161743
Vladimir Pastukhov’s Public Channel Honorary Senior Research Fellow (UCL)
Интересный пост написал Дмитрий Медведев о распаде Украины. Замени в нем слово “Украина” на слово “Россия” - и все останется так же логично и стройно. Может быть, даже станет более логичным и стройным. Что это? Фрейд? Скрытые страхи прорубают в такой форме себе дорогу из подсознания в Телеграм, минуя сознание? Возможно, это ключ к пониманию всего современного творчества Медведева. Я думаю, мы его неправильно интерпретируем, и его внутреннее «я» если не понимает, то чувствует гораздо больше, чем внешнее «я» может себе позволить сказать.
Читать полностью…
Наблюдая за дискуссиями между различными фракциями российских «патриотов», вспомнил довольно старый, немного скабрезный анекдот.
- В чем разница между педофилами и педагогами?
- Педофилы, по крайней мере, действительно любят детей.
В России сформировались и стремительно движутся в расходящихся направлениях два военно-патриотических лагеря, оба враждебно настроенных к армии и гражданским элитам: патриоты по призванию и патриоты по назначению.
Первые действительно любят Родину, но очень странною, извращенною любовью. Это патриотические некрофилы. Родина в их представлении есть жертва, которую надо принести на алтарь величия. Зачем приносить ее в жертву? Ну, во-первых, это красиво…
Когда я читаю рассерженных патриотов, мне в их тезисах все понятно: про настоящую войну и ненастоящую, про мобилизацию и демобилизацию, про бардак и предательство. Одно непонятно – зачем? Зачем все это нужно? Зачем России воевать с Украиной? Какие исторические цели преследует в этой войне Россия, кроме суицидальных? Какую такую миссию выполняет, кроме воплощения в жизнь реконструкторской садо-мазо фантазии?
Вторые любят Родину как способ заработать. Это патриоты-утилитаристы (милитаристы). Для них патриотизм – это контракт, а любовь к Родине – это бизнес, и бизнес этот идет сейчас хорошо.
Если, слушая Стрелкова, я задаюсь вопросом – зачем, то слушая Пригожина, я спрашиваю себя – почему? Пока наиболее внятный ответ на этот вопрос дал Максим Трудолюбов: это попытка перевести стрелки с Путина лично на элиты и обвинить их в провале того, что замышлялось как СВО, а обернулось сволочизмом. Я думаю, что этот тезис можно развернуть шире.
Эксцентрику Пригожина нельзя рассматривать изолированно. Она хорошо вписывается в драматургию Богомолова. По сути, Богомолов делает то же самое – переводит стрелки на элиты, но излагает это менее популярно (так и театр у него другой!). Один – эксцесс, двое -тенденция. Эта тенденция обозначает тренд. Тренд наш – транзит. Это транзит в сторону поиска внутреннего врага, которым можно было бы заменить врага внешнего, который оказался не по зубам. Еще один шаг вверх по лестнице, ведущей вниз, в подвал гражданской войны.
Я думаю, что мы являемся свидетелями «пробы пера» новой президентской избирательной кампании. Путин и в этот раз должен выйти на арену истории весь в белом пальто. Ради этого в цирке предварительно взорвут под куполом бочку с фекалиями, чтобы эффект был полным. Сейчас мы видим, как бочка начинает, медленно раскручиваясь, подниматься вверх. Перед зрителями, размахивая руками, бегают два клоуна: грустный и веселый. Грустный создает нарратив. Веселый его прибыльно продает. Всем весело, все заняты. Цирк апплодирует. «Золотая маска» за постановку ждет героя, хотя, скорее всего, они возьмут деньгами.
Потихоньку возвращаемся на «Пастуховской кухне» к альтернативной повестке Бориса, пытаясь отойти от навязшей в зубах «актуальной повестки», которая, на самом деле, с каждым днем становится не столько актуальной, сколько постылой. Прикидывая, как собрать под каким-то одним зонтиком заданные мне Борисом вопросы, я подумал о том, что все они касаются, так или иначе, доставшихся нам в наследство «исторических могильничков». В чем здесь проблема? Я думаю, вот в чем. Должны ли мы каждый из них раскопать и докопаться до самого дна в поисках единственно верной и правильной исторической справедливости и при этом убиться? Или мудрее не трогать эти чумные захоронения общей истории и двигаться дальше, оставляя тайны могил их обитателям?
https://youtu.be/nHXY-F17VqU
В актуальную политическую повестку внесен новый вопрос: превратится ли 4-е июня в 9-е января? Команда Навального решила вернуться к «лимоновской» политической практике 2016 – 2021 годов и вновь позвала людей на уличные протесты, причем не под антивоенными, а под партийными лозунгами. Это акция в поддержку Алексея Навального, но еще больше – это акция в поддержку команды Навального.
Выбор времени для акции очевиден. На 5-6 июня в Брюсселе намечена очередная «сходка» российской оппозиции в изгнании, на этот раз – по инициативе депутатов Европарламента, что не позволяет команде Навального ее просто игнорировать, как она это предпочитает делать обычно. Соответственно, возникла потребность показать, кто именно на этой «выставке Ван Гога» на самом деле есть «главный экспонат».
Мотивы менее очевидны, но в целом понятны. Зная, какие последствия вывода людей на улицу сегодня наиболее вероятны, можно с достаточной степенью уверенности предсказать дальнейший ход событий. Команда Навального вне зависимости от исхода акции явится (или что еще умнее - не явится) в Брюссель в шикарной белой пене скандала. В белом венчике из роз, впереди Иисус Христос – или как-то так. В присутствии Христа покажутся пресными и бессмысленными любые отвлеченные дискуссии, кроме выражения солидарности с новомучениками революции.
Что-то такое, похоже, в истории русской революции уже было, помните? Кризис «зубатовщины», попытка Гапона приподнять падающую популярность своего движения, отчаянная авантюра с «мирным маршем», от которой открестились даже отпетые большевики, жестокое подавление стихийного протеста, фальстарт революции, на которую тут же повесили «столыпинский галстук», тупик войны и, наконец, переворот, благодаря которому на смену «серым» впервые пришли «черные». Ну что ж, похоже, это мы можем повторить.
Что надо знать сегодня о Георгии Аполлоновиче Гапоне, о чем стыдливо умалчивали учебники партийной истории?
Во-первых, он был выдающимся харизматиком, талантливейшим оратором и очень способным организатором. На его проповеди-концерты собирались многотысячные толпы, он обладал даром управления толпой и при этом в считанные годы сумел выстроить под себя общероссийское движение.
Во-вторых, он вовсе не был вождем темных и забитых крестьянских масс. В годы, предшествовавшие первой русской революции, он был вполне светским персонажем и кумиром творческой интеллигенции обеих столиц, и не вылезал из светских салонов, в том числе водил дружбу с Горьким и его кружком, а Плеханов устраивал в его честь приемы, на которые собиралась вся верхушка российской социал-демократии.
В-третьих, роковое и для русской истории, и для Гапона лично шествие 9 января 1905 года было вынужденным, если не сказать выстраданным решением. Он прекрасно осознавал все риски, но «включить заднюю» уже не имел возможности – вся логика предшествующей политической борьбы заставляла его рисковать по-крупному. Выбор был или вляпаться в историю, или уйти из истории.
В-четвертых, Гапон не только не был трусом, а обладал колоссальным личным мужеством. 9 января, все понимая, он шел в первом ряду и первыми же выстрелами были убиты стоявшие рядом охранник и ближайший соратник. Сам Гапон был ранен и затем сметен толпой.
И, наконец, в-пятых, нет никаких внятных доказательств того, что Гапон действительно был агентом охранки. Охранка искала «полезных революционеров», а Гапон искал «хороших жандармов». На границе этих интересов они и пересекались, не более того. Каждая сторона считала, что использует другую.
Какие выводы можно сделать из этой истории? Революция – огнеопасна. Уличные протесты – не игрушка для начинающих революционеров. Революционными намерениями выстлана дорога в реакционный ад. Настоящая революция дважды в одну воронку не падает. Поэтому не пытайтесь это повторить.
Еще раз о лекции для Полит.ру, на этот раз содержательно в нескольких взаимосвязанных постах. Пост пятый – о механизме федерализации России.
Существует много способов, как подсечь щупальца российской бюрократии, и я в качестве повода для дискуссии готов предложить всего лишь один из вариантов. В общем виде моя идея состоит в том, чтобы врезать в политическую систему дополнительное «колено», а затем замкнуть созданное таким образом дополнительное звено на федеральном уровне в отдельной точке.
