47917
Канал Галины Юзефович о книгах и чтении Номер заявления о регистрации в РКН: 5007620042
Мыла посуду, мурлыкала под нос древнюю песню группы "Наутилус Помпилиус" "Гудбай, Америка", которую всегда про себя называю "Прощание последнего советского поколения с воображаемым Западом", и подумала в очередной раз о пресловутой "отмене культуры" и советском культурном каноне.
Время от времени натыкаюсь в каналах культурных турбо-патриотов на рассуждения о том, что вот, мол, недалекие люди на Западе отменяют все русское, а мы - нет, мы не таковы. Мы с радостью принимаем и бережно сохраняем лучшие образцы зарубежной культуры и продолжим в том же духе, потому что мы умные, а они не очень. И далее часто идут перечни того, что предлагается оставить и апроприировать (иногда даже прямо отнять у Запада, который измельчал и своих прежних шедевров не достоин) - Шекспир (ну, это понятно), Моцарт, Диккенс, Флобер, Фолкнер, Хемингуэй, Томас Манн, Сэлинджер, художники-импрессионисты, Феллини и так далее. И никогда не Эгон Шиле, например, не Хью Уистан Оден, не Ларс фон Триер, не Ротко. Не кто-то из больших и серьезных современных писателей - Франзен, Барнс, Исигуро, Уэльбек, Зебальд...
Простой (и неверный) вариант ответа на вопрос, почему так, звучит "да они просто невежественные, эти ваши турбо-патриоты, и никого не знают, кого в школе не проходили". Это совершенно точно не так: пожалуй, средний культурный уровень условного либерала чуть выше, но не думаю, чтобы это был прямо определяющий фактор.
Нет, дело, как мне кажется, в другом. В списке апроприируемого и подлежащего любовному сохранению западного наследия почти всегда оказывается то, что составляло доступный советскому человеку западный канон - те произведения зарубежной литературы, музыки, изобразительного искусства, кинематографа, которые считались (или во всяком случае могли считаться) приемлемыми для советского человека. Которые, в сущности, и воплощали для нас тот самый недосягаемый мифический Запад - упрощенный неполный, но при этом притягательный и, будем честны, во многом превосходящий свой сложный и противоречивый оригинал.
Иными словами, сегодняшнее желание "сохранить" в рамках нашей культуры нужное, и при этом отбраковать нежеланное, спорное, раздражающее из мира западной культуры, сродни желанию заложить настоящее окно кирпичом, а на его место наклеить красивую чистенькую картинку. Опять, как в советские времена, заменить реальный Запад ностальгическим и прекрасным Западом воображаемым. Уйти от неприятной современности в привычное, проверенное прошлое, где благородные герои Ремарка глушат кальвадос (кстати, что это?) стаканами прямо с утра, Д'Артаньяну всегда восемнадцать, а под песни Карела Готта так приятно кружиться в танце по паркету городского Дома культуры.
При наличии интернета такая модель работает плохо, конечно, реальность так и ломится сквозь кирпич, но что-то в этом обреченном порыве назад - в то, что Гумилев назвал бы "золотым вчера" - есть трогательное и щемящее. Вернее, могло бы быть - не будь это страстное и даже отчасти понятное стремление сопряжено с произволом, цензурой и насилием.
А, нет - коллеги пишут, что все же административка и мелкое хулиганство. Крепко, похоже, Хинштейна забрало.
Читать полностью…
Интересно, как это. У нас же, вроде, за пропаганду административка. Или если по запросу Хинштейна, это меняет дело?
Читать полностью…
Первой художественной книгой, начатой в 2023 году стали "Бронепароходы" Алексея Иванова, которые выйдут по прогнозам издателей в конце января (до этого прочла немного нон-фикшна и дочитала, наконец, перевод Боланьо, в котором надолго застряла на очень болезненном и неприятном куске в последней трети).
