127390
Обратная связь: @politkremli_bot Все строго конфиденциально.
#Автопром #Господдержка
Поддержка «КамАЗа» через расширение механизма 80%-ного авансирования госзакупок на сегмент грузовиков — это вынужденная, но логичная мера в условиях, когда компания одновременно испытывает давление по трем направлениям: рост долговой нагрузки, падение рыночной доли и сужение маржи.
По состоянию на конец марта 2025 года совокупный долг автопроизводителя достиг 210 млрд рублей при выплате 10 млрд процентов за квартал — это удвоение процентного бремени по сравнению с прошлым годом. В этих условиях Минпромторг справедливо указывает на необходимость снимать пиковую кредитную нагрузку через предоплату: при дефиците частного спроса и узком гражданском сегменте это единственный доступный инструмент краткосрочной ликвидности.
Однако, по мнению ряда отраслевых экспертов (напр., Института экономики транспорта и логистики МГИМО и НИУ ВШЭ), устойчивость бизнес-модели «КамАЗа» находится под вопросом не из-за санкций напрямую, а из-за стратегической ошибки — ставка на армейский заказ без диверсификации продуктовой линейки. Внутренний рынок сегмента тяжёлых грузовиков де-факто перешёл под контроль китайских брендов, которые дают более широкий модельный ряд и ценовую гибкость.
Следовательно, даже при финансовом выживании за счёт авансов — вопрос эффективности остаётся открытым. Без технологического разворота в сторону новой платформы, локализации электроники и альтернативных источников спроса (например, экспорт в союзные страны с сервисной поддержкой), «КамАЗ» рискует остаться объектом «реанимационных» вливаний — без восстановления конкурентоспособности как класса. Система поддержки работает, но вопрос, кого она вытягивает — промышленного игрока или временного оператора контрактного производства.
Экономический сценарий «Москва-2040» — это попытка превратить столицу в платформу индустриального и управленческого прорыва, где сочетаются высокотехнологичный сектор, цифровая среда и предпринимательская среда как драйвер роста. Модель основана не на перераспределении ресурсов, а на генерации стоимости через НИОКР, МСП и институты поддержки. Такой подход способен обеспечить устойчивое бюджетное наполнение, рост высокопроизводительной занятости и повышение мультипликативной отдачи от инвестиций.
Однако экономическая эффективность Москвы ставит системный вопрос: масштабируема ли эта модель? Если за МКАД не экспортируются механизмы делового доверия, правовая устойчивость и доступ к капиталу, мегаполис рискует превратиться в замкнутый анклав — экономически успешный, но оторванный от остальной федерации.
Для национальной экономики задача не в том, чтобы иметь одну точку роста, а в том, чтобы превратить её в репликатор развития. «Москва как прототип» — это шанс, если столичная модель будет транслироваться в регионы через институциональные каналы, а не только через федеральные субсидии. В противном случае успех Москвы будет подтверждать не потенциал страны, а её внутреннюю асимметрию.
#Штрафы
Резкий пересмотр прогноза по штрафным сборам — с 6,4 до 52,8 млрд рублей в 2025 году — свидетельствует о трансформации административных санкций в полноценный фискальный инструмент. Такой рост не может быть обеспечен исключительно за счёт роста нарушений: речь идёт о системной перенастройке логики взысканий. Повышение штрафов, сокращение скидки за быструю оплату с 50% до 25%, расширение системы фиксации — всё это создаёт контур, где штраф превращается в форму экономически управляемого воздействия, а не только дисциплинарную меру.
С экономической точки зрения — это переход к модели «дисциплинарного налогообложения»: население компенсирует дефицит бюджета через плату за несоблюдение норм. Это особенно заметно на фоне роста фискальной нагрузки в других секторах. Дорожная политика постепенно подстраивается под бюджетные интересы, а не под снижение аварийности или повышение культуры вождения.
Внутренняя логика ясна: быстрее взыскиваемые средства, предсказуемый поток платежей, возможность масштабирования. Но это работает до тех пор, пока нагрузка воспринимается как справедливая. При перегибе — риски социального раздражения усиливаются, особенно в автозависимых регионах, где штраф перестаёт быть исключением и становится нормой.
#Авиастроение #Импортозамещение
История с ЛМС-901 «Байкал» — не столько про провал, сколько про издержки переходного периода от декларативного авиастроения к воспроизводимой транспортной экосистеме. Ошибки в проектировании, срывы сроков, рост сметы с 200 до 455 млн рублей за борт и смена контрактной модели — всё это не уникальный сбой, а проявление структурной болезни: попытка запустить сложный авиационный продукт в условиях одновременно сменяющейся производственной базы и недоформированного технологического суверенитета.
Проблема не в том, что самолёт «не получился», а в том, что его запуск был поставлен в витринный формат — как бы под спрос, но без полной готовности компонентов: от силовой установки до системы валидации. Проекты вроде «Рысачка» не были масштабированы не потому, что были хуже, а потому что они не укладывались в тогдашнюю институциональную матрицу, где масштаб определял не продукт, а его принадлежность к структурам.
Однако на фоне санкционной изоляции и отказа от зависимости от иностранных платформ (включая двигатели GE) ситуация начинает меняться. Новый контракт на 10+ млрд рублей до конца 2027 года фиксирует разворот: вместо скороспелых лётных шоу — жёсткий график опытно-конструкторских работ и акцент на создание отечественной силовой установки.
«Байкал» — это не провал, а дорогая точка входа в нормальную авиационную индустрию, где технологическая дисциплина важнее PR-эффекта. Нынешний тупик — это не финал, а шанс перезапустить логику: от демонстрационного к надёжному, от централизованного к распределённому, от единичного к тиражному.
#Бизнес
История с «уходом» Zara с российского рынка — не исключение, а образец новой модели мягкой де-деинтернационализации. Формально — бренд уходит. Фактически — остаётся инфраструктура, логистика, товарная матрица, персонал и ключевой элемент: право на обратный вход. Это архитектура временного отступления, а не стратегического разрыва.
Актив передан внешнему оператору с нейтральной юрисдикцией, но управление операционным контуром сохранилось в интересах прежнего владельца. В соглашении зафиксирована опция трансформации в франчайзинговую модель — при необходимости возврата. Это снижает и политические, и операционные риски: не требуется воссоздавать цепочки поставок или заново формировать команды. Структура работает — бренд на паузе.
