Очень хороший репортаж Жени Берга про тему «синих китов». Понятно, что она уже порядком всем поднадоела, но. Во-первых, то, что шумные темы из прошлого возвращаются и журналистски дорабатываются, это вообще-то правильно (хоть тут это отчасти и обусловлено внешними факторами). Во-вторых, тут в первый раз, по-моему, все полноценно и сбалансированно — так, что возникает наконец цельная картина всей этой истории: с подростками, которые подростки, убитыми горем взрослыми, которые готовы поверить во все угодно, журналиста «Новой газеты» в Рязанской области, который одновременно работает помощником прокурора (простите, но реально поразительная деталь), а также правоохранительных органов, которые сажают, потому что есть статья.
https://meduza.io/feature/2017/03/03/kto-takoy-filipp-lis-i-kakoe-otnoshenie-on-imeet-k-sinim-kitam-iz-vkontakte-reportazh-meduzy?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live
Ссылка по поводу: сегодня ночью по московскому времени раздадут «Оскары»; скорее всего, все главное возьмет «Ла Ла Лэнд», после чего начнется пылкая дискуссия про то, что Голливуд опять предпочел сказку про белых успешных людей фильмам про людей небелых и неуспешных (и это будет правдой).
Для контекста — подробный материал о том, как устроена американская Киноакадемия вообще и «оскаровский» процесс в частности в The New Yorker. Невыдающийся (с этим у журнала в последние месяцы вообще, увы, проблемы; похоже, все силы уходят на переживания по поводу Трампа), но основательный. В центре повествования — Бун Айсакс, президент Академии, первая в истории организации чернокожая у ее руля и третья женщина. По иронии судьбы, именно Айсакс приходится разгребать бурлящую уже не первый год историю с #OscarsSoWhite и недостатком этнического и гендерного разнообразия среди шести тысяч членов Академии, из-за которого недостатка, по мнению критиков, мимо «Оскаров» регулярно пролетают фильмы, сделанные афроамериканцами и женщинами (или про них), — из-за чего этих фильмов не становится больше.
Когда хэштег взорвался первый раз (в 2015-м, когда номинаций недодали «Сельме» Авы Дюверней), Айсакс и ее коллеги в результате придумали мягкую реформу академии: набор новых академиков с переводом старых в статус «заслуженных»; чтобы иметь право голосовать за фильмы, нужно быть хоть сколько-нибудь активным в киноиндустрии в последние десять лет. Дело в том, что членство в Академии — пожизненное; вот и получается, что голосуют нередко люди, которые давно уже находятся вне кинопроцесса (разумеется, они в ответ возмутились в том смысле, что это эйджизм и обратная дискриминация; в тексте есть пара героев, которые представляют этот фланг). Это не первая подобная реформа в истории Академии: первая случилась в конце 1920-х, когда звуковые фильмы вытеснили немые; вторая — при президентстве Грегори Пека в конце 60-х, когда стало ясно, что постаревшие академики совершенно не секут дух нового, молодого и наглого Голливуда.
Самое интересное в тексте начинается дальше — про либеральные реформы, в общем, и так было известно; а вот про целую лоббистскую индустрию, обслуживающую «Оскары» и придумывающую стратегии для продвижения будущих победителей их избирателям, я лично ничего не знал. А она есть — со своими работниками и специалистами; своими спецсобытиями (грубо говоря, актеры и режиссеры встречаются с академиками и их очаровывают); своими легендами (выясняется, что успех Харви Вайнштейна и его Miramax в конце 90-х был во многом обусловлен тем, как виртуозно и богато он представлял свои фильмы академикам). При этом не совсем ясно, имеет ли все это однозначный эффект, — нередко случается, что выигрывают люди, которые демонстративно отказываются участвовать в пиар-кампаниях и целовать ручку голосующим. Зато точно имеют эффект скандалы, на первый взгляд прямого отношения к фильмам не имеющие: когда бывшая одноклассница по колледжу обвинила режиссера фильма «Рождение нации» Нэйта Паркера в изнасиловании, судьба картины на церемониях была решена, несмотря на то что Паркера в итоге оправдали.
Не до конца ясен и эффект от всех вложений в попытки получить статуэтку: выигрыш «Оскара» далеко не всегда отбивает затраты (согласно тексту, кампания по продвижения фильма конкретно для Академии может стоить до 15 миллионов долларов). Да и что касается гендерного и этнического разнообразия — тоже по-разному бывает: в конце концов, за два года до хэштега #OscarsSoWhite главным триумфатором церемонии был фильм «12 лет рабства».
http://www.newyorker.com/magazine/2017/02/27/shakeup-at-the-oscars
Пожалуй, реальный претендент на звание «текст месяца». Профессор журналистики из NYU узнает о том, что в Нью-Йорке существует дорогая служба доставки травы на дом клиентам, где работают исключительно девушки модельной внешности, — называют они себя «Ангелы». Профессор знакомится с 27-летней беременной девушкой Хани (это псевдоним, разумеется), урожденной мормонкой из Аризоны, которая этот стартап основала; потом — начинает ходить на их еженедельные собрания; потом — начинает ходить с самими курьерами к клиентам.
Бизнес-идея простая и четкая: полицейские останавливают красивых накрашенных девушек, только если они очень пьяные, поэтому в своих сумочках они могут провезти что угодно (дело происходит в Нью-Йорке, где траву, конечно, скоро легализуют, но пока не легализовали). Плюс к тому — клиентам приятно получать траву на дом в хорошей дизайнерской упаковке; тем более если ее привозит красивая женщина. Особенно — вип-клиентам: как говорят «Ангелы», у них регулярно закупаются Рианна, Джастин Бибер и FKA Twigs (те, разумеется, не подтверждают). При этом никаких дополнительных услуг — и вообще у «Ангелов» строжайшие правила: за новых клиентов должны лично поручаться уже существующие, причем они должны хорошо знать друг друга; если новые клиенты нарушают правила — из системы вылетают и их поручители; если кто начинает приставать или встречает курьера голышом — сразу до свидания. Отдельный поведенческий код — если курьера останавливает полиция; впрочем, судя по тексту, этого пока не происходило. Предприятие довольно прибыльное: в неделю прибыль Хани составляет 27 тысяч долларов, хотя, конечно, ей много приходится тратить на тайные схроны (в частности, для наличных), а также откладывать на черный день — чтобы хватило денег на адвокатов, если все-таки попробуют посадить. Хотя в каком-то смысле «Ангелов» даже больше беспокоит не столько перспектива быть пойманными на незаконном бизнесе, сколько перспектива, что он станет законным: Хани надеется, что они смогут быстренько легализоваться, потому что у них уже есть и поставщики, и каналы дистрибуции, — но опасается конкуренции со стороны корпораций.
Процедурно это все, наверное, звучит даже не слишком фантастически — но конкретные сцены в тексте выписаны вправду блестяще. Тут и собрание «Ангелов», после которого девушки начинают обсуждать и критиковать двух юношей, которых недавно наняли в команду (их, разумеется, называют «gayngels»). И прекрасные истории про доставку — как отец семейства, художник, покупает товара на 150 долларов при жене и сыне (у «Ангелов» целая линейка продуктов — есть, например, сосательные конфеты). И подробно изложенная экономика предприятия с разнообразными подводными камнями: например, для доставки товара в Нью-Йорк из Калифорнии Хани пользуется FedEx, но они иногда воруют посылки — а как еще, спрашивает героиня, эти люди могли бы позволить себе спортивные машины, на которых они приезжают в офис FedEx? И даже трогательные личные детали: со ее мормонской семьи у Хани были напряженные отношения — пока они не спросили, не раздобудет ли она травы для дяди, которому ее прописали от боли.
