161743
Vladimir Pastukhov’s Public Channel Honorary Senior Research Fellow (UCL)
Антисемитское высказывание Талызиной в программе «Эмпатия Манучи», распространившееся в сети благодаря бдительности Рустема Адагамова, никак не удается развидеть, хотя вроде как третьи сутки уже пошли. Зрелище более всего неприемлемо скорее с эстетической, чем с какой-либо еще точек зрения. И хотя все «смягчающие обстоятельства» в данном случае налицо (точнее – на лице), высказывание это не является случайным «возрастным эксцессом». Талызина попала в тренд, причем довольно мощно.
Этот экскурс в еврейские корни оппозиции Путину есть квинтэссенция курса на раскультуривание общества, который, на мой взгляд, будет сейчас стремительно нарастать и бить все мыслимые и немыслимые рекорды. То, что сегодня так резануло слух и было списано на возраст и психологические особенности отдельной личности, приблизительно через полгода-год станет повседневным официальным языком пропаганды и будет транслироваться из каждого утюга в миллионе вариаций. Все, что начинается как “высокое искусство”, в России очень быстро превращается в лубок и уходит в “ширнармассы” в виде карикатуры.
Неотвратимость такого будущего обусловлена двумя факторами: растущим внутренним расколом в обществе и невнятными результатами войны. И то, и другое подталкивает к поиску нового, и при этом внутреннего врага. Украинцы уже недостаточно удобная мишень. Надо копать глубже (хотя искомое решение лежит на поверхности). Сами условия русской жизни при Путине всеми силами возвращают человека в его естественное состояние – то есть именно то, в котором предстала Талызина. Потому что естественным для человека является как раз варварство и дикость со всеми их деривативами в виде ксенофобии, ненависти, зависти, подозрительности, агрессии и так далее. Все, что является моральным антонимом этих страстей, представляет собой как раз искусственный культурный слой (надстройку над “естеством”), поддержание которого в рабочем состоянии требует постоянных и немалых усилий как со стороны каждого отдельного человека, так и со стороны общества в целом. Террор и война блокируют эти усилия, превращая народ в стадо, а человека в - животное.
Несколько месяцев назад я предупреждал о неизбежности государственного антисемитизма в современной России. Тогда это в основном было воспринято как алармизм. Сейчас видео с Талызиной прозвучало как второй звонок. После третьего, собственно, и начнется спектакль в стиле ретро “О безродных космополитах, укравших нашу победу”. Перенос центра тяжести ксенофобии на антисемитизм будет означать, что империалистическая война стала плавно перетекать в гражданскую, и «внутренний враг» приобретает для режима большую ценость, чем внешний. Такие вот «Талызины» не так глупы, как кажется, они ничего не придумывают, а даже не приходя в сознание, спинным мозгом предчувствуют будущее и немного опережают события.
По всей видиости, антисемитизм является встроенным обязательным элементом агонии деспотической власти в России. Мы видим это каждый раз, когда дело клонится к финалу. На рубеже XIX-XX веков – путь от Победоносцева к погромам весьма короток. В середине XX века – еще короче путь от Победы к кампании против космополитов. Под занавес брежневско-черненковской эпохи - снова резкий всплеск номенклатурного антисемитизма. И, наконец, сегодня, как сказал бы Виктор Черномырдин: “Никогда такого не было, и вот опять…”
После некоторых колебаний я решил поддержать младшего партнера по «Кухням», который высказался о программном тексте Алексея Навального, не дожидаясь заседания кухонного политбюро. О причинах колебаний, как и о том, что, собственно, я думаю об этом тексте, можно послушать в специальном выпуске «Пастуховской кухни». Здесь же, как всегда, несколько мыслей, не отразившихся в дискуссии.
По-моему, Синявский сказал, что у него стилистические расхождения с советской властью. Перефразируя его, скажу, что у меня с Навальным интонационные расхождения. Когда я читаю публицистические высказывания Навального, у меня с ним с содержательной точки зрения практически стопроцентное совпадение. Он талантливейшим образом презентует правильные слова о настоящем и будущем России, почти под каждым из которых я готов подписаться. Когда я анализирую действия Алексея Навального как политика, соотношение совпадений и несовпадений меняется, обычно балансируя вокруг магических «50 на 50». Я часто нахожусь в противофазе с командой Навального в вопросе об участии в имитационных выборах. Когда я считаю нужным участвовать, они объявляют бойкот, когда мне кажется уместным бойкот, они предлагают «умное голосование». Тайну «умного голосования» я так и не постиг. До сих пор считаю ее выигрышным тактическим ходом для команды Навального на короткой дистанции, который создал им стратегические проблемы в долгосрочной перспективе, многие из которых они вынуждены расхлебывать до сих пор, загоняя себя все дальше и дальше в политический тупик. Но все это не так уж и драматично, тем более, что я вовсе не считаю, что я обязательно прав. Дискуссия не закрыта, и только будущее расставит все точки над «i». Но вот интонационно я не совпадаю с командой Навального почти никогда. Причина такого несовпадения лежит на поверхности – это дух нетерпимости, который «вшит» буквально во все их публичные выступления и действия. Поскольку это «дух», то его вроде как к делу «не пришьешь». Он как атмосфера - невидим, но осязаем. Удивительно, что Навальный (ну, или члены команды, писавшие текст) так точно выбрал ключевое слово для своего манифеста – ненависть. Именно тут мы сильно расходимся. Мне в целом чужд язык ненависти. Даже в отношении тех, кого я считаю врагами. В принципе, Навальный тут сейчас для меня сильно не первый в списке тех, с кем я расхожусь все дальше и дальше. Он просто четче других формулирует. И он, - а вот это гораздо важнее, - претендует на власть. Причем не просто на власть, а на то, что я назвал бы новой революционной диктатурой. И вот эта пронизывающая все бескомпромиссная ненависть, вполне понятная, простительная и допустимая между нами, простыми борцами с режимом, борцами с империализмом, борцами за мир и вообще за все хорошее против всего плохого, становится абсолютно неприемлемой и крайне опасной в тот момент, когда политическая группа, открыто ее проповедующая, становится государственной властью.
