47917
Канал Галины Юзефович о книгах и чтении Номер заявления о регистрации в РКН: 5007620042
Примерно миллион лет назад меня позвали на конференцию региональных библиотекарей России в прекрасном городе Брянске. Я ехала без особых ожиданий, но опыт оказался абсолютно незабываемым и каким-то, я бы сказала, жизнеобразующим. Каких только историй я там не наслушалась. И про библиотеку в Забайкалье, добраться до которой можно только по "зимнику", а главная проблема, что истопник может запить, отопление же в здании только печное, - три печки, самим библиотекаршам, пожилым женщинам, самим не справиться. И про библиотеку в Архангельской области - в селе закрылось единственное предприятие, взрослые пьют, а дети прибились к двум молоденьким библиотекршам в библиотеку, многие там практически живут, а библиотекарши им книжки вслух читают. С тех пор думая о российской глубинке, всегда представляю эдакую темную карту с разбросанными по ней огоньками - библиотеками.
В Удмуртском селе Русская Лоза, где живет 60 человек, библиотеку решили закрыть, несмотря на протесты местных жителей, для которых библиотека - единственный центр притяжения, ни одного другого общественного здания в деревне нет. Русско-лозинцы борются за то, чтобы библиотека у них все же была, но для этого им нужна помощь. Если вы готовы помочь им спасти свою библиотеку, то вот реквизиты:
Счет получателя 40817810068783526799
БИК банка 049401601
Имя получателя Чубукова Валентина Николаевна
Оставьте подпись к переводу: «Для библиотеки от читателей „7х7"»
А саму душераздирающую и героическую историю библиотеки в Русской Лозе и борьбы за нее можно прочесть в медиа "7х7" - прочтите, производит сильное впечатление.
Не то, чтобы я планировала ее читать, но Айзексон, конечно, выдающийся биограф. И про книжку столько разговоров, что можно только порадоваться тому, что она все же выйдет на русском.
/channel/Corpusbooks/1850
Совсем скоро в издательстве "Live Books" выйдет роман Шан Хьюз "Перл" в переводе Дарьи Ивановской. Это замечательный роман о детской утрате и о том, как из нее потом вырастает целая жизнь, о тонкой грани между волшебством и безумием и о том, что хорошо не станет, но может стать лучше. Я обязательно напишу об этой книге еще несколько раз подробно, попозже.
И вот в этом романе об исчезнувшей маме я вдруг нашла самое физиологически точное описание состояния, в котором пребывала целый год - начиная с 24 февраля и примерно до нынешней весны. Каждое утро в миг максимальной беззащитности между сном и явью я не помнила, где я и что происходит. В этот миг я не помнила ни о войне, ни о разрушенных городах, ни о разрушенной жизни. Я как будто бы проснулась за пять минут до будильника в собственной квартире, мне нужно собрать одного ребенка в школу, другого в университет, выпить кофе из любимой чашки, бежать куда-то по делам. А потом я все вспоминала - и на меня разом наваливалась боль.
Я боялась пробуждений, боялась этой боли, я мечтала, чтобы боль исчезла, и стыдилась этого желания как предательства. Внутри собственной головы я называла эти моменты "выпить ежедневную дозу яда" и ни с кем их не обсуждала, считая, что это какой-то мой собственный изъян, индивидуальный сбой программы.
А потом я прочла Шан Хьюз и поняла, что я не одна.
"Забыть — не самое страшное. Помнить — тоже. Самое страшное — это когда ты забыла, а потом вдруг вспоминаешь. Это ловушка. Ты забываешь на миг, на день, на неделю, на месяц — а когда вспоминаешь, это всегда происходит одинаково. Воспоминания вливаются в лимфатическую систему, и ты вспоминаешь боль. И какая-то часть тебя думает: может, с этой болью уже можно что-то сделать? Это предательство. Себя за такое ненавидишь".