У меня разные и сложные чувства к прозе Иванова: есть у него вещи, которые я люблю по-настоящему, безусловно - как мало что из современного российского ("Сердце пармы", "Золото бунта", "Блуда и МУДО"), есть те, к которым равнодушна ("Географ глобус пропил", "Тени тевтонов"), есть те, которые выраженно не люблю и по поводу которых даже слегка негодую ("Псоглавцы", "Комьюнити", "Пищеблок").
Пока (после ста страниц) не могу уверенно сказать, к какой категории отнести "Бронепароходы". Но совершенно точно это книга, с которой я буду счастлива во время прочтения - какую-то магию Иванов определенно умеет, его текст захватывает тебя и держит, даже если по завершении вдруг обращается в тыкву.
Расскажу в медиа-иноагенте на следующей неделе, ожидайте. Надеюсь, что тыквы не будет.
Горячо согласна. Так - работает, а "Молодую гвардию" сами почитайте, если так хочется.
Читать полностью…
Помню, Короленко описывал в "Истории моего современника" как, будучи сослан в самую глушь Вятской губернии, в Березовские Починки, познакомился там с местным священником из черемисов (марийцев). Так вот, тот, когда был трезв, худо-бедно справлялся с церковными службами и требами. А напившись, с кадилом шёл в священную рощу и там, покачиваясь, горланил псалмы перед родительскими берёзками. Традиционные ценности, ничего с ними не поделаешь.
Читать полностью…
Ужасно жаль. Почему-то вчера весь день вспоминала, как мы с ним вместе ехали в поезде в Киев, году в 2006, и полночи простояли в коридоре - говорили о литературе, конечно, о чем ещё. Очень сочувствую друзьям и родным.
Читать полностью…
По самой распространённой версии, сегодня день рожденья Шерлока Холмса. По этому поводу давний мой текст, его здесь многие не читали.
В финале новеллы "Тайна Боскомской долины", выслушав несчастного старика Тёрнера, мистер Холмс замечает, что его подписанные показания вряд ли придётся использовать в суде, а потом произносит ещё кое-что.
“God help us!” said Holmes after a long silence. “Why does fate play such tricks with poor, helpless worms? I never hear of such a case as this that I do not think of Baxter’s words, and say, ‘There, but for the grace of God, goes Sherlock Holmes.’”
Этому фрагменту в наших переводах не везло.
У Войтинской (перевод 1946 года) он звучит так:
— Бедные мы, бедные! — после долгой паузы воскликнул Холмс. — Почему судьба играет такими жалкими, беспомощными созданиями, как мы?
В классическом переводе Майи Бессараб (1956), который мы все читали в детстве, последнее предложение не выброшено, но лучше бы было:
— Да поможет нам бог! — после долгой паузы проговорил Холмс — Зачем судьба играет нами, жалкими, беспомощными созданиями? Когда мне приходится слышать что-нибудь подобное, я всегда вспоминаю слова Бейкстера и говорю: "Вот идёт Шерлок Холмс, хранимый милосердием господа бога".
У Ирины Дорониной (2005) цитата ближе к истине, но без промахов тоже не обошлось:
— Да поможет нам Бог! — воскликнул Холмс после долгой паузы. — Почему судьба так жестоко играет жалкими беспомощными червями, подобными нам всем? Никогда не слышал ничего более душераздирающего, и мне остаётся лишь, перефразируя Бакстера, сказать: "Если бы не милость Божия, шёл бы так и Шерлок Холмс".
Новые переводы, которых предостаточно, в сети не вдруг найдёшь, надеюсь, там всё в порядке. У Дойла, в общем, сказано следующее:
— Помоги нам, боже! — сказал Холмс, помолчав. — Для чего только судьба учиняет такое над бедными беспомощными червями? Всякий раз, услышав о подобном деле, я невольно вспоминаю слова Бакстера и говорю: "С ними, кабы не милость божья, идти и Шерлоку Холмсу".
Мистер Холмс вспоминает расхожую историю о благочестивом человеке, который, увидев преступников, ведомых на виселицу, произнёс: "Кабы не милость Божья, идти бы с ними и мне".