Я бы оттолкнулся от федеральных округов как от чего-то уже существующего. Сейчас их восемь, и они выполняют сугубо технические функции. Я бы увеличил их число до 15-25, привязав к городам-миллионникам как к естественным точкам роста, и придал бы им политические функции. Когда я говорю о политических функциях, я имею в виду, что эти новые федеральные округа должны стать центрами политической жизни, которой сейчас там нет, но которую с их помощью необходимо создать.
В практическом плане это означает, что федеральные округа должны иметь свои собственные выборные представительные органы власти, выборную же исполнительную власть, так как именно наличие последних создает на территории политическую жизнь. Кстати, сюда же могут быть подверстаны и федеральные судебные округа, которые сегодня привязаны неизвестно к чему и непонятно как. Естественно, что наличие собственных представительных органов власти предполагает возможность и необходимость развития местного законодательства в пределах округов.
Это, кстати, позволит разрешать множество вопросов, связанных с неоднородностью российского общества, когда то, что не вызывает никаких вопросов в Москве и Петербурге, кажется сомнительным в Сибири и Краснодаре и совсем неприемлемым на Северном Кавказе. В конце концов, сейчас в США есть штаты, где смертная казнь, а есть штаты, где она отменена. Точно так же есть штаты, где аборты запрещены, а есть такие, где они разрешены. Не вижу, как такое разнообразие подходов могло бы помешать современной России.
Вновь созданные федеральные округа должны на что-то замыкаться на федеральном уровне, и это что-то не должно быть Администрацией Президента, как сейчас. Более всего для этой цели как раз и подходит уже имеющаяся структура Государственного совета. Главы федеральных округов должны входить туда по должности. Компанию им могут составить некоторые высшие должностные лица Федерации, либо лица, назначаемые президентом, правительством и палатами парламента. Это на самом деле не принципиально и может быть придумано по-разному. Важны функции.
На мой взгляд, у Госсовета должен быть не широкий, но крайне важный набор «ветирующих» полномочий. Это в прямом смысле слова «последняя инстанция», которая должна предотвращать эксцессы, подобные тем, которые в течение всего посткоммунистического периода русской истории последовательно загоняли страну в цивилизационный тупик. Речь идет прежде всего о назначении на должности руководителей силовых структур, решении вопросов войны и мира, конституционных в широком смысле изменениях. Роль госсовета – быть своего рода внутренним Советом Безопасности, страхующим от стратегических ошибок и поддерживающим политическое равновесие. Впрочем, кому-то ближе сравнение с ленинским большим ЦК, вписанным в систему государственных институтов, и он будет недалек от истины.
Еще раз подчеркну – все это не вместо самостоятельности (в том числе бюджетной) для существующих уже регионов, развитие которых должно осуществляться через институт самоуправления, а вместе с ней, то есть в дополнение к существующей схеме. Речь идет о развитии федерализма методом наложения на Россию дополнительной политической матрицы. По сути, это попытка создать объемную трехмерную модель политической жизни, добавив в нее еще одно, ранее не существовавшее измерение.
Еще раз о лекции для Полит.ру, на этот раз содержательно в нескольких взаимосвязанных постах. Пост третий – о том, почему замкнутый круг имперской истории России можно и нужно разомкнуть.
Сегодня рефлексия замкнутости исторического пространства русской имперскости представлена двумя основными точками зрения, внутри каждой из которых имеется великое множество версий, отличающихся разной степенью эмоциональной экспресии при формулировании общего для всех сторонников той или иной позиции тезиса.
Приверженцы романтической точки зрения полагают, что сложившийся исторически политический уклад жизни России, ядром которого является всесильная бюрократия, есть не более чем глупость, и поэтому достаточно проявить выраженную политическую волю, чтобы этот архаичный формат ушел навсегда в небытие, уступив место «классической» либеральной модели, аналогичной тем, что существуют в Западной, а теперь уже и в Восточной Европе.
Адепты реалистического подхода считают, что при существующих экономических, социальных и культурных предпосылках ни в какой другой форме, кроме как с опорой на сверхцентрализованный бюрократический аппарат, способный подавлять любые внутренние возмущения, Россия существовать не может. Либо так, либо никак – то есть или империя, или полный развал и диссимиляция. Интересно, что такой точки зрения придерживаются как черносотенные фанатики-реконструкторы, так и многие серьезные эксперты, в либеральных взглядах которых нет повода усомниться.
Обе точки зрения имеют очевидные уязвимости. Оптимисты-романтики, полагающие, что все дело в исторических недоразумениях, с трудом могут объяснить повторяемость этих недоразумений, с завидным постоянством посещающих русскую историю, начиная с середины XVI века. Пессимисты-реалисты, повторяющие вслед за Гегелем, что все действительное разумно, вряд ли могут отрицать, что периодические кризисы, накрывающие империю, где каждый следующий масштабнее предыдущего, не могут быть бесконечными, и если не текущий, то один из последующих кризисов добьет империю окончательно. Так что предлагаемое историческое dolce far niente (сладкое ничегонеделанье) является лишь попыткой сохранить умное лицо, погружая голову в песок.
На мой взгляд, разрыв этого замкнутого круга необходим и возможен. Точкой приложения сил гипотетически должна быть та самая бюрократия, которая превратилась в несбиваемый амбарный замок русской истории. Ее надо дозировано ослабить. Слово «дозировано» является здесь ключевым. С одной стороны, она должна оставаться достаточно сильной, чтобы не допустить хаоса (русской смуты), а с другой – должна быть ослаблена ровно настолько, чтобы другие части элиты могли ее контролировать.
Такое частичное ослабление бюрократии должно иметь два позитивных следствия. Во-первых, возникнут условия для самодеятельности других сообществ, которые сегодня находятся в состоянии политического анабиоза. Во-вторых, резко снизятся «мобилизационные» возможности бюрократии, то есть ее феноменальная способность перенацеливать общество с решения реальных внутренних на решение иллюзорных внешних задач в целях собственного самосохранения. В этом случае возможность развязать войну на голом месте будет ограниченной, а значит, придется больше заниматься внутренними делами. Все упирается в способы, наиболее подходящие для решения данной задачи именно в России.
Еще раз о лекции для Полит.ру, на этот раз содержательно в нескольких взаимосвязанных постах. Пост первый – о том, почему децентрализация - это ключевое звено будущих реформ в России.
Чтобы определиться со стратегией той политической реформы, которая неизбежна по завершении эпохи путинской реакции, необходимо, прежде всего, определиться с тем, что мы понимаем под «стратегической уязвимостью» нынешней системы и как мы видим вообще возможные пути ее устранения.
Очевидно, что кандидатов на лучший ответ на вопрос «А что же в русской истории пошло не так?» очень много. Рискну предположить, исключительно в качестве рабочей гипотезы, что стратегической уязвимостью как ныне существующей политической системы в России, так и всех ее более ранних версий, была и остается вынужденная гиперцентрализация гигантской бюрократической машины. В некотором смысле это действительно роднит Россию с Китаем, но то, что китайцу хорошо, то русскому смерть.
Эта гиперцентрализация действительно является вынужденной, так как возникла не по недоумию, а как ответ, причем весьма успешный, на реальные исторические вызовы. В некотором смысле можно сказать, что гиперцентрализация позволила России исторически состояться в том виде, в каком мы ее знаем. У нас нет ответа на вопрос, состоялась бы Россия исторически в каком-либо другом виде, если бы этой гиперцентрализации власти не удалось бы достигнуть.
Тем не менее, сегодня гиперцентрализация – не двигатель эволюции русского общества, а ее тормоз. Перефразируя известный мем из кинокомедии Гайдая, можно сказать: кто нам раньше помогал, тот нам теперь и мешает. Гиперцентрализация стала консервантом, препятствующим эволюции политической и социальной системы в России. Ее роль на сегодняшний день двояка: и убрать нельзя, и оставить невозможно. Чтобы понять, как Россия дошла до жизни такой, надо оглянуться на несколько шагов назад.
Способом, которым русская цивилизация прокладывала себе путь в мировой истории начиная с XVI века, была агрессивная (и, в общем, крайне успешная) колонизация окружающих пространств. В этом смысле русская культура и по генезису, и по своей природе является имперской и никакой другой. Это краткая характеристика, но можно дать и более подробную – это культура экстенсивная, то есть за редкими исключениями отвечающая на внутренние кризисы не через перестройку системы, а пытаясь выпихнуть кризис во внешнюю среду (через экспансию).
Сегодняшний системный кризис, в конечном счете, в том и состоит, что Россия практически исчерпала все возможности экстенсивного развития за счет выдавливания кризисов наружу (уперлась), но с упорством, достойным лучшего применения, продолжает пытаться это сделать. И даже попытка «реколонизации» бывших советских пространств и, прежде всего, Украины, ничего толком не дает. Даже если предположить, что она могла бы быть успешной, - что лично мне кажется невозможным, - это бы не решило проблемы. Бесконечно расширяться России некуда, а вести «холодную» (суррогатную) войну она может себе позволить в течение гораздо более короткого срока, чем СССР.
