-
Канал Галины Юзефович о книгах и чтении
Меж тем, у "Дома историй" уже открыт предзаказ! Пора нести денежки и ждать книжечек!
Читать полностью…
Какой-то сегодня международный день фиги в кармане, ей-богу. Не могла пройти мимо!
Читать полностью…
Полезла в "Историю свободы" Исайи Берлина за одной цитатой, вынырнула, как водится, с другой.
"Мне кажется, что если в результате какого-нибудь поворота судьбы или истории Россия освободится от коммунистического контроля, ее людям понадобится не переобучение, — они не впитали в себя распространяемую доктрину, — а просто нормальное обучение. В этом отношении они скорее напоминают обманутых фашизмом итальянцев, чем искренне проникшихся нацизмом немцев".
И еще:
"Подчиненное население по большей части — не правоверные коммунисты, не бессильные еретики. Многие — вероятно, большинство — недовольны; а недовольные в тоталитарных государствах — ipso facto ниспровергатели. Но в настоящее время они принимают или, во всяком случае, пассивно терпят свое правительство и думают о других вещах. Они гордятся российской экономикой и военными достижениями. Они привлекают как воспитанные в строгости, умеренно романтичные, одаренные богатым воображением, немного ребячливые, глубоко аполитичные, простые, нормальные люди, оказавшиеся членами жестко организованной корпорации, которая тем не менее их защищает".
Потрясающе актуальная книга, конечно. Как сегодня написанная.
Из всех современных российских писателей самые жёсткие и несправедливые репрессии обрушились на Дмитрия Глуховского (признан в России иноагентом). На него заведено уголовное дело, его имущество арестовано, а самому ему, если он вернётся в Россию, грозит многолетнее тюремное заключение. Любая другая страна гордилась бы таким писателем - успешным и популярным и дома, и по всему миру, но в России всё иначе. Полтора года назад мы уже общались с Дмитрием, и тогда нам казалось, что нет темы важнее, чем сериал "Топи" и текст Тотального диктанта. В этот раз мы поговорили с Дмитрием о том, как русская литература реагирует на войну, и о том, как нам вообще с этим жить. Ну, и о том, что происходит внутри писателя в тёмные времена, конечно, тоже.
https://youtu.be/6U0J6oeeN4E
Басманный суд зарегистрировал уголовное дело писателя Дмитрия Глуховского
Автора романов «Метро 2033», «Метро 2034», «Пост», «Текст» и «Сумерки» Дмитрия Глуховского следственный комитет РФ обвиняет в распространении фейков о российской армии по мотиву политической ненависти и с искусственным созданием доказательств обвинения (пункты «в» и «д» части 2 статьи 207.3 УК). Основанием для преследования послужили антивоенные посты писателя в сети Instagram и в телеграм-канале.
На прошлой неделе Генпрокуратура РФ утвердила обвинительное заключение по его уголовному делу и передала его в суд. Слушать дело будет судья Басманного суда Москвы Наталья Дударь.
Судить Глуховского будут заочно, он находится за пределами России. Обвинение предполагает наказание до 10 лет лишения свободы. Суд ранее арестовал его имущество. В защите работает адвокат Вероника Полякова.
В одном из старых телефонов у меня осталась погребена одна из самых трогательных фотографий моих детей ever - на втором этаже двухэтажной кровати сидят в обнимку два моих тогда еще довольно некрупных мальчика, и старший читает младшему книгу.
Книга эта - самый первый "Зверский детектив" Анны Старобинец.
Бывают такие по-настоящему волшебные книги - они иногда нравятся родителям, иногда нет, но с детьми они делают что-то особенное. Вот и "Зверский детектив" из этого ряда: его с восторгом читают мои знакомые дети, у которых русский не совсем (или совсем не) родной. Его читают и требуют продолжения дети, которые вообще не читают. Его читают занудные маленькие интеллектуалы, которые бесконечно смотрят и пересказывают родителям содержание научного канала Kurzgesagt. Шутки оттуда идут в народ (мы в семье до сих пор говорим "кусать на поражение", уже не задумываясь, откуда цитата). В общем, колдовство, чародейство и что-то еще, не поддающееся определению, протекающее сквозь буквы и ускользающее от рационального объяснения.