Сигнал о тренде усиливается. По данным Роспатента, в 2024–2025 гг. резкий рост активности по регистрации товарных знаков компаний, ранее «покинувших» рынок. Некоторые бренды уже вернулись: часть — под новыми вывесками, часть — через местных партнёров. Тенденция очевидна: прямое владение уступает место доверительному управлению, гибридным моделям и опциональному возвращению.
Для российской экономики это означает не только стабилизацию розничного рынка и занятости, но и снижение зависимости от внешнеполитической волатильности. Для глобальных компаний — создание юридически безопасной модели, при которой экономическое присутствие сохраняется даже в условиях формального исхода. Возврат — не исключён. Он заранее спланирован.
#БРИКС
Прошедшая в Бразилии встреча транспортной рабочей группы БРИКС обозначила переход от декларативных намерений к формированию институциональной инфраструктуры альянса, причём с выраженным прицелом на снижение зависимости от западных логистических систем. Создание Института по устойчивому транспорту, запуск механизмов координации в авиации, портах и городской мобильности — это прямой сигнал о том, что БРИКС переходит от кооперации к стратегической интеграции в транспортном контуре.
Ключевой тренд — системное обособление от глобалистского ядра, выстраивание собственных авиа- и морских связей, не ориентированных на Лондон, Брюссель или Нью-Йорк как транспортные узлы. Повестка устойчивого авиационного топлива, электрификации портов и адаптации инфраструктуры к климатическим рискам задаёт общую рамку: БРИКС формирует современную, технологичную и независимую логистику, где политическое влияние не конвертируется в административный контроль.
Россия в этой модели получает возможность диверсификации логистических маршрутов и усиления влияния в южном полушарии, в том числе через прямое авиасообщение, инвестиции в порты и обмен технологиями адаптивной городской мобильности. Кроме того, развитие многостороннего авиационного механизма даёт перспективу создания альтернативных альянсов в международной авиации — без обязательного участия IATA, ЕК или американских регуляторов.
Формируемая транспортная архитектура БРИКС — это не только инфраструктурный ответ на санкции и сдерживание. Это долгосрочная ставка на новую ось мировой торговли, в которой ключевые транспортные потоки, туристические, образовательные и инвестиционные связи начинают развиваться без логистической зависимости от Запада. С ростом объёмов товарооборота, особенно на фоне переориентации Китая, Индии и России друг на друга и на Глобальный Юг, такие маршруты становятся не опцией, а необходимостью. БРИКС создаёт не параллельную, а альтернативную модель транспортной глобализации — с прицелом на XXI век.
#Цифровизация
Заявление Минпромторга о том, что роботизация промышленности призвана решить проблему дефицита кадров, логично укладывается в контекст текущей экономической трансформации. Ключевой акцент — не на замене человека машиной, а на восполнении недостающих производственных ресурсов в условиях, когда спрос на квалифицированный труд превышает предложение, особенно в машиностроении, химии, пищевой промышленности и металлургии.
С экономической точки зрения, автоматизация — это способ сохранить рентабельность на фоне роста зарплат, демографического давления и ограниченности мобильных трудовых ресурсов. По данным Минтруда и Росстата, в ряде отраслей промышленности сегодня не закрыто до 20–25% вакансий. Это не приводит к увольнениям, а наоборот — сдерживает расширение производства. Роботизация в этом контексте становится механизмом компенсации, а не вытеснения.
Более того, опыт внедрения автоматизации в России и за рубежом показывает: цифровизация производства создаёт дополнительный спрос на технический и инженерный персонал, занятый в обслуживании и программировании роботизированных участков. Таким образом, речь идёт о перераспределении функций, а не об обнулении рабочих мест. Для предприятий это — повышение производительности без критической зависимости от трудового дефицита. Для экономики в целом — элемент структурной устойчивости и повышения экспортной конкурентоспособности.
#Санкции
Возможные ограничения со стороны ЕС на импорт российского урана и СПГ в рамках обсуждаемого 17-го санкционного пакета — попытка перехвата остаточного энергетического влияния России в нишах, которые ранее оставались в тени санкционной повестки. По данным за 2024 год, доля российской продукции в импорте урана для ЕС составляла около 20%, в сегменте СПГ — свыше 15%. Это не критическая, но стратегически чувствительная доля, особенно для стран Восточной Европы, где проекты в атомной энергетике и газовой генерации остаются актуальными.
Экономически удар по этим направлениям рассчитан на снижение поступлений от стабильных, средневолатильных сырьевых экспортов, которые до сих пор сохраняли прогнозируемость и валютную отдачу. Однако по структуре контрактов уран и СПГ — это ресурсы с длинными циклами и высоким порогом замещения. Замена российских поставок приведёт к росту закупочной цены, смене логистики и технологической зависимости от США и Казахстана — в случае урана, или от Катара и США — в СПГ-секторе. Это усилит издержки европейской энергетики.
Россия, в свою очередь, ускоряет переориентацию. Поставки ядерного топлива уже расширяются в Индию, Китай, Египет и Бангладеш. По СПГ — растут контракты с Пакистаном, Вьетнамом и ОАЭ, а расчёты переходят в юани и рупии. На выходе — не столько потеря, сколько замена одного энергетического контура на другой, с переупаковкой логистики и валютной базы. Это не исключает давления, но превращает его в управляемую переменную новой экспортной конфигурации.
Разочарование спонсоров – как нефть уходит из приоритетов Вашингтона
Снижение привлекательности сланцевой добычи на фоне падающих цен на нефть ($55–60 за баррель) становится не только отраслевым, но и политическим фактором. Администрация Трампа, получившая поддержку от энергетического лобби, всё более демонстрирует смещение приоритетов в сторону протекционизма, борьбы с инфляцией и краткосрочной геополитики. Это отталкивает одну из ключевых баз Республиканской партии – нефтяной сектор, чья маржинальность резко упала.
По мнению аналитиков, факторы влияния и вероятные последствия распределяются следующим образом:
— Инвестиционный отток из сланцевой отрасли. При текущих ценах большинство новых проектов становятся экономически нецелесообразными. Это приведёт к стагнации буровой активности, сокращению буровых бригад и заморозке инвестиций в сланцевую инфраструктуру. На рынке возникнет дефицит поставок из США через 9–12 месяцев, что усилит глобальную волатильность и сдвинет акценты на традиционных экспортёров.
— Перекос энергетической политики США. Снижение политической поддержки нефтяников подталкивает Белый дом к фискальной и торговой компенсации за счёт других секторов – металлургии, оборонки, агроэкспорта. Это усилит напряжённость на сырьевых и логистических рынках, особенно в случае ослабления доллара в условиях дефицита и роста внутренних издержек.