Это называется цивилизационная стагнация. К финишу каждый раз Россия будет приходить с теми же проблемами, что и на старте, только более истощенной. Рано или поздно это приведет к смерти на дистанции. А все потому, что старый имперский способ развития не работает, а найти ему альтернативу не получается. Естественно возникает вопрос – почему? И здесь как раз и обнаруживается, что препятствием к поиску альтернатив является та самая бюрократическая гиперцентрализация, которая до этого веками была русской палочкой-выручалочкой.
Путин подписал указ о передаче иконы Андрея Рублева церкви. Само по себе это сообщение не вызывает у меня особых эмоций, если только ее там в церкви окончательно не попортят. В конце концов, экспроприация этой иконы у церкви большевиками – то еще благодеяние. Счет матча один-один. Но важен контекст. Почему-то вдруг вспомнился Высоцкий:
«А ихний пастор (ну как назло!),
Он перед боем знал, что слабо им,
Молились строем — не помогло».
Меня часто спрашивают: почему я так много внимания уделяю разного рода «патриотическим фрикам»? Наверное, потому, что сейчас наступает их время. Полагаю, что на ближайшую перспективу все самое интересное в России будет связанно именно с ними. Это, конечно, не соль земли, но, безусловно, мощный триггер перемен.
За год войны российское общество полностью переформатировалось (в Украине произошли симметричные изменения, но об этом надо писать отдельно). Один из главных итогов этого переформатирования состоит в том, что вся довоенная, в том числе антивоенная критика власти маргинализовалась и вытеснена из актуальной политической повестки. Она существует, ее много, в принципе, она доходит до потребителя, но он ее не потребляет. Как говорится, по ушам течет, а в мозг не попадает. Она как бы существует в другом измерении, чем массы, и воспринимается ими как бестелесная тень отца Гамлета – ходит, смущает, но на практические аспекты жизни уже не влияет. Простой пример – антикоррупционный проект команды Навального: фильмы те же, сборы другие.
Казалось бы, что на этом месте должен был образоваться вакуум, но ничего подобного. Свято место (даже если это оппозиционная Голгофа в тоталитарном государстве) пусто не бывает. На месте старой оппозиции, как плесень в сырости, растет разнообразная новая оппозиция. Ее особенность состоит в том, что она существует в контексте новой актуальной, то есть военной повестки. Эта оппозиция внутри сформированного режимом военного консенсуса выступает в целом с единым общий девизом – не так воюем. Вопрос о том, зачем воюем, не обсуждается – это и есть предмет консенсуса: так надо.
По закону «политических гомологических рядов» структура и ценностно-пропагандистский инструментарий оппозиции нового типа полностью косплеят структуру и инструментарий довоенной (сегодня - антивоенной) оппозиции. Создается даже впечатление, что имеет место какой-то массовое нарушение «лицензионных прав» старой оппозиции, хотя в действительности это не столько сознательное воровство интеллектуальной собственности ФБК и других законодателей оппозиционной моды прошлого, сколько непроизвольное копирование чужого успешного опыта, своего рода переизобретение политического велосипеда. У новой патриотической оппозиции, так же, как и у старой либеральной, тут же образовалось два главных центра притяжения (Пригожин и Стрелков) и две главных темы – коррупция и «жирные коты» с Рублевки. Либералам они мешали мирно жить в прекрасной России будущего, патриотам они мешают воевать за прекрасную Россию прошлого. Во всем остальном риторику вторых уже невозможно отличить от риторики первых.
Несмотря на всю вторичность пропагандистского репертуара, сама так называемая патриотическая оппозиция отнюдь не является вторичной. Наоборот, она сейчас является первой скрипкой в протестном движении. Ну вот такой у нас сегодня протестный оркестр. Именно активность всякого рода рассерженных провинциалов будет сейчас кошмарить стабильность системы. Думаю, что это еще лучше меня понимают в Кремле. Все, что я могу пока наблюдать, свидетельствует о том, что в отношении новой патриотической оппозиции в скором времени будет применен «копипаст» методов, которые так «хорошо» зарекомендовали себя в борьбе со старой либеральной оппозицией.
У меня нет сомнений в том, в чью пользу закончится эта партия. Думаю, что новая оппозиция не доживет до падения нынешнего режима, но и нынешний режим ненадолго переживет новую оппозицию. Он ее породил, она же его и добьет - и убьется сама при этом. Тех, кто с ужасом ждет, когда после серых придут черные, я могу успокоить. Во-первых, черные давно уже пришли и чернее вряд ли будет. Во-вторых, при любом изменении режима вместе с ним сменится парадигма и рухнет военный консенсус, внутри которого вся эта новая патриотическая оппозиция только и имеет смысл. Она неизбежно сдуется, хотя осадочек, конечно, останется, и его придется еще долго держать в поле зрения любой политической силе, которая будет претендовать на то, чтобы стать властью в потрясенной революцией стране.
Я попал в английскую школу немного внезапно для себя и уже в октябре, полтора месяца спустя начала учебного года, так что времени разбираться с традициями и правилами особо не было - надо было нагонять. Поэтому месяц спустя внезапный перерыв в середине дня застал меня врасплох.
После первого урока все потянулись на улицу, по дороге формируя группы по «факультетам», отдельно выделялись школьники, переодевшиеся из школьной формы в военную. На поле около школьной церкви все выстраивались в «коробочки» по годам обучения.
Я не сразу понял, что это было 11 Ноября. 11.11 в 11-00 1918 окончились боевые действия на Западном Фронте Первой Мировой. И пришло время для ежегодной минуты молчания. Одноклассники в форме, кстати, оказались не реконструкторами - это были те, кто подписал контракты на службу в армии после школы (в обмен на стипендию и оплату обучения в университете после) и они после школы и в выходные в этой форме ходили на подготовительные курсы к армии.
Потом была служба. На стене в церкви была большая мраморная доска с именами - школе было почти 500 лет и ее выпускников погибло немало на полях самых разных сражений.
А я стоял и думал, что, наверное, эта тихая, понятная мне скорбная память о Первой (и Второй) - естественная реакция общества на самую большую войну в своей истории, когда проходит достаточно много внесения. Пройдет еще время в России и у нас тоже сменится празднование победы в чуть более поздней войне на скорбь о погибших.
Время показало, что я ошибался, ошибался кардинально. Значит, будем скорбеть по одиночке.
Я думал сначала изложить это своими словами, но понял, что миссия невыполнима – нужна только прямая цитата с ленты ТАСС (о патриотической акции в Ларнаке по случаю Дня Победы):
«Здесь же российская актриса Яна Поплавская и ведущий Первого канала Александр Смол передали прибывшую из Москвы частицу Вечного огня с Могилы Неизвестного Солдата членам Координационного совета российских соотечественников».
Какой сказочный косплей Благодатного огня. Интересно, чувствовали ли Поплавская и Смол себя апостолами новой церкви? Ересь «победы» обзаводится постепенно своей собственной эстетикой (естественно, контрафактной), вытесняя из вновь оцерковленных душ все, что хоть как-то связано с истинным христианством. Агрессивное язычество в одеждах цвета хаки приватизировало Голгофу.
Не в том дело, что победа не была Великой. Была – и в том числе поэтому я пишу эти строки. Уж кто-то, а я бы точно не появился на свет без нее. А в том дело, что все эти сарацины не имеют к этой победе никакого отношения. Это не наследники победы, а ее рейдеры.
Сейчас в Сети идет флешмоб в поддержку Жени Беркович. Грустная сторона этой трагедии состоит в том, что благодаря Следкому я открыл для себя очень большого поэта, а мог бы и раньше. Но вот пара ее строф по случаю - для того, чтобы почувствовать разницу:
То ли новостей перебрал,
То ли вина в обед,
Только ночью к Сергею пришёл его воевавший дед.
Сел на икеевскую табуретку, спиной заслоняя двор
За окном. У меня, говорит, к тебе,
Сереженька, разговор.
Не мог бы ты, дорогой мой, любимый внук,
Никогда, ничего не писать обо мне в фейсбук?
Ни в каком контексте, ни с буквой зэт, ни без буквы зэт,
Просто возьми и не делай этого, просит дед.
Никаких побед моим именем,
Вообще никаких побед.
В продолжение темы гражданской войны, но в практическом ключе. Пригожин – безусловный главный ньюсмейкер России последних недель. Он создает за день больше шума и драйва, чем вся АП за месяц. При этом вскрылся его недюжинный талант организатора и шоумена (без тени иронии). Это, однако, как раз и является одновременно как сильной стороной, так и уязвимостью. В своей игре он заходит слишком далеко и слишком часто выходит из берегов, чтобы у Кремля рано или поздно не возникло желание укоротить его дамбой.