Чаще всего эти слова приписывают проповеднику Джону Брэдфорду, протестантскому мученику, сожжённому на костре 1 июля 1555 года, но впервые о том, что он говорил нечто подобное, упоминается лишь в публикации 1818 года. Согласно книге 1848 года, эту фразу якобы произнёс английский священник XVIII столетия Джон Ньютон — он ещё написал гимн Amazing Grace, но это так, к слову. Бакстер, на которого ссылается Холмс, это Ричард Бакстер, пуританский богослов и проповедник XVII века, который и в тюрьме за свои убеждения посидел, и перед Кромвелем с проповедью выступил.
Но дело, собственно, не в том, кто именно произнёс эти слова. Дело в том, что мистер Холмс, глядя на человека в той стадии отчаяния, которая заставляет пойти на убийство, понимает: неколебимых мало. Одним милосердием Провидения мы хранимы от зла, а вовсе не нашими безупречными принципами и общей образцовой добродетельностью в мирное время.
Холодный, рациональный, человек-машина, чуждый всякой эмоции... что там ещё про него говорят обычно, про скрипача нашего? А, да, не знает, что Земля вокруг Солнца вращается, как я могла забыть!..
Вот и по "Обряду дома Месгрейвов" сразу понятно: не знает.
Внезапно поняла, что, конечно, и повесть Ольги Славниковой "Бессмертный", и фильм "Гудбай, Ленин!" восходят к единому сюжетному инварианту - главе "Последыш" в "Кому на Руси жить хорошо".
В "Бессмертном" Славниковой уже после распада СССР родные, боясь травмировать давно парализованного "персонального пенсионера" и потерять таким образом его "персональную пенсию", разыгрывают для него якобы продолжающуюся за пределами квартиры советскую жизнь.
В "Гудбай, Ленин!" то же самое проделывает сын властной коммунистки-пенсионерки из ГДР. Он обманывает престарелую мать, создавая иллюзию неизменности социалистического уклада, в то время как в действительности Германия уже давно едина, а о социализме все и думать забыли.
Ну, и "Последыш" Некрасова, в котором и наследники, и крестьяне разыгрывают для старого помещика крупномасштабный спектакль о как будто бы длящемся в России крепостном праве, - ровно тот же сюжет.
Можно вспомнить еще, конечно, "Шоу Трумана", но там все же речь идет о более глобальной инсценировке. А вот именно поддержание видимости ушедшей эпохи ради того, чтобы не встревожить старика, - это, кажется, некрасовское ноу-хау.
Начала читать расхваленный роман Cloisters Кэти Хейз, про который Guardian пишет, что буквально новая Донна Тартт народилась. Очень хотелось чего-то плотного и настоящего, с музыкой текста и при этом с историей. Ну, в общем, точно не Донна Тартт - возможно, нормальный крепкий романчик там со временем и соберётся, но я этого, боюсь, так и не узнаю. И как-то с прискорбием отмечу, что мы вот на русскую современную литературу жалуемся, а в англоязычной, меж тем, такого вот приличного, добротного литературного евроремонта в последнее время всё больше, а Донн Тартт всё меньше.
Ну, или, просто у меня кризис профессиональной идентичности, ощущение распада и умирания всего, что было мне ценно, и вообще старость. Это, кстати, весьма вероятно.
Не верю в возможность перемирия и отдельно не верю в искренность и добрые намерения авторов, так сказать, идеи. Но внезапно мысль о том, что сутки просто никого не будут убивать, показалась мне неотразимо, почти болезненно притягательной. Такая простая, органическая вещь - всего-то сутки без убийств и обстрелов - вдруг представляется какой-то сказочной, недостижимой фата-морганой. Странные времена, прОклятый год.
Читать полностью…
История как бы про литературу, а на самом деле про преимущество виртуального перед реальным.
Читать полностью…
Я всё время думаю, что если бы я выбрала эту жизнь, если бы я её хотела, если бы не постоянная фоновая боль из-за войны, уходящий год мог бы быть офигенным. В нём было много моря и тепла (больше, чем когда-либо в моей жизни), много родных, друзей и близких, ставших ещё ближе и роднее, хотя казалось бы, куда уж. Очень много пронзительной, окончательной и какой-то спасительной ясности. Много - бесконечно много - впечатлений. Много перемен.
