161743
Vladimir Pastukhov’s Public Channel Honorary Senior Research Fellow (UCL)
Как меняется значение слов в зависимости от обстоятельств. Десятилетиями слово “Умань” ассоциировалось у меня с мечтой попасть в замечательный парк, который польский магнат Станислав Потоцкий когда-то подарил на именины своей жене. Не сложилось, за четверть века жизни в Киеве так и не выбрался, все казалось, что впереди бесконечно много времени, теперь уж, видимо, не судьба. Время, как и жизнь, оказалось конечным. Теперь Умань навсегда будет ассоциироваться с криком души одного из выживыших после попадания российской ракеты в жилой дом: «Скоты!». Как там было у Булгакова (то ли русского, то ли украинского – уже не знаю): вспомним про Умань - вспомним и про них. Это уже не развидеть.
Но думал я, листая на ночь страшные страницы фото на сайтах европейских информагенств, о другом. Я думал о том, как нелинейно устроена пропаганда в России и какую важную роль в ней играют ключевые слова-триггеры. Их два типа: одни инициируют какие-то автоматизированные эмоциональные состояния, а другие, наоборот, блокируют их. По частоте навязчивого упоминания тех или иных слов-триггеров в российских СМИ в данный момент времени можно судить, какая задача сейчас приоритетна. Работает это не так примитивно, как многим кажется. По сути, для того, чтобы триггер сработал, в мозгу обывателя должна быть заранее сформирована закладка, которая непосредственно себя никак не проявляет. Эффективность пропаганды так высока сейчас именно потому, что она имеет возможность оперировать с огромным количеством таких закладок, которые частью целенаправленно, частью инстинктивно формировались властью в течение многих лет. Причем началось все еще до Путина.
Легче всего понять, как это устроено, на примере взаимодействия иголки с воздушным шариком. В течение длительного времени в подсознании обывателя надувались маленькие шарики, наполненные инертным идеологическим газом. Одни с веселящим действием, другие с успокоительным, третьи с возбуждающим. В каждом шарике было спрятано по большому, свернутому в тугую ДНК мифу. Там внутри скопилось все, что годами лилось потоком мимо ушей, но не мимо подсознания. Оказалось, что теперь не надо каждый раз заново повторять содержание «заначенных» мифов, теряя драгоценное время. Достаточно запустить слово-триггер, и оно, как иголка, прокалывает в подсознании нужный шарик, после чего содержащийся в нем идеологический газ мгновенно поступает в сознание, запуская нужную реакцию. Не думаю, что в этом есть что-то специфически российское, просто в России сейчас эмпирический материал разбросан большими кучами по всему полю.
А теперь угадайте, какое слово-триггер звучало наиболее навязчиво после трагедии в Умани? – «Высокоточное». «Восокоточное» – это мем-блокиратор совести. Он запускает у обывателя чувство отторжения своей причастности к военным преступлениям и сопереживания гражданским жертвам войны в Украине. Как же, там нет и не может быть никаких жертв, потому что «наше оружие - высокоточное». Значит, все это украинская пропаганда, фейк-ньюз, козни врагов, происки хасидов, а обыватель - в своем домике, где совесть надежно спрятана за дешевой железной дверью, вроде тех, которые как заплаты украшают в России лестничные клетки нищенских советских «хрущевок». Пытаться их переубедить, апеллировать к логике, к фактам, к состраданию – бессмысленно. Все смыслы в их сознании спят мертвым сном. Изменится что-то только тогда, когда от какого-нибудь перегрева в подсознании разом полопаются все шарики и слова-иголки перестанут работать.
Осмелюсь преположить, что единственным внятным объяснением задержания такого нужного в современной России человека как Елена Блиновская - главной по торговле исполнениями желаний в Рунете - является то, что желание российского Генштаба по истечении 15 месяцев так и оказалось неисполненным. Я уверен, что вскоре дело переквалифицируют с неуплаты налогов на мошенничество. Заодно это объясняет, почему русская армия и политическое руководство России были так уверены в быстрой победе.
Читать полностью…
В резонансном интервью Каспарова Юрию Дудю затронут вопрос, который выходит далеко за рамки чьего-либо «персонального дела» и касается понимания логики одного из ключевых моментов посткоммунистической истории России, а именно «болотной революции» 2011-2012 годов. По каким-то причинам в такой плоскости и так резко вопрос о судьбе этой революции, по крайней мере, со стороны «либерального» лагеря, насколько я помню, никто в течение одиннадцати лет не ставил. Может быть, это было связано с тем, что фактура была все-таки несколько иной, чем это описывает Каспаров (меня в те годы в Москве уже не было и я должен полагаться на то, что слышу и читаю у других), а может быть, для того, чтобы поставить вопрос в этой плоскости, нужно иметь «водоизмещение» Каспарова.
Речь идет о кульминационной точке развития этой «несостоявшейся революции», когда в Москве на одном из массовых митингов, где собралось около 120 тысяч человек, возникла, по мнению Каспарова, та самая ситуация, когда низы не хотят, а верхи не могут, которую мы уже более ста лет с подачи Ленина называем революционной. Каспаров утверждает, что был момент, когда власть проявила нерешительность (не была готова к прямому и жесткому силовому столкновению с огромной толпой и неизбежными многочисленными жертвами), а толпа, наоборот, была готова к насильственным действиям, в том числе - к блокаде (штурму) Центризбиркома. Это существенное уточнение наших представлений о событиях тех лет, но только в том случае, если, конечно, оно соответствует исторической действительности, что могут подтвердить или опровергнуть только непосредственные участники тех событий.
Что здесь существенного?
Во-первых, Каспаров вписывает события 2011-2012 годов в четкий и понятный контекст неудавшейся революции, закрывая до сих пор открытый вопрос – что же это там «выло» «на Болотах», Бэрримор? В каждой настоящей революции есть кульминационная точка, когда она переходит или не переходит в насильственную фазу. В Киеве в 2014-м разгон мирного студенческого митинга перерос в штурм правительственного квартала и революция состоялась, а в Минске в 2020-м разгон гораздо более массового марша горожан не перерос ни во что и революция не состоялась. Каспаров, по сути, утверждает, что такая же «точка революционного невозврата» имела место за два года до Майдана и в Москве, но там возобладал белорусский сценарий. Пройдя эту точку невостребованной, революция схлопнулась и откатилась назад, уступив место контрреволюции, которая эволюционировала затем в реакцию и войну. Это слишком серьезно, чтобы не стать поводом для дискуссии.
Во-вторых, Каспаров утверждает, что именно Навальный, который позиционирует себя сегодня и воспринимается исключительно как революционер, не позволил революции состояться в тот момент, когда у нее был единственный реальный шанс победить. По мнению Каспарова, Навальный своим выступлением сумел охладить толпу, и тем самым не допустил насильственного развития революции. Это утверждение либо должно быть опровергнуто, либо ему должна быть дана адекватная оценка.
Почему это всплыло только сейчас? Наверное, потому, что до войны существовал консенсус о мирном протесте как единственно допустимом формате борьбы с режимом, и в рамках этого консенсуса обсуждение «красных линий» революции 2011-2012 годов было неактуальным: главное было не допустить жертв. Сегодня, когда десятки тысяч гибнут по обе линии фронта, отказ от насильственного сценария продолжения той бесславной революции подвергается сомнению, о чем и сигнализирует интервью Каспарова.
Данный пост в некотором смысле является продолжением ранее опубликованного материала о новых “топах Яндекса”, потому что и там, и там инфоповодом оказался Александр Бастрыкин, глава Следкома. Но это случайное совпадение. Просто на днях именно Бастрыкин выступил с революционной инициативой новой конституционной реформы, обрушившись на рудименты либерализма в тексте действующей Конституции. Самое смешное, что по сути он прав: в нынешнем виде Конституция содержит в себе сущностные противоречия, несовместимые с ее практической реализацией и превращающие ее в никому (даже охранителям) не нужную, неработающую конструкцию.
Тут надо совершить небольшой исторический экскурс. Конституция 1993 года была, мягко говоря, несовершенна. Писали ее люди, придерживавшиеся романтических либеральных воззрений, а редактировали революционные прагматики, озабоченные удержанием власти в своих руках. Отсюда редкое сочетание возвышенных принципов, воспевающих либеральные европейские ценности, с низменными институтами, основная «встроенная функция» которых состояла в апологии самодержавной по сути власти.
Впоследствии Конституция, у которой одна нога была длинная, а другая - короткая, передвигаясь на костылях, дошкандыбала до 2020 года. После начала пандемии режиму и такая Конституция стала «жать». Возникла необходимость как-то нейтрализовать слишком уж выделявшиеся своей неуместностью либеральные закладки в конституционном тексте. Это и было главной целью знаменитого путинского конституционного обнуления. В 2020 году речь шла вовсе не о продлении путинских полномочий, а об изменении природы конституционного строя. Это был полноценный конституционный переворот. Для интересующихся я по горячим следам разобрал этот эпизод подробно в Новой газете (см. ссылку). Вкратце могу сказать, что Кремль тогда несколькими точечными поправками заблокировал те статьи Конституции, в которых в концентрированной форме был воплощен ее “либеральный дух”.