Парадокс ситуации состоит в том, что за эти две недели Пригожин наговорил фейков о российских вооруженных силах на два пожизненных срока. Но поскольку он сейчас «памятник», кто ж его посадит? Думаю, ему будут слать иные сигналы. Впрочем, это вряд ли его остановит. Он стал наемным революционером не от хорошей жизни. Операция под Бахмутом, как и вся СВО, зашла в непроходимый тупик. Кто-то должен быть назначен стрелочником, и Пригожин отчаянно борется за то, чтобы этим стрелочником не стал он сам.
Проблема в том, что как образно выразился один из политических конкурентов Пригожина, председатель поддерживаемого Стрелковым «Клуба рассерженных патриотов» Павел Губарев, вступив на стезю бунтаря, Евгений Пригожин сел на велосипед, и теперь, чтобы не упасть, ему придется непрерывно крутить педали. Причем чем выше горка, тем сильнее придется крутить. А вот спрыгнуть с этого велосипеда не так просто, как запрыгнуть на него. Революция засасывает своих детей. Уже не важно, что по этому поводу думает сам Пригожин – это он так прикалывается или так бредит. Его велосипед тащит его вперед по колее, которая ведет в ад почище Бахмута.
Все ищут в поведении Пригожина какую-то логику, хотя бы «конспирологику», - напрасный труд. Ее там нет, его действия иррациональны, как и действия всех его оппонентов, кураторов и прокураторов. И в нарастании этой иррациональности я вижу главный эмпирический признак перехода гражданской войны в России в фазу открытого горения. Однажды мы проснемся и поймем, что это утро стрелецкой казни.
О других аспектах «пригожин-шоу» смотрите подробнее в очередном внеочередном выпуске «Пастуховской кухни». Show must go on.
https://youtu.be/v8psN9-K9To
Благодаря бдительности фейсбучного обкома я узнал, что в России существует большая поэзия. Без рекомендаций подотдела по очистке я, как человек далекий от мира искусства, вряд ли бы обратил столь пристальное внимание на стихи Вадима Жука или Евгении Беркович. А так, действуя по принципу «хорошие сапоги – надо брать», я стал искать и покупать их книги. Впрочем, теперь у Евгении Беркович появился другой, еще более мощный рекламодатель, который статьи не пишет - он их шьет. Как говорила героиня мюзикла «Чикаго», такую рекламу за деньги не купишь. За нее платят здоровьем и жизнью. В этой истории все прозрачно, и даже ответ на мучающий многих вопрос – зачем? – очевиден: это террор. Да, так выглядит современный террор – бессмысленный и беспощадный. В отличие от репрессий у террора не бывает ни повода, ни причины. Он живет своей жизнью, им никто не управляет глобально, хотя у каждого отдельного дела вроде и есть конкретные адреса. Террор объективен как стихия, как ураган или землетрясение. У него нет цели, так как он - не действие, а состояние общества. В каком-то одном месте матрица вдруг вспучивается и поглощает человека. Никаких правил нет, алгоритма спасения, кроме того, чтобы самому стать частью матрицы, тоже нет. Но даже и это не поможет, так как вскоре матрица начнет есть себя. Этот террор начался не с Беркович и ею, естественно, не закончится. Он давно прописался в России, просто, когда на чьих-то глазах исчезает тот, кто стоял рядом с тобой, глаза эти на какое-то время прозревают. К сожалению, это уже останется до самого конца, пока режим сам не рухнет под тяжестью террора.
Пока не затерлось, хочу сделать небольшой комментарий к очередным «Пастуховским четвергам» с Алексеем Венедиктовым на «Живом гвозде». Неожиданно обнаружил, что мимо меня прошла целая буря в стакане нарративов: битва сторонников репараций со сторонниками компенсаций. Я сходу не совсем понял, где тут собака порылась и почему такой накал страстей. Теперь, остынувшим умом, разубеждаюсь я во всем, в том числе и в пользе принципиальных споров о бессмысленном. И компенсации, и репарации, – об одном и том же: о том, что проигрвшая сторона платит победителю. Кстати, не всегда агрессор проигрывает и отдает, а жертва - выигрывает и получает. Хотелось бы, но бывает по-разному. Тогда это называется «дань» – еще один полезный термин. Разница в репарациях и компенсациях трудноуловимая, но есть. Она в том, как вовлечена в процесс определения выплат проигравшая сторона. Если у нее есть право голоса и это выглядит как договорный процесс, то это скорее компенсации. Если у нее нет права голоса и о сумме договариваются между собой только победители, то это скорее репарации. Второе возможно при полной и абсолютно бескомпромиссной победе – безусловной капитуляции. То есть, если это как Россия в 1905-м, то скорее компенсации, а если как Германия в 1945-м, то скорее репарации. В целом ничего сложного, но непонятно, почему об этом надо так рьяно спорить сейчас. Вот будет безоговорочная капитуляция, тогда и тема будет актуальной. А пока сам этот спор и есть часть компенсации – психологической. Но это уже о другом, о чем в эфире речь не шла.
https://www.youtube.com/live/LMOgm-_74Pg?feature=share
Многие задаются вопросом: “А чего это Пригожин (не Иосиф) такой смелый?” Он не смелый, он несчастный. У него с Шойгу игра с нулевой суммой, в которой двух победителей быть не может. Кто-то должен будет ответить за горы трупов, на фоне которых он последнее время снимается чаще, чем на фоне разрушенных украинских городов. И этот момент приближается. Причем спросят не какие-то абстрактные демократические силы, которые Бог весть когда в России объявятся, если объявятся вовсе, а вполне конкретные криминальные отцы, чью паству он как дудочник ведет на убой. Нужна отмазка, нужен стрелочник, поэтому стрелка (во всех смыслах этого слова) переводится на Шойгу с Герасимовым. Это тоже рискованная игра, но, видимо, все же менее рискованная, чем остаться один на один со своими. Он ведь свой контингент знает.
Читать полностью…
Выскажу крамольную мысль: скорейшее вступление Украины в НАТО отвечает национальным интересам России (понимаемым не извращенно, - как интересы правящего клана, - а в точном соответствии этого термина). И это, на мой взгляд, единственный реалистичный путь к миру в том случае, если война увязнет на много лет в кровавой колее бесконечных «мясных штурмов».
Я был противником идеи ускоренного принятия Украины в НАТО до того, как началась война. Возможно, это было ошибкой. Но я исходил из того, что закрепление нейтрального статуса Украины в рамках нового общего соглашения по безопасности в Европе могло предотвратить агрессию. Да, я старомодный, и считаю до сих пор, что любой худой мир лучше самой хорошей (справедливой, освободительной и прочее) войны. Я до сих пор полагаю, что даже с этим режимом войну можно было предотвратить, просто сейчас пока не время проводить разбор полетов.
Но в тот момент, когда война началась, моя позиция претерпела кардинальные изменения. Сегодня главный вопрос любого соглашения с Путиным – это вопрос о том, как гарантировать, что, восстановив силы, он не начнет новую войну или не продолжит ее «гибридными» методами, раздувая гражданские конфликты в Украине и пытаясь реализовать на ее территории «грузинский сценарий». К сожалению, для таких элит, как путинские, не существует никаких других аргументов, кроме силы. Они должны упереться носом в кулак, чтобы понять, что дальше переть нельзя. И пока такой кулак не появится вдоль всех границ России, она будет при первой возможности пытаться через них перелезть. Именно отсутствие такого кулака делает сегодня для Украины любые разговоры на любых условиях о перемирии смертельно опасными, а значит, и возможными только в обстоятельствах катастрофических, которых в данный момент нет.
С востока формированием антирусского кулака без всяких напоминаний занимается Китай. Встреча в Сиане, где Си перецепил на себя одним махом всю бывшую советскую Среднюю Азию, первый шаг в этом направлении. В Закавказье, не покладая рук, трудится двуликий Эрдоган. И только на Западе остается, как ни странно, широкое окно возможностей, так как между Россией и НАТО пролегает незащищенная территория Украины и Молдавии (Беларусь пока в серой зоне, точнее -в советском холодильнике), которую Россия воспринимает как «дикое поле», на котором можно попытаться реализовать свои имперские амбиции и за счет которой можно спустить пары, не опасаясь нарваться на «ядерную ответку». Смешно, но запугивающий всех своей ядерной решимостью Кремль сам, похоже, боится именно встречного ядерного удара по любимой Рублевке (привет Пригожину).