Все это кажется каким-то невесомым эфиром, какими-то избыточным умствованием, чем-то существующим исключительно в области субъективного. Однако помните: «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д.. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола …, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение». А далее по тексту истории…
https://youtu.be/3GKnCNMG7R0
Особенность исторического движения состоит в том, что необходимость пробивает себе в нем дорогу через цепочки случайных событий, и поэтому, как правило, обнаруживает себя только постфактум. Вот сегодня мы отчетливо понимаем, что СССР был исторически обречен, но узнали мы об этом только осенью 1991 года, и то, что мы узнали об этом именно той осенью, а не раньше или не позже, стало следствием стечения целого ряда случайных обстоятельств. Соответственно, о том, что правление Путина обречено обернуться крупнейшей геополитической катастрофой для России, мы тоже узнаем только постфактум, когда выстроится целиком цепочка случайных событий, начало которым положило вторжение в Украину в феврале 2022 года.
“Любви все возрасты покорны, но юным девственным сердцам ее порывы благотворны, как бури вешние полям” - писал поэт. Однако добавлял: “Но в возраст поздний и бесплодный, на повороте наших лет, печален страсти мертвый след: так бури осенью холодной в болото обращают луг и обнажают лес вокруг”. Все это верно также по отношению к цивилизациям и войнам. Для устойчивых цивилизаций война может быть легким допингом, ее порывы бывают благотворны, несмотря на все издержки. Но для цивилизаций поздних и бесплодных (к которым и относится путинский посткоммунизм), находящихся на повороте своих лет, войны печален мертвый след. Для них война как героин – с ее иглы живыми не слезают. Когда склонный к поэзии Сурков убеждал Путина в полезности бодрящей войны, он просто чуть-чуть ошибся в возрасте империи.
Но как и вправду отличить одно от другого? Как отличить силу от слабости? Стоит перед миром грозная империя и грохочет ядерными латами. Как понять, что у нее внутри? Помогает, как правило, случай. В 1956 году венгры подняли восстание и замыслили побег от России (тогда - СССР). Москва подавила венгерское восстание в крови. Запад сочувствовал, но ничем не помог – никто не хотел связываться с исполином. Десятилетие спустя, в 1969-м, чехи подняли восстание, они даже не убегали особо, они просто захотели большей автономии. Москва раздавила “Пражскую весну” танками. Запад сочувствовал, но не вмешивался – никто не хотел связываться с исполином. А еще ровно десятилетие спустя, в 1989-м, Россия (СССР) вторглась в Афганистан, где местный правитель вынашивал планы коварного предательства северного соседа. Москва ввела в Афганистан мощную армию, но Запад вместо привычного словесного сочувствия организовал массированную помощь местным моджахедам. Началась десятилетняя бесславная гражданская война, обескровившая империю и ускорившая ее развал. Почему на этот раз Запад встрял в “не свою” войну? На мой взгляд потому, что моджахеды неожиданно продемонстрировали волю к сопротивлению, перевели сами войну в режим длительного кровопролитного противостояния и тем самым помогли обнаружить уязвимость империи. Так неудачная финская кампания Сталина вдохновила Гитлера на большую войну.
Самыми важными для понимания современного исторического момента служат первые несколько недель после вторжения России в Украину. Все указывало на то, что Запад готов будет проглотить эту агрессию, как он проглотил подавление в крови венгерского и чешского восстаний. Но неожиданное упорство украинцев, которые, как когда-то афганские моджахеды, продемонстрировали свою бескомпромиссную готовность воевать с Россией, вскрыло тем самым уязвимость путинской “новой империи”, которая до этого была не очевидна. Это изменило отношение Запада к войне и заставило его “принять сторону” в ней. Война из освежающего душа превратилась для России в бесконечный тропический проливной дождь – тот самый, который “в болото превращает луг”. И дело не только в том, что из этого болота уже не вытащить сапог, но и в том, что именно готовность украинцев (а не только Зеленского и его офиса) воевать будет определять направление движения истории больше, чем желание Запада в какой-то момент приостановить эту войну.