Но заблокировать - не значит удалить. Как оказалось, работа не была доведена до конца. В тексте Основного закона остались многочисленные либеральные рудименты, которые системно уже ни на что не влияли, но продолжали служить раздражителем и поводом для дискуссий. В условиях войны даже это является деструктивным фактором для власти. Надо идти дальше и производить полную зачистку Конституции. Парадоксальным образом, предлагая довести конституционный переворот до логического конца, Бастрыкин поступает в достаточной степени профессионально. Он стремится к органичности конституционного текста. Тут принцип тот же, что и у многих обывателей в отношении войны – «если уж начали, то надо заканчивать».
В нынешнем виде российская конституция – ни Богу свечка, ни черту кочерга. С точки зрения последовательного «охранителя» ее нужно переписать заново и получить на выходе либо Свод законов Российской империи, либо даже Соборное уложение с четким монархическим и православным профилем на обложке. Параллельное продвижение поправок в закон о референдуме манифестирует о том, что Россию впереди ждёт еще более крутое конституционное обрезание, итогом которого станет какой-то конституционный оксюморон советского типа со встроенным постмодернистским аналогом “шестой статьи” (о руководящей роли КПСС). Может быть, туда по примеру среднеазиатских деспотий впишут что-то прямо о роли Путина как нацлидера. Тогда нас ждут совсем интересные выборы. В общем, скучно не будет.
https://novayagazeta.ru/articles/2020/01/20/83540-pereuchredit-rossiyu
Если я что-то понимаю в свежих пиар-трендах, то я их вижу, собственно, два, и оба они никак прямо не связаны с войной (украинское наступление, русское контрнаступление – все это вчерашний день).
Кто-то настойчиво проталкивает в паблик материалы, освещающие различные аспекты общественной жизни ранее предельно закрытой Алины Кабаевой, и кто-то одновременно с этим с настойчивостью неимоверной раскручивает новый образ председателя следкома Александра Бастрыкина – как теперь выясняется, главного защитника всех униженных и оскорбленных.
Что касается Алины Кабаевой, не берусь гадать, – все равно не угадаешь. Может быть, через какое-то время, к началу избирательной кампании, мы, наконец, узнаем, что Владимир Путин венчан не только с Россией, а может быть, это все ни о чем, пустая бюрократическая инерция непомерно разросшейся пропагандистской машины.
А вот специфическая, нестандартная подача в СМИ Александра Бастрыкина, который теперь уже вовсе не всесильный «Великий инквизитор», а просто-таки какой-то Робин Гуд, помогающий то саратовцам, то челябинцам переживать нелегкие времена, берущий на личный контроль не расследование террористических и диверсионных актов, а нападение пьяного распоясавшегося хулигана на несовершеннолетнюю девочку в автобусе, вызывает у меня пристальный интерес.
И подобного рода примеры плодятся в Яндексе быстрее, чем кролики. Давно ли единственное, что мы слышали об Александре Бастрыкине, было то, как лихо он открывает уголовные дела против украинских «нацистов», находящихся за тридевять земель от Москвы. И только в последние несколько недель мы осознали, что и происходящее гораздо ближе, на родной земле не ускользает от его внимания, и что он самым тщательным образом следит за выполнением социальных обязательств местными властями всех уровней. Не председатель Следкома, а настоящий дублер Президента.
В принципе, есть такая функция у правоохранительных органов – следить за исполнением законодательства вообще и в области социальной политики государства в частности. Но до сих пор считалось, что это компетенция прокуратуры, а Следком должен больше беспокоиться о том, чтобы «вор сидел в тюрьме». Давно ли по рукам гуляли бумаги, в которых люди экс-генпрокурора Чайки предлагали списать Александра Бастрыкина и всю его рать в утиль, слив их обратно в прокуратуру. Кто помнит, где теперь трудится региональный чиновник второго ряда Чайка? А следком жив-здоровехонек, подъедает полномочия прокуратуры. Вот ведь как оно все повернулось.
Но дело, думаю, гораздо сложнее, чем ведомственная грызня. По сути, мы являемся свидетелями того, как до этого подчеркнуто аполитичный «рубака» озаботился отращиваниеми не положенной ему по профилю чисто политической «компетенции» (если употребить любимое словечко российского президента). Штука эта совершенно бесполезная для человека, у которого и так в руках уже есть, считай, своя частная гильотина, – зачем ему что-то еще в существующих обстоятельствах? Но, возможно, что обстоятельства поменяются.
Две тенденции выбиваются сегодня из общего ряда. Совершенно цивильные структуры ускорено обзаводятся военизированными объединениями типа ЧВК. А силовые стпуктуры, напротив, наперегонки создают себе имидж защитников простого народа. Мы только что видели, как сильно волнует Пригожина социальная несправедливость (за что его активно хвалит Дугин). Теперь вот и Бастрыкин туда же. Это похоже на какой-то массовый фальстарт или психоз. Или они что-то знают, чего мы не знаем…
Что бы ни происходило вокруг, жизнь на «Пастуховской кухне» должна идти своим чередом. Не всегда тема соответствует настроению. Чаще тема хорошая, а настроение плохое. Но бывает, что настроение хорошее, а тема так себе.
В том цирке мрачных клоунов, куда большая часть русских попала без предварительного заказа билетов, сейчас пересменка. На арену выходят невиданные прежде герои и уроды, и публика никак не может сообразить, что это уже не рабочие сцены, выметающие мусор и расставляющие декорации, а новые актеры (точнее – акторы), осваивающие новую сцену.
Меня часто спрашивают, почему я так много внимания уделяю «фрикам». Ответ, к сожалению, весьма прямолинеен: потому что в России приближается «время фриков». Россия будущего, по крайней мере ближайшего, - это карнавал фанатиков, кривляк, юродивых и троллей. На этой ярмарке «патриотического» тщеславия сейчас бьется пульс жизни, а вот все иные формы бытия России, похоже, мертвы. В том замечательном либеральном и демократическом пузыре, в котором протекала прежде жизнь значительной части мыслящего политического класса, свет давно погас, а вот в пузыре турбо-патриотов он переливается всеми цветами радуги. Поэтому выбор у меня невелик: выбирая между «анатомическим театром» и балаганом-лимитед в качестве объектов для исследования, я предпочитаю на данном этапе балаган-лимитед.
Пользуясь терминологией самого балагана, там на арене сейчас три главных звезды: Черный клоун (Пригожин с его «Оркестром»), Злой клоун (Стрелков с его «КРП») и Взбесившийся Пьеро (Дугин с его «Царьградом»). Расстановка сил понятна как дважды два.
Стрелков – это «несистемная оппозиция», Навальный военного времени. Он и ведет себя как Навальный, и роль играет приблизительно ту же – оттягивает на себя наиболее радикальную, наиболее пассионарную часть национал-большевистского движения, не давая одновременно сложиться общему паззлу «единой патриотической оппозиции» (поэтому до поры до времени живой).
Пригожин – это спойлер Стрелкова, задача которого - чтобы Стрелков, не дай Бог, действительно не вышел за рамки заданного ему коридора возможностей и не стал единоличным вождем, увлекшим «патриотические» массы за собой.
Дугин – это идеолог без портфеля. По роли – это Сурков, но без прямого доступа к власти. Дугин, в отличие от Суркова, находится не в статусе «допущенного к столу» (пользуясь метафорой Фазиля Искандера), а в статусе «стремящегося быть допущенным к столу». Он формирует «пограничные нарративы», востребованные как «системным», так и «несистемным» национал-большевизмом.
Любопытно, что, хотя идеалу Дугина в полной мере соответствует именно Стрелков с его КРП, Дугин откровенно лебезит перед Пригожиным и воспевает «оркестрантов», что доказывает, что сумасшествие «Пьеро» - штука наигранная, и он гораздо более практичен, чем демонстрирует на публике.
Вся эта комедия ломается с одной-единственной целью – поставить под контроль «человека с ружьем», который с каждым днем войны будет становиться все более значимой силой в гниющем российском обществе. Кремль, как всегда, играет (стреляет) здесь с двух рук. Главное, чтобы не промахнулся и не застрелился. Потому что одно дело - «хомячки» образца 2011-2013 годов, и совсем другое - «медведи в портупеях» образца 2022-2024 годов.
Об этом можете послушать подробнее в нашем очередном внеочередном выпуске «Пастуховской кухни» с Борисом:
https://youtu.be/BdX52os547s
Мое интервью с Кириллом Мартыновым странным образом выглядит анонсом для нескольких будущих постов: о волнах поддержки войны, о стратегиях выхода, которые больше похожи на сценарии входа, а также о многом другом на еще одной площадке неубиваемой «Новой газеты».
https://youtu.be/0uvMxHrshwU
Есть точка соприкосновения, в которой сходятся представления о русском народе самых крайних охранителей, рулящих сегодня Россией, и самых крайних революционеров, желающих вырвать руль из рук охранителей. Это святая вера во всесилие «идеологических лучей» (образ, навеянный «Обитаемым островом» Стругацких). О них много спорили в первые недели войны, но потом тема сошла на нет, растворившись в коллективной вине. Сейчас, по прошествии года войны, есть возможность на новом эмпирическом материале подтвердить или опровергнуть обоснованность упований на пропаганду как на «крест животворящий».