Сложно поверить, что все это не выдумка; потому и реальный претендент. Я тут время от времени такое пишу, но напишу и тут: удивлюсь, если по этой истории не снимут фильм. Даже структура его примерно ясна: ближе к финалу у Хани немного пытаются отнять дочь, которую она только что родила, из-за того, что ее анализы мочи показали высокую концентрацию травы, — вот тебе и завязка.
Кстати, Хани тоже думает, что по этой истории снимут фильм. Она хочет десять процентов от его стоимости. На ребенка.
(Почему-то как назло у претендента на звание «текст месяца» не разворачивается ссылка; ну, у всех свои недостатки.)
http://www.gq.com/story/green-angels-weed-delivery-models-new-york
Ну и написано не без юмора, разумеется, — и потому что Rolling Stone, и потому что предмет для рассказа соответствующий. Вот отличный пассаж, например:
The only U.S. military veteran at the Academy was a young Chicagoan with Ecuadorian roots who went by the alias Alan. He had served in the Marine Corps but was never deployed to Iraq or Afghanistan, so when he got out of the service he made his way to Rojava. On one mission to liberate a village, he was shot in the arm and hand, he told me. The Kurds gave him an inappropriately low dose of ketamine and he lay on the battlefield conscious and tripping balls. "We respect a guy like Alan," Franceschi said.
http://www.rollingstone.com/politics/features/american-anarchists-ypg-kurdish-militia-syria-isis-islamic-state-w466069
Между тем, в канале уже 15 тысяч подписчиков. 15 тысяч! Многие из вас, конечно, читают редко или вовсе не — но все равно интересно ощущать себя вполне себе мини-медиа. В рамках этого ощущения, а также аудиторного юбилея, попробуем провести небольшой соцопрос про контент канала.
Конечно, голосование это придумано мной, так что с реальными ожиданиями и желаниями читателей оно может соотноситься плохо, но хотя бы проверю какие-то свои гипотезы по поводу постов.
— Все классно, претензий нет! 😁
— Постов то много подряд, то долго нет — неудобно; лучше, когда регулярное вещание 🤔
— Пересказы слишком длинные и со спойлерами — меня интересуют ссылки и о чем это, а уж развязку я сам прочитаю 🙄
— Пересказы слишком короткие: все равно я не буду читать оригинал, хочется больше подробностей! 🙈
— Слишком много форвардов с «Медузы», надоела самореклама 💀
— Слишком мало умных эссе, даешь интеллектуалов! 🤓
Майкл Льюис — тот самый, который «Moneyball» и «The BIg Short», — недавно выпустил новую книгу: про то, как два еврея — Дэнни Канеман и Амос Тверски — в 70-х доказали, что люди принимают решения совсем не так, как хотелось бы думать, за что в 2002-м получили Нобелевскую премию по экономике (еще раз: психологи получили Нобелевку по экономике; кажется, единственный прецедент такого рода). Во всяких изданиях из нее выходят разные замечательные отрывки. Вот, например, своего рода профайл самих Канемана и Тверски — двух людей, которые были категорически непохожи друг на друга (то есть буквально как Ах и Ох), но могли придумывать по-настоящему гениальные вещи только в спайке; там есть, в частности, очень интересная часть про то, как, когда началась война Судного дня, оба немедленно метнулись в Израиль и подались на фронт спасать страну — и в итоге провели кучу экспериментов про то, как люди принимают решения в экстремальных ситуациях.
Но этот текст еще интереснее: он про то, как исследования Канемана и Тверски могут применяться в повседневной деятельности больниц. Кроме прочего, крайне доступно и четко изложен общий контекст самих исследований: приводятся, в частности, задачки, которые ученые давали студентам-статистикам и прочим подопытным, — и легко поймать себя на том, что ты и сам склонен ответить, не руководствуясь (довольно простыми) законами статистики, а руководствуясь тем, как по идее «должно быть». Вводится и понятийный аппарат: «субъективная вероятность» — это то, как мы оцениваем каждый вариант развития ситуации в случае, когда исход неочевиден; «репрезентативность» — это некое правило, которым большинство людей руководствуются, определяя такие вероятности. У нас в голове всегда есть определенные когнитивные модели, определенные ожидания от любой ситуации — и мы зачастую принимаем решения или делаем выводы, именно основываясь на этих ожиданиях. Тут есть простые примеры (типа чем больше человек соответствует стереотипу о баскетболистах, тем более мы склонны принять его за баскетболиста), но больше всего впечатляют именно статистические: например, что люди обычно считают более вероятной ту последовательность, которая кажется более произвольной, А Б А А Б Б, а не А А А Б Б Б, хотя на деле вероятность ее появления одна и та же.
Это кажется очень простым тезисом, но Канеман и Тверски мало того, что сумели научно доказать, что так все и происходит, — так и проанализировали, как эта когнитивная психология может влиять на политику или финансовые рынки. Ну или на медицину: стержень текста по ссылке — история Дона Редельмейера, одного из учеников Тверски (Тверского?), теперь работающего в американской больнице на должности, смысл которой — в том, чтобы дважды задумываться над диагнозами, которые врачи ставят полуавтоматически, принимая за казуальность то, что ей не является. Часто получается, что когда врачи работают с индивидуальными пациентами, они действуют совсем по-другому, чем когда они придумывают правила и процедуры для больших групп людей (по одним и тем же типам случаев), — и значит, что-то тут не так. Если еще грубее, врачи тоже зачастую принимают решения интуитивно, а не рационально, — и проверка этой интуиции способна сильно улучшить человеку жизнь, если не спасти ее.
Ну и там еще много любопытного, включая (относительно известную) историю про то, как система здравоохранения Торонто научилась работать с бездомными — этот эксперимент тоже провел Редельмейер. Вообще, отличный пример понятного и захватывающего текста о непростой науке. (Кстати, во вчерашнем материале Ильнура Шарафиева в «Медузе» о том, как дела обстоят с врачебной тайной и врачебными ошибками в России, он тоже упоминался.)
http://nautil.us/issue/45/power/bias-in-the-er
Бывает и такое: чей-то близкий родственник — например, жена — умирает в больнице; человек хочет разобраться, что случилось, и просит соответствующие документы; а ему отвечают, что документы защищены врачебной тайной — и поскольку на него нет письменной доверенности, выдать их не могут.
Звучит абсурдно, но именно так иногда работает в России соответствующий закон — и люди тратят годы и деньги на то, чтобы через суды все-таки получить соответствующие заключения и понять, была ли в том или ином инциденте вина врачей. А случаются и обратные ситуации — когда врачи или чиновники публично разглашают врачебную тайну (например, диагноз, связанный с ВИЧ), и это тоже противозаконно, но максимальное наказание за такую провинность — всего-то штраф в 1 тысячу рублей.
Специально для «Медузы» Ильнур Шарафиев разбирался в том, как устроена российская медицина с точки зрения врачебных тайн и врачебных ошибок; очень противоречиво устроена, конечно.
https://meduza.io/feature/2017/02/21/vse-sidyat-v-tyurme-a-meditsina-na-tom-zhe-meste?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live
Вторая: вор-рецидивист, сидящий в тюрьме в Алабаме, случайно знакомится с адвокатшей, которая звонила своему клиенту-однофамильцу, и рассказывает ей о том, что местная полиция повесила на него убийство, которого тот не совершал. Поскольку дело происходит в Алабаме, мы сразу начинаем подозревать, что человек не врет (полиция в Алабаме славна своими бесстыдством и коррумпированностью) — и, кажется, оказываемся правы. Убит был — еще в 2004-м — дилер метамфетамина, когда он с партнером возвращались домой из Атланты, где их подставили и ограбили во время сделки. Однако несмотря на то что все указывало на то, что сделал это тот самый партнер в лесу, выведя друга из машины под предлогом того, что надо пописать, посадили их дальнего знакомого, у которого была своя лаборатория по производству метамфетаминов, по ходу дела сочинив крайне неправдоподобный сценарий коллективной мести за непонятно что. Все это — на фоне многочисленных обвинений местной полиции в расизме; впрочем, наш герой — белый, поэтому на него внимания до той самой адвокатши никто не обращал.
Тут самое интересное, пожалуй, — сюжет про то, как люди сами себя оговаривают, потому что полиция пообещала им сделку, — а потом годами пытаются доказать, что соврали; и несмотря на то что их слова подтверждают другие свидетели, система им не верит. В ролях второго плана — особенно неприятные полицейский и прокурор, который, судя по всему, были готовы на все, чтобы закрыть вопрос с делом. Ну и да — любовь возникает и здесь: между главным героем и той самой адвокатшей.
http://www.slate.com/articles/news_and_politics/crime/2017/02/will_new_evidence_in_a_dothan_alabama_murder_case_prove_james_bailey_is.html
У американских ученых тоже все неладно — ну то есть, наверное, получше, чем у русских, но тоже не очень. Вот, например, мощный рассказ человека, который преподает журналистику в Университете Мэна, зарабатывает 52 тысячи долларов в год (до налогов) и через год получит tenure (то есть постоянную позицию, с которой его не могут уволить). И что? Этот мужчина все равно вынужден ездить за 150 километров в пункт, где люди сдают плазму и получают за это 50 долларов. Потому что иначе ему будет трудно дотянуть до следующей зарплаты.
В чем проблема? 52 тысячи долларов — не такие плохие деньги, особенно по меркам штата Мэн, да и вообще герою многие его товарищи по академическому миру позавидовали бы: более сорока процентов американцев, получивших степень Ph. D., не могут найти работу по специальности в науке. И тем не менее — и ему очень несладко: американское образование — колоссально дорогая услуга; за годы учебы автор накопил 200 тысяч долларов долга за непосредственно образование и еще 46 тысяч — за машину (которая в США не роскошь, а необходимость). В итоге из 3 тысяч долларов, которые после налогов остаются ему на жизнь в месяц, он тратит почти 2500 долларов на то, чтобы отдать долги по кредитам и заплатить за жилье. Остается мало. Настолько мало, что ему — профессору журналистики — пришлось отказаться от всех подписок на СМИ. Настолько мало, что приходится сдавать плазму.
Всему этому сопутствует остроумный и познавательный рассказ о том, кто и как сдает плазму (и как ее принимают), — а также собственно академическая история автора: женитьба на коллеге; попытка получить место в престижном университете Нотр-Дам; провал этой попытки, за которым последовал и распад брака; ну и так далее. Думаю, не будет спойлером, если я сообщу, что заканчивается все банкротством, причем — финальный панчлайн — герой не может провести его по более выгодной процедуре, потому что слишком много зарабатывает.
Если вы подумали, что это депрессивный текст, это не так — написано здраво, с уместной самоиронией и в целом довольно смешно.
https://longreads.com/2017/02/09/a-shot-in-the-arm/?mc_cid=7859b69b0e&mc_eid=ecb5efaf65
Текст Туровского про «Космокурс»: https://meduza.io/feature/2016/04/12/ballistika-a-ne-romantika
Текст Симон про тролля: https://www.theguardian.com/technology/2016/jan/28/death-of-a-troll
Тег «хороший капиталист». Все, кто знают Джона Арнольда, говорят, что он, возможно, величайший трейдер в истории профессии. В печально известной компании Enron он был одним из самых выгодных сотрудников — и при этом, в отличие от руководства компании, избежал обвинений в нечистоплотности и судебных разбирательств. После Enron Арнольд создал собственный хедж-фонд, зарабатывавший на изменениях газового рынка, — и довольно быстро стал самым молодым в США миллиардером (сам фонд в 2006-м году показал выручку в 300 процентов). Когда ему было 38, Арнольд решил, что зарабатывать ему надоело, закрыл фонд — и вместе с женой решил полностью посвятить себя благотворительности.
Помните, пару лет назад шумела история, когда группа исследователей попытались репродуцировать ключевые психологические эксперименты последних десятилетий — и выводы подтвердились только у сорока процентов из них? Эту группу исследователей финансировал Арнольд. Занявшись филантропией, трейдер с математическим складом ума первым делом решил удостовериться в том, насколько имеет смысл доверять тем или иным данным, на основании которых у него просят денег, — и быстро выяснил, что у современной науки, по мнению многих, есть проблемы с тем, что существующие системы финансирования поощряют тех, кто работает быстро и находит нечто новое; отсюда — большой процент брака в результатах исследований.
Соответственно, свои основные ресурсы Арнольд сейчас направил ровно на то, чтобы «починить» современную науку. Он финансирует Брайана Носека, который придумал Проект Воспроизводимости (Reproducibility Project) с повторением экспериментов, а также хочет создать открытую базу данных для всех мировых социальных наук, куда исследователи бы заранее вбивали условия эксперименты, а потом указывали его результаты. Он дает деньги Джону Иоаннидису, специалисту по медицине, написавшему нашумевшую работу «Почему большинство опубликованных выводов научных исследований неверны». С ним сотрудничает человек, борющийся за реабилитацию жиров в общественном сознании, и человек, борющийся против фармацевтических компаний, которые, не обнародуя все имеющиеся у них данные, заставляют людей платить за бессмысленные лекарства.
Ну и так далее. Симпатичный проект, конечно, — хоть и страшно амбициозный (в статье много громких слов про то, какой крутой Арнольд, но в целом понятно, что вряд ли можно взять и «починить» целую область человеческой деятельности) и не лишенный противоречий (разумеется, людей, которые проверяют эксперименты, тоже критикуют за то, что они их проверяют некорректно). Еще любопытно, что, кажется, в каждой статье про успешных трейдеров их знакомые называют героев величайшими трейдерами в истории — здесь таким выступает Арнольд; недавно читал (уже не первую) статью в The New Yorker про неоднозначного, но тоже дико успешного трейдера Стивена Коэна; ну а про блумберговский текст об основанном математиками The Medallion Fund я в канале рассказывал в ноябре, и там тоже похожие интонации. Такая, видимо, специфика профессии.
https://www.wired.com/2017/01/john-arnold-waging-war-on-bad-science/
Ну и в сторону заметка про специфику жанра: тут, конечно, есть проблема в том, что почти про любого атлета, о котором берется писать NYT Magazine или The New Yorker, непременно говорят, что он или она уникальны — отчего все эти комплименты начинают звучать дежурно (хотя люди и произносят их всерьез).
Как это преодолеть? Ну, например, написать про спортсмена, который великим не является. Именно это сделал Дэвид Фостер Уоллес в каноническом тексте про теннисиста Майкла Джойса, который на тот момент был 79-й ракеткой мира (то есть успешным, но не великим игроком). Уоллеса многие — и небезосновательно — считают лучшим американским писателем последних десятилетий, так что пересказывать и этот текст будет странно: язык тут важнее фактов.
http://www.esquire.com/sports/a5151/the-string-theory-david-foster-wallace/
Михаил Гуцериев — самый удивительный российский миллиардер. Во-первых, у него, как и у многих, в какой-то момент отобрали его бизнес (главным образом нефтяную компанию «Русснефть») и чуть не отправили в тюрьму — но в отличие от этих многих, Гуцериев смог вернуться в Россию из эмиграции, получить свои активы назад, снова подружиться с государством и их приумножить.
А во-вторых, Михаил Гуцериев — самый плодовитый эстрадный поэт в России. Песни на его стихи поют Филипп Киркоров, Стас Михайлов, Иосиф Кобзон и все-все-все — и крутят эти песни радиостанции, многие из которых теперь принадлежат Гуцериеву: выясняется, что для людей с большими деньгами купить радио просто для удовлетворения собственных творческих амбиций — более чем посильная трата.
Но и это еще не все. В последнее время Гуцериев скупает сети супермаркетов электроники, банки и что только не; это один из самых активных российских бизнесменов в кризисное время. В общем, не смогли удержаться и попросили спецкора Жегулева рассказать, как Гуцериев умудряется совмещать бизнес с творчеством и в чем секрет его поэтического успеха. Много смешных историй!
https://meduza.io/feature/2017/02/08/samyy-poetichnyy-milliarder?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live
Посмотрел фильм Николая Картозии и Антона Желнова «Саша Соколов. Последний русский писатель» — для всех желающих его покажут по Первому каналу 10 февраля в полночь. Да простят меня авторы, ничего не ждал (не в смысле ничего хорошего, а просто ничего; фильм про Бродского как-то мимо меня прошел) — ну и, по-моему, надо смотреть обязательно.
То есть понятно, какие тут можно предъявить претензии. С одной стороны, тут широкий, типично эрнстовский продюсерский жест — фильм сделан абсолютно изнутри группы фанатов «Школа для дураков»; с трудом себе представляю человека, не знающего, кто такой Соколов, кто при этом фильм бы остался смотреть до конца (а очевидно, что таких незнающих в эфире Первого будет большинство). С другой, это поразительно экспериментальное в смысле метода кино — как в хорошем смысле, так и в не очень. В хорошем — потому что оно почти всегда отчетливо не-парфеновское; в плохом — поскольку авторы упоенно жонглируют приемами, потому что могут, и иногда заигрываются: положим, анимация — это еще ничего, но песня Цоя на самом неожиданном месте вызывает не то чтобы стыд, но какое-то вулканическое недоумение. Ну и авторский текст явно стремится быть под стать объекту — и тоже получается не всегда.
Но, но, но. Достоинства, по-моему, явно перевешивают — и экспериментальностью не ограничиваются (хотя она важна — есть много дико красивых моментов). Во-первых, структура: тут как минимум два мощнейших сюжетных твиста, а как по мне, так и все три. Я вообще презрительно отношусь к боязни спойлеров, но тут ровно такой случай, когда они и правда вредны, — при том, что фильм документальный; то есть в двух местах, натурально, холодок бежит за ворот. Во-вторых, герой: фильм получился не столько про жизнь, сколько про характер. Биография Соколова дана вразнобой и как бы пунктиром, с акцентами на самых психологически важных местах — которым процесс написания «Школы», например, не является, а попытки встроиться в эмигрантский литературный круг — да. И в итоге получается фильм про какое-то спокойствие, что ли; про умение все понять про себя, и расслабиться, и уйти по тропе на лыжах вдаль как в буквальном, так и в фигуральном смысле. И как-то от знакомства с таким человеком становится по-настоящему хорошо. И это притом, что «Школу для дураков» я помню совсем слабо (может быть, это тоже важно для оценки кино).
Ну и помимо прочего — много реально великих эпизодов-скетчей. С группой «Любэ», например. В общем, советую ловить по телевизору или там, куда оно попадет потом.
(А вот трейлер.)
https://www.youtube.com/watch?v=qkWPk_bu46Y
И еще пара важных текстов на русском — про российскую исправительную систему, которая, впрочем, судя по этим текстам (да и по эмпирическим впечатлениям), совершенно не исправительная.
Первый — подробное исследование экономики ФСИН в «Секрете фирмы»; ну то есть — подробное настолько, насколько она позволяет себя исследовать (а позволяет не очень — и документов мало, и проверяют колонии редко, и так далее). Авторы явно подводят нас к мысли, что проблема с пенитенциарной системой в том, что она напрямую продолжает ГУЛАГ; мне по прочтении показалось иначе: скорее есть ощущение, что ФСИН — это еще одна, возможно, наиболее радикальная часть подхода к государству как корпорации, которая работает исключительно на собственные интересы, в случае колоний совсем уж напрямую используя граждан исключительно как производительную силу и источник финансирования. Впечатляющих фактов тут довольно много; на меня особенное впечатление произвели месячная зарплата заключенного в размере 2 рублей и 85% россиян, которые, единожды попав за решетку, обязательно туда возвращаются.
Впрочем, по редакторской части тоже не удержусь и взворчну. Во-первых, непонятно, почему, если текст повествовательный, там все время «млрд» и «млн» вместо «миллиардов» и «миллионов» (это мелочь, конечно, но из людей, которые привыкли везде писать млн вместо нормальных русских слов, потом это невозможно вытрясти; неприятно). Во-вторых, также непонятно, зачем там литературные интродукции и постскриптум, притом что весь текст — очень дельное исследование, но все-таки не narrative journalism, а вступительная телега с поэтическими подробностями как бы намекает, что сейчас будет он. Все это не отменяет, конечно.
http://secretmag.ru/arhipelag-fsin/
Прошлой весной начался самый масштабный эксперимент по тестированию базового дохода. Благотворительная инициатива GiveDirectly, основанная двумя выпускниками Гарварда, на протяжении 12 лет будет перечислять деньги 6 тысячам жителей кенийских деревень. Сумма небольшая - $22 в месяц, но это первый эксперимент такого масштаба, в котором деньги будут раздавать не выборочно, а всем членам сообщества.
Журналист Atlantic Энни Лаури пишет книгу о безусловном базовом доходе. Она съездила в Кению, пообщалась с основателями GiveDirectly, с сотрудниками гуманитарных программ в Африке и с самими бедными кенийцами.
Деньги на проект выделили частные инвесторы и компании из Кремниевой долины. Из-за технологических инноваций миллионы людей могут потерять работу. Обществу нужен план Б - и логично, что его создание финансируют те, кто планирует перевернуть рынок труда.
Раздавать бедным деньги - довольно непопулярная идея среди гуманитарных организаций. Считается, что умные белые люди лучше знают, что нужно отсталым африканцам. И вообще, как можно просто раздавать деньги, если все знают, что человеку нужно давать не рыбу, а удочку!
Но доноры и сотрудники гуманитарных программ слабо представляют себе реальные потребности людей, и потому тратят кучу денег впустую. В кенийских деревнях много лишних канистр и баков для воды - они никому не нужны, но их продолжают присылать. Доходит до смешного: кенийцы торгуют на базаре бесплатными тапочками из гуманитарной помощи. Людям не нужны канистры, футбольные мячи, сетки для кроватей и прочий хлам от НКО. Им нужны деньги, за которые можно купить и рыбу, и удочку.
Чтобы лучше понять ландшафт, в котором всё это происходит, вот вам небольшая зарисовка. В этой деревне всего один дом с электричеством (школа). Там нет водопровода. Люди ходят в туалет просто на землю - у них нет техники, чтобы выкопать выгребную яму. Нет и быков - землю пашут вручную. Есть на людях там считается неприличным - это расценивается как хвастовство. Мол, смотрите все, у меня есть еда! В это сложно поверить, но в соседней деревне - в 20 километрах от этой - родился отец Барака Обамы.
Когда какие-то незнакомцы пришли и начали раздавать жителям этой дыры деньги, те сначала не поняли, что происходит. Сотрудники GiveDirectly столкнулись с невиданным ранее уровнем отказа от помощи - бедные кенийцы не верили, что кто-то раздаёт им деньги просто так, и начали придумывать объяснения-слухи, якобы это деньги от дьявола. Эту проблему удалось решить - с населением проводили разъяснительные беседы, люди из других деревень рассказывали о том, как им помогли эти выплаты. В общем, дело пошло.
И внезапно оказалось, что "отсталые африканцы" тратят деньги довольно рассудительно: покупают мопеды для таксования, леску для ловли рыбы, заводят коров, кроют дома железом, открывают своё дело. Многодетные матери покупают еду, чтобы прокормить детей. Деревни, участвующие в программе, заметно отличаются от других - вливание свободных денег создаёт в этих упадочных поселках зачатки экономики, хоть и самой примитивной.
Автор явно симпатизирует идее безусловного базового дохода, так что после прочтения критики все равно будут говорить - это не работает, базовый доход порождает тунеядство, текст однобокий, а люди по природе своей ленивы. Ленивы, с этим трудно спорить. Но мне хочется верить, что эксперимент закончится удачно. Кто знает - возможно, кенийцам повезло первым заглянуть в наше общее будущее - будущее без обязательного труда.
Финал текста хорошо иллюстрирует суть базового дохода. Автор общается с местным парнем - он купил лески, чтобы связать сеть, планирует снять лодку и нанять помощника, чтобы ловить рыбу и продавать её на рынке. В удачный день он рассчитывает зарабатывать $20. На вопрос, почему он не накопил денег на леску раньше, он пожимает плечами, улыбается и отвечает: "Потому что не мог".
https://www.nytimes.com/2017/02/23/magazine/universal-income-global-inequality.html?_r=0
P.S. Если не читаете по-английски, посмотрите хотя бы фото, они понятны и без слов.
Абсолютно разгромный текст про комплекс зданий, который построили в Нью-Йорке на месте башен-близнецов. Дескать, потратили кучу денег налогоплательщиков, кучу времени, бесконечное количество ресурсов, а все ради чего? Автор доволен только двумя мемориальными бассейнами-водопадами на месте башен и — более-менее — One World Trade Center: оно, конечно, безликое, но дает некоторую доминанту, неплохо отражается на солнце, ну и вообще как минимум выглядит достойно на фоне всего остального. Остальные небоксребы просто вопиюще неинтересные, ну и с особенным рвением автор громит станцию метро в исполнении Калатравы: мол, вышел не памятник, а торговый центр с претензией; ну и вообще:
What was originally likened by its creator to a fluttering paloma de la paz (dove of peace) because of its white, winglike, upwardly flaring rooflines seems more like a steroidal stegosaurus that wandered onto the set of a sci-fi flick and died there.
Дальше следуют две части с осмысленным рефератом новых книжек про Ground Zero и то, как он строился. Разумеется, выясняется, что место, которому, по идее, предназначалось продемонстрировать единство и силу несломленного духа страны, в итоге демонстрирует, что коллективный альтруизм в современной Америке напрочь убит хищным капитализмом и бесконечной бюрократией. Вторая половина текста — рассказ о том, как девелопер Ларри Сильверстайн, имевший несчастье взять ВТЦ в 99-летнюю аренду незадолго до 11 сентября, транспортное управление, которому земля принадлежит, и нью-йоркская мэрия годами тратили ресурсы и миллиарды денег налогоплательщиков, но не могли ни о чем договориться и вообще все портили. По мнению автора, лучшим решением было бы, если бы мэрия Нью-Йорка обменяла землю ВТЦ на землю аэропортов, которая все равно находится в использовании у транспортного ведомства, и занялась проектом сама; Майкл Блумберг даже пытался, но не вышло. В результате — ужас-ужас и бессмыслица: в частности, несмотря на то что все последние десятилетия нью-йоркский даунтаун постепенно перестает быть местом работы и становится местом для (дорогой) жизни, Сильверстайн настоял на том, чтобы в башнях были офисы, а не квартиры.
Имеются и подозрения в коррупции и использовании связей: вроде как Conde Nast в One World Trade Center переехал именно из-за этого (там сложная схема). А еще архитектурный критик The New York Times самолично запорол потенциально самый талантливый и интересный — по мнению автора текста, во всяком случае, — проект застройки пространства. Он пролоббировал в своем издании специальный номер The NYT Magazine с возможными вариантами нового комлекса и по дороге раскритиковал архитектурное бюро BBB, которому было поручено разработать проект, — хотя на тот момент они не показали даже черновиков, а рисунки в журнале не были основаны хоть на каких-то данных, которые необходимы архитекторам, чтобы придумать настоящее здание. Однако сила The NYT была такова, что дептранс решил объявить новый конкурс — на котором и выиграл проект Даниэля Либескинда.
Есть и другие детали, но меня, конечно, все-таки больше всего сразила первая часть. Я до сих пор сам не понял, как отношусь к тому, что построил Калатрава (кажется, он лучше выглядит на фотографиях, чем в жизни, где напоминает люксового противотанкового ежа; впрочем, может, так и надо, чтобы напоминал), но такая лихая безаппеляционность по-своему заразительна. Интересно, что по этому поводу думает мой любимый телеграм-канал Luxury Problems.
Помните осеннюю историю про то, как македонские подростки сделали кучу сайтов с фейковыми новостями в поддержку Трампа, дико на этом разбогатели и (якобы) повлияли на результаты американских выборов? Наконец появился про это толковый нарративный текст — для нового номера Wired человек съездил в тот самый город Велес, где живут эти самые подростки и о котором без умолку говорил Обама, когда обсуждал с главным редактором The New Yorker Ремником итоги выборов, и посмотрел на то, как живут те самые подростки.
Ну и как — предсказуемо так себе живут: депрессивное место, где после распада Югославии позакрывались разнообразные градообразующие предприятия и бизнесы; ужасная экология; работать негде; единственный экономический подъем происходил в середине 2000-х — потому что жители Велеса успешно продавали героин в Австрию и Германию и тратили деньги в городе; потом их посадили и привет. Главный герой материала, сын водопроводчика Борис (имя, как говорят в таких случаях, изменено) учился в старших классах школы и проводил большую часть своего времени в компьютерном клубе за игрой в Counter-Strike — а потом увидел, что один его приятелей по игре купил себе BMW 4. Приятель рассказал, что сделал деньги в интернете, — основал популярный сайт про здоровую еду, высоко стоящий в выдаче «Гугла», состоящий из копий материалов с других сайтов и запруженный рекламой. Борис решил повторить его успех.
И быстро наткнулся на золотую жилу — новости про Трампа дико хорошо расходились в фейсбуке и прочих соцсетях (а про Клинтон — не так хорошо), поэтому он завел сразу несколько сайтов, где беспорядочно вешал виральные и в основном фейковые истории, украденные с американских правых сайтов: например, про то, что Папа Римский сделал заявление в поддержку Трампа. Он занимался этим несколько часов в день: копировал тексты в Wordpress, размещал, постил в соцсетях в группах сторонников Трампа (под своим именем и под именами выдуманных американцев); в перерывах пил кофе с друзьями, курил с друзьями, гулял с друзьями. Друзья потихоньку стали сами создавать аналогичные сайты — и прогуливать заработанное в местных клубах, покупая шампанское Moet & Chandon и прочие роскошные товары. Сам Борис с августа по ноябрь заработал на интернет-рекламе примерно 16 тысяч долларов.
И что дальше? И все: когда история про Македонию вскрылась, Google заблокировал все соответствующие сайты, лишив молодых людей источника дохода. Теперь они ничего не делают, целыми днями пьют кофе на верандах ресторанов и думают, как бы найти нормальную — настоящую — работу (когда Борис начал зарабатывать на интернет-рекламе, школу он бросил). Обвинений во влиянии на мировую политику македонцы не принимают: в конце концов, они же ничего не придумывали — просто копировали контент с американских же сайтов. Борису и самому не нравится Трамп — стремный он какой-то.
(Кстати, за исключением одного морализаторского пассажа ближе к началу, текст в целом написан без какого-то специального осуждения к героям, от которого американскому журналисту удержаться было наверняка сложно; хороший в этом смысле текст.)
В Village Voice этим летом выходил материал о двух американских хлюпиках-анархистах, которые собираются ехать в Сирию, чтобы воевать вместе с Рабочей партией Курдистана, — курдами, которые строят на территории самопровозглашенной автономии Рожава свою собственную леворадикальную утопию: здесь все равны, нет никаких религиозных или экономических догм (да и, по сути, денег), у женщин действительно столько же прав и возможностей (и политического представительства), как и у мужчин, ну и вообще — Маркс бы гордился. Изначально РПК были довольно традиционными коммунистическими инсургентами, боровшимися с Турцией за независимость Курдистана (США даже объявили их террористами в 1997-м); однако когда лидера движения Абдуллу Окаллана посадили на пожизненное, он пережил важную идеологическую трансформацию, начитался Хомского и прочих современных авторов, и сдвинул идеологию партии в сторону феминизма, инклюзивности, прямой демократии и прочих прогрессивных идей. Которые теперь, благодаря войне в Сирии, РПК получила возможность воплощать на практике.
Так вот: корреспондент Rolling Stone сумел в Рожаву доехать — и повстречаться там с несколькими иностранцами, которые решили взяться за оружие и воевать с ИГИЛ во имя социалистической революции. Собственно, сейчас именно РПК — одни из тех, кто воюет с ИГИЛ за Ракку.
Разумеется, сделать такой репортаж неинтересно почти невозможно — и остается только оценить мастерство автора (а скорее даже редактора), которые не стали растягивать текст на десятки тысяч слов, сделав его вместо этого максимально динамичным и насыщенным. Добираться в Рожаву журналисту пришлось вместе с людьми из другой курдской армии, Пешмерги, которые протащили его через блокпосты под видом боевого товарища. Далее он попал в учебный лагерь РПК, где беспрерывно курящие молодые бойцы рассказывали ему про кризис позднего капитализма и сексуальную эксплуатацию женщин в американских СМИ. А потом — встретился с американцем Брэйсом Белденом, главной медиа-звездой среди местных иностранцев: он ведет популярный твиттер, где смешно шутит, цитирует Селина и постит свои портреты с бродячим щенком в одной руке и «Калашниковым» в другой.
Кроме Белдена автор знакомится и с другими членами иностранного полка: двумя итальянцами, одним немцем, еще одним американцем, датчанином. У всех истории чем-то похожие: бесприютная молодость — иногда с криминалом, иногда с наркотиками; увлечение левыми идеями; решение, что отстаивать их необходимо не на словах, а на деле, — как это делали добровольцы в Испании в 30-х (один из героев высказывает действительно интересное замечание — любопытно, насколько больше западных добровольцев едут в ИГИЛ, чем в левую утопию; 100 лет назад было наоборот). Мало кто из них ожидал, что они сразу пойдут в бой, — однако вскоре после того, как каждый из них провел месяц, тренируясь в полевой Военной академии, РПК начало наступление на Ракку, и иностранцев держать вдали от линии фронта никто не планировал. К концу текста выясняется, что после первых совместных приключений героев немного разбросало — двое американцев скучают в ожидании, когда начнутся непосредственно бои за город (Ракку; пока РПК отбила несколько населенных пунктов); норвежец недавно пережил подрыв камикадзе; итальянец собрал собственную антифашистскую бригаду — по модели интернациональных бригад все в той же Испании.
А что же идеальная жизнь в бесклассовом обществе? С этим непросто, потому что бесклассовое общество вынуждено воевать на несколько фронтов, — не только с ИГИЛ, но и с турками, — но один радостный абзац про то, что существовать в обществе, где все равны, относятся друг к другу с симпатией, и нет ни банков, ни корпорацей, ни богачей, ни нищих, все-таки в тексте имеется. Хоть и с оговоркой о том, что все это, конечно, нерепрезентативно.
Простите за дубль — разбираюсь с форматированием постов, не с первого раза открывается тайна.
Читать полностью…Детективная история из мира славистики: в 1969 году Томас Райха — работавший в Университете Колорадо исследователь, пятилеткой ранее собравший важную для американских русистов антологию «Readings in Russian Civilization», — загадочным образом исчез. От исчезновения остался один документ: воспоминания адвоката его жены; читается почти как шпионский роман — только без понятной развязки.
Жена (ее звали Хана) в 69-м собралась с Райхой развестись — и, собственно, пришла к адвокату с тем, чтобы он ей в этом помог. Однако затем началась чертовщина. Точнее, началась она еще раньше, когда во время свадебных торжеств Томасу сообщили, что к нему «пришел полковник», после чего он ушел на сорок минут, а потом вернулся без всяких объяснений произошедшего. Полковником, как выяснил адвокат, представлялась странная женщина по имени Галя Танненбаум. Вскоре после того, как Хана Райха обратилась к юристу, Танненбаум пришла к нему и заявила, что она 27 лет служила в американской армии, у нее много влиятельных друзей, и если Хана разведется с Томасом, ее (Хану) депортируют. Адвокат попросил предъявить документы, подтверждающие это заявление, после чего больше Галю не видел. Зато она заявилась в гости к Райхам три недели спустя — и начала угрожать Хане сначала словами, а потом и оружием, требуя подписать некий документ.
Хана убежала к соседям; Томас и Танненбаум потребовали ее вернуть в дом, те отказались. Когда обо всем узнал адвокат, он устроил переезд Ханы в Нью-Йорк. Когда он разбирался с ее иммиграционными бумагами, он нашел в них два документа с очевидно подделанной подписью, в которых Танненбаум провозглашалась единственным легальным представителем Ханы; видимо, их «полковник» и хотела заставить подписать женщину.
А еще через пару недель стало ясно, что Томас Райха исчез. Параллельно выяснилось, что Танненбаум ранее уже подозревали в двух убийствах путем отравления и в подделке документов. Ее судили, признали невменяемой и отправили в больницу, где она через 8 месяцев покончила с собой. Однако точно понять, что случилось с Райхой, так и не вышло — еще и потому что некий сотрудник ФБР четко дал понять начальнику слависта в университете, что тот исчез добровольно и находится в безопасности. С чего он это взял, так и неясно, но на этой почве в начале 70-х крепко поссорились ФБР и ЦРУ; понятно, что дополнительных обертонов всей истории добавляла Холодная война и тот факт, что Райха знал русский и провел некоторое время в Москве. Скорее всего, его все-таки отравила все тем же цианидом Галя Тенненбаум, как она рассказывала одному из соседей по больнице, — с другой стороны, последней фразой, которую она сказала своему лечащему врачу (его, кстати, она тоже как-то убедила в том, что имеет отношение к американским спецслужбам), была «Я не убивала Райху».
В общем, детектив без разгадки — обидно, но увлекательно.
https://academeblog.org/2016/10/06/the-disappearance-of-thomas-riha-an-unsolved-academic-mystery/
Хороший, кажется, пример текста про сложную проблему, где нет однозначного решения и очевидных правых и виноватых — а проблема есть, и говорить про нее надо.
Читать полностью…Две впечатляющие, но, пожалуй, несколько затянутые с точки зрения подробностей уголовных дел истории в жанре true crime. Расскажу про обе, как говорят в «Медузе», максимально коротко, а если вы поклонник жанра — прочитайте, не пожалейте. Все, как мы любим: и жуткие преступления, и плохая работа правоохранительной системы, и доблестные адвокаты, которые пытаются эту систему исправить.
Первая: как женщина из Сент-Луиса, которую никто не мог заподозрить ни в чем предосудительном, втерлась в доверие к больной раком знакомой, заставила ее переписать на себя завещание — а затем, по всей видимости, зарезала, повесив убийство на мужа жертвы (а полиция и прокуратура ей почему-то поверили, и человек сел). Более того: по ходу дела выясняется, что, вполне возможно, героиня еще и подстроила смерть собственной матери — а приняли ее и вовсе за убийство какого-то левого человека, которое она пыталась оправдать самообороной. В роли второго плана — страстный роман главы отдела расследований с прокуроршей, из-за которого, видимо, и угодил в тюрьму бедный вдовец раковой больной.
https://www.stlmag.com/longform/pam-hupp/
Вы помните, что делали 8 июля 2012 года? А, скажем, 13 сентября 2006-го? Предположу, что нет, — между тем, есть люди, которые отчетливо, до пугающих подробностей помнят абсолютно все, что происходило с ними в каждый день их жизни. Для такого синдрома есть даже специальное название — исключительная автобиографическая память. Врачи знают о примерно шестидесяти людях, у которых этот синдром наблюдается. Возможно, их больше — просто они не думают, что с ними что-то не так.
Текст в The Guardian рассказывает о том, как этот синдром был обнаружен, — женщина, которая устала от того, что почти любая деталь в окружающем мире вызывала у нее вал воспоминаний, обратилась ровно к тому врачу, который мог оценить, что с ней происходит. Джеймсу Макго к тому моменту было уже в районе 70, он изучал человеческую память с 50-х и был одним из главных авторитетов в своей области. Подробно проинтервьюировав Джилл Прайс (так звали первую пациентку с синдромом, позже ставшим известным как HSAM), он пришел к выводу, что она не врет про то, что все помнит, — и что это что-то феноменальное. Когда результаты первых исследований Прайс были опубликованы и ими начали интересоваться журналисты, к МакГо стали обращаться другие люди с HSAM.
Самое интересное тут — что этот синдром говорит о том, как устроена человеческая память в целом (это как история про Генри Молейсона, у которого в результате хирургического вмешательства исчезла память вовсе, — писал о ней тут в сентябре). Проблема, однако, в том, что ученые этого пока толком не поняли. Вопрос, на самом деле, не в том, почему эти люди помнят, а почему все остальные забывают, — но и на этот вопрос однозначного ответа нет. Тем не менее, кейс феноменальный — ну и если представить себя на месте человека, который помнит все, что с ним происходило каждый день, начинаешь ему сочувствовать. Нюанс тут в том, что эта сверхпамять работает именно относительно деталей личной жизни. Прочитанные книги или там исторические события люди с HSAM помнят так же средне, как мы. Так себе положение.
https://www.theguardian.com/science/2017/feb/08/total-recall-the-people-who-never-forget
Тина и Том Шегрен (обоим уже под шестьдесят) уже были в Антарктике. И на Эверест они тоже взбирались. И там, и там, на их взгляд, сейчас стало многовато народу. Поэтому теперь они хотят совершить по-настоящему уникальное путешествие. Они собираются полететь на Марс и вернуться оттуда. Без всяких шуток — чтобы сохранять физическую форму и привыкать к пейзажу они уже несколько месяцев живут в палатках в калифорнийских горах Сьерра-Невада и ежедневно уделяют несколько часов походам, пробежкам или путешествиям на лыжах.
Это может показаться безумием, но вообще-то по всему миру образуется все больше частных компаний, которые стремятся осваивать космос (про одну из таких, российский «Космокурс», писал подробный материал прошлой весной Туровский на «Медузе»). Илон Макс — это только самое известное имя; есть энтузиасты и в Скандинавии, и в Китае. Шегрен, например, вдохновил на их затею Роберт Зубрин — аэрокосмический инженер, который уже не первое десятилетие пишет книги и читает лекции о необходимости скорейшего завоевания Марса.
Шегрен считают, что у них есть преимущество и перед НАСА, и даже перед Маском: это их компактность и мобильность. По их мнению, два человека (которые все равно бы никогда не прошли отсев в той же НАСА) способны куда быстрее построить аппарат, способный доставить их на Марс, чем огромная корпорация; стоимость своего будущего корабля они оценивают в миллиард долларов, а полететь на нем собираются уже в 2020-м (хотя никакого миллиарда долларов у них пока нет даже близко). Автор текста предлагает такое сравнение: если у НАСА — дорогой «Хаммер», то у Шегрен — дешевая Kia. И хотя это все тоже звучит малоправдоподобно (и сцена, где пара показывает журналисту какой-то странно выглядящий процессор в коворкинге Сан-Франциско, заставляет сомневаться еще больше), автор в то же время отмечает, что семья не лишена технологических способностей — они разрабатывали программное обеспечение для трансляций с полюсов и Эвереста, например (то есть способное выдерживать экстремальные температуры). Еще у них была компания по доставке туалетной бумаги, для которой они разработали алгоритм, позволявший расчитывать, когда у их клиентов заканчивалась очередная упаковка, — и вовремя подвозить новую.
Ну то есть — понятно, конечно, что это совершенно прожектерский сюжет, но с другой стороны, людям под шестьдесят лет, и они «хотя бы попытались», и как минимум являются живым воплощением возродившегося интереса к космосу. В этом смысле в тексте очень хорошая интонация — в меру ироничная, но совершенно не насмешливая; ну вот такое увлечение у людей — лучше многих других, а еще через него можно рассказать, как вообще сейчас в мире полеты в космос устроены. Автор, кстати, — Алина Симон, та самая американская девушка, что исполняла каверы на Янку и даже, кажется, приезжала их петь в Москву и которая теперь стала очень хорошей журналисткой. Она же, например, в прошлом году написала в The Guardian текст про то, как один тролль сфальфицировал свою смерть (а еще — выпустила книгу со своими размышлениями о Мадонне и поп-культуре).
https://story.californiasunday.com/mars-madness
20 мая 1968 года вертолет, в котором летел сержант американского спецназа Джон Хартли Робертсон, был подбит над Лаосом. Тело солдата не было найдено — но он, разумеется, был признан погибшим.
Весной 2008-го работавший в камбоджийском селе христианский миссионер из Мичигана Том Фонс узнал, что Джон Хартли Робертсон якобы выжил, женился на вьетнамке и проживает в деревне во вьетнамской провинции Донг Лай. Фонс поверил — поскольку сам в юности прошел через Вьетнам и был уверен, что США оставило в плену в юго-восточной Азии множество своих граждан. Это вообще очень распространенный в Америке миф — хоть и ничем толком не подтверждающийся.