Дружочки из "Букмейта" и "LiveBook" доверили мне начитать эту книгу для аудио, так что когда она выйдет (уже совсем скоро), вы услышите ее моим голосом. Когда дойдете до этого места, знайте - я говорю о себе.
Сейчас, кстати, я привыкла, и утро больше не застает меня врасплох. Я все помню и больше не забываю. И честно сказать, даже не знаю, что лучше.
Это святой Манвел из армянской рукописи XII века в Матенадеране. За прошедшие полтора года Армения была ко мне - ко многим тысячам людей, уехавших из России - добра как ни одна другая страна. И благодарность и любовь мои трудно выразить словами.
Нет конфликтов, в которых с одной стороны были бы сплошь демоны, а с другой - безгрешные овечки. Всё и всегда "не так однозначно". История Карабаха - сложная история. Но в тот момент, когда одна из сторон начинает бомбить мирный город, это становится неважно. И потому сегодня моё сердце - с Арменией и Арцахом. Дорогие мои друзья и подписчики из Армении, просто знайте - я с вами.
Иван Алексеев, Noize MC, объявленный в России иностранным агентом, на мой взгляд, один из важнейших российских поэтов сегодня - и парадоксальным образом один из самых для меня близких. А ещё он аномально много читает и очень классно о прочитанном думает и говорит. Мне было очень важно услышать, что Иван считает для себя ценным и нужным в нашей общей культуре, от которой он сегодня оказался временно, я надеюсь, и сугубо географически оторван. А ещё о том, как растить детей русскими читателями вне русской языковой среды.
https://youtu.be/IcHwOzG1Mxw?si=qptuprCNtdYlAhY7
Ну, и Сагалассос уж тоже покажу - просто потому что красиво.
Читать полностью…
Не все знают, что Николя Фламель, персонаж первой книги о приключениях Гарри Поттера (там он, если помните, выведен в качестве создателя философского камня), фигура вполне историческая. Он жил в XIV веке во Франции, был книготорговцем и алхимиком. Его дом (ну, или дом, построенный на месте того дома, в котором они с супругой жили) до сих пор можно наблюдать в Париже, на улице Монморанси.
Однажды в руки Фламелю попал странный манускрипт, написанный частично на греческом, частично на латыни, а частично на арамейском. С первыми двумя языками Фламель справился сам, а вот специалиста по арамейскому ему пришлось искать в Испании, поскольку во Франции живого еврея встретить было тогда затруднительно. Под видом паломничества к Сантъяго-де-Компостела Фламель посетил пару ученых талмудистов, с помощью которых сумел прочесть заветный манускрипт и обнаружить в нем инструкцию по изготовлению философского камня. Которой, разумеется, незамедлительно воспользовался.
Фламель действительно прожил достаточно долгую (особенно по тем временам) жизнь, однако по-настоящему интересным его существование становится, так сказать, post mortem. Начиная с XV века Фламеля периодически видят разные люди - кто-то встретился с ним в подземной мастерской в центре Парижа, кто-то столкнулся с ним во Французской опере, кто-то получил записку от его жены.
Одно из самых интересных свидетельств посмертной жизни Николя Фламеля оставил еще один мой любимчик - путешественник, ученый, авантюрист и мистик XVII века Поль Люка. Я познакомилась с Люка (нет, не лично, он, кажется, все же по правде умер), читая статью об античном Сагалассосе в Турции - одном из самых волшебных и зачарованных древних городов в мире, руины которого первым из европейцев обнаружил, описал и атрибутировал Поль Люка. Мы провели в заснеженном Сагалассосе последние довоенные выходные, поэтому, как вы понимаете, он занимает в моем сердце особое место - но это к делу не относится.
Так вот, Поль Люка в своих мемуарах описал диковинную встречу с двумя путешественниками, которые клялись, что буквально за пару недель до этого расстались с Николя Фламелем и его женой в Индии. По их утверждениям, Фламели чувствовали себя превосходно, выглядели молодо и свежо, а собственную смерть они инсценировали для того, чтобы сбежать из Парижа, не привлекая внимания инквизиции.