Люди, лучше меня знакомые с атмосферой, царящей в «воюющей России», обратили мое внимание на то, как быстро вздулся и так же быстро сдулся пузырь «новой отечественной войны». Не успел Охлобыстин докричать свое «Гойда!», как ржавый часовой механизм госпропаганды перевел стрелки «идеологического будильника» обратно с «войны» на «СВО», вернувшись к мантре первых месяцев «спецоперации»: «Живем по-прежнему, как при Брежневе». О Сталине они много кричат, но по-сталински у них пока не очень выходит. Может быть, к счастью. Общество старательно делает вид, что войны не существует, и стремится продолжать жить своей «мирной» повесткой. Регионы развивают свои «комплексные планы», бизнесы стремятся занять освобождающиеся ниши рынка, люди выживают как могут. Но войной точно никто за пределами телевизора и узкого круга фанатиков не живет.
Что же случилось с «отечественной войной»? – Она утонула. Утонула в массовом безразличии к заявленным целям войны, в нежелании лично участвовать и, тем более, умирать за эти непонятные цели. В Колизей, глазеть с телетрибуны на бой гладиаторов, чтоб от души прокричаться о своем величии и первородстве, – это пожалуйста, а в легион, чтоб сгнить в полях, - извольте, на это русский народ не подписывался. И никакие «лучи счастья» не смогли это перешибить. Замеры «обратной связи» очень быстро показали парням в Кремле, что пропагандистской плетью обуха массовых настроений не перешибешь, и надо подстраиваться под то, что есть, если не хочешь потерять связь с «глубинным народом». Так война снова быстро стала спецоперацией.
Какой урок мы можем извлечь из этой короткой истории? Пропаганда эффективна в определенном диапазоне возможностей, который задается чем-то более исторически глубоким, чем «установки» кремлевских вождей. Если вожди выходят за рамки этого диапазона, «глубинный народ» делает им «осаже». Сегодняшний диапазон не включает в себя массовую готовность умереть за лучшую жизнь тех, кто сидит в Кремле. Народ и сам хочет пожить неплохо. Поэтому и не ведется на «отечественную войну». То есть война войной, а обед должен быть по расписанию. Это существенное ограничение для кремлевских мечтателей, объявивших об окончательной битве добра (себя) и зла (Запада) – кстати, очень плохой косплей рейгановской «Империи зла».
Одна из уязвимостей системы, которую стоит отметить, состоит в том, что население готово лишь к незначительному ухудшению условий жизни вследствие войны, но совершенно не готово разменять нормальную жизнь на войну. По крайней мере, пока не готово. Это, между прочим, общее ограничение как для Путина, так и для Дугина, Пригожина, Стрелкова и компании. То есть весьма незначительные перемены в образе жизни могут повлечь революционный переворот в отношении как к войне в целом, так и к Путину, ставшему физическим воплощением этой войны. Это свидетельствует о том, что современная Россия продолжает оставаться скорее обществом брежневского, чем сталинского типа, несмотря на то, что Кремль из кожи вон лезет, пытаясь разбудить в каждом «маленького Сталина».
Однажды бывший крупный региональный начальник советского КГБ, ставший впоследствии крупным деятелем ЕР, рассказал мне житейский анекдот про мужика, который не пил, не курил и не имел отношений с женщинами. На вопрос: «А как же ты расслабляешься?», он отвечал: «А я и не напрягаюсь…» Несмотря на вону, российское общество не готово напрягаться, и если кто-то начнет его сильно напрягать, то оно от такого деятеля быстро избавится.
Этот пост задумывался как частное письмо участникам небольшого, но удивительно комфортного кружка, неожиданно для меня возникшего на полях Телеграм-канала моего сына Бориса, где поддерживается та разумная толерантность обсуждения, без которой любая дискуссия очень быстро срывается сегодня в непрерывный крик отчаяния, боли и ненависти. Но потом я подумал, что тема может быть интересна и более широкому кругу читателей. Речь идет о русскости в наиболее общем смысле этого слова и отношении к ней тех, кто, имея ту или иную связь с Россией в прошлом и настоящем, не поддерживает с разной степенью отрицания войну России против Украины.
Вопрос о моей «русскости», откровенно говоря, мало меня волновал (точнее – совсем не волновал) до тех пор, пока его не подняли украинцы и та небольшая часть русских эмигрантов, которая считает отказ от всего русского высшим проявлением солидарности с народом Украины. Отказ, конечно, несколько искусственный, так как, даже отрекшись от своей «русскости», большинство этих эмигрантов остаются истово русскими: нетерпимыми, фанатично верящими (но в другое), иррациональными максималистами. Мне этот путь не кажется верным, и не только потому, что мне его не осилить. Как говорят в таких случаях – I tried but failed. Мне просто кажется, что со своим народом надо быть именно в такие моменты, когда очень стыдно и очень тяжело, когда легче отречься, чем признаться, когда перечеркнуто все, что было, а то, что будет, не написано. Я остаюсь русским не потому, что мне это нравится, а потому, что не могу быть никем иным. Не могу и не хочу. И это не отменяет ни стыда, ни раскаяния, ни осуждения.
Сказав все это, я должен заметить, что после всего случившегося, пройдя через эту братоубийственную войну (она ведь действительно братская в том смысле, в каком Каин убил Авеля), мы не сможем себе позволить оставаться такими русскими, какими были прежде, потому что очень многое из того, что определяло нашу русскость в прошлом, как раз и привело к этой трагедии – трагедии как для украинцев, так и для самих русских. Мы пожимаем плечами, когда украинцы сносят памятники Пушкину и вычеркивают из программ Толстого с Достоевским, списывая это на естественное ожесточение во время войны. Но есть и нечто другое. Мы умиляемся «нашим всем» и стыдливо «игнорим» его «Клеветникам России» с эпическим: «Оставьте: это спор славян между собою, Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою, Вопрос, которого не разрешите вы». Восхищаемся Бродским, перечитываем до дыр протокол допроса самого известного советского тунеядца, но прячем в дальний ящик стола «На независимость Украины» с его провидческим: «Кости посмертной радости с привкусом Украины». Я не за то, чтобы выбросить Пушкина и Бродского, а за то, чтобы их переосмыслить, дав оценку как тому, чем можно гордиться, так и тому, чего стоит стыдиться.
Наша культура является сплошь милитаристской. Это естественно, так как она отражает непростые пути нашей истории. Ратный подвиг – чуть ли не единственный подвиг, который в глазах народа является подлинным. Воин – единственный настоящий герой. Сплочение перед общим врагом – единственная форма истинного братства. Все это не берется из воздуха, оно разлито в искусстве, философии, фольклоре. Так было и, увы, так больше не может быть. После этой войны мы должны научиться смотреть на мир не только через прицел, но и глазами «игрою случая обиженных родов», всех тех, кого по ходу истории «освобождали». Нам придется выработать бинарное историческое и нравственное зрение, если мы хотим ввернуть себе моральное право снова говорить о своей русскости с гордостью, а не с болью. Это очень непросто, и на это могут уйти десятилетия.
Дело не в том, чтобы перестать быть русскими вовсе или подвесить свою «русскость» на «паузу» хотя бы на время войны, а в том, чтобы стать по итогам этой войны другими русскими, способными сделать иной, более достойный, чем имперский выбор.
Представляя очередной выпуск возобновившей свою регулярную работу после вынужденного перерыва «Пастуховской кухни», замечу, что на этот раз Борис вывел на обсуждение нескольких тем, которые действительно представляются мне важными. Одна из них – некоторые странности в информационной подаче убийства Владлена Татарского в Петербурге. Обращает на себя внимание, что буквально с первых часов госпропаганда и очевидно управляемое и направляемое целями госпропаганды следствие пытаются двигаться по двум рельсам сразу, а рельсы эти у них не сходятся. С одной стороны, массивные и, я бы даже сказал, беспрецедентные утечки материалов следствия, в том числе допроса Треповой, рисуют картину диверсии, совершенной спецслужбами Украины, которые чуть ли не орудуют в Москве и Петербурге как в каком-то Житомире, свободно вербуя людей и перемещая взрывчатые вещества с помощью таксистов и прочих дистанционных сервисов. С другой стороны, дело представлено так, будто это теракт, совершенный не кем-нибудь, а чуть ли не сторонниками самого Навального, и в деле задействованы целые подпольные террористические организации карбонариев, которые тайными нитями связаны с зарубежными центрами «несистемной», то есть попросту – антивоенной оппозиции. Тут есть определенная неувязка, потому что либо одно, либо другое. Либо «лохи», вербуемые коварной иностранной разведкой, либо коварные карбонарии, которые плетут сети заговоров. Надо бы Кремлю определиться в этом вопросе. Но определяться не хочется, потому что есть огромный соблазн, что бы это ни было, использовать его как повод для резкой эскалации давления на оппозицию и перехода к физическим расправам над ней (а руки здесь давно чешутся). И уже теряет всякое значение, кто убил и кто заказал, потому что сам факт убийства власть всегда обыграет как надо. И, значит, в принципе прав Виталий Дымарский, который по горячим следам задал мне вопрос об убийстве Кирова как аналогии. В конечном счете, какая разница, был ли Николаев завербованным шпионом или просто ревнивым мужем? Важно то, что совершенное им убийство стало триггером Большого террора.
https://youtu.be/W8twZ-0DJJw
(Окончание. См. начало в предыдущем посте).
