4351
Честно и субъективно о политической науке, публичной политике и управлении в России и за рубежом. Для обратной связи: @politscience_bot
Раз уж упомянули экономику, поделюсь интересным наблюдением.
Университет Сан-Паулу, где я работаю, считается одним из лучших в Латинской Америке. Это подтверждают и всевозможные рейтинги (да-да, я знаю, что это не лучший инструмент, но другого у меня нет). По таким направлениям, как экономика, финансы, администрирование бизнеса у университета тоже очень хорошие показатели. Кроме того, в числе лучших в Бразилии и другие университеты штата — Университет Кампинаса и Федеральный Университет Сан-Карлоса.
Но при этом я знаю пять, не связанных друг с другом людей, которые выбирая магистратуру по экономике и смежным дисциплинам, сразу исключали из своего списка государственные университеты. По их словам, в Сан-Паулу у крупных работодателей есть стойкое предубеждение перед такими выпускниками. Как я уже писал в канале, государственные университеты в Бразилии (есть федеральные, есть университеты штатов) — публичное пространство, где артикулируются в основном левые идеи (например, здесь и здесь). И работодатели боятся, что вместе с хорошим образованием студенты впитывают то, что идёт в разрез с корпоративной этикой (?).
Поэтому многие, кто хочет строить карьеру в крупной или международной компании, идут в экономическую магистратуру в частные университеты, которые тут очень даже хорошие — предлагают очень качественные программы, а не просто выдают дипломы за деньги.
Не собираюсь экстраполировать этот личный опыт и делать далеко идущие выводы на основе пяти бесед. Но само по себе наблюдение, как мне кажется, интересное. Сталкивался ли ещё кто-то с подобным в других странах?
А вот ещё одна работа в копилку исследований о том, как неполнота информации и/или информационная асимметрия влияют на политические представления граждан. Исследовательская группа под руководством Д. Аджемоглу провела полевые эксперименты во время турецких президентских и парламентских выборов в мае 2023г (1). Результаты продемонстрировали, что поддерживающие текущую элиту избиратели систематически недооценивают негативные эффекты авторитарного правления.
Экспериментальные группы в онлайн и офлайн экспериментах знакомили с правильной информацией (sic!, но об этом ниже) о том, как авторитаризм сказывается на качестве публичного управления в контексте борьбы с коррупцией и последствиями стихийных бедствий. Такая интервенция вела к повышению вероятности голосования за оппозицию на 3.7% в онлайн-эксперименте и на 2.4% — в офлайн. Что интересно, речь не о дополнительной мобилизации протестного электората, а именно об изменении предпочтений тех, кто планировал голосовать за Эрдогана и его партию AKP.
В общем, работа интересная, и желающие могут почитать подробнее (текст в комментарии к посту). Но я не могу не написать о том, что меня очень смущает, а именно о понятии правильной информации (accurate information), которое используют авторы. Да, с одной стороны, в науке есть консенсус, основанный на результатах множества исследований. Если сформулировать одним общим тезисом, то авторитаризм негативно сказывается на качестве публичного управления. С другой стороны, к такой "аккуратной информации" тоже нужно относиться аккуратно. Иначе это выглядит так, будто избирателям открыли глаза на какую-то истину. Но истинно ли это утверждение? В тексте это не прослеживается явно, но такое ощущение от постоянных обсуждений на множестве научных мероприятий есть. Всё-таки консенсус в науках, особенно социальных, штука очень подвижная. А сами эффекты авторитарного правления можно рассматривать под разными углами — об этом будет один из следующих постов.
Справедливости ради, само исследование направлено на изучение того, как меняется поведение в результате информационных интервенций, так что здесь, конечно, претензий нет.
(1) Acemoglu D., et al. (2024). Misperceptions and Demand for Democracy under Authoritarianism. NBER Working Paper 33018.
На днях гуляя по Сан-Паулу остановился у газетного киоска. И мой взгляд зацепился за журнал Quatro cinco um (Четыре пять один). Как любитель футбола, да ещё живущий в очень футбольной стране, мгновенно удивился: назвать спортивное издание оборонительной тактической расстановкой 4-5-1 совсем не по-бразильски. Но дальнейшее изучение обложки расставило всё по своим местам. Подпись a revista dos livros намекает, что это журнал о книгах. И в отличие от футбольного обозрения для литературного это более чем достойное название.
Кстати, тема этого выпуска Canções do exílio (Песни изгнания). Он посвящен подростковой и юношеской литературе о реальных и вымышленных военных конфликтах... Актуально, к сожалению.
В майской серии рабочих текстов National Bureau of Economic Research опубликована весьма неожиданная работа Д. Аджемоглу и Дж. Робинсона Culture, Institutions and Social Equilibria: A Framework (1). Неожиданная, потому что в ней известные авторы отходят от своей традиционной логики, подчеркивающей роль качества институтов в экономическом развитии (например, я писал об этом здесь и здесь). Они, честно говоря, никогда и не утверждали, что другие факторы не имеют значения, а лишь отодвигали их на второй план. Теперь же они предлагают дополненную теоретическую рамку и даже пытаются сконструировать оригинальную методологию.
В новом препринте Д. Аджемоглу и Дж. Робинсон рассуждают о культурных компонентах и их влиянии на институты и, следовательно, на социальное равновесие, экономический рост и политическое развитие. Как и ранее, они обозначают свое несогласие с условно парсоновским подходом к пониманию культуры как довольно устойчивого набора ценностей и ориентаций. Но при этом реагируя на критику своих предыдущих работ отталкиваются от более современных социологических идей (которым, вообще-то, уже 20-30 лет!), предложенных Энн Свидлер и Клиффордом Гирцем, и определяют культуру как подвижный инструментарий (toolkit) или даже репертуар (repertoire).