Чем быстрее эта иллюзия вседозволенности и безнаказанности будет устранена, тем лучше будет для самой России в стратегической перспективе. Запертая в своих границах, она, наконец, сосредоточится на себе самой, займется решением собственных накопившихся проблем, в том числе –и денацификацией (если я правильно понимаю, что это значит); самое время и место. А главное, она перестанет растрачивать свои отнюдь не бесконечные ресурсы черт знает на что, а будет тратить их на своих детей и внуков, на своих стариков, в конце концов, вкладываясь в будущее, а не в прошлое.
Поэтому можно сказать, что даже с позиций русского национализма следовало бы приветствовать как можно более быстрое вступление Украины в НАТО, которое в сегодняшних реалиях является необходимым условием установления прочного мира на западных границах России.
Россия с катастрофической скоростью погружается в кислотную среду первобытной грубости. Тезис столетней давности о победившем коллективном Хаме снова, как никогда, актуален. Мои наблюдения подсказывают, что демонстративные проявления этой грубости носят не столько естественный и стихийный характер (хотя, конечно, и естественной грубости в русском обществе хоть отбавляй), а насаждаются сверху сознательно и целенаправленно.
Это – политика, и у этой политики есть четко обозначенные цели – разрушение привычного культурного пространства. Теперь культура в целом, а не какая-то отдельная идеология и связанная с ней субкультура, воспринимается режимом как угроза. Соответственно, грубость рассматривается как антидот культуры. Именно очаги распространения культуры становятся сейчас полем генерального сражения между властью и обществом.
Уголовное преследование Евгении Беркович и Светланы Петрийчук является таким же сигналом обществу, каким в свое время было уничтожение Мейерхольда и Мандельштама. Можно с уверенностью утверждать, что театрами дело не ограничится. На очереди писатели, учителя, научное сообщество. Наступление будет вестись по всему гуманитарному фронту широкой полосой.
Насаждение грубости рассматривается как артподготовка к этому наступлению. Грубость активирует самые архаичные структуры мозга, высвобождая самые примитивные инстинкты и стимулирует самые поверхностные (как правило – похабные) ассоциации, которые цивилизованный человек приучен держать «взаперти». Именно поэтому формальная вежливость – наиважнейший признак развитого общества, как на Западе, так и на Востоке, а откровенное хамство свидетельствует о примитивности социальной организации. Это надо иметь в виду тем, кто мечтает о китайском пути для России, кстати.
Сегодня государство в России целенаправленно осуществляет расчеловечивание не только в нравственном, но и в сугубо когнитивном диапазоне культуры. Контролируемые государством медиа обрушивают на общество поток грубости, забивающей синапсы в мозгу обывателя и провоцирующей полную непроходимость обратного сигнала из сознания в подсознание.
Предлагаемое режимом меню желательных стандартов общения не слишком обширно. Оскорбления, унижения, хвастовство, зависть и ненависть – это и есть новый моральный кодекс строителя «русского мира». Иногда мне кажется, что кремлевские «темники» для медиа пишут те же люди, которые создают шедевры группы «Ленинград». Они все про то, как в «Питере пить». Но там - пародия и постмодерн, а тут - совершенно серьезно и соцреализм.
Мы являемся свидетелями попытки уничтожения русской культуры как таковой, полного сноса ее плодородного слоя. Происходящее с Россией и есть та самая «отмена культуры», о которой всуе так любит говорить Владимир Путин. В этом смысле есть существенное различие между интернационал-большевиками первой волны и национал-большевиками последней волны.
Первые несли с собой другую культуру, они, несмотря ни на что, были заблудившейся искрой, вспыхнувшей от костра европейского просвещения. Это была сильно извращенная культура модерна. Вторые зажгли свой факел от лесного первобытного варварства. После них останется лишь обугленная земля, нуждающаяся в длительной рекультивации. Потребуются десятилетия тяжкого труда только для того, чтобы просто вернуть ей репродуктивную культурную функцию.
Вопрос об условиях мира (перемирия) между Украиной и Россией приобретает все более спекулятивный характер, превращаясь из политического в идеологический. Он имеет практически нулевое отношение к дипломатии, зато прочно стал частью мифотворчества, причем со всех сторон конфликта, которых явно больше, чем две.
Лавров на встрече с Советом по внешней и оборонной политике критиковал западный подход, который, по его словам, сводится к тому, чтобы организовать успешное контрнаступление ВСУ и потом навязать России мир на невыгодных ей условиях (возвращение оккупированных территорий, включая Крым). Запад, естественно, все отрицает и заявляет, что поддерживает Украину и не пытается за нее решать вопросы войны и мира. Но одновременно сразу в нескольких западных изданиях, причем далеко не бульварных, были опубликованы материалы с «утечками» из «вашингтонского обкома» о том, что США склоняются к идее принуждения Украины к миру ценой частичных территориальных уступок России, и весь вопрос в том, где нарисовать линию. Тем временем сама Россия пытается сделать именно то, в чем обвиняет Запад – добиться тактического успеха на фронте, на волне которого постараться заключить перемирие на своих условиях, то есть с закреплением за ней фактически всех аннексированных территорий.
Это классическая ситуация, описанная в литературе как “много шума из ничего”. На мой взгляд, никаких объективных предпосылок для разговоров о перемирии и, тем более, о мире пока не сложилось, и вряд ли они появятся раньше конца текущего года, в крайнем случае – осени. А что касается слухов, то они могут быть либо просто спровоцированными Россией взбросами, либо логическими реконструкциями журналистов, опирающихся на “тренировочные” упражнения дипломатических штабов, которые непрерывно рисуют планы на все случаи жизни. Причина, которая позволяет мне говорить об этом с такой уверенностью, лежит на поверхности. Как руководство России, так и руководство Украины продолжают находиться под мощным давлением общественных ожиданий, частично ими же самими созданных – ожиданий военной победы. Пока эти ожидания не будут преодолены хотя бы с одной стороны, будет работать та политическая формула, которую я предложил еще в середине марта 2022 года: перемирие станет возможно только тогда, когда политическая цена войны станет выше для правящих элит, чем политическая цена мира. Пока это не так – политически мир и для Путина, и для Зеленского стоит дороже. Попытки выйти сейчас на перемирие чреваты глубоким расколом в обществе и сопряжены с обвинениями в измене. Ни тот, ни другой ставить на себе эксперименты не будут.
Наступающее (во всех значениях этого слова) лето является ключевым пунктом, в котором должно определиться, по какой траектории будут двигаться Украина и Россия от войны к миру. Как ни грустно, но все до предела банально – судьба мира решается на фронте кровью и потом миллионов согнанных на бойню солдат, и никто кроме них и вместо них эту работу не проделает, ни политики, ни дипломаты. Перефразируя Окуджаву, не раздобыть надежного мира, покуда вся необходимая кровь не пролилась. По итогу этого лета и, возможно, еще и осени станет очевидным один из трех результатов: украинское наступление оказалось успешным, и тогда мир будет на условиях Украины с революцией в России; украинское наступление нарвется на русское контрнаступление, и тогда мир будет на условиях России; не состоится ни того, ни другого, обе стороны предпочтут не рисковать, и война уйдет вдолгую. Только после этого можно ожидать некоторой смены общественных настроений, которое выразится в появлении серьезных сомнений в достижении скорой победы. Только тогда приоткроются окна возможностей для дипломатии и политики, а из пыльных шкафов начнут доставать промусоленные карты размежеваний.
Скупые, как сообщение Совинформбюро об оставлении Ржева, строчки ТАСС о том, что «цена газа в Европе опустилась ниже $350 за 1 тыс. куб. м впервые с 7 июня 2021 года», остались в целом не замеченными и быстро растворились в информационном потоке. Они не вызвали особенного ажиотажа у публики, увлеченно подсчитывающей метры, отвоеванные Пригожиным в Бахмуте. А зря - на мой взгляд, это более серьезное поражение Кремля, чем даже отступление под Киевом, Харьковом и Херсоном. Это крах плана «В».
План «А» сводился к «хапку». Ведь с самого начала было понятно, что это не война с Украиной, а война с Западом за Украину. Собственно, этого никто никогда и не скрывал. Идея состояла в том, чтобы победить НАТО до того, как оно успеет понять, что с ним уже воюют. Очень, кстати, по-питерски: типа, пока мы спорим два часа, сгорела наша колбаса. Вы возмущены? Понимаем. Но Украины больше нет, так что давайте считаться с этой новой «геополитической реальностью». Не вышло, и пришлось выдумывать на ходу (точнее по ходу) план «В».
План «В» оказался таким же гениальным, как и план «А». В конечном счете, он свелся к нетривиальной идее «заморозить» Европу, заставив ее отказаться от поддержки Украины, чтобы после этого можно было снова вернуться к плану «А». Собственно, скупые строчки ТАСС как раз и фиксируют, что и план «В» отправился вслед за планом «А» в личный архив «путинских побед». Сейчас в действие вступает план «С».