Тут, пожалуй, будет уместно заметить, что в путешествиях по Турции, Египту и Ближнему Востоку компанию Полю Люка составлял сириец-маронит по имени Ханна Дияб. Дияб явно был абсолютно очарован Люка и позднее описывал его как человека не только ученого и бесстрашного, но и сведущего в магии. Так что, возможно, друзья Фламелей тоже были люди непростые и встретились на пути Люка неслучайно.
Ну, а про этого самого Дияба в свою очередь нужно знать следующее: именно с его слов французский архивариус и филолог Антуан Галлан уже в начале XVIII века записал большую часть сказок "Тысячи и одной ночи", положив тем самым начало европейской арабистике.
Конечно же, жемчужиной рукописи Галлана стали две самые известные сказки - про Алладина, а также про Алибабу и сорок разбойников. Тонкий нюанс состоит в том, что ни в одном из арабских первоисточников этих сказок нет, так что вероятно Ханна Дияб их просто придумал.
Думала просто рассказать вам про Фламеля, а получилась очередная моя история с множеством имен собственных, без морали и даже без красивой завитушки на конце, но я почему-то не могла ею с вами не поделиться.
Дорогие берлинцы и сочувствующие, 16го сентября у вас с лекцией любимая подруга и иноагент, антрополог Александра Архипова. Приходите!
/channel/anthro_fun/2407
Ну, и последняя (честно - завтра начну рассказывать обо всем на курсе и перестану истязать вас мальчиком-волшебником) история про Гарри - вернее, не столько про него самого, сколько про его эээ... ниспровергателей.
/channel/stradarium1/559
Алексей Поляринов замечательно пишет об "Осени в Санкт-Петербурге" Дж. М. Кутзее. Позанудствую еще немножко - нашла в самой книге мелкий фактологический заусенец: у Кутзее там в 60-е годы XIX века в России девочки из простых семей в обязательном порядке ходят в школу. Но вообще роман отличный - и как раз недавно вышел в издательстве "Дом историй" после долгого перерыва.
/channel/Polyarinov/342
Всё, что вы не хотели знать о новом учебнике истории для старшеклассников.
https://www.kommersant.ru/doc/6187400?from=glavnoe_2
Ещё один замечательный (и, как мне кажется, очень недооцененный) писатель в списке иноагентов - Олег Радзинский. Не буду давать ссылки, но писала в "Медузе" о его романах "Агафонкин и время" и "Боги и лишние" (изобретательных, сложно устроенных, умных и очень красивых) и мемуары "Случайные жизни" - интереснейшая рефлексия диссидентского опыта. Выходили в издательстве "Corpus" - берите, не пожалеете.
Читать полностью…
Александра Яковлева. Иная. Букмейт, 2023.
Когда-то давно я внутри своей головы разделила все книги на «сделанные» и «боговдохновленные», или, если угодно, написанные головой и написанные сердцем (на самом деле, какой-то другой частью писательской личности, но пусть для простоты будет сердце). Понятно, что деление это условное: если книга писалась сердцем совсем уж без применения головы, читать ее невозможно (кто первый скажет слово «автофикшн»?). А в хороших книгах, написанных головою, нет-нет да и прорвется сердце. Самый характерный пример такого рода – Борис Акунин. Хоть я и не поклонник его позднейшего творчества, первые романы фандоринского цикла я считаю важнейшей вехой в истории постсоветской литературы – и вот в них рациональная «сделанность» гармонично уравновешивается какой-то милой избыточностью в том, что касается языка, антуража и героев.
Есть мнение, что «сделанная» книга – это всегда легко, но так, на мой взгляд, думают только те, кто никогда не пытался ничего «сделать». Свою «Иную» Александра Яковлева, думаю, скорее «сделала», чем родила в творческих муках, но буквально десяти страниц достаточно, чтобы понять, как же это классно и умно сделано, сколько там труда, фантазии, кругозора и просто умения аккуратно распутывать сюжетные петли.