В общем, это я все к чему. Автор "Зверских детективов" Анна Старобинец завела телеграм-канал, посвященный вселенной ее книг - эдакий длящийся спин-офф во все стороны. Подписывайтесь, наслаждайтесь, не благодарите.
/channel/zversky_kvaccount
Готовлюсь к лекции про литературный перевод в лектории "Страдариум" - вспомнила занятное.
Римляне, конечно, Гомера хорошо знали, читали и понимали. Образованные - на греческом, а те, кто попроще, довольствовались переводом "Одиссеи" Ливия Андроника - именно его, кажется, изучали школьники во времена Августа. Проблема с этим переводом состояла в том, что он был сделан в III веке до н. э., то есть, по римским меркам, в допотопной древности, да еще и сатурнийским стихом, который в более позднее время казался деревенским и ужасно архаичным. Поэтому понятен текст Андроника был немногим лучше греческого оригинала (до наших дней от него сохранились лишь небольшие фрагменты).
Что же до "Илиады", то с ней вышло и вовсе некрасиво. Во времена императора Нерона был сделан сокращенный перевод - так называемая "эпитома". Он был уже нормальным гекзаметрическим, но... Вместо 15 693 строчек у Гомера в нем осталось всего 1070 строчек (то есть, как посчитали дотошные британские ученые, 6,8% оригинала).
Ну, а хуже всего то, что в Средние века греческий практически вышел из культурного обихода, и именно этот продукт, с позволения сказать, античного смарт-ридинга и заменил европейцам подлинную "Илиаду". Собственно, до Петрарки и прочих деятелей эпохи Возрождения настоящего Гомера никто не читал, считая настоящим ту самую эпитому нероновских времен.
А вы говорите "пересказ мемуаров принца Гарри". Как всегда - все придумано до нас.
В последний год я чувствую себя эдакой женщиной "из бывших". Донашиваю былую известность, ничего не приобретаю - только теряю. Лишилась работы, потом еще одной работы, потом еще одной - самой важной и любимой. Потеряла значительную часть аудитории. Уехала из дома. Привыкаю к мысли, что совсем скоро для меня в профессиональном плане все закончится навсегда, учусь жить с мыслью о тотальном поражении. Удивительным образом из всего этого жалею только о доме - на фоне страданий, старт которым был положен ровно год назад, все остальные потери выглядят игрушечными, смешными. Ничего не жалко - лишь бы оно скорей кончилось. Лишь бы перестали убивать людей и рушить жизни. Не так, как разрушили мою, а по-настоящему, без возврата.
Читать полностью…
Вчера с любимыми магистрантами на семинаре анализировали "Клару и Солнце" Кадзуо Исигуро. Обсуждали, что это уже не первый опыт обращения автора к теме "искусственного человека" - первым (куда более болезненным и мучительным для читателя) был роман "Не отпускай меня", героями которого были не роботы в прямом смысле слова, но клоны.
А потом вдруг пришло в голову, что на самом деле это не второй, а третий уже заход на тему. И первый был в "Остатке дня", герой которого, дворецкий Стивенс, по всем показателям человек, но добровольно отказывается от своей человечности, без остатка посвящая себя "долгу". Так, обслуживая важный прием у хозяев поместья, он не приходит к умирающему отцу, а экономка, с которой у него как бы любовь (да и на самом деле любовь, большая и единственная в жизни, но Стивенс ее прозевывает), обвиняет героя в том, что он не человек - человек не смог бы быть таким бесчувственным.
