Когда я выхожу из дома, Ашот копается в гараже — у него там автомастерская. Одноэтажные каменные дома поделены на две части, во второй части нашего дома много десятилетий живёт семья Ашота. «Как всё, нормально?» — кричит из гаража Ашот. Я говорю, что да, а у вас? И у нас нормально, — отвечает Ашот. Если поломанных машин мало, он выходит на улицу и рассказывает, как когда-то жил в Татарстане, или что-нибудь про детей, или про дом, который строит на соседней улице, или как испортил лёгкие на производстве, а врачи здесь дорогие, поэтому не болей. Мы дружим с Ашотом, его женой, его мамой, его детьми и его 93-летней бабушкой — мы же соседи.
В доме напротив живёт пожилая женщина с рыжими волосами и серыми, как будто прозрачными, глазами. Я машу ей и спрашиваю, как дела. Она говорит, что сегодня болят ноги, наверное, на погоду. «Очень сыро», — соглашаюсь я. «Зато яблони зацвели», — говорит. «И орех,— говорю. — До этого никогда не видела, как цветёт орех». Она смотрит на меня странно и зовёт к себе. Я переступаю через низкий декоративный заборчик вокруг её очень старого дома и подхожу к табуретке, на которой она сидит. «Так лучше видно, — говорит она. — Вон там за домом у меня орех. Красиво?» Она всегда спрашивает, как собаки. И поздравляет со всеми праздниками. И пытается забрать у меня мешок с пластиком или мусором («Чего тебе так далеко ходить») На обратном пути я махну ей, не снимая наушников, а она пошлёт мне воздушный поцелуй. Я всё ещё не знаю её имени. Мы дружим с ней, её псом и её орехом, который уже отцвёл — мы же соседи.
Дальше будет магазин «Вишенки». Вывеска выглядит как тусклый квадратик азбуки на букву В: «🍒» Нужно кивнуть продавщице, потом поздороваться с дяденьками, которые играют в нарды, и улыбнуться женщинам с колясками. Однажды Ваган — он всё ещё время от времени ремонтирует что-то у нас в саду — сказал, что ему не хватило цемента, он одолжил у кого-то тут денег и купил в «Вишенках» ещё мешок. «Отдадите потом — вы же соседи»
После «Вишенок» будут дети на великах, собаки, стена с Шарлем Азнавуром и парень лет пятнадцати, который с отсутствующим видом поливает пенёк из большой зелёной лейки. Может, выращивает мох или вешенки, или пытается возродить дерево. Он кивнёт, я кивну, вода в лейке закончится, он пойдёт за новой.
В будни я почти не выхожу из дома и из пустой комнаты в серых обоях, которую называю своим кабинетом. Но когда выхожу — поздно вечером и в субботу — вся эта жизнь опускается на меня и заполняет всё вокруг. Соседи на своих местах, Шарль Азнавур смотрит со стены, пенёк прорастает.
Я вижу часовщиков и портных (часы с кукушкой, машинка зингер — всё как полагается) и в их мастерские всегда очередь. Вижу, как почтовые тётушки едят мороженое, вчетвером сидя на скамейке под яблоней. Вижу, как уставший сутулый Человек-Паук с шариками в руке идёт из пустого парка аттракционов. И чувствую себя одинокой и счастливой одновременно. Как в первый день летних каникул, как в Петербурге в 19 (когда впервые полетела на самолёте и одна), как в кино Киры Муратовой. Солнце садится, небо становится розовым и слоистым. Человек-Паук переходит дорогу, останавливается у минимаркета и считает мелочь
Парень из книжного говорит, если что, вон в том конце зала отдел с книгами на русском. Я отвечаю, что мне надо наоборот на армянском, но что-то совсем простое, детское. Парень ведёт меня к Гарри Поттеру. Я говорю, что до Гарри Поттера ещё жить и жить. «А вам на какой возраст?» — спрашивает парень. «Тридцать девять», — говорю. «А, ну так бы сразу и сказали». Мы идём в отдел с Машей и Медведем: «Вот тут, — говорит парень, — у нас уровень А1»
*
Все рассказывают, что раньше в доме, который мы арендуем, жили люди, очень похожие на нас. «Тоже переехали из России, язык учили, животных любили. Ваш дом тут каждая собака знает», — говорил участковый. Сотрудник горгаза, пока снимал показания счетчика, тоже описывал прежних жильцов как наших близких родственников: «Странно, что вы не знакомы». А недавно той девушке, что жила тут раньше, позвонили с почты вместо меня.
— Вы какая-то другая сегодня, — сказала почтальонша, когда я пришла за открыткой.
— Потому что это не я, — говорю.
— Но открытки тоже любите.
В толстую серую тетрадь она записала моё имя и номер телефона. «В следующий раз, — говорит. — Кому-нибудь из вас позвоню».
Видимо, надо предупредить ту себя, чтоб ждала посылку из Иркутска.
*
Низкий забор вокруг нашего дома собран из кусков горной породы. Раньше их держала глина, которая от времени превратилась в пыль. Забор рушится, камни носит ветром по саду. Очень красиво. Ваган собирает их обратно, складывает друг на друга и укрепляет сеткой. За ночь с сеткой что-то происходит и утром куски гор снова лежат под грецким орехом.
*
Грецкий орех — как вековой забор, только дерево. Самое большое и самое стойкое, живое наполовину. Неживая часть скрипит и роняет ветки, живая зеленеет потихоньку. «Не думал, что произнесу такое в жизни, — сказал на днях Н. — Но у нас в саду зацвел грецкий орех».
*
В конце марта радовалась, что ко дню рождения всё-таки успела решить вопросики с документами, переездом и работой. А недавно узнала, что примерно в это же время вышел зин «Побеги» (до этого были «Корни», потом будут «Бутоны»), и там заметки двухлетней давности про всю эту мою историю с Арменией. Спасибо создательницам за него. Особенно нравятся иллюстрации с носом и женщиной-собакой. Как давать ссылки на нужные страницы, не знаю, но женщину-собаку можно найти на 44-й
Время от времени к нам приходит Ваган, что-то строит во дворе по просьбе хозяев дома. Пока чинил крыльцо, упал забор. Пока собирал забор, собаки съели кисточку для стен. Пошёл за новой кисточкой, вернулся через три дня. Спросишь у него, Ваган, а где у вас тут можно купить одеяло (корм для животных, красный лук, мешок цемента). А он: «Ты что! Ничего не покупай, у меня всё есть, я привезу!» И приезжает утром с конфетой «Мишка косолапый».
*
Или вот звонит участковый. Барев дзес, говорит. Дальше одно знакомое слово, два незнакомых и моё имя. Говорит, что сейчас приедет. Нужны люди, которые смогут подтвердить, что я здесь живу (стандартная процедура для временной регистрации). Сходите, говорит, к соседям.
— Я?
— Ну а кто.
Пошла к соседям. Постучала в ворота, вернулась, настроилась. Пошла снова, нашла калитку, видела гусей. Постучала в окно.
Звонит участковый. Забыл сказать, что соседей нужно двое, из разных домов. Звонит опять: «И паспорта пусть не забудут». 9.15 утра. Жизнь усложняется с каждой минутой. Вышла на улицу, стою. Пока собиралась с мыслями, первые соседи уже позвали вторых и паспорта проконтролировали.
Звонит участковый.
— Соседи у вас?
— В каком, — говорю, — смысле?
Сидим на кухне: я, участковый, четыре соседки. Две с паспортами, две для поддержки. Все ориентируются у нас дома лучше меня, обсуждают ремонт, участковый хвалит за фамилию и отчество, порицает за язык. Прикрываюсь дедом — последним, кто в семье знал армянский. «У меня, — говорю. — Есть языковое приложение. Знаю, как сказать: "Я люблю собак"».
— Зачем приложение, — говорит. — В следующий раз мимо проезжать буду, соседей позовём, будем разговаривать.
*
Видела действующую парикмахерскую с вывеской 60-х годов, где дядюшки с белых халатах бреют посетителей опасными бритвами, а посетительницы сидят головой в штуках для сушки причёсок и листают журналы. Видела действующий киоск-мороженое с белыми кружевными шторками. Была в музее городского быта. Смотрительница спросила: «Вы из Ленинграда?» Пришла домой, а тут нашёлся ключ от гаража и в гараже — «дедова копейка».
В Батуми время ощущалось расплывчатым, в Гюмри пошло трещинами
Сегодня у меня выходной, второй из пяти дней переезда, а также день рождения. Я лежу на кровати с видом на ножки от стола, две коробки, два пустых чемодана и две клетки для собак. Квартира у нас тут была небольшая, кровать — её центр. А клетки, в которых собаки осенью улетали из Африки, мы притащили с балкона неделю назад и положили на единственный свободный островок пола, как напоминание, что пора собираться.
В Египте переноски для собак считаются предметом роскоши. Найти их было почти невозможно. Теперь они одновременно хлам, ценность, символ и метафора. Они не лезут ни в одну дверь, не помещаются ни в одну машину, мнутся, бьются, ржавеют и бесят. Собаки их ненавидят. Все их ненавидят. Выкинуть их мы, разумеется, не можем.