Перспектива возникновения в Восточной Европе нового «железного занавеса», к тому же задрапированного под «китайскую стенку», воспринимается как чисто умозрительная до тех пор, пока сохраняется надежда на нанесение военного поражения одной из сторон конфликта. Для Москвы – это условно захват Киева или уничтожение основных сил украинской армии в каком-нибудь стратегическом котле, для Украины – это условно физическое освобождение всех оккупированных территорий, включая Крым. На мой взгляд, это возможно, только если одна из сторон первой предпримет авантюрное стратегическое наступление, которое позволит другой стороне воспользоваться ситуацией и нанести ответный удар. Если позиции сторон не будут раскрываться, то к концу 2023 года партия перейдет в стадию цунгцванга, то есть рассчитанной на долгие годы ресурсной, позиционной войны, где фактически будут соревноваться экономики США и Китая. Я не считаю такой вариант основным сценарием, но я его не исключаю.
В этом случае со временем мирный план Китая заиграет новыми красками. Но поймут его тайный смысл только тогда, когда станет очевидно, что он обращен не к России и Украине, а к США. Мечты о «великой сделке с Западом» («мечты идиотов») обязательно сбудутся, но только не у Москвы, а у Пекина. Он и достигнет соглашения, и получит проценты по сделке в виде признания его «права первой ночи» с Москвой. Ну а США с союзниками достанется Украина, которая станет наряду с Тайванем самым большим «сухопутным авианосцем» Америки. В некотором смысле парадоксальный оксюморон о геополитической «подводной лодке в степях Украины» станет реальностью.
В сегодняшних рассуждениях Москвы и Пекина о мире есть одно существенное различие. Московский план предполагает всегда получение контроля над всей Украиной, если не мытьем, так катаньем. Для этого у них есть «багор и ведро» - два взаимосвязанных элемента: территориальные уступки + денацификация (по сути – полная демилитаризация Украины, делающая ее безщащитной перед лицом новой агрессии, которая будет висеть над ней как дамоклов меч). Это план капитуляции Украины, который именно поэтому никогда не будет принят ею. Китайский план кажется противоречивым: он, с одной стороны, как бы поддерживает территориальные притязания России, а с другой – признает целостность и суверенность Украины. На самом деле никакого противоречия нет. Просто у Китая нет цели способствовать реализации бредовых панславистских амбиций Кремля. У него есть свои панкитайские амбиции, и ему совершенно не надо добиваться контроля России над Украиной. Что ему надо в Украине, он и сам возьмет на договорной основе. Поэтому китайский план в принципе предусматривает сохранение сильной и суверенной Украины при подразумеваемом протекторате со стороны США.
В тот момент, когда общие цели новых «великих держав» будут достигнуты, они договорятся за спиной своих сателитов. Но договорятся совсем не так, как мечталось бы Кремлю. Единственная формула, которая будет «продаваема» в Украине, – это признание линии фронта фактической временной границей с одновременной полной милитаризацией оставшейся независимой Украины и превращения ее в славянский Израиль. При этом ее вступление в НАТО и размещение контингентов и баз НАТО на ее территории становится практически неотъемлемым условием такой общей сделки. Я думаю, к тому моменту у Китая на руках будут внушительные аргументы, позволяющие ему убедить Москву, что такой исход в ее же интересах. Аргументы США в диалоге с Украиной очевидны уже сегодня.
В этом случае Россия окажется в положении медленно нагревающейся бочки с порохом. Температура внутри страны будет расти, а охлаждать систему, выводя излишки энергии через военную выхлопную трубу, будет невозможно. Легких жертв не останется. С Запада Россия будет вплотную поджата США и союзникам, с Востока – Китаем. И вот тогда начнется самое интересное. Но это будет уже вторая часть сиквела. О ней надо писать отдельно.
Слова Даниила Гранина о том, что русский Бог обладает своеобразным чувством юмора, приобретают все более зловещий смысл. Русская история закольцовывается. Легализация русского террора началась ровно 145 лет тому назад с покушения Засулич на генерала Трепова (суд присяжных впоследствии оправдал Засулич, вследствие чего председатель суда Кони, более известный сейчас по кличке собаки Путина, несогласный с этим решением, вынужден был уйти в отставку). Теперь новая «революционерка» Трепова убила военкора Фомина (правда, Треповой оправдание судом присяжных точно не грозит, и нынешний Кони не расстроится). Сейчас даже прогуглить старика Трепова невозможно – поиск ступорит на его однофамилице. А он еще и похоронен в Киеве, в Выдубицком монастыре. Вот точно все призраки оживают.
Читать полностью…
Староста моей студенческой группы по юрфаку Киевского университета напомнил в чате «четвергового» стрима (предусмотрительно не оставив координат) о том, что 1 апреля – день юридического факультета Киевского университета. Что ж, это достойный повод в день смеха вспомнить о самой первой жертве путинского режима – русском праве. Сначала они убили право, потом собственность, а лишь затем – государство. То, что осталось, начало гибридную мировую войну.
По некоторому странному и никем официально не признанному закону обратной исторической последовательности, восстановление (переучреждение) России придется начинать в том же порядке, в котором ее уничтожали. И, если расцвета демократии после практически неизбежной пятой революции я не ожидаю, то для того, чтобы эта революция не закончилась четвертой русской империей, начинать придется именно с восстановления правопорядка. Это задача относится к числу тех, с которыми «погодить» нельзя.
Чуть ранее я писал, что одним из условий, предохраняющих от перерождения революционной диктатуры в реакционную, является формирование власти на основе максимально широкой при имеющихся условиях коалиции и создание механизма коллективного руководства. Но этого мало. Вторым не менее значимым условием является восстановление права, которое должно начаться буквально в час «X», без откладывания решения этой задачи «на потом». Это подразумевает целый комплекс первоочередных шагов, включая отмену огромного количества неправовых законов, напринимавшихся действующей администрацией за последние пару десятилетий, но главной безотлагательной мерой должно стать восстановление независимости суда от революционной к тому моменту исполнительной власти.
Поскольку рыба гниет с головы, то и проветривать ее придется с этой же стороны. В первую очередь необходимо будет восстановить независимость высших судов. Полагаю, что их разделение на Верховный и Конституционный на практике себя не оправдало. Оно не предотвратило ни одной конституционной контрреформы и не поставило ни одного серьезного заслона на пути сползания общества в тоталитарную трясину. Поэтому восстановление единого высшего суда, который сможет формировать новый вектор судебной практики, будет иметь оздоровляющее и стимулирующее значение. Этот орган должен формироваться без участия исполнительной власти (по крайней мере, на первом этапе) парламентом или тем орнаном, который будет его замещать после революции. Присутствие представителей регионов (субъектов федерации) в этом органе – обязательно.
История учит, что независимая судебная власть – это то звено, зацепившись за которое, можно вытащить всю демократическую цепочку. И наоборот, если в демократической цепочке отсутствует это звено, она в этом слабом месте и порвется. Вдохновляющие кадры из Израиля, разорвавшие шаблонные представления о том, как работает демократия в этой стране, являются наглядной иллюстрацией того, как надо бороться за независимость суда.
Ну, а для тех, кому интересны мои общие взгляды на восстановление права в России, Полит.ру весьма кстати вывесило на сайте мою прошлогоднюю лекцию на эту тему:
https://www.youtube.com/live/us6cbHLIuUU?feature=share
Вот уже несколько дней меня мучает вопрос: чем провинился Павел Зарубин? У нас перед глазами есть две свежие картинки. Одна – Путин рассекает по Мариуполю, можно сказать, в антисанитарных условиях, в интимной близости с Хуснуллиным, причем в замкнутом пространстве тесной машины. Вторая – Путин, словно Янковский в роли Дракона, сидящий за длиннющим столом в огромной зале в нескольких метрах от интервьюирующего его Зарубина (странно, что они мегафонами не пользовались!). Конечно, однажды массивный стол спас одного диктатора от бомбы в портфеле докладчика, но нельзя же до такой степени верить в исторические аналогии. Мы видим двух совершенно разных Путиных. Один, как ни в чем не бывало, обсуждает с бывалым хозяйственником восстановление как бы непонятно кем разрушенного города, летает на вертолетах, ездит сам за рулем машины и входит в квартиры как бы незнакомых людей. Другой сидит неизвестно где, оттуда (непонятно - откуда) он в основном общается по селектору, туда же к нему два года спустя после пандемии, о которой все давно забыли, людей привозят через карантин, а когда (и если) они к нему добираются, их сажают перед ним за стол на расстоянии пушечного выстрела. Возникает вопрос: какой из этих двух Путиных настоящий?
Читать полностью…
Продолжение. Начало в предыдущем посте.
Так или иначе, но источником смертельного излучения в созданной «под Путина» системе является все общество, а не власть. Власти в этой системе отведена роль диспетчера, который регулирует мощность и грамотно направляет потоки насилия в нужное русло. Поэтому если просто снести власть («убрать Путина», как об этом многие мечтают), то глобально это приведет на первом этапе только к тому, что управляемый хаос станет неуправляемым, а организованное насилие - неорганизованным.
Мы имеем дело с обществом, которое излучает насилие, как обогащенный уран излучает радиацию. Пока это управляемая реакция, которая не становится цепной лишь потому, что власть умело утилизует излишки «темной энергии». Допустим, что эта рука, вцепившаяся мертвой хваткой в пульт управления, отсекается. Какой из сценариев кажется более вероятным: общество чудесным образом самоорганизуется и подавляет насилие внутри себя или начнется цепная реакция насилия, которая, в конечном счете, родит в клубах ядерного гриба «нового Путина»? Тут однозначного ответа нет, но лично мне второй сценарий кажется более вероятным.
