161743
Vladimir Pastukhov’s Public Channel Honorary Senior Research Fellow (UCL)
Должна ли Украина продолжать терять лучших людей и подрывать свою экономику в попытках «любой ценой» вернуть захваченные территории, если вопрос о гарантиях безопасности будет решен? Действительно ли это та историческая задача, которая «стоит мессы», к сожалению - заупокойной?
Иными словами, должна ли Украина при выполнении «обязательной программы» - двух ранее названных условий («кулак» и «ров»), - продолжать стремиться выполнить «программу максимум» (скорее всего, невыполнимую на данном отрезке истории, если Запад прямо не вступит в войну на стороне Украины – а он не вступит), включающую освобождение оккупированных территорий и нанесение стратегического поражения России?
Или же Украина может отложить решение этой исторической задачи «на потом» (либо вообще отказаться от ее решения в перспективе), сохранив людские и материальные ресурсы (простите - человеческие жизни и остатки экономической инфраструктуры), сосредоточившись на обустройстве «корневой Украины», которую все же удалось отстоять героическими усилиями всего украинского народа, хоть и ценой невероятных жертв?
По этому вопросу в украинском обществе нет сегодня единства. Эмоционально для народа, который вырос на довженковской «Земле», очень трудно принять этот кажущийся унизительным компромисс. Но постепенно растет число и тех, кто думает, что эта овчинка не стоит выделки собственной шкуры, а главное для Украины - в сохранении и приумножении того, что удалось сберечь.
В любом случае, украинское общество достойно того, чтобы вопрос был обсужден открыто во всех своих сложных деталях и обе стороны выслушали спокойно друг друга без обвинений в «зраде» и непатриотизме, придя осмысленно к разумному консенсусу, каким бы он ни был. Идея всеукраинского референдума в этой связи становится все более технологическим политическим решением.
Позволю и я себе внести лепту в эту дискуссию. Тот, кто знаком с моей публицистикой, знает, что я в этом вопросе достаточно последователен. В 2014 году я опубликовал книгу «Украинская революция и русская контрреволюция». Тогда многое трудно было предвидеть, но одной из основных идей книги был тезис о том, что попытки силой удержать Донбасс вступают в прямое противоречие с целями «революции достоинства».
Тогда я обосновывал это тем, что эти попытки ведут к полномаштабной войне, а война – не лучшее время для реализации идеалов свободы и демократии. Сегодня у меня аргументов добавилось. Все упирается в суть «революции достоинства», а она была вовсе не в деколонизации, а в европейском выборе украинского народа, что, как говорят в Одессе, две большие разницы. Можно успешно деколонизироваться и остаться все в той же Азиопе, в которой был прежде, но на правах суверенной ее части. Дело же тогда было не в этом.
Смысл выбора украинского народа тогда понимался как выбор иного цивилизационного пути, как выбор в пользу других ценностей и принципов. С высоты сегодняшнего дня можно констатировать, что, если это и был выбор большинства, то все равно явно не всех. Значительная часть украинского народа хотела вернуться в комфортный СССР. Именно по этой линии, а не по крови или языку шло основное разделение.
Проблема не в том, что в Крыму или в Донбассе жили «русские», а в том, что там большинство было за теми, кто хотел вернуться в традиционное советское прошлое. Пока Россия, по крайней мере, на словах, демонстрировала приверженность европейскому курсу, а Украина, наоборот, двигалась, особенно при Януковиче, в противоположном направлении, их все в Украине устраивало. Но, когда роли поменялись, их стало вдруг рвать на «историческую родину».
Юго-восток Украины – это украинская Вандея. И даже если ценой невероятных усилий и жертв Украина сейчас добьется возвращения контроля над этими территориями, вместе с ними она получит и все старые проблемы, которые отодвинут на десятилетия реализацию сделанного украинским народом выбора в пользу европейского пути развития. И да, это элемент гражданской войны, но с социальным, а не этническим подтекстом.
Если думать о перспективе, то среди вопросов, касающихся внутриполитической ситуации в Украине, которые волнуют меня в первую очередь, как это ни покажется странным, не последнее место занимает вопрос о современной украинской идентичности. Он не так прост, как многим кажется. Для многих миллионов людей, разделенных войной на два враждебных лагеря, вопрос идентификации себя как русских или как украинцев – это больше вопрос добровольного выбора, чем предопределенность судьбы. Есть гигантская «серая зона», где лишь «благодаря» войне (и Путину с его кликой - в первую очередь) этот выбор стал окончательным и бесповоротным.
С расовой точки зрения найти различие между русскими и украинцами непросто. По крайней мере, все известные мне довоенные «любительские» системы ДНК-тестирования такого разграничения не проводили, относя и тех, и других к славянам Восточной Европы. Кое-что могла бы объяснить локализация ДНК-связей, но и там все непросто. У меня, родившегося и прожившего самую значительную часть своей жизни в Киеве, программа в качестве точки локализации ДНК-связей показывает центральную Россию, а у моей жены, москвички в нескольких поколениях, – Украину. Так что разграничение между русскими и украинцами все же в большей степени имеет культурный, чем расовый характер.
При этом такой важный культурный критерий как язык тоже не выглядит прочным фундаментом для формирования разделительной полосы. Я уже писал, что моя мама в силу разных драматических семейных обстоятельств до шести лет говорила только по-украински. В совершенстве русский она освоила уже в детдоме в России в годы войны, и в свои цветущие 92 года продолжает свободно говорить на украинском языке. Я сам, хотя и определяю себя как русский, родившись в Киеве, без напряжения естественным образом стал билингвом. У меня абсолютный пассивный украинский язык, а что касается активного – то он хоть и не так совершенен, как хотелось бы, но очевидно лучше, чем у Главкома Сырского.
И если я, более-менее свободно владеющий украинским языком, для кого Шевченко, Коцюбинский или Леся Украинка совсем не чужие (бабушка моей двоюродной сестры по матери была экономкой в доме Леси Украинки), выбрал для себя русскую идентичность, то есть тысячи и даже миллионы русскоговорящих украинцев, которые проделали обратный путь, выбрав для себя в итоге украинскую идентичность. Объективная реальность состоит в том, что в Украине есть миллионы людей, для которых русский язык и русская культура являются их естественной культурной средой, но которые считают себя украинцами, являются украинцами на самом деле и отстаивают свободу и независимость Украины с оружием в руках, отдавая за это свои жизни.
То, что мы сегодня называем украинским обществом, по сути является продуктом сложного взаимодействия двух больших культурных общин, в одинаковой степени являющихся «украинскими», но для одной из них украинский язык и культура является основным, а русский – дополнительным содержанием, а для другой – наоборот. Будущее украинской нации и украинского государства, на мой взгляд, в долгосрочной перспективе зависит от поддержания баланса в отношениях между этими общинами не в меньшей степени, чем от состояния дел на фронте. При этом русскоязычные украинцы в их нынешнем виде не имеют уже никакого отношения к русским в России в их нынешнем виде. Жители США, Канады, Австралии и Новой Зеландии говорят на английском, но это не делает их уже британцами.
Может быть, поэтому сегодня из всех моих претензий к команде Зеленского (пришедшей к власти на лозунгах восстановления «мира» между этими общинами) наиважнейшей является то, что она своей сегодняшней политикой этот баланс в существенной степени нарушила. Эта ошибка может иметь последствия для украинской государственности в перспективе гораздо более драматические, чем отдельные ошибки в гражданском управлении и даже в командовании армией.
В условиях полного облысения новостной повестки, когда все происходящее лишь доказывает, что ничего вокруг не происходит, о чем еще можно посудачить на «Пастуховской кухне» как не об относительности справедливости и пределах ответственности. С утра, однако, я понял, что один из фрагментов дискуссии выпал, свалившись с нашего «кухонного стола» на пол, хотя в «сервировке» изначально он присутствовал среди вопросов. Это вопрос о пределах ответственности США за восстановление справедливости в общепланетарном масштабе.
Мы сегодня наблюдаем чудесную картину, когда все, кто справедливо или несправедливо считает себя жертвой, апеллируют к Америке как мировому шерифу и требуют применить силу, чтобы поставить на место обидчика, насильника, агрессора, разобраться по законам или по понятиям (смотря что у кого в меню). Сегодня у каждого есть свой «план Победы» - один у Зеленского, другой у Нетаньяху. Главное в этом плане то, что победить в конечном счете должна Америка, причем всех врагов сразу. Но есть ли у Америки реальный ресурс для того, чтобы одержать все эти победы? – вот в чем вопрос. И, видимо, этот вопрос подспудно является лейтмотивом внешнеполитической дискуссии в США не только в рамках нынешней президентской кампании, но и на все ближайшее десятилетие. Дилемма простая: побеждать зло или договариваться с ним и искать компромиссы. Вопрос сам по себе не новый, но каждый раз история дает на него почему-то разные ответы.
Сегодня Америка выглядит уставшей. Происходящее напоминает мне сцену из «Мастера и Маргариты», в которой толпа жильцов, осаждающая со всех сторон управляющего делами Босого, с криком «Не могу проживать в одной квартире с бандитом!» требует расселить нехорошую квартиру и отдать им комнату Берлиоза, а Босой остервенело огрызается, повторяя сквозь зубы: «Подавайте заявление!»
За справедливость всегда кто-то должен заплатить, за максимальную справедливость платится и максимальная цена…
https://youtu.be/p3AFDwI632U?si=H84do8UKSyMcffyA
Можно сколько угодно корчить из себя сверхдержаву, но факт остается фактом: Россия потеряла большой космос, превратившись из космического гиганта в космического карлика. Она уже даже не в задних рядах партера, а заперлась на галерку, пропустив вперед не только США, Евросоюз и Китай, но, похоже, уже и Индию с Японией. Приблизительно то же самое можно сказать о термоядерном синтезе, где когда-то за СССР было лидерство, о квантовых исчислениях, где лидерства никогда не было, но теперь уже и не предвидится, и о десятках других прорывных направлений технологической революции, за которой Россия наблюдает теперь из окопов Донбасса, приделывая крылышки с моторчиками к авиабомбам прошлого столетия. Мы чужие на этом празднике жизни, – сказали бы по этому поводу классики и были бы правы.