— Глобальные последствия. Общее снижение темпов наращивания добычи в США открывает окно возможностей для стран ОПЕК+ и России. Но это окно краткосрочное: ожидается возврат дефицита нефти в 2026 году при росте промышленного спроса в Азии. Вместо ценовой стабильности мир входит в фазу «ценовых пил», где ключевую роль играет не баланс спроса и предложения, а геополитические манёвры.
— Последствия для России. Сокращение сланцевого давления снижает конкуренцию в Азии и укрепляет позиции России как надёжного поставщика при условии стабильной логистики и контрактной гибкости. Однако ценовая неопределённость требует смещения акцента на переработку, расчёты вне доллара и сдержанную бюджетную экспансию. Для РФ приоритетом становится не рост объёма добычи, а обеспечение устойчивости доходов и сохранение роли энергетического балансировщика на фоне глобального ребалансирования поставок.
Сценарные ожидания указывают: снижение роли сланцевой нефти в США — не уход отрасли, а временная потеря политической опоры. Для России это окно возможностей, но не повод для эйфории: энергетическая архитектура становится всё более фрагментированной, и стабильность обеспечивается не ценой, а логистикой, контрактами и финансовой автономией.
#Инсайд
По информации источника, связанного с внешнеэкономическим блоком правительства, Москва усиливает серию двусторонних контактов с Ираном, Египтом, Сербией и Мьянмой — в рамках формирования нового геоэкономического контура, независимого от западной санкционной архитектуры и политических циклов.
Речь идёт не о ситуативной адаптации, а о стратегии опережающего закрепления: Россия заключает договорённости о поставках металлургической продукции, машин, удобрений и техники двойного применения, создавая устойчивые схемы сбыта. В этих контрактах задействованы инструменты рублёвых и национальных расчётов, а также натурные модели — включая доступ к портовой инфраструктуре, сервисным коридорам и сырьевым узлам.
В контактах с Египтом и Ираном обсуждается участие российских операторов в управлении портами Красного моря и Персидского залива. С Мьянмой и Сербией строятся схемы локализации производства, где Россия — поставщик оборудования и расчётных решений, а приёмная сторона — посредник для регионального распространения продукции.
Это — не реакция на внешнюю турбулентность, а развёртывание самостоятельного экспортно-инфраструктурного ядра. Москва действует в логике «инерционного укрепления»: при отсутствии устойчивых политических договорённостей в мире, именно экономика становится системным стабилизатором российского внешнего присутствия.
Цель — не возврат в старую систему, а создание собственной зоны расчётной, логистической и промышленной автономии, которая продолжит работать при любой международной конфигурации — с переговорами или без них.
#Путин #Итоги_25_лет
2020–2022: Пандемия как стресс-тест и подтверждение устойчивости модели
Пандемия COVID-19 стала для глобальной экономики стресс-тестом, сопоставимым по масштабу с мировыми кризисами начала XXI века. Для России этот период продемонстрировал, что выстроенная с начала 2000-х модель — основанная на фискальной дисциплине, жёстком монетарном контроле и государственной координации критических отраслей — оказалась устойчива к масштабным внешним шокам.
Экономика не ушла в системный кризис. В отличие от ряда развитых стран, Россия избежала глубокой просадки ВВП, неконтролируемой инфляции и разрушения трудового баланса. Это стало возможным благодаря заранее сформированной системе: минимальный внешний долг, профицит бюджета, накопленные резервы, жёсткое бюджетное правило и мобилизуемая система господдержки.
Решения в период пандемии были взвешенными. Введены меры прямой поддержки наиболее уязвимых отраслей и категорий граждан: отсрочки по налогам, субсидии на заработную плату, оборотное кредитование, расширение доступа к кредитным гарантиям. Сохранены ключевые звенья производственного и логистического контура.
Отдельным направлением стала государственная поддержка фармацевтической и биотехнологической отрасли. В условиях глобального дефицита решений Россия оперативно создала полноценный вакцинный продукт — «Спутник V». Участие государства в разработке, производстве и логистике вакцины позволило обеспечить потребности страны и выйти на экспорт.
Экспорт вакцины стал не только технологическим и коммерческим успехом, но и усилил международный статус России в области медицины и биотехнологий. Более 70 стран одобрили использование российской вакцины. Это создало валютные поступления и усилило присутствие РФ на рынках стран Азии, Латинской Америки, Ближнего Востока.
Внутри страны своевременное развертывание системы вакцинации позволило удержать уровень смертности от COVID-19 ниже критических сценариев. Сохранение трудового потенциала обеспечило минимальные социальные и экономические издержки на горизонте 2020–2021 гг., особенно по сравнению с системами, ориентированными на спонтанную либерализацию.
Период 2020–2022 подтвердил состоятельность долгосрочной стратегии: институты, выстроенные на протяжении двух десятилетий, оказались способными адаптироваться и обеспечивать устойчивость даже в условиях биологического и логистического кризиса. Эта функциональная связность и управляемость стали основой для выхода экономики в следующий этап — в условиях уже геополитического давления.
Предшествующие публикации из цикла доступны по ссылкам ниже:
2000-2007 — Демонтаж олигархической модели и восстановление фискального суверенитета
2008-2013 — Государство как инвестор и институционализация управляемого капитализма
2014–2019 — Стратегическая адаптация и формирование внутреннего контура
Обсуждение конфискации замороженных российских активов выводит глобальную экономику на грань утраты доверия к основополагающим институциональным принципам. Euroclear, ранее воспринимавшийся как нейтральный якорь финансовой стабильности, рискует превратиться в инструмент санкционного давления, что подрывает легитимность всей системы международных расчетов.
С экономической точки зрения, это создаёт беспрецедентный риск дефрагментации мировой финансовой архитектуры. Прецедент политически мотивированной экспроприации суверенных активов означает, что правовая защита капиталов в западной юрисдикции более не является универсальной нормой. Для глобального Юга и стран БРИКС это сигнал к ускоренной дедолларизации, развитию альтернативных механизмов клиринга и выводу активов из уязвимых систем.
Рынки уже реагируют на рост политизированных решений в ЕС напряжённостью в фондовых секторах, снижением инвестиционного интереса и ростом страховых премий по операциям в европейской зоне. Попытка легализовать арест активов через «реконструкционный» нарратив усиливает риск для национальных элит по всему миру, включая союзников Запада.