Предупреждая упреки в том, что, рассказывая о неизбежных вызовах, с которыми столкнется российское общество в случае революции, я «топлю» за существующий режим, хочу сказать в свое оправдание, что я не считаю нужным упрощать ситуацию лишь потому, что это может кого-то напугать и заставить схватиться за существующую действительность как за соломинку. Пугливым вообще не стоит задумываться о будущем России – это страшная сказка для взрослых с нехорошим концом, которую людям со слабыми нервами вообще лучше не читать. Для остальных скажу, что уже сегодня обозначилась дилемма, о которой «приличные люди» предпочитают умалчивать. Без широкого демократического движения из наезженной колеи децивилизации (хронической культурной недостаточности) Россию не выдернуть, а любая демократизация в существующих условиях приведет к тому, что страну захлестнет вал насилия самого похабного, погромного толка.
Естественным и, по-видимому, единственно возможным ответом на эту угрозу является решение опустить в перегретую радиоактивную социальную массу тормозящие «свинцовые стержни» новой диктатуры. То есть, сказав «А», необходимо договариваться и до «Б». Если мы признаем неизбежность революции в России, то мы должны признать и неизбежность революционной диктатуры в ней. А если мы признаем неизбежность революционной диктатуры, то мы должны задать себе вопрос о том, какие механизмы могут быть предложены для того, чтобы предотвратить превращение революционной диктатуры в реакционную (и заход России на третий круг «сталинизма-путинизма»)?
По отношению к этой дилемме «приличная публика» разделилась на «циников» и «ханжей». Ханжи как ни в чем не бывало продолжают повторять мантру о вечном царстве свободы, а циники поддерживают эти пустые разговоры, не собираясь никакую свободу после падения режима давать. Потому что разговоры о свободе для циников – это и есть путь к желанной новой диктатуре. Я, как минимум, предлагаю вывести эту дискуссию из тени и поговорить о проблеме начистоту без ханжеских ужимок и циничной лжи.
Окончание следует - см. часть третью
Контрнаступление Украины перестало быть прогнозом, а стало частью мифа, превратившись в политический фантом, который живет своей собственной жизнью, никак не пересекаясь с реальностью. В этом качестве оно превращается в самосбывающееся пророчество, способное само творить альтернативную реальность. Это, на мой взгляд, представляет сегодня опасность.
Для начала достаточно сказать, что при существующем положении дел на фронтах, где в основном уже который месяц идет позиционная война, о контрнаступлении можно говорить только локально, если речь идет о перехвате инициативы в районе Бахмута. Во всех остальных случаях речь должна идти об украинском наступлении, а это существенно другое дело. При контрнаступлении есть возможность воспользоваться тем, что противник «раскрывается», при наступлении должен «раскрываться» ты сам, предоставляя противнику возможность этим воспользоваться. Именно поэтому наступление всегда есть штука затратная и, главное, более рискованная, чем контрнаступление.
Начиная с осени прошлого года, когда Украина успешно провела две наступательные операции, воспользовавшись отсутствием у России стабильной линии фронта, ситуация качественно изменилась, и теперь эта стабильная линия фронта есть. Соответственно, новая наступательная операция будет сопряжена с гораздо большими рисками, чем в прошлом году, и потребует гораздо больших ресурсов. Важно отметить, что при этом разговоры о новом русском наступлении, не замолкавшие вплоть до середины февраля, как-то сами собой смолкли. То есть хронологически дискуссия об украинском наступлении, почему-то называемом контрнаступлением, вытеснила дискуссию о русском наступлении, но при этом солируют в этой дискусии российские медиа, подконтрольные правительству, а тон задают «миротворцы» типа Пригожина и корпус российских «военкоров».
Возникает стойкое ощущение, что Украину провоцируют на наступление, причем не только со стороны России. В западной прессе появляются непрерывные утечки о необходимости провести успешное наступление как зачет, который надо сдать, чтобы получить допуск на следующий семестр (военной подготовки). И хотя слухи эти тут же опровергаются, осадочек остается. Да и в самой Украине ожидания большого наступления, которое быстро покончит с войной, растут по экспоненте. Власть отчасти на них вынуждена ориентироваться, но отчасти сама же их подогревает. Все вместе вырастает в ком желаний, который, начав движение с горы, на глазах превращается в то самое самосбывающееся пророчество.
Может ли украинское наступление быть успешным? Почему нет? Мы видели, как это бывает, и вполне можем увидеть еще. Но с точки зрения общей логики, принимая во внимание текущий характер войны, соотношение сил и прочие факторы, большое наступление создает для Украины повышенные риски. Именно в момент наступления украинская армия может оказаться наиболее уязвимой. Думаю, те, кому положено в руководстве ВСУ, это прекрасно понимают и без подсказок. Проблема в том, однако, что ком желаний, летящий с горы, может помешать им принять рациональное и взвешенное решение. Политические приоритеты могут быть расставлены иначе, чем военные, и это может привести к серьезным проблемам.
На стратегическом уровне ситуация выглядит еще более непростой. По сути, речь идет о вилке: длительная ресурсная война на истощение, где Украина по определению более уязвима, так как должна опираться преимущественно на внешние ресурсы, которые предоставляются ей на не совсем понятных и прозрачных условиях, или масштабная наступательная операция, где на кон ставится слишком много и сразу. Это непростой выбор, требующий мужества и мудрости. И в любом случае - широкой поддержки со стороны общества. Я не нахожусь в положении человека, который может подсказывать украинцам, какой выбор они должны в этой ситуации сделать. Но я считаю крайне опасным и провокационным подталкивать их в ту или иную сторону, в том числе, множа завышенные ожидания относительно грядущего наступления. Кроме всего прочего, это война нервов. Тот, у кого первого не выдержат нервы, рискует проиграть все.
Россия переживает кризис власти среднего возраста. Диктатура опирается на старческую безапелляционность и юношеский максимализм. Сейчас нет никаких полутонов, только черное и белое, либо нашисты, либо нацисты. Средний возраст как средний класс – оплот устойчивости. Уже есть жизненный опыт, но еще нет признаков деменции. Именно это поколение, застрявшее в диапазоне между 35 и 60, сейчас политически полностью просело, что и является одним из факторов кризиса власти.
Читать полностью…
В комментариях меня просят высказаться по поводу поста Бориса, в котором он фиксирует различие между «поддержкой» (войны) и «согласием» (на войну) и делает вывод, что «согласие», в отличие от «поддержки», является гораздо более тонким льдом, который может не выдержать «оттепели». В самом общем виде мысль состоит в том, что при монополии на распространение информации правительство способно отключать волю к критическому ее восприятию, причем как в позитивную, так и в негативную стороны. В результате власть производит «согласие» в чистом виде – готовность населения поддерживать любое свое решение вне зависимости от его содержания и даже тогда, когда это решение противоречит всем предыдущим. Условно говоря, скажет Путин, что надо воевать с нацистами, – все поддержат. Скажет, что надо мириться с нацистами, – поддержат еще быстрее. Смысл требования - ничто, источник - все. Эту штуку я инстинктивно прочувствовал эмпирически в 2014 году сразу после Крыма и описал в статье на BBC Russia «Синдром отключенного сознания» (на всякий случай можно прочесть в приложении к посту). Может ли это как-то способствовать краху режима? Сомневаюсь, ведь согласие в промышленных масштабах будет производиться им до самой последней минуты его существования. А вот после краха режима различие между поддержкой войны и ее имитацией в формате согласия будет иметь принципиальное значение. Переосмысление войны и всего связанного с ней идеологического комплекса будет происходить быстро и массово.
https://www.google.com/amp/s/www.bbc.com/russian/blogs/2014/12/141208_blog_pastoukhov_syndrome_unplugged_consciousness.amp
В 22-м году засилье массовых медиа, контролируемых крупным бизнесом и в конечном итоге государством, практически не оставило обычному человеку шансов мыслить вне рамок пропаганды - об этом писал Липпманн в своей книге «Общественное мнение» (1922). Сам феномен он, вероятно, впервые и назвал «Производство Согласия» (Manufacturing Consent).
В 1988 идею подхватили и развили в одноименной книге Херман и Хомски. В целом, их труд фокусировался на Америке и, соотвественно, на том, как неравенство экономическое приводит к неравенству в общественном и масс-медиа пространстве, превращая его в рупор пропаганды.
Однако сам механизм и термин, кажется, созданы для описания произошедшего в России буквально за несколько лет и особенно - за несколько последних месяцев.
При отсутствии устойчивой идеологии заряженная и единообразная пропаганда, распространяемая через все наличные средства коммуникации, привела не к тому, что абсолютное большинство свято в нее поверило, а к тому, что абсолютное большинство перестало подвергать получаемую информацию критической обработке в принципе и просто выдало власти «согласие» (мандат) практически на все, что угодно. Народ не пропускает пропаганду сквозь себя. Государство не просит согласия народа, не заставляет народ соглашаться, оно само производит согласие в промышленных масштабах и само же его в тех же масштабах потребляет.