А как же, спросите вы, «Кинжалы», «Авангарды», «Сарматы» (ну, последние, - если все-таки взлетят), атомоходы, которые то погружаются под лёд, то лезут на лед, С-300, С-400 и С-500, которые худо-бедно, но хотя бы Кремль прикрывают, и, в конце концов, как те самые «Искандеры», которых не надо смешить? Все это как раз и создаёт у обывателя иллюзию, что Россия еще ого-го-го какая технологическая держава. Я не буду идти проторенным путем и высчитывать, сколько компонентов в каждом из этих чудес военной техники ворованные или выданные китайцами «под расписку» в долг. В конце концов, не важно - как, важно, что есть. Меня волнует другое: и «Кинжалы», и «Искандеры» при всем их «великолепии» (особенно легко демонстрируемом, когда речь идет о войнах с противником, либо никогда не имевшим, либо сознательно разрушившим собственную «оборону») являются прошлым веком – не в переносном, а в прямом смысле слова (поэтому безо всяких кавычек). Это все еще былое великолепие.
Путину повезло в том смысле, что он может позволить себе пару десятков лет оставаться технологическим рантье и паразитировать на советском технологическом капитале. Практически все так называемые «новые» разработки путинской оборонки относятся к разряду вытащенных из запасников, перелицованных или усовершенствованных идей и заготовок советского ВПК. Они обеспечивают Путину некоторое плато технологической стабильности на тот относительно короткий по меркам истории, но достаточно продолжительный по меркам конкретной человеческой жизни период, пока Запад и Китай (а, возможно, в будущем и Индия) переходят на новую технологическую орбиту. Это очень красивое топтание на месте с выжиманием последних капель масла из советского технологического жмыха, но никакого развития здесь нет и в помине. А это значит, что к моменту окончания перехода конкурентов на следующий уровень путинская карета «технологического суверенитета» превратится в тыкву. Это будет системный обвал, и поэтому то, что сейчас происходит с космосом, – это всего лишь тест-драйв для этой будущей тыквы, запряженной мышами с крысой-погонялой в качестве извозчика.
Все написанное выше относится к разряду «капитан очевидность», и для этого вообще не стоило бы марать Телеграм, если бы не одно забавное обстоятельство. Волноваться по поводу происходящего должны были бы не пацифисты-антифашисты, для которых превращение России в технологический раритет является скорее не проблемой, а способом ее решения, а тот самый русский deep state, который так озабочен судьбой своей «тысячелетней империи». Это для них существующий режим является главным препятствием к достижению своей мечты, это их лихие черти должны были бы мутить воду во пруду по поводу того, как путинские элиты крадут у империи будущее, отказывая ей в реальном развитии. Но молчат: видимо, прав был поэт – и даже в "палате номер шесть" настоящих буйных мало и не хватает вожаков.
Заявление Кадырова по итогам «стрелки» с Керимовым в Москве из-за контроля над Wildberries все больше напоминает разводку Кремля, который таким образом столкнул два могущественных этнических клана и замкнул их друг на друге. Ну потому что если бы такой развязки тлеющего конфликта на Кавказе не было, то ее пришлось бы придумывать. Ведь все идет к тому, что султана надо отформатировать, потому что он уже вылезает за любые самые широкие рамки, а если так, то почему бы не сделать это руками дагестанцев. Ну то есть если бы мысль пошла в каком-то другом направлении, то это была бы не полутысячелетняя Империя.
В этом смысле заочный диалог Кадырова с Керимовым считывается как разговор дона Корлеоне с наркоторговцем Солоццо. Дону все время необходимо держать в голове, что за Солоццо стоит самья Татталья. Поэтому, когда Кадыров предупреждает, что объявит Керимову кровную месть, если тот не докажет, что он не верблюд (то есть не докажет, что не хотел убивать Кадырова), «Дон» не может не понимать, что Солоццо-Керимовым дело может не ограничиться, и неизбежно наступит день, когда семья Корлеоне-Кадыровых должна будет заплатить по всем счетам. Боюсь, что сигнал был послан не одному Керимову, а всей кремлевской Татталья. В существующем контексте угроза Керимову считывается как угроза Путину.
В этом же контексте еще более многообещающим выглядит заявление «по общим вопросам»: «Есть люди, которые старательно придают этому национальный окрас и заявляют, что зачинщиками конфликта якобы являются кадыровцы. Обращаюсь ко всем, кто раздувает данную тему. Если у кого-то есть претензии к кадыровцам, то пусть выражают их лично мне, поскольку я являюсь главным кадыровцем» (цитирую по «Важным историям»). На мой взгляд, это первая редакция новой декларации о суверенитете Чечни.
Вчера случился хороший повод вернуться к размышлениям об «имперстве». Несмотря на угрожающие отзывы «первосмотрящих», мы с женой сходили на «Евгения Онегина» в Royal Opera House. Сразу скажу, что нисколько не жалею, мне понравилось, хотя бы потому, что я там не был с допандемических времен, и сам звук «недиджитал» музыки был мне чрезвычайно приятен. Впрочем, и совет доктора, у которого я был накануне по каким-то своим надобностям, предварить просмотр бокалом шампанского, чтоб легче пошло, был нелишним.
Голоса были хороши, музыка, как вы понимаете, знакома и ее трудно испортить, к режиссуре были некоторые вопросы. Декорации наводили на мысль о ШИЗО в путинских застенках. Видимо, инсталяции, которые устраивал ФБК в городах Европы, произвели впечатление на постановщиков. Из всей атрибутики на сцене присутствовал один стул, как раз очень похожий на те, которые я видел на студенческой практике в следственном изоляторе, правда, не в Москве, а в Киеве. Иногда на сцене расстилали коврики, как для занятий пилатесом, на этом все. Было немного жалко Онегина (он выглядел потерянным в России) и еще больше - Ольгу, в отношении которой на сцене совершался «харассмент», и немного смутило, что Ленский покончил жизнь самоубийством, что вступило в явное противоречие с последующими покаянными ариями Онегина. Впрочем, Ленский действительно был великолепен, что, в общем-то, логично: русское искусство, как всегда, наиболее выразительно в отношении тех, кого должны убить в первом или во втором акте.
У нас с женой не было интенции идти «на русское искусство». Так совпало, что в дни нашего приезда давали именно «Евгения Онегина». Но в зале, конечно, сразу стало ясно, что тут «на четверть бывший наш народ» (реально, думаю, больше). Тем не менее, меня не «рвало на Родину» ни в прямом, ни в переносном смысле слова. Ностальгии и слезливого умиления не возникло, но и чувства отвращения - тоже. Возникло желание перечитать Пушкина в оригинале – в моем зрелом возрасте многое из прочитанного в юности воспринимается более осмысленно. Естественно, это вновь подтолкнуло меня к размышлениям об ответственности культуры за случившуюся с Россией катастрофу.
Виноват ли Пушкин в войне с Украиной? И да, и нет – как посмотреть. С одной стороны - гуманист и жизнелюб, восславивший свободу, прививший к ней любовь, в том числе у многих русскоязычных украинцев, сражающихся за независимость своей страны (даже если они сегодня это не осознают). С другой – имперец безо всяких кавычек. И про «спор славян между собою», и про то, что мне противно, когда иностранец ругает мое отечество, мы все знаем и помним. Как с этим быть? Выбросить Пушкина в мусорную корзину истории, как призывают украинцы? Продолжать делать вид, что «спора славян между собою» как бы не было? Или и того веселее – оставить только про «спор славян» и выбросить все остальное (к чему скоро, видимо, придет школьная программа в России)?
Не думаю, что Пушкин один в таком положении. Споры вокруг Киплинга в Британии показывают, что проблема имперского наследия имеет глобальный характер. Объективная реальность состоит в том, что мир таким, каким мы его знаем, создан имперскими культурами. Не полностью, конечно, но в значительной степени. Отбросить это имперское прошлое можно, конечно, но ненадолго. Последствия будут приблизительно такие, как после сноса несущих стен в многоэтажном доме. Но и жить в имперском доме без реконструкции уже невозможно – слишком много развелось в нем разных крыс. Позолота и алебастровые карнизы обсыпались, и из-под обвалившейся штукатурки проступают решетчатые перегородки, набитые ветошью и имперским строительным мусором викторианской и николаевской эпох (каждому - свое).
Выход из ситуации очевиден – капремонт: полная реконструкция имперской культуры, ее переосмысление, преодоление ее насильственного начала, переваривание заложенной в ней агрессии. Но это, конечно, долго и скучно, и, в обшем-то, недешево. Для такой работы нужен инвестор, архитектор, генеральный план и так далее. Ничего из этого, к сожалению, в наличии пока нет.
Ну не могу же я вас оставить без воскресного чтения…
Честно сказать, заметка в «The Moscow Times» поставила меня в тупик. В ней было сказано, что депутат Госдумы России от ЕР Александр Спиридонов предложил сделать уголовно наказуемыми в России такие действия, как наведение порчи и приворот, так как он считает, что эти ритуалы действительно могут оказать негативное влияние на человека, в отношении которого они совершаются, и поэтому их можно рассматривать как покушение на жизнь и здоровье.
Приведена и прямая речь: «Навести порчу, вернуть любимого, проблемы со здоровьем на других людей навести. Это уже не просто погадать, — это попытка воздействовать на другого человека. Должно быть уголовно наказуемо, если человек пытается другому нанести ущерб его здоровью и жизни» (телеканала «Спас»). Из текста заметки также следует, что в нижней палате номер шесть такой пациент не один. Коллега Спиридонова депутат Андрей Свинцов предложил также запретить тарологов и астрологов. Их поддержали священник Лукьянов и загадочный религиозный деятель Краснов (мысленный привет Сергею Довлатову). В общем, весь «наш Дурдом голосует за Путина».