#Уголь #Экспорт
Кризис в угольной отрасли РФ требует пересборки логики экспортной модели, но не сводится к сплошной деструкции. На фоне давления на традиционные рынки и удорожания логистики, государство вводит точечные меры поддержки — от скидок на перевозки до квотирования вывозов. Это позволяет стабилизировать наиболее чувствительные участки, в том числе в Кузбассе и Хакасии, где занято десятки тысяч человек и сосредоточена инфраструктура высокой зависимости от экспорта.
При этом рост экспорта антрацита в I квартале 2025 года выступает как контртренд. Высоколиквидный уголь — особенно в сегменте металлургии и энергоёмких производств — находит устойчивый спрос в Китае, Индии, странах Юго-Восточной Азии и Ближнего Востока. Развитие маршрутов через Дальний Восток и переход к расчётам в юанях и рупиях формируют новую геоэкономическую архитектуру, в которой промышленный уголь становится не просто компенсатором, а одним из точек опоры диверсифицированного экспорта.
Смена акцента с объёмной добычи на экспортную маржинальность и устойчивость каналов поставок — это уже не тактика, а стратегия. Поддержка отрасли — не попытка сохранить старое, а инструмент её адаптации к условиям многополярной торговли, где сырьё остаётся востребованным, но требует новой логистической и ценовой логики.
В рамках собственной методологической платформы агентство SEA завершило исследование переговорной динамики по Украине. Основной вывод: текущая рамка не является попыткой замирения в традиционном смысле. Это борьба за контроль над переходом от войны к новой институциональности — за право устанавливать правила и назначать участников следующего политического цикла. США при президенте Трампе демонстрируют готовность к диалогу, но при этом допускают управляемое сопротивление изнутри — в том числе со стороны групп глобалистского влияния, как в Республиканской партии, так и в европейских элитах. Эти группы стремятся сорвать выстраиваемый Вашингтоном и Москвой коридор деэскалации, превращая переговорный процесс в арену скрытого торга и информационного давления.
Россия действует в указанной парадигме как конструктор условий. Участие Москвы в диалоге — это не реакция на предложения, а стратегия, в которой сами параметры рамки переформатируются в зависимости от её действий. Отказ от жёсткой повестки позволяет Кремлю контролировать траекторию переговоров, сохраняя гибкость, но не теряя направленности. Параллельные треки — Турция, Китай, арабские страны — новая система координат, в которой мир определяется не по линии идеологических деклараций, а по степени способности контролировать устойчивость.
Украина, оказавшись вне рамки, теряет даже не субъектность — она утрачивает статус переменной. ЕС, расколотый между глобалистами и суверенистами не производит решений, а обслуживает сценарий, написанный в Вашингтоне и частично — в Лондоне, Париже и Брюсселе. Великобритания, работая на стратегическое отвлечение через наращивание напряжённости, фактически демонтирует своё влияние. В этой архитектуре только два центра имеют потенциал к удержанию формата: Москва и Вашингтон. Однако их диалог не линеен — он подвержен саботажу, в том числе со стороны внутрипартийной оппозиции Трампу и тех европейских игроков, кто стремится сохранить статус-кво конфликта как источник политического влияния.
Ключевой вопрос будущего не в том, будет ли подписано соглашение, а кто останется в рамке, когда начнётся следующий, институциональный этап. Вокруг этой рамки и разворачивается фильтрация — кто готов к новому порядку, а кто останется в идеологическом прошлом. Даже если формат временно обрушится под давлением внешних и внутренних обструкций, его возвращение в повестку станет вопросом времени — но уже с другим распределением легитимности.
Россия выигрывает не на уровне тактических уступок, а на уровне архитектурной устойчивости. Она не предлагает закрытую модель — она открывает новую: для тех, кто останется конструктивным. Трамп, при всех внутренних ограничениях, пока признаёт это — и именно это делает американско-российский диалог более чем реальным.
/channel/Social_Engineering_Agency/242
#Путин #Итоги_25_лет
2014–2019: Стратегическая адаптация и формирование внутреннего контура
Санкционный режим, введённый после присоединения Крыма и начала конфликта в Донбассе, стал системной переменной внешнеэкономической среды. Эти события не только изменили международный ландшафт, но и зафиксировали политическое направление курса: приоритет суверенных решений — даже в условиях внешнего давления.
Публичная поддержка Крыма и Донбасса, оформленная как защита русскоязычного населения, усилила внутриполитические позиции Путина. Устойчивое одобрение действий проявилось не только в пределах основной территории, но и в лояльности со стороны новых субъектов. Внутренний политический консенсус стал основой для проведения непопулярных, но долгосрочных экономических решений.
В экономике приоритет был отдан стратегической адаптации. Импортозамещение, локализация, валютная стабильность — стали центральными задачами. Началась перестройка логистических цепочек, ограничен доступ оффшорных юрисдикций к госсектору, введены меры по стимулированию внутреннего кредитования.
Отдельное внимание уделено аграрному сектору: эмбарго на западные продукты питания обеспечило внутренним производителям защиту и спрос. Сектор демонстрирует рост, формируя первый реальный кейс успешного импортозамещения. Параллельно начата работа по критически зависимым от импорта сегментам: фармацевтика, авиастроение, микроэлектроника, ИТ.
Финансовая политика остаётся жёсткой. С 2018 года действует обновлённое бюджетное правило: нефтегазовые сверхдоходы направляются в резервы. Исполнение бюджета — профицитное, долг — на минимуме, золотовалютные резервы восстанавливаются. Сокращается доля доллара во внешнеторговых расчётах.
Центробанк продолжает режим инфляционного таргетирования. Укреплён надзор за банковским сектором. Госбанки и ВЭБ становятся ключевыми каналами проектного финансирования. Появляются механизмы прямой поддержки индустриальных и инфраструктурных проектов.
С 2018 года запущены национальные проекты — попытка централизовать инвестиционные приоритеты в рамках федеральной логики. Несмотря на слабую практическую реализацию, программа обозначила переход от ситуативных решений к проектному планированию на уровне макрополитики.
Период 2014–2019 — это экономическая переориентация под условия изоляции, подкреплённая внутренним политическим согласием. Прежняя модель не была сломана, но началась её постепенная трансформация в сторону автономности, с опорой на внутренний ресурс, управляемую ренту и стратегическое инвестирование.