План «С» - традиционно русский (в духе времени). Он называется «Операция «Авось»». Авось победит Трамп и все отменит. Авось Залужный, наконец, ошибется и попадет в какой-нибудь из расставленных русским Генштабом капканов. Авось у украинцев взыграет ретивое и они сами «снесут» Зеленского и принесут победу Путину на блюдечке с голубой каемочкой. Да мало ли что хорошего может произойти, если ничего не делать? Как сказал поэт: подождать – значит дело знать, в промедлении - благодать…
В чем прелесть плана «С»? В том, что он сказочный. Для его исполнения ничего не надо специально придумывать. Надо только сидеть у проруби, как волк в известной русской сказке, опустив хвост в воду, и ждать, пока поймается рыбка. Большая (Киев) или хотя бы маленькая (обрубок Херсона). Мы видели, как один за другим были биты путинские козыри (вторая армия мира, первая газовая империя). Теперь остался один-единственный козырь, но зато верный: многотерпение русского народа.
Девиз сейчас у Кремля – пересидим и это. В принципе, этот третий план точно не хуже двух предыдущих. Проблема в том, что, если и он провалится, то никакого другого плана уже быть не может. Ну разве что убиться.
Еще раз о лекции для Полит.ру, на этот раз содержательно в нескольких взаимосвязанных постах. Пост четвертый – о том, почему так важно не перепутать федерализм с самоуправлением.
Методы управляемого снижения силы бюрократии известны уже много столетий – это разделение властей. Весь вопрос в пропорциях, дозировках, методах применения. Как с любым лекарством, недобор бесполезен (и часто опасен), перебор – всегда опасен. В 90-е в России случился явный недобор, в результате чего мы в «нулевые» получили власть с гигантской резистетностью к любым попыткам своего разделения. Боюсь, что обычное, «протокольное» средство (разделение на исполнительную, законодательную и судебную власть) уже работать не будет. Нужно комбинированное лечение: классическая схема деления властей по вертикали плюс федерализация, то есть деление ее же по горизонтали.
И здесь мы подходим к важнейшему вопросу, требующему сосредоточенного осмысления. Федерализм в России воспринимается либо как чистая формальность, что-то типа усовершенствованного пятого колеса в телеге госуправления, либо как метод повышения уровня автономии регионов. В действительности он не является ни тем, ни другим. Что советский федерализм, к которому все свелось сегодня, никакого отношения к действительному федерализму не имеет, доказывать нет необходимости. А вот на том, что федерализм не имеет отношения к полномочиям регионов, которые у нас красиво называются «субъектами федерацим», стоит остановиться.
Федерализация – это метод реформирования центральной, иерархически организованной на всем пространстве России власти. Самоуправление – это метод организации самобытной, уходящей корнями в местную жизнь власти в регионах, в том числе метод ее защиты от центральной власти. То, что в России местная жизнь подавлена так давно и прочно, что рассматривается исключительно как низовое звено единой системы центральной власти, является исключительно проблемой нашей ментальности. На самом деле это два политических мира, сосуществующих рядом, пересекающихся, но не совпадающих.
Для децентрализации власти важны оба процесса – и федерализация центральной власти, и развитие самоуправления регионов. Разивать нужно и то, и другое, но федерализация имеет приоритет, так как без нее никакое самоуправление не выживет. Главное - не совершать типическую ошибку всех прошедших лет и не подменять одно другим. Поэтому, когда в рамках темы федерализации речь заходит о чем-то вроде «федеративного договора» или «правах регионов» (в том числе экономических), это совсем не о том. Федерализм – это исключительно вопрос о том, как разрезать «властный пирог», чтобы не подавиться: только на три части по вертикали или дополнительно к этому еще и поделить на слои по горизонтали?
Я думаю, что любая попытка глобально переиначить сложившееся в России естественным путем территориально-административное деление является утопической, да в этом и нет необходимости. Разворошить сегодня местные элиты – хуже чем разворошить осиное гнездо: меда не получишь, но уйдешь весь ужаленный. Поэтому регионы, как они есть, должны стать базой для развития местного самоуправления в России, что в общем-то даже и логично. Им должна быть предоставлена и гарантирована реальная и достаточная автономия и сохранена возможность иметь представительство в верхней палате парламента.
А вот федерализм в России, по всей видимости, придется вводить методом «наложения», создавая еще один «промежуточный» уровень власти, которого до этого не существовало. Хотя надо признать, что пунктирной линией история саму возможность его существования наметила. Важно только суметь правильно прочитать эти знаки.
Еще раз о лекции для Полит.ру, на этот раз содержательно в нескольких взаимосвязанных постах. Пост второй – о том, как внутренняя колонизация связана с внешней.
Одним из парадоксов русской колонизации является то, что ее главным мотивом было не столько обогащение (конечно, не без этого вовсе, примером чему служит покорение Сибири, но не это главное), а разрешение через колонизацию каких-то своих внутренних проблем, которые другим способом разрешить не удавалось. Можно сказать, что внутренняя неустроенность русской жизни гнала русского человека по миру в поисках иных более обетованных земель. Итогом такого метода эволюции стали гигантские территориальные приобретения, отнюдь не всегда бесспорные и полезные (например, Северный Кавказ).
Управление этим колониальным наследием, да еще и в условиях перманентного дефицита ресурсов, как раз и потребовали создания гигантской сверхцентрализованной бюрократии. Кстати, о ресурсах. На мой взгляд, проблема дефицита ресурсов впервые в русской истории была решена только один раз при Путине, но это вряд ли можно поставить ему в заслугу лично. В короткий промежуток времени между 2003 и 2013 годом Россия буквально купалась в деньгах, и именно это, как мне кажется, стало невольным триггером столь глубокой реакции. Возникла иллюзия «эффективности Империи», которая без нефтяного бума не имела бы шансов появиться на свет.
Так или иначе, но строго иерархически выстроенная бюрократия (вертикаль власти), выросшая из бесконечной внешней русской экспансии, так мощно возвышалась над всеми остальными стратами русского общества в течение нескольких столетий, что последние не имели ни малейшего шанса для сколь-нибудь полноценного самодеятельного развития, веками продолжая оставаться в эмбриональном состоянии. Как следствие, внешняя колонизация в России всегда дополнялась внутренней колонизацией, смысл которой состоял в том, что центральная власть в России выступала по отношению ко всем местным сообществам как «внутренний агрессор», выстраивая с ними исключительно одноканальные отношения господства-подчинения, не допускающие какого-нибудь реального самоуправления или даже автономии.
Зачастую внешние области, присоединенные к России позже образования «хартленда», имели большую автономию со всеми вытекающими из этого последствиями, чем исконно русские внутренние области. Оба эти процесса - внешней и внутренней колонизации - всегда развивались параллельно друг другу. Возник цивилизационный замкнутый круг. Внешняя колонизация порождала мощную внутреннюю бюрократию. Эта бюрократия подавляла всякую самодеятельность внутри русского общества, порождая ворох неразрешимых проблем. Стремясь найти решение ею же созданных проблем, бюрократия еще больше разгоняла внешнюю экспансию, итогом которой оказывалось ее дальнейшее усиление.
Эта дурная историческая бесконечность является, на мой взгляд, ключевой уязвимостью того «русского мира», который стремится воссоздать Путин. Разрыв этой порочной цикличности является соответственно одной из центральных задач поколения. Весь вопрос в том, насколько это исполнимо?
Написав на полях лекции на Полит.ру, которую я уже выкладывал в Телеграм несколько дней назад, серию постов о федерализме в России, я волей-неволей (выражение, ставшее крылатым благодаря российскому Минюсту) вспомнил эпизод из фильма «Москва слезам не верит», где героиня Веры Алентовой говорит, что большая часть зрителей во время ее интервью могут спокойно заняться своими делами, так как то, о чем она будет говорить, к их жизни имеет не очень большое отношение. Так и в моем случае: для тех, кто приходит в мой телеграм-канал, чтобы узнать мое мнение по актуальной повестке, сегодня день отдыха. Мысли о федерализме в России вряд ли покажутся сегодня кому-то актуальными, особенно для жителей Украины, на головы которых вот уже несколько дней подряд обрушивается буквально шквал огня. Поэтому всем, и особенно украинцам, которым сейчас не до абстрактных рассуждений о неясном будущем страны-агрессора, я заранее приношу свои извинения. Впрочем, мы все должны понимать, что пройдет и это. И с очень большой долей вероятности и Россия, и Украина останутся стоять на тех же местах, где стоят. Как стоят до сих пор Германия и Франция, Россия и Япония, - то есть все те, кто когда-то жестоко воевал между собой. И в общих интересах, в том числе и украинцев, сделать так, чтобы Россия больше никогда не повторила того, что она сделала в феврале 2022 года. И не только потому, что не смогла, а и потому, что не возникло такого желания. Мои предстоящие несколько постов предназначены для тех, кто это понимает и готов уже сегодня под гроход военной канонады задуматься о будущем устройстве русского мира без Путина.