Таким образом, три романа выстраиваются в одну линию. В первом, самом раннем из них, герой - человек, сознательно и добровольно ограничивающий свою человеческую природу до необходимого прагматического минимума. Во втором - "Не отпускай меня" - Исигуро делает следующий шаг: его герои - по всем признакам люди, но в силу своего сомнительного (искусственного) происхождения они ограничены в правах уже не изнутри, а извне - не по собственной воле, но по воле социума. И, наконец, третий шаг - в "Кларе" - героиня-робот, и правда обладающая отчетливо нечеловеческой природой.
Иными словами, в трех этих романах Кадзуо Исигуро последовательно ограничивает своих героев - от добровольного ограничения к принудительному, а оттуда - к биологически (или, если угодно, технологически) обусловленному.
Главная тема в творчестве Исигуро - это исследование человеческой природы. Звучит банально (в сущности, вся литература о том же), но Исигуро решает эту проблему абсолютно буквально, предметно - он ищет ту границу, за которой человек перестает быть или, напротив, становится человеком. И в этом он подобен злобным инопланетянам из фильма "Темный город", которые в поисках собственно человеческого внутри человека бесконечно меняют воспоминания героев и антураж, в котором те живут. Что останется от человека, если отнять у него память (этот вопрос писатель подробно исследовал в "Погребенном великане")? А если отрезать эмоциональную сферу? Лишить будущего? А что, если представить себе такого человека, у которого проявления, вроде бы, сугубо человечны, но лежащая в их основе мотивация принципиально иная?.. Что нужно отнять у человека, чтобы он перестал быть человеком?..
Таким образом, исследуя разные ступени человеческой искусственности, Исигуро действует в лучших традициях апофатического богословия - через ощупывание того, что человеком (предположительно) не является, изучает контуры человечности как таковой. Эдакое упражнение на стыке теории и практики трансгуманизма, я бы сказала.
Немного Виктора нашего Олеговича на сон грядущий. Кстати, мой курс по химии и механике современной литературы в "Страдариуме" уже идёт, но до конца недели к нему ещё можно присоединиться - подробности тут.
Читать полностью…
Ничего не могу с собой поделать - меня каждый раз завораживают разговоры об "окопных свечах" и кисетах, которым наше общество должно помочь участникам СВО. Такое впечатление, что у них там ролевка по мотивам Великой Отечественной на 200 миллионов человек. Окопные свечи! Кисеты, господи!
Никогда, никогда не любила я реконструкторов. Как знала.
После введения закона о запрете ЛГБТ-пропаганды поймала себя на странном ощущении - я вновь стала фиксировать гей-темы и гей-героев в литературе. Читаю роман - и сразу бросаются в глаза второ- и даже третьестепенные ЛГБТ-персонажи. Ахаю, внутренне ужасаюсь, мысленно зажимаю себе рот - господи, как бы не проболтаться публично, как бы не подставить под плеть автора или издателя. Воровато озираюсь - не заметил ли кто, не настрочит ли донос.
И, конечно, по контрасту лучше понимаешь, как же с этим спокойно и здорОво обстояли дела какой-то год назад. Само понятие "гей-роман" и "гей-литература" сохранялось, конечно, но было релевантно только в очень узких контекстах, а так - ну, геи и геи, люди и люди.
Тридцать лет шло узнавание, рефлексия, нормализация, нейтрализация, принятие. Несмотря на всю публичную гомофобию последних лет, все равно шло - по крайней мере, в литературе. И вот опять все сломано - опять тридцать лет насмарку.
И ещё одно - вдогонку. Жанр краткого пересказа (саммари, смарт-ридинг или ским-ридинг) существует много лет. Хочешь читай 500-страничный том целиком, а хочешь - коротенечко выжимку на 20 страниц. Так что люди, пишущие о каком-то "прецеденте" и "новом опыте" просто не вникли в ситуацию. Новизна в данном случае состоит в том, что теперь саммари не дополняет, а замещает собой оригинал, лишая читателя выбора.