Предшествующие публикации из цикла доступны по ссылкам ниже:
2000-2007 — Демонтаж олигархической модели и восстановление фискального суверенитета
2008-2013 — Государство как инвестор и институционализация управляемого капитализма
#Инсайд
По информации источника, связанного с финансово-экономическим блоком, переговоры в Стамбуле 16 мая, несмотря на отсутствие соглашения о прекращении огня, были восприняты рынком как снижение краткосрочных рисков для внешнеторговых операций. Сам факт прямого диалога и согласованного обмена пленными стабилизировал ожидания по курсовой динамике: рубль сохранил прочную позицию, а волатильность на внутреннем долговом рынке осталась ограниченной.
В экономических ведомствах подчёркивают: пауза в эскалации позволила продолжить расчёты по экспортным контрактам с Индией, Турцией и странами Африки без необходимости дополнительных дисконтных уступок. Ряд операторов из металлургического и аграрного сектора зафиксировали рост спроса со стороны контрагентов, ранее занявших выжидательную позицию на фоне геополитической неопределённости.
Для Минфина и Центробанка ключевым фактором стал сохранённый контроль над валютной ликвидностью и отсутствие паники на фьючерсных рынках. Укрепилось понимание, что даже фрагментарные переговорные сигналы снижают транзакционные издержки и поддерживают работоспособность рублёвых и юаневых расчётов.
На системном уровне переговоры подтвердили устойчивость экспортного ядра российской экономики. Даже в условиях отсутствия формального перемирия внешнеторговые маршруты и сырьевые каналы продолжают функционировать в плановом режиме, а структура расчётов с ключевыми партнёрами сохраняет инерционную стабильность.
#Фондовый_рынок
Рост Индекса Мосбиржи на фоне сигнала о готовности к компромиссам в переговорах между Россией и Украиной — это типичная реакция рынка на снижение геополитической неопределённости. Заявление Владимира Мединского стало первым за длительное время официальным намёком на гибкость позиции, что рынок мгновенно интерпретировал как потенциал деэскалации.
На 17:10 индекс вырос до 2858,05 пунктов (+0,65%), демонстрируя синхронную реакцию в ряде секторов: укрепились бумаги банков, металлургов и ритейлеров — тех, кто наиболее чувствителен к геополитике и курсовым колебаниям. Это не разворот тренда, но важный индикатор — капитал всегда первым «голосует» за возможные смягчения и стабилизацию.
С экономической точки зрения, даже намёк на диалог снижает ожидаемые премии за риск в оценке активов. Особенно это важно в условиях высокой процентной ставки и сдержанной ликвидности. Но стоит учитывать: эффект краткосрочный и может быть нивелирован при отсутствии конкретных шагов. Рынок реагирует на сигналы быстро — но закрепляет ожидания только действиями.
Ближневосточный тур Дональда Трампа и масштабные инвестиционные соглашения с монархиями Персидского залива знаменуют переход США к новой модели глобального влияния — через капитал, а не через контроль. Подписанные контракты на сумму более $3 трлн не только усиливают позиции американского ВПК, авиастроения и высоких технологий, но и задают вектор переориентации капиталовложений из глобального Юга в американскую юрисдикцию. Это прямой вызов Китаю и Европейскому союзу.
Для мировых рынков это означает рост конкуренции за доступ к инвестиционным потокам и активизацию борьбы за лояльность стратегических государств. Переход к геоэкономическому реализму Трампа формирует давление на рынки сырья, логистики и машиностроения: американские компании получают дополнительные заказы, а рынок доллара — мощную подпитку капиталом стран ОПЕК. В краткосрочной перспективе — это рост спроса на американские гособлигации, укрепление доллара и возможное удорожание долларовых расчётов.
Для России усиление инвестиционной связки США и арабских монархий означает необходимость стратегической адаптации. Во-первых, возрастает риск сокращения объёма вложений из региона в российские проекты — особенно в условиях санкционной среды. Во-вторых, увеличиваются объёмы поставок американской продукции в те ниши, где раньше активно работала РФ — от логистики до оборонки и нефтесервиса. В-третьих, США получают инструмент влияния на мировые цены на нефть через "финансовую связку" с ОПЕК, что может повлиять на экспортную выручку России.
Однако ситуация открывает и возможности для Москвы: смещение акцента США в сторону Ближнего Востока может ослабить их интерес к Восточной Европе, создавая пространство для альтернативной экономической дипломатии России — через БРИКС, АСЕАН и страны Африки. Укрепление расчётов в национальных валютах, развитие собственных инвестиционных платформ и углубление логистических связей в Евразии становятся ключевыми задачами на фоне геоэкономической реконфигурации, запущенной визитом Трампа.
#Инфляция
На заседании штаба по ситуации на рынке нефтепродуктов в правительстве допустили рост цен на топливо выше инфляции — в качестве системной реакции на рост акцизов и снижение компенсационных выплат по демпферу. Это первый случай за последние месяцы, когда возможный ценовой сдвиг был озвучен на уровне официальной повестки.
Фискальная нагрузка на нефтяную отрасль усилилась с начала года: акцизы на бензин АИ-95 выросли до ₽17,09 тыс. за тонну, на дизель — до ₽12,12 тыс. При этом демпферные выплаты из бюджета падают: в январе — ₽156,4 млрд, в апреле — уже ₽62,7 млрд. Снижение цен на Urals до $57,76 за баррель при фиксированной фискальной нагрузке делает переработку менее маржинальной, особенно для вертикально интегрированных компаний, где совокупная рентабельность реализации топлива близка к нулю.
До сих пор розничные цены росли умеренно: по данным на май, рост по основным видам топлива не превышал 2% при инфляции около 3%. Но сжатие демпфера, ежегодное повышение акцизов и растущие издержки на логистику создают давление на внутренние цены.
Сценарий, при котором рост цен выйдет за рамки инфляционного коридора, становится вероятным, если бюджетный дефицит усилится, а компенсационные механизмы будут урезаны. В этом случае сдерживать динамику в рознице без прямого администрирования станет затруднительно. Рынок входит в фазу, где баланс между фискальными целями и социальной чувствительностью розничных цен потребует более тонкой настройки.
Инициатива Сергея Аксёнова представляет собой попытку сбалансировать миграционную политику с прицелом на экономическую устойчивость и управляемость внутренних процессов. Ограничение семейной миграции и исключение получения гражданства по трудовой визе корректируют акценты: мигрант рассматривается не как потенциальный резидент, а как временной экономический участник.