В понедельник я думала: «Зачем пять дней. Переедем за выходные». А сегодня поняла: первые трое суток нужны, чтобы лежать в ужасе посреди хаоса и смотреть на клетки.
В честь дня рождения и переезда история про злыдней и любовь.
Начну издалека: собака Африка не любит непредсказуемость, и в этом мы с ней солидарны. Когда летит пакет или лежит сугроб. Когда воздушный шар. Или коробку ветром выкидывает из мусорного бака, и она за тобой крадётся. Когда неожиданный человек. Когда шпиц. Когда мусоровоз опрокидывает контейнеры в кузов или строители машут нам с какой-нибудь крыши. Собака тут же начинает буксовать, орать и пятиться.
— Злооой, — говорит какой-нибудь прохожий дяденька.
— Она не злой, — говорю. — Она боится.
— Надо быть добрым, — отвечает дяденька.
Я беру собаку на руки, становится потише.
Однажды выходим из квартиры, на нашем этаже делает уборку девушка, которая следит за порядком в доме. Собака начинает выкипать. Девушка ей: «Привет, злыдня!» «Сама ты злыдня», — думаю. Идём обратно, она ей опять: «Привет, злыдня!» Выхожу без собаки, она такая: «А где злыдня?» Или вот операцию собаке делали, и девушка ей говорит: «Бедная ты злыдня». Шло время, злыдня добрела и набиралась смелости. Недавно та девушка подошла к ней возле лифта, почесала ухо и говорит: «Не переживай, злыдня, я такая же как ты».
Хочется, чтобы рядом были такие люди
Тут в литературном журнале НАТЕ (а не хейт) вышел мой текст про длинные лестницы, гладкие кнопки, громкий пылесос и другую жизнь в тренировочной квартире: https://natelit.ru/avtory/danilyancz-ira/chuzhoj-vozduh/
Недавно читали его с редактором другого проекта, и он говорит: «А не хотите Пятёрочку заменить на "магазин", "супермаркет" или "продуктовый", так ли важна эта конкретика?» Нет, ну Пятёрочка принципиально важна, конечно. Красная корзинка с иллюстрации к тексту (спасибо художнице за неё) это подтверждает.
А также на днях случайно придумали слово «вообщежитие» (рядом спросили: «Как вообще жить?» и началось) И я подумала, что оно идеально подходит для людей, которые живут в тренировочной квартире и не только в ней
3.
Перед отъездом Аня подарила мне керамического кита на булавке. Сказала: «Подарок маленький, вам же ещё переезжать. Но ты единственная среди моих знакомых носишь брошки, к тому же кит из Петербурга, а ещё у него домик на спине — он как ты носит его с собой».
Наше сходство с китом мне очень понравилось, я стала всем про него рассказывать, потом решила сфотографировать. Был вечер, мы собирались идти гулять с собаками. Я забыла про кита на коленях и встала с дивана. Кит упал на плиточный пол и разбился.
Между обретением и утратой кита прошло не больше четырёх часов. Кусочек хвоста откололся, эмаль на животе раскрошилась, кит пошёл трещиной. Я сказала: «Да вообще норм, упал и не разбился, даже удивительно» Н. подул на кита и говорит: «Он держится на ватке, к которой крепится булавка». Наше с китом сходство стало ещё более очевидным.
Я решила, что никогда не расскажу Ане, что произошло (этот пост — оригинальный способ сделать это). Сказала, что буду его носить даже без хвоста. Л. посоветовала склеить кита по японской технике кинцуги. Н. сказал, что нам нужен эпоксидный клей, но только очень хороший. Понятия не имею, что значит «очень хороший» в этом контексте, но в то воскресенье пошла искать очень хороший клей. Побывала в строительном гипермаркете и на улице, которая состоит только из лавок с товарами для ремонта и строительства. Приняла участие во множестве удивительных смолтоков. Узнала, что такое сухая сварка, а строительные лавочники — что такое брошка и кинцуги. Хорошо бы закончить эту историю тем, что кит отремонтирован и в полном порядке, но это не так. Операция по склеиванию запланирована на выходные.
В этом году я бесконечно составляла для себя списки. Последний декабрьский назывался «Сделать до НГ» и включал пять пунктов: 1. Выдержать четверг. 2. Пережить пятницу. 3. Выдержать рабочую субботу. 4. Купить веточки. 5. Купить гирлянду.
Сейчас зачеркнула третий, не без трудностей выполненный пункт. Сегодня мы с китом ходили за мандаринами и держались неплохо, хоть и на одной ватке. Хочется в будущем году быть как кит — чтобы и дом, и очень хороший клей
Собираю Батуми сразу за всех: недавно по поручению @tales_of_minsk, которая теперь в Кракове, сходила за вишнёвыми пирожками в незнакомое кафе на улице Такаишвили. Потом навестила одного пса на Чавчавадзе. Сфотографировала. «Этот?» — спрашиваю у знакомой из 2022 года, которая давно в Буэнос-Айресе. Этот.
Хожу, и вроде бы всё как раньше и даже лучше, но, как водится с возвращениями в памятные места, что-то постоянно не сходится. То музыка за стеной не та заиграет, то в парке исчезло дерево. Собаки Бэллы, на которой держалось мироустройство улицы Грибоедова, нет, и её домик тоже куда-то делся.
А недавно снова побывала в краеведческом музее. Два года назад это было самое тихое место, где никому не было до тебя никакого дела. Во внутреннем дворике всегда было солнечно — странно для Батуми, но так мне запомнилось. На пластиковом стуле там сидел безмятежный дяденька, пил чай и наблюдал скелет кита. На табличке рядом с китом было написано, что когда его — кита — нашли, он был совершенно мёртв, и кто-то бережно доставил его в Батуми и передал в музей во имя науки. До сих пор уверена, что на табличке написано именно это, а музейный дворик — лучшее место на Земле.
Пару недель назад мы с Аней сходили к киту, перечитали табличку и выяснили, что кит was killed в середине прошлого века, один из 37 000 таких же бедняг. А безмятежный дяденька, которого в этот раз не было, потому что ноябрь и дубак, всё это время закрывал собой банку с маринованным в формалине дельфином.
*
В прошлый раз мы жили в маленьком доме без окон, дверей, номеров квартир и лампочек. В этот раз поселились в высотке с картинами, цветами и маленькой библиотекой у лифта. Над книжными полками на четырёх языках, включая польский, висит убедительная просьба не пускать в дом уличных собак. На жёлтом кресле под этим объявлением вечерами спит большой белый пёс.
*
По утрам в парке вместе с нами гуляют Тати, Хани и Малоша. Тати — на трёх ногах, Хани — на четырёх, но сильно хромает. Про Малошу я раньше думала, что у неё странный прикус, но это оказался синий мяч, без которого она не выходит из дома. Все трое — из местных дворняг. Носятся по парку, купаются в фонтанах, орут. Малоша любит неожиданно плюнуть мячом кому-нибудь в руку и убежать.
Управляет ими гром-женщина из дома напротив. «Малащан, ко мне!» — кричит она на весь парк. — Татидзе, вылезай из фонтана!» Внутри себя я зову её Ирина Рудольфовна, как завуча по воспитательной работе, от которой все 11 школьных лет получала предупреждения за внешний вид и писала объяснительные об опозданиях.
*
По сравнению с Египтом, где за целый день можно было сказать вслух два слова, оба — собакам в пустыне, жизнь сейчас — бесконечный акт социализации, а Батуми — город удивительных смолтоков. Сегодня, например, предприниматель лет 13-ти рассказал мне о своём микробизнесе «Коробка сюрпризов». В коробке «зарядка для всего, игрушка-антистресс, потому что жизнь полна неприятных моментов, сладость, чтобы было лучше, и сюрприз, который вам понравится».
А на днях иду с двумя сумками пластика, картона и банок из-под варенья к контейнерам для вторсырья и вижу на берегу удивительно красивую женщину. Стоит на фоне моря в цветных кудрях и каком-то голубом облаке, а на руках у неё маленькая собачка. Зрение у меня сейчас устроено так, что всё дальше десяти метров кажется мне невероятно красивым и лучится нездешним светом. И вот я смотрю на эту прекрасную женщину и понимаю вдруг, что она идёт ко мне. Отворачиваюсь, а она всё идёт и идёт и как-то слишком интенсивно улыбается. Я тоже улыбаюсь, и понимаю, что голубое облако — это прозрачная целлофановая накидка от дождя, а маленькая собачка — это куст в цветочном горшке. А кудри — это замысловатый берет. Женщина останавливается и говорит: «Здравствуйте, не найдётся ли у вас минутка поговорить о боге?» Не люди, а коробка сюрпризов
Вчера чувствовала себя как в день рождения, потому что в гости прилетела Катя. В последний раз мы виделись 3 марта 2022 года. Катя привезла чемодан чак-чака и тех замысловатых татарских конфет, которые я сама раньше отправляла из Казани в подарок людям и никогда не покупала себе. Катя на неделю заняла диван Дружка и борется с аллергией на шерсть посредством объятий с собаками. Говорит вдруг: «Буду варить суп». Или говорит: «Надо сходить на рынок». Или говорит: «А что, если положить в блины два вида сыра и запечь рулетики?» Как будто нельзя просто съесть сыр.