1940 год, девушка Аня, в прошлом Анники, живет в Ленинграде со своим братом, работает швеей и скрывает тягостную тайну – стоит ей всерьез разволноваться и утратить контроль, как голос ее превращается в мощнейшее оружие, своего рода акустическую бомбу. Очередной Анин «срыв» приводит к драматическим последствиям: девушкой и ее даром начинают не по-доброму интересоваться советские спецслужбы, а параллельно с этим о ее существовании узнают оккультисты из нацистского Аненербе…
У романа есть стройный, стремительный сюжет, но по дороге Яковлева проявляет редкую по нынешним убористым временам писательскую щедрость. Наряду с Аней-Анникой и двумя не то ангелами, не то демонами, спорящими за ее душу – немецким магом-гипнотизером и советским офицером со странной резистентностью к его магии – писательница населяет роман еще добрым десятком выпуклых персонажей, далеко выходящих за рамки жесткой сюжетной необходимости. Здесь есть и еврейский мальчик-шахматист, и женщина-ученый (сегодня мы бы назвали ее психологом), и ассистентка немецкого мага со сложной душевной организацией, и много кто еще. В «Иной» есть и элегантные флешбэки, из которых мы узнаем, как же Аня с братом оказались там, где оказались, и любовно выписанные локации – то нищая карельская деревушка, то сумрачный немецкий замок, то подземелье тайного советского института… И в этих излишествах, в этих не обязательных, казалось бы, для крепкой жанровой прозы деталях проступает в тексте Яковлевой то самое «сердце» - то самое теплое писательское дыхание, способное сбалансировать холодноватый рассчет «головы».
Возвращаясь к метафоре «сделанности», нужно отметить, что, в общем, понятно, из чего «сделана» «Иная». Это и Стивен Кинг (больше всего в романе Яковлевой от «Кэрри», «Воспламеняющей взглядом» и «Института»), и «Люди Х» со всеми их сиквелами и вбоквелами, и Анна Старобинец (в блербе на обложку я вспомнила ее «Лисьи Броды», но, пожалуй, с «Первым отрядом» сходства больше), и даже Дмитрий Быков – последняя сцена «Иной», в которой герои узнают о начале войны, почти буквально повторяет финал «Июня». Однако ориентируясь на все вышеперечисленное, Александра Яковлева ухитряется нигде не впасть в грех копирования: опираясь на великих (окей, выдающихся), она строит нечто собственное, характерное и многообещающее.
Я не совсем разобралась, но кажется, «Иная» - часть большой вселенной, с комиксами, блэкджеком и группой «АИГЕЛ». Я к таким вещам отношусь настороженно – помним мы все эти «Вселенные «Метро 2033» и «Этногенезы», добра от них не жди. Может, дальше и правда пойдет какой-то коммерческий продукт, но пока прямо хорошо. Ну, и вспомним еще разок тот же «Первый отряд» Старобинец – часть франшизы, конечно, но какая книжка.
#книга_недели
Для очередной лекции про Гарри Поттера в "Страдариуме" перечитала книгу Лоры Томпсон "Представьте шесть девочек", рассказывающую о легендарных сестрах Митфорд - светских красавицах, сумасбродках и аристократках эпохи между мировыми войнами. Меня интересовали фрагменты, касающиеся самой красивой из шести сестер, Дианы Митфорд, и ее мужа, главного английского фашиста Освальда Мосли (книга выходила в "Фантоме" несколько лет назад, а я писала о ней в "Медузе"). Нашла там замечательную цитату - когда-то делилась ею в фейсбуке, а потом забыла и вот снова вспомнила.
Писатель и критик Клайв Джеймс писал, что Мосли “любил Британию и ждал, пока она его призовет, не понимая, что главная причина любить Британию в том и заключается, что она не станет призывать ни его, ни кого-либо в его духе”.