Но вот Новый год мы встречаем как всегда - на новом месте, но с самыми старыми, самыми близкими друзьями. С ёлкой, с "Щелкунчиком", оливье, мандаринами и тем же новогодним печеньем, что и год, два, три года назад. Держимся за это всё в мире, где, казалось бы, ничто не осталось по-прежнему.
Спасибо всем, кто был в этом году рядом - реально, виртуально, мыслями. Спасибо тем, в ком не ошиблась, и тем, кто не ошибся во мне. Пусть Новый год будет хоть немного лучше уходящего - кажется, это довольно скромная, умеренно амбициозная надежда. Всех обнимаю - и самые нежные новогодние пожелания от всей нашей семьи.
Мира нам всем, свободы и справедливости поскорее. И снова жить ту жизнь, которую мы сами хотим. Сами выбираем.
Книга, которую я очень, очень жду. Предзаказ уже открыт!
Читать полностью…
А вот и собственно подкаст, посвященный "Снежной королеве" - последний в этом году, очень утешительный, как мне кажется. Не переключайтесь - год заканчивается, но сезон нет, будет еще два выпуска!
https://meduza.io/episodes/2022/12/30/v-kontse-takogo-goda-osobenno-hochetsya-skazki-sovetuem-perechitat-snezhnuyu-korolevu-i-rasskazyvaem-chem-andersen-mozhet-uteshit-nas-segodnya
💜Хинштейн взялся за Popcorn Books.
Ему не понравилось, что недавно они на своем сайте украсили обложки пару книг 29 статьей «Гарантирующей свободу слова и цензуры». Хинштейн посчитал это брошенным вызовом власти.
Посмотреть на те самые обложки - *тык*
⚡️В отношении издательства «Попкорн букс» возбуждено уголовное дело за пропаганду ЛГБТ по запросу Хинштейна.
Читать полностью…
Вчера обсуждали с близкой подругой внезапно обрушившееся на нас ощущение старости. Не физической, нет, и даже не ментальной - а какого-то избытка жизни за плечами, чувства, что слишком много всего разного помнишь.
Подумала, что в моем частном случае это, наверное, связано с ощущением слома эпох. Как ни крути, а прежняя жизнь - со всеми ее недостатками и достоинствами (сейчас особенно очевидными) закончилась. И та жизнь, которая началась год назад, на моей памяти уже четвертая - и это еще если по-крупному считать, без тонких градаций.
Я успела пожить в Советском Союзе, я была и октябренком и полный срок пионеркой. Стояла в почётном карауле у памятника Ленину на площади Ленина в городе Тбилиси, участвовала в конкурсе строя и песни в 83-й школе Заводского района. Только к комсомолу опоздала, и то, помню, обсуждалось, имеет ли смысл в него вступать для поступления в университет или уже не обязательно (я рискнула и не вступила, а многие мои одноклассники еще да - кажется, это был последний такой год).
Я прожила 90-е еще юной, но уже вполне осознанной - работала с 15 лет, ночами мыла полы, все лето копила деньги на зимние ботинки, пытаясь (не всегда успешно) обогнать инфляцию, ходила с газовым баллончиком в кармане, училась, боялась, была счастлива. Готовилась к занятиям в университете, читала только бумажные книжки, учила стихи наизусть, чтобы всегда были с собой.
Потом была долгая-долгая путинская стабильность - дети, карьера, ипотека, так называемая "взрослая жизнь".
Трижды тонул, дважды бывал распорот, короче.
И вот теперь опять все сломалось, и новый мир, и какая-то новая (предположительно) я. А все эти прежние жизни - они по-прежнему во мне, и кажется, что еще одну туда уже просто не засунуть. Я знаю, кожа пластична - растянется, но пока так. Видимо, от этого и старость.