Ну, а для остальных в качестве компенсации достаточно редкое интервью по всей текущей актуальной повестке с Максимом Курниковым.
https://www.youtube.com/live/cOYDVoqCM9U?feature=share
На “Полит.ру” выложен мой очередной диалог с Дмитрием Ицковичем из серии – «о главном, но не очевидном (и для большинства сегодня – не важном)». Там нет ничего из того, что на слуху: ни вездесущего Пригожина с его частным армейским юмором, ни страшилок от правоведов, попутавших самих бесов на Петербургском юридическом форуме, ни других российских «ужастей». Это попытка продолжить разговор об отдаленном будущем России, которое все равно рано или поздно наступит, вне зависимости от того, желает этого кто-то или нет. Я не думаю, что у России может быть прекрасное будущее. Не потому, что это невозможно, а потому, что Россия его не заслужила. Прямо по Булгакову - она не заслужила света, она заслужила покой. Но «Нормальная Россия Будущего» - без войн, без засилья мафии, без чиновничьего произвола по безлимитному тарифу - возможна. Это возвращение к нормальности, скорее всего, придется осуществлять следующему поколению. Но, когда процесс пойдет, начнет работать другой исторический тариф – «Джинс» (помните старую рекламу?). Это когда все и сразу. У поколения деятелей не будет времени на размышления. А у нашего поколения времени много – мы в объятиях очередной русской «черной дыры», и нам самим, скорее всего, из них не выбраться. Хотя, конечно, бывает по-разному – вот Ленин приблизительно так же, как я, рассуждал в 1913-1916, а оно вон как все вышло-то. Но мы можем за них, – тех, кому предстоит действовать, - хорошенечко подумать и набросать несколько сценариев, чтоб им было от чего оттолкнуться. Собственно, эта охота за синей птицей, невзирая на снег и дождь, и есть та тайная миссия, ради которой неугомонный Ицкович с друзьями заставляют меня (как и многих других) читать лекции для Полит.ру, преодолевая настроение нестроения…
https://youtu.be/38V7arkSsGE
Очередная пятиминутка патриотического бешенства не прошла даром. Беглый обзор «послепраздничной» новостной ленты позволяет зафиксировать новый уровень блокировки способности к критическому восприятию окружающей реальности обывательской массой. Новый тектонический сдвиг я бы обозначил как «синдром бессмертия». Нет, дело на этот раз не в том, что народ поверил окончательно в бессмертие Путина – это бы еще ничего. В конце концов, сакрализация вождя есть часть русской исторической традиции. Но на этот раз, похоже, обыватель поверил в собственное бессмертие, причем именно на фоне растущего потока новостей о реальных смертях на фронте.
Четко прослеживается запрос на применение ядерного оружия против Украины. То есть это уже не разговоры, не допущение, а четко оформленное требование к властям: «Доколе и когда уже?». То есть обыватель совершенно уверовал в то, что ядерное оружие – это такая «штучка», которую можно применить совершенно безнаказанно, не получая «ответки» и оставаясь в полной безопасности. Ведь у Украины бомбы нет, а у нас есть, а значит, мы можем и должны ее применить, чтобы не допустить новых жертв. Парадокс состоит в том, что теперь с каждой новой похоронкой растет раздражение двоякого рода – само собой, против украинцев, которые по непонятным обывателю причинам убивают русских, но и против собственных властей (пока абстрактных, но скоро это будет уже обращено прямо к Путину), которые по каким-то неведомым обывателю причинам не взрывают Украину ядерным оружием и тем самым увеличивают число жертв среди россиян.
Бумеранг вернулся. Давно ли Киселев разглагольствовал о ядерном пепле? Ну так народ требует продолжения банкета и просит подать им этот пепел на десерт. Это очередной шажок в сторону глобальной катастрофы. Объяснять разгоряченному запахом льющейся свежей крови обывателю, почему Кремль может, но не хочет применить «ЯО», чтобы враз покончить с трудностями и принести победу России на блюдечке с голубой каемочкой будет с каждым разом все труднее. В конце концов, обыватель окончательно уверует, что это измена, а царя подменили. Потому что их настоящий царь уже давно бы взорвал ядерную бомбу к ядреной матери. Я бы в этой ситуации запасся попкорном, но лучше приобрету противогаз и костюм химической защиты.
Этот день я оставил для того, чтобы написать не об извращении истории, а о настоящей истории – то есть о гигантском реальном значении Победы, одержанной над реальным фашизмом народами СССР в союзе со странами антифашистской коалиции. Эта победа, на мой взгляд, имела двоякое значение для судьбы Советского Союза, а значит, и всех нас, продолжающих жить в его Ойкумене, желая или не желая себе в этом признаваться, - как позитивное, так и негативное.
Главным позитивным следствием Победы стало резко выросшее за годы войны чувство достоинства и самоуважения народа-победителя. С фронтов к мирной жизни возвращались совсем другие люди, чем те, которые уходили на фронт. С этим народом уже нельзя было обращаться так же, как в 37-ом. Не было бы Победы – не было бы ни 53-го, ни 56-го годов. Победа породила Оттепель, Оттепель породила поколение Шестидесятников, Шестидесятники совершили Перестройку, Перестройка подарила десятилетие Свободы, а также независимость народам СССР. Поэтому Победа равно Свобода.
Победа поставила на паузу русскую революцию и подарила СССР около сорока лет относительного гражданского мира, следствием которого стал уникально длинный по меркам русской истории период, в течение которого Россия не была вовлечена в глобальные военные конфликты. В том числе и потому, что у власти все это время находились элиты, хорошо запомнившие, что такое война. Поэтому Победа – это Мир.
Но у Победы была цена. Это 27 миллионов погибших, из которых около 9 миллионов на фронтах, 13,5% и 4,5% от всего населения. Применительно к сегодняшнему дню, это как если бы сейчас на войне погибло 19 и 6,5 миллионов человек соответственно. Ну вроде как разом не стало Москвы и Питера , и еще кое-чего по мелочи. Это гигантская демографическая воронка, как в количественном, так и в качественном отношении, из которой СССР так и не смог выбраться. Коротко ответ на вопрос, почему распался СССР, должен звучать так: он утонул в демографической воронке, оставленной войной.
Россия надорвалась в этой войне, так и не сумев полноценно восстановить свой человеческий капитал. К излету 70-х она стала захлебываться, а к концу 80-х пошла на дно. Пассажиры спасались по одиночке на надувных плотиках. Со временем им в этих плотиках стало тесно, и они начали топить друг друга веслами. Так началась новая война. Цена Победы оказалась слишком непосильной для общества, и оно, в конце концов, рухнуло под собственной тяжестью. Победа как бы открывала для России новые уникальные цивилизационные возможности для развития, но обернулась в итоге цивилизационной трагедией.
Эти обе стороны великой Победы - героическая и трагическая - к сожалению, неразрывно связаны друг с другом. Победа в войне способствовала формированию прототипа нации «советского народа», и она же из-за своей непомерной цены не позволила этому прототипу реализоваться, привела к развалу советского проекта полвека спустя, после минуты его наивысшего торжества. Она – не повод ни для победофилии (в крайней патологической форме – победобесия), ни для победофобии. Победа - давно уже всего лишь наша Память, и нет никакой необходимости в день памяти тиранить асфальт гусеницами танков.
Россия – родина слонов и парадоксов. В преддверии второго военного парада победы (довольно двусмысленный в сложившейся ситуации ритуал) по всей России из соображений безопасности отменяют шествия и собрания патриотов, в том числе оказавшийся смертным “Бессмертный полк”. Но удивительным образом полк этот выжил в эмиграции. На территории российских посольств и на улицах вокруг них под охраной иностранных полицейских и полагаясь на защиту не своих спецслужб то здесь, то там организуют патриотические хороводы. Как так получилось, что на втором году войны организовать спокойно и без оглядки по сторонам выражение патриотических чувств россиян можно только за рубежами их вставшего с колен отечества?
Читать полностью…
Есть «вечные» темы, требующие постоянного возвращения. Я чувствую, что снова назрел разговор о той гражданской войне в России, - и шире: на постсоветском пространстве, - которая то ли еще не начиналась, то ли еще не закончилась, то есть превратилась в исторического «кота Шредингера», который одновременно существует и не существует в нашем пространственно-временном континууме. При этом и в России, и в Украине сама постановка вопроса о гражданской войне вызывает в лучшем случае недоумение, но по совершенно разным причинам.