Читать полностью…
Все пишут про пересказы и пересвисты, которым коллеги из "Эксмо" и АСТ решили заменить те книги, на которые не удаётся приобрести права. Поняла, что же мне это напоминает - не столько пресловутое "Рабинович напел" (и даже не пересказы "Последнего из могикан" в пионерском лагере в начале 1980-х), сколько новеллизации первых латиноамериканских сериалов, расцветшие в 90-е годы.
Их писали на коленке совершенно случайные люди, и, конечно, ни о каком "олитературивании" речи не шло - это был банальный грубый пересказ в духе "а она такая - не пойду замуж за Хуана-Альберто хоть режьте меня, а он ей - тогда знай: твою старую кормилицу выбросят на улицу без куска хлеба!". Никому даже в голову не приходило расширить или дополнить мир любимого сериала - назначение данной продукции состояло исключительно в том, чтобы помочь пропустившим пару серий и желающим заполнить лакуны (ну, или в крайнем случае заново пережить самые волнующие моменты). Иными словами, новеллизации служили способом прикоснуться к недоступному и исчезли со снижением уровня недоступности.
Сегодня уровень недоступности вновь растёт (правда, по другим причинам), и рынок мгновенно архаизируется, возвращаясь к привычным паттернам и моделям. Но решения, уместные в одну эпоху, едва ли хорошо подойдут для другой, так что я осторожно предсказываю этому начинанию довольно умеренный успех. Впрочем, сами издатели тоже, похоже, не ждут многого, ограничиваясь аудио и электронными версиями, и не спешат с затратной бумагой.
Но также не могу не заметить, что да, это плохое решение - но это решение от изначально дурацкой задачи. Уход правообладателей с российского рынка был и остаётся, на мой взгляд, глупостью и ошибкой, которую сейчас российская сторона пытается смягчить таким же глупым и неэффективным способом.
Беспощадная антинаполеоновская пропаганда времен войны 1812 года.
Читать полностью…
Извините, не могу остановиться - еще немного Берлина, на этот раз о правителях в СССР:
"Я думаю, они искренне верят, что капиталистический мир обречен погибнуть от своих внутренних противоречий (...). Верят они и в то, что мир неумолимо марширует к коллективизму, что попытки остановить этот процесс или даже затормозить его свидетельствуют о незрелости или слепоте; что их собственная система, если только она достаточно долго продержится под бешеным натиском капитализма, в конце концов восторжествует и что, изменив в ней что-либо просто для того, чтобы сделать жизнь своих подчиненных лучше и счастливее, они обрекли бы на гибель самих себя, а может быть, — кто знает? — этих самых подчиненных".
В процессе подготовки к докладу на конференции, посвященной 80-летию Людмилы Евгеньевны Улицкой, перечитала не самый ее известный (и самый, пожалуй, мною любимый) ее роман "Искренне ваш Шурик". Нашла там цитату, иллюстрирующую мою давнюю не мысль даже, но ощущение - что Запад нашего детства был не просто недосягаемым: он был в буквальном смысле слова Заокраинным, воображаемым, не существующим:
"Шурик, легко допускавший умершего дедушку к знакомству с японским принцем, внутренне сопротивлялся тому, что его живая бабушка действительно бывала в городе Париже, само существование которого было скорее фактом литературы, а не жизни".
Если интересно, то конференция завтра - как обычно сейчас бывает, в смешанном он- и офф-лайновом формате.
https://litschool.pro/free/podnoshenie-masteru-otkrytaya-konferencziya-v-chest-lyudmily-uliczkoj/
Стихотворение Державина, воспевающего прелести простой сельской жизни, я читала, по-моему, еще в школе. Но как-то раньше никогда не задумывалась, что вообще-то это перевод (!!!) из Горация (!!!!!).
В самом деле, так сразу и не догадаешься:
Как ею — русских честных жен
По древнему обыкновенью —
Весь быт хозяйский снаряжен:
Дом тепл, чист, светл, и к возвращенью
С охоты мужа стол накрыт.