Вот ведь как оно интересно работает. Думаю, что ж сегодня так плохо-то, вроде бы, ничего не случилось, и вчера было норм. А потом вдруг вспоминаю, что сегодня годовщина мобилизации и присоединения. Точка невозврата, после которой не то, что хорошо, а вообще хоть как-нибудь приемлемо стать уже не могло.
Читать полностью…
С начала войны многие ищут книги, которые как-то бы концептуализировали, осмысляли или на худой конец иллюстрировали происходящее с нами. Но почему-то никто не вспоминает книгу, которую я вспоминаю в этом контексте чаще всего - художественную и, как мне кажется, очень у нас недооцененную. Я говорю о "Падении Стоуна" Йена Пирса.
Йену Пирсу как писателю не повезло (ну, или сам виноват, тут как посмотреть) - он фактически раздвоился, распался на двух писателей, и один - посредственный - подмял под себя другого, выдающегося. Похожая история произошла с шотландцем Йэном Бэнксом - под этим именем он публиковал нежанровые книги (например, знаменитую "Осиную фабрику"), а если между "Йэном" и "Бэнксом" на обложке возникал инициал "М.", это сигнализировало читателю, что внутри - научная фантастика. Но все все равно путались.
Но вернемся к Пирсу. Он не предпринял даже этого нехитрого шага (добавить второй инициал), и как результат сам себе изрядно испортил репутацию. Есть Йен Пирс - автор утомительно-суетливых арт-детективов, в которых пара анти-харизматичных героев бесконечно гоняется по Италии за какими-то подделками под Леонардо (или, напротив, за настоящим Леонардо, поверх которого нехорошие люди нарисовали, ну, допустим, солнечный круг, небо вокруг). А есть Йен Пирс - автор "Перста указующего", "Сна Сципиона" (абсолютного сияющего шедевра) и вот как раз "Падения Стоуна".
Действие романа стартует в 1909 году, когда собственно Стоун - парвеню, нувориш и новоиспеченный лорд - странным образом выпадает из окна своего кабинета. То ли самоубийство, то ли несчастный случай, но дело не в этом - в завещании Стоуна указан внебрачный ребенок, о котором никто - в том числе безутешная вдова погибшего - ничего не слышал. И ребенка этого хорошо бы найти. История стартует как детектив, потом закладывает изящную петлю и переносит читателя на двадцать лет в прошлое, превращаясь в шпионский роман, сдвигается еще немного назад по временной оси и оборачивается "историей успеха", и, наконец, выносит нас в начало 1950-х, к красивой и поэтичной концовке, сводящей воедино все повествовательные слои, жанры и эпохи.
Это очень, очень хороший роман - сложно устроенный, умный, увлекательный и вместе с тем очень человечный, но я бы хотела отметить в нем другое. Вообще-то это роман о том, как весь мир вдруг, по большей части не отдавая себе в этом отчета, начинает работать на войну. Как за десятки лет до коллапса какие-то невидимые шестеренки вдруг приходят в движение и принимаются раскручивать маховик грядущей войны. Все начинается, как всегда, с денег, потом как бы сами собой, без единой направляющей воли, включаются спецслужбы, дипломатия, промышленность - и вроде бы никто войны на самом деле не хочет, но каждый по мере сил прокручивает колесики, огромная слепая махина со скрипом меняет курс и, понемногу разгоняясь, устремляется к точке невозврата.
Сегодня, когда я смотрю на то, как по всему миру, в самых разных его уголках вдруг выходят на поверхность силы, казалось бы, давно не уснувшие даже, а умершие, и начинают крутить маховики войны, я вспоминаю роман Йена Пирса. Прочитайте - он отличный и при всей своей горечи какой-то просветляющий.
Отвели с иноагентом Екатериной Михайловной душеньку, перемыли кости Боэцию, Джейн Остин, сёстрам Бронте и Дороти Сэйерс, заодно и чаю выпили. Записи, увы, нет, но впечатления незабываемые - вон и политологу Александру Баунову (на последнем фото в розовой рубашечке) весело. Договорились ещё где-нибудь в ближайшее время повторить, а то тема "Грозового перевала" осталась не раскрыта.