Давеча радовался за немецких подростков, которым выдадут 200€ через KulturPass, в том числе на книжки, и приводил в пример Италию и госпрограмму 18App. А тут как раз новости. Во-первых, итальянскую программу поддержки продлевают на следующий год. И там не 200, а 500€. При этом итальянские подростки потратили на книги в прошлом году не просто больше половины, а 80%. То есть издатели и продацы получили 233 х 0.8 = 186 млн €. Пришедшие к власти правые, впрочем, собрались скорректировать программу — выплачивать ваучер только малообеспеченным, а также тем, кто хорошо сдал выпускные экзамены.
В любом случае, мне кажется, примерно так выглядит «государственная поддержка чтения» у здоровых людей. Но пытаться всунуть в голову детям изъеденные червями советские романы, конечно, дешевле.
https://publishingperspectives.com/2023/01/rome-retains-italys-18app-for-2023-changes-to-come-in-2024/
Губернатор Мурманской области Чибис сообщил, что на Рождество участвовал в шаманском обряде. Просил победу.
Читать полностью…
От последствий ковида скончался писатель Алексей Слаповский.
Читать полностью…
Какие страшные фотографии Путина с Рождественской службы. Сразу и "Сто лет одиночества", и "Осень патриарха". Бесконечно одинокий, старый человек, в котором не осталось почти ничего человеческого. Мёртвая бесплотная тень, из-за последнего порога скорбящая о живых, которых ему, как он убежден, придётся убить ради ещё не родившихся.
Читать полностью…
(Продолжаю читать Баунова) А ведь в эту компанию определённо просится португальский диктатор Салазар! Последние два года своей жизни он, почти парализованный и выживший из ума, провёл в твёрдом убеждении, что продолжает управлять страной, что всё идёт, как прежде, и даже богомерзкие америкашки не высаживались на Луну. Иммерсивный спектакль полуживому тирану обеспечивали его собственные приближённые и фактический преемник. Прямо бродячий сюжет, ей-богу.
Читать полностью…
С неослабевающим интересом читаю книгу Александра Баунова "Конец режима" о завершении трёх европейских традиционалистских диктатур - Салазара в Португалии, Франко в Испании и "Чёрных полковников" в Греции. И вот о чем думаю. Есть огромная разница между историческими книгами, написанными "с намёком", и теми, которые в самом деле посвящены описываемому предмету.
Первые в действительности обращены к современности, и история в них выполняет роль латинских exempla - поучительных притч, прозрачных аллюзий и примеров, которые при случае хорошо ввернуть в проповедь. Самый характерный образец из недавнего - это, конечно, "Империя должна умереть" Михаила Зыгаря, многим полюбившаяся, а меня глубоко разочаровавшая именно этой своей интенцией свести всю историю последних предреволюционных десятилетий к набору параллелей с днём сегодняшним, прямолинейных и оттого неточных.
Вторые - подлинно сосредоточенные на своём периоде и его героях книги - поворачиваются к современности если не спиной, то во всяком случае боком. И хотя задаваемые автором прошлому вопросы порождены актуальным состоянием мира (как учат нас историки Школы Анналов, по-другому и не бывает), нащупывание непосредственных аналогий не входит в авторскую задачу.
И парадоксальным образом эти вторые не только живут дольше, переживая "подмигивания" в сторону быстротечной сиюминутности, но и в моменте воспринимаются (мной, во всяком случае) куда "злободневнее", оставляя пространство для читательского не сотворчества, но со-думания, со-анализа, со-сопоставления.
Так, к примеру, завуалированно диссидентские книги Натана Эйдельмана про декабристов, восхищавшие своими смелыми параллелями современников, сегодня читаются с усилием. А его же куда менее политизированная (и потому куда менее популярная в годы публикации) "Грань веков" жива-живехонька. К слову сказать, и со "Всей кремлёвской ратью" Зыгаря та же история - написанная "по-честному", она сегодня смотрится куда свежее более поздней "Империи".
С огромным удовольствием отмечаю, что "Конец режима" Баунова - из второй, подлинно исторической категории. Именно поэтому порождаемые этой книгой мысли куда глубже и больше тривиального "ну прям как у нас" или "ой нет, это не как у нас".