Бутылка доброго вина,
Впрок пива русского варена,
С гренками коновка полна,
Из коей клубом лезет пена,
И стол обеденный готов.
Горшок горячих, добрых щей
Копченый окорок под дымом;
Обсаженный семьей моей,
Средь коей сам я господином,
И тут-то вкусен мне обед!
Я очень надеюсь дожить до того дня, когда авторов этого уголовного дела будут если не судить, то хотя бы презирать, как в Америке презирают маккартистов.
Читать полностью…
Ну, и картиночка - портрет Ливия Андроника на мозаике в так называемом Доме трагического поэта в Помпеях.
Читать полностью…
Пишут, что умер Глеб Павловский. Мы не были знакомы, поэтому мне сложно нащупать в себе персональную эмоцию по этому поводу - для меня он навсегда останется человеком с тяжеленными сумками в обеих руках, бредущим по ярмарке "Нон-фикшн", и озирающимся вокруг с каким-то странным, безлично недоброжелательным выражением на лице. Но я очень благодарна ему за "Русский журнал" рубежа веков - сегодня симпатий к этому изданию, насколько я поняла, принято стесняться, но для меня блестящая книжная рубрика Бориса Кузьминского в "РЖ" стала первой (и главной) школой профессии, а замечательные статьи Сергея Кузнецова на долгие годы сформировали видение кинематографа в целом.
Но я бы сегодня хотела вспомнить о Глебе Павловском не как о человеке (которого, повторюсь, я совсем не знала), но как о литературном персонаже. В 2006 году вышел роман диссидента Льва Тимофеева "Негатив", в главном герое которого "политтехнологе" Олеге Закутарове, отчетливо просвечивает Глеб Павловский. Не уверена, что готова рекомендовать этот роман к прочтению - он и тогда-то не был шедевром (Лев Тимофеев очень хороший и отважный человек, но писатель не самый выдающийся), а сегодня, я думаю, еще и сильно устарел, но кое-что в нем очень глубоко во мне отложилось - в первую очередь, я думаю, странный авторский взгляд, сочетающий в себе неприязнь с сочувствием и пониманием. Главный герой, как и Павловский, в юности диссидентствует, но после, натерпевшись от одной власти, решает сконструировать другую и попадает в ловушку, вознося к вершинам могущества человека, с которым у него, по идее, не может и не должно быть ничего общего - бывшего полковника ФСБ. Со всеми, как мы теперь видим, вытекающими последствиями.
В "Негативе" Тимофеев рассматривает интересный и, вероятно, чувствительный для него самого кейс - русского интеллигента, забывшего свою исконную высокую миссию противостоять любой власти, тем самым ее уравновешивая, и в эту самую власть вляпавшегося по самые уши. Для Закутарова все кончается плохо, но быстро - в финале романа он, вусмерть пьяный, потерпевший абсолютное поражение и полностью разочарованный, грузится в самолет, навсегда уносящий его в Лондон. У Павловского история оказалась другой - более длинной и сложной, но в главном, конечно, они с Закутаровым совпали.
С началом войны все читатели поделились на две большие группы - те, кто в книгах прячется, и те, кто с помощью книг пытается понять что-то о происходящем. Я обычно отношу себя скорее к первой категории, но иногда встречаются книги, которые правда помогают перенастроить окуляры и увидеть в происходящем что-то, выходящее за рамки очевидного. В нынешнем обзоре на YouTube три такие книги.
https://youtu.be/dDJsibs-yAw
Каждый год мы слышим о том, что ну всё, НУ ВСЁ, конец Пелевину, можно больше не читать, однако он остается самым продаваемым автором современной России. Для тех, кто пропустил лекцию Галины Юзефович “Виктор Пелевин: писатель нашей жизни”, — ключевые цитаты:
Классная руководительница не любила Пелевина, зато любила упомянуть, что "Уж на что Витя Пелевин мерзавец, а всё ж личность!"