В Украине тезис о гражданской войне воспринимают как часть «кремлевского нарратива» об «освободительной» миссии русской армии, – мол, чего вы хотите, там же была гражданская война «русских» с «нерусскими», и Россия пришла защитить своих, - поэтому данный тезис вызывает у украинцев ярость именно как пропагандистский формат оправдания агрессии. Интересно, что и в России оппозиционно настроенное по отношению к режиму меньшинство воспринимает «досужие разговоры» о гражданской войне так же - как часть кремлевского нарратива, но другого. Здесь тоже многие считают, что нет в России никакой гражданской войны, а есть «плохой Путин» (с сотоварищами), от которого надо «по-быстрому» избавиться, после чего все станет хорошо. Итог тот же – в России, как и в Украине, тезис о гражданской войне воспринимается как скрытая апология режима. Но главное состоит в том, что никто не видит никаких признаков гражданской войны вокруг себя: нет ни белых, ни красных, и вообще баррикады на улицах никто пока не строит.
Я думаю, дело здесь в том, что обывательское и философское понимание гражданской войны сильно расходятся. В обывательском понимании гражданская война – это вооруженная борьба организованных групп (партий, классов, банд, в конце концов) за власть. В философском смысле слова гражданская война – это борьба индивидов друг с другом и неспособность к какой-либо коллаборации без посредничества власти (государства). Там, где идет гражданская война, как правило, устанавливается тоталитарный режим. Просто потому, что власть становится единственной соединительной тканью, которая проникает во все поры общества (отчасти по необходимости, так как без такой «склейки» общество распадется на атомы). Тоталитаризм – это всегда симптом скрытой гражданской войны.
Более того, как справедливо заметил Павел Щелин, в принципе гражданская война является нормальным, естественным состоянием архаичного общества. И только в современном обществе возникает возможность для такого состояния как гражданский мир (в силу способности современного общества достигать высокой степени самоорганизации). Но и современные общества постоянно балансируют на грани, норовя в любой момент свалиться в гражданскую войну. В этом смысле для всех постсоветских обществ, включая и Россию, и Украину, гражданская война никогда не заканчивалась. Другое дело, что в Украине именно сегодня и именно в связи с агрессией возникли уникальные условия для «гражданского водяного перемирия» (куда качнется маятник после окончания агрессии, пока сказать трудно), а в России, наоборот, формируются условия для того, чтобы латентная, скрытная гражданская война всех против всех переросла, наконец, в легко узнаваемую, привычную форму открытой гражданской войны в формате вооруженной борьбы политических банд друг с другом.
Для России «водяное гражданское перемирие» началось чуть менее десяти лет назад аннексией Крыма и сейчас практически исчерпало себя. Агрессия, помноженная на агрессию, приводит к обнулению «гражданского перемирия», в фундаменте которого лежит плита войны. То, что десять лет назад работало как ингибитор (замедлитель), десять лет спустя стало катализатором гражданской войны. То есть в России вирус гражданской войны, который персистировал в обществе десятилетиями, если не столетиями, почти никак внешне не проявляя себя (находясь в инкубационном периоде), готов проявить себя как открытая форма болезни, манифестирующая о себе стихийным вооруженным насилием. Россия как никогда близка к очередному преодолению этой красной черты. Волки гражданской войны рвутся за флажки.
Продолжая разговор о вчерашнем эфире с Алексеем Венедиктовым, я должен объясниться с российской провинцией. Хотя бы потому, что вроде как дал повод ей на меня обидеться. Вроде - потому что на самом деле повода не было: коннотации в данном случае были не отрицательные, а сугубо положительные. Венедиктов в конце эфира спросил меня о впечатлениях от встречи российской оппозиции в Берлине, где меня не было, но за которой я краем глаза наблюдал, в том числе и из-за серии предварявших ее скандалов.
Я сказал, что, в отличие от Алексея Алексеевича, придаю мало внимания тому, кто из лидеров оппозиции и что именно подписал. Отчасти потому, что для меня все лидеры оппозиции сегодня – генералы без армии. А генералы без армии быстро превращаются в сварливых резонеров. Многие из них очень похожи на Охотника из захаровского «Обыкновенного чуда», который коллекционировал награды и давно ни в кого не стрелял из боязни промахнуться.
Зато меня приятно удивило большое количество инициативных людей, представляющих локальные группки из нескольких человек, пытающихся «на коленке» что-то сделать. Конечно, в Берлине собрались те, кого выбросило в эмиграцию и кто поэтому представляет сегодня Россию «от Севильи до Гренады». Но и в самой России, судя по всему, несмотря на напалм, которым выжигают активизм, сохраняются в первую очередь именно такие локальные очажки сопротивления, никак между собою ни организационно, ни идеологически не связанные, а поэтому трудно пропалываемые. Именно такое у меня сложилось впечатление после просмотра бибисишного фильма «Русский разлом», ссылку на который мне прислал Михаил Козырев.
Вот тут я и «обидел» провинцию, сказав, что люди эти, которых в Европе часто называют «корни травы», больше похожи не на москвичей и питерцев, а на жителей Торжка. Дело, однако, в том, что в данном контексте я считаю это не минусом, а плюсом. Причина проста: я полагаю, что именно в провинции сегодня в гораздо большей степени сохранился тот социальный романтизм, без которого никакие перемены в России невозможны в принципе, и который позволяет не опускать руки в самые худые времена. Сейчас у нас хватает как людей, которые словно заведенные вещают о неотвратимой победе прекрасной России будущего, так и людей, которые руководствуются принципом «все пропало, шеф». В провинции сохранилось больше людей, которым чужды эти крайности. Именно поэтому русская провинция внушает мне определенную надежду. Сегодня она исторгает из себя «романтиков с большой дороги», но со временем мы увидим, что там живут и романтики альтернативного пути для России.
Что касается Торжка, жители которого прислали мне комментарии, то я вспомнил его по-соседски, так как мои собственные корни уходят глубоко в Ярославскую губернию. Спасибо странице советского учебника истории для 4-х классов, где описывалась героическая оборона Торжка – это первое название провинциального русского города, которое пришло на ум в рукопашной стрима. Единственное, о чем жалею – что не доехал, когда это было так рядом и так просто.
Видео разве что на спокойные выходные - если ничего не прилетит и совсем нечем будет заняться.
Вышла вторая часть проекта Татьяны Фельгенгауэр на канале Александра Плющева о том, кто же я такой (подсказка: я сам не знаю). И на этот раз не смогли переехать 90-е, застряли где-то на рубеже эпох. Не время, а какая-то черная дыра. Постоянно в него сваливаемся.
https://youtu.be/Q4ufNYep7yo
Несколько комментариев по поводу дронопада над Кремлем.
Примета времени – бесхозные ударные беспилотники (“бубы”) в небе над Россией. Украина отрицает свою причастность к их запуску. ФСБ тоже не спешит признавать их своими. Остается предположить, что дроны над Россией запускает таинственная третья сила, возможно инопланетяне.
До вчерашнего дня реакция Кремля на “бубы” была незамысловатой – он их не замечал: ну, падает что-то с неба, нам-то какое дело. Теперь, когда упало прямо на Кремль, не заметить будет очень сложно. Надо ждать ответную реакцию завтра-послезавтра. Это обычный лаг запаздывания для русских ответок. Понятно, что ради провокации этих ответок все и было сделано. Непонятно - кем? Кто больше хочет обострения – Путин или Зеленский?
Первая, и, возможно, ошибочная гипотеза состоит в том, что Зеленскому обострение сегодня нужно больше, чем Путину. Путин сейчас ищет способ “откэшиться” и выйти из войны с прибылью, хотя бы в виде фактического признания суверенитета России над аннексированными территориями. Зеленский ищет способ не дать Путину это сделать.
Применение тактического ядерного оружия или долгожданный (для ура-патриотов и пропагандистов) удар по центрам принятия решений в Киеве не сломит, вопреки ожиданиям обывателя, сопротивление Украины (о жертвах в этих расчетах речь не идет), но зато сделает шансы Москвы найти на Западе сторонников плана “мир в обмен на территории” весьма иллюзорными.
Путин сегодня стремится к локализации войны, а Зеленский - к ее интернационализации, поскольку первое означало бы победу России, а последнее является условием для победы Украины.
Впрочем, к интернационализации войны стремятся и тайные сторонники радикальных националистов в силовых структурах России, что делает ситуацию еще более запутанной. Некий “коллективный Стрелков” сегодня добивается того же, чего хочет Зеленский – прямого участия НАТО в конфликте. Так что полностью исключить провокацию провокации также нельзя.
Так или иначе, Кремлю есть сейчас над чем подумать. Если это Украина, как пока говорят, то где российские ПВО и где ответный удар? Если это не Украина, то кто?