Оправданы ли русские фобии относительно враждебных намерений Запада? Как сказать. В карикатурном виде, как это представляется пропагандой, безусловно нет. Запад не вынашивал и не вынашивает планов завоевания, расчленения или удушения России. Растворение России в Китае было бы для Запада крайне нежелательным. А вот затолкать Россию локтями в какой-нибудь задний ряд экономического партера, сделать ее придатком к собственной экономике могут вполне. Жизнь вообще жесткая штука, и красную дорожку в Европу России никто стелить не собирался и не собирается – ни в 90-е, ни сейчас. А хотелось именно по красной дорожке, причем лучше на танке…
Нынешняя война – это финал очень старой истории, насчитывающей почти полтыщи лет. Есть глубинное противоречие между уровнем развития производительных сил России, - вполне достойным вообще-то, но весьма скромным по отношению к главным экономикам Запада, а теперь уже и Востока, - и уровнем ее «цивилизационных» амбиций. То есть производительные силы России были в основном как у крепкого мирового середнячка, который должен двигаться в фарватере за лидером, а амбиция была лидерская с претензией на свой особый путь и мировое господство. Из этой ситуации всегда был простой выход – развить-таки свои производительные силы до уровня своих амбиций. Но это не русский путь. Идти этой дорогой всегда мешало какое-нибудь рабство: крепостническое, коммунистическое или мафиозное, в конце концов. Поэтому Россия предпочитала «добирать» с помощью «голой» военной силы.
Объективные причины нынешней войны мало чем отличаются от объективных причин всех предыдущих войн России с Западом. Они лежат в плоскости усугубившейся экономической неконкурентоспособности России, не позволяющей ей эффективно соревноваться с Западом невоенными методами. Россия после распада СССР стала стремительно терять экономическое, а затем и политическое влияние на территориях, которые раньше контролировала в рамках советского имперского проекта, а Запад на этот раз не стал церемониться с ослабевшей империей (как, например, во время «венгерского восстания» или «Пражской весны») и начал беззастенчиво вытеснять ее отовсюду, где она «проседала», используя имеющиеся у него конкурентные экономические преимущества. Делать вид, что всего этого не существовало, то есть не замечать давления на Россию, неправильно.
На самом деле, Россия последние три десятилетия действительно находилась под мощным прессингом со стороны Запада, и это, безусловно, представляло для нее исторический вызов, на который необходимо было (и еще предстоит) дать ответ. Вопрос не в том, было ли на что отвечать, а в том, является ли традиционный для России в такой ситуации военный ответ адекватным в сложившихся обстоятельствах? На протяжении последних трехсот лет Россия была Спартой современной Европы, то есть достаточно однобоко развитым обществом, в котором буквально все стороны жизни подчинены единственной цели – содержанию гигантской армии, с помощью которой Россия «уравновешивала» диспаритет в экономическом развитии с Западом. В те периоды истории, когда Россия пыталась отойти от этой модели аракчеевского «военного государства», экономический диспаритет обнаруживал себя с утроенной силой и провоцировал политический кризис, из которого Россия каждый раз выходила через воссоздание очередного «военного государства».
Проблема, с которой на самом деле столкнулся путинский режим, лежит не в моральной или правовой, а в иной плоскости: просто война как метод, которым Россия обычно пользовалась для восстановления баланса отношений с Западом, исчерпал себя. На этом отрезке русской истории он дал прямо противоположный эффект. Начав войну из «слабой позиции», Путин своими авантюрными действиями еще больше ослабил Россию, сделав ее еще менее конкурентоспособной по отношению к Западу и Китаю одновременно, не получив ничего взамен, кроме хронического политического геморроя. Есть у России один исторический «могильничек» тупых войн, заканчивающихся революцией, в котором уже лежат Ливонская, Крымская и Японская войны. Не стоило им копать на чумном кладбище…
Размышления о причинах, побудивших русских так неожиданно быстро сплотиться на почве войны, внезапно нарушившей сонную размеренность европейского бытия, неизбежно приводят к мысли об очень сложной и внутренне противоречивой природе этой войны. Помимо того, что она является гражданской (внутри) и империалистической (снаружи), о чем я неоднократно писал, так она еще и парадоксальным образом является по восприятию одновременно «колониальной» по отношению к Украине и «антиколониальной» по отношению к Западу (в первую очередь, по отношению к США). Это очень тонкий момент, который, как мне кажется, часто упускается из вида.
Мы совершенно справедливо указываем на то, что для Украины эта война является экзистенциальной, что она воспринимается украинским обществом не как война за территории (Крым, Донбасс и так далее), а как война за независимость от России. Именно поэтому территориальные уступки агрессору не рассматриваются как способ решения проблемы и путь к прекращению войны. Но мы так же часто забываем, что значительной частью российских элит и российского народа эта война тоже рассматривается как война за независимость, но уже самой России от США и Запада в целом, и поэтому тоже воспринимается как экзистенциальная. И точно так же именно поэтому компромисс с Украиной не рассматривается как решение проблемы, потому что для этой (подавляющей в данный момент) части русского общества дело вообще не в Украине. Она просто оказалась в плохое время в несчастливом месте. Русские в экстазе воюют с Америкой и это, как сказал бы Михалков, многое объясняет.