А заодно, конечно, это всё в очередной раз показывает изначальную ничтожность и ущербность ироничного эзопова языка, экспресс-освоением которого мы все сейчас так гордимся. Только сказанное прямо и всерьёз имеет шансы пережить своего создателя.
Смерть в Фейсбуке
2 года назад скончалась не очень известная писательница любовных романов Сьюзан Мечен (Meachen). Покончила с собой, как сообщила дочь ее в Фейсбуке. Этому способствовали намеки на травлю (из переписки с ее коллегой). Дочь начала собирать деньги на похороны, а еще набирать волонтеров для работы с незаконченным романом.
Все бурно обсуждали вопрос о буллинге, который привел к суициду, выразили соболезнования, собрали денег на похороны и даже сборник рассказов в память о ней.
И вот на днях Сьюзан пишет в Фейсбуке, что она жива. Суицида не было, буллинга тоже. Кажется, и дочери не было (в качестве автора поста). Это она все сделала сама, а еще присоединилась к хору выражающих сочувствие под псевдонимом.
Объясняет она это СМИ тем, что у нее был нервный срыв. И "семья ее приняла такое решение". Однако ряд журналистов считает, что это была попытка нажиться на публичном трауре и раскрутить свой роман.
Я бы здесь обратила вот на какой аспект: все - друзья, знакомые, фанаты -поверили посту "дочери" в Фейсбуке. Сюда по всему, никто не пытался ничего проверить. Тексты в Фейсбуке (заявление о смерти, горевание, траур) являются более "предпочитаемой реальностью", чем реальность физического мира (грубо говоря, можно было поднять трубку и проверить, физически попытаться прийти на похороны, но никто этого не сделал).
По Нилу реально плавают фелуки с наклонённой назад мачтой, а солнце садится в пустыню на западном берегу, за Долину Царей, прямиком в царство мёртвых. Всё же советское детство, в котором ни у кого не было даже маленького призрачного шанса увидеть всё это своими глазами, сделало нам царский подарок на всю жизнь: постоянное острое ощущение чуда в путешествии - как будто попал внутрь до дыр зачитанной книжки или картинки, висевшей когда-то над кроватью. Оно есть, оно в самом деле существует! А раз так, то может, где-то есть и Нарния, и Средиземье, и планета Гиперион... Грань между фантазией и реальностью размыта - в этом и сила, и слабость нашего поколения. Часто об этом думаю, только какой из этого следует вывод не знаю.
Читать полностью…
По ссылке внизу можно сделать предзаказ вот такой моей книги. Хотя обложка и содержание выглядят так, будто все делалось прямо сейчас, по следам горячих событий, это работа последних почти четырех лет, учитывая время на подробное ознакомление с материалом в виде книг, сотен часов видео (ресурс, мало доступный прежним авторам), документов на сайтах иностранных учреждений, и аналоговых документов в архиве МИД России.
По жанру это плутарховское параллельное жизнеописание, но не людей, а трех обществ — испанского, португальского, греческого — во время перехода от диктатуры к демократии, который там случился почти одновременно, и в годы, которые этому переходу предшествовали. Это и сорок лет одиночества (столько их было в Испании, и Португалии, в случае Греции — семь), и осень сразу нескольких патриархов и убийство дракона, но исключительно на документальном материале. Но и без людей не обошлось, куда без них.
Гносеологические это строгая книга, где самые очевидные версии событий приняты как наиболее вероятные. Одновременно она полностью противоречит той дурной русской традиции (к счастью, начавший уходить), где чем скучнее, тем солиднее, интересно писать — не барское дело, кому надо продерутся, а за пределами области скуки сразу разверзается мир безответственного фантазирования . Те кто следит за современной западной академией и лучшими книгами на русском языке, знают, что это давно не так: мир преодолел различие между художественной (для удовольствия) и не художественной (для знания) прозой, и вернулся к почти античному представлению о литературе, где умение получать чувственное удовольствие от исследования реальности было общим и само собой разумеющимся. Ну и разумеется, для жителей и политиков авторитарных стран, которые склонны примерять такие вещи на себя, это книга-аналогия, книга-инструкция и даже книга-предостережение. В частности, жителям посткоммунистического востока Европы и России книга должна помочь выйти из круга аналогий связанных с падением коммунистических режимов — ведь все три рассмотренные на ее страницах консервативные диктатуры, подобно нынешним и в отличие от советской, исправно снабжали своих граждан джинсами с колбасой и держали границы открытыми.
Книга адресована больше тем, кто читает по-русски, на английском, испанском, португальском и греческом об этих событиях и их героях написано несопоставимо больше. Международный вклад этой книги можно усмотреть в том, что практически нет работ, которые рассматривают все три перехода вместе, хотя они происходили одновременно, а режимы, начавшиеся по-разному, эволюционировали сходным образом, но закончились по-разному — один в результате революции, другой — договорной демократизации «со сделкой», третий — проваленной военной авантюры.
Вероятно, соединить в одной книге про все три перехода (от которых, всех трех, Хантигтон считает свою третью волну демократизации) мешала не часто встречающаяся комбинация языков для чтения, включая русский, который дал мне возможность оценить позицию и роль СССР — второй сверхдержавы того времени. Здесь, кроме прессы, тогдашних советских книг (включая пропагандистские) и документов, помог крайне полезный разговоры с бывшим министром иностранных дел России Игорем Ивановым, который в молодости служил дипломатом в советской миссии в Мадриде, открывшейся накануне смерти Франко, был свидетелем, хроникером, и, в том что касается изменений советской позиции, участником событий. Так что короткая английская версия книги, если в ней появится нужда, будет касаться этого, мало известного в мировой науке и документальной литературе аспекта событий. А для читающих на русском — это, судя по всему, первая книга о том, как три консервативные диктатуры, одновременно противостоящие западным ценностям и коммунизму, превратились в современные демократии — со своими, разумеется, особенностями.
https://www.ozon.ru/product/konets-rezhima-kak-zakonchilis-tri-evropeyskie-diktatury-819883925/?sh=mDkuR7Uo-A
Любой подводящий итоги уходящего года ступает тем самым на почву даже не зыбкую, а прямо-таки горящую. Личные итоги подводить не буду - какие уж тут итоги, горе сплошное (из полезного, пожалуй, только одно - экспресс-курс ярости, ненависти, беспомощности, но еще и смирения, принятия, благодарности). Книжно-индустриальные итоги тоже воздержусь подводить – подводила их, извините за оксюморонность, весь год, в режиме реального времени, и тоже порадовать нечем (цензура, подорожание, уход правообладателей – короче, ох).
А вот итоги сугубо книжные все же подведу - не прерывать же без малого десятилетнюю традицию. Ну, и вообще, давайте поиграем в книжную рубрику "Вечернего Урганта".
Начну с русской литературы, для которой уходящий год удивительным образом оказался не так уж и плох (в скобках оговорюсь: литература - искусство медленного реагирования, в 2022-м мы пожинали то, что было посеяно два-три года назад, поэтому удивляться не стоит: думаю, провал увидим через пару лет, если, даст бог, нынешние раны хотя бы начнут затягиваться).
Главная, на мой взгляд, русская книга года - "Лисьи Броды" Анны Старобинец. Писала о ней столько, что невозможно уже повторяться, а если вы до сих пор не прочли, то вот вам и план на каникулы.
Но вообще важнейшее, что было в уходящем году для меня лично – это много, прямо МНОГО новых имен и новых книг от писателей поколения 30-летних.
Главное новое имя для меня - Ася Володина, чьи романы «Протагонист» (он лучше) и «Часть картины» (тоже хорошо) в моем персональном рейтинге занимают уверенное второе место после "Бродов". Очень, очень много таланта – прямо невооруженным глазом видно.
Неплохой, крепкий роман Михаила Турбина «Выше ноги от земли» (писала о нем буквально только что).
Очень интересная Екатерина Манойло, «Отец смотрит на запад» - с важной для меня постколониальной, локальной тематикой.