Не думал, что идиома «Охота за ведьмами» станет когда-либо буквальным обозначением государственной политики Российской Федерации в XXI веке. И дело даже не в том, что «ведьма» - это новый объект уголовно-правового преследования, наряду с убийцами, коррупционерами, мошенниками и прочими заурядными обитателями уголовного кодекса. Но поразило меня не это, а квалификация преступления, как изволили бы выразиться мои коллеги по юридическому цеху. Добро бы это была какая-то очередная статья о мошенничестве. Но предлагается судить ведьм за причинение вреда жизни, здоровью и имуществу. То есть депутаты в реале верят в порчу и приворот, приравнивая их к нанесению тяжких телесных повреждений и другому физическому воздействию на личность. Ладно, хорошо, они – варвары и язычники, дорвавшиеся до сосцов власти. Но ведь они еще и христиане, проповедующие на православном телеканале. Чудны дела твои, Господи.
Но, кстати, если подумать, а почему бы и нет? Только приворотом я мог бы объяснить, как народ, переживший когда-то самую страшную в истории человечества войну и понесший на ней самые большие потери, заплатив за победу над фашизмом десятки миллионов жизней, смог повестись на бесстыдную войнушку против соседей, сам став агрессором. Уж не нагнал ли кто на него порчу? И тут я, пожалуй, соглашусь, с загадочным религиозным деятелем Красновым, что такие приворот и порча нужно приравнять к экстремизму. Но нет сил продолжать строить дальше все вытекающие из этого логические цепочки…
«Скотный двор» по-русски, или Оруэлл в современном контексте: все олигархи равны, но некоторые олигархи более равны, чем другие.
Читать полностью…
Алгоритмы политического действия, демонстрируемые Израилем и Россией, - я их совершенно здесь не сравниваю, это принципиально разные «кейсы» и «фейсы», созданные не имеющими ничего общего обстоятельствами, но, тем не менее, исторически вставшие в один ряд, - помимо того, что они противоположны политическому бездействию, совпадают по типу реакции на угрозу: если ты считаешь, что тебя хотят убить (в одном случае - реально, в другом – лишь в собственном воображении), то бей первым.
Среди вызываемых к жизни такими «алгоритмами политического действия» последствий не последнее место занимает когнитивный диссонанс у лево-радикальной интеллигенции Запада (включая Россию) в оценке роли силы как фактора влияния в международных и вообще в социальных и даже межличностных отношениях.
Череда относительно «вегетарианских» десятилетий породила у значительной части западных элит, особенно молодых, иллюзию, что мир без насилия – это вполне рабочий сценарий, к которому не просто нужно стремиться, но который можно немедленно начать воплощать в жизнь на практике с радикальным максимализмом, заслуживающим лучшего применения.
Справедливый мир без насилия – это, вообще-то, Рай, но для представителей левой интеллигенции, как на Западе, так и в России, это никогда не было препятствием, так как их убеждения всегда носили и продолжают носить перверсивно-религиозный характер, то есть сохраняют при всех идеологических изгибах в качестве главной латентной цели именно построение Рая на Земле. И неважно, как он называется: коммунистический, гуманистический или экологический.
Эти максималистские установки левой интеллигенции имели почти тепличные условия для распространения в мире после холодной войны, и поэтому успели пустить довольно глубокие корни в сознании нескольких сосуществующих сегодня поколений. В результате сила как таковая и тем более любые попытки ее применить для достижения как легитимных, так и нелегитимных целей стали подвергаться «шеймингу», «блеймингу», а, если повезет, то и «буллингу».
Точно также любые встречные попытки указать, что в действительном мире сила по-прежнему имеет место быть, а иногда даже правит бал, и, тем более, намекнуть на то, что с силой надо считаться как с объективной реальностью, данной нам в ощущениях, в системе ценностных координат левой интеллигенции воспринималаются сегодня с негодованием как «виктимблейминг» и подвергаются обструкции. В итоге возникло ложное ощущение, что этот мир только и создан для того, чтобы слабым и незащищенным, а также обиженным и оскорбленным в нем было хорошо, как в Раю.
То, что мир этот скорее несправедлив, чем справедлив, для многих вдруг оказалось неожиданным и неприятным открытием. Сила никуда не делась, она до поры до времени ханжески прикрывалась политкорректностью в угоду слабым, являя чудеса толерантности и миролюбия, но готовилась к реваншу. Сегодня мы стали свидетелями повсеместного восстания силы, которая являет себя миру во всей красе, напоминая нам, что мы все еще пока не в Раю.
В будущем мир, конечно, снова повернется лицом к слабым. Но произойдет это не потому, что сильные договорятся со слабыми, а потому, что сильные договорятся между собой о том, что им выгоднее защищать слабых, так как стабильным может быть только тот мир, где у слабых есть защита. По всей видимости, нам придется теперь пройти через достаточно долгий период восстановления права силы, прежде чем возникнут условия для восстановления силы права.
Внесением Гениса в список иноагентов Кремль практически исчерпал саму идею проекта – дальше не совсем понятно, куда двигаться. Но у меня есть пара идей для депутатов, которые сегодня охотятся за креативом. Я предлагаю вносить в реестр иноагентов посмертно. Это существенно расширяет горизонты. Я лично начал бы с Пушкина за «что в мой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал», Лермонтова за «вы, жадною толпой стоящие у трона, Свободы, Гения (Гениса в том числе) и Славы палачи», и Толстого – за «Войну и мир», и просто за то, что не смог промолчать. По итогу предлагаю всю русскую литературу до Прилепина признать по аналогии с ЛГБТ-сообществом экстремисткой организацией.
Так жалко, что Жванецкого нет с нами.
«Загулом» это, к сожалению, не назовешь, - скорее, я в подзатянувшейся увольнительной, но, так или иначе, на четверговом участке фронта образовался прорыв, который Дмитрий и Борис мужественно закрыли собой. Совершенно неожиданно обнаружив себя в роли зрителя, узнал много интересного. Ну а если я зритель, то у меня есть неотъемлемое и священное право писать комменты. Из всех видов вопросов повестки тема преемничества мне сейчас зашла больше всего. И поскольку я сейчас здесь в роли случайного наблюдателя, то могу позволить себе всякие безответственные высказывания.
Допустим, ну или хотя бы представим, что Путин решил воспользоваться предложением Маска и совершил вслед за Айзекманом полет в космос на корабле Dragon, но на этот раз миссия Polaris Dawn не задалась, и космический турист застрял на высокой орбите. Что мы имеем на Земле?
У нас есть Мишустин, к которому по Конституции (вот тут мы про нее и вспомним) переходит власть. Взять-то ее он по закону может, но кто ж ему дасть? Это будет первая линия напряжения, которая сформирует вокруг себя политическое силовое поле, где все, собственно, и будет происходить.
Кому этот «конституционный вариант» не понравится? Самый простой ответ – практически всем. Попробуем, однако, посчитать:
Во-первых, Белоусов – гуру мажористых (и обжористых, но это сейчас не так важно) салонных национал-патриотов от непонятно чьих сыновей до понятно чьих дочерей, гений войны и бог госплана. За ним вроде бы Минобороны, но сам он, увы, не Жуков, и в тылу у него Генштаб. Так что сам он ничего сделать не сможет, будет искать союзников. Скорее всего, найдет на Лубянке.
Во-вторых, кронпринц без портфеля Дюмин. У него были бы самые сильные позиции, если бы Путин не улетел неожиданно в космос. А так - и сам никто, и звать никак. Тоже побежал вслед за Белоусовым искать союзников и тестировать старые выходы на Лубянку.
В-третьих, Вайно с Кириенко и вся президентская рать. Тут поганая ситуация: одно дело - менеджерировать президента, и совсем другое - менеджерировать без президента. Полное ощущение, что в один миг оказались в эмиграции в собственном Кремле: телефоны молчат, никто не звонит и не снимает трубку. Ищут, к кому бы примкнуть, терроризируют ту же Лубянку. Ну и чтобы не повторяться, приблизительно в том же месте Володин с Госдумой, Медведев и Шойгу с Совбезом и весь штат помощников покинувшего Землю президента.
Как учат нас математики (наверное, они чего-то знают), надо упростить уравнение. Убираем повторы и получаем Мишустина и Лубянку. Предположим, это не одно и то же (иначе совсем неинтересно). Что дальше? Дальше к Мишустину выстраивается очередь из «несиловой элиты» во главе со столичным градоначальником. Они, конечно, без армий, но их самих легион.
Возникает даже некоторое подобие демократии, но со стрельбой. В конечном счете, все решит народ, точнее – лучшие его люди, то есть региональные князьки. На чью сторону они встанут, того и тапки.
Вот что бывает, если сам становишься зрителем. Лучше не пытайтесь повторить, а посмотрите в домашних условиях диалог Дмитрия Еловского и Бориса Пастухова на «Вдох-Выдох» (даже название подходящее)
https://youtu.be/LH2cE9gJ85Y?si=4QNG_Fi5zzbUh6SF
И чтобы, как говорит Шендерович, два раза не вставать, о “плане Б” Зеленского - в дополнение к написанному пару дней назад на полях его интервью “New Yorker”. Впечатления от продолжающегося турне Зеленского по Америке противоречивые. С одной стороны, понятно, что, может быть, это самые важные, как и самые сложные, в его жизни переговоры. С другой стороны, глядя на него, так не скажешь. Все тот же Зеленский, неистовый пропагандист победы над Россией, который как бы не замечает ничего из того, что происходит вокруг него в реальном мире. А происходит там многое.