Картинка вырисовывается гротескная. По отношению к Украине Россия позиционирует себя как метрополия, претендующая на контроль над Украиной как своей исторической колонией. А вот по отношению к Америке Россия выступает в качестве государства, борющегося за свою собственную независимость в связи с угрозой колонизации. И это отношение есть не следствие войны, а как раз таки ее предпосылка, нечто глубоко укорененное в народном подсознании, что тайно корежило и жгло русскую душу десятилетиями, если не столетиями, и что поэтому вспыхнуло как стог сухого сена в жаркий летний день от нечаянно брошенного окурка, когда птенцы «гнезда Суркова»перепридумали войну как политтехнологию. Как это часто бывает в обычной жизни, русская агрессия оказалась оборотной стороной русских фобий.
Сейчас в паблике появляется все больше историй о необъяснимых преображениях многих образованных, состоятельных и в общем-то не злобных по натуре русских людей, у которых реально был выбор, но которые предпочли стать «zомби». Это правда, и каждый из нас может привести десятки таких примеров. Объяснение не лежит на поверхности, и все же оно есть. Это не страх, не корысть и не тупоумие (хотя бы в форме временного затмения). Это то, что Муравьев («Веховский») называл «ревом племени». Внезапно вспыхнувшее как озарение ощущение, что русская Антлантида уходит в пучины Антлантики, превращается в еще одну мертвую цивилизацию на дне пиратского «англосаксонского» сундука. С морально-этической точки зрения – так себе объяснение, с исторической – вполне достаточное.
В этой войне и Украина, и Россия сражаются на самом деле за достаточно внятные исторические перспективы, но делают это по-разному. Украина «меняет сторону», чтобы улучшить свою тактическую позицию: была сателлитом российской империи, собирается стать частью Евросоюза (в широком смысле). Какой именно частью, ее сейчас мало волнует, – любой, лишь бы подальше от России. Россия, напротив, воюет за сохранение своей «самости», даже ценой потери комфортного места в задних рядах европейского партера в качестве сырьевого придатка европейской цивилизации. Обе цели являются понятными и «исторически легитимными» в качестве оправдания жертв для обоих воюющих народов, что, скорее всего, сделает эту войну бесконечно долгой. Прекратят войну не те, кто выступает с пацифистских позиций, а те, кто скомпрометирует войну как инструмент, то есть докажет, что для достижения обозначенных целей война была порочным, ошибочным и дискредитирующим средством.
Уравнение осени второго года войны выглядит нелинейным. В нем на сегодняшний день, как минимум, два неизвестных: итоги украинского наступления на юге и результат российского контрнаступления на севере. Если одно из этих неизвестных определится в течение ближайшей пары месяцев как отрицательная или положительная величина, то осеннее уравнение сильно упростится, хотя его решение не станет от этого менее драматичным. Если же оба неизвестных окажутся в итоге чем-то «околоноля», то уравнение перейдет в разряд практически нерешаемых.
Украинское наступление на Юге пока не дало прорывных результатов и было объявлено всего лишь первой фазой. Но если вторая фаза все-таки приведет к сухопутной изоляции Крыма (в этом, видимо, и есть план), то ход событий резко ускорится. Минуя сразу несколько промежуточных стадий, мир приблизится к развязке, контуры которой легко просматривались с самого начала этой войны: либо Россия применит на Юге Украины тактическое ядерное оружие, либо обстановка внутри России резко революционизируется. Лично я ставлю на применение ядерного оружия, к чему россиян активно готовит пропаганда. Ход дальнейших событий предугадать пока трудно, слишком много появится новых неизвестных.
Если ВСУ не смогут вырвать на Юге «зубы Дракона», то эти «зубы» за месяц перетрут значительную часть резервов украинской армии и поставленных Западом вооружений. Тогда начнется вторая часть Марлезонского балета – российское наступление на Севере (где Россия сосредоточила мощную группировку войск) с прицелом на Харьков. Оснований полагать, что оно приведет к стратегическому поражению Украины и ее капитуляции, немного. Но если это контрнаступление окажется хотя бы частично успешным, то возникнут предпосылки для заключения перемирия, так как возникнет предмет для торга – дополнительно оккупированные территории. В этой ситуации обе администрации воюющих сторон, давно стремящиеся на деле к передышке, но не имеющие для нее политических условий без риска потери контроля над ситуацией внутри страны, получат в свое распоряжение «веник» - новую переговорную формулу: территории в обмен на территории.
Самая сложная конфигурация возникнет, если и украинское наступление, и российское контрнаступление не достигнут результатов. В этом случае перед обеими сторонами неотвратимо встанет вопрос о признании неизбежности длительной, растянутой на годы, если не на десятилетия , позиционной «ресурсной войны», к которой Россия, к слову сказать, и психологически, и материально готова лучше, чем Украина. Если это случится, то осенью откроется «второе переговорное окно возможностей». Напомню, что первое открывалось в марте-апреле 2022 года и закончилось ничем, так как украинское общество было не готово принять в любой обертке формулу «мир в обмен на территории». Не готово оно к этому и сейчас, и в этом главная проблема.