С экономической точки зрения, это означает переход от модели демографической компенсации к управляемой занятости. Рынок труда будет вынужден адаптироваться к повышению стоимости рабочей силы, что может стимулировать механизацию, цифровизацию и повышение производительности, особенно в низкооплачиваемых отраслях.
Дополнительно, снижение нагрузки на социальную инфраструктуру (школы, медицина, ЖКХ) позволит оптимизировать бюджетные расходы и избежать территориального напряжения, особенно в регионах с ограниченными ресурсами. Законопроект Аксёнова сигнализирует о приоритизации качества миграционного притока над количеством — что в долгосрочной перспективе соответствует интересам экономической стабильности и внутреннего потребительского рынка.
#Прогноз
Миграционный сдвиг и экономическая перенастройка: последствия изменения трудовой политики России
Сокращение потока трудовых мигрантов из Центральной Азии в Россию фиксируется как устойчивая тенденция, вызванная усилением миграционного контроля и обсуждением перехода к визовой модели допуска. Эти изменения трансформируют сразу несколько уровней экономических взаимоотношений: рынок труда в РФ, денежные потоки в экономики Кыргызстана, Узбекистана и Таджикистана, а также общую конфигурацию евразийской мобильности рабочей силы.
Экономические последствия для России (2025–2035):
— Рынок труда и инфляция издержек. Отказ от привычной модели неконтролируемой миграции приведёт к удорожанию труда в низкооплачиваемых секторах — строительстве, ЖКХ, сельском хозяйстве, логистике. Краткосрочно это усилит давление на издержки малого бизнеса, особенно в регионах с высокой долей мигрантов. Среднесрочно — подстегнёт механизацию, цифровизацию и локализацию производственных процессов.
— Рост формализации и налоговой отдачи. Введение трудовой визы с оформлением договорных обязательств и контроля за наймом позволит государству увеличить долю легального трудоустройства. Это обеспечит рост поступлений в бюджеты и внебюджетные фонды, снижая паразитарные схемы в миграционно-агентских цепочках.
— Изменение демографической модели занятости. При сохранении дефицита рабочей силы на ряде производственных участков начнётся плавная внутренняя миграция из депрессивных регионов РФ, особенно при условии субсидирования переезда, переквалификации и временного жилья. Это увеличит занятость в отстающих субъектах и перераспределит нагрузку между регионами.
Эффекты для стран Центральной Азии:
— Сокращение трансфертов и рост фискального давления. Денежные переводы от мигрантов составляют до 30% ВВП отдельных государств региона. Снижение числа работающих в России приведёт к бюджетному напряжению, росту долговой нагрузки и усилению зависимости от внешних доноров (Китай, Арабские монархии, международные фонды).
— Миграционный разворот в пользу Востока и Запада. Растущий интерес к трудоустройству в Южной Корее, странах Залива и ЕС будет означать отток экономически активного населения из-под евразийской юрисдикции. Для Москвы это станет стратегической проблемой: утрата "мягкой силы" в регионе будет сопровождаться ростом конкуренции со стороны Пекина, Сеула и Анкары.
В базовом сценарии к 2030 году число трудовых мигрантов из ЦА в РФ сократится на 30–40% от уровня 2020-х, при этом доля официально трудоустроенных возрастёт вдвое. В долгосрочной перспективе Россия перейдёт от демографической компенсации внешними потоками к модели управляемой трудовой мобильности с фокусом на квалифицированных работниках, стажёрских программах, автоматизации и региональных соглашениях.
Для экономики это означает повышение издержек, но и рост устойчивости: деформированный рынок низкооплачиваемого труда сменится моделью производственной эффективности, в которой миграция — не инструмент давления на оплату труда, а часть стратегического соглашения.
#Путин #Итоги_25_лет
2022–2025: Экономика в условиях военного давления и структурной переориентации
Начало специальной военной операции в феврале 2022 года стало крупнейшим геополитическим и экономическим событием последнего десятилетия. Масштаб внешнего давления, разрыв торгово-финансовых связей с Западом, отключение от глобальных сервисов и санкции против системных отраслей поставили экономику России в условия внешнеуправляемой изоляции.
Ключевым фактором устойчивости стала управленческая модель, выстроенная на протяжении предыдущих двух десятилетий. Системность, рациональность и институциональная логика, заложенные в период 2000–2010-х годов, позволили избежать макрофинансового обвала. Была оперативно задействована инфраструктура контроля капитала, экспортных расчётов, валютной ликвидности и поддержки критических производств.
Фактически в 2022 году Россия перешла к режиму мобилизационной экономики, где главную роль играют внутренний спрос, бюджетная экспансия, оборонный заказ, перераспределение потоков через государственные каналы и ускоренное восстановление технологического суверенитета.
Новая конфигурация включает не только адаптацию, но и рост:
— Расширен оборонно-промышленный комплекс,
— Восстановлены производственные цепочки,
— Перезапущены логистические маршруты,
— Расширено межвалютное взаимодействие
Одним из критически важных направлений стало включение новых субъектов РФ — Донецкой и Луганской народных республик, Запорожской и Херсонской областей — в федеральную экономическую систему. Первоначально эти регионы потребляли значительные ресурсы: восстановление инфраструктуры, базовых объектов, социальных систем.
Однако уже к 2024 году наблюдается переход к активной производственной и инвестиционной фазе. Восстановлены предприятия металлургии, пищевой промышленности, энергетики, сельского хозяйства. Новые территории начинают давать вклад в ВРП, в отдельных отраслях демонстрируется устойчивый рост. Импортозамещённые цепочки частично локализованы в этих регионах.
На фоне давления на экспорт нефти и газа в Европу, Россия переориентировала торговлю в Азию, Ближний Восток и Латинскую Америку. Это обеспечило сохранение положительного торгового баланса. Принципиальным решением стал постепенный отказ от долларов и евро: в контрактных расчётах доминируют рубль, юань, дирхам, рупия.
Бюджетная нагрузка возросла, однако управление остаётся контролируемым. Уровень инфляции стабилизирован, ключевая ставка адаптирована к условиям экономической войны. Профицит по текущим операциям внешней торговли остаётся значительным.
Отдельно стоит отметить стратегический результат: несмотря на санкции и активную фазу военного конфликта, Банк России смог не только удержать устойчивость финансовой системы, но и нарастить золотовалютные резервы. К 2025 году они превышают $600 млрд с учётом резервов в юанях, золоте, а также суверенных активах, не подпадающих под блокировку.