Вчера чувствовала себя как в день рождения, потому что Катя, сегодня чувствую себя как в день рождения, потому что литературный проект «Прочитано» сделал такие карточки, что даже неловко. Думаю, не буду никому показывать. Сижу работаю. Катя возвращается с рынка отдохнувшая, говорит: «Со всеми поговорила, всё купила, мне всё очень понравилось!» И я думаю, хорошие же карточки. Всем покажу.
ps Прочитано — классные. Катя, не улетай
Решила собрать заметки о том, как мы неделю ехали с двумя египетскими собаками через три страны в Армению (всё ещё не доехали), и вспомнила, что ничего не писала здесь про вторую собаку. Как сказала вчера моя мама: «Слишком тщательно вы дозируете новости из жизни Белоснежек, до нас не долетает».
Вторая собака — ещё щенок, зовут Африка, она такая же, как Дружок — из пустыни. В Египте они называются балади. Полгода назад Афри нашли в колодце, до приюта она так и не доехала, но три дня назад доехала до Батуми.
Для новостей из жизни Белоснежек у меня есть микроканал @kargidzagli, который появился в 2022 для поддержки ментального здоровья и документирования грузинских собак. Потом всё вышло из-под контроля.
Там почти никакой смысловой нагрузки, сплошные африканские псы на диванах и их друзья. Можно подписаться, если вы не планируете пропустить ни одной собаки
Редактировала вчера историю, как из новогоднего кино. Запишу.
Леонид Владимирович решил найти друга детства. Они не виделись много десятилетий. Из контактов сохранился только адрес старой работы друга. Леонид Владимирович купил билет из Астрахани в Москву и поехал.
«И всё в этой истории просто за исключением двух деталей, — пишу не я, а фонд, который помог Леониду Владимировичу сделать эту историю достаточно новогодней. — Наш герой родился в 1927 году, а ещё он передвигается на инвалидной коляске с электроприводом. Ни почтенный возраст, ни особенности здоровья не помешали Леониду Владимировичу отправиться в это удивительное путешествие».
Дед приехал в Москву. Организации, где работал друг, по тому адресу, конечно, не оказалось. Тут я представляю себе какое-нибудь производство, которое в нулевые-десятые стало лофтом, вроде питерских Этажей или Фабрики Алафузова в Казани. Арт, мерч, молодые модные люди и ни одного друга детства.
Леонид Владимирович стал думать, что ему делать дальше. Переходил дорогу, его коляску задело такси, он упал. Прохожие вызвали скорую, его увезли в больницу. Родственников не нашли, московской прописки не было. Из больницы его перевезли в Центр социальной адаптации для бездомных.
Соцработники решили помочь Леониду Владимировичу и стали искать его друга. И нашли. Друг сразу приехал. Можно предположить, что он тоже родился где-то в районе 1927 года и сразу приехал, да. «Они встретились, обнялись, вспомнили былое и распрощались», — снова пишу не я, а сценаристы новогоднего кино. Не виделись сто двадцать лет, вспомнили былое, обнялись и распрощались.
Леонид Владимирович уже засобирался домой, и тут выясняется, что после аварии на дороге у него сломалась коляска, и он не может добраться до вокзала. Из приюта его привезли в фонд, который помогает людям вернуться домой. Чаще всего тем, кто приезжает в Москву на заработки. Дальше у них случается производственная травма, больница, увольнение без компенсации, бездомность, ограбление, автостоп, опять ограбление. Короче, у Леонида Владимировича правда очень необычная история.
Ему покупают билет в Астрахань, провожают до места в вагоне, проводница проверяет его паспорт и все узнают, что у него сегодня день рождения — 96 лет.
«Возможность вернуться домой — самый лучший праздничный подарок», — говорит нам всем Леонид Владимирович.
Надеюсь, кто-нибудь снимет про него кино
многосерийная история про бутерброд для лисы
*
В пустыне, куда Дружок ходит гулять дважды в сутки — до того, как она раскалится, и после того, как остынет — живёт лиса. Сначала Дружок нашёл её нору. Потом вычислил маршрут и пошёл по следу. В первый раз лиса ждала его за небольшой песчаной скалой и с тех пор каждый день давала о себе знать. Сначала торчала ушами из-за скалы — у песчаных лисиц огромные уши. Потом стояла на ней во весь рост. Потом стала спускаться. На недавней фотке (все их встречи тщательно задокументированы) недовольный Дружок на поводке и очень заинтересованная лиса стоят в пяти метрах друг от друга.
*
У русскоязычного соседа живёт собака Джеки, такая же балади, как Дружок. В Египте люди редко берут домой уличных собак, и если видят друг друга на улице, автоматически становятся лучшими друзьями. Машут с балконов, бегут через три дороги поздороваться c незнакомым псом. Некоторые, как наша спасительница зверей Мартина, открывают приюты и занимаются стерилизацией животных. Хозяин Джеки не похож ни на кого из них. Обычный хмурый мужик лет пятидесяти. Сидит, молчит, курит. За последний месяц он произнёс в нашем присутствии ровно два слова: «Поймайте её», — про свою гиперактивную собаку.
А недавно выяснилось, что они с Джеки тоже ходят гулять в пустыню в пять утра, и пустыня — отличное место, чтобы делиться действительно важными вещами. Хозяин Джеки рассказывал, что назвал её в честь Джеки Чана (я ставила на Джеки Кеннеди). Что недавно Джеки перестала есть дома, и теперь он каждый день оборудует ей столовую на ступеньках во дворе. Что собак было три: у одного случился сердечный приступ после неудачной операции, второй живёт у сына, и третья — Джеки. Что кондиционера у них с Джеки нет, и когда совсем нечем дышать, они уходят спать на крышу. А потом из-за скалы выглянули знакомые уши и сосед сказал: «Это что там, лиса? У меня как раз для неё бутерброд». Достал из кармана хлеб с колбасой и положил на камень.
*
На днях тоже ходила в пустыню, надо было наконец-то познакомиться с лисой. Была уже почти ночь, а воздух всё ещё кипячёный и такой плотный, что его было видно в темноте. Тень лисы сидела на скале, а мы под скалой. «Что кроме бутербродов едят лисы? — спросил Н. — Будем оставлять ей еду в знак уважения». Глаза лисы светились, как лазерные указки, и луна висела большая и странная, с отрезанной верхушкой. Раньше встречала такую только в диснеевской Алисе в виде кота
В конце 70-х моя тётя-студентка работала в Египте переводчицей и год назад очень обрадовалась, что мы решили поехать именно сюда. Однажды она прислала мне в Батуми 20-минутный войс про Каирский музей, а в другой раз — про горячий ветер хамсин и лепёшки из серой муки по три пиастра. Сейчас такие стоят пять египетских фунтов, а пиастровые монетки считаются раритетом. Чаще всего мелкую сдачу здесь дают конфетами по курсу одна конфета — один фунт. Однажды хозяин лавки отсыпал мне пять конфет, подумал, забрал одну и заменил монеткой. Вид у него был загадочный, я ничего не поняла. Только потом увидела, что это 25 пиастров. То ли сэкономил конфету, то ли оказал честь.
В общем, на днях я рассказала тёте, что сегодня ровно год, как мы здесь живём, и она прислала торжественный войс, в котором попросила отчёт о знаковых для меня местах и главных впечатлениях от Египта. В это время я как раз сидела в визовой конторе — одном из двух знаковых для меня мест. Второе место, которое теперь навсегда связывает меня с Египтом — это ветеринарка. Тётя сказала: «Ладно, тогда расскажи хотя бы про этот ваш знаменитый гаузет».
Сохраню и здесь заметки из гаузета — так в Египте называется место, где иностранцам продлевают визу. Сотрудники и редкие сотрудницы там сидят за тяжёлыми лакированными столами, через одного используют амбарные книги вместо компьютеров, обладают бесконечным запасом синей копировальной бумаги и беспрерывно курят прямо на рабочем месте. Думаю, они из той же вселенной, где моя тётя покупает лепёшки за три пиастра. Кроме четырёх-пяти десятилетий от посетителей их отделяет перегородка из толстого стекла, через которую они пытаются пробиться с помощью крика.
За год я была там шесть раз с 7:30 утра по воскресеньям и провела в очереди от часа до пяти. Записывать всё, что видишь, очень помогает в таких местах
Чем дольше сюда не пишешь, тем сложнее начать. Сегодня подумала, что пора бы оживить канал, полезла в заметки в телефоне (записываю туда темы, фразы и диалоги, чтоб не забыть) и прочитала: «5 мая. У супермаркета страшно разросся базилик. На днях продавцы рубили мачете кусты высотой с плечо, иначе было не усмирить».
