побери, кроликом или роботом с далекой планеты. Любой хорошо написанный текст дает возможность слабакам, боящимся людей в метро и публичных выступлений, получить опыт и эмоционально повзрослеть; это не требует от слабаков ни усилий, и даже слов -- оттого я, например, и не люблю, и не умею обсуждать литературу: что тут обсуждать, ты либо чувствуешь, либо нет.
Сегодня днем я открыла твиттер и прочитала новость о крушении Ту-154, направлявшегося в Сирию. Я не помню, откуда мне известно, что Елизавета Глинка -- это именно доктор Лиза, только по спине вдруг прошла горячая волна, я выпрямилась, выронила телефон и зарыдала. Из предыдущих абзацев может показаться, что я всегда рыдаю, когда читаю новости, но это не так.
Очевидно, что гибель ансамбля Александрова, гибель летчиков и чиновников -- это тоже трагедия, и сейчас каждый член несчастных семей, возможно, вдобавок к своему горю испытывает безотчетную злость, что по Лизе скорбят, а по его любимым -- нет. Просто, смотрите, доктор Лиза была нашей литературой, учащей нас сострадать. Нашим писавшимся онлайн житием человека, который храбрее, сильнее, добрее тысяч из нас. Нашим опытом спасения грязных бомжей, раненых детей, отчаянных взрослых. Я знала доктора Лизу по текстам -- и верила ей, как верила доктору Ларчу из "Правила дома сидра", Пьеру Безухову и многим другим, забывавшим себя во имя других.
Последнюю неделю я провела, пытаясь выяснить, поместится ли все, что я накопила за свою жизнь, в пять чемоданов. Пока без шансов. В квартире все еще бардак, и все еще ничего никуда не помещается, а идея купить с собой ящик вина теперь уже не кажется такой гениальной.
Посреди этого хаоса так и тянет сесть и подвести итоги – чтобы хоть что-нибудь было в порядке. Но никаких итогов у меня нет, есть одно наблюдение, и оно звучит так: “Делай что хочешь, потому что всем срать, а с последствиями тебе все равно разбираться в одиночку”. Редактор во мне предлагает сократить эту фразу до ее сути: “Всем срать”.
До этого я, конечно, пыталась примерять на себя что-то похожее: “Танцуй так, как будто никто не видит” - и тому подобная суррогатная мудрость из пинтереста, но в этом году впервые целиком ощутила, о чем это все. Когда внезапно обнаруживаешь себя в месте без друзей, без родных, без языковой идентичности, без ориентиров вроде: “Здесь по утрам я ем овсянку, а сюда хожу в кино”, понимаешь, что ты – это не твои друзья, не твое образование, не твой спортклуб, не твое место работы, не твои книги и даже не твой язык. И что тебя действительно никто не видит - потому что никто не смотрит.
Это примерно то, о чем в лоб говорит большинство религий мира: “Он огляделся вокруг — и не увидел ничего другого, кроме себя самого. Тогда он для начала воскликнул: «Я есмь!» Потом он испугался; ибо страшно человеку, если он один.”
В эмиграции ты оказываешься наедине с собой и быстро выясняешь, что жизнь всех, кто остался там, откуда ты уехал - течёт по-прежнему, а тех, кто окружает тебя в новой стране – никак не изменилась от твоего появления. Да, конечно, звонки маме, чаты с друзьями, периодические вылазки на родину. Но на ежедневной основе, особенно поначалу, ты предоставлен сам себе.
Оказавшись в социальной депривации, я начала искать друзей в самых неожиданных местах. Итальянцы радушные люди, они тебе всегда помогут и с удовольствием пригласят на аперетив, но их сердца, вечера и выходные принадлежат друзьям детства, супругам и многочисленным родственникам – у них нет ни потребности в новых знакомых, ни моральных сил на них. Год назад я была в нашем агентстве единственным экспатом.
В первые два месяца я подружилась с китайской торговкой овощами, с компанией итальянских подростков, которые пытались стырить чей-то велосипед из нашего дворика, начала заходить к древней соседке на чай и с интересом выслушивала ее рассказы о тяготах гастрита на почти непонятном для меня тогда итальянском. Да что там, среди моих приятельниц были две проститутки, Алессандра и Ливия, с которыми мы весело вечерами курили траву в парке Семпионе (для меня - место рекреации, а для них – офис), пока они мне не предложили попробовать крэк.
Я гордилась собой и широтой своих взглядов. Но к декабрю от отсутствия качественного общения я впала в депрессию и начала рыдать при звуках русской речи. Сейчас это все кажется странным, почти неправдоподобным, но тогда я всерьез собиралась бросить все и вернуться домой, мне казалось, что еще чуть-чуть - и крэк будет отличной идеей досуга.