Мне кажется глубоко ироничным, что первый опубликованный рассказ Виктора Пелевина — "Колдун Игнат и люди" — появился именно в журнале "Наука и религия", примерно так же как поэма Венедикта Ерофеева "Москва — Петушки" была опубликована в журнале “Трезвость и культура”.
Обложки пелевинских романов, как мне кажется, располагаются в диапазоне от неудачных до чудовищных.
Контент-анализ показал, что с вероятностью выше 97% все тексты, выходившие за авторством Виктора Пелевина, написаны одним человеком. Так что если Пелевин пишет не сам, то пишет он не сам начиная с 1989 года.
Превращение романа в аналог литературно-аналитического ежегодника явно входит в авторские цели Пелевина. Когда вам скажут, что он опять выпустил роман потому что Эксмо приковало его к батарее и стегало проводами — нет, ничего этого нет.
Мне крайне сложно поверить, что двадцать лет Пелевин смиряет жажду дать интервью и отказывается от любой публичности исключительно ради продаж. Двадцать лет в кустах из маркетинговых соображений не просидишь.
Не знаю, как можно перепутать Пелевина и Прилепина. Один лысый, а другой в очках. Ну, коллеги, вы что.
Младшее поколение не замечает в Пелевине экстремальный русский народный постмодерн образца 90х, читает его гораздо более прямолинейно, без фиги в кармане, которая — всегда есть.
Кроме России Пелевин не популярен примерно нисколько примерно нигде. Говорят поэзия непереводима. Вот Виктор Олегович у нас немножко поэзия.
Пелевин — наш внутрироссийский феномен, народное достояние, экспорту не подлежит, на границе взрывается.
#цитатник #юзефович
Мы с коллегой Александром Серапионовым посвятили разговорам о том, как читать школьную классику в школе и за ее пределами, целый сезон подкаста "Предисловие" (ссылку, увы, дать уже не могу, но ищите и обрящете). Если же вам не хватило - или если вам интересно в первую очередь, как читать классику с детьми и как сделать так, чтобы от слова "Гоголь" их не крючило, то приходите в ближайшую субботу, 25 февраля, на семинар, который мы устраиваем с коллегами из онлайн-школы "Скайсмарт".
Поговорим о том, как из орудия наказание превратить школьную классику в шкатулку с драгоценностями, как выбрать тексты, которые "зайдут" и как аранжировать то, что "не зайдет". Ну, и с собственными желаниями (зачем мне, взрослой женщине, нужно, чтобы мой сыночек любил Толстого?) тоже попробуем разобраться.
Семинар бесплатный, но надо зарегистрироваться
https://go.skysmart.ru/read-galinayuzefovich
Прочла выходящий в издательстве "Дом историй" роман Шеннон Макгвайр "Вниз, сквозь ветки и кости" - вернее, сразу два романа под одной обложкой: "В каждом сердце дверь" и его приквел - собственно "Вниз сквозь ветки и кости". Не могу сказать, что они меня потрясли - второй лучше, первый обычная (хотя и милая) young adult фэнтези, которой, как и многим книгам такого типа, не хватает крепкой романной плоти, какого-то ощущения мира за границами текста. Целевая аудитория очень понятная - это любители "Дома странных детей", сериала "Wednesday", "Оттенков магии" Виктории Шваб и творчества режиссера Тима Бертона в целом (и все это, увы, не я).
Но есть в этой дилогии и две вещи, которые понравились даже мне - ни разу, повторюсь, не целевой аудитории Шеннон Макгвайр.
Герои первой книги - подростки, которым довелось оказаться в волшебных землях, и которых потом оттуда по разным причинам изгнали (и которые, естественно, оказываются в специальной школе, которой руководит женщина с аналогичным опытом). Все эти юноши и девушки (чаще девушки) бесконечно тоскуют по местам, где были счастливы, и живут одной надеждой - что однажды дверь в волшебную страну для них снова откроется, и они вернутся домой.