То, что внешнему наблюдателю представляется поддержкой, на деле является лишь дачей согласия. Разница может казаться несущественной, но на практике там, где поддержка является инертной и надежной основой власти, изготовленное пропагандой согласие только кажется гранитной плитой, а на практике является достаточно тонким льдом, которому может оказаться страшна даже небольшая оттепель.
Хотел бы сконцентрировать чуть больше внимания на мысли, которая родилась полуэкспромтом во время последнего стрима с Алексеем Венедиктовым. Все началось с разговора об империях и имперскости, но уперлось, в конечном счете, в понимание природы идущей между Россией и Украиной войны. На мой взгляд, все паттерны, под которые сегодня пытаются подвести эту войну, либо не работают вообще, либо работают с большой натяжкой. Всего этих паттернов три: отечественная, гражданская и империалистическая.
Проще всего с войной отечественной, которая существовала некоторое время лишь в воображении продвинутых кремлевских пиарщиков и задвинутых сектантов из турбо-патриотического лагеря. Сейчас даже там понимают, что отечественной эту войну можно сделать, только огрев население дубиной массовой мобилизации по голове, что чревато.
Гражданская война точно имеет место быть в России, но в неявной латентной форме, и всего многообразия наблюдаемых событий все-таки не объясняет. О наличии или отсутствии гражданской войны в Украине судить не берусь, замечу лишь, что выходцы из Украины играют существенную роль в развязывании милитаристской истерики в России.
Империалистическая (колониальная) война кажется наиболее подходящим форматом. С одной стороны – метрополия, не признающая суверенитет бывшей колонии, с другой – национально – освободительное движение. При этом с одной стороны – война на удаленке, с другой – проклятия имперцам. Вроде все сходится. Но есть нюансы.
Если всмотреться внимательней в историю сначала российской, а затем и советской империй, то там все очень далеко от классических европейских образцов. Россия – не совсем типическая империя, а Украина не сильно похожа на обычную колонию. В Российской империи никогда не было четкой границы между метрополией и колонией (как между Британией и Индией, например), и уровень ассимиляции в обе стороны был чрезвычайно высок. Украина при этом в силу многих причин и уже хотя бы благодаря одному своему “водоизмещению” никогда не вписывалась в образ колонии в классическом ее понимании, а выступала одновременно в двух качествах: колонизируемого народа, являвшегося, в том числе, и жертвой русификации, и много еще чего, и соучастника строительства этой самой империи. В общем, в этом деле (строительства империи) она очевидно была не халявщиком, а партнером. Отношения же России и Украины, если пытаться выхватить аналогию из чужого опыта, напоминают не столько отношения Великобритании и Индии, сколько Англии и Шотландии. Тоже все иначе, но и не так однозначно…
В общем, украинцы такой же имперский народ, что и русские, но выбрали сегодня иной путь самореализации. Может быть, в том числе и поэтому война пошла совсем не по тем лекалам, по которым ее кроили в Кремле. Как говорится, нашла коса на камень, хотя в данном случае скорее наоборот – камень напоролся на косу. Природа этой войны смешанная, неопределенная, и, в числе прочего, здесь можно наблюдать непростой процесс раздела империи между дольщиками.
Не скажу, что эти мысли совсем новые. То, что обсуждается в философском кружке Арестовича, Дацюка и близких к ним идеологов, весьма похоже на признание Украины пайщиком Большой Империи. Но пока в Украине, похоже, побеждает другой нарратив - жертвенности. Хотя, готовность поспорить о “корнях” и праве на исторические наименования (Русь, русичи) показывает, что все еще, возможно, впереди, и Украина заявит со временем о своих правах на часть имперского наследства, в том числе – духовного.
Я бы очень хотел ошибиться в своем прогнозе, но думаю, что впереди Россию ждет третья, еще более мощная, чем предыдущие, волна поддержки войны. Она не сделает эту войну отечественной, но обеспечит пассивную поддержку режима в течение еще какого-то неопределенно долгого времени, несмотря на растущие издержки ведущейся режимом империалистической войны.
Первая волна поддержки была сугубо эмоциональной – стадный инстинкт, версальский синдром и агрессивная пропаганда сделали свое дело, дав взрывной рост «первичного патриотизма». В этой волне нет ничего специфического, почти все войны начинаются именно так.
Вторую волну можно было наблюдать спустя приблизительно полгода после начала военных действий, когда стало ясно, что что-то пошло не так. Тут была развилка: рационализация зла могла пойти разными путями – и через отрицание войны, и через ее оправдание. Обыватель выбрал второй путь – раз начали, то надо заканчивать; в войне надо побеждать хотя бы потому, что нельзя быть побежденным. На этой волне мобилизация прошла без особых проблем.
Третья волна, первые эмпирические признаки которой я наблюдаю, - явление несколько иного рода. Она есть следствие вторичной идеологической интоксикации, когда общая усталость сознания приводит к полному коллапсу критического мышления и послушному следованию за массой, направляемой пропагандой и репрессиями.
Основным фактором, обеспечивающим третью волну поддержки войны, является время. Длительность психологического давления превращается в самодостаточную причину. Люди, поначалу сохранявшие некоторую способность к критическому восприятию действительности и пытавшиеся найти аргументы для оправдания или наоборот отрицания происходящего, к исходу 14-го месяца войны теряют эту способность и превращаются в «идеологические овощи», лежащие на складе в состоянии глубокой заморозки. Здесь никого нельзя обвинять – просто у сознания есть своя иммунная система, и ее лимиты сопротивления небезграничны. По прошествии года либо происходит «цитокиновый шторм» и человек срывается в летальный политический протест, который включает как лайт-опцию внутреннюю или внешнюю эмиграцию (очень небольшое меньшинство), либо учится жить с вирусом (в нашем случае - национал-большевизма), механически повторяя внушаемые ему мантры.
Угнетающим воздействием на иммунную систему критического сознания обладают, помимо тотальной пропаганды, подсознательный страх поражения (он проявился уже на более ранних этапах войны) и отчуждение и обида «изгоя» - нечто новое, что начинает сказываться именно сейчас.
Уникальный coming out пиарщика Лобушкина является блестящей иллюстрацией этой ментально-нравственной перверсии. Комментарий к нему Андрея Лошака в содержательном плане является исчерпывающим, поэтому я не буду его повторять. Но явление в более широком контексте заслуживает самого внимательного к себе отношения.
На мой взгляд, одной из очень глубоко зарытых причин произошедшей в России катастрофы является то, что благодаря эволюции, которую проделало советское общество в период с 1953 по 1989 годы, обыватель (бюргер) впервые в русской истории стал одним из наиболее распространенных и влиятельных социальных типов (недаром вся позднесоветская сатира вращалась на орбите высмеивания советского мещанства). Таким образом, нынешнее российское общество есть в значительной степени обывательское (бюргерское) болото со свойствееной этому болоту замкнутостью на своем личном мирке. Война этому обывателю была, конечно, не нужна, и ему по большому счету было плевать как на «киевских нацистов», так и на «детей Донбасса». Но, когда западные санкции затронули его привычный образ жизни, у него возникла потребность на ком-то выместить свою злобу. Выплеснуть ее на режим – себе дороже, у обывателя фантастически развит инстинкт самосохранения. Поэтому он обрушил свой гнев на Украину и поддержавший ее Запад. Эта мещанская обиды и является мощной струей, подпитывающей сегодня «третью волну» поддержки войны.
Предваряя очередной внеочередной выпуск «Пастуховской кухни» - на этот раз по мотивам статьи Дугина о великом и ужасном «послепутине», - должен сказать, что оно того стоило. И не столько из-за самого текста, хотя он и нетривиален даже на фоне других дугинских антиутопий, сколько вследствие возникшей в России общественно-политической ситуации, которая предполагает, что все сколько-нибудь интересное и значимое в ближайшие месяцы, а может, и годы будет происходить на правом фланге или с подачи правого фланга. И не потому, что правый фланг тут как-то особенно силен, а потому, что левый фланг в полном составе отправлен на скамейку запасных, а на месте центрального нападающего давно играет вратарь, который ловит мячи руками по всему полю и никому не пасует. Собственно Путин (вратарь) допустил во внутренней политике ту же ошибку, что и во внешней: разрушил баланс сил. Во внешней политике, объявив вендетту Западу, Кремль попал в стратегическую зависимость от Китая. Во внутренней политике, разгромив ненавистных либералов, Кремль сделал себя зависимым от крайних правых националистов, которые проповедуют то же, что и Кремль, но более внятно, жестко и прямолинейно. Взаимоотношения между Кремлем и этим радикальным правым флангом будут нервом политического процесса в обозримой перспективе. Статья Дугина показывает, что правые исподволь готовятся переступить в этих взаимоотношениях «красную черту» - то есть перешагнуть через Путина в свое неограниченное никакими условностями «послепутина».
https://youtu.be/8wZdZO6JXH0
Есть какая-то мистическая предопределенность в том, что «голос России» органически не переносит исторической фальши. Когда Россия берет не ту ноту, он ее покидает: Шаляпин – в XX веке, Пугачева – в XXI. Ко дню рождения Пугачевой на всякий случай было организовано дополнительное внеплановое промывание мозгов «глубинного народа» под общим девизом: «Кто она вообще такая, эта женщина, которая поет не о том?» Но дело не в том, что думают о Пугачевой погасшие звезды советского кино, а в том, что она давно уже миф, легенда, памятник. А как сказано в одном советском же культовом фильме, если она памятник, то кто ж ее посадит? Феномен Пугачевой состоит в том, что при ее «водоизмещении» она могла промолчать и иметь все и даже больше. Ей были не нужны «печеньки Госдепа», ее и так неплохо кормили. Но она предпочла занять позицию и все потерять. И это не протест, это – пощечина. Оказалось, что Звезда брезгливая...