Сразу три (!!!) за один год книги у махачкалинца Ислама Ханипаева – «Типа я» и «Большая суета» (отличный «русский Бакман», смешной, горький, трогательный, мастеровитый) и «дагестанский детектив-нуар» «Холодные глаза» - все же более дагестанский, чем детектив-нуар, но в любом случае неплохо, самобытно и с каким-то очень легким писательским дыханием.
Из тех, кого мы уже знаем по прошлым годам, хотела бы отметить «Сезон отравленных плодов» Веры Богдановой, совершенно замечательный, одновременно и умный, и эмоциональный.
Прекрасный «Харассмент» Киры Ярмыш, немного затерявшийся на фоне общего ужаса начала войны, но от этого не менее классный. Теперь уже, наконец, совершенно понятно, что Ярмыш – настоящий серьезный писатель, а не просто «пресс-секретарь Навального», как говорили после "Невероятных происшествий в женской камере №3".
Очень хорошая «Степь» Оксаны Васякиной – пожалуй, «Рана» мне понравилась больше, но, возможно, дело просто в том, что «Рана» была очень новой и необычной, а «Степь» все же немножко в том же духе.
Новую повесть Александра Пелевина «Гори огнем» мне, по понятным, думаю, причинам психологически было непросто заставить себя прочесть (вот и мне стало сложно отделять автора от его произведения, увы), но вообще-то она очень и очень достойная – хотя, как мне показалось, автор в какой-то момент решил ее не столько закончить, сколько прекратить.
Ну, и в заключение совсем уж пунктиром – хороший «Оккульттрегер» Алексея Сальникова (в моем персональном рейтинге, пожалуй, уверенное второе место после «Петровых»). Многие были в восторге от «Саша, привет!» Дмитрия Данилова – я скорее нет, но это как минимум любопытно. «Чагин» Водолазкина меня несколько разочаровал, но я знаю тех, кому понравилось - и это тонкие, умные читатели. Ну, и, наконец, «Пелевин этого года», «KGBT+» многим, напротив, не понравился, а я прочла с радостью и внезапной благодарностью – как по мне, то, что надо.
Словом, потерянный для жизни и радости, для русской литературы 2022-й парадоксальным образом потерян не был. Неплохой год – не лучший, пожалуй, но и определенно не худший.
На этом пока все – про переводную постараюсь написать в следующем посте, возможно, уже после Нового Года.
Ещё одна штука про "Снежную королеву", которую я заметила, пока готовилась к подкасту. Сказку Андерсена часто сравнивают (и мы в подкасте сравним, чего уж) со сказками Клайва С. Льюиса. Однако в действительности между ними есть фундаментальнейшее различие.
Все, думаю, помнят, что герои Льюисовской "Нарнии" проживают в платяном шкафу целую жизнь, а когда вываливаются наружу, обнаруживают, что в нашем реальном мире за это время прошло лишь несколько секунд, и экскурсанты всё ещё стоят за дверью пустой комнаты.
А вот в "Снежной королеве" временные потоки устроены прямо противоположным способом. Герда, вроде бы, проводит во дворце Снежной Королевы всего несколько минут - ровно столько, сколько нужно для того, чтобы расколдовать Кая. Но когда дети выходят наружу, они обнаруживают, что Северный Олень за это время успел обзавестись семьёй, ворон умер, принц и принцесса "уехали в чужие края" (очень, кстати, интересно, с чего бы - революция? дворцовый переворот? охота к перемене мест?), а Маленькая Разбойница превратилась из девочки в молодую женщину.
Героиня, с которой произошло нечто похожее, таким образом, это вовсе не Люси, а Эннея из "Гипериона" Дэна Симмонса. Именно она входит в Гробницы Времени девочкой и девочкой же выходит, в то время как снаружи проходит несколько десятилетий. Не уверена, что Симмонс имел это в виду (честно сказать, почти уверена, что нет), но эта параллель кажется мне очень интересной и какой-то многообещающей. Отложу эту мысль на будущее, чтобы подумать её "после войны".