Все, в ближайший месяц никаких холиваров и никакого феминистического дискурса.
Хорошо, когда среди твоих знакомых есть пяток увлеченных редакторов, которые разделяют твои взгляды; плохо, что развернувшийся шит-сторм воспринимаешь потом как дело чести и рубишься в комментах неделю, пока не прикопаешь последнего тролля. Слаб человек. Упрям и жестоковыен.
Мне было, чем заняться и помимо того, чтобы отвечать на километры комментариев. Я в Милане последнюю неделю, и вместе с горой рабочих дел, которые нужно закрыть до отъезда, всплыла еще куча непредвиденной бюрократии. Например, кто знал, что за то, чтобы отказаться от членства в спортзале, нужно заплатить? Чтобы закрыть договор с оператором, нужно опять заплатить. Чтобы вырубить автоматическую оплату интернета – нужно заплатить за три месяца вперед. Италия цепко держит меня за хлястик пальто и говорит: “А ты хорошо подумала? Как ты жить-то будешь вообще без приличной моцареллы? Где возьмешь вина нормального? А ты море их видела? А гор у них вообще нет. Хватит страдать ерундой, оставайся, мы ли тебя не любили, мы ли тебя не холили”.
Одна радость – от нового дома до нового офиса те же пятнадцать минут на велосипеде, ну и язык с нуля учить не надо, что, конечно, большое облегчение – потому что невозможность нормально объясниться с таксистами, продавцами и операционистами в банке выматывает куда сильнее, чем печаль по родным березкам или, вот, теперь, по моцарелле.
У меня даже нет никакого списка вещей, которые я бы хотела сделать напоследок.
Потому что Италией невозможно запастись впрок.
А теперь, когда все комментарии написаны, все лайки нажаты и только шеры продолжают побулькивать, хочется поговорить о произошедшем без эмоций.
Если посмотреть на ролик МКБ с точки зрения рекламного рынка, то произошла одна важная вещь: впервые мы увидели в прямом эфире групповой карьерный суицид.
Не потому что, они этот ролик вообще сняли – каждый может ошибиться. Рухнуло все в тот момент, когда на поток негативных отзывов авторы ролика сказали “Вывсесамидураки”. Агентство из последних сил старается сделать хорошую мину при плохой игре и радуется “феноменальному успеху” ролика, но, будем честными, если бы они пришли к собственнику банка и сказали: “А вот тут у нас есть сценарий, вообще бомба, все будут его обсуждать и говорить, что Московский Кредитный Банк ебнулся, ваш рейтинг в фейсбуке рухнет с 4,5 до 2,1, и вам придется его скрыть, в комментариях на YouTube будет столько негатива, что проще будет отключить комментарии, а эксперты по правам женщин в один голос скажут, что вы пропагандируете насилие. Очень масштабная PR-кампания получится. Ну что, берете?” - собственник бы сказал им пойти и придумать что-нибудь еще, а как только бы за ними закрылась дверь, набрал бы номер другого агентства.
В 2016 году специалист по рекламе не может себе позволить не видеть насилия в этом ролике. Это даже не вопрос личных моральных качеств - собственную жену ты можешь держать на привязи в кладовке, но если ты берешь на себя ответственность за коммуникацию бренда, то в рабочее время в твои обязанности входит понимать ценность движения за права LGBT, поддерживать беженцев, помнить, что в насилии всегда виноват насильник, не называть людей с черным цветом кожи нигерами, и следить за тем, чтобы в коммуникации твоего бренда женщин не связывали и не похищали для перевоспитания.
Ситуация, в которой meduza.io дает новость с заголовком “Рекламу московского банка обвинили в мизогинии”, адвокат и эксперт по правам женщин в этом материале говорит: “Это явная пропаганда того, что женщину, которая не отвечает признакам хорошей матери, принятым в обществе — то есть не сидит дома и не занимается детьми, — нужно проучить и наказать”, а маркетинг-директор заявляет: “Я сама мать, нормальный у нас ролик" – и отчитывается о том, что проведена успешная работа с негативом - это страшный сон любого PR-менеджера.
Ситуация, в которой 12 000 человек поделились материалом Cosmopolitan с заголовком “С Новым Годом, второсортная моя! Дед Мороз расскажет, какая ты плохая мать”, сотни человек оставили возмущенные комментарии на странице банка, а создатели ролика, включая режиссера и его девушку (им-то вообще кто слово дал?) все еще ходят по веткам комментариев и продолжают говорить, что эти тупые феминистки просто ничего сложнее Секса в Большом Городе не смотрели, и до них не дошла метафора перерождения – это манифест профнепригодности.