При переходе к позиционной войне у Зеленского может возникнуть тактическая потребность в перемирии, в том числе для того, чтобы провести выборы и получить мандат на следующий полный срок. У Путина потребность «перезарядить батарейки» созрела давно, и он даже не скрывает, что готов поставить войну «на паузу», зафиксировав в той или иной форме «территориальные приобретения». Байден тоже будет не прочь подморозить ситуацию на период избирательной кампании, продав это как положительный результат американской внешней политики. Так что в принципе можно ожидать, что начнется большая суета и торг с участием китайских, турецких, арабских, африканских и прочих политических коммивояжёров. Однако с большой долей вероятности суета эта ничем не кончится из-за очень несложного противоречия внутренней украинской политики. Украинское общество окажется не готово вручить Зеленскому мандат на мир, а если вдруг оно изменит свою позицию и склонится к миру, то тогда отдаст свой мандат не Зеленскому, что вряд ли устроит последнего.
С упорством самоубийцы, выискивающего орудие, способное дать возможность реализоваться его пагубному суицидальному инстинкту, режим шаг за шагом создает интерфейс гражданской войны. Региональные частные военные компании, находящиеся под покровительством местных вождей, – не лучшее ли это из всех возможных средств для государственного самоубийства? Вы создаете их для защиты от мифических украинцев и происков НАТО? Поверьте, очень скоро жизнь найдет им совершенно другое применение. И, когда вам не понравится какой-нибудь Фургал в каком-нибудь дальнем закоулке вашей необъятной империи, вы увидите на улицах этого Волчегонска совсем других демонстрантов, которые пошлют присланного им московского ставленника лесом не просто так, а при поддержке собственной армии. Вам кажется, что это фантазии, которые никогда не сбудутся? Тогда, положа руку на сердце, ответьте, сколько из вас еще три года назад, размазывая ковидные сопли по щекам, предвидели, что не пройдет и пары лет, как полмиллиона мужиков будет гнить в окопах Дикого поля на Востоке Украины? У истории медленная поступь, но железная логика. Что-то начав, она редко останавливается на полпути. Одно хорошо: когда придется строить новую Россию, не о чем будет жалеть и нечего будет бояться – все будет развалено до нас…
Читать полностью…
Разговор на вчерашней «Кухне» стихийно (на самом деле – искусно манипулируемый Борисом) вышел на исконно «кухонную» русскую тему о коррупции. Как всегда, «хорошая мысля приходит опосля», и ночью я понял, что мне есть что добавить.
Собственно тема коррупции не очень интересна. О ней можно говорить и писать вечно, так как она сама тоже вечна. Реальный интерес представляет вопрос (и он имеет большое практическое значение): должна ли антикоррупционная повестка быть главным и даже единственным пунктом протестной повестки в современной России? Насколько эффективен лозунг «борьбы с коррупцией» как метод борьбы с тоталитарным режимом и, главное, насколько он оправдан? Это, собственно говоря, два разных вопроса.
Если говорить об эффективности, то на определенных исторических этапах лозунг «борьбы с коррупцией» может быть очень успешен. Это как жидкость для быстрого розжига. Пламя действительно появляется быстро от любой искры. Но, если нет реальных сухих дров, то горит недолго, и потом шашлык сильно отдает то ли бензином, то ли скипидаром. Но даже не это главное. На всякую горючую жидкость найдется своя пена из огнетушителя. Война оказалась мощнейшим антидотом для антикоррупционной повестки. Она просто перестала работать. В принципе. Каждый день выкладываются десятки расследований, их даже смотрят, и буквально ничего не происходит. Многообещающая революционная технология в условиях войны схлопнулась, и ее на ходу приходится замещать всем, что под руку попадется.
Еще интереснее дело обстоит, если посмотреть на антикоррупционную повестку не под тактическим, а под стратегическим углом зрения. Допустим, как тактика ставка на антикоррупционную пропаганду как на монопрограмму сработала, и антикоррупционная партия в лице какого-нибудь фонда борьбы с коррупцией, поддержанного западными спонсорами, победила (например, как это случилось в Гватемале); что дальше? А дальше неизбежно последует провал в еще большую коррупцию и беззаконие (что и случилось в Гватемале). Но произойдет это не потому, что лидеры антикоррупционной партии – плохие люди или, например, жадные или хитрые, а по совершенно объективным причинам. То есть даже если лидеры этой партии будут «святыми» (что маловероятно, но вдруг), их политическое фиаско гарантировано, так как оно вшито в сам их проект и не зависит от личных качеств тех, кому суждено его реализовывать.
Вопрос о коррупции уходит своими корнями в глубины природы человека и общества, гораздо глубже, чем хотелось бы многим интерпретаторам. Он напрямую завязан на существовании двух типов цивилизации – варварской и современной, которые находятся по отношению друг к другу в глубоко враждебных отношений. Что хорошо для варварской цивилизации, то смертельно опасно для цивилизации современной, и наоборот. Ну что-то типа лесковского «что русскому хорошо - то немцу смерть». У коррупции двойственная природа: для варварской цивилизации она есть способ ее самоорганизации, а для современной - фактор дезорганизации. И это тонкий момент, который надо все время держать в поле зрения.