Читать полностью…
Вот тебе, бабушка (в имеющемся контексте – внучек), и Юрьев день. Первый шаг к третьему закрепощению (одно – при царях, другое – при интернационал-большевиках, третье – при национал-большевиках) сделан. Боюсь, что глубинный смысл этой меры общество не улавливает. Это не про призыв, не про новую мобилизацию, не про наступление или отступление, а про следующий важный этап становления регулярного тоталитарного государства без махновщины и дырок в режиме, сквозь которые население пока еще просачивается в обычную свою «прошлую» жизнь. Это сигнал, что власть не передумает, не свернет, не остановится. По крайней мере, сама…
«Хороший» был повод выйти с внеочередным эфиром «Пастуховской кухни». Спасибо АП и депутатам, они не дают нам рано заснуть:
https://youtu.be/htWCdADUrAs
Я обещал сиквел к посту о перспективах нового «железного занавеса», который с большой долей вероятности будет воздвигнут по линии, где ныне проходит фронт, если эта война не закончится случайным образом быстрым военным поражением одной из сторон или революцией (государственнм переворотом) в одной из воюющих стран, которая уже в свою очередь приведет к военному поражению. Что, собственно, будет происходить за «железным занавесом»? – вот в чем вопрос. Коротко говоря, это будет высоко милитаристское общество, не имеющее возможности реализовать свой милитаристский потенциал вовне, то есть в реальной крупной войне. Собственно, это и будет главной проблемой этого общества, на мой взгляд. Представьте себе печь без трубы, в которую непрерывно подбрасывают дрова, а угарный газ не выводится и распространяется по всему дому. При этом температура в доме постоянно повышается до почти невыносимого уровня, а дверь открыть нельзя – там чужие пулеметы. С одной стороны Россия будет поджата отмобилизованным с ее же подачи Западом, с другой – новой Ордой, Китаем. В такой атмосфере русское общество будет преть до тех пор, пока не произойдёт существенных изменений в «экосистеме» Америка -Китай.
Главной угрозой стабильности режиму будет не столько либеральная или анти-военная оппозиция, которая будет «легендизирована» до уровня вечного пугала, оправдывающего высокий уровень репрессий (что-то вроде цыган в захаровском «Убить дракона»), а ультра-патриотическое движение, опирающееся на вернувшихся с фронта ветеранов войны. Часть этого движения постигнет судьба либеральной несистемной оппозиции, другая, по всей видимости, будет кооптирована системой и станет «стволовой клеткой», ведущей к ее будущему перерождению. Именно из этой среды выйдут «могильщики» режима. В целом эта история имеет название: СССР между 1945 и 1985 годами. Но только все будет происходить намного быстрее, как в ускоренном кино.
На выходе все равно будет революция, но хилая, выморочная и достаточно убогая по своим идеалам. По итогам этой революции собрать страну по частям вряд ли удастся. Ее значительная часть восточнее Урала отойдет без особого сопротивления под протекторат Китая и Японии, а Северный Кавказ и отчасти Поволжье соответственно окажутся в зоне влияния Турции и Ирана. На оставшейся территории в лучшем случае удастся сохранить весьма малозначимое государственное образование в границах пресловутой Московии, в худшем – там будет англомерация «failed states», живущих по законам «управляемого хаоса». Таким будет отложенный финал величественного путинского правления, если «мечты Газпрома» будут сбываться и реализуется наиболее благоприятный для режима сценарий - он в этой заварухе выживет.
По сути, более правильной в историческом смысле сегодня является ввернутая наизнанку формула Володина: есть Путин – нет (в перспективе) России. Выживание режима входит в прямое противоречие с историческими целями и задачами России. Сегодня все, что хорошо для режима, плохо для России, и ведет ее к неминуемому распаду. Это не о демократии и не о правах человека. Это о русской цивилизации и том самом русском мире, ради которого якобы все это и затеяно. Отказ элит осмыслить эту очевидную корреляцию и принять меры, предотвращающие историческую аннигиляцию русского мира в пределах первой половины XXI века, является ничем иным как формой предательства национальных интересов.
Сейчас мы наблюдаем историческую развилку, на которой возможны три сценария. Фиксация статус-кво и создание нового железного занавеса, военное поражение Украины, которое ведет к созданию того же железного занавеса, но по линии существенно западнее нынешней линии фронта, и революция в России, которая сломает первые два сценария и выведет русский мир из тупика. Парадоксальным образом, в долгосрочной перспективе, с учетом всех отдаленных последствий длительного существования «железного занавеса» революция смотрится уже как наилучший выход для настоящего русского мира.
(Пост в двух частях. Начало).
Возникла потребность высказаться на болезненную тему о нежелательных, но не ставших от этого невероятными «плохих сценариях» исхода войны. Отказ обсуждать эти сюжеты на том основании, что они являются «неправильными» и «неприемлемыми» с морально-нравственных позиций, безусловно, похвален как пример солидарности с народом Украины, борющимся против вероломного агрессора, но вряд ли поможет правильно сориентироваться в пространстве-времени нового миропорядка, первую презентацию которого мы, по-видимому, имели несчастье наблюдать в течение всего минувшего года.
Путин, на мой взгляд, является исторической фигурой, которая по воле случая оказалась у власти в момент, когда в России одномоментно наметилось два тектонических исторических сдвига. Во-первых, это плавный транзит России из государств «первого ряда» в государства «второго», а благодаря политике Путина, возможно, и «третьего» ряда (процесс в значительной степени объективный и обусловленный демографией, где роль Путина – быть катализатором). Во-вторых, это транзит России из Европы в Азию, то есть от государства европейского типа обратно в «Орду», где у Путина более значительная роль триггера. Перспективы окончания войны, на мой взгляд, надо рассматривать в контексте именно этих двух процессов.
В некотором смысле публицисты, которые много и с удовольствием пишут о неожиданном для Запада повороте событий, когда украинский народ и его лидер Зеленский обратили в прах приготовленный для них план «блицкрига» по «афганскому сценарию», лукавят. Не только Киев, капитуляция которого ожидалась в срок от трех дней до двух недель, преподнес западным политическим астрологам сюрприз, но и Москва, которая не капитулировала перед западными санкциями ни через три месяца, ни через полгода, ни через год. Так что счет по несбывшимся прогнозам, на самом деле, 1:1. И Украина, и Россия сумели перевести игру «в долгую», заручившись поддержкой внешних партнеров: Украина – США и их союзников, Россия – Китая и других стран бывшего «третьего мира», претендующего на то, чтобы стать «вторым», а то и «первым». И именно в этом контексте надо рассматривать перспективы завершения этой войны.
Исключать возможность того, что в первую очередь Китай, а за ним Индия, Бразилия, Турция, ЮАР и даже саудиты «подставят плечо» Кремлю, нельзя. Китаю в известных пределах (пока Кремль действительно не схватился за «красную кнопку») нынешний конфликт выгоден геополитически, остальные просто готовы на нем заработать. В этой ситуации Россия будет смещаться вниз по диагонали, превращаясь медленно в азиатского типа страну «второго-третьего» ряда под покровительством Китая. Можно спорить о том, насколько это соответствует путинской парадигме «вставания с колен» (чтобы пасть ниц?), но при постоянном «подсосе» с Востока ресурсов для ведения войны России хватит надолго. Но и у Украины они, судя по всему, быстро не кончатся, так как в этой ситуации Западу уже трудно будет отступиться, несмотря на все усилия армии «полезных идиотов».
Мне кажется, что в битве за Украину, которая продолжалась практически непрерывно в течение всех трех десятилетий постсоветского периода, увлекшийся своим «европейским гамбитом» Запад просмотрел ферзя – Китай. В итоге он может произвести теперь только размен Украины на Россию (которая отойдет Китаю). Насколько такой размен является равноценным, не мне судить. Просто в процессе игры вдруг выяснилось, что с той стороны доски сидит совсем другой шахматист, а тот, кого до этого принимали как за шахматиста, оказался лишь проекцией одной из фигур на доске. Насколько быстро США осмыслят случившееся, сказать трудно, - у них сейчас внутриполитическая обстановка не благоприятствует адекватному восприятию нестандартных продолжений накатанных десятилетиями традиционных партий,- но, если они будут тормозить, то через некоторое время они обнаружат, что фактически имеют общую границу с Китаем, проходящую через Донбасс и не побоюсь этого слова - Херсон. Это будет новый водораздел, «железный занавес» XXI века, где Украине будет отведена роль ФРГ, а России - ГДР.
(См. окончание)
После - не вспомню уж точно, кажется, более чем трехнедельного перерыва - возобновилась работа “Пастуховской кухни”. Как теперь принято говорить в подобных случаях, «приносим извинения за доставленные неудобства». Постараемся не допускать впредь. Обещаем наладить стабильное и бесперебойное «питание» наших слушателей и зрителей».