Простой и весьма беглый взгляд на информационную ленту показывает, что сдвиг общественного мнения на Западе в пользу замораживания конфликта “за счет Украины”, то есть за счет территориальных уступок с ее стороны, происходит не только в воображении Кремля: Шольц, Павел, всех не счесть. Но допустим, что это оспоримо и обратимо. Есть куда более серьезный критерий – Запад не вооружается, не готовится к сущностному противостоянию с Россией. Десятилетнего госзаказа как не было, так и нет. Подъем военных бюджетов идет темпами, которые не свидетельствуют ни о каких серьезных намерениях Европы, а военные бюджеты США держат на прицеле в первую очередь Китай. Отмахнуться от этой реальности довольно сложно. Но Зеленскому удается.
Честно говоря, поначалу я думал, что у Зеленского реально есть какой-то «план Б», но только очень хитрый, который он в самый последний момент вытащит, как фокусник вытаскивет кролика из шляпы. Я даже написал такой вот абзац: «Что за этим стоит? На мой, сугубо субъективный взгляд, команда Зеленского страхуется и в ситуации стратегической неопределенности готовится к тому, чтобы любой результат переговоров в Вашингтоне представить как победу Украины. Идея по-своему разумная, хотя и не совсем новая. Путин, на самом деле, так же страхуется, начиная с осени 2022 года: захватили всю Украину – победа, захватили часть Украины – тоже победа, ничего не захватили – все равно победа (другим не досталась)».
Понаблюдав за Зеленским в Америке, я вдруг понял, что, возможно, сильно заблуждаюсь, и никакого «второго плана» у этой драмы нет. У меня складывается впечатление, что Зеленский свободен от необходимости присматриваться и прислушиваться к нашей реальности потому, что он живет внутри своей особой реальности, в которой невозможное возможно. В его реальности победа над Россией более чем реальна, и единственное, что мешает ее достижению, – нерешительность других. Трамп заявляет, что Зеленский приехал в Америку как торговец. Думаю, Зеленский прибыл в Америку как проповедник - обращать неверующих в свою веру.
Как настоящий проповедник, он уверовал в свою миссию и не допускает ни малейшего сомнения в том, что она выполнима. Мы знаем этот образ, мы все смотрели фильмы о Черчилле, снятые уже в XXI веке. Проблема в том, что и реальный Черчилль был не таким, как фильме, и обстоятельства в мире были тогда другими. К сожалению, у этого фильма не будет сиквела, и первая часть будет одновременно и последней. Развязка наступит довольно скоро, я думаю, через несколько месяцев, максимум - полгода. Либо Зеленский каким-то чудом обратит американцев в истинную веру (всячески ему этого желаю), либо подлая природа человеческая возьмет свое, и тогда «план Б» станет обыкновенным «аварийным планом», когда надо садится не на подготовленный аэродром, а в чистом поле.
Параметры такой аварийной посадки очевидны уже сейчас. Что бы ни случилось, объявят таки победой. Это и на самом деле будет победой, потому что будет намного лучше, чем могло бы быть, хотя и хуже, чем хотелось бы. Надеюсь, до полной геополитической катастрофы с потерей суверенитета Украины, что обесценило бы два с половиной года страданий и многочисленные жертвы украинского народа, дело все-таки не дойдет. Вся ответственность за «неполную победу» будет возложена на «неблагодарный Запад».
Почитал у Быкова стихи Суркова о себе, для себя и с похвалой самому же себе – уже хорошо. Почему-то подумалось, что, если бы я решил вдруг почему-то написать новую версию своей «Понятийной конституции», то дополнил бы ее еще одной статьей (понятийной новацией): «Всякая власть противопоказана людям, которые серьезно относятся к себе». История, к счастью, относится к нам менее серьезно, чем мы сами к себе, и умеет пошутить, компенсируя нашу поэтическую многозначность прозаической однозначностью своего приговора.
Читать полностью…
Есть одна щепетильная тема, о которой как-то неудобно даже писать, но и не писать более невозможно. Речь идет о массовом оглуплении населения России. Не всех, конечно, но многих. Пугающе многих. Общее впечатление такое, как будто произошла эпидемия ранней деменции: отказывает оперативная память, тяжело даются простейшие логические действия, растет агрессия и подозрительность, и в то же время – патологическая доверчивость к очевидной лжи. Люди стали вдруг так просты, что времена, когда они были хитры и вороваты, вспоминаются с ностальгией. Явление это стало настолько масштабным и выпуклым, что не заметить его просто невозможно. Естественно, возникает вопрос: это что-то совершенно новое, рожденное нашим суровым временем, или наоборот, хорошо забытое старое, которое сейчас лишь вылезло наружу из-под фальшивой «умности»?
Оставим временно в стороне морально-этическую сторону вопроса, хотя это и непросто. Поговорим исключительно о его интеллектуальной составляющей. Вот люди соревнуются между собой в том, как поднять фертильность у дохнущих на войне пачками мужиков и женщин, которым одновременно «втирают» про традиционные ценности и дают инструкцию, как не подходить к страдающему ПТСР мужу со спины. Кто-то предлагает провести специальную детородную операцию (что бы это ни значило), кто-то предлагает регулярно пересчитывать яйцеклетки в женских яичниках, видимо, полагая, что сама процедура пересчета как-то поправит положение с их оплодотворением. Читать это все и полезно, и занимательно, но время от времени надо щипать себя за что-нибудь, потому что кажется, что это Жванецкий, а это совсем не он. Понятно, я взял первый пример, который с краю лежал. Если углубляться, можно издавать «Энциклопедию современной русской глупости», которая очень быстро превзойдет по объему БСЭ.
Что является источником этого феноменального мгновенного массового оглупления? На мой взгляд, у этого процесса два основных источника: возвышение глупцов (глупость натуральная) и мимикрия умников под глупцов (фальшивая, ситуационная глупость). Эти процессы приятно дополняют друг друга, вместе создавая неповторимый колорит современной русской жизни.
Что касается первого, то, грубо говоря (такой уж предмет дискуссии), дураки есть везде, да и были всегда. Физиологическую глупость исследовали «великие умы»: Сербский, Кандинский, Ганнушкин. Все в целом сводится к тому, что глупость – это когда интеллект снижен, но признать невменяемым нельзя. В этом проблемы нет – не всем же быть умными. Проблема в том, что только в такие исторические периоды, как тот, который сегодня переживает Россия, именно эти люди с пониженной интеллектуальной ответственностью становятся элитой и опорой власти, ее главным активом. В принципе, ничего особенного в этом нет, но многолетняя практика отрицательной селекции начинает давать первые зримые плоды: количество, так сказать, переходит в качество. Но для человека, не погруженного в эту реальность повседневно, картинка выглядит так себе, будто попал внутрь экранизации «Корабля дураков».
Со вторым сложнее. Как учат нас те же светила психиатрии, глупость – то есть неспособность человека самостоятельно мыслить и принимать рациональные решения - может быть не только врожденной, как у первой категории, но и благоприобретенной. В частности, в психологии описывается временная глупость, которая может быть обусловлена защитной реакцией на психологическую травму. Ну, большей травмы, чем путинский режим с его террором и войнами, представить себе трудно, по край мере, сейчас. Так что с этой точки зрения добровольное и, видимо, обратимое оглупление огромных масс людей вполне объяснимо. В этом смысле у очередного цикла русской революции будет по крайней мере один оздоровляющий эффект – очень многие быстро и неожиданно поумнеют. Некоторые даже слишком.
Так или иначе, но здесь и сейчас при взгляде со стороны современная Россия благодаря этим двум взаимодополняющим процессам выглядит как гигантский салтыков-щедринский «город Глупов», поражая воображение тех, кто еще помнит эту страну другой.
90-е возвращаются. Возвращаются чеченцы и предатели, возвращаются свидетели отнюдь не Иеговы, возвращается Березовский с его адвокатами, вернулся даже Кашпировский.
Это не столько дух 90-х, – он мертв, - сколько душок: противный, чуть сладковатый, вонючий. Так пахнут подвалы старых домов. Ты можешь сделать сверху супер-пупер евролюкс ремонт, но этот запах будет все равно обдавать тебя при входе в подъезд. И, пожив так в своей отреставрированный на западный манер квартире энное количество лет, понимаешь: все зря, надо сносить и строить заново на новом месте.
Один британский джентльмен, попав в блистательную Францию одного из последних Людовиков, написал, что все известные признаки приближающейся революции он обнаружил в полной готовности. Ему никто не поверил, но несколько десятилетий спустя Франция взорвалась одной из самых грандиозных революций в истории человечества.
Вот и я могу сказать, что все известные мне признаки приближения русской революции налицо. Главные из них - провокации и мистицизм. Последние годы правления Романовых – это время азефов и распутиных, время модальной этики и ухода от реальности в дзен. Поверьте, Кашпировский вернулся не просто так, а по случаю. Это знак бездны.
Экономя место и сокращая дистанцию, перейду прямо к сути: вопрос о готовности или неготовности Украины признать в какой-либо форме, временно или постоянно, отторжение Россией аннексированных территорий стал камнем преткновения в отношениях Зеленского с Западом, в то время как никем при этом не доказано, что такое признание может обеспечить и тем более гарантировать Украине мир и безопасность.
Зеленский оказался зажат между двух «стенок» - «внешней», где от него требуют сдачи позиций для «прекращения войны», и «внутренней» - партией войны, которая сегодня стала его единственной политической опорой и которая требует продолжения войны до поражения России, реального или мифического, символическим выражением которого считается возвращение к границам 1991 года.
Сейчас Зеленский пытается пройти между струй, как можно дольше сохраняя «стратегическую неопределенность» как по «территориальному вопросу», так и по вопросу любого возможного прямого контакта с Москвой на иных условиях, чем капитуляция Кремля вообще, поскольку такая «неопределенность» является залогом его политического выживания.
