Журнал National Enquirer знает всякий, кто больше пары раз бывал в классических американских супермаркетах. Стойка с ним и его аналогами всегда стоит прямо у касс — и поражает воображение силой размещенных на обложке заявлений. Обычно там пишут что-то вроде: «Шок! Хиллари Клинтон умрет через три месяца»; или там — «Том Круз оказался педофилом!»; или там — «Преступное прошлое Тейлор Свифт». Во все это, с одной стороны, не верится ни на секунду; с другой – издание покупают сотни тысяч человек, и оно способно проникать решительно во все информационные пузыри (в прошлом, что ли, году уважаемый журналист Михаил Козырев на полном серьезе заявлял в своем фейсбуке, что Принс умер от СПИДа, ссылаясь ровно на National Enquirer).
Еще один интересный материал из нового «Нью-Йоркера» — профайл Дэвида Пекера, издателя National Enquirer и еще нескольких еженедельных таблоидов, живущих по той же модели. Предсказуемым образом редакцию издания Пекер интересует в первую очередь с той точки зрения Трампа: Пекер и Трамп — закадычные друзья, и Джеффри Тубин (главный юридический автор «Нью-Йоркера») много места уделяет тому, что National Enquirer по распоряжению издателя не пишет про президента ничего плохого, зато перед выборами поддержал его кандидатуру и даже публиковал его колонки. С другой стороны, сам «Нью-Йоркер» не пишет про Трампа ничего хорошего, да и вообще медийная партийность в Америке — сложная штука. С третьей, о какой вообще журналистской этике может идти в случае человека, который пишет на обложку, что Хиллари Клинтон — инопланетянин, и однажды запретил публиковать расследование, направленное против одного из соинвесторов медиахолдинга? Короче, весь этот догматизм довольно банален, поэтому я обращу внимание на другие вещи: мне всегда было интересно, как National Enquirer умудряется существовать, учитывая, что его обложки зачастую, прямо скажем, врут, и материал во многом дает ответ на этот вопрос — к тому же с широким контекстом.
Интересна история издания: ушлый италоамериканец основал National Enquirer в 1950-х как обычный еженедельник, но когда обнаружил, что тот не продается, вдруг осознал, что людей интересуют трэш, кровь и кишки — и переключился на таблоидную повестку. Важнейшей его бизнес-идеей была затея с появлением журнала на прилавках супермаркетов – крови пришлось сделать поменьше, селебрити — побольше, в результате продаж скакнули вверх, а номер, на обложке которого был Элвис Пресли в гробу, побил все рекорды. С самого начала National Enquirer клал на догмы серьезных медиа и, например, не видел ничего зазорного в том, чтобы платить за интервью источникам.
Пекер к моменту прихода в National Enquirer уже был видавшим виды медиадеятелем — и к моменту его появления в издании ситуация была уже не так безоблачна: в частности, появилось много конкурентов. Пекер решил ситуацию так: скупил конкурирующие издания и перепрофилировал их на разные возрастные группы. Таким образом, издаваемые его компанией OK и US Weekly адресованы молодежи и специализируются на голливудских сплетнях. National Enquirer — это для пятидесятилетних: он про расследования (окей, «расследования»). The Globe — для шестидесятилетних: они любят почитать про королевскую семью и про то, какая ужасная Хиллари Клинтон. Наконец, средний возраст читателей National Examiner — 80 (!!) лет, у них совсем мало денег, и они любят материалы про сериал Golden Girls. Полная линейка.
Наконец, мне всегда было интересно, каким образом National Enquirer умудряется печатать такие обложки и не терять миллионы в судах. Выясняется: во-первых, у компании есть юристы и процедуры — они всегда запрашивают комментарии героев и отказываются публиковать материалы, если герои предоставляют доказательства, что написанное изданием — неправда (но не если они просто говорят, что это неправда). Во-вторых, большинство знаменитостей просто предпочитают не связываться с таблоидами — себе дороже; эффект Стрейзанд: если ответишь, они превратят твой ответ в еще один скандальный материал. Политики почти никогда не реагируют на издания Пекера — отсюда такие топтания по Хиллари.
Однажды журналист Джеймс Лэсдан пришел к своему стоматологу и узнал, что тот попал под суд, — да не по какому-нибудь пустяку, а по обвинению в убийстве. Так начинается самый дикий, наверное, текст за последнее время, в котором масса интересных поворотов и — что досадно — никаких отгадок.
История примерно такая. У доктора Гилберто Нунеза был роман с Линдой Колмэн — женщиной, состоявшей в браке с Томасом Колмэном. Нунеза беспокоило, что муж не в курсе, и он начал творить странные вещи. Представившись некой Самантой, он послал со специально купленного под это дело телефона сообщения Колмэну с намеками про роман жены с дантистом. Томас пришел к Линде, та созналась и пошла ругаться с Нунезом. На что стоматолог заявил, что муж послал себе смс сам, а потом предложил сисадмину в своем офисе притвориться агентом ЦРУ (!!) и встретиться с Колмэнами под видом эксперта-расследователя, который может разобраться в ситуации с смс. Впрочем, этого так и не случилось — в итоге Нунез сам пришел к Томасу, бухнулся на колени и во всем признался; Колмэн принял роман жены как факт и в итоге подружился с дантистом. Они даже все вместе отмечали День благодарения. А через несколько дней Томас был убит. Вскоре Нунеза арестовали — нью-йоркская прокуратура заявила, что он отравил соперника после того, как Линда окончательно порвала с любовником, использовав для этого мидазолам, к которому у дантиста был доступ.
И это только начало — дальше начинается рассказ о судебном процессе, тоже довольно диком. (Тут еще надо отметить, что текст изрядно персонализирован; в том смысле, что автор, например, делает выводы об искренности Линды, выслушав ее показания в зале суда, и отметает версию, что мужа убила жена.) Концы не сходятся с концами — Нунез никак не выглядит маньяком, помешанным на страсти к Линде, каким его хочет представить прокурор; формально доступ к мидазоламу у него был, но оба флакона с веществом, изъятые из его офиса, оказываются нераспечатанными, да и концентрация вещества в организме Колмэна, учитывая его большую массу тела, оказывается неоднозначно низкой (то есть не факт, что Колмэна убили ядом); ну и так далее. Выясняются все новые и новые странные подробности: Нунезу предъявляют, в частности, попытку выдать себя за агента ЦРУ — и оказывается, что у него действительно было фальшивое удостоверение сотрудника агентства, но приобрел он его, чтобы использовать в сексуальных играх. Также обнаруживается, что Линда, вопреки собственным заявлениям, вовсе не разрывала связи с Нунезом накануне убийства.
Присутствует и загадочный эпизод с машиной, которая стояла рядом с машиной Колмэна рано утром на парковке у «Планеты Фитнесс»: они простояли так 28 минут, и, видимо, там что-то происходило, учитывая, что Колмэн был найден мертвым на откинутом сидении своего автомобиля с расстегнутой ширинкой. Утверждается, что второй машиной была машина Нунеза, и он споил сопернику отравленный кофе; и действительно на то похоже, но безусловных доказательств нет. Также оказывается, что Колмэн был зарегистрирован на сайте секс-знакомств, а в круглосуточных спортзалах часто происходят такого рода встречи (по касательной возникает и версия о том, что Колмэн-муж и Нунез тоже были любовниками). Никаких следов ДНК Нунеза в машине Колмэна не обнаружили; прокурор в суде утверждает, что за 28 минут дантист не только успел убить Томаса, но и уничтожить все свои следы в машине. Вообще, версия обвинения строится на то, что Нунез — одновременно хитроумный злоумышленник и нелепый чудак, что плохо сочетается между собой.
Добрался наконец до эпической статьи в New York Times Magazine про открытые браки (тег: «за что все еще имеет смысл читать NYT»). Как знают постоянные читатели этого канала, здесь редко появляются статьи про отношения, но вот это — тот случай, когда стоит прочитать. С точки зрения метода тут все, как мы любим: автор на протяжении многих месяцев постоянно разговаривала с несколькими семейными парами, решившими «открыть» свой брак (то есть начать встречаться и спать с другими людьми, при этом ставя друг друга в известность и не разрывая отношений), прочитала кучу научных книжек про то, как может меняться моногамия в современном обществе, а в довершение всего начала еще и ловить себя на том, что мужа любит, но влюбиться в кого-то параллельно тоже была бы не прочь.
Стержневая история — про Дэниела и Элизабет, мужа и жену, которым уже за 40. Они любят друг друга, но в их личной жизни и конкретно в сексе как будто чего-то не хватает; мужчина предлагает «открыть» брак и начать встречаться с другими людьми, жене эта идея не нравится; потом ей диагностируют болезнь Паркинсона, хотя она чувствует себя отлично; на каких-то занятиях по физиотерапии она встречает человека с такими же проблемами (женатого) — и вскоре начинает с ним встречаться и спать, думая, что муж не будет против (сам же предлагал). Когда он узнает, сначала собирается разводиться; потом они долго обсуждают, ходят, кажется, к терапевту — и решают, что по-прежнему любят друг друга; и Дэниел сам начинает искать себе вторые отношения — и находят; а с бойфрендом жены они вообще теперь дружат, хоть тот так и не сказал о романе на стороне собственной супруге.
Ну это совсем пунктиром, конечно, — там много подробностей, и написано все каким-то по-хорошему сдержанным тоном; без лишней отстраненности, которая вряд ли бы сработала в тексте на такую тему, но и без сюсюкания. Вообще с нормализацией открытых браков материал справляется отлично — к финалу, когда, помимо основной, рассказано множество историй (и успешных, и неудачных, и про гетеросексуалов, и про гомо-), если и не сам начинаешь задумываться о чем-то таком, то, во всяком случае, перестаешь воспринимать такого рода сценарии как что-то дикое и «проблемы первого мира». С помощью разнообразных специалистов и книжек авторка любопытно рассказывает, как идея расширения границ моногамии начала возникать в американском обществе (вы угадали, это стало происходить после 1960-х, а скорее даже в 1980-х) — и убедительно показывает, что, в общем, в идее того, что, будучи счастливым (или счастливой) в браке, можно любить еще кого-то, нет ничего возмутительного. В конце концов, классическая моногамия — тоже социальный конструкт, обусловленный теми или иными причинами, которые в 21 веке могут быть не так уж релевантны; да и, как говорит один из героев, что ж плохого, если любви становится больше?
В тексте это называется «новая моногамия» или — реже — «полиамория»: второе слово, судя по всему, как минимум в английском ассоциируется скорее с юным возрастом и таким идейным промискуитетом; здесь же почти всем героям за 40 — и у них всех есть идея семьи и ее сохранения. Примерный смысл новой моногамии: это когда отношения с партнером конституируются не верностью в классическом смысле, но честностью и прозрачностью; когда люди начинают путем проб и ошибок нащупывать не те границы отношений, которые предлагаются социумом, но свои собственные, индивидуальные — и да, эти поиски неизбежно сопряжены с болью, но и эта боль, как говорят сами герои (причем многие), продуктивная: так они учатся лучше чувствовать себя и друг друга.
Не смотрел эту документалку, но смело заношу ее в список к просмотру — и вам советую. Как и подписаться на канал моего друга Вани Калашникова, который замечательно умеет рассказывать про футбол как человеческую комедию (коей он, в общем-то, и является). Как верно следует из названия канала, важную роль в этой комедии играет и то, чем мы набиваем пузо.
Читать полностью…Для тех, кому понравился на фестивале Beat фильм «Город призраков», — неплохое дополнение, а точнее, предисловие: «Only The Dead», документалка про американское вторжение в Ирак, снятая австралийским журналистом Майклом Уэром, который сумел побывать в самых адских иракских переделках.
Сделано кино, конечно, не очень толково — Уэр всю дорогу не может определиться, что за историю он рассказывает и в каком жанре: то ли это военный травелог о семи годах, проведенных в Ираке; то ли журналистское расследование о том, откуда взялось иракское сопротивление (а впоследствии и ИГИЛ, хотя Уэр делал свой фильм еще до того, как оно превратилось в бренд); то ли вообще эссе о том, как война корежит людей изнутри. Сильные места возникают в каждой из трех ипостасей. Вот хроники Рамади, места самых жестких битв, где американцев убивают каждый день и где герой вместе с солдатами еле-еле укрывается от пуль «Калашникова», старательно фиксируя все происходящее на пленку. Вот пунктирный, но познавательный рассказ об основоположнике нового иракского террора Абу Мусабе аль-Заркави — человеке, который первым начал снимать на пленку публичные казни американцев и который первым сумел оказать американцам в Ираке полноценное сопротивление (до этого Уэр также устанавливает контакт с чуть более цивилизованным повстанцами, которые, в частности, предлагают ему засвидетельствовать, как они среди ночи палят из ракетной установки по американской военной базе). А вот мучительная сцена в конце фильма: солдаты находят умирающего, но еще живого иракского молодого парня и оставляют его посреди двора, ожидая, пока он испустит дух; никакой врач к нему не подходит; длится это долго на фоне монолога Уэра, который пытается понять, почему он сам в этот момент ничего не сказал и как позволил войне так ожесточить себя.
В общем, это скорее монтаж интересных сцен и суровых размышлений, чем кино в полном смысле слова, — но впечатляет изрядно. А еще лучший персонаж фильма — великий российский фотограф Юрий Козырев: пока Уэр хмурит брови и суровеет, Козырев, в самых жутких и неоднозначных ситуациях оказывающийся рядом с коллегой-журналистом, бесконечно шутит и вообще не теряет присутствия духа. Предлагая, например, приобрести недвижимость в том же Рамади — цены же пока низкие.
(Смотрели на Netflix, туда и ссылка.)
https://www.netflix.com/title/80075824
Почти случайно (кроме шуток — все устройства разрядились или были недоступны, кроме супружеского «Киндла», где и обнаружилась книга) прочитал мемуары Бориса Бажанова — человека, который в 1920-х, в возрасте двадцати с небольшим лет работал секретарем Политбюро и лично Сталина, потом разочаровался в коммунизме и сбежал из СССР через Персию и Индию в Париж, где дожил аж до 1980-х.
Я вообще не очень почему-то люблю жанр воспоминаний, но это исключение — читается и правда взахлеб, хотя написано таким надменно-канцелярским языком: чувствуется, что человек работал секретарем, но при этом считает себя умнее всех. Бажанов приписывает себе массу заслуг — от четкой организации аппарата ЦК до создания повстанческих отрядов для борьбы с Красной Армией во время Финской войны; интересно было бы понять, насколько все это достоверно, но даже если не на сто процентов (что скорее всего), книжка очень ценная.
Во-первых, собственно описанием советских 1920-х изнутри, глазами закоренелого аппаратчика, который видит все происходящее не как глобальный революционный процесс, а как последовательность разнообразных бюрократических интриг — и даже репрессии описывает не столько как преступление и трагедию, сколько как неверную и глупую методологию; сюжет о том, как советская власть превратилась власть в секретарей, людей, работающих с бумажками, а не со смыслами, тут описан блестяще.
Во-вторых, кучей трогательных деталей, которые автора, кажется, совершенно не трогают, но читателю это вряд ли может помешать — мне, скажем, больше всего запомнился момент, когда Троцкого начинают постепенно выжимать из правящей верхушки, и в знак своего презрительного равнодушия к происходящему он читает на заседаниях Политбюро французские романы.
В-третьих, разоблачая практически всех своих соратников по партии (с некоторым оговорками хвалят тут только Бухарина и, кажется, Фрунзе), Бажанов во многом разоблачает и себя — то есть это еще и автопортрет, который говорит об авторе много больше, чем ему бы хотелось. Начиная от того, как он сам понимает коммунизм и почему становится к нему в оппозицию (это, кажется, такое именно внутриаппаратное, ригидное его понимание), и заканчивая какими-то поразительными, но показательными особенностями характера (решившись бежать, Бажанов сначала пытается устроить дело так, чтобы сделать это с любимой девушкой, а когда не выходит, просто деловито порывает с ней — при этом бесконечно критикуя всех других персонажей книги за равнодушие к людям).
Ну и в-четвертых, тут, конечно, мощнейший, почти джеймс-бондовский сюжет: молодой человек более-менее по случайности становится членом партии, которая приходит к власти, очень быстро поднимается вверх в государственной иерархии, параллельно приходит к выводу, что все это в гробу видал, — и начинает придумывать план побега. Тут есть и попытка сбежать с помощью конькобежных соревнований в Норвегии, и прекрасная история о переходе границы с Персией в компании приставленного ГПУ сексота (Бажанов пишет, что сказал ему: мол, либо едете со мной, либо возвращаетесь, и вас расстреливают), и бегство из Персии в Индию, и якобы попытка нацистов привлечь Бажанова к созданию оккупационного российского правительства, и еще куча всяких изумительных мини-историй; то есть после того, как секретарем Сталина Бажанов быть перестал, жизнь его менее интересной не стала.
Традиционно ссылка на Bookmate: https://bookmate.com/books/VCJNs132
Сергей Новик — он же Мопс — отсидел в советских и украинских тюрьмах в общей сложности 27 лет — в частности, за грабеж с применением паяльника. Теперь он зарабатывает на жизнь тем, что ведет видеостримы, в которых зрители могут заплатить, чтобы его бывший сокамерник ударил его куском сала по лицу или выстрелил в него из травматического пистолета. Мопс, в общем, доволен жизнью.
Это не единственный такой пример — в ютьюбе есть и другие каналы, в которых над людьми (в основном над бездомными) издеваются за деньги. Например, предлагают им за 500 рублей выпить залпом три бутылки водки или бутылку подсолнечного масла. Авторы таких каналов говорят, что таким образом этим людям помогают.
Мощный и страшный репортаж Юлианы Скибицкой про темную сторону ютьюба в рамках нашего проекта про видеоблогеров.
https://meduza.io/feature/2017/06/06/vystrel-v-golovu-za-50-tysyach-rubley?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live
На прошлой неделе рассказывал про фестиваль Beat, на этой про другой большой свой проект — но ей-богу, этот канал не только про селф-промо; в загашнике много длинных текстов. Тем не менее — это правда дорогая моему сердцу история, над которой мы работали пару месяцев, так что придется потерпеть. К тому же получилось вроде бы познавательно.
Читать полностью…Как нам отчетливо сообщает американская пресса последних месяцев, революцию не покажут по телевизору – ее сделают по интернету, причем, скорее всего, русские. Но необязательно.
Криптоандеграунд — хаотично организованное сообщество, в котором соседствуют и даже объединяются анархисты и либертарианцы, — один из самых интересных социальных феноменов этого столетия; люди, которые зачастую вполне осознанно борются за ту самую вседозволенность, в которую, по расхожему выражению, не должна переходить свобода.
Один из таких людей — Коди Уилсон, чувак, который изобрел рецепт, как распечатать на 3D-принтере пистолет, и теперь хочет, чтобы это мог сделать каждый у себя дома, а американские суды ему запрещают. Другой — Амир Тааки, один из активистов биткойна, которого пытаются щемить власти за связи с террористами. Фильм «Радикалы XXI века» показывает жизнь и борьбу этих людей — одновременно харизматичных и асоциальных, страшных и смешных, — изнутри; дает всем этим расхожим лейблам — даркнет, блокчейн и так далее — плоть. Это ужасно интересно — и ужасно противоречиво: режиссер делает все так, что отношение зрителя к герою может за то время, пока кино идет, измениться несколько раз.
А еще режиссер явно человек очень смекалистый — потому что начал снимать Уилсона еще до того, как журнал Wired назвал его одним из самых опасных персонажей в интернете, и сумел сделать не только фильм про людей, но и бодрый исторический очерк нового подполья. Поэтому особенно приятно, что на показах «Радикалов XXI века» в рамках моей программы «Последствия медиа» на Beat Film Festival (да, я по-прежнему о ней) этот самый режиссер — его зовут Адам Бала Лоу — будет присутствовать, и ему можно будет задать каверзные и умные вопросы.
Билеты по ссылке. Покупайте, приходите.
http://2017.beatfilmfestival.ru/movies/the-new-radical/
Немного отвлечемся от новостей, хоть сегодня это и особенно сложно. На этой неделе в Москве начинается фестиваль нового документального кино Beat, в рамках которого есть и программа, созданная при поддержке «Медузы», — авторский проект редактора отдела спецкоров Александра Горбачева «Последствия медиа», четыре классных фильма про то, как журналистика и медиа меняют людей и мир вокруг нас.
Так вот, по такому случаю мы решили составить ультимативный список 15 лучших документальных фильмов-расследований, вышедших за последние 30 лет. Один из них — «Щекотка» — уже в эту пятницу откроет программу; это одновременно смешное и страшное кино про то, что стоит за странными видео на ютюбе, где щекочут атлетичных мужчин; нечто среднее между передачей The Daily Show и фильмом «Spotlight» (да, бывает и такое).
В общем, изучайте и приходите на нашу программу — там будет интересно.
https://meduza.io/feature/2017/05/23/15-luchshih-dokumentalnyh-filmov-rassledovaniy-snyatyh-za-poslednie-30-let?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live
Бывший музыкальный обозреватель «Афиши» Александр Горбачев снова берется за старое — на сей раз чтобы рассказать о новом (очень хорошем!) альбоме ростовской группы «Каста».
«Эмоция «Касты» — не столько диссидентское негодование, сколько, пользуясь выражением другого автора, вулканическое недоумение; сакраментальный риторический вопрос «как так?» «Четырехглавый орет» — музыка людей, которые чувствуют угрозу своему обжитому миру и, кажется, готовы на эту угрозу реагировать».
Пошумим!
https://meduza.io/feature/2017/05/19/o-chem-govoryat-muzhchiny/?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live
Мэйер, как это ей свойственно, подробно — и, что важно, доступно — разбирает, как именно деньги и интересы Мерсеров задействованы в политике. Оказывается, что они действуют через свой частный фонд; что один из ближайших к ним людей — тот самый демонический Стив Бэннон из Breitbart (в этот сайт Мерсеры вложили 10 миллионов долларов); что дочь Мерсера Ребекка — одна из самых активных людей в элите новых правых (в частности, она входит в совет директором созданного Бэнноном Института подотчетности правительства, который выпускал книги и документалки с расследованиями финансов семей Клинтонов и Бушей); что они связаны с теми же Кохами и входили в некий Совет по национальной политики, полусекретный клуб для консервативной элиты; что они финансировали кампании радикальных правых на местах и давали деньги организациям, посвятившим себя борьбе с Хиллари Клинтон; ну и так далее.
Одна из главных страшилок тут — конечно, связь Мерсеров с Cambridge Analytica, компанией, которая утверждает, что с помощью научных методов может крайне эффективно влиять на политические взгляды людей через соцсети (вокруг большого материала про Cambridge Analytica был сильный и не до конца обоснованный хайп несколько месяцев назад); Мэйер пишет, что Мерсер, который уже устроил с помощью программистских методов на Уолл-стрит, не мог отказать себе в удовольствии произвести ту же операцию в американской политике, — впрочем, оговаривается, что роль Cambridge Analytica в победе Трампа совершенно неясна, и многие считают, что компания набивает себе цену.
Все это, конечно, довольно возмутительно, но, как по мне, скорее именно с точки зрения общих принципов устройства американской политической экономики, чем с точки зрения конкретных взглядов конкретного человека. Где-то в середине текста Мэйер впроброс упоминает, что Мерсер — вовсе не чемпион по политическим пожертвованиям; среди сторонников демократов есть пара людей, его опередивших; интересно, мог ли бы в The New Yorker появиться аналогичный текст про них, если бы выиграла Хиллари Клинтон. Хочется, конечно, верить, что да.
http://www.newyorker.com/magazine/2017/03/27/the-reclusive-hedge-fund-tycoon-behind-the-trump-presidency
У всего этого есть еще один твист: сам мужчина объясняет все странности, связанные с фондом, одним обстоятельством — все это время он был агентом ЦРУ под прикрытием, а сам фонд и был прикрытием. При этом существуют действительные документальные подтверждения, что у героя в 70-х был доступ к секретным документам, но неясно, насколько серьезный; при этом сам герой, судя по всему, еще и не до конца психически здоров — его явно шатает из одного психологического состояния в другое, а еще он время от времени начинает настаивать на том, что его зовут Бобби Томпсон, хотя уже доказано, что это не так. В сущности, непонятно и то, в чем был смысл столь публичной деятельности Ассоциации; она, конечно, обманывала своих жертвователей — но Томпсон ничего особенно не крал и не тратился на роскошную жизнь, предпочитая вкладывать деньги в политику. То ли еще какая-то тайна, то ли просто болезнь.
https://www.washingtonian.com/2017/03/19/the-strange-spectacular-con-of-bobby-charles-thompson/
TODD MCGOWAN
Capitalism and Desire
The Psychic Cost of Free Markets
«Капитализм и желание» фокусируется на классической левацкой проблематике: разрушительное влияние капитализма на целостность индивидуальной психики. McGowan пытается разгадать тайну капитализма: почему при всей своей деструктивности в отношении индивида капитализму удалось полностью подчинить себе желания миллиардов людей? Почему многочисленные кризисы и отчуждение, порождаемое капитализмом, лишь усиливают его власть? То есть, как именно капитализму удается снова и снова успешно предлагать себя в качестве средства от кризиса, который он сам и порождает?
Автор утверждает, что сила капитализма заключается в его способности копировать структуру желаний индивидов, скрывая травму наносимую им. Капитализму удается создать иллюзию того, что он соответствует нашим естественным потребностям. Обещая дать нам то, что мы хотим, а именно удовлетворение наших потребностей, капитализм дает то, что нам действительно необходимо: «перманентная невозможность удовлетворения». Именно это приносит человеку наслаждение, согласно психоанализу.
При этом, капитализм создает миф, препятствующий травматичному осознанию того, что мы стремимся к состоянию «нехватки» в качестве единственного способа наслаждения. Согласно этому мифу, полное удовлетворение может наступить в будущем, однако, чтобы его достичь, необходимо страдать.
Автор иронично подмечает, что даже коммунисты действовали в рамках капиталистического мифа, исходя из возможности счастья в обмен на страдания.
https://www.amazon.com/dp/0231178727/?tag=newbooinhis-20
В общем, черт знает что — и главное, что это криминальная история из тех, где так и непонятно, кто убийца. Как и почему умер Томас Колмэн, до конца неизвестно. Нунеза оправдали по обвинению в убийстве, но впоследствии приговорили к реальному сроку за пару мелких нарушений, найденных в результате расследования (он якобы недоплатил за страховку и соврал в заявлении на ношении оружия); вынося вердикт, судья, до того казавшийся разумным и хладнокровным, вдруг сорвался, чуть ли не впрямую обвинил дантиста в убийстве — и впаял ему два с лишним года в тюрьме. Итого: очень интересный текст, не отвечающий ни на какие вопросы из тех, что в нем заданы, — если из него и выводится какая-то мораль, то сродни той, что появляется в фильме «После прочтения сжечь». Только здесь все-таки не все идиоты, а все просто очень странные люди.
http://www.newyorker.com/magazine/2017/07/03/my-dentists-murder-trial?mc_cid=5c83fba538&mc_eid=ecb5efaf65
И еще тут, конечно, интересна роль новых технологий: Элизабет, встретившая своего бойфренда где-то в кружке по интересам, — скорее исключение; вообще-то в основном замужние и женатые люди, решившие провести эксперимент и согласовавшие его с партнерами, делают это через сервисы знакомств и конкретно OKCupid, где можно сразу указать, что у тебя есть семья, и вообще придерживаться все тех же принципов прозрачности. Когда главные герои идут на какую-то коктейльную вечеринку для полиаморов, они чувствуют там себя скорее неуютно; в мире соцсетей в этом смысле как-то проще.
https://www.nytimes.com/2017/05/11/magazine/is-an-open-marriage-a-happier-marriage.html?_r=1
Четыре года назад на Кубок Конфедераций приехала сборная Таити – и проиграла три матча с разницей мячей 1:24. На остальных турнирах примерно так же, хоть и чуть легче, лупили сборную Новой Зеландии, вот и сейчас она рискует остаться без побед и без голов. Тем не менее судьба команды из конфедерации Океании может быть дико увлекательной; об этом – великий фильм Next Goal Wins.
В 2001 году сборная Американского Самоа потерпела самое сокрушительное поражение в истории международного футбола, проиграв Австралии со счетом 0:31. К 2014 году самоанцы не забивали больше гола в сезон, ни разу не побеждали в официальном матче и 17 лет подряд сидели на самом дне рейтинга ФИФА, то есть были худшей командой в мире.
Перед началом отбора ЧМ-2014 Американское Самоа возглавил Томас Ронген, голландец с американской тренерской лицензией и соответствующим взглядом на жизнь. Ему досталась команда на пару уровней ниже ЛФЛ с прекрасным подбором игроков: там был вратарь, который пропустил те самые 31 гол от Австралии, и каждую ночь перед сном пытался отыграться на Playstation; центральный защитник третьего пола – мужчина, воспитанный как женщина (традиционная история для Самоа); нападающий, покинувший острова для службы в США, но решивший вернуться на родину ради футбола.
Дальше уже спойлер, скажу одно – фильм отлично показывает, что искусство мотивации в футболе ничуть не переоценено и порой работает куда эффективнее, чем тактика и физподготовка. Самоанцев ждут и победы, и поражения, и разъезд по домам, но разъезжаться они будут людьми, которые переписали футбольную историю своей страны.
Ищите и смотрите https://www.youtube.com/watch?v=OIeKkjJNM6A
Несколько человек из разных городов, самому старшему из которых было примерно как обычному выпускнику университета (а самому младшему только недавно исполнилось 18), познакомились во «ВКонтакте» и начали регулярно встречаться на мрачных московских окраинах — чтобы гулять и убивать людей, которые казались им недостойными общества. В основном — бездомных или пьяных. Убивали до абсурдного жестоко — на одном теле насчитали 171 ножевое ранение, на другом — 84; также шел в ход молоток. Всего сейчас известно о полутора десятках жертв; не исключено, что их было больше.
Очень мощный материал Дани Туровского про то, как из тупой российской обыденности рождается совершенно инфернальное (и при этом по-своему рациональное) зло, — и про то, что механизмов, позволяющих как-то с этим злом справиться у общества, в общем-то, нет (см. эпизоды в деревне Поречье и финал). В таких сюжетах важны детали — они-то и позволяют встроить всю эту хтонь в окружающую действительность; разглядеть людей и в тех, кого убивают, и в тех, кто убивает; именно поэтому деталей тут много.
https://meduza.io/feature/2017/06/20/spokoyno-i-s-udovolstviem
Кстати, поблагодарить за появление этой книги в «Киндле» моей жены необходимо могучего интеллектуала Илью Венявкина. У него есть и свой канал, к сожалению, очень редко обновляющийся — но подписаться все равно советую: как минимум там регулярно выкладываются новые главы его книги о писателе Афиногенова в 1930-е годы, страшно интересный нон-фикшн о психосоциальном, если так можно выразиться, переживании террора, о том, как человек, обязанный советской системе своим успехом и искреннее в нее верящий, пытается как-то внутренне и внешне сжиться с происходящим вокруг.
/channel/vnutriterrora
Первый раз власть пошла в ютьюб в 2011-м — накануне президентских выборов — и сделала это, ммм, изобретательно. Например, был знаменитый ролик, в котором блогер Сэм Никель сначала трогал за грудь тысячу девушек, а потом той же рукой здоровался с Владимиром Путиным — видимо, это должно было намекать на мужскую силу премьера и будущего президента. Студия My Duck's Vision, которая этот и другие столь же неоднозначные ролики делала, стала одним из пионеров российского видеоблогинга — и первой же заключила союз с государством: заказывали подобные ролики Василий Якеменко и Кристина Потупчик из движения «Наши». Когда тот факт, что делалось все на заказ и за деньги, вскрылся, студия и лично Никель постепенно пропали из виду.
Корреспондент «Медузы» Евгений Берг выяснил, куда уходят видеоблогеры, когда в ютьюбе меняются поколения, нашел Сэма Никеля (точнее, Артура Гальченко — так его зовут на самом деле) в Москве — и рассказал его историю целиком. Выяснилось, что политика Гальченко никогда не увлекала, в отличие от веселья и «движухи», а сейчас он занимается в основном своими детьми и пытается снова делать видеоблог, но у него не работает монитор. По-своему пронзительная история.
https://meduza.io/feature/2017/06/08/trogal-zhenschin-za-grud-radi-putina?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live
Ютьюб смотрят больше людей, чем Первый канал. На ютьюбе тысячи, десятки тысяч каналов про все на свете — еду, отношения, кино, ненависть, рэп, науку и так далее, и так далее. Благодаря успеху фильма «Он вам не Димон» на ютьюбе 26 марта на улицы вышли десятки тысяч людей; теперь видеоблогеры выступают в Госдуме, а Алишер Усманов обращается к Алексею Навальному именно через ютьюб.
Иными словами, ютьюб — самое живое и свободное медиапространство в России 2017 года. И мы решили его всесторонне исследовать. В ближайшие три дня «Медуза» будет публиковать материалы про самые разные аспекты российских медиаблогов — и это только начало.
Первая серия: полноценный путеводитель по истории и современности российского ютьюба. От Сявы до Биг Рашн Босса, от мистера Фримена до Николая Соболева, от Ромы Желудя до Яна Го — со всеми остановками.
https://meduza.io/slides/50-rolikov-kotorye-nuzhno-posmotret-chtoby-ponyat-rossiyskiy-yutyub?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live
В начале 1970-х радикально настроенный американский юноша Уильям Пауэлл на несколько недель заперся в библиотеке и написал «Поваренную книгу анархиста» — подробную инструкцию о том, как бороться с системой с помощью доступных подручных средств. Через несколько лет он изменил свои взгляды и решил посвятить свою жизнь обучению детей с эмоциональными трудностями — но тут выяснилось, что рукописи не горят: «Поваренная книга», которую Пауэлл сочинил, когда ему было девятнадцать лет, не умерла естественной смертью, как рассчитывал автор, а превратилась в подпольный бестселлер. А потом появился интернет — и всю оставшуюся жизнь Пауэлл был вынужден отвечать за то, кем он был и что он думал в юности.
Когда Пауэллу было уже за шестьдесят, его разыскал Чарли Сискел — режиссер-документалист, любящий непростые человеческие истории: он снимал, например, про Вивиан Майер, няню, которая, как выяснилось после ее смерти, была великим фотографом. Фильм Сискела «Американский анархист» — это одновременно провокационные дебаты о жизни идей и репутаций и своего рода завещание Пауэлла, который умер фактически во время съемок; завещание столь же противоречивое, как его биография. Это жутко интересное в своей неоднозначности кино — режиссер тут все время провоцирует и чуть ли не открыто обвиняет своего героя; на то, как Пауэлл внутренне работает с категориями вины и ответственности, очень интересно смотреть; финал картины и вовсе предлагает неожиданное объяснение его парадоксальной личности — причем не факт, что верное. Помимо прочего, это, конечно, и захватывающая историческая работа, рассказывающая и о протестных движениях в США 1960-1970-х, и об американском домашнем терроризме через жизнь одного человека, который десятилетиями пытался от всего этого сбежать.
Как вы уже догадались, «Американский анархист» — фильм о том, как цифровые медиа могут влиять на судьбу, — будет показан в рамках программы «Последствия медиа» на фестивале Beat. А после завтрашнего показа в «Октябре» мы еще и обсудим его с людьми, которые про приключения радикальных идей все очень хорошо знают: художником Анатолием Осмоловским и писателем Алексеем Цветковым. Приходите.
http://2017.beatfilmfestival.ru/movies/american-anarchist/
По ряду причин в России слово «гражданский журналист» приобрело какой-то комичный оттенок. Меж тем, есть на свете места, где у него смысл подвижнический, если не сказать мученический. Про таких людей — новый фильм Мэттью Хайнемана «Город призраков», который мы показываем в рамках программы «Последствия медиа» на фестивале Beat.
Герои фильма — группа жителей Ракки, которые, когда их город захватило ИГ, решили, что мир должен знать об ужасах, там происходящих, и запустили блог. Многих из них убили; у многих убили родственников; кто-то вынужден был сбежать в Европу, где их совсем не ждали — ну и так далее. У Хайнемана, который делал дико бодрую «Землю картелей» про мексиканских наркобаронов, есть какой-то свой режиссерский драйв, и «Город призраков» — это не только и не столько выступление в традиционном жанре героизации правозащитников, сколько фильм про очень живых людей, попавших в жуткую (действительно жуткую — это тот редкий случай, когда я готов согласиться с маркировкой 18+) передрягу и теперь все время сомневающихся: а стоит ли продолжать; а услышит ли кто-нибудь вообще.
Ну и особенная гордость — после показа в это воскресенье будет дискуссия не менее интересная, чем сам фильм. Спецкор «Медузы» Даня Туровский, лауреат всех фотопремий в мире Сергей Пономарев и журналистка и фотограф Нигина Бероева — люди, которые своими глазами видели охваченную войной Сирию и работали с темой ИГИЛ, — обсудят все увиденное и то, что осталось за кадром. Приходите. Билеты по ссылке.
http://2017.beatfilmfestival.ru/movies/city-of-ghosts/
Ну и «Щекотка» в расширенном контексте. Дальше буду рассказывать про другие фильмы.
Читать полностью…На следующей неделе в Москве начинается очередной фестиваль нового документального кино Beat, в котором на сей раз есть моя авторская программа, проходящая при поддержке родной «Медузы». Во-первых, это очень почетно и приятно. Во-вторых, в ближайшую неделю я буду тут много об этом писать — не только сугубо в рекламных целях, но и потому что эту программу мы собирали больше полугода, все фильмы имеют самое непосредственное отношение к этому каналу, ну и вообще: по большому счету, программа «Последствия медиа» на Beat — это такой способ «я просто текста» стать не просто текстом.
Соответственно, первым делом расскажу про фильм, программу открывающий; в каком-то смысле, с него она и началась: во всяком случае, когда я его впервые увидел год назад, я подумал, что ужасно хотелось бы показать его всем, кого я знаю, — да и кого не знаю тоже. Это фильм «Tickled»; по-русски — «Щекотка» . Я уже писал о нем немного и здесь, и для «Медузы» , но все же повторю главное.
Начинается «Щекотка» как абсурдистская комедия: веселый новозеландский журналист Дэвид Ферриер в поисках сюжета для нового материала обнаруживает в интернете объявление о том, что в Лос-Анджелесе ищут желающих участвовать в соревнованиях по щекотке — типа кто должен продержится. Видео с конкурса похожи на фетишистскую порнографию; все это звучит занятно; Ферриер отправляет создателям объявления запрос — и получает в ответ порцию отборной гомофобской ругани, а потом и угрозу судебного иска. Тут журналиста по-настоящему разбирает любопытство — и он с приятелем-оператором едет в Америку, чтобы разобраться, что к чему.
Что начинается дальше — лучше не описывать: это тот редчайший пример документального фильма, для которого релевантен термин «спойлер». Комедия быстро превращается в триллер, а потом и в трагедию; «Щекотка» оказывается не столько исследованием человеческих дикостей, сколько очень выпуклой историей про социальную несправедливость и, если угодно, пороки капитализма. Я бы сказал, что это что-то среднее между «Вечерним Ургантом» и фильмом «Spotlight»: одновременно и бодро, и пронзительно; весело и страшно.
Честно — это один из лучших фильмов, которые я видел; неважно, документальных или художественных. Поэтому мне ужасно хочется, чтобы вы его посмотрели, — и желательно в кинотеатре: «Щекотка» — один из тех опытов, которым добавляет ценности коллективное переживание.
Первый показ — 26 мая в большом зале «Октября» (там я еще все это как-то представлю); потом — еще два, 31 мая и 4 июня, в залах поменьше. Приходите. Билеты тут.
Фотопроект — впрочем, с заметной текстовой составляющей — про Диксон, самый северный поселок в России: даже до Норильска отсюда 500 километров, а самолеты летают только раз в неделю. Раньше у Диксона была островная и материковая часть; теперь, когда от пяти тысяч жителей, осталось около пятисот, на острове уже никого нет — только работают гидрометеостанция и аэропорт. Вместо привычных автомобилей тут — гусеничные снегоходы и «бураны»; температуры зимой достигают минус сорока; все дома стоят на сваях, чтобы летом здание не нагревало грунт и не подтаивало собственное основание. От былого изобилия научных учреждений мало что осталось; основной бизнес в Диксоне теперь — ловля рыба: муксун, сиг, омуль и далее по списку. В общем, как бы и упадок; но с другой стороны, понятно, что человеку в таких местах жить на самом деле не слишком и полагается. А с третьей — очень красиво.
https://birdinflight.com/ru/vdohnovenie/fotoproect/20170315-dikson-na-krayu-snega.html
Пожалуй, главный страшила прогрессивных американских СМИ за последнее время — нелюдимый миллиардер Роберт Мерсер. Был про него уже и разоблачительный профайл в The Guardian (совсем уж спекулятивный), и всякие другие заметки, и вот теперь — фундаментальный текст Джейн Мэйер, авторки The New Yorker, специализирующейся на разоблачении так называемых «тайных денег» в американской политике; она, в частности, написала большую книгу про братьев Кох и их кампанию по ребрендингу консерваторов, которая, как выяснилось на последних выборах, оказалась успешной. Читать, конечно, надо со скидкой на интонацию — Мэйер явно терпеть не может республиканцев вообще, Трампа конкретно и в особенности людей, которые тех и другого закулисно финансируют (например, когда она пишет о прошлом Мерсера, который когда-то получал на свои научные исследования деньги от государства, журналистка назидательно обращает внимание: вот, мол, теперь отрицает госфинансирование, а сам-то без него никуда бы не уехал); но по фактуре все довольно интересно.
Мерсер в прошлом — талантливый математик и программист, применивший научные методы к игре на котировках акций и преуспевший до той степени, что один из фондов, входящий в компанию Renaissance Technologies, которую Мерсер возглавляет, часто называют самым прибыльным в истории (собственно, про этот фонд был отдельный материал в Bloomberg, о котором я писал). Заработав миллиарды, купив себе яхты и поместья, наняв прислугу и личного врача, построив в подвале одного из своих домов игрушечную железную дорогу почти за 3 миллиона долларов, Мерсер, судя по всему, в какой-то момент начал задумываться о том, куда движется его страна и как он может на это повлиять — и когда Верховный суд разрешил тратить на политику сколько угодно частных денег, от души воспользовался этой возможностью. «Судя по всему» — тут необходимая оговорка, поскольку сам бизнесмен с журналистами, разумеется, не общается (да и вообще куда больше любит компанию чисел или вычислительных машин, чем людей); тут все написано по документам и разговорам со знакомыми героя.
С альт-правыми и Дональдом Трампом у Мерсера много общего: Мерсер ненавидит политический истеблишмент на всем идеологическом спектре; считает, что чем меньше государства — тем лучше; якобы даже взгляды на войну в Ираке — «надо было забрать их нефть» — Трамп в ходе президентской кампании такие же, как у миллиардера (впрочем, добавлю от себя, каузальность тут неочевидно — может, один другого и поддерживает из-за близости взглядов, а не из-за того, что их ему навязал). Многие считают, что Мерсер сейчас имеет очень большое влияние на администрацию Трампа — чуть ли не до той степени, что президент и его люди продвигают именно идеологию и политику миллиардера.
Помимо нелюдимости у Мерсера много странностей. Он очень расчетливый человек, но, кажется, охотно верит в конспирологические теории — особенно если они касаются его политических оппонентов и конкретно Хиллари Клинтон. Он ученый — но при этом считает, что угрозы от ядерного оружия преувеличены. Он — по слухам — считает, что в США нет белых расистов, только черные. При всей его рациональности в доверие к семье Мерсеров втерся некий Артур Робинсон — ученый, которого многие считают самозванцев и который создал печально известную петицию «ученых» против идеи глобального потепления; также Робинсон заявляет, что работает над проектом по продлению жизни и замедлению старения. С этой целью он уже собрал более четырех тысяч образцов мочи.
Еще один любимый жанр – истории мошенников и авантюристов. Всегда весело и дико.
В апреле 2012 года Селия Мур, сдававшая Дону Морсетту — растрепанному мужчине, бывшему офицеру полиции, который работал консультантом в компании Boeing, _ комнату в своем доме в Портленде, обнаружила на пороге полтора десятка полицейских и судебных приставов. Они пришли за Доном — которого, как выяснилось, звали не Дон. А как его звали на самом деле — ни полицейские, ни следователи не знали вовсе: известны им были только несколько псевдонимов, под которыми мужчина жил последние пару десятков лет.
Самым продолжительным из них было имя Бобби Чарльз Томпсон. Под этим именем бородатый человек с выдающимся чубом на голове, представляясь вышешдшим в отставку капитаном военного судна, создал Ассоциацию ветеранов ВМФ США, собрал пожертвований на 100 миллионов долларов — и познакомился с кучей влиятельных людей: так, он жал руку лидеру республиканцев Джону Бонеру и ходил в Белый дом на прием к президенту Бушу-младшему; со всеми ними у Томпсона были совместные фотографии, которыми он впоследствии подтверждал свою легитимность. Томпсон и его организации давали деньги консервативным кандидатам и нанимали лоббистов; мужчине явно нравилось заниматься политикой. Но потом корреспондент одной газеты во Флориде, занимаясь материалом о том, как один мелкий чиновник солгал про свою биографию, наткнулся на организацию Томпсона, заподозрил неладное — и через пару месяцев пришел к выводу, что вся Ассоциация ветеранов ВМФ США представляет собой одно большое мошенничество. Ему не удалось найти ни одного ее живого представителя, кроме Томпсона; людей, которые по бумагам занимались региональными отделениями, не существовало; сами эти отделения зачастую были зарегистрированы просто на почтовую ячейку; документы, которые должны были проверять налоговики, по словам Топмсона, были уничтожены в результате потопа — и так далее.
Юрист, которая работала с Томпсоном, однако, верила ему, — и помогла ему разобраться налоговиками; когда он предложил ей нанять частного детектива, чтобы он подтвердил, что мужчина — тот, за кого себя выдает, она решила, что волноваться уж точно не о чем, но проверку на всякий случай запустила. Детектив, однако, подтвердил, что Томпсон вовсе не служил в армии, а его номер социального страхования принадлежал другому человеку. Через некоторое время флоридская газета начала публиковать свое расследование — а Томпсон сбежал.
Его искали несколько лет — за это время он успел появиться в нескольких штатах под разными именами; в одном из них, в Нью-Мексико, он, кажется, пытался создать религиозный благотворительный фонд; в другом, будто заигрывая с преследователями, взял себе имя убитого на службе офицера полиции. В конце концов его все-таки поймали в Портленде — однако перед следователем теперь стояла довольно неочевидная задача: установить личность человека, известного под несколькими украденными именами и отказывающегося называть настоящее.
Нашлось это имя почти случайно — полицейские наткнулись на фотографию молодого Томпсона в давных списках лиц в розыске, составленных ФБР. Он оказался Джоном Дональдом Коди — человеком, который отслужил в армии (хоть и не в МВФ) и в военной разведке, а потом работал юристом до тех пор, пока его не заподозрили в том, что он ворует у своих же клиентов. После этого, в 84-м, Коди сбежал — полиция замечала его следы в Мексике и Калифорнии, но так и не поймала. В 97-м его мать и сестра попросили суд официально признать его мертвым. Через несколько месяцев некто по имени Боб Редбеар основал ЧОП в Портленде и начал набирать сотрудников; фирма закрылась через год — но среди тех, кто пытался в нее устроиться и подавал документы, были все те люди, чьи имена и данные впоследствии использовал Коди-Томпсон.
К вопросу о критической теории (и вообще хороший канал с пересказами всяких академических исследований в социальных науках; рекомендую совершенно бескорыстно).
Читать полностью…