Любая реальная современная цивилизация есть сочетание современной и реликтовой варварской цивилизации, дело только в пропорциях. Соответственно в любом современном обществе коррупция есть одновременно и деструктивный фактор, и элемент самоорганизации, вопрос тоже только в пропорциях. Изменить пропорции можно, только нарастив поэтапно массив современной цивилизации. А вот любая плохо подготовленная «кавалерийская атака» на коррупцию только усилит энтропию, приведет к росту варварства и на втором шаге - к злокачественному росту все той же коррупции вне зависимости от субъективных намерений борцов с коррупцией. Борьба с коррупцией – это всегда часть более обширной модернизационной повестки, она и должна быть в центре внимания, как это ни противно.
Об остальном, а также о многом другом можно послушать на «Кухнях»
https://youtu.be/I65xcwjGhPU
Арест Стрелкова в практическом плане может означать, что политическое руководство России рассматривает как рабочий план добиться до президентских выборов временного перемирия с Украиной за счет части оккупированных территорий или хотя бы за счет декларативного отказа от попыток расширить эти территории (например, за счет признания Запорожской, Луганской, Херсонской и Донецкой областей областями в пределах в данный момент контролируемых Россией границ). Только в этом случае (движения к такого рода компромиссу) Стрелков мог начать представлять некоторую реальную угрозу для Кремля. Это во многом обусловлено структурой так называемого “патриотического” движения России.
У русского “патриотического” движения, почти как у марксизма в ленинской интерпретации, имеется три источника и, соответственно, три составных части: бюрократическая (официозно-декларативная), народная (глубинно-имперская) и “заморская” (патриотизм колоний). Соответственно, в этом движении на поверхности были заметны в последние месяцы три политических лидера (сейчас речь не об идеологах, которых на Руси как собак нерезаных): Рогозин, Пригожин и Стрелков. Стрелков из них - самый любопытный персонаж, но начать надо не с него.
Рогозин – это “назначенный патриот”, любитель отечества “по должности”. Это история про самодержавие, православие и народность - выморочную мечту русской бюрократии о философском камне для российской деспотии. Рогозин приблизительно такой же патриот, как Зюганов - коммунист. Таким патриотизмом можно только затыкать дыры в сетке вещания Первого канала.
Пригожин - случайный (халиф на час) выразитель стихийного народного имперского инстинкта. Это все те, кому за державу обидно, но не стыдно. Их миллионы, они за любую войну, кроме голодовки. Их гонит вдаль от родных гнезд историческая память, религиозное мессианство и бремя “русского человека”. Им на самом деле не нужен ни берег турецкий, ни Африка им не нужна (тем более им не нужна Украина). Им нужно ощущение собственного величия, которое стало для них историческим наркотиком. И войну эту они ведут как наркоманы: чем больше доза, тем сильнее зависимость. Этот патриотизм - как истинная наркозависимость: от него нельзя избавиться, но можно держать под контролем и активно использовать заместительную терапию.
Стрелков – это другое. Не будучи сам уроженцем колоний, он исторически стал выразителем идеологии “возвращенцев” – русскоязычных и идентифицирующих себя как “русские” жителей советского лимитрофа, идеа фикс которых является “воссоединение с Родиной”. Для тех стран, на территории которых локализованы “возвращенцы”, они превращаются в местную Вандею, оплот сопротивления любому национально-государственному строительству, поскольку такое строительство является наибольшим вызовом их мечте.
Именно этот “патриотизм колоний” стал самым мощным триггером войны. Он действует эффективно и сверху (в окружении Путина), и снизу (костяк движения – ветераны сепаратистского движения Юго-Востока Украины). Большинство активных членов “Клуба рассерженных патриотов”, как и большинство наиболее заметных стрелковских спикеров , – это уроженцы именно тех мест, которые входят в так называемую Новороссию. Без их соучастия война была бы просто невозможна. Они же являются главными и самыми убежденными противниками ее прекращения в любой форме, пусть и временного. Если Кремль действительно задумался о временной передышке за счет интересов этой “группы поддержки” войны, то Стрелков действительно становится крайне неудобной фигурой, которую лучше временно убрать с шахматной доски.
История с «Вагнером» с каждым днем становится все более непрозрачной, хотя казалось, что мутнее уже некуда. Цепочка событий напоминает ленту Мёбиуса, где причины бесконечно менятся местами со следствиями.
Сначала государство создало, вооружило и взяло на содержание за счет бюджета военное формирование, по размеру тянущее на армейский корпус, которое, однако, не включается официально в состав регулярной армии и управляется лично доверенным лицом Путина, как якобы его частная армия. Очень быстро это формирование становится русским вариантом латиноамериканских «эскадронов смерти»: просто Россия - страна большая, и ее шальные эскадроны такие же. Управление этой своей частной армией Путин осуществлял либо лично, либо через доверенных лиц в спецслужбах. Поэтому фактически пригожинские «эскадроны смерти» всегда больше примыкали к ФСБ, чем к вооруженным силам. Они были в некотором смысле дивизией имени Дзержинского по понятиям.