Наверное, надо сказать все-таки чуть больше. «Кухня» – это, конечно, больше моя «задумка», чем Борина. Он с пониманием относится к моему желанию втянуть его в публичную дискуссию, но жить вынужден в парадигме молодого и эффективного корпоративного юриста, который зарабатывает на свой хлеб насущный несколько иным способом, чем я. Сегодня, когда уровень турбулентности мировых рынков медленно сползает к критической отметке, Борис перешел на 16-часовой рабочий день, поставив меня с моими «задумками» в режим ожидания. Ну и я тоже не подарок со своим графиком. Так что произошел сбой, который нам трудно было предотвратить. Сейчас, по крайней мере, один из нас вернулся «на базу», что дает надежду на возобновление регулярных выпусков.
Несколько слов по существу. Диалог оказался для меня непростым. Борис все время задавал вопросы на «или-или», на которые я не мог дать однозначного ответа, потому что в самой постановке вопроса находил изъяны. В результате мы все время проваливались в историю и предысторию, уходя из контекста в подтекст. Не знаю, понравится ли это аудитории, - не мне судить. Так или иначе, не стреляйте в блогеров, они спорят, как умеют…
https://youtu.be/BznDpg30sqk
В последнее время мне все чаще задают вопрос о парадоксальной реакции населения России на войну (тема, которую я сам же и поднял несколько месяцев назад, возвращается ко мне бумерангом во время разнообразных стримов, в том числе - в недавней беседе с Ходорковским).
Почему затягивание конфликта, рост числа жертв и неуклонное, хотя и не такое быстрое, как ожидалось, ухудшение социально-экономической обстановки приводят не к росту протестных настроений, а к консолидации вокруг идеи, что «раз начали, то надо заканчивать», то есть надо воевать до победного конца. Разгадка этого парадокса, на мой взгляд, так же парадоксальна, как и он сам. Глубинной причиной, по которой сегодня происходит «вторичная консолидация» партии войны, является спрятанный в подсознании страх. Страх этот двоякого рода: страх перед другими и страх перед самими собою.
Когда говорят о «новом военном консенсусе», обращают мало внимания на то, что за исключением небольшой группы фанатиков (пропагандисты не в счет – у них работа такая), ретроспективно войну мало кто одобряет. То есть подход в основном такой: конечно, война была ошибкой, но сейчас об этом поздно говорить. Что мне это напоминает? Прежде всего, воровскую логику. Именно так фраера становятся мокрушниками. Пришли пограбить по-быстрому, а там вся семья, да еще с гостями. Убивать никого не хотели, нужен был только кошелек, но пришлось избавляться от свидетелей. Так вышло. Это логика движения от меньшего зла к большему из страха возмездия за уже совершенное преступление. Это логика коллективной безответственности.
Но есть и другое. То, что никак не могут разглядеть интеллектуально продвинутые представители всплывших на поверхность в историческое межсезонье элит, «простой народ» про себя знает и понимает очень четко: он нутром ощущает идущую в обществе гражданскую войну всех против всех и боится остаться один на один с нею. Он полагает, что продолжающаяся война с Украиной может отсрочить разрушительную русскую смуту, а поражение в этой войне сделает ее практически неизбежной. В этом смысле наблюдаемая нами консолидация – это логика выживания в предчувствии гражданской войны.
Из всего вышесказанного я делаю вывод, что сегодняшняя массовая поддержка войны в России – явление нелинейное, требующее правильной интерпретации. Она есть не столько проявление агрессивности «русского духа», сколько следствие его трусости, производная от страха перед будущим и попытка отложить «на потом» наступление той развязки, которую подсознание уже начинает воспринимать как неотвратимую. А если это так, то смена политических магнитных полюсов в определенный момент произойдет практически мгновенно. Никакого переходного периода не будет. Когда исчезнет надежда на «коллективное спасение» в победе, все одномоментно станут дезертирами и начнут искать индивидуальное спасение в поражении.
https://youtu.be/3uS0WW5z-ak
Окончание. Начало и продолжение в предыдущих постах.
Опуская многочисленные детали, которым не место в формате поста в Телеграм, вернусь к главной мысли, терзавшей меня в 90-е – о том, что гарантии правового государства и конституционализма (ну и, конечно, демократии) лежат не в юридической и институциональной плоскости, а в культурной и политической плоскостях. Полноценной гарантией от вечной диктатуры может быть только конституционно-демократический общественный консенсус, то есть ценностное (если хотите - «понятийное») единство элит. Все остальное – мираж.
Здесь мы подходим к принципиальному пункту о том, кто будет контролировать «свинцовые стержни» на первом этапе после практически неизбежной в России революции (я сейчас не о сроках, а по сути; хоть через 50 лет – расклад не изменится). Если это будет «узкая группа единомышленников», спаянная «демократическим централизмом», то какими бы страшными клятвами члены этой группы не клялись в своей верности «демократической России будущего», они вынуждены будут создать еще более жесткую диктатуру, чем путинская. То есть, чем уже круг лиц, контролирующих «свинец» после революции, тем быстрее будет восстановлена самая одиозная версия диктатуры. И наоборот, чем шире и разнообразнее этот круг, тем меньше шансов на то, что послереволюционная диктатура переродится в реакционную.
Таким образом, вопрос о демократическом будущем России даже в самой отдаленной перспективе зависит во многом от сегодняшней способности элит создать широкую властную коалицию для контроля аппарата насилия в условиях неизбежной послереволюционной диктатуры. Чем шире коалиция, тем тяжелее будет кому-то одному подмять аппарат революционного насилия под себя. Из механизма взаимодействия фракций внутри революционной коалиции и опыта компромиссов при разрешении неизбежных коалиционных противоречий только и может родиться будущая российская демократия.
Такая логика существенно противоречит логике набирающего силу в условиях войны «белопальтового движения», которая не расширяет, а сужает базу будущей коалиции до малюсенького сектантского кружка. И поэтому даже если вследствие военной катастрофы этому кружку удастся стать властью, во что лично я не верю, то ничего другого, кроме красного террора, уже однажды реализованного большевиками первой генерации, этот кружок предложить не сможет. Более того, вопреки сложившемуся сегодня «оппозиционному мейнстриму», логика широкой коалиции предполагает сотрудничество и компромисс с той частью «системы», которая готова стать «предателем своего класса». Да, это отступление от принципа справедливости, в соответствии с которым каждый, кто способствовал становлению этого режима и началу этой войны, должен в полной мере понести наказание. Но, как говорил Медичи, (по крайней мере, голливудский): выбор всегда есть только у того, кто готов проиграть.
Внимание: пост в ТРЕХ частях. Начало.
При разграничении авторитаризма и тоталитаризма есть один тонкий момент, на который, как мне кажется, сегодня обращается недостаточно внимания. Если посмотреть на вопрос под углом зрения соотнесения этих режимов с «классическими» политическими формами, то авторитаризм является, скорее всего, деспотией, то есть антиподом монархии, а вот тоталитаризм больше похож на «охлократию», то есть на антипод демократии. Почему это важно? В бытовом обиходе тоталитаризм воспринимается как тяжелая форма авторитаризма, но не более того. Поэтому предполагается, что, если авторитаризм принято лечить демократией (что по сути верно), то и тоталитаризм можно вылечить еще большей демократией. Но, к сожалению, «все не так однозначно», и тоталитаризм демократией не лечится. По крайней мере, сразу после окончания острой фазы.
Тоталитаризм имеет принципиально иную природу, чем авторитаризм. Это качественно разные социальные патологии, имеющие между собой лишь поверхностное сходство. Так множество болезней вызывает сыпь, но причина ее появления у каждой болезни своя, и методы лечения могут зачастую быть противоположными. В авторитарном (или, как его еще называют, «полицейском») государстве первичным источником неправового насилия является власть, распространяющая многочисленные метастазы в ткань общества. При тоталитаризме все сложнее. Здесь власть играет лишь роль триггера, первичного звена болезни. Она таким образом воздействует на ткани общества, что практически каждая его отдельная клетка становится самостоятельным изотопом, излучающим насилие. Дальше роль власти сводится к политике двух «П»: провокация и популизм. Власть одной рукой провоцирует перманентный запрос на насилие со стороны общества, а другой – организует популистский ответ на этот непрерывно растущий запрос.
Современный русский посттоталитаризм не является исключением из правил. Более того, как и в случае с «русским марксизмом», его архитекторы в своих экспериментах вдохновлялись «передовыми западными идеями», то есть даже в этом мутном деле они не были первопроходцами. Вся нынешняя кремлевская премудрость – это всего лишь «перепертая на язык родных равнин» теория управляемого хаоса. Кремль собственноручно погрузил страну в хаос, развязав в России в 2020 году «холодную гражданскую войну», и теперь, чтобы эта страна не взорвалась от перегрева, выводит излишнюю энергию через войну империалистическую. Война в таком раскладе – это нечто вроде радиатора, охлаждающего систему. Главное в этой ситуации для Кремля - не проиграть эту войну, а вести ее он может бесконечно долго, потому что война в этой системе - органичная часть общего замысла. Тоталитаризм предполагает войну так же, как автомобиль на двигателе внутреннего сгорания предполагает наличие выхлопной трубы. Если тоталитарная система отказывается от войны, ее ждет судьба СССР.
См. Продолжение