*
Весной соседка Лена и чихуахуа Вито (как Вито Корлеоне) возвращались домой с прогулки и встретили птицу. Птица ждала их на коврике у двери и чувствовала себя не очень. Лена забрала её домой и поселила на балконе из расчета, что хозяин увидит её с улицы и заберёт.
Шло время. Птицей никто не интересовался. Лена подобрала ей еду, купила клетку, сводила к врачу, что-то там полечила, много узнала о птицах. Прошёл месяц. Недавно к Лене пришёл человек с соседней улицы, говорит: «Я тут птицу потерял». А Лена ему: «Она у меня, мы вас давно ждём. Хотите забрать?» Человек говорит: «Да нет». «А чего, денег за птицу хотите?» «Денег тоже не хочу, — говорит. — Но у меня есть вторая птица. Вы должны её взять, им нельзя расставаться».
Теперь у Лены на балконе, между сушилкой для белья и пушистым красным цветком, живут неразлучники.
*
Доктор Эсра (я зову её Белоснежкой, потому что она поёт зверям во время приёма) называет Дружка любимым пациентом. Болтает с ним по-арабски и радуется, что он ещё не забыл язык, с которым жил на улице. Функция почек is amazing! – бежит с хорошими новостями, пока мы наблюдаем кошек во дворе ветклиники. — Функция печени is awesome! Каждому новому ассистенту, который записывает потрясающие результаты анализов великолепной собаки, поясняет: Dru – это Дружок. Дружок — это маленький друг. Летом кровь Дружка отправится в путешествие в Швейцарию, всем там, в Цюрихе, понравится, а когда вернётся с бумажкой европейского образца, нас выпустят из Египта. И это тоже будет инкредибл и даже своего рода мирикл
Вокруг полно людей, а я традиционно никого не узнаю и всех путаю. Со зверями оно как-то попроще, честное слово, а люди мало того, что обладают примерно одинаковыми человеческими лицами, так ещё и сразу начинают что-то говорить, и пока я соображаю, что происходит, они уже рассеиваются в воздухе красивыми цветыми пятнами.
Вот, например, Мартина, индонезийская спасительница собак из Нидерландов, всегда со мной здоровается, а я никак не могу запомнить, как она выглядит. Мартина довольно застенчивая и часто бывает так, что она говорит «привет», я прохожу мимо, она отворачивается и делает вид, что вообще не со мной разговаривает. Через десять шагов я понимаю, что это была Мартина, и бегу здороваться, а её там уже нет.
Недавно я приняла решение быть более социальной, увидела Мартину издалека, остановилась возле мусорки и стала ждать специально, чтобы с ней поздороваться. Солнце светило, многочисленные коты глядели на меня из мусорных баков, Мартина медленно шла с мусорным мешком, и когда подошла достаточно близко, я помахала ей, как можно более добродушно сказала «хэлооооу» и поняла, что это какой-то местный дед.
*
Однажды около нас остановилась машина и седой водитель стал спрашивать, как наши дела, как документы, как пёс. Пёс махал ему хвостом, сообщая, что всё хорошо. Я тоже сказала, что всё хорошо. Когда машина уехала, я спросила, кто это. «Это философ»,— ответил Н. Понял, что я ничего не понимаю, и добавил: «Из Дома философа». Подумал и уточнил: «Он приглашал нас с Дружком к себе на кофе». Так я узнала, что «Дом философа» — это не название жилого комплекса или музея, а «философ» — это человек, который преподаёт философию в Университете Каира.
*
Вчера узнала от Леночки, что серый бананоед, во-первых, существует, а во-вторых, по-английски называется grey go-away-bird. Так во вселенной моих внутренних птиц стало на одну птицу больше.
*
Кстати, о птицах. В прошлом месяце один фонд прислал на редактуру историю бездомной кошки из Владивостока по имени Синичка.
«Синичка появилась на улице, худая и явно сбитая с толку. Шли дни, Синичка никуда не уходила и демонстрировала полную беззащитность перед лицом окружающего мира». «Понимаем её на всех уровнях», — сказали все сбитые с толку синички, которым я тогда переслала эту фразу.
Дальше в таких историях почему-то всегда пропускают путь героини и переходят к главному: «Теперь у Синички всё в порядке. Она спит на мягкой лежанке, дважды в день ест гипоаллергенный корм и ждёт своего человека». Хотелось бы однажды стать Синичкой из второй части повествования
Недавно решила брать у старших родственниц интервью о прошлом и теперь слушаю по субботам их рассказы про 70-ые в Бухаре и рецепты сливовой пастилы, в которых солнце и крыша сарая — секретный ингредиент. Узнала вот, что фонарные столбы, деревья и вывески у меня в глазах лучатся во все стороны вовсе не потому что мир полон странного, а потому что астигматизм передаётся в нашей семье по женской линии и усиливается с возрастом.
Также узнала, что моя бабушка, оказывается, боялась попов, как кто-то боится чёрных кошек или женщин с пустыми вёдрами. Однажды ей сказали, что при виде священника необходимо покрутиться вокруг своей оси три раза. В доме через дорогу как раз жил священник, и бабушка всегда выполняла этот ритуал. Но просто так вращаться посреди двора ей было неловко, поэтому она делала вид, что танцует. Возможно, идентичность соседки с прибабахом — это что-то вроде астигматизма.
*
Раз в пару дней хожу в овощную лавку и покупаю две или три тыквы. Иногда четыре, если тыквы маленькие. Пёс Дружок по совету врача сидит на лечебной диете и съедает примерно по тыкве в день.
Всё ждала, когда хозяин лавки начнёт задавать вопросы и много раз представляла себе смолток, в котором он спрашивает, зачем мне столько тыкв, а я так небрежно: «Да это для собаки!» Но парень из лавки всё молчал и молчал. А недавно пытался уместить на весах очередные четыре тыквы и говорит:
— You are а pumpkin-girl.
— Sinderella, — соглашаюсь.
Смотрит вопросительно.
— Девушка, которая каталась на карете из тыквы, — поясняю.
— Ммм
— Ей фея её построила с помощью волшебства.
— Угу, — аккуратно по одной снимает тыквы с весов и смотрит ещё так: «теперь понятно».
— Потом она потеряла ботинок и стала принцессой, — быстро закругляю сказку.
— А, ну окей, — говорит. — 95 фунтов. Приходите к нам ещё.
*
Кстати об интервью и других устных столкновениях с людьми. Кроме вольного пересказа текстов Шарля Перро от коммуникативного провала меня удерживают только две вещи: Сибирь и собаки.
Во-первых, на случай важных переговоров всегда должна быть история про какого-нибудь пса. Во-вторых, вокруг полно незнакомых серьёзных людей, которые родились по ту сторону Урала. И когда они по-деловому начинают объяснять, что вот, знаете, Ирина, есть такая Сибирь, туда ещё декабристов ссылали, и там Байкал, а дальше Забайкалье, у нас с ним шесть часов разницы, и располагается оно в 6000 километров от того места, где мы с вами находимся (обычно мы находимся в зуме — прим.) А я отвечаю, что сама из Иркутска и неплохо ориентируюсь в декабристах. И в этот момент меняется сразу всё. Потому что мы больше не два незнакомых человека посреди долбанного хаоса и прерывающейся связи. Мы теперь соседи, друзья, знатоки черёмуховых пирогов и носители слов «гача» и «мультифора»
Рекомендательно-дружеский пост про собаку Мишу и новую книжку
Однажды у @v_stile_prochitano появился бумажный сборник и мой старенький текст про Мишу взяли во второй том. (Думал ли Миша, что его имя будет в одном предложении со словом «том»)
Пока я радовалась, ребята попросили прислать фотографии Миши, чтобы нарисовать по ним иллюстрацию к тексту. А Миша ведь пёс аналоговый: жил в нулевых-начале десятых и не знал смартфонов.
Попросила хозяйку Миши поискать фотки. Со времён Миши его семья успела сменить город, несколько раз переехать, продать дачу, раздать вещи. Короче, было сложно. Хозяйка Миши нашла в старых фотоальбомах три выцветшие фотографии с заваленным горизонтом и стала их фотографировать, как умеют только старшие родственницы. Миша в простыне на диване (простыня в кадре), Миша в траве (трава в кадре), Миша улыбается, но его не видно.
Кое-как мы справились с этим заданием. А мне говорят: «Можешь прислать то же самое файлами?» Зачем, думаю, вам файлы фотографий фотографий из 2007 года, чтобы нарисовать собаку. В общем, я написала инструкцию, как сохранить картинку в виде файла. Потом переслала про это видео. Потом попросила экспертку 11-ти лет помочь. Мы справились и с этим заданием.
Так Миша стал увековечен. Сборник ужас какой красивый. Я листала в Батуми первый том, и слово «том» очень ему к лицу. Создан он явно не для чемодана, но точно для удивительных коллекций в домашней библиотеке. Радуюсь, что он будет продаваться и в казанской «Смене», и в батумском Galaxy. И что сюда едет, тоже радуюсь. Какое счастье, что у меня есть почтовый адрес.
Тут можно почитать о проекте и сборнике, заказать и всё такое.
«Прочитано» хорошие, спасибо им 💚
Ваган приходит как праздник. Говорит: «Забыл конфеты!» Или говорит: «будем пить вино. Рабочий день? А, ну я вам тогда торт принесу». Сегодня очень извинялся, что без яиц и кулича — шёл не из дома. «Я только цемент открою, кофе попью и пойду». Неловко даже вспоминать, что ремонт в саду должен был занять не больше двух дней.
Недавно был вторник, наконец-то светило солнце. Собаки охраняли от птиц любимое ореховое дерево, Ваган красил бок дома и вдруг говорит: «Надо сделать шашлык». Нашёл мангал, сходил за продуктами, развёл огонь. А я же обычно из комнаты не выхожу и наушники не снимаю. Сижу себе где-то в глубине столетнего дома — не видно, не слышно. Думала, Ваган обо мне даже не знает, пока не услышала сквозь белый шум:
— Она там совсем голодная, пойду хоть крылышко ей отнесу.
— Так она же мясо не ест.
— Так это не мясо, это крылышко.
Принёс красную печёную луковицу, помидор и пучок зелени. Впервые попробовала тархун не в виде лимонада.
*
Что я поняла в этой своей новой жизни: один неверный шаг — и ты на банкете. За четыре недели меня пытались накормить все соседки и один сосед, две сотрудницы паспортного стола, все смотрительницы музеев. В субботу пришла в исторический, оказалась на фуршете. Там угощали пирожными и говорили по-английски. Шло время, я не могла сбежать и не могла отделаться от мысли, что меня с кем-то путают. Подошла к какому-то дяденьке, описала проблему на двух языках и спросила, куда мне отсюда деться, чтобы попасть в музей. «Ой, — сказал дяденька. — Вы по-русски можете, а мы думали вы на презентацию, из Европы. Чего стоишь тогда? Сядь поешь нормально».
*
В те выходные был град: шёл долго и был похож на крупную пенопластовую крошку. Под деревьями растаял сразу, но долго лежал на жёлтом кресле, где Ваган пьёт кофе. Хозяйка дома обещает увезти кресло вместе с коврами, лишним шкафом и умопомрачительным красным пылесосом «Ракета 7», но я не думаю, что это случится.
В Ереване давно цвели абрикосы, а у нас было минус два. Старушка из соседнего дома сказала, это потому что мы близко к верхушкам гор. Мы высоко — небо низко. По пути в дальний супермаркет можно со всех сторон обойти большое облако. После Египта, где небо всегда пустое и ровное, это, конечно, большой подарок
За день до отъезда из Батуми нам вдруг позвонила мама хозяина дома, в котором мы собирались жить, представилась и попросила привезти ей лаврушку. Н. не знал такого слова, но аккуратно поинтересовался, нет ли лаврушки в Армении. Грузинская лаврушка оказалась лучше по всем показателям, ароматнее, полезнее для здоровья, но только с рынка и только свежая.
Утром я поехала на рынок. Вернее сначала обошла всех окрестных цветочниц и овощных лавочников, а потом на рынок. В обычной жизни готовилась бы к этой поездке неделю, но жизнь давно была необычной. Мужик, который продавал камни, тёрки, галоши и изоленту, сказал, что за лаврушкой надо идти в самую глубину. Дед, который продавал табак из мешка, сказал подняться на второй этаж. Тётушка с чурчхелой угощала чурчхелой. Все предлагали выпить вина и чая. Так я добралась до прилавка, целиком увешанного вениками удивительной красоты. Говорю: «Мне нужна веточка лаврушки» (так сказала мама хозяина дома — «веточка лаврушки»). Из сухоцветов выглянула женщина в пушистом платке, кинула на прилавок лавровый веник и говорит: «Один лари». «Один лари?» — «Один лари». Что я, думаю, зря ехала, что ли, и купила пять.
В Гюмри мы переезжали с двумя чемоданами, двумя коробками, двумя собаками, двумя переносками, рабочим столом и огромным букетом лаврового листа для Лусине.
*
В эти дни часто вспоминаю Фабрику Алафузова в Казани. Её превратили в лофт, но денег на реконструкцию было мало и делали, что могли. Специально для лофта владельцы собирали по городу старую мебель, так что в одном пространстве там можно было встретить два трюмо, секретер, микроскоп, бюст Троцкого, четыре зеркала, сервиз и чью-то библиотеку 30-60х годов. Теперь мы живём в таком доме. На видео почти ничего этого не было, а сейчас — когда прежние жильцы уехали — все ковры вернулись на родину («репатриировались из шкафа», — говорит К.), мебельный гарнитур «Каштан» на месте, бухгалтерский шкаф снова с нами. В книгах 1952 года издания засушенные цветы, в вазе резной ключик от серванта. В серванте знакомый запах. Видимо, там тоже когда-то хранили духи, как хранила моя бабушка.
*
Старые жилые дома из туфа в нашем квартале все одинаковые — типовая застройка. Сначала пыталась возвращаться домой по навигатору и бродила среди чужих садов минут по сорок. «Поверните налево», — там выбивают ковры. «Поверните направо», — там играют в нарды. Забор, тупик, чей-то праздник — «Вы в промежуточной точке».
Вчера решила не включать навигатор. Подумала, что просто пойду к горе. Из нашего окна видно горы — другие, совсем не такие, как в Батуми — и если идти, не сворачивая, так, чтобы белая гора смотрела на тебя, а ты на гору, то в конце концов попадёшь домой
Расскажу про мандариновые сады
В вечном поиске куда сходить, где нет людей, мы однажды пошли в противоположную сторону от моря и попали в частный сектор. Батуми, извините, город контрастов: 25-этажки стоят впритык к огородам, задумчивые коровы пасутся под апельсиновыми деревьями, мандарины растут себе и никого не интересуют.
Дружку — он самый социально адаптированный и общительный из нас — надоедает ходить среди садов, он ложится поперёк дороги и лежит до тех пор, пока не повернём к набережной. Но чаще нам удаётся уболтать его на круг-другой по коровьей улице, мимо кладбища к лошадям, мимо злого пса к чёрной хромой подружке и дальше через ворчливого щенка домой.
Мы ходим так уже месяца полтора, утром и вечером по два часа. Я точно помню, где дом с стиле скандинавских детских книжек, где голубой из американских ромкомов, где живописная кривая коряга растёт из земли в небо. У кого какие огоньки в окнах и какие люстры. Кто оставляет обувь во дворе, и кто сушит синий зонтик под навесом. Где махнуть рукой мужику в смешной шапочке, а где улыбнуться женщине, которая читает на балконе.
Каждое утро мужик в смешной шапочке и его пёс прогуливают корову вдоль улиц. Когда мы впервые встретились, многие из нас были ошеломлены. Мужик — тем, что у нас собаки носят плащи. Собаки — присутствием коровы. Корова — громкостью тех, кто в плащах.
«А что, — спросил тогда хозяин коровы. — Дорогие собаки, что ли?»
Я сказала: «Бесценные». Хозяин коровы усомнился и уточнил породу.
Потом говорит: «Вот настоящая собака: пастух, охотник, живёт в будке, всё ест, всё умеет — настоящая собака».
Вообще там много всего настоящего: настоящих собак, коров, куриц, лошадей, настоящей хурмы на голых ветках, настоящих мандаринов в канавах, мох на деревьях этих мандариновых тоже настоящий. Его хорошо трогать. А я же из Восточной Сибири, знаете, в моём представлении хурма растёт замороженной прямо из ящиков, лесные орехи из шоколадок, мартовские тюльпаны — из букетов цветочницы тёти Оли. А тут такое. Не знаю, как вы тут живёте такие спокойные, когда у вас курицы по апельсинам носятся (хочется сказать хозяину коровы).
Улицы часто заканчиваются тупиками, все тупики пронумерованы. По ним туда-сюда ездит пустой городской автобус. Кого и куда он возит. Ни разу не видела в садах остановок или людей, которые бы чего-то ждали.
Ещё нам встречаются сельские магазины с фотообоями у кассы, рисунками чьих-то детей на стенах, тусклым жёлтым светом, а не белым, как в супермаркете. Вечерами в одной такой лавке седая женщина то ли играет с кем-то в дурака, то ли раскладывает пасьянс — не видно, есть ли кто-то напротив, видно только, как она раскидывает карты.
Недавно зашла за хлебом в небольшой магазин, и продавщица мне говорит: «Представляешь, шоколадки по пять-семьдесят с ума рехнуться, надо брать пока акция по лари-девяносто-девять». И голос у неё такой, будто мы знакомы уже давно, разговор начали ещё вчера и остановились на шоколадках. «пять -семьдесят — это много», — говорю и беру одну зелёную, с фундуком из тех, что по акции. «Недавно заходили поляки, так набрали шоколадок целыми блоками, надо брать, когда выпадает такой шанс», — говорит. Я представила, как туристы из Польши приезжают на том самом автобусе к нам на огороды и идут прямиком за шоколадками. «А что поляки?» — говорю. «Так у них там шоколадки ещё дороже, — отвечает мне продавщица. — Можно совсем не покупать, конечно, а ведь хочется. Пять-семьдесят — это ведь почти два доллара. Надо брать по лари-девяносто-девять». Я взяла вторую, белую с кокосом. Дальше мы обсудили конфеты, фантики от конфет, вино, хлеб. Прошла суббота.
А сегодня Дружок категорически отказался идти в сады — улёгся прямо у подъезда и некоторое время ехал на пузе в сторону моря. Встал, только когда удостоверился, что никто не свернёт на коровью улицу. Так впервые с самого Нового года никто не трогал мох, не перелаивался с настоящими собаками, не наблюдал куриц через забор, и мандарины в канавах остались без присмотра. Надеюсь, у них было хорошее утро
Рекомендательно-дружеский пост про Сибирь №2
(первый был здесь)
Этой осенью, точнее уже прошлой, в Иркутске вышла карманная книжка про смерть, а в будущем феврале, в смысле уже в этом, выйдет такая же — про сны.
Я всё ещё не могу в это поверить, потому что «прошлая осень» — это три месяца назад. Февраль — это через три недели. Книжка — это книжка. В моём представлении они делаются год и выходят через два. Или делаются два и выходят никогда. Но в Иркутске и во сне всё по-другому.
В общем, презентация второй книжки здесь: nesgoldstein/1Pod2S8ap-Q" rel="nofollow">https://teletype.in/@nesgoldstein/1Pod2S8ap-Q
Мне очень нравится идея с открытками, нравятся названия разделов в содержании и нравится тот факт, что вот люди взяли сделали книжку, в которой можно пересказывать сны 💙
*Забыла важную вещь: Нес, которая всё это организовала, мне как-то написала: «Вот была у нас странная книжка про смерть, а теперь будет про сны — ещё более странная». Первую бумажную я всё ещё не видела, потому что они выходят быстрее, чем я решаю, где жить. Вторую, понятно, тоже не видела, но чуть-чуть читала. И да, она и правда странная, вероятно, страннее первой. Этим и прекрасна)
Три позднедекабрьские истории с участием цветных колготок и (опять) кита
1.
Когда жила в Казани, я каждый год в эти дни была Снегурочкой в благотворительном фонде. Вечерами после работы переодевалась в костюм: серебристое платье в снежинку и такую, знаете, шапочку из фольги с опушкой из ваты. Дед Мороз — каждый год один и тот же — называл эту нашу работу «декада добра», и каждый вечер был чуть пьянее, чем в предыдущий. Однажды он не пришёл и я была в ужасе, но мы неплохо поболтали тогда с детьми про космос и стёкла в калейдоскопе, пели про ёлочку и всё такое.
Но это было скорее исключение, обычно когда приходили за подарком, я ассистировала Деду Морозу, а в остальное время сидела под лестницей и читала письма из коробки — фонд начинал принимать их ещё осенью.
Важной частью моей снегурочьей идентичности были цветные колготки. Бирюзовые, оранжевые, белые в ёлочку и розовые в резиночку. Четыре пары — четыре вечера. Колготки так хорошо вписались в эти вечера, что когда моей племяннице в детском саду задали сделать новогоднюю поделку, она слепила человечка с оранжевыми ногами.
Когда уезжала, я забрала с собой коллекцию цветных колготок, два с лишним года колготки лежали в чемодане. На днях думаю: «Надо носить, декабрь всё-таки». Надела оранжевые и пошла.
В тот день обещали шторм. Потом мне показывали график, как скорость ветра двадцать метров в секунду резко превращается в сорок четыре с половиной. Когда это произошло, я всё ещё шла по набережной. Море стало чёрным и поднялось, залетали крыши, начали ломаться деревья. Вокруг ни одной собаки, не то что человека. Все подъезды домов вдоль моря закрыты, магазинов там нет. Обратно бежать смысла мало, такси не вызовешь. Стою, держусь за забор. В этот момент открывается стеклянная дверь какого-то модного офиса (открывается и тут же начинает слетать с петель — очень зрелищно). Девушка в деловом костюме хватает меня за рукав плаща и тащит внутрь.
Отвела куда-то, молча показала на диван возле ёлки. Ёлка была, как из пинтереста и под ней, кроме декоративных подарков, стояла не менее декоративная коробка с письмами. Девушка не говорила по-английски, а я по-грузински. Она показала мне кофейную чашку и я кивнула, принесла кофе и оставила одну под ёлкой. Минут через 15 море вернулось на место, все крыши улеглись и я пошла дальше. Думаю, это было лучшее, что произошло со мной в этом декабре.
2.
Однажды на Новый год мне подарили радужные колготки. Сначала для них не было случая, потом ковид. Потом война началась. Колготки пожили в Грузии, съездили в Африку, вернулись. Все шутки про «предметы с экстремистской символикой» были пошучены, а колготки всё ещё не распакованы. Пару недель назад я их наконец-то распаковала и прогуляла в музей Аджарии, потом в библиотеку и в овощную лавку.
Особенной популярностью мои радужные колготки пользуются среди людей 65+ и 8-
Недавно шла по набережной, на одном уровне со мной медленно ехал мальчик лет четырёх на голубом самокате. Улыбался и сокращал расстояние между нами до тех пор, пока строгий женский голос не крикнул откуда-то сзади: «Маркус, соблюдай приличия!»
Привет, друзья!
Сегодня вновь узнаём, а что же хотел сказать автор, из первых, так сказать, уст ❤️
Историями создания своих текстов поделилась Ира Данильянц. В каждой карточке — живые эмоции и глубина творчества 📖
Читайте, вдохновляйтесь и знакомьтесь ближе с классной писательницей и её рассказами: https://prochitano.ru/avtori/ira-danilyanc
А если вам захочется выразить свои впечатления — смело пишите в комментариях. Истории Иры наверняка найдут отклик в вашем сердце ❤️
#авторы_прочитано
Теперь заметки:
*
За ночь до рейса выяснилось, что переноски для собак должны быть украшены предупредительными наклейками, по 18 (восемнадцать) наклеек на клетку. У каждой наклейки своё место, клеить нужно по образцу, образец искать на сайте авиакомпании. Люди из чатов, которые летали с собаками, говорили, что это лишнее и всё обойдётся. Но мы подумали, что раз уж год собирали для псов бумажки, то как-нибудь осилим и 36 стикеров. Распечатали пачку цветных картинок А4 в конторе через дорогу и три часа клеили на двусторонний скотч для скрапбукинга сообщения о том, что в багаже летит живое. Клетка содержит животное. Животное — собака. Не переворачивать. Не трясти. Не открывать. Не пугать. Стрелочки вверх. Стрелочки вниз. Осторожно хрупкое. Захотелось и для себя таких наклеек.
*
Из Египта в Стамбул с нами летела группа пожилых французов. По-английски не говорили, собакам очень сочувствовали. Дама в шляпе — в Стамбуле у неё была пересадка в Марсель — протиснулась к нам у стойки регистрации, спросила, как с французским, и когда выяснилось, что никак, стала с помощью пантомимы и коротких французских слов рассказывать, как собакам должно быть грустно в шкафу, страшно в аэропорту и некомфортно лететь среди чемоданов. Собака Африка, которая до этого обливала каждого, кто глядел в её сторону, замолчала и с интересом посмотрела все этюды дамы из Марселя.
*
Самым стоическим среди нас оказался Дружок. Красивый выходил из клетки, залезал на высокие весы в аэропорту, выслушивал комплименты, какой он прекрасный бельгийский малинуа, и возвращался в клетку.
*
В Стамбуле животных из багажа нужно получать в специальном отделе: лампа горит красным — клетка едет по ленте, лампа горит зелёным — можно забирать. У выхода отчитываешься, кто у тебя там и какой породы, перед этим ждёшь целую вечность.
В Ризе, городе на границе с Грузией, аэропорт маленький и люди простые: вот самолёт, вон ваши шкафы с собаками, пешком по лётному полю, выход — там.
*
Наземная граница между Турцией и Грузией похожа на вокзал или китайский рынок в детстве: одни орут «Тачка! Тачка!», другие, пока мы разбираемся с собаками, тащат куда-то чемоданы. Все лифты сломаны, все проходы закрыты, столбики эти проклятые везде понатыканы — переноски застревают. Какой-то дядя говорит: «Щас я тебе помогу», и суёт два блока сигарет. Перейди, говорит, с ними границу, я на той стороне встречу. Я говорю, у меня руки заняты. Он такой: чем. Я говорю, шкаф несу. А он, ну тогда хотя бы пуховик посмотри и ботинки зимние. Я говорю, что не могу смотреть пуховик, и ничего не могу уже, щас упаду тут. А он такой: «Упадёшь-то ты — упадёшь, всё равно встанешь, а зима уже скоро, посмотри ботинки».
*
К середине всех приключений мне решила отказать координация — так часто бывает от нервов и если долго не спать. В первый день после переездов упала особенно зрелищно: поскользнулась в своих африканских тапках не по погоде, руки в грязи по локоть, сижу в луже реву. Собака Африка традиционно орёт, Дружок волнуется, дорогой наш человек не знает, кого успокаивать. Может, и стоило посмотреть ботинки.
*
В Батуми вечный октябрьский дождь и прозрачный воздух, в украинской пекарне на углу Грибоедова и Горгиладзе всё тот же шоколадный медовик и наполеон, в овощной лавке всё та же тётушка. Собаки оценили траву, гальку на берегу и уголки от хачапури. После пустыни охота вести дневник наблюдений за природой: слышала гром. Видела облака. Деревья высокие. Всё зелёное кажется странным
Последние пару недель в свободное от работы, пустыни и общения с чат-ботами авиакомпаний время я занимаюсь тем, что веду списки списков и взвешиваю случайные предметы на кухонных весах. Это успокаивает и даёт некоторый контроль хотя бы над вещами.
Нивея в синей банке, к примеру, весит 182 грамма и не проходит конкурс на место в чемодане. Коврик для йоги — 1122 грамма — остаётся тут. Коробочка с местными цветными карандашами и огрызками пастели из Грузии — эти, конечно, едут — 121 грамм.
Грузинский букварь с фиалкой на обложке — 625 граммов, «Момо» Михаэля Энде — 597. Три так называемых скетчбука за почти три года жизни — 1792 грамма. Итого чуть больше трёх кило.
Вчера ближе к ночи Н. обнаружил меня на кухне за взвешиванием камней и говорит: «Ты повезёшь с собой камни?» Как будто мы не знакомы 116 лет и не везли эти камни через три страны. Всем здесь повезло, что местные вывозить нельзя, но батумские-то вот они: пять штук, 113 грамм плюс металлическая баночка. Разумеется, я повезу с собой камни и буду надеяться, что в аэропорту все поверят, что они из Чёрного моря, а не из Красного.
*
Один чат-бот говорит, что кроме людей их авиакомпания пускает в свои самолёты только соколов. Не собак, не кошек, не хорьков, а соколов. Не попугаев, не канареек, не голубей, а соколов. Причём — ничего необычного — соколы летят не в багажном отделении, а в салоне. Чуть больше года собака Дружок собирает по миру бумажки, чтоб уехать из Африки, а соколы вот так запросто катаются в самолётах. «Пристегните ремни», — говорит им капитан корабля. «Курица или рыба?» — спрашивают бортпроводницы. На взлёте у соколов закладывает уши, а после посадки они первые выходят из самолёта. На месте соколов я бы выбирала кресла в проходе, чтобы было куда сложить крылья.
*
На недавнем приёме доктор Эсра рекомендовала Дружку найти пальто и ботинки для нового климата. И я подумала, что, наверное, неплохо бы и мне найти пальто и ботинки.
Октябрь считается в Египте лучшим месяцем: уже не жарко (всего 28 градусов), ещё не ветрено. Мы всё так же каждый вечер надолго уходим в пустыню, а когда ближе к полуночи спускаемся обратно в город, фонари слишком яркие, музыка громкая, люди нарядные и гудят. Вчера возвращались домой почти бегом — Дружок тоже не любит толпу. «А представляешь, — сказал Н. — Мы уедем и там будет обычный октябрь, чем дальше, тем обычнее, и воздух больше не будет жёлтым»
Накопилось рабочих и других заметок, которые, наверное, можно записать в «Признаки жизни»:
*
Одна больничная клоунесса ходит по дому с телефоном, показывает мне в камеру реквизит: вот все носы, вот шапки, цветное платье на балконе сушится. Говорит, что всегда работает в красной панаме. На панаме написано «всё будет хорошо». Я спрашиваю, не бесит ли родителей в детском онкоотделении такая надпись. Тогда она достаёт откуда-то вторую красную панаму, точно такую же, но пустую, показывает, как надевает её поверх той, что с надписью, и говорит: «Когда я иду в палату, эта надпись — для меня».
*
Редактирую текст про Снежану Юрьевну, собаку, которая много лет живёт в приюте и всем щенкам вместо училки.
*
Редактирую текст про собаку Чучу и котика Ыню. Чуча — это Чучундра, а Ыня — Ынам. Фотографии Ынама нет, и в процессе обсуждения каких-то дел выясняется, что он не кот, а пёс. Сотрудницы приюта пожимают плечами: «Ыня — наш маленький котик, его тут все так зовут, а вообще он алабай».
*
Читаю о героине по имени Даша и к третьему абзацу понимаю, что текст — о собаке. Нравится, как иногда в спешке кто-то забывает указать не только технические характеристики вроде возраста героев истории, но и не уточняет их биологический вид. Так что Даша с одинаковой вероятностью может быть человеком, ежом, кошкой, исторической колонной в вековом доме, белой медведицей или птицей.
*
«Ирина Петровна, родившаяся и вышедшая замуж в Челябинске, всегда верила в лучшее».
*
Мама говорит: «Я устала реагировать, у меня кабачки»
Мама говорит: «Я обещала себе выйти на пенсию, купить десять килограммов полимерной глины и на этой неделе добилась своей цели»
Мама говорит: «Я никуда не поеду»
Мама говорит: «Если бы у меня был миллион, я бы сразу прилетела к тебе».
*
Собака Дружок ведёт себя в ветеринарке как английская королева: сидит красивый, держится на почтительном расстоянии, всем машет лапой. После очередного моего монолога о путешествии в ветеринарку Аня предлагает измерять спокойствие в Дружках. «Нужно поставить себе какую-то достижимую цель, — соглашается Н. — Например, ноль целых одна сотая Дружка к Новому году»
Видела, как дяденька, который продаёт воду и печенье во дворе гаузета, аккуратно расставляет на своей тумбе маленькие пластиковые тарелочки, насыпает в каждую зерно, особым свистом подзывает голубей и красиво осыпает их сверху — по две тарелочки за раз. Процедура повторяется каждый час. По 12 тарелочек в один приёмный день.
*
— The horse? — строго спрашивает парень из фотопавильона про лошадь у меня на рубашке.
Я говорю, да.
— In the coat? — уточняет.
Я говорю, да. А что, лезет в кадр? Могу отцепить.
— Good, — говорит. — Фотографирую вас обеих.
*
На первом этаже конторы собрались человек 200. На улице +38, вентиляторы гоняют горячий воздух. Время от времени электрический голос просит талон номер такой-то пройти к окну номер такому-то. Из 12 окон работают три. В одной из запертых комнат идёт ремонт, но операционисты умеют переорать перфоратор. Между рядами металлических кресел ходит мальчик лет шести. Длинные белые волосы выгорели на солнце, в руке яблоко, обувь у мамы. Хмурая мама с его шлёпками под мышкой стоит в бесконечной очереди на оплату пошлины. Мальчик обходит всех присутствующих и на трёх языках интересуется: «А какой ваш любимый цвет? Синий? В одежде или в жизни? А у вас?»
*
На одном из кресел с самого утра спит бело-рыжая кошка. Пришла с улицы и уснула. Очередь стоит вокруг неё или сидит на полу, но кошку не тревожит. В конторе появляется дама с веером, видит пустое кресло, проходит к нему и только потом замечает кошку. Очередь наблюдает, что будет дальше. Дама складывает веер и довольно бесцеремонно колотит им по сиденью, кошка пугается и убегает. Очередь разочарована таким поведением и остаток дня глядит на даму и её веер осуждающе. Когда дама отходит к своему окну, кошка возвращается и минут через десять всё повторяется: приходит другая дама, видит пустое кресло, подходит к нему, замечает, что место занято. В этот раз очередь готова бороться за права кошки, но дама умиляется и отходит. Кто-то тут же уступает ей место, кто-то предлагает воду и спрашивает, откуда она. В конце они обмениваются телефонами.
*
Самые классные всегда итальянцы. Они тоже как будто из кино, только из другого. Пока дымные мужики орут по слогам, чтоб было понятнее, те машут руками, тараторят и в какой-то момент всегда кричат «mamma mia!»
*
Парень лет 16-ти без акцента говорит по-арабски и по-русски, знает английский. Выглядит как местный. Отлично ориентируется в хаосе и быстро переводит всем всё на нужный язык. «Муж-то египтянин, а сын у меня беларус», — поясняет его мама.