На самом деле никакой неопределенности нет, а есть талантливая антреприза. По моему мнению, - которое, конечно, субъективно и основано на догадках, - де-факто Зеленский давно ведет с союзниками торг о гарантиях в случае перемирия, но де-юре этот торг называется «планом победы», чтобы не спугнуть «партию войны». Это выглядит немного как дипломатическая шизофрения, но в условиях психоза войны такое поведение нормально.
Я не стал бы впутываться в эту историю (себе дороже), если бы не два обстоятельства. Во-первых, я считаю, что антреприза («да» и «нет» не говорю) не может продолжаться вечно, - у любого шоу есть антракт и финал, - и в тот момент, когда в зале включат свет, дискуссия в партере и на галерке пойдет с утроенной энергией, поэтому лучше провести ее заранее и организованно. Во-вторых, - и это самое главное, - вопрос о судьбе оккупированных территорий лишь косвенно связан, если вообще как-то связан, с вопросом о перемирии.
Как по мне, так никто не доказал еще, что для Путина целью войны является захват территорий, и что он готов прекратить огонь в обмен на признание его прав на эти территории, да и говорит он прямо противоположное. Для него эта война – за «советское наследие», то есть за повышение геополитического статуса России, за новый передел мира. Если он ее проиграет, то он, конечно, утрется и территориями разрушенного Донбасса, но только в том случае, если проиграет.
Установление контроля над территориями юго-восточной Украины не было причиной войны и тем более не является причиной, по которой Кремль будет готов ее прекратить. Он ее прекратит только в том случае, если его «танк» сядет днищем на противотанковый натовский ёж (то есть если реальная сила противодействия агрессии станет равна силе самой агрессии).
Территории Донбасса и окрестности - для Москвы не более чем отступное, позволяющее не допустить развития революционной ситуации в России вследствие тотального поражения (а недостижение реальных первоначальных целей войны – это и есть поражение для Путина, которое ему придется маскировать под победу) и возможность не применять ядерное оружие и другие суицидальные средства спасения своей власти.
Подводя итог, позволю себе сформулировать вывод следующим образом. Территориальные уступки не являются ни предлогом, ни способом, ни гарантией прекращения огня и заключения перемирия с Россией. Таковыми могут быть лишь внятные силовые контрмеры, которые убедительно продемонстрируют Путину, что достижение им первоначальных целей этой войны нереально. Тот, кто думает иначе, - наивный романтик. В этом смысле часть риторики «плана Победы» Зеленского я поддерживаю. Кулак у носа и ров с крокодилами – вот единственно работающая формула мира в Европе, пока в России сохраняется путинский режим. Но это ничего не говорит нам о судьбе оккупированных территории.
Как образно выразился «кошелек» новейшей православной ереси «свидетелей Путина» Константин Малофеев, для Кремля сегодня «Солнце» встает на Востоке». Но до сих пор по умолчанию считалось все-таки, что Восток – это хотя бы Китай (противно, но почетно). К тому, что солнце встает гораздо восточнее, – в Северной Корее, – и у него надо выпрашивать теперь не только оружие, но еще и солдат, большая часть населения России до последнего времени была не готова. А все идет именно к этому, и пропаганда плавно готовит обывателя к тому, что с «укронацистами» теперь будут сражаться корейские коммунисты.
Зря все-таки поднимали Россию с колен. Есть такие вещи, которые на коленях делать сподручнее…
Агентство «Москва» сообщает: «Певец Shaman, в миру Ярослав Дронов, решил сделать брендом словосочетание «Я русский» и подал 2 заявки на регистрацию соответствующих товарных знаков. Под этим брендом, если его зарегистрируют, господин Дронов сможет производить и продавать водку, виски, ром и прочий алкоголь. Кроме того, в случае получения прав под ТЗ «Я русский» Shaman получит возможность торговать ладаном, всякой косметикой, различными секс-товарами, едой, организовывать шоу-программы и проводить концерты. А также заниматься огородничеством».
Россия умеет удивлять. На всю страну нашелся один русский, и тот - шаман.
Владимир Кара-Мурза написал очень интересную заметку о Борисе Немцове и выборе 1997 года. Там, собственно, одна важнейшая фраза, которая, на мой взгляд, может стать толчком и лейтмотивом для большой и небесполезной дискуссии (впрочем, тоже не очень новой – она велась интенсивно на рубеже 80-х – 90-х годов прошлого столетия) о том, что такое правильный исторический выбор для России и, главное, был ли он на самом деле.
Таких развилок, как в 1996-1997 годах (это один исторический лаг, неразрывно связанный с выбором «Семьи» в пользу отказа от института выборов как метода разрешения межэлитных конфликтов), можно насчитать великое множество – в одних 90-х их было штук пять-шесть. Но можно считать и более крупными мазками на отрезке столетия. Постановка вопроса при этом не изменится. И в этом случае поворотных точек на самом деле гораздо больше, чем кажется. Помимо очевидных 1916-1918, 1953-1956 и 1989-1991, я бы обратил внимание на 1905-1907 (без «неправильного» прохождения которых не было бы и выбора 1916-1918), 1927-1929 (когда отрицательно решилась судьба русского «китайского пути») и 1963-1965 (когда поражение «железного Шурика» (Шелепина) в Политбюро сделало безальтернативным «застой») и 1977-1979 (когда провал «косыгинских реформ» сделал безальтернативной «перестройку и последующий развал СССР).
Не имея амбиций в формате поста в Телеграм содержательно развить дискуссию (но буду рад в ней поучаствовать, если она разовьется стихийно на стороне), я хотел бы оставить несколько комментариев по поводу развилок и выбора в целом:
1. Думаю, что выбор не всегда был неправильный, иначе нам бы не о чем было дискутировать – те, кто всегда делал неправильный выбор, как правило, не задерживались в истории на тысячелетие.
2. Как минимум трижды за последние сто лет выбор, на мой взгляд, был все-таки сделан правильный: в 1905-1907 в пользу конституционной монархии, в 1953-1956 в пользу частичного отказа от революционного террора и в 1986-1989 в пользу демократических реформ (предвижу все возражения (типа «дугинских»), но все «возражающие» сегодня без этих реформ сгнили бы на партсобраниях, прославляя мудрость ленинизма – кто не верит, пусть пересмотрит архивное видео Дугина, выложенное Кириллом Набутовым).
3. В тех случаях, когда делался очевидно «неправильный выбор», вроде выбора 1917-1921 годов, когда в России возникла интернационал-большевистская диктатура, 1999-2001 годов, когда в России возродилась национал-большевистская диктатура, этот неправильный выбор с точки зрения предшествующей исторической логики развития общества выглядел, между тем, как наиболее вероятный исход, в то время как альтернативные «хорошие» и «правильные» сценарии можно было отнести к разряду маловероятных или совсем невероятных.
4. В целом русская история поэтому во всей своей «неправильности» выглядит весьма логично и закончено. Если посмотреть на нее с высоты «птичьего полета», то выяснится, что путинизм скорее не эксцесс, а закономерный итог не только трагического XX века, но и всего гигантского исторического цикла, корнями своими упирающегося куда-то в Смутное время и заканчивающегося нашими днями.
5. Эта логичность русской истории не делает задачу переформатирования России невозможной, но делает ее более сложной. Речь идет не об исправлении трагических случайностей, а о преодолении глубоко укорененного тренда. Чтобы его переломить (изжить), его надо как минимум понять. Необъясненное не лечится.
6. Но есть и хорошая новость: похоже, тренд этот нами же себя и исчерпал. Допускаю, что честный взгляд на современность покажет, что у России просто нет физической возможности «жить как прежде». То есть все варианты сохранения «путинизма без Путина», которые сейчас исподволь обсуждаются самыми продвинутыми представителями правящих кланов, окажутся просто нежизнеспособными, и рабочим лозунгом для России XXI века останется лишь: «Изменение или смерть!».
До очередного Рамштайна осталось несколько дней. К сожалению, получит Украина или не получит на встрече ответы на вопросы, которые в последние месяцы непрерывно задает своим союзникам (объем и номенклатура поставок вооружений, а также пределы их использования в войне против России), в значительной степени зависит от разрешения стратегической дискуссии о целях войны, которая неявным образом постепенно выходит на первый план в отношениях между Украиной и Западом.
Когда Запад говорит о компромиссе, он держит на уме германскую послевоенную модель: разделенная страна, одна часть – военный форпост США, другая – России, обе напичканы оружием по самое не хочу, танки смотрят дуло в дуло и периодически съезжаются к разделительной черте как дуэлянты к барьеру, обе стороны ждут, пока противник сломает ногу, чтобы обойти его на повороте.
Когда Путин говорит о компромиссе, он тоже держит в голове известную ему модель, но не германскую, а австрийскую, с существенной модификацией в свою пользу: страна по-прежнему разделена, его часть напичкана оружием и нависает над другой, а вот вторая – демилитаризована и имеет нейтральный статус. В этом случае она, конечно, формально совершенно независима, но живет, постоянно оглядываясь через плечо, и сообразует свои действия с угрозой повторения агрессии (то есть модель отчасти напоминает грузинскую).
Когда на Западе говорят о силовом принуждении Путина к миру, то, на мой взгляд, имеют в виду нечто другое, чем Зеленский. В представлении западных деловых кругов силовое принуждение имеет целью не «победу Украины» в варианте Зеленского (то есть полная или хотя бы частичная деоккупация аннексированных территорий), а принуждение Путина к отказу от «австрийской модели» в пользу «германской модели».
Даже на это Путин не пойдет без создания ему «дополнительной мотивации». Но в тяжелой ситуации он все-таки может пойти на «германский вариант», не совершая акта ядерного суицида. Германский вариант ему невыгоден, но он не влечет прямо и непосредственно таких последствий, как дестабилизация режима, а значит, для Кремля, единственной политической целью которого всегда было и остается самосохранение, при «германском варианте» нет резона применять ядерное оружие и совершать иные аналогичные по степени вредоносного воздействия на Запад шаги (поскольку они будут иметь более разрушительные последствия для Кремля, чем компромисс).