Основная мысль заключается в том, что качество создаваемых и развиваемых институтов зависит от разнообразных культурных аспектов, но по большей части от потенциала культуры к изменению. Авторы разделяют культуры по тому, насколько они подвижны (fluid). В свою очередь подвижность зависит от того, как складывается конфигурация их атрибутов в разрезах "специфические-абстрактные" (specific vs abstract) и "связанные-свободные" (entangled vs free-standing). Пробное приложение своей теоретической рамки авторы находят в анализе ряда разных культур: английской, китайской, некоторых африканских и исламских, индийской кастовой системы и индейского племени кроу (Apsáalooke). Интересно, что предлагаемая в приложении к статье методология основана на теории графов и сетевом анализе взаимосвязей между различными компонентами культуры. Это действительно может стать хорошим аналитическим фундаментом, так как сетевой подход ориентирован в том числе на выявление динамики и подвижности внутри набора взаимосвязанных элементов.
На мой взгляд, в целом, авторы задают очень смелый исследовательский вектор, у которого может возникнуть много дальнейших вариантов развития и апробации. Например, пока я писал этот пост, мне пришла мысль о "конфликтующих" и "сочетающихся" культурных компонентах, [сетевые] конфигурации которых в разных ситуациях приводят к "естественному отбору" наиболее подходящей. Чем больше подвижность, тем больше вероятность, что в результате такого отбора будут построены оптимальные (sic!) институты.
В общем, хотя текст пока опубликован в виде препринта, не сомневаюсь, что за ним последует несколько статей (разных авторов) и, возможно, книга (Аджемоглу и Робинсона), где новая теоретическая рамка получит своё развитие, более четкое обоснование и эмпирическую проверку. Пока же могу ещё отметить, что идея, которая, конечно, не является новой, в работе всемирно известных авторов, постоянно входящих в шорт-лист нобелевского комитета, получила хороший импульс. И это здорово!
#методология
(1) Acemoglu, D., Robinson, J.A. (2021). Culture, Institutions and Social Equilibria: A Framework. NBER Working Paper No. 28832
Как я не раз писал ранее, учёные из социальных наук находятся под постоянным давлением. Им всё время приходится доказывать, что их занятие — тоже наука. Поэтому сомнения в общении с неспециалистами они нередко прячут. Вот же, мол, есть эксперименты, статистические модели, сложные методы. И если в научных статьях вопросы внутренней и внешней валидности почти всегда чётко обозначены, то в учебниках для широкой аудитории и особенно научно-популярных работах эти аспекты замалчиваются. Зачем же сеять сомнения у читателей?
В результате начитанный обыватель без тени сомнения объяснит, почему одни страны богатые, а другие бедные, зачем думать быстро, а решать медленно, и вообще, что главное — это институты.
Физики в этом плане молодцы. Вот, например, в научно-популярной книге Джозефа Конлона Why String Theory? автор целую главу посвятил одному простому тезису: теория струн не подтверждена экспериментально.
В научпопе из социальных наук вы, скорее всего, ничего подобного не найдёте.
В связи с началом учебного года в Северном полушарии обращаю внимание подписчиков на толковые учебные материалы, которыми делится Андрей, автор канала @structurestrikesback. По отзывам слушателей его курсов, там очень классные и полезные штуки для любителей и профессионалов в социальных науках.
В оригинальном посте по ссылкам есть подробное описание тем всех занятий:
📕 Академическое чтение;
📙 Академическое письмо;
📒 Введение в современную социологическую теорию;
📗 Введение в исследования социального и гуманитарного знания;
📘 Структурное воображение в социологической теории.
Если заинтересовались, то пишите сразу ему в личку сюда @theghostagainstthemachine
Я не устану повторять, что важнейшим автором в своей научной области считаю Элинор Остром. Её концепция лежит в основе одного из моих текущих проектов и самого любимого курса для студентов. Мой ключевой научный интерес — как в результате общественной самоорганизации создаются институты и правила. Но работа работой, а жизнь порой тоже подкидывает интересные [антропологические] наблюдения.
Разве можно представить Бразилию без футбола? Мне повезло найти здесь местных любителей, и мы играем по вечерам прямо в кампусе университета. Но самое интересное, что многие нормы здесь такие же, как и в России. Я имею в виду не правила игры в футбол (хотя и здесь есть интересное наблюдение), а то, каким образом сложились нерегламентируемые — неформальные — правила локального футбольного сообщества:
1. Мы играем на три команды. Матч длится 10 минут, но заканчивается раньше, если одна из команд забила два гола.
2. Если после 10 минут игры ничья, то поле покидает команда, которая сыграла больше игр подряд.
3. Если в команде нет вратаря, то все полевые стоят на воротах по очереди, а сменяются после пропущенного гола. Кстати, мне это всегда казалось не очень логичным (почему не после любого гола?), но такое неформальное правило было всегда и в России.
4. По правилам ФИФА вратарь не может трогать мяч руками, если партнёр по команде вбрасывает его из аута. Удивительно, но и здесь, и в России, по моему опыту, это правило на любительском уровне никогда не соблюдается.
В России я играл в трёх разных городах во множестве различных любительских сообществ, и в двух здесь в Сан-Паулу. И везде эти правила были такими же. Выборка моя скорее всего искажена, и я не претендую на то, чтобы сразу обобщить свои наблюдения и выстроить теорию. Но этот феномен сложно объяснить трансфером и/или диффузией. Для интерпретации совпадения норм (особенно 3 и 4) в непересекающихся сообществах, находящихся в тысячах километров друг от друга, можно попробовать сформулировать гипотезу о том, что здесь существует какой-то универсальный оптимум.
И ещё одно интересное наблюдение, но уже не о нормах, а об используемой лексике. Например, для поддержки действий партнёра по команде, которые были правильными, но не привели к голу, в России часто подбодрят словом "пойдёт!", а в Бразилии — достаточно близким по смыслу "valeu!". Зато предупреждая партнёра с мячом об опасности мы кричим "горишь!", а бразильцы — "ladrão!" (вор). Что в национальной культуре считается наиболее вероятной и серьёзной опасностью, то и попало в футбольный лексикон?
Да, приходится регулярно проговаривать такие банальные тезисы. Даже не очень качественно работающие электоральные институты (но всё же работающие!) создают стимулы для политиков и бюрократов. Более того, работают эти механизмы, вероятно, в первую очередь на низовом уровне. Во-первых, граждане могут адекватно оценивать качество предоставления услуг, которые важны для всего локального сообщества, и самоорганизовываться, чтобы наказывать или поощрять управленцев. Во-вторых, имеют для таких действий институциональные возможности в виде хоть как-то работающих выборов.
Сейчас в Сан-Паулу я наблюдаю похожую ситуацию. Губернатор штата Tarcísio de Freitas и мэр города Ricardo Nunes активно готовятся к предстоящим выборам мэра. Хотя и представляют они разные политические партии, но состоят в коалиции, поддерживаемой бывшим президентом Ж. Болсонару. По данным последних опросов 61% жителей Сан-Паулу не готовы проголосовать за кандидата от Болсонару, в то время как за кандидата, поддерживаемого действующим президентом Лулой, не проголосует 45%.
В этих неблагоприятных условиях нынешний мэр старается максимально использовать доступные рычаги, чтобы продемонстрировать успехи. Например, с января стоимость проезда в метро, которое управляется властями штата (есть ещё частные ветки, но там правила такие же), выросла с 4,20 до 5 реалов. А мэрия, которая управляет автобусным парком, с января же сделала бесплатный проезд в городских автобусах по воскресеньям. На контрасте с удорожанием билета в метро такие действия получают даже более положительную оценку, чем можно было ожидать. А ещё мэр регулярно отчитывается о строительстве социального жилья и ремонте и развитии дорожной сети. О первом ничего сказать не могу, а вот на постоянный ремонт дорог, активизировавшийся в последние полгода, сам регулярно обращаю внимание. Можно, конечно, сказать, что действующий мэр "покупает" лояльность горожан за их же деньги. Это правда. Но почему он так делает? Потому что реальная конкуренция и выборы создают для него стимулы для действий, за которые избиратели будут поощрять, а не наказывать.
Чуть больше десяти лет назад мы с коллегами провели серию исследований гражданского активизма и его влияния на городское управление в России. Тогда был бурный рост таких инициатив на фоне протестов 2011-12 годов, которые помимо всего прочего привели к появлению устойчивой инфраструктуры горизонтальной самоорганизации. И мы увидели, что местные политические элиты тоже видели в гражданской самоорганизации угрозу. Но предпочитали принципиально другую реакцию на неё: усиление контроля над региональными политическими машинами и дальнейшую деградацию и без того плохо работающего института выборов. Почему? Потому что такие возможности появились в связи с резким снижением уровня политической конкуренции и молчаливым согласием, а где-то даже содействием, федеральных элит, которые в таких институциональных трансформациях тоже были заинтересованы.
Я, естественно, не собираюсь сводить консолидацию авторитарного режима в России лишь к этому основанию. Но это хорошая иллюстрация того, (i) как режимные трансформации порой происходят без какого-то централизованного руководства, (ii) как меняются стимулы в разных политических контекстах, и (iii) почему конкуренция — один из центральных феноменов не только для экономики, но и для политики.
Социальные науки нередко критикуют за низкий прогностический потенциал теорий. И правда, прогнозы политологов и экономистов регулярно проваливаются. А учёные-естественники в свою очередь часто подвергают сомнению "научность" социальных дисциплин. Изложу несколько тезисов, которые частично могут прояснить эту проблему:
1. Известный физик Р. Фейнман как-то сказал: "Представьте, насколько сложнее была бы физика, если бы у электронов были чувства". Действительно, особенность социальных наук в том, что объекты, которые они изучают, могут думать, принимать самостоятельные решения, договариваться и даже формулировать некоторые нормы и правила своей деятельности. Поэтому в науках об обществе теории, которые объясняют более 50% вариаций поведения, уже можно считать хорошими.
2. Низкий прогностический потенциал в большинстве случаев сочетается с высокой объяснительной силой теорий. Так происходит потому, что модели в социальных науках основаны на ретроспективных данных, качество которых можно строго верифицировать. В этом смысле внутренняя и внешняя валидность теорий вполне соответствует требованиям, которые применяются и в естественных науках. Проблема в том, что для прогнозов имеет значение не только качество модели, но и качество и объем собираемых и используемых данных. В социальных науках пока это невозможно реализовать в полной мере. Например, мы довольно точно знаем как состояние X влияет на Y, но не имеем возможности получить полную информацию об X в режиме реального времени. В результате складывается парадоксальная ситуация: учёный хорошо объясняет прошлое, так как использует ретроспективные данные, но при этом не может дать качественный прогноз. Критики в таких случаях говорят, что учёный натягивает сову на глобус. Иногда это, может, и так, но далеко не всегда.
3. Прогнозы, которые мы постоянно слышим, обычно исходят от учёных, занявших нишу публичных интеллектуалов. Здесь имеет место искажение нашей выборки. Некоторые учёные дают хорошие прогнозы, но их не видно: аргументация там сложная и неинтересная для коммуникаторов и обывателей. А популяризаторы становятся заложниками своей публичности: они начинают комментировать всё более далёкие от своей профессиональной компетенции области, неизбежно делают ошибки и тем самым снижают доверие к науке, в целом. При этом у высококлассного специалиста обычно нет времени и сил на публичность, а у публичного интеллектуала не остаётся времени на научную работу. Получается, о качестве экспертизы многие судят по плохим примерам, а хорошие остаются вне поля зрения.
4. В то же время даже отличные учёные и эксперты обычно работают только в рамках теорий и методов, с которыми они профессионально знакомы. А ведь социальные феномены настолько комплексны, что для хороших объяснений и прогнозов нужно использовать сразу несколько теоретических подходов и методов сбора и анализа данных. В этом отношении создать универсальную "теорию всего" в социальных науках невозможно. Опять же вполне реально собрать комплексный инструментарий для объяснения того, что уже произошло. Но сделать это в конкретный момент времени силами даже научной группы для хорошего прогноза невероятно сложно.
Принимаю участие в конгрессе Бразильской ассоциации политической науки, который проходит в Сальвадоре, штат Баия. И хочу поделиться некоторыми интересными, на мой взгляд, наблюдениями.
Во-первых, бразильские политологи очень сфокусированы на изучении процессов в своей собственной стране. Здесь есть реальная политика на всех уровнях, и её можно и нужно изучать. В отличие, например, от России, где особенно на последних конференциях я часто обращал внимание на тенденцию к отстранению от внутрироссийских проблем. То есть российскую политику, конечно, исследовали и продолжают это делать, но при этом многие избегают острых тем, вообще предпочитают изучать другие страны или концентрируются на общетеоретических проблемах.
Во-вторых, я в очередной раз убедился в том, насколько в бразильской академии не любят, и скорее даже ненавидят Болсонару. К сожалению, в некоторых случаях это, на мой взгляд, сказывается на объективности и качестве исследований.
И наконец, самое, как мне кажется, интересное. Если в России сейчас тема БРИКС очень популярна и в публичном дискурсе, и в социальных науках, то здесь о БРИКС я почти ничего не слышал и не видел. Среди большого количества докладов только в трёх в названии или аннотации фигурирует эта аббревиатура. В секциях, посвящённых глобальной политике и международным отношениям, намного больше внимания уделяется Глобальному Югу. Более того, в двух докладах, один из которых был на пленарном заседании, учёные использовали новый для меня подход к группировке стран: BASIC (Brasil, África do Sul, Índia, China). Россию из этой когорты просто выкинули. Правда, пока не знаю, совпадение это или уже какая-то тенденция.
#политология
К моему посту у @moneyandpolarfox нашлась отличная иллюстрация — картина Нормана Роквелла «День выборов». Между прочим, у Ланы Дель Рей есть альбом Norman Fucking Rockwell, где в текстах песен можно услышать и политическую позицию (название альбома обязывает, а время его выхода — тем более). Но я не специалист в области американской политики, да и никаких эмоций и пристрастий в их избирательной гонке не имею. Было много постов моих коллег, где анализируется формируемый имидж кандидатов, их риторика и стратегия команд политтехнологов. Я, в свою очередь, абстрагируюсь от этой дискуссии, потому что считаю вышеперечисленные аспекты не очень значимыми для голосования в условиях политической поляризации.
Поэтому продолжу рассуждать с позиций известных мне моделей, которые ориентируют наше внимание на ряд предикторов, хорошо объясняющих результаты голосования в штатах. Во-первых, на вопрос о том, как избиратели будут оценивать нового кандидата, отвечает несколько исследований ретроспективного голосования на уровне политических партий (1,2,3). В целом, они показывают, что избиратели частично экстраполируют свои оценки инкумбента на партию и, соответственно, его потенциального преемника. То есть упомянутые в предыдущем посте макроэкономические индикаторы всё ещё важны для прогноза голосования за кандидата от демократов (видимо, это будет Камала Харрис). Хотя и в меньшей степени, чем если бы это был Байден.
Во-вторых, хороший предиктор результатов голосования — даже не объем привлечённых средств на избирательную кампанию (здесь как раз учёные не находят значимую зависимость), а разнообразие источников донатов (4). Судя по тем данным, что я вижу, у той же К. Харрис в этом отношении ситуация довольно позитивная.
Так что если отталкиваться от рациональных моделей, то у кандидата от демократов, особенно после замены Байдена, перспективы, на мой взгляд, очень хорошие.
(1) Campbell J.E., Dettrey B.J., and Hongxing Yin. (2010). The Theory of Conditional Retrospective Voting: Does the Presidential Record Matter Less in Open-Seat Elections? The Journal of Politics. 72:4, 1083-1095
(2) Zudenkova, G. (2011). A Political Agency Model of Coattail Voting. DOI: 10.2139/ssrn.1813698
(3) Stiers, D. (2019). Beyond the distinction between incumbency and opposition: Retrospective voting at the level of political parties. Party Politics, 25(6), 805-816. DOI: 10.1177/1354068817744201
(4) Huang T., Shaw D.R., Roberts B.E., and Baek M. (2010). Money that Matters: The Role of Money in Campaigns and Elections. Behavioural & Experimental Economics.
Дорогие подписчики, я возвращаюсь после продолжительной паузы. В последние три месяца меня накрыл "идеальный шторм" из рабочих, бытовых и особенно бюрократических дел (о бразильской бюрократии через призму политической науки я напишу отдельно).
У меня почти 20 заметок в черновиках, так что посты в ближайшее время будут выходить регулярно.
А пока ловите обещанные фото живности, которая обитает в кампусе Университета Сан-Паулу. В реальности разных видов животных и птиц ещё больше, но, к сожалению, камерой смартфона "поймать" всех невозможно.
Дорогие коллеги!
Осталось чуть больше недели до начала международной онлайн конференции "Новая реальность. Новая нормальность. Два года после 24.02.2022”, которую наша команда проводит при информационной поддержке проектов Ковчег, Рефорум, T-invariant и Science at Risk.
Сегодня мы предлагаем вашему вниманию согласованную программу конференции. За четыре дня, с 14 по 17 февраля, пройдут 4 круглых стола, 10 секций и 2 панельных дискуссии. Мы рассмотрим текущие проблемы Russian studies. Обговорим проблемы российского образования. Узнаем много нового про академическую и образовательную эммиграцию, адаптацию и динамику миграционных процессов. Обсудим мобилизацию религиозных практик и образы войны в городском ландшафте. Выслушаем доклады о языках войны и других элементах новой реальности.
Мы продлили регистрацию слушателей до 10 февраля включительно. Приходите сами, зовите друзей и коллег, делитесь ссылкой на форму регистрации для слушателей.
Нас ждет много интересного!
Коллеги обсуждают, что в новых правилах поступления на программу "Журналистика" в ВШЭ запрещено цитировать иноагентов. Мол, Вышка "пробила очередное дно". Но это эмоции.
А что если посмотреть на новое правило с точки зрения общественных наук? Как политолог, занимающийся в том числе проблемами публичного управления, я думаю о стимулах, которые создают нормы.
Что должен теперь сделать абитуриент, который хочет успешно пройти собеседование и избежать аннулирования баллов? Тщательнее изучить всех иноагентов и их произведения, чтобы иметь представление о том, что они написали/сказали, и случайно не сболтнуть лишнего на экзамене.
Хороший пример регулирования, которое задумывалось с одной целью, но, вероятно, создаёт стимулы для обратного действия. Буду теперь использовать в качестве иллюстрации на лекциях.
В самом общем виде разграничение выборов в демократиях и авторитарных режимах проходит по принципу "прозрачные процедуры и непредсказуемый результат" и "непрозрачные процедуры с предсказуемым результатом". Шкалы, конечно, могут двигаться, но в целом, эта логика соблюдается. Мы прекрасно понимаем, какой будет исход президентских выборов в России. Но несмотря на множество дискуссий относительно кандидатуры Б. Надеждина и его перспектив, главное произошло. И уже не так важно, допустят его до выборов или нет. Поясню, как это всё выглядит с точки зрения моделей коллективного действия. Значение здесь имеют три важных аспекта.
1. Выдвижение Б. Надеждина стимулировало обмен информацией в социальных сетях (офлайн и онлайн). В результате вырос социальный капитал тех, кто его поддержал. Люди установили новые связи и укрепили существующие, и таким образом, инфраструктура горизонтальной коммуникации, необходимой для коллективных действий, вероятно, стала более разветвленной и устойчивой.
2. Снижается уровень неопределенности, что очень важно для принятия решений на индивидуальном уровне. Усиливающиеся ограничения свободы слова, результаты нерепрезентативных опросов и другие факторы в последние годы сильно исказили восприятие граждан. Очереди желающих оставить подпись, разговоры и дискуссии, выросшая публичность Б. Надеждина, — всё это снижает неопределенность, даёт более полную информацию и частично разрушает иллюзию большинства.
3. Наконец, на индивидуальном уровне вследствие роста количества и качества социальных связей и роста информированности меняется конфигурация стимулов, ожидаемых выгод и рисков от коллективного действия. Это касается, кстати, не только простых граждан, но и элитных групп, для которых наличие массового запроса на политические изменения тоже имеет значение.
Безусловно, не стоит делать вывод, что эти факторы прямо сейчас станут решающими. Но подчеркну ещё раз: самое важное уже произошло — все три обозначенных выше фактора получили развитие. Когда кто-то принимал решение о том, чтобы дать Б. Надеждину возможность принять участие, видимо, это рассматривалось как способ придать выборам видимость конкурентных. Ну, говорил бы он там что-то, критиковал — это не страшно. Как я уже писал, для авторитарных элит критична не столько свобода слова, сколько потенциал коллективных действий. Этого не предусмотрели, но теперь им понятно, что допускать до выборов его точно нельзя, чтобы не мобилизовать несогласных ещё больше. Но повторю снова: для потенциала коллективных действий участие или неучастие Б. Надеждина в дальнейших электоральных процедурах уже не так важно.
#выборы #методология
Стабильность некоторых диктатур нередко объясняют эффективной бюрократией. Политические элиты в таких странах рекрутируют в исполнительные органы власти хороших профессионалов, которые умело справляются с негативными эффектами авторитарного правления и тем самым поддерживают экономику и приемлемое в восприятии граждан качество публичного управления.
Именно этот фактор сейчас принято указывать в качестве ключевого для устойчивости российской экономики, находящейся под давлением санкций. Детали этой объяснительной модели — предмет экономической науки. Но у меня есть и политологическое объяснение, которое не подменяет, а дополняет эту картину. Если быть академически точным, то я опишу фактор, который хорошо изучен в политологической литературе, но его вклад в устойчивость российской экономики — моя гипотеза, которую, безусловно, нужно проверять.
В России сформировалась многоуровневая сеть извлечения ренты. Её верхние "этажи" более или менее известны: это представители федеральной политической элиты, каждый из которых имеет доступ к её распределению. Но далеко не все деньги остаются на верхних этажах. Вниз на региональный и муниципальный уровни уходит множество патронажных связей, создающих в итоге эту огромную сеть перераспределения ренты, которая извлекается посредством тысяч экстрактивных институтов — карманных фирм, оформленных на родственников и друзей и получающих госзаказы, НКО, сидящих на субсидиях и грантах и т.д. До какого-то момента эта сеть развивалась экстенсивно в довольно неконкурентной среде. Однако, и сеть вовлекала всё больше участников, и сами объемы ренты не безграничны, что в итоге привело к конкуренции за доступ к ней. Это, как мне кажется, ключевой момент.
В условиях конкуренции произошел отбор самых эффективных институтов и людей, занимающихся этим "бизнесом". Дальше больше: финансовые санкции привели к тому, что поток денег, напрямую уходящих за рубеж с верхних этажей этой структуры сильно ужался. Зато по "кровеносной системе" патронажных связей был перенаправлен вниз. Таким образом, нижние субгруппы получили больше выгоды и стали ещё более заинтересованы в поддержании статуса-кво. А их навыки функционирования в конкурентной среде стали важнейшим фактором для поддержания экономики, например, для организации параллельного импорта, на котором они тоже получают доход.
Это не значит, что экономика России выстояла только благодаря этой многоуровневой сети извлечения ренты. Многие бизнесмены, не включенные в эту структуру, тоже сыграли свою роль, возможно, не меньшую. Но это и не ограничивает потенциальную эвристическую ценность гипотезы о значимом вкладе многоуровневой сети распределения ренты в устойчивость режима и российской экономики, в целом.
В свежей статье Do grids demobilize? How street networks, social networks, and political networks intersect (1) предлагается немного громоздкое, но хорошее методическое решение, чтобы объяснить взаимосвязь между особенностями городского пространства, локальными социальными сетями и политическим участием. Вообще, социологи уже давно выяснили, что местные сообщества формируются в том числе под влиянием того, как устроена архитектура и городская среда. Логика проста: чем более хаотична застройка, тем больше социальных связей у каждого индивида, а сами социальные сети в локальном сообществе характеризуются высокой плотностью (density). В таких районах люди чаще пересекаются друг с другом (например, в "бутылочных горлышках") и, следовательно, больше общаются и поддерживают социальные контакты.
Автор этой работы идёт ещё дальше и сравнивает локальные социальные сети и политическую активность в разных районах Аккры (Гана).
Он не просто показывает, что есть статистически значимая зависимость: чем более упорядочена уличная сетка в районе (на рисунке это планы c и d), тем меньше явка на выборах. Здесь ещё важен и сам механизм. Поэтому в работе социальные сети — это прокси, с помощью которых он описывается. В клиентелисткой политии из горизонтальных социальных сетей регулярно формируются и патрон-клиентские связи. Они, в свою очередь, выступают важнейшим инструментом политической мобилизации. Получается, что связи такого типа чаще возникают в районах с хаотичной застройкой.
Таким образом, там, где улицы и городская среда более упорядочены, у граждан меньше связей с политическими акторами и/или посредниками и, как результат, они менее включены в политику. Это проявляется не только в электоральном участии, но и например, в том, что политики и бюрократы меньше знают о проблемах и политических интересах жителей таких районов.
Кроме того, в статье упоминается ещё ряд эффектов: от особенностей поведения пешеходов и отношений с полицией до лояльности государству. Так что советую ознакомиться тем, кто интересуется сетями или урбанистикой (ссылка в комментарии к посту). И пусть не смущает, что исследование проведено на данных из Ганы. Предложенная теоретическая модель мне представляется довольно устойчивой и применимой для других развивающихся стран, где значимы клиентелисткие отношения.
(1) Noah N. L. (2024). Do grids demobilize? How street networks, social networks, and political networks intersect. American Journal of Political Science 1–18. DOI: 10.1111/ajps.12912
За всё время существования канала я писал о сегодняшних нобелевских лауреатах несколько раз. Один раз даже на автомате так их и назвал. Потом, когда заметил ошибку, решил не исправлять и с тех пор время от времени вставляю в свои посты "пасхалки".
Сегодня же я репостнул свою старую заметку, чтобы напомнить, в каком направлении могут идти дальнейшие исследования с опорой на сложившуюся теоретическую базу. Как видим, три года назад я был уверен, что и здесь учёные смогут серьезно продвинуться. Пока оказывается, что это не так просто. Несмотря на несколько десятков цитирований упомянутого препринта с эмпирикой здесь есть серьезные проблемы. К чему я это? Да к тому, что в современных социальных науках ещё полным полно незанятых ниш, перспективных и не очень гипотез и очень подвижный консенсус по множеству вопросов. Даже признанные учёные (и их последователи), предложив интересную методологическую рамку, пока ничего выдающегося в этом конкретном случае не сделали.
Это нисколько не умаляет их заслуг, но в очередной раз подтверждает сложность и современного общества, и методологических подходов к его изучению, и непосредственно самого научного поиска в социальных науках. Большой шаг, сделанный Аджемоглу, Робинсоном и Джонсоном, — далеко не конец пути. Это очень важно понимать, когда транслируешь идею о значении институтов и их природы, экстрактивной или инклюзивной. Эту теорию ещё предстоит во многом уточнять и надстраивать.
#методология
Как обычно, с удовольствием поддерживаю полезные начинания коллег. Хотя это уже и не начинание даже, а вполне состоявшийся проект.
Новая школа политических наук открыла запись на пятый поток, где можно выбрать из:
- базовых курсов «Основы политики» и «Политическая история современной России»;
- специальных курсов «Глобальная этнополитическая динамика», «Искусство и политика в XIX-XX веках» и «Личное и политическое: введение в гендерные исследования»;
- специального семинара для магистрантов и аспирантов «Методология социальных исследований».
Коллеги приглашают на день открытых дверей 12 сентября в 19:00 (по Москве). Преподаватели осеннего семестра представят свои курсы и ответят на ваши вопросы.
Записаться можно здесь.
Продолжаю разбираться с факторами рационального поведения. И если с классическими моделями всё более или менее ясно, то меня в большей степени интересует влияние социального окружения: как видоизменяется рациональность в сетевых контекстах. В этой связи появляются и новые факторы условно прямого действия, и ряд прокси.
Например, натолкнулся на интересный препринт о последствиях Брексита. Работа ещё совсем сырая и ждёт рецензирования, поэтому ссылку пока не даю, а сам текст размещу в комментариях к посту. Но и в таком виде, если отбросить критику интерпретаций, тут есть на что обратить внимание. Авторы последовательно используют методы синтетического контроля (SCM) и разности разностей (DiD). Первый показывает, что после Брексита один из важных показателей благосостояния — стоимость жилой недвижимости — стагнирует (см. рис⬇️). Второй метод демонстрирует, что в большей степени эта проблема характерна для тех мест, где большинство проголосовало за Брексит.
Ещё раз подчеркну, что это пока предварительные результаты, то есть и сам метод, и интерпретации ещё будут рецензироваться специалистами. Я в этом отношении добавить ничего не могу, но моё внимание привлекла гипотеза, которая имеет отношение и к области моих исследований.
Авторы предполагают, что граждане, голосовавшие за Брексит, ориентировались не только на прямые выгоды и издержки, но и на относительные. Да, они допускали, что выход из ЕС может негативно повлиять на их благосостояние, но при этом была и параллельная логика: если выгоды от глобализации, распределяются неравномерно, то и проигрыш от Брексита будет более критичен для тех, кто от глобализации выигрывал больше. То есть граждане, получавшие меньше экономических благ от ассоциации с ЕС, в результате Брексита могли надеяться на то, что диспропорции нивелируются.
На мой взгляд, это очень интересный ракурс. Тем более что работы, посвященные факторам относительной рациональности, уже есть (1,2). В целом же, это просто напоминание о сложности даже рациональных моделей поведения, объяснительная сила которых зависит от достаточно комплексных комбинаций переменных.
(1) Cass R. Sunstein & Robert H. Frank, Cost-Benefit Analysis and Relative Position (John M. Olin Program in Law & Economics Working Paper No. 102, 2000).
(2) Aytaç, S. E. (2018). Relative Economic Performance and the Incumbent Vote: A Reference Point Theory. The Journal of Politics, 80(1), 16–29.
К слову о политизации бразильского общества:
1. Вайценбок "Роза Люксембург"
2. Красный эль "Троцкий"
Надпись на банке вайценбока: За мир, где мы социально равны, человечны и абсолютно свободны.
Добавлю ещё несколько слов вдогонку к предыдущему посту. Я уверен, что более пристальное изучение политики в местном, городском или хотя бы региональном разрезе может во многом дополнить картину и аргументы, объясняющие политические процессы в больших масштабах. Эту мозаику очень сложно собрать методологически. Но оно того стоит, чтобы познать всю сложность политических процессов.
К сожалению, в России среди политологов городские исследования не очень популярны. Более того, значительная часть исследований политики в городах делается руками социологов. А ведь городские исследования, в том числе и в области политической науки, — одно из наиболее популярных направлений сегодня: тут есть и отдельные международные ассоциации, и рабочие группы/комитеты в консорциумах политологов и социологов, и регулярные грантовые конкурсы, и множество научных мероприятий по городской проблематике.
Давно не давал никаких рекомендаций. Но раз тут появился повод, напишу о паре маленьких тг-каналов учёных, с которыми я знаком лично.
Канал @urbanhistorians Городские историки. Его ведёт команда учёных из Сибири, а редактирует историк-урбанист Игорь Стась из Тюмени.
Канал политолога Евгения Негрова @iberica_nomada Иберика Номада об урбанистических путешествиях по Испании. Внутри много фоток от автора, который самостоятельно посещает все описываемые локации. Сегодня, например, он выложил целый фотоальбом о муниципалитете Канет-де-Мар.
Помогают ли выборы добиться лучшего качества государственных услуг? Эвиденс фром Бразилия
Мне часто говорят, что демократия – это просто ширма для правления капиталистов. Мол, у кого больше денег, тот и будет выигрывать выборы, и от граждан ничего не зависит.
Однако исследования показывают, что точечные объединения граждан ради стратегии голосования вполне могут «наказывать» политиков за их бездействие и невыполнение своих обязательств перед избирателями.
Например, выборы в Бразилии весьма далеки от идеала. Клиентелизм, скупка голосов, политические машины – всё присутствует. Однако иногда координация происходит не сверху вниз, а снизу вверх.
Об этом свидетельствует новое исследование “Bloc Voting for Electoral Accountability” (2024)🔑, гипотеза которого заключается в том, что избиратели при условии высокого уровня доверия в общине способны на координацию при голосовании с целью выбрать другого кандидата, если публичные блага не предоставляются.
Исследовательница изучает северные засушливые общины, где доступ к воде затруднён, а поломка водяных насосов может привести к катастрофе. Результаты показали, что в тех общинах, где политики плохо справляются с предоставлением воды для граждан, граждане кооперируются и выбирают другого кандидата.
Но самое интересное в том, что в большинстве общин новый кандидат реально улучшает водоснабжение! То есть координация при голосовании не только наказывает неудачного управленца, но и создаёт стимулы для нового кандидата переизбраться. Так что по крайней мере на низовом уровне это реально работает даже не в самой устойчивой демократии.
Методами на этот раз душить не буду, и так пост получился большой, но вы чекните сами – имхо это идеальный баланс интервью и количественных методов, в связке получилось очень хорошо.
Зашёл по случаю в среднюю школу, которая расположена неподалёку от моего дома. Заодно решил посмотреть, что изучается в курсе социальных наук. Оказывается, 15-летние школьники читают и обсуждают работы Маркса, Вебера, Беньямина, Арендт. Как же это резко контрастирует с курсом обществознания в российской школе.
Впрочем, это не так уж удивительно. Обсуждение политики здесь дело обычное. По собственному опыту знаю, что зайдя выпить пива в бар нередко можешь оказаться в центре дискуссии, где в том числе звучат аргументы от классиков мировой политической мысли.
И ещё про рациональные модели. Как учёный я стараюсь всегда обращать внимание на то, какие стимулы создают те или иные события или изменения.
По поводу вчерашнего обмена в этом отношении у меня есть важное, как мне кажется, предположение. Безусловно, можно и нужно порадоваться за большинство освобождённых людей и членов их семей. Но при этом нужно понимать, что обнуление обменного фонда создало у репрессивного аппарата дополнительные стимулы к его восполнению. Таким образом, растёт вероятность, что в скором времени будут новые уголовные дела с большими сроками за слова, мнения, "дискредитацию" чего угодно, гражданский и политический активизм.
В 2017 году студентка, выпускной бакалаврской работой которой я руководил, изучала, как активность участников американских президентских выборов в социальных медиа влияет на динамику их поддержки. Для этого мы разработали с ней модель, основанную на методологии картирования процессов (process tracing).
Мы разместили на таймлайне кривые поддержки Трампа и Клинтон в течение всей кампании, а потом моя подопечная там же указала все посты, публиковавшиеся кандидатами и ведущими политиками обеих партий. Кроме того, держа в уме основные постулаты теории ретроспективного голосования, мы посчитали необходимым нанести там и множество других событий: от резонансных политических публикаций в ведущих СМИ до важных новостей, которые могут оказывать влияние на динамику поддержки (те, что в упомянутой теории называются irrelevant events). Затем студентка проанализировала этот большой массив собранных данных через призму пары количественных и качественных методов. Можно, конечно, делать скидку на то, что это была всего лишь выпускная работа бакалавра, но основной результат кропотливой работы заключался в том, что значимого долгосрочного влияния на динамику поддержки не было ни у каких событий, новостей и постов в социальных медиа.
В целом, теория ретроспективного голосования, которая многими учёными регулярно тестируется на американских выборах, об этом и говорит (1, 2). Чем лучше динамика макроэкономических показателей, тем больше вероятность, что избиратели поддержат инкумбента (действующего президента) на очередных выборах. И наоборот, в случае ухудшения экономической ситуации происходит смена правящей элиты. То есть американские избиратели ведут себя в определенной мере рационально.
Поэтому когда меня спрашивали о том, как покушение на Трампа повлияет на результаты выборов, я отвечал, что скорее всего никак. Нужно смотреть совсем на другое: на макроэкономические показатели, которые считаются хорошими предикторами результатов голосования в США. Более того, именно здесь кроется более интересная для политологов загадка. При Байдене выросли и американская экономика, и доходы домохозяйств. Но этот рост сопровождался и значительной инфляцией. Соответственно, возникает вопрос: какой фактор для избирателей более значим? Однозначного ответа пока нет. Есть исследования, показывающие, что в разных странах и в разные периоды вклад этих факторов может сильно варьироваться (3). Но оказывается, важен и эффект неожиданности (4). Если избиратели ожидали рост или инфляцию, то роль этих переменных в модели электорального поведения становится меньше. И, наоборот, неожиданные изменения макроэкономических показателей более значимы как предикторы голосования. По моим ощущениям, возникшим на фоне разговоров со специалистами по американской политике и чтения работ по текущей ситуации, рост сейчас воспринимается американцами как нечто само собой разумеющееся, а вот инфляция неожиданно высока. Если делать предположения с таких позиций, то шансы Трампа растут, а резонанс от покушения так и останется в информационной повестке, но не окажет влияния на исход выборов.
О том, что можно сказать с точки зрения политической науки о перспективах выборов в связи с заменой Байдена на другого кандидата, напишу в следующем посте.
#выборы #методология
(1) Fiorina, Morris P. Retrospective Voting in American National Elections New Haven: Yale University Press, 1981, pp. xi, 249
(2) Lewis-Beck, M.S. Economics and the American voter: Past, present, future. Polit Behav 10, 5–21 (1988). DOI: 10.1007/BF009893
(3) Kirchgässner, G. Voting and Popularity. In: The Oxford Handbook of Public Choice, vol. 2. 2016.
(4) Palmer H., Whitten G. (1999). The Electoral Impact of Unexpected Inflation and Economic Growth. British Journal of Political Science. Vol. 29. Issue 4. Pp. 623-629.
Возвращаясь к результатам социологического исследования факторов, влияющих на готовность американцев вступать в отношения, снова задаюсь вопросом. Когда в прикладной социологии кроме традиционных опросов и фокус-групп станет нормой использование других доступных инструментов работы с общественным мнением и обработки данных? Если что, это не критика. Мне действительно интересно и, думаю, рано или поздно это произойдёт. Ведь в современных социальных науках есть множество методических подходов, которые не требуют больших ресурсов. Единственное, что необходимо — это квалификация, позволяющая использовать доступные инструменты на высоком методическом уровне.
И дело тут даже не в методологических ограничениях традиционных методов, а в тех возможностях, которые даёт современный инструментарий. Например, экспериментальные дизайны помогают изучать не только то, что предполагают люди о своих действиях, но и их поведение в реальных/смоделированных условиях.
Чтобы дополнить результаты опроса, о котором я написал, возьмём статью Political Homophily in Social Relationships: Evidence from Online Dating Behavior (1).
Авторы провели два исследования: (a) эксперимент, в котором случайным образом манипулировали политическими характеристиками профилей на сайтах онлайн-знакомств, и (b) анализ "больших данных" о коммуникационном поведении в сообществе онлайн-знакомств. В результате учёные находят убедительные доказательства того, что американцы склонны фильтровать социальные отношения в соответствии со своими политическими предпочтениями. Люди ищут партнеров, которые разделяют их политическую идентичность и степень вовлеченности в политику. И на стремление к сортировке своих связей почти не влияет то, каких взглядов придерживаются они сами.
Согласитесь, что через призму таких выводов результаты опроса можно интерпретировать более точно? В теоретическом же аспекте само исследование привносит и ряд аргументов в дискуссию о политической поляризации американского общества.
#методология
(1) Huber, G. A. & Malhotra, N. (2017). Political homophily in social relationships: evidence from online dating behavior. J. Polit. 79, 269–283. https://doi.org/10.1086/687533
Интересная инфографика, демонстрирующая с кем не готовы вступать в отношения американцы. Несмотря на то, что политические предпочтения (республиканцы и демократы) не так критичны, поддержка Трампа резко снижает желание идти с таким человеком на свидание.
Отдельно стоит обратить внимание на то, что наличие высшего образования увеличивает потенциал поляризации в случае с поддержкой Трампа и республиканской партии, в целом. Зато работает в обратную сторону, если потенциальный партнёр демократ.
Меня регулярно спрашивают о состоянии российского политологического образования: оно стало хуже? Возможно, это прозвучит парадоксально, но я считаю, что не стало. Изменился лишь "ландшафт", а средний уровень, скорее, даже вырос.
Поднялся он за счёт множества инициатив гражданского просвещения. Многие мои коллеги и даже бывшие студенты записывают просветительские видео, проводят публичные лекции, читают собственные курсы, организуют целые онлайн школы и университеты. При этом постоянная конкуренция заставляет быть лучше, а не менее регулярное сотрудничество создаёт для прекрасные условия для совершенствования.
Поэтому напомню, что скоро начнётся очередной учебный семестр в Новой школе политических наук.
На этот раз слушатели могут записаться на такие курсы, как «Основы политики», «Международные отношения в Европе: от Вестфаля до пост-Ялты», «Государственное управление и реформы», «Социальная природа власти и войны», «Политические идеологии: введение» и семинар «История России в гендерной перспективе».
Узнать подробности о курсах и преподавателях, а также записаться можно здесь.
Кроме того, 6 февраля в 19:00 МСК школа проводит день открытых дверей, где преподаватели представят свои курсы и ответят на ваши вопросы.
Утверждение "корреляция не тождественна причинно-следственной связи" (correlation doesn't imply causation) известно многим. Однако в социальных науках не менее острые дебаты идут и вокруг самого феномена корреляции. Особенно это касается разных способов манипуляции данными, которые используют некоторые учёные, чтобы украсить статью выводами о статической значимости результатов проведенного анализа. Даже есть термин p-hacking, то есть подгонка данных, чтобы p-value было меньше 0.05.
Провожу ревизию ряда статей, которые использую в одном из своих текущих проектов, и решил проверить, насколько статистически значимы некоторые результаты. А дальше пришлось копаться и во множестве работ, посвящённых самой проблеме статистической значимости и её интерпретациям в разных социальных исследованиях. Замечу, что дискуссии идут нешуточные, и статей таких очень много.
Но есть одна с большим количеством цитирований, где авторы сформулировали короткий и ёмкий вывод прямо в названии. Не могу не поделиться:
Разница между "значимостью" и "незначимостью" сама по себе статистически не значима. (1)
(1) Gelman A., Stern H. (2006). The Difference Between “Significant” and “Not Significant” is not Itself Statistically Significant. The American Statistician. 60:4, 328-331.DOI: 10.1198/000313006X152649