Конечно, при словах "волшебная страна" все сразу представляют условный Лориэн или Нарнию, но - и в этом, собственно, и состоит главный фокус Макгвайр - ничего подобного. Волшебные страны, в которых жили герои, во-первых, все разные, а во-вторых, располагаются где-то в диапазоне от "странно" до "ужасно". Царство мертвых, страна гигантских разумных насекомых, сумрачный край, населенный вампирами (буквально как из "Империи вампиров")...
Однако для каждого из героев его мир стал (или всегда был - волшебные миры притягивают к себе тех, кто им подходит) домом - единственным и самым лучшим. Тоска по этому дому неизбывна, неутолима и иррациональна. И никакая родительская любовь, никакой комфорт и надежность нашего мира не способны заменить мальчикам и девочкам, когда-то прошедшим сквозь волшебную дверь, темные тихие чертоги или, напротив, царство веселого и злого абсурда, где им выпало жить.
Тут должен быть панчлайн (кажется, впрочем, это слово теперь запрещено на территории РФ вместе с другими заимствованиями) о тоске по родине, по утраченному миру - тоске, ставшей для многих из нас за прошедший год эмоциональной доминантой. Но, я думаю, эту несложную мысль вы достроите и без моей помощи.
Ну, а вторая вещь, которая показалась мне в романах Макгвайр стоящей внимания, это размышления о том, как же вредно детям жить ту жизнь, которую для них выдумали родители, и насколько этот вред неисцелим. Две героини "Вниз, сквозь ветки и кости" - сестры-близняшки, которых родители с рождения стараются воспитывать максимально по-разному. В одной видят чопорную и жеманную принцессу, другой уготована роль сорванца. И обе они так от этого строгого принудительного деления устают, что, попав в волшебную страну и освободившись от родительского гнета, выбирают себе роли максимально противоположные тем, что были им навязаны в родном мире - и, в сущности, такие же для них чужие, так же их сковывающие и ограничивающие. Бывшая принцесса становится безумным ученым, бывший сорванец - бледной и манерной ученицей вампира, наряженной в шелка. История повторяется, меняются только знаки, и стать собой в полной мере ни у одной из них не получается.
Повторюсь, книги Шеннон Макгвайр - это простые книги. По-своему милые, но без подлинных объема и глубины. Однако, как говорится every cloud has its silver lining - вот и у "В каждом сердце дверь" такой lining тоже имеется. Если, конечно, вы достаточно заинтересованны, чтобы его разглядеть.
Я была абсолютно счастлива на своем классическом отделении в РГГУ 1990-х, и только одна вещь не то, чтобы отравляла мою прекрасную жизнь античника, но несколько снижала градус счастья. Расписание наше было составлено так, что каждый день на первой паре у нас была латынь с Николаем Алексеевичем Федоровым, и из-за этого я не могла ходить на курс "История мировых религий", который читал Андрей Зубов и которым буквально бредили все мои сокурсники. Помню, что каждый вторник на перемене перед второй парой я видела их сияющие глаза, слушала взволнованный пересказ его лекций, видела в буфете самого Андрея Борисовича, осиянного студенческой любовью, неизменно и удивительно элегантного, и сердце мое точил червячок зависти.
В общем, сегодня Андрея Зубова - популярнейшего преподавателя, благородного человека и большого ученого - признали иностранным агентом люди, не достойные даже задать ему вопрос после лекции. Не достойные просто постоять с ним рядом. Абсурд захлестывает мир. Бирнамский лес уже вооружился и вовсю прет на Дунсинан.
А вот как выглядели новеллизации в лихие 90-е. Учитесь, что называется, салаги.
Читать полностью…
Молния!
Мы сдали в печать роман Ханьи Янагихары "До самого рая". Книга выйдет в начале марта.
Совсем скоро мы добавим на сайт предзаказ. Следите за новостями на https://www.corpus.ru/
Дорогие друзья, я никому не пишу с предложением дать мне денег или взаимного пиара. Пожалуйста, будьте осторожны, остерегайтесь мошенников.
Читать полностью…