Это тот коридор возможностей, внутри которого в будущем можно будет договариваться. Но точно не сейчас – пока Путину еще слишком хорошо на этой войне, чтобы он пошел на германский вариант. Без силового воздействия он будет продавливать австрийско-грузинский вариант. Но именно дозирование силового воздействия таким образом, чтобы его было достаточно, чтобы склонить Путина к компромиссу, приемлемому для Запада, но не слишком много, чтобы спровоцировать Путина на безумие ядерной эскалации, как раз и составляет главную проблему для «центров принятия решений» на Западе. Байден не «тормозит», как думают многие, он пытается отмерить пипеткой необходимую дозу расплавленного свинца для Путина.
Во всей этой аптекарской кутерьме, пока Запад пытается вычислить философский камень войны, там почти забыли про Зеленского, который свои «цели войны» пока менять не собирается, да и непонятно, имеет ли на это мандат от украинского общества, далекого от состояния, в котором можно принимать тяжелые взвешенные решения, не основанные на эмоциях. Рамштайн, которого все ждут с нетерпением, может выявить серьезный когнитивный диссонанс между Западом и Украиной в понимании как целей войны вообще, так и целей того самого силового давления на Путина, к которому призывает Зеленский. Слова вроде бы все будут произносить одни и те же, а смысл в них каждая сторона будет вкладывать совершенно разный.
Год назад мы пережили два шока.
Первый шок был связан не с тем, что против Израиля был совершен чудовищный терракт, равный войне, - увы, не первый и не последний, - а тем, что религиозно-террористическая секта, контролирующая территорию Газы, при осуществлении теракта сделала ставку на немыслимое сексуализированное насилие, извращенный, животный садизм, несовместимый ни с какими известными нам представлениями о цивилизации, возвращающий нас прямо в неолит, к временам, когда трупы врагов разрывали руками, чтобы съесть их сердце, и насиловали трупы жен врагов, чтобы унизить после смерти. Это был политический террор, целью которого было не убийство, к чему уже привыкли на Ближнем Востоке, а унижение и сладострастное проявление самых низменных инстинктов.
Второй шок был связан с тем, что в цивилизованном мире, кичащемся своим гуманизмом, нашлись десятки, если не сотни миллионов людей, особенно в той молодежной среде, где так гордятся своей новой этикой и где нет места мясоедству, а также уважаются самые разные идентичности, готовых оправдать по поводу и без повода этот чудовищноый «террор нового типа». Они апеллируют к восстановлению исторической справедливости, аргументируя свою симпатию к насильникам ситуацией «крайней необходимости» и черт его знает чем еще. В течение года после теракта симпатии западного культурного класса, в значительной его части, если не в большинстве, оказались на стороне террористов, а не на строне их жертв. Просвещенная общественность не требует освобождения заложников, но громко клеймит Израиль за «превышение пределов необходимой обороны».
Откровенно говоря, я затрудняюсь сказать, что шокировало меня больше. Я чувствую себя зрителем в гигантском театре абсурда, где Путин, расположившись в мягких креслах партера, радостно внимает происходящему, а на галерке делегация Украины, как пишет Венедиктов, выходит из зала заседаний ООН во время выступления Нетаньяху. Есть ощущение, что вскоре над всеми нами закроют занавес.
Меня мучает нехорошее предчувствие, что все расчеты оптимистов и примирителей писаны вилами по воде той реки, которая течет в Лету, и через полгода от всех этих прогнозов не останется ни следа. Что касается самих переговоров о перемирии, то в них, как я уже писал пару дней назад, я, в принципе, готов поверить, - это возможно. Но вот дальше все прямо по поговорке: «Можно привести лошадь к водопою, но нельзя заставить ее напиться». Именно здесь у меня возникает скепсис по поводу как плана Трампа, так и других менее шумных, но таких же романтических инициатив. Верю, что он и в целом «примиренческие» круги на Западе могут, шантажируя Зеленского, заставить его начать «диалог» с Путиным. Не факт, но теоретически могут, если смогут до конца пойти против той части западного общества, которая «стоит за Украину», и перекрыть Зеленскому «шланг с кислородом» в критический момент (на самом деле, это не так просто сделать, как сказать). А вот дальше что?
Дальше все упирается в Путина. Есть мнение, - и оно, на мой взгляд, глубоко ошибочно, - что Путин готов закончить войну, легитимизировав в той или иной форме свое владение оккупированными Россией территории, - все или какую-то часть. Думать так - значит демонстрировать на третьем году войны наивную веру в то, что Путин – дурак, а он – не он. Если Путин закончит войну просто тем, что прекратит огонь по линии нынешнего противостояния и ничего не захочет в обмен, кроме того, что на птичьих правах сохранит контроль над территориями, которые он и так оккупировал, тогда да - он будет полным идиотом. Война в нынешнем виде, если и «жмет» ему, то на полразмера, с такой войной на ногах можно ходить еще несколько лет, до тех пор, пока мозоли не начнут кровить. А вот прекращение огня без дополнительных условий - это для Путина колодка каторжанина, с которой далеко не уйдёшь. Почему? – Отдельная тема. Пока же продолжу о позиции Путина на переговорах, если они начнутся.
Путин понимает, что прекращение огня грозит (тоже не обязательно, но возможно) превращением Украины в военный форпост Запада на его границах – в своего рода «степной Тайвань». Старая киевская шутка моего детства о «подводной лодке в степях Украины» приобретает в этом смысле пророческий смысл. Любое ослабление России неизбежно приведет к тому, что Украина сама начнет войну и устроит матч-реванш. Как это происходит, мы только что наблюдали в Карабахе. Плюс Путин понимает, что самим фактом начала переговоров Зеленский унижен и ослаблен – ну, потому что он всегда заявлял, в отличие от Путина, что никаких переговоров не будет. Какие действия Путина? На мой взгляд, потребовать правового закрепления территорий за Россией, то есть мирного договора, а не перемирия (об этом он, собственно, сказал) и потребовать демилитаризации Украины (это все время висит в воздухе со времен Стамбульских переговоров). Нет, в НАТО пусть вступает, но без собственной армии и без военных баз на своей территории. Не надо быть пророком, чтобы предсказать, что эти требования заведут переговоры в тупик.
Ошибка Запада состоит в том, что там почему-то считают, что Путин готов взять часть Украины, в то время как он готов просто брать по частям. Поэтому план Трампа выглядит либо нереалистичным, либо лукавым. Когда Трамп намекает, что готов отдать территории Украины в обмен на мир с Путиным, он, скорее всего, не договаривает. За мир с Путиным придется отдать всю Украину, то есть повторить то, что только что было в Афганистане. Готов ли к этому Трамп – вопрос открытый. Может быть - нет, а может быть - уже да. В любом случае, размер катастрофы будет намного большим, чем «размен территориями». Речь идет о фундаментальном пересмотре контуров европейской безопасности. Это и есть истинная цена перемирия, и я не уверен, что кто-то уже готов платить за него эту цену. Что будет завтра, судить не берусь.
Помимо всех бед и испытаний, которые выпали на долю украинского народа к середине осени 2024 года, можно добавить еще и то, что большая часть украинцев вынуждена жить в условиях искусственного когнитивного диссонанса. В украинском публичном пространстве одновременно разгоняются два взаимоисключающих нарратива: «победный» и «перемирческий». Люди не знают, чего ждать и на что надеяться, – то ли на свет в конце тоннеля, то ли на конец света в тоннеле. Это лишь усиливает общественную нервозность, доводя ее уровень до истерики. При этом импульсы, посылаемые верховной властью, скорее усугубляют этот когнитивный диссонанс, чем способствуют его разрешению.
Именно такое воздействие на обшественные настроения имели, на мой взгляд, спорные итоги визита Зеленского в США. Сам визит сопровождался нетривиальной по интенсивности раскруткой «плана победы», а закончился неслабым всплеском слухов о грядущем совсем скоро соглашении о прекращении огня с подразумеваемым подтекстом: оккупированные территории по окончании горячей фазы войны остаются на тех или иных условиях под контролем России (условие совершенно неприемлемое в рамках «победного» нарратива). На мой взгляд, в таком раздолбанном состоянии общественные настроения не могут находиться бесконечно долго, так как это грозит массовым психологическим срывом, который неизвестно во что может вылиться, особенно в Украине с ее глубокими традициями «уличной политики».
Так что Зеленскому в течение ближайших недель, максимум месяцев придется все-таки качнуть ситуацию либо в одну, либо в другую сторону. Как бы это ни было неприятно, но придется выйти из комфортной зоны стратегической неопределенности и задекларировать, за что он лично в этой ситуации голосует: за войну (победу) или за мир (прекращение огря). Гадать, в какую сторону качнет Зеленского, – дело неблагодарное. У него достаточно высокая автономия свободы политической воли и, вопреки ожиданиям, он может достаточно долго сопротивляться обстоятельствам, хотя и не бесконечно.
Но все-таки определенные сценарии можно строить. Дело это не совсем бесполезное. Сценарии развития ситуации нужны для того, чтобы как-то ориентироваться в быстро меняющейся обстановке, но так как обстановка часто меняется быстрее, чем пишутся сценарии, то их приходится непрерывно корректировать. Именно такую коррекцию сценариев, которые казались мне предпочтительными в начале года, я готов сегодня произвести. На мой взгляд, на сегодня базовый сценарий развития ситуации состоит в том, что США и союзники к весне, если не раньше, «доломают» Зеленского или того, кто будет на его месте в то время, на начало переговоров с Россией о прекращении огня без выдвижения в качестве предварительного условия деоккупации аннексированных территорий. При этом согласие Украины на такие переговоры ни разу не означает, что они будут успешными и действительно приведут к прекращению огня.