Когда Фонс встретился с Робертсоном, выяснилось, что — якобы из-за травмы головы — он забыл английский. Его жена заявила, что Робертсон — вьетнамец; Робертсон, действительно выглядевший как вьетнамец, вышел с ней из комнаты, а когда они вернулась, женщина сказала, что ее муж — американец, просто она боялась об этом рассказывать. Робертсон в ответ на расспросы миссионера и его коллеги вспомнил множество малоизвестных подробностей войны во Вьетнаме и четко указал модель вертолета, на котором летел в тот злополучный день, когда его подбили. Фонс и Робертсон съездили в Пномпень, чтобы последний сдал свои отпечатки пальцев. Отпечатки пальцев не совпали с теми, что были у погибшего американца.
Тут бы истории и закончиться — но самое интересное только начинается (никогда не устану хвалить The Atavist Magazine, это очередной их успех). Фонс был уверен, что что-то тут не так и что Робертсон — американец. Вскоре к нему присоединились два режиссера-документалиста, которые решили снять про Робертсона фильм. Во Вьетнам прилетели сначала однополчанин Робертсона, а потом — его родная сестра. Оба они узнали американца и были уверены, что он действительно Джон Хартли Робертсон, несмотря на то что даже черты лица «воскресшего» не походят на черты лица Робертсона, воевавшего во Вьетнаме в конце 60-х. К тому же Фонс со товарищи провели анализ зубов "Робертсона", и эксперты якобы установили, что в детстве он точно жил в США. Про все это был снят документальный фильм; когда его показали, американские СМИ начали писать про Робертсона статьи — и тут выяснилось, что соответствующее подразделение Минобороны еще в 80-х расследовало дело человека из Донг Лая и пришло к выводу, что он самозванец (более того, тот выдавал себя не только за Робертсона, но и за других пропавших американцев, тела которых так и не нашли).
Впрочем, Фонса все это не убедило — к тому же он ссылался на анализ зубов (другой эксперт рассказывает журналисту, что по этому анализу можно предположить, что человек где-то жил, но не более того). Тем не менее, организовывать встречу автору текста с "Робертсоном" он не стал. Журналист нашел его сам — про это есть отдельная полудетективная история — и обнаружил перед собой человека, который сам с трудом понимает, кто он такой. А дальше — еще один мощный твист: оказывается, что вьетнамец, ставший "Робертсоном" (на самом деле его зовут Нгок) и, среди прочего, много лет работавший в своей деревне полицейским, по всей видимости, в 70-х снимался в так и не вышедшем вьетнамском фильме про американского пилота, вертолет которого сбивают и которого потом выхаживет вьетконговская сестра. И играл в нем пилота.
Мощнейшая история и про войну как психологическую / культурную травму — и про то, как жизнь повторяет искусство, — и про механизмы работы памяти.
https://magazine.atavist.com/mia
Редкий для этого канала жанр спортивного профайла — и герой тут более выдающийся, чем текст: это Расселл Уэстбрук, самый дикий американский баскетболист по состоянию на сейчас, который играет за команду города Оклахома и может в этом году сделать сезонный трипл-дабл (то есть набрать больше 10 очков, подборов и передач за игру в среднем за весь чемпионат).
Едва ли тем, кто интересуется баскетболом, нужно Уэстбрука представлять; едва ли тем, кто им не интересуется, этот человек интересен — поэтому без подробного пересказа обойдусь, а скажу просто, что мораль у текста довольно простая: Уэстбрук так крут, потому что сочетает в себе адскую самоуверенность и не менее адские сомнения в себе, и никогда не расслабляется. Он всегда первым приходит на тренировки и уходит последним — и даже выставочные матчи играет с такой яростью, будто это главный матч его жизни. Куча народу из тех, с кем поговорил журналист, так и заявляют: многое мы видывали в баскетболе, но такого усердия — никогда.
https://www.nytimes.com/2017/02/01/magazine/the-misunderstood-genius-of-russell-westbrook.html?_r=0
Жегулев про самого дикого миллиардера в России. Альянс с Максом Покровским, публикация в журнале «Москва», покупка радиостанций, просто чтобы там крутились песни на его стихи, — чумовой человек, конечно.
Читать полностью…И второй текст — Азар в «Новой» про то, как людей избивают в московских конвойках (помещениях при судах, где подсудимых держат в перерывах, до и после заседаний). Избивают люто и нередко без повода — в том числе бойцы специального назначения, существующие при конвойном полке МВД (дичь, конечно); много жутких, но необходимых подробностей; занятно также, что это вроде как специфически московский феномен: причину никто из собеседников не объясняет, а было бы интересно узнать, почему, — казалось бы, в регионах при отсутствии внимания общественности могло бы быть еще жестче.
Ну и что более всего поражает (то есть не поражает вроде бы уже давно, но все равно) — ведь эта конкретная проблема очень легко чинится. Это не институт опеки; не пенитенциарная система в целом — одна мелкая деталь системы, изуверское функционирование которой вряд ли ей специально нужно. Поставить везде в обязательном порядке камеры; выписать большие штрафы, если они не работают; адекватно наказать тех, кто бьет людей при камерах — и велик шанс, что количество эксцессов сильно сократится. Но и этого не происходит, разумеется.
https://www.novayagazeta.ru/articles/2017/02/01/71353-udarniki-pravosudiya
Что происходит в России, когда человек умирает, но никто не знает, как его зовут и как найти его родственников? (Так, например, часто бывает с бездомными.) Текст Полины Еременко в «Снобе» — о том, какой путь проходит тело умершего, и о людях, которых оно встречает на своем пути: судебно-медицинские эксперты; полицейские, специализирующиеся на неопознанных мертвецах; начальник бюро регистрации несчастных случаев (есть и такое, оказывается); сотрудники трупохранилищ; сотрудники кладбищ, куда попадают такие мертвые; руководитель ритуального агентства, которое отвечает за похороны. Герой материала — человек, который замерз насмерть, пока спал в букве В в конструкции МОСКВА на Арбатской площади (эта смерть даже попала в новости — всех сильно поразила подробность, что покойник когда-то учился на философском факультете). Помимо чисто литературной силы, заложенной в фактуре и раскрытой в тексте, выясняется и много интересных подробностей — например, в общей сложности неопознанный труп ждет родственников, которые могут его все же опознать, несколько лет (потом его кремируют); например, для таких могил на Перепечинском кладбище в Подмосковье отведено сразу девять секторов; например, бывает и такое, что человека опознают, но из безымянных не собирают — не хватает денег или желания.
Разумеется, материал является переложением на российскую почву нашумевшего нью-йорк-таймсовского текста «The Lonely Death of George Bell», но я не имею в виду, что это недостаток — наоборот даже: сам часто действую таким же образом и всем советую. Главное отличие от NYT тоже по-своему симптоматичное: там герои, сотрудники нью-йоркских социальных служб, тратят кучу времени на то, чтобы перебрать вещи покойного и найти все-таки его близких. Здесь мертвец — человек без имени, без имущества и с судьбой, которую он, видимо, частично выдумал; человек, за телом которого никто не пришел и уже, видимо, никогда и не придет.
Наверное, лучший пока материал на русском языке в этом году из тех, что опубликовали не мы (не в том смысле, что опубликованные нами обязательно лучше, — просто конфликт интересов и все такое; поэтому исключаем из уравнения).
https://snob.ru/selected/entry/119887