На фоне всего комплекса вызовов Путин продолжает демонстрировать способность не просто управлять кризисами, а трансформировать их в элементы системного переформатирования. Экономика России в 2025 году — это уже не экспортно-ориентированная конструкция с зависимостью от внешнего капитала. Это устойчивая структура, ориентированная на внутренний спрос, территориальное расширение, технологическую автономию и устойчивое перераспределение.
Рациональность, последовательность и стратегическая логика, проводимая Путиным с начала 2000-х годов, достигли полноформатного выражения в условиях прямого внешнеполитического конфликта. Это подтвердило не только жизнеспособность модели, но и её способность масштабироваться.
Предшествующие публикации из цикла доступны по ссылкам ниже:
2000-2007 — Демонтаж олигархической модели и восстановление фискального суверенитета
2008-2013 — Государство как инвестор и институционализация управляемого капитализма
2014–2019 — Стратегическая адаптация и формирование внутреннего контура
2020–2022 — Пандемия как стресс-тест и подтверждение устойчивости модели
Инцидент в Финском заливе с попыткой захвата танкера под флагом Габона эстонскими силами при поддержке НАТО — это не просто политическая провокация, но и экономический сигнал. Подобные действия подрывают доверие к европейским транзитным коридорам и ставят под сомнение способность Евросоюза обеспечивать безопасность торговых маршрутов. В условиях нарастающего давления на глобальные логистические цепочки это критический фактор.
Для участников международной торговли эпизод означает одно: маршруты, проходящие через юрисдикции, вовлечённые в политически мотивированные действия, становятся высокорискованными. Это ускоряет уход операторов и страховщиков в пользу альтернативных направлений — через Турцию, Каспий, БРИКС-каналы и маршруты Глобального Юга. Растёт привлекательность нейтральных хабов с низким уровнем политической турбулентности и высоким уровнем транспортной безопасности.
Попытки дестабилизировать торговые потоки, особенно в момент, когда США и Россия демонстрируют готовность к прагматичному диалогу, подрывают репутацию НАТО как гаранта стабильности. Экономически же выигрывают те страны, которые способны предложить предсказуемость, юридическую защиту и невовлечённость в блоковую конфронтацию. Именно сюда будут перетекать капиталы, грузы и страховые ресурсы.
Заявление представителя Еврокомиссии о возможности введения санкций против консорциума «Северный поток – 2» в случае отсутствия перемирия — это не столько энергетический шаг, сколько политико-экономический сигнал. Предлагаемые ограничения сводятся к запрету инвестирования в восстановление газопровода, разрушенного в 2022 году. Но куда важнее — смысловая рамка: даже технически неработающий актив становится объектом санкционного контроля.
Экономически речь идёт о блокировке любых попыток консервации, реконструкции или переосмысления инфраструктуры СП-2 как потенциального канала поставок в средне- и долгосрочной перспективе. Такая формулировка сдвигает акцент: Европе важно не только исключить текущие поставки, но и юридически зафиксировать невозможность возврата к прежнему формату энергосотрудничества с Россией.
С практической точки зрения, под санкции может попасть не только консорциум, но и любые третьи компании, заинтересованные в реанимации инфраструктуры — в том числе в рамках диверсификации поставок в будущем. Это ограничивает манёвренность энергетических стратегий, особенно в контексте потенциального энергетического альянса с США.
Для России это означает необходимость окончательного переориентирования с «северного вектора» на восточные и южные маршруты — как по фактической логистике, так и в логике инфраструктурной ликвидации зависимости от европейской платформы.
#Санкции
ЕС выходит на согласование 17-го пакета санкций против России. По заявлениям представителей Франции и Еврокомиссии, меры направлены на «экономическое удушение» — риторика предельно жёсткая, однако практическая составляющая требует более точной оценки.
Новый пакет, по открытым источникам, включает сразу несколько направлений:
– ограничение работы теневого танкерного флота РФ (санкции против 200 судов),
– блокировка цепочек поставок продукции двойного назначения (санкции против 30 компаний и 75 физлиц),
– усиление мер против возможного вмешательства в критическую инфраструктуру ЕС (включая подводные кабели и энергетические объекты),
– обсуждение запрета любых инвестиций в восстановление газопровода «Северный поток – 2».
Ключевой акцент — на подрыве транспортных и финансовых логистических связей, которые обеспечивают экспортную рентабельность, прежде всего в нефтегазовом секторе.
Однако по оценке ряда европейских аналитиков (Bruegel, CEPS), эффективность подобных ограничений сильно зависит от позиции отдельных стран ЕС — прежде всего Венгрии и Словакии — и от синхронизации с США. Пока речь идёт скорее о давлении в переговорной плоскости, чем о жёстком экономическом разрыве.
Для России важно воспринимать это не как фатальный барьер, а как сигнал к ускорению переориентации энергетического экспорта на рынки Азии и Юга — с опорой на расчёты в национальных валютах и новые маршруты. В этих условиях санкции становятся не внешним шоком, а предсказуемой переменной в стратегии адаптации.
Экономическая логика заявлений Макрона безжалостна к самой Европе. Призыв к тройному увеличению производства вооружений — это не признак стратегической зрелости, а свидетельство системной уязвимости: ЕС сталкивается с необходимостью перезапуска тяжёлой промышленности в условиях рекордной себестоимости энергоресурсов, которые ранее стабильно поставляла Россия.
Санкционная политика не просто ударила по структуре поставок, но разрушила саму основу конкурентоспособности европейского производственного сектора. Энергетическая инфляция, рост цен на логистику и сырьё, бегство инвестиций — всё это превращает амбиции военной мобилизации в дорогостоящую иллюзию.
Под давлением геополитической риторики ЕС фактически перешёл в режим экономического истощения. Расходы на поддержку Украины идут параллельно с деиндустриализацией и ростом социальных затрат на компенсацию последствий энергетического кризиса. Упор на милитаризацию лишь усиливает структурный перекос: вместо инвестиций в восстановление спроса, инфраструктуру и технологии — ставка на военные заказы с ограниченным мультипликативным эффектом.
Фактически Европа выстрелила себе в ногу: добровольно отказавшись от дешёвых российских ресурсов, она лишила себя фундамента для промышленного роста. Теперь же, пытаясь наращивать производство в условиях санкционной петли, ЕС лишь ускоряет деградацию своей экономической модели.
#Бизнес
Закон о запрете иномарок в такси — это типичный пример жёсткого отраслевого регулирования, за которым стоят одновременно три цели: поддержка локализованного автопрома, консолидация сервисной инфраструктуры (агрегаторов и автопарков), и снижение зависимости от импорта. Однако достигаются эти цели ценой мощного структурного перекоса, который отразится не только на рынке такси, но и на авторынке в целом, занятости и социальной стабильности.