Технически это может произойти в рамках какого-то комбинированного формата (но точно не на «мирной конференции», где рулит Украина) с участием Китая и кого-то из регулярных посредников (Турция, Катар, Эмираты). Индия не исключена, но есть сомнения, что она сама договорится с Китаем, а это будет непременным условием. Думаю, что Зеленский и Ермак будут оттягивать принятие политического решения до исхода американских выборов. Но даст ли им Байден такую возможность или захочет сам поставить жирную точку в конце своей политической карьеры – это еще один большой вопрос, который предстоит разрешить. В этом месте закончится когнитивный диссонанс, внутри которого живет сегодня украинское общество, и начнется его самоопределение в пользу одного из вариантов своей судьбы.
Воскресенье – время для моей любимой рубрики «Правильной дорогой идете, товарищи». На этот раз мое внимание привлекла полезная инициатива по сокращению времени школьного образования. На днях Владимир Мединский предположил, что 11 лет обучения в школе для россиян - избыточная роскошь.
То есть в то время, как во всем развитом мире «образовательный сезон» удлиняется, в России его предлагают сократить. Мотивы очевидны: стране, спускающейся по исторической лестнице обратно в индустриальную, а местами - и в доиндустриальную эпоху, действительно не нужны элементы постиндустриального образования. Они не просто избыточны, но даже опасны. В принципе, знание алфавита и умение считать до ста для большинства населения было бы достаточно. Остальных после проверки можно обучить за границей, как Ким Чен Ына.
Мое рационализаторское предложение сводится к тому, чтобы ввести практику условно-досрочного образования, когда курс обучения можно скостить на любом этапе без ущерба для диплома. И, конечно, за образец можно взять китайский опыт. Замечательный китайский писатель Лао Шэ, вдохновлявший меня в юности, специально для Владимира Мединского оставил инструкцию по радикальному сокращению образования, опубликовав ее в своем романе «Записки о кошачьем государстве». Воспроизвожу дословно, чтобы облегчить работу российских законодателей в будущем:
«Когда новое образование еще только вводилось, в наших школах существовали разные классы, учеников оценивали по качеству знаний, но постепенно экзамены были упразднены (как символ отсталости), и ученик кончал школу, даже если не ходил в нее. К сожалению, выпускники начальных школ и университетов пользовались неравными привилегиями, и это вызвало недовольство учащихся начальной школы: «Ведь мы ходим на уроки не меньше, чем студенты!».
Тогда была проведена кардинальная реформа, согласно которой день поступления в школу считался одновременно днем окончания университета. А потом… Прости, «потом» не было. Какое тут может быть «потом»?
Реформа оказалась прекрасной – для Кошачьего государства. По статистическим подсчетам, наша страна сразу заняла первое место на Марсе по числу людей с высшим образованием. Мы очень обрадовались, хотя и не возгордились: люди-кошки любят только факты. Это же факт, что у нас больше всего людей с высшим образованием, поэтому все удовлетворенно улыбались. Император был доволен реформой потому, что она свидетельствовала о его любви к народу, к просвещению. Учителя были довольны тем, что все они стали преподавателями университетов, что все учебные заведения превратились в высшие, а все ученики стали первыми. Отцы семейств с удовлетворением взирали на своих семилетних сопляков, которые кончали университеты, так как умные дети – гордость отцов и матерей. Об учениках я уже не говорю: они были просто счастливы, что родились в Кошачьем государстве».
У американских начинающих социологов есть такая классическая загадка: почему в стране, где средний размер завещания $58,000, а налоги берутся только с завещания свыше тринадцати миллионов долларов, годами не было массовой поддержки снижения этой безналоговой планки в несколько раз?
Ответ на загадку прост: потому что в обществе, живущем «американской мечтой» разбогатеть, большинство надеется когда-нибудь стать баснословно богатыми и не хочет ограничивать того «богатого себя» из будущего налогами.
Меняться это стало только последние годы - по мере потери молодыми американцами веры в то, что они смогут когда-то занять места богатых граждан.
Я думаю, что в России та же ситуация наблюдается с соблюдением прав, свобод и законов. Большинству россиян жилось бы куда лучше при работающих законах, борьбе с коррупцией и соблюдении их прав. Но каждый такой «маленький человек» втайне мечтает, что когда-то и его судьба поменяется, и он (или его родственник) станет шишкой, и тогда беззаконие будет его союзником: он сможет сам воровать, грабить, сажать и вершить суд, - если не над всеми, то хотя бы над своими соседями.
В рамках этой парадигмы отсутствие социальной мобильности (пусть даже в форме отстрела одними бандитами других или расстрела одними чекистами других) - смертельная опасность для системы, ведь, потеряв веру в шанс оказаться вершителем судеб, человек теряет и мотивацию поддерживать такую систему. В этом смысле война – очень полезная для власти штука. Она выступает мощным антидотом застоя - недаром ветеранам СВО можно сейчас практически все, а власть делает упор на слова о том, что ветераны-экс-зеки станут новой элитой. Однако и риски возрастают, так как, если нынешняя элита все-таки захочет передать власть и имущество, руководствуясь сословно-наследственным принципом, то она столкнется не просто с разочарованной массой, а с вооруженной разочарованной массой, прошедшей закалку реальными боями без правил.
Изначально одной из фундаментальных ошибок путинской команды было убеждение, что «бомбы решают все». Наряду с тезисом о том, что Запад разлагается и не способен оказывать молодым (ну это, конечно, было немного преувеличением - о себе так) автократиям серьезного сопроотивления, «ядерное самомнение» составляло практический фундамент внешней и внутренней политики Путина, начиная с его знаменитой Мюнхенской речи.
Практика показала, что бомба решает не все даже на поле боя. Воевать пришлось железом прошлого века со всеми вытекающими последствиями. Но хуже всего то, что стратегическая неопределенность оказалась улицей с двустороим движением. На совершенно четкий и понятный сигнал «Мы вас похороним», посылаемый туда, никакого внятного ответа не приходит. Это нервирует, так как вся концепция была выстроена вокруг того, что наличие бомбы позволяет не только обозначить, но и двигать «красные линии» в нужном направлении. А в режиме молчания все «красные линии» превращаются в непонятные «серые зоны».
Естественно, первый вопрос, который возникает: «Может, не расслышали?» Отсюда навязчивое желание прокричать погромче. Напоминать снова и снова, становясь навязчивым. Для этого изобретаются все новые способы. На этот раз придумали фишку с ядерной доктриной. Сама по себе эта штука безвредная. Все эти доктрины важны, если у тебя государство правовое с разделением властей и всякими другими демократическими прибамбасами. А в мафиозном тоталитарном государстве давно уже убивают безо всяких доктрин.
То есть с практической точки зрения внесение поправок в доктрину не значит в России ровным счетом ничего, а с психологической - скорее демонстрирует растущую нервозность Кремля: мол, они что там, совсем оглохли, у нас же бомба, б-о-м-б-а? Значит ли это, что Кремль не применит ядерное оружие? Отнюдь, в истерическом состоянии как раз больше всего шансов его применить. По крайней мере, сейчас их гораздо больше, чем во времена СССР. Просто пока ситуация не является для Путина критической. Разговоры о том, что Кремль применит ядерное оружие в ответ на то, что Украина оккупировала тысячу квадратных километров территории, нерелевантны, а вот если бы ВСУ пошли маршем на Москву в стиле Пригожина, разговор был бы другим. Дальше вопрос переходит в плоскость межэлитных отношений в Кремле и соотношению между теми, кто уже готов в рай, и теми, кто еще хотел бы подзадержаться на грешной земле.
Об этом и о многом другом подробнее можно послушать в очередной «Пастуховской кухне».
https://youtu.be/8rMhbn-SIbc?si=WOXTOl6WctKX2q4C
Просочившиеся в паблик цитаты из выступления Делимханова по поводу стычки в Москве открывают радужные перспективы возвращения аж в 1992 год, к истокам постсоветского чечено-ингушского противостояния. Как-то все у них быстро завертелось. Читать Делимханова человеку, питавшему иллюзии, что он хотя бы родился в европеизированной стране, - чисто наслаждение. Чего стоит одно только: «Ингуши сказали, что это не их дело, и они не будут участвовать в этом». Но об этом в ближайшее время не напишет разве что самый ленивый. Я же хочу обратить внимание на другое.
Нападение на офис Wildberries стало, по-моему, первым зафиксированным случаем, когда преступление с самого начала планировалось вместе с наказанием как его неотъемлемой частью. То есть в преступный «бизнес-план» сразу было включено и то, и другое: пришел, убил и не сел, а поехал на войну. Государство, словно средневековая инквизиция, массово штампует индульгенции. Я не знаю, как там было в средние века, но в современной России индульгенцию можно получить раньше, чем совершил преступление. Это уже почти Дюма: «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства». Для получения индульгенции сегодня достаточно просто принять оферту (предложение о заключении сделки) от государства и потом делай, что хочешь: убивай, насилуй, воруй (ну, кроме разве что занятия экстремистской деятельностью или распространения фейков, – так далеко оферта не распространяется).
Теперь, если кого-то поймали с поличным, то он просто произносит волшебные слова: «Контракт подписан». На этом правосудие для него заканчивается и он отправляется вместо тюрьмы на фронт, а там - как пойдет или как договоришься (для самых продвинутых). Мефистофель с доктором Фаустом нервно курят в сторонке. В целом это открывает невиданные перспективы для расширения правового сознания. Собрался на войну, но до этого убил, ограбил, - короче, «всё, как мы любим», - поцеловал жену и детей (традиционные ценности никто не отменял) и поехал убивать дальше, но уже на фронте.
Как юрист по складу ума, я вижу некоторую проблему с окончательной легализацией этого правового допинга. Предлагаю решить ее, приведя законодательство РФ в соответствие со сложившейся правовой практикой, и дополнить статью 45 УК РФ новым видом наказания. Данная статья предусматривает, что в России существует 13 видов наказания: от штрафа до смертной казни. Фактически между 12-й и 13-й позицией - пожизненное лишение свободы и смертная казнь, - должна располагаться дополнительная позиция (Статья 45, часть 1, подпункт М.1) – отправка на войну. В примечании должно быть указано, что это наказание может быть добровольно выбрано лицом, совершившим преступление любой степени тяжести, взамен любого другого вида наказания, который может быть применен к нему на основании инкриминируемой статьи УК. Выбор данного вида наказания освобождает подозреваемого, обвиняемого, подсудимого или осужденного от уголовной ответственности. Такая поправка будет знаменовать собою качественно новую ступень в развитии русской правовой мысли. На этом рубеже старый принцип римского права «Нет преступления без указания на то в законе» (Nulla poena sine lege) зазвучит в по-новому: «Каждое преступление законно».
Почитал объёмное, очевидно важное и напичканное скрытыми смыслами интервью Зеленского «Нью-Йоркеру». Словосочетание «туман войны» заиграло для меня новыми красками. Тумана действительно много, продраться сквозь него непросто. По ходу чтения постоянно возникало ощущение, что блуждаешь по кругу, и так два с половиной года.
Что первое бросилось в глаза? Стержнем, вокруг которого выстроена новая пиар-кампания Зеленского, является «План победы», который он должен вот-вот представить Байдену на личной встрече. Еще полтора месяца назад он назывался «План прекращения войны». На мой взгляд, изменение сущностное, не случайное. По какой-то причине было принято решение полностью поменять «подачу» основного информационного блюда, причем сделано это было буквально в последний момент.
Также обращает на себя внимание изменение тональности коммуникации с Западом. Окончательно сформировался обвинительный, требовательный уклон (к этому все шло, но никогда еще не было явлено так четко). Украина никому ничего не должна, но должны ей. Она воюет за Запад и вместо Запада (так в русской историографии обычно описывали роль России как спасительницы Европы от монголов). Вопрос в том, кто заплатит за прекращение войны. Украина не собирается платить своими территориями. Заплатить должен Запад своим оружием и деньгами. Украина по-прежнему ожидает скорейшего принятия в НАТО и поставок оружия, необходимого для победы.
Если не сосредоточиваться на требовательной тональности, то почти невозможно понять, чем новый план отличается от аналогичных старых планов, которые офис Зеленского разрабатывает и предлагает Западу на протяжении всего того времени, пока идет война. Но одно отличие есть, оно не в самом плане, а в его обосновании. На этот раз Зеленский едет в Вашингтон с «доказательствами» того, что Украина может победить Россию. Двумя такими главными доказательствами являются захват территорий в Курской области и серии успешных ударов по военным объектам вглубь России.
Эти два обстоятельства – своего рода суррогат несостоявшегося успеха прошлогоднего летнего наступления. Теперь успех «изготовлен» и будет представлен как главный аргумент в пользу того, что Запад должен поставить на победу Украины, а не на компромиссное прекращение огня. Только на этот раз упор делается не на самостоятельном возвращении территорий, а на способности Украины нанести России неприемлемый ущерб, который дестабилизирует режим Путина и либо вызовет революцию, либо заставит Кремль пойти на уступки. При этом и захват российских территорий, и нанесение ударов по российским объектам одновременно представляются и как доказательство того, что ни при каких условиях Россия не применит ядерное оружие.
Парадоксальным образом интервью Зеленского подтверждает, что его «план Победы» является ничем иным как планом победы, и он едет в Вашингтон именно для того, чтобы произвести психическую атаку (штурм) на Белый дом. Возможно, ошибка Зеленского состоит в том, что он действительно полагает, что нерешительность Запада связана с неверием в победу Украины. Вариант, при котором это нежелание может быть связано с неготовностью платить за эту победу соответствующую цену, не рассматривается. Поэтому ответа на вопрос несколько изумленного корреспондента о том, есть ли у Зеленского план «Б», так и не прозвучало. Ну что ж, остается немного подождать и посмотреть, чем ответит «старик Харрис».
Как только речь заходит о прекращении войны, включается огромный медийный вентилятор, на лопасти которого набрасывается какое-то невиданное количество тумана. Если попытаться хоть как-то упростить уравнение из сотен бесконечных и противоречащих друг другу заявлений десятков акторов, как реально что-либо решающих, так и ничего совершенно не решающих, то можно вычленить две внятные позиции.
Первая позиция – это позиция непосредственных участников военного конфликта (Украины и России), которые если и говорят о прекращении войны, то исключительно сквозь зубы. И для Путина, и для Зеленского сама по себе война – это “норм”. Им нужна только победа, причем не одна на всех, а индивидуальная, только для себя. Ради этой победы они намерены воевать столько, сколько хватит сил. Все разговоры о мире в их исполнении – тактические уловки, чтобы продолжить войну.
Вторя позиция – это позиция коллективного Запада. Вот уж кто устал от войны, так устал. Минимальные позитивные цели (стачивание зубов “русского медведя”) достигнуты. Грандиозные ожидания (что “медведь помрет от грыжи”) не оправдались. Дальше – сплошной негатив. Продолжать войну – значит перестраивать экономику, а затем и всю общественную жизнь, на военные рельсы, усугублять и так непростую ситуацию с мигрантами, рисковать получить на пустом месте ядерный конфликт. В итоге западные элиты начинают массово склоняться к мысли о проведении “операции по принуждению к миру”. Это может быть интуитивный, но пока главный вывод, который я могу сделать из обобщения разнообразных высказываний западных лидеров.
Таким образом, в практической плоскости возникает один-единственный вопрос: обладает ли коллективный Запад достаточным ресурсом для проведения точечной “специальной квази-военной операции по принуждению России и Украины к миру”? На мой взгляд, ответ пока не очевиден. Может быть - да, а может быть, и нет. Все танцы вокруг разрешения использовать западное оружие для ударов по России надо, как мне кажется, рассматривать именно под этим углом зрения.
Путину дают понять, что стратегического прорыва Запад не допустит и взорвет все русские ракеты на складах. Одновременно манера, в которой решается этот вопрос, показывает, что и удавку с шеи Зеленского никто снимать не собирается, и поэтому он никогда не получит того оружия и в том объеме, сколько нужно для победы над Россией.
У меня складывается впечатление, что открывается какой-то странный “второй фронт”: Запад одновременно и против России, и против Украины. Как бы за себя…
Как это ни сложно, но постараюсь отстраниться от актуальной политической повестки, чтобы с некоторой теоретической дистанции посмотреть на вопрос о том, действительно ли необъятные просторы создают политическую проблему, препятствуя преобразованию России из перманентно тоталитарного и милитаристского хотя бы в авторитарное (не говоря уже о демократическом) и безопасное для окружающих стран государство?
Еще раз оговорюсь, что я временно оставляю за рамками дискуссии вопросы о праве наций (нетитульных народов России) на самоопределение и вопрос о якобы «злокачественной» природе русской культуры, делающей ее «опасной для человечества», но готов буду вернуться к ним позже в отдельных эссе. Первый вопрос на самом деле важный в рамках исследования «логики распада» (и я с интересом прочитал несколько глубоких комментариев у Бориса в чате на эту тему), но в теоретическом отношении он вторичен по отношению к вопросу о «невпихуемости» земель русских в демократическую матрицу.
По всей видимости, для самой постановки этого вопроса есть довольно веские основания, и в русской исторической, общегуманитарной и философской литературе он обсуждался не единожды. При таких географических параметрах управляемость традиционно достигается в основном за счет изъятия ресурсов на местах и их дальнейшего перераспределения через центр с опорой на гигантский обслуживающий систему аппарат насилия и учета – иначе такие множественные и разобщенные территории не удержать, слишком велика будет разница потенциалов.
Таким образом, обширность территории формирует определенный тип государства – распределительный (раздаточный по Кордонскому). Распределительное государство держится на бюрократической вертикали, а бюрократическая вертикаль справляется со своими задачами при помощи коррупции, которая действует как смазка, необходимая для того, чтобы шестеренки проворачивались. Борьба с коррупцией в такой системе – бессмысленное занятие, так как победа над коррупцией означает ее смерть. Однако необходимость компенсировать отрицательное влияние коррупции на систему вызывает потребность в экстраординарных методах общественной мобилизации, самым простым из которых является война. В итоге мы получаем, что обширность территории с железной исторической детерминированностью порождает тоталитарный и агрессивно-милитаристский профиль российской государственности. Получается, что сторонники расчленения России правы?
Попробуем задать вопрос иначе. Является ли обширность русских владений непреодолимым препятствием к созданию демократического и, как следствие, миролюбивого (то есть не пытающегося расширяться до бесконечности территориально с помощью военной силы) государства? Раньше, думаю, - да, сегодня – нет. Век информатизации, на мой взгляд, дал в этом смысле России небольшой шанс, которым она при определенных условиях могла бы воспользоваться. Единое информационное пространство в принципе позволяет сегодня решать «малыми силами» проблемы, для разрешения которых в XIX и даже в XX веках было необходимо создавать такие же гигантские аппараты власти, как и те территории, которыми им необходимо управлять. Грубо говоря, создание электронной почты делает во многом ненужной «римскую почту» с ее лошадьми, всадниками и зверской дисциплиной.
Рискну предположить, что только сейчас, в начале XXI века, у России (не хочу писать «русской цивилизации», хотя речь идет именно о ней) появился первый шанс не стать абсолютистским или тоталитарным монстром, ощетинившимся штыками. До этого у нее просто не было такой технической возможности при сохранении заданных параметров (в первую очередь – территориальных). Выбор был - либо такая как есть (тоталитарная и агрессивная), либо никакая. Сегодня технические условия для управляемости столь сложной системой альтернативными методами появились. Соответственно, появляется возможность подумать, какие политические условия могут соответствовать этим новым техническим возможностям. Пока все по Марксу: уровень развития производительных сил создал предпосылки для новых типов отношений. Наша задача понять, каких именно.