Читать полностью…
Ну, обложка как всегда. Впрочем, по сравнению с Transhumanism. Inc. вполне себе ничего (впрочем, это можно сказать о чем угодно). В продаже, говорят, через две недели, поштучно на ЛитРес, в подписке на Букмейте.
Читать полностью…
Людмила Улицкая в последнее время очень редко появляется на публике - даже виртуально. И вот 24 сентября она согласилась почитать в зуме вслух что-нибудь, чего душа попросит, для того, чтобы помочь фонду "Продвижение". Фонд этот помогает людям, передвигающимся на колясках в России, и если кто-то из вас видел наши пандусы, то вы понимаете, как это важно. Купить билеты можно здесь, все вырученные средства пойдут подопечным фонда.
Обратите внимание - российский фонд не имеет права и технической возможности принимать платежи с не российских карточек. Но купить билет с иностранной карточки можно - для этого нужно написать на номер +79254561937, там подскажут, как это сделать.
Только написала пост, как тут же Наташа Витько прислала свои прошлогодние фоточки из Парижа - вот, собственно, тот самый дом Николя Фламеля на улице Монморанси (ну, или дом, стоявший на месте его дома)
Читать полностью…
А вот так выглядел Фламель. Согласитесь, интересный у мужчины взгляд.
Читать полностью…
Что ж - значит, "Путешествие в Элевсин". Звучит оптимистичненько. Ну-ну, ужо почитаем.
Стали известны подробности новой книги Виктора Пелевина.
«Эксмо» объявляет название и дату выхода новой книги Виктора Пелевина. Роман будет называться «Путешествие в Элевсин» и появится во всех книжных магазинах страны уже 29 сентября. Традиционно продажи стартуют в единое время – 20:23 по Москве. Одновременно с печатной книгой произведение будет доступно в аудио и электронной версии в формате поштучной покупки книги в книжном сервисе Литрес и в формате подписки в Букмейте
Впервые книга Пелевина станет доступна по подписке одновременно с выходом печатной и электронной версий.
Не все знают, но чуть ли не главный вопрос прикладного поттероведения - что же случилось с родителями Гермионы. Одна из самых щемящих сцен в заключительной книге - это когда Гермиона, отправляясь на поиски крестражей вместе с Гарри и Роном, накладывает на своих родителей чары забвения, чтобы избавить их от тоски и боли в том случае, если с дочерью что-то случится.
Фанаты годами ломают копья, пытаясь выяснить, что же случилось после победы на Вольдемортом - смогла ли магия вернуть мистеру и миссис Грейнджер память, или уж если obliviate, значит, obliviate, ничего не попишешь. С одной стороны, в интервью сама Роулинг говорит, что, конечно же, родители вспомнят Гермиону и все будет хорошо. С другой - всем нам памятен случай Гильдероя Локхарта (в русском переводе Златопуст Локонс), которому чары забвения в финале второй книги сбросили память до заводских настроек. Вообще, чары забвения и их применение - сложная тема у Роулинг, есть о чем поговорить и подумать.
Завтра стартует мой курс по "Гарри Поттеру" в лектории "Страдариум" - будем говорить как раз о том, что в книгах Джоан Роулинг баг, а что - фича, и как увидеть в нашем любимом семинижии концептуально и композиционно целостное высказывание. Присоединяйтесь - завтра первая лекция, а потом еще четыре!
https://stradarium.ru/harrypotter
Посмотрела фильм Андрея Смирнова "За нас с вами" (хорошее кино, хотя как буквоед и зануда не могу не отметить, что со сценарием, как во всех уже, по-моему, современных российских фильмах, не все в порядке) и теперь не могу прекратить думать одну дурацкую мысль. В кадре на мгновение мелькает обложка книги, которую читает мать героини - и это "Возвращение в Брайдсхед" Ивлина Во на английском языке. Как роман, вышедший в Англии в 1945 году, попал в интеллигентную московскую семью в 1952-м? Мы, конечно, помним, что кое-какие иностранные книги в СССР просачивались сквозь железный занавес, но все же уже в 60-е и 70-е годы и, думаю, не так быстро. А тут практически новинка - и в столичной коммуналке... Загадка, право слово.