Во всем департаменте маркетинга не нашлось ни одного человека, который бы запретил всем этим людям подходить к клавиатуре в ближайшие несколько недель и начал бы профессионально работать с негативом.
Вот такой веселый Новый год у Московского Кредитного Банка.
Моя русскоязычная лента сегодня радуется вот этому ролику.
https://m.youtube.com/watch?v=Fp5CK95yD0U
Красивые локации, прекрасная работа режиссера, качественный саундтрек. Редкие вещи для российской ТВ-рекламы. И все это великолепие - чтобы рассказать вдохновляющую историю о том, как Дед Мороз отдоминировал работающую мать-одиночку. "Время подумать о главном" - ласково говорит нам Московский Кредитный Банк и бьет женщин с ноги по самому больному. Вы знаете хоть одну работающую маму, которая бы задерживалась на работе и не испытывала чувство вины размером с дом? Хоть одну женщину, которая бы уезжала в командировку от детей с лёгким сердцем? Хоть одну карьерно успешную родительницу, которая бы не чувствовала, что она не дотягивает по всем статьям до высоких стандартов детолюбивого общества?
Большинство работающих мам, которых я знаю, чувствуют себя виноватыми одновременно перед всем миром: перед работодателем - за то, что у них есть дети, которые, о ужас, болеют, выступают на утренниках и хотят участвовать в конкурсе "Мамин пирог", и перед детьми - за то, что нет такой работы, на которой можно зарабатывать и расти как специалист - и при этом уходить в пять, печь пироги и успевать на все утренники.
И вот этих женщин МКБ решил призвать подумать о главном. Где при этом папа девочки - непонятно. Очень занят на работе, наверное, не смог поучаствовать в катартической прогулке по болотам.
***
Дорогой Дедушка Мороз.
Есть у меня одно желание. Пусть мы все друг с друга уже слезем. Пусть женщины, которым нужно работать, перестанут выслушивать сочувственные вздохи и наставления. Пусть те из нас, кому не обязательно ходить в офис, поверят, что работа по дому - это именно работа, а не милое хобби на шестьдесят часов в неделю. Пусть на мужчин перестанут смотреть странно, когда они отпрашиваются на школьное собрание или берут декретный отпуск. Пусть люди, которые работают в рекламе, перестанут считать всех остальных людей дебилами, которые без банка так и не поймут, что в их жизни главное.
Вот это будет настоящее новогоднее чудо.
Флорентийские семьи, которые были самыми богатыми в XV веке - остаются самыми богатыми и сегодня. 28 поколений сменилось, но потомки аристократов тех времён продолжают занимать самые престижные должности. Это все, что вам нужно знать о том, как устроен итальянский снобизм. http://qz.com/694340/the-richest-families-in-florence-in-1427-are-still-the-richest-families-in-florence/?utm_source=fb1121_8
***
Эта система дискриминации по ДНК отлично работает против большинства итальянцев, но с какой-то наивностью воспринимает иностранцев - как, впрочем, происходит с экспатами и у нас. Меня, гордую дочь донского казачества и предприимчивых деревенских кулаков, с распростертыми объятиями приглашают на обеды в дома, в которые не зовут соотечественников на кофе, потому что у тех фамилия непремиального разлива или средняя школа подкачала. Я иду, честно всем все про себя рассказываю - и простодушные мои древнефамильные знакомые ещё больше укрепляются во мнении, что я из Очень Хорошей Семьи - просто немножко повернутая на равных возможностях для всех - ну тут уж эти русские, у них социалистические идеалы, что с них возьмёшь.
В моем случае итальянцы становятся жертвами своей же системы фильтрации. По фамилии про меня ничего не поймёшь, по имени университета - не отсеешь, а на мою специальность тут традиционно идут мальчики и девочки из семей, которые не ждут возврата инвестиций. Вкрадчивый вопрос про родителей обогащает спрашивающего информацией, что моя мама - полковник прокуратуры, а папа - юрист и практикует частно. Добавьте в этот компот высокую должность в юном возрасте, хороший английский в стране, где по-английски сносно говорят только люди, отучившиеся в неприлично дорогих школах - и вот вам портрет честного пролетария, которого чужая система автоматически записывает туда, где ему, собственно, нечего делать. Знала б, как это использовать в своих целях - применила бы, но у меня по поводу всей этой ситуации в душе рождается только немного ответного пролетарского снобства.