Война заставила раздуть «штат» этих эскадронов, заполнив матрицу смерти зеками, поставлявшимися Пригожину в промышленных масштабах. В какой-то момент неожиданно выяснилось, что этот гигантский штрафбат более эффективен, чем регулярная армия, по крайней мере, в штурмовых операциях. Найдя поддержку у части офицерского корпуса, пригожинские командиры стали претендовать на то, чтобы подмять под себя армию и даже заменить ее собою. Возник институциональный конфликт, который не может быть ни сведен, ни объяснен персональными приязнями или неприязнями. Его корни в конкуренции составляющих (несущих конструкций) силовой вертикали. Конфликт в конечном счете стал превращенной формой давно, с первых дней войны, зревшего противостояния ФСБ, маячащего за спиной Пригожина, и Министерства обороны. И, кстати, транслируемый Пригожиным нарратив о ненужной войне, в которую мы вляпались, поверив в то, что у России есть супер-армия, - это именно эфэсбэшный нарратив.
Из такого понимания природы конфликта вытекает, что он не мог быть исчерпан за счет победы нокаутом одной из сторон. Для Путина это конфликт правого полушария его политического мозга с левым. Если он убьет полностью одно из полушарий, его хватит кондратий. Но доминирование одного из полушарий над другим не есть константа, а наоборот – величина весьма переменчивая. Можно с достаточной долей уверенности утверждать, что победу по очкам в этом раунде одержала ФСБ, а значит, Пригожин, а вовсе не Шойгу с Герасимовым. Именно поэтому Пригожин уже нашел свой наградной пистолет, а Суровикина до сих пор не могут найти. Так или иначе, но после мятежа контроль ФСБ над армией только увеличился, и проводимые в армии чистки, по всей видимости, проходят не без прямого участия Службы. «Вагнер» тоже уходит со «стрелки» сильно покоцанным, но, похоже, на условиях именно Пригожина – как сохранившая самостоятельность и не отданная на растерзание Генштаба военизированная структура, пусть пока и в Беларуси под крылом у Лукашенко. Так что, если в час «X» танки какого-нибудь новоявленного Жукова пойдут на Лубянку, ей будет что предъявить в ответ. От Минска до Москвы ближе, чем из Луганска.
Любопытно, конечно, как это все было обставлено в бункере. Ключ к пониманию надо искать в литературе, в частности, в романе Юлиана Семенова, более известного по одноименной экранизации Лиозновой. Рискну сделать нечто вроде реконструкции по мотивам киноклассики. В то время, как мясники какого-нибудь Кальтенбруннера-Патрушева пытались перехватить Пригожина-Вольфа на одном из аэродромов Подмосковья, какой-нибудь глубоко законспирированный Шелленберг-Бортников усадил Пригожина в свой «членовоз» и доставил прямиком в Кремль. Там хозяину бункера объяснили, что все это была тайная операция с целью выявления тайных врагов режима, а армия Пригожина (ФСБ) является единственным шансом России прикончить эту чертову войну одним чудо-ударом на Киев и Волынь из Беларуси. На этом и разошлись. Теперь в Кремле будут ждать чуда.
Что мы должны держать на прицеле как главное, не давая ему утонуть в ворохе громко шуршащих, но малозначимых событий (наступление, контрнаступление, шахеды, шахиды и тому подобные фенечки)? – Ни один из тех гнилостных процессов, которые сопровождали эволюцию режима Путина с самых первых дней его существования (рейдерство, правовой беспредел и так далее) , с войной не только не исчезли и даже не затормозились, а получили невиданное ускорение. Они расцвели самым пышным цветом, приобретя особо извращенные и циничные формы. Прямым доказательством этому является переход контроля над только что национализированными западными компаниями к родственникам Кадырова (видимо, оплата транспортных расходов движения колонны от Грозного к Ростову по счету, предъявленному в Дербенте). Режим был и остается трестом, выросшим из кооператива «Озеро», и этот трест неизбежно лопнет исключительно от внутреннего напряжения. Берегите белые пальто – будет много брызг.
Читать полностью…
В обращении генерала Попова к солдатам меня больше всего поразило то, что он обращается к “своим” солдатам. Не к солдатам Вооруженных Сил России, не к солдатам Родины, на худой конец, а к своей “команде”, своим “гладиаторам”, не как генерал и командарм, а как их “Спартак”. То есть Попов уже генерал отнюдь не частной армии, а проблемы все те же. Болезнь “Вагнера”, похоже, не просто заразна, а распространяется со скоростью коронавируса.
Но и это не все. Еще больше меня поразила мотивация к смерти, к которой прибегает командарм. Здесь нет никакой глобальной политической или исторической цели. Умереть необходимо не за любовь к Родине, как предлагает официальная пропаганда, не из ненависте к чужой Родине, как предлагает Стрелков (Гиркин), не просто “За Путина”, как предлагал Пригожин, а за память о тех боевых товарищах, кто уже погиб.
Это полный и окончательный кризис философии войны, у которой нет в реальности никакой оправдывающей ее в глазах солдат-гладиаторов цели, кроме мести за убитых товарищей. Это смерть ради смерти, смерть вследствие смерти, смерть как круговая порука. Такая война без цели разлагает армию. Это, а вовсе не интриги или заговоры генералов, приведет армию к краху.