(Да, я в курсе, что это такое немножко "что ты видала при дворе? - видала мышку на ковре", но что поделаешь, профдеформация такая профдеформация)
Должна была с утра пораньше выступать на гаражной книжной распродаже в любимом книжном магазине "Переплёт" в Иркутске, рассказывать, как цензура боролась с литературой в античности и в новое время. Но в Иркутске ливень, гаражка пройдет завтра и, увы, без меня (лечу весь день в самолёте, но если кто в Иркутске - приходите обязательно!), поэтому с утра маюсь бездельем. Вот решила составить реестр список писателей иностранных агентов.
Конечно, писатель - понятие относительное, книги выходили и у Виктора Шендеровича, и у Александры Архиповой, и у Антона Долина, и у очень многих других. Но я решила собрать в столбик писателей в узко терминологическом смысле - тех, кого мы знаем в первую очередь (а иногда и исключительно) по книгам. Итак, поехали:
Дмитрий Быков
Дмитрий Глуховский
Михаил Зыгарь
Дарья Серенко
Елена Малисова
Катерина Сильванова
Татьяна Сотникова (Анна Берсенева)
Линор Горалик
Кира Ярмыш
Олег Радзинский
Боюсь, что still counting. Всем фигурантам списка - моя поддержка и сочувствие.
Я подписана в запрещенной соцсети с картинками на один аккаунт, в котором постят фоточки 70-х годов - непарадные портреты тогдашних знаменитостей (наших и не наших), уличные сценки, фотографии из семейных фотоальбомов, интерьеры. И у меня прямо сердце сжимается от умиления и вот этого дурацкого чувства "хочу туда" - назад, к этим, как выразился Джонатан Франзен в интервью, взятом мной год назад для запрещенного ныне медиа, немыслимо ужасным прическам, некрасивой одежде, уродливой обуви. К прощанию с иллюзиями и усталому похмелью после восторгов 60-х - но вместе с тем к скучноватой уверенности в том, что все как есть, так и будет, и это, в общем, неплохо. К скудному и привычному быту, к автономии частной жизни. К дурацким клешам, рубашкам в облипочку и мини-юбкам. К узкому, но по-своему уютному и обустроенному пространству дозволенного, к "воображаемому Западу", который гораздо лучше настоящего, к возможности повернуться к власти спиной.
Я вижу, что тесно, я помню, что прочно, как поет певица-иноагент Земфира - кажется, по другому поводу, но на самом деле о том же самом.
70-е - мое преддетство, я их и не помню совсем, они кончились, когда мне было 4 года, а по факту еще немного раньше - с началом войны в Афганистане. И тем не менее именно 70-е (а не куда лучше мне известные 80-е или веселые и страшные 90-е, время моей лучезарной юности), вызывают у меня жгучую и не до конца мне самой понятную ностальгию.
Поэтому я отчасти могу понять чувства тех людей в нашей власти, которые хотят эту атмосферу воссоздать, которых туда неудержимо тянет. Но в моем случае тоска по 70-м - это тоска по невозвратному, по тому, чего никогда больше не будет. Они же, похоже, правда верят, что время обратимо и если как следует постараться, можно найти ту самую заветную дверь в лето в 70-е. И это, согласитесь, большая разница.
Издательство "Corpus" выложило еще небольшой кусочек из романа Вьет Тхань Нгуена "Преданный" в переводе Анастасии Завозовой. Помню, как прочла этот фрагмент (он там в самом начале) два года назад в самолете - и влюбилась. Очень жду выхода, чтобы скорее обсудить его со всеми.
(и обратите внимание на то, как классно в переводе передана аллитерация и вообще музыка текста)
/channel/Corpusbooks/1832