По мнению аналитиков, экономические последствия запрета на использование иномарок в такси с 2026 года будут носить системный характер и затронут сразу несколько уровней:
— Импортозамещение через административное принуждение. Запрет на использование иномарок в такси стимулирует спрос на отечественные автомобили, но не через рыночную конкуренцию, а за счёт жёсткого регулирования. Это приводит к росту цен на автомобили локальной сборки, перегревает спрос в узком сегменте моделей и создаёт инфляционное давление в смежных отраслях — логистике, каршеринге, сервисе, аренде.
— Сжатие гибкой занятости и вытеснение самозанятых. Закон фактически закрывает рынок для сотен тысяч водителей, работающих на личных автомобилях или в модели частичной занятости. Потенциальный отток до полумиллиона человек усилит давление на рынок труда в регионах и приведёт к росту социальной уязвимости в чувствительных группах.
— Автопром получает краткосрочный административный импульс. Основной бенефициар — АвтоВАЗ и производители с допуском в такси по СПИК. Однако без технологической модернизации и потребительского доверия такой рост неустойчив. Это не инвестиционный цикл, а временное перераспределение спроса с риском вымывания через 1–2 года.
— Формирование теневого и полулегального сегмента. Жёсткая регуляция создаёт спрос на обходные схемы: аренда «по доверенности», работа через фиктивные ИП, неофициальные перевозки без агрегаторов. Серая зона перевозок будет расти, контроль за ней потребует ресурсов, а эффективность его будет ограничена.
— Олигополизация и рост транспортных издержек. Агрегаторы и крупные владельцы автопарков получат контроль над сегментом такси, где исчезнет мелкая конкуренция. Это приведёт к росту тарифов, снижению доступности услуги, особенно для малообеспеченных слоёв, и ухудшению мобильности в малых и средних городах.
Это в свою очередь приведет к системному недоверию к регуляторной политике. Принятие закона в обход экспертных замечаний и рынка усиливает восприятие того, что меры принимаются не для баланса интересов, а для узкой индустриальной поддержки. Это снижает институциональное доверие и создаёт эффект отложенного сопротивления — как со стороны бизнеса, так и со стороны пользователей.
#Торговые_отношения #Импорт
С начала 2022 года через Грузию сформировался устойчивый маршрут поставок в Россию тяжёлой строительной техники западного производства — экскаваторов, бульдозеров, тракторов, кранов и другой спецтехники. Формально техника экспортируется в третьи страны Закавказья и Центральной Азии, однако резкий рост поставок в Россию из этих же стран при отсутствии соответствующего импорта у них указывает на стабильную схему транзитных поставок. Среди используемой техники — модели европейских и американских брендов, включая New Holland, Claas, Case и других.
Рост объёмов кратно превышает показатели до 2022 года, а логистика выстроена так, чтобы соответствовать формальным внешнеторговым требованиям, оставаясь при этом эффективной и предсказуемой. На этом фоне Грузия всё более отчётливо демонстрирует курс на прагматичное экономическое сотрудничество, фокусируясь не на декларативной риторике, а на выгоде от своей транзитной роли.
После стабилизации внутриполитической ситуации и срыва попыток внешнего давления, Тбилиси акцентирует внимание на экономической устойчивости и собственной логистической значимости. Встраиваясь в новую конфигурацию евразийских торговых маршрутов, Грузия фактически становится надёжным каналом для поставок критически важной техники в РФ, в том числе в интересах промышленной и инфраструктурной модернизации. Это подтверждает, что в современных условиях ключевым ресурсом является не декларация лояльности, а способность быть полезным в системной логистике.
#Инсайд
По информации источника, связанного с финансово-аналитическим блоком правительства, возможное заключение временного перемирия в контексте переговоров по Украине уже закладывается в модели краткосрочного движения валют. В случае фиксации соглашения — даже в ограниченной или символической форме — доллар может получить импульс к укреплению, прежде всего за счёт роста спроса на «глобальный защитный актив» в условиях разрядки геополитического риска.
На этом фоне рубль, несмотря на сохраняющийся внутренний потенциал, может временно ослабнуть, особенно в условиях восстановления объёмов внешнеторговой ликвидности и переоценки бюджетных каналов. По оценке экспертов, на горизонте ближайших недель диапазон 70–73 рубля за доллар остаётся реалистичным при условии стабильности товарного экспорта и сдержанных бюджетных интервенций.
Вместе с тем, в профильных ведомствах исходят из того, что политический фактор — не единственный и не линейный. Структурный спрос на рубль, завязанный на расчёты в национальных валютах с ключевыми партнёрами по БРИКС и ЕАЭС, сохраняет силу как стабилизатор. Поэтому даже в случае кратковременного укрепления доллара, основанного на внешнеполитических ожиданиях, долгосрочный тренд на регионализацию валютной системы остаётся в пользу рубля
#Анализ
Минфин корректирует параметры: ставка на внутренние потоки и контроль занятости
Обновлённые параметры федерального бюджета на 2025 год подтверждают стратегический сдвиг: падающие нефтегазовые доходы (−2,6 трлн руб.) компенсируются ростом поступлений от внутренней экономики — фонда оплаты труда, внутреннего НДС и доходов от управления ликвидностью. Бюджет постепенно разворачивается от внешнего сырьевого плеча к внутренней фискальной опоре.
Рост НДФЛ (+₽47,6 млрд) и внутреннего НДС (+₽250 млрд) связан не только с увеличением номинальных зарплат, но и с реализацией плана правительства по снижению теневой занятости. Механизм включает создание реестров, вовлечение неработающего населения и региональный мониторинг. По экспертной оценке, даже частичная легализация может дать до ₽300 млрд в год. Это особенно актуально на фоне корректировки по налогу на прибыль (−₽35,6 млрд) и снижению утильсбора (−₽448 млрд), отражающих спад в сырьевых и импортозависимых секторах.
Минфин фактически адаптирует бюджетную модель под новую реальность: при нестабильных экспортных доходах ключевым становится контроль за внутренними потоками и усиление собираемости. Упор на формализацию занятости — не только социальная мера, но и основа для поддержки баланса без дополнительных налоговых реформ. Это повышает устойчивость бюджета в среднесрочном горизонте и снижает зависимость от внешней конъюнктуры.