Мы движемся от частной армии Пригожина к превращению всей регулярной армии в частную. Прежде всего, по своему духу. Заполнение армии бывшими “вагнеровцами” только ускорит этот процесс.
Немного о рефлексии кризиса (Пост в двух частях. Часть первая).
При всех различиях в трактовке событий 24-25 июня 2023 года практически ни у кого не вызывает сомнений тот факт, что мы стали свидетелями крупнейшего за почти четверть века кризиса путинской государственности. Однако вопрос об оценке этого кризиса расколол критически настроенную по отношению к режиму часть общества. Кто-то откровенно радовался происходящему, а кто-то увидел в нем дополнительную угрозу. В обоих случаях возникали сущностные вопросы, ответы на которые не кажутся очевидными.
Если мы радуемся дисфункцональности путинского государства, то должны ли мы всячески содействовать ее прогрессу, в том числе, цинично поддерживая фриков, которые своими действиями расшатывают эту систему? Или наоборот, если нас печалит дисфункциональность путинского государства, то должны ли мы, по-прежнему страстно желая уничтожения режима, ханжески сожалеть о том, что какие-то фрики расшатывают его изнутри в своих собственных криминальных или иных таких же порочных интересах?
По краям спровоцированного акцией Пригожина спектра мнений расположились Стрелков (Гиркин) и Ходорковский, которые в каком-то смысле выглядят антиподами, а в середине обосновалось бесконечное множество отттенков серости. Не собираясь здесь агитировать за какую-либо позицию, я хочу обратить внимание на то, что само распределение мнений внутри спектра не является случайным, а прямо завязано на степень отрицания сложившейся на данный момент в России государственности.
Стрелков (Гиркин) считает существующую имперскую конструкцию власти единственно возможной и идеальной для России. А вот его отношение к Путину неоднозначно. Он считает его «полезным самозванцем». Точнее - относительно полезным. В той степени, в которой Путин способствует укреплению существующей имперской конструкции, он для Стрелкова (Гиркина) полезен. В той степени, в которой Путин дискредитирует и разлагает нынешнюю имперскую конструкцию, он для Стрелкова (Гиркина) вреден. То есть его полностью устраивает имперская тоталитарная конструкция государства, но не устраивает предложенная Путиным криминальная начинка. Но не потому, что она криминальна (это ему все равно), а потому, что она не эффективна на войне. Его цель состоит в том, чтобы заменить эту начинку обратно на идеологический фарш, которым русский тоталитарный пирог был заправлен прежде. Но приоритетом остается сохранение нынешней имперской конструкции. Поэтому в ситуации с Пригожиным Стрелков (Гиркин) занял однозначно пропутинскую позицию.
Для Ходорковского целью является не начинка, а пирог целиком. Его приоритет (по крайней мере, с его слов) состоит не в смене Путина на другого «путина», а в разрушении имперской парадигмы и замене имперской государственности другой политической конструкцией, выстроенной на принципиально иных основаниях (как нация-государство). В этой логике обрушение всей путинской государственности (де-факто – полномасштабный кризис всей нынешней государственной системы) является для Ходорковского не проблемой, а шансом. Все, что способствует этому разрушению, в этой логике заслуживает поддержки. Поэтому Ходорковский однозначно занимает в сложившейся ситуации сторону Пригожина как разрушительной силы. Сам Приглжин ему в этой ситуации не интересен и не является для него проблемой, так как он уверен в том, что, кроме Путина, никто не в состоянии долго удерживать систему на плаву. Он поддерживает Пригожина как бревно, с помощью которого можно разбить стену.
(Конец первой части. Продолжение в следующем посте)
Две недели спустя после “пригожинского недоразумения”, - а я думаю, что это самое адекватное обозначение данного инцидента на сегодняшний день, - мои первоначальные предположения о природе этого недоразумения полностью подтверждаются. Речь идет о прогрессирующей дисфункциональности понятийно-мафиозного государства, которое мы для солидности именуем “системой” или “режимом”.
Ключевой особенностью этого понятийно-мафиозного государства является встраивание криминальной вертикали (по сути – организованного преступного сообщества) в ткань регулярного государства в качестве его основной (несущей) конструкции. Исторически такой симбиоз стал возможен вследствие катастрофического и практически мгновенного разрушения партийного (идеологического) скелета советской государственности, который ранее играл роль такой же опорной конструкции. В результате того давнишнего разрушения советская государственность обвисла, а внутри нее образовался вакуум. А свято место, как известно, пусто не бывает.
Было два сценария: перестроить советскую государственность на совершенно новых началах или заполнить вакуум тем, что было под рукой. Реализовался второй. Под рукой был криминал, его было много и он был везде. Он и стал в итоге экзоскелетом путинской государственной машины. Это было очень эффективное решение на короткой исторической дистанции, но сейчас этот экзоскелет выработал свой гарантийный срок и начинает давать сбои. То нога подломится, то рука не туда залезет.
Это объективный процесс. Дело совершенно не в Пригожине, а в принципе. Мясо путинской государственности начинает сползать с его криминальных костей, обнажая незаживающие раны. Этих язв теперь с каждