Telegram-канал russdeath - Смертач Daily: News and Media

Смертач Daily

07 Dec 2017 13:54

Мой дом стоит на краю города, сразу за ним – обрыв, с которого зимой дети катаются на санках и картонках, ещё дальше – петляющая в камышах речка с ржавеющими велосипедными рамами на дне, на противоположном берегу полоса частных домов, а после – темнеет верхушками деревьев пустынный парк. Выходя на балкон, я часто вижу, как над обрывом стоят одинокие мужички с банкой пива в руках и зачарованно смотрят вдаль. Что они видят там – ведомо только им. Русская Пустота – она такая, у каждого своя.

Я и сам днём в воскресенье, после бурно проведенного вечера субботы, сажусь в местную маршрутку – воняющий дизелем грязно-белый ПАЗик – и еду через весь город на другую его окраину, чтобы взять в «Пятерочке» банку джин-тоника и, миновав промзону с разрушенным хлебозаводом, закрытым молочным заводом и пока ещё работающей (тьфу-тьфу) швейной фабрикой, выйти в чисто поле, бывшее когда-то междугородним аэропортом малой авиации, откуда совершались рейсы в близлежащие областные центры – Ленинград и Псков.

И вот там, в заросшем бурьяном поле, навсегда забывшем прикосновение самолётного шасси, открыв банку джин-тоника и сделав несколько глотков, я направляю свой взгляд вперёд, в Пустоту, и только тогда моя жизнь наполняется каким-то смутным смыслом. Я вижу зазубренные верхушки елей чернеющего неподалеку леса, мрачные развалины недостроенных многоэтажек вдалеке, гаражи и сараи, а также столбы дыма, валящего из труб домов частного сектора. Это Россия, Русь. Вечно неуютная и неустроенная и всё-таки родная.

Мы все немного мазохисты. Нас влечёт эта жизнь на грани, у околицы, когда лишь один шаг отделяет нас от края ойкумены и края нормальности – там, за этим краем живут безумцы и маргиналы, старые пьяницы и матёрые убийцы. Там бродят дикие звери и страшные люди, а иные, с горящими глазами и жёсткой щетиной на лице, кувыркаясь через пни, становятся волками. Мы искренне хотим жить в цивилизации, на чистых ухоженных улицах среди блестящего глянца витрин и света фонарей, и ещё более искренне мечтаем вырваться за пределы этих улиц – туда, где чернеют брёвна бараков с провалами окон и подъездов, откуда несётся матерная брань и изредка выползают серые тени с осунувшимися испитыми лицами, чтобы проковылять до близлежащего магазина, взять чекушку и обрести целостность.

Русское пространство сплошь кривое. Кривые ветви и стволы деревьев, покосившиеся фонарные столбы, просевшие скамейки в городском парке (которые поставили каких-то пару месяцев назад). Этому пространству неведомо изящество геометрических форм. Оно наполнено энтропией и стремится изломать всё прямое и ровное. Именно эта кривизна и утаскивает твой взгляд, мужичонка с пивной банкой, застывший над обрывом…

И даже я, начитанный и, в общем, интеллигентный человек ощущаю себя первобытным ублюдком, поглощающим едкую разрушительную дрянь, дабы очиститься от шелухи цивилизации, от оболочек морали и этикета, и стать частью этого хтонического пространства. Быть русским – великий крест и великая боль. Ты обречён стать частью этой всепоглощающей Пустоты («восемь тысяч двести вёрст пустоты» - поёт про неё Гребенщиков) и кормить её собою. Ты можешь попробовать убежать от неё, но далеко не факт, что даже там – среди европейской чистоты и упорядоченности – она отпустит тебя. И, возможно, уже через полгода тебя начнёт грызть лютая тоска, и ты примешься собирать чемодан… Или что-нибудь сожжёшь как эмигрировавший художник Павленский или уйдёшь жить к цыганам как арт-группа «Война»…

Минуя поле, я возвращаюсь в город и ступаю по провалившейся тротуарной плитке, которую положили вместо щербатого асфальта полтора года назад. Ещё одно свидетельство Хаоса. Пустота засасывает плитку в себя, разрушает ровные ряды, выложенные руками неутомимых таджикских пролетариев. В любой другой стране мира эта плитка спокойно пролежала бы десятилетия, но здесь – она уходит в землю с той же стремительной скоростью, с какой пожар пожирает деревянный дом. С той неумолимой скоростью, с какой пронесётся твоя жизнь и жизнь всех твоих знакомых, многих из которых Пустота пожрёт молодыми, у тебя на глазах.

И всё-таки ты её любишь,