*
Сосед по креслу живёт в Египте 11 лет и зарабатывает на жизнь съёмками в массовке для египетский сериалов. Поскольку мы занимались тем же, но в 2010-х и в Индии, нам есть, о чём поговорить. «До места съёмки возят?» — спрашиваем со знанием дела. «Нет, конечно». Жильё? Нет. Еда? Нет. Перерывы? Нет. Хорошо платят? Нет. А что тогда? «Вот слышите, как тут орут? На съемочной площадке ещё громче»
Рекомендательно-дружеский пост про Сибирь
В Иркутске есть Death-cafe, встречи которого проходят в центре современного искусства «Огонь». Я уехала из Иркутска в конце нулевых, в последний раз приезжала в гости в конце десятых. С тех пор карта города внутри меня не обновлялась. На ней нет ни центра современного искусства, ни кафе смерти, ни «Огня». Сегодня из любопытства посмотрела его адрес и думаю: «О, это же в двух улицах от нашего дома» (который снесли в 2010-м, уже без меня). Побродила в гугл-картах по окрестностям, думаю: «Это же в трёх дворах от дома Люси» (которой теперь тоже нет). Короче, в иркутском death-cafe в огне мне было бы, о чём поговорить.
Этой осенью кафе выпустит карманную книжку про смерть. Тексты для неё написали доулы смерти, психологи, участники и участницы death-cafe. Кажется, книжка очень красивая.
Мой текст там тоже есть, потому что у меня классные друзья. Предложение написать что-нибудь про смерть (спасибо, Оли) очень жизнеутверждает. Просыпаешься, ходишь по каким-то стрёмным конторам, работаешь, читаешь новости. Потом думаешь: «Ничего-ничего, скоро суббота, будешь писать про мёртвых птиц на Байкале и похороны бабушки», и как-то сразу воздуха прибавляется от этой мысли. Уж не знаю, почему.
Вот презентация книжки: https://telegra.ph/Loskutnoe-odeyalo-karmannaya-knizhka-pro-smert-06-19
Книжку можно заказать. Там есть контакты редактора (которая на третий день нашего знакомства спросила, какой мой любимый цвет, и я подумала: «Точно хороший проект, надо брать»)
Неожиданно для всех и особенно своей ипотеки брат купил мотоцикл, поэтому поздравлял меня сегодня с днём рождения короткометражкой о том, как хорошо быть байкером: мартовский прибайкальский сугроб, солнце в соснах, шлем, врум-врум-врум. «А почему вокруг тайга?» — спрашиваю. «Это спортивный снаряд для полей, лесов и пересечённой местности», — говорит. А ведь к кризису среднего возрата я на шесть лет ближе него.
*
Всем интересующимся моими новостями и достижениями я отправляю портрет собаки или с ходу начинаю рассказывать о приключениях с документами. К. называет это «истории с налётом чуда и бюрократии».
Вот, например, несколько дней назад мы снова собирали бумажки для местной визы, и оказалось, что у меня нет подходящей фотографии. Добыть её среди ночи было сложно, а в 7:30 утра нужно было уже торчать у дверей конторы. Так что я нашла прошлогодний скетчбук с картинками из мусора, журнальных обрезков и старых фоток, выдрала оттуда своё лицо три на четыре, соскоблила ножом двусторонний скотч, чуть обрезала по краям, три часа подержала под ножкой тумбочки и то, что осталось, прилепила к анкете. Боялась, что её с такой фоткой не примут, но дядя в окошке наорал на меня не за это, а за какие-то проклятые копии.
Четыре раза отправлял в очередь к принтеру, размахивал руками, швырялся листами а4, орал с большим вдохновением. Когда я отходила, переключался на пожилого мужчину с розовой футболке. Было неловко перед ним и его швейцарским паспортом. В конце орущий человек открыл мой паспорт на странице со штампами о повторном продлении визы и говорит: «Ирина! Вы давно живёте, я не понимаю, почему вы не знаете, что вам делать?» «Никто не знает», — подумала я и скорчила рожу. Обладатель паспорта Швейцарии засмеялся. Орущий человек ничего не сказал. Наверно, решил, что это моё обычное лицо.
*
А лучшую историю с налётом чуда и бюрократии обеспечила мне консульская система РФ, назначив приём на сегодня около полудня. «Есть такая традиция — в консульство к двенадцати ходить», — сказала К. В этот раз очередь была поменьше и наконец-то дали паспорт. «Дата, подпись, — сотрудница консульства протянула мне очередную бумажку. — Сегодня двадцатое ноль третье» Я расписалась и автоматически поставила дату «20.03.1986». Наверно, потому что в последнее время слишком часто пишу эти цифры в такой последовательности. Сотрудница забрала бланк, поразглядывала его пару секунд и говорит: «Но ведь двухтысячные уже наступили».
*
Со временем, как и со словами, давно что-то произошло. Никак не могу запомнить, какой сегодня год, какой месяц, какой март, а февраль был какой? А жили мы где? Пока искала ту самую фотку в анкету, нашла посадочные на 7 марта 2022. Стало быть, улетели два года назад. Когда появился пёс, завели счётчик дней — вчера он показал 200. Время теперь похоже на пустыню, куда мы с Дружком ходим гулять вечерами: ни начала, ни конца, одни ямы, встречается колючая проволока. Много мусора. Часто бывает страшно, но и красиво тоже. Запрокинешь голову — луна. И Медведиц видно хорошо, как на Байкале или в атласе звёздного неба за пятый класс
Самое странное, что как бы тебя ни размотало, надо идти жить дальше. Не в каком-то пафосно-философском смысле, а в смысле чайник ставить, работать, собирать документы, кормить собаку, разговаривать с кассиром. Он такой: хау ар ю? А ты такая: гуд энд ю? Однажды вечером сказала, что соу таерд, он так перепугался, что теперь только гуд. 16, 24 и другого бесконечного февраля иди живи.
В пятницу я делала селёдку под шубой. (Три дня назад редактировала эту фразу в заметках раз восемь, и любые версии кроме «в пятницу» выглядели настолько оглушающими, что просто оставила день недели)
В пятницу у дорогого нашего человека был день рождения. У нас есть давний внутренний мем про шубу для сорокалетних, и вот я дождалась, когда шуба станет кому-то из нас впору и решила изобразить её в виде салата. Утром искала в чатах отзывы на майонез, потом искала свёклу, нашла белую. Сохранила картинку бордовой, ходила по овощным лавкам и всем показывала.
Потом варила овощи. Параллельно слушала наш разговор с одной католической монахиней и отмечала тайм-коды кусков, которые нужны будут для текста. Монахиня была лучезарная, часто говорила «это интересно» и «это очень грустно» и шутила про своё облачение.
Овощи разварились. Всё вокруг было в свёкле. Позвонил курьер, русскоязычный дяденька на веспе и в вязаной шапке из конопли. Как будто 2010-й и мы тут все в Гоа. Привёз специальную гипоаллергенную еду для пса, почему-то смеялся и тысячу раз извинился за то, что перепутал дом. В подъезде, по пути на свой этаж я стала гуглить слои селёдки под шубой и увидела новости. Поднялась и стала делать салат: слой картошки — майонез — слой лука — слой отчаяния — майонез.
В новостях и чатах писали разные слова. Мне кажется, слова давно потеряли силу. То есть буквально: ты говоришь, что тебе больно, или страшно, или жаль, но этого мало. Или пишешь «нет слов», и этого недостаточно.
Вспомнила, как однажды в Казани писала тотальный диктант. Очно — первый и последний раз. В 2021 году автором текста был Глуховский, который теперь иноагент. Диктатор — так назывались люди, которые диктуют тотальные диктанты — демонстративно вздыхал и говорил, мол, зачем это, когда есть великие Пушкин и Достоевский. Было душно, а диктант я, кстати, написала на тройку.
Потом со знакомой разбирали текст целиком. Он был о бабушке автора. Мне запомнилась фраза, которую мы потом использовали в разных контекстах: «Она никак не могла понять, действительно ли вот это всё и есть жизнь».
Все горькие слова этих дней — про то, что тьма не навсегда, и надо не терять надежду, и жизнь продолжается. Cлова как будто потеряли силу, но ещё могут утешать. И самое странное для меня не то, что жизнь продолжается, а то, что всё это — слой за слоем — и есть она
А также бытовая зарисовка о том, как на днях я искала маринованные огурцы для извините оливье. Не то чтобы оно мне так уж необходимо, но с ним в этом году как-то устойчивее, так что я уже запланировала на конец недели резку салата и пошла в эти выходные на поиски маринованных огурцов. Их не было ни в одном отделе пикулей ни одного местного супермаркета. Не было в «армянской кулинарии». Не было в сирийском маркете. В «славянском магазине в бритиш резорте» (так его называют в чатах) среди колотого гороха и золотой гречки сидел мужчина и меланхолично собирал ёлку из зелёных ёршиков.
Я говорю: «Здравствуйте, у вас есть маринованные огурцы?» Он такой: «А вам для чего?» «Да мне на оливье», — говорю. Он идёт куда-то, возвращается с ведром, прямо вот с ведром, и говорит: «Вот. Для оливье у нас малосольные. Будете брать?» Потом звонит кому-то и говорит: «Ир, это я. У тебя почём огуцы, девушка на оливье берёт» В общем , взяла шесть штук в целлофановом пакете. Не учла, что без жидкости им нехорошо, а до оливье ещё жить и жить. С другой стороны, чувствую, что миссия моя выполнена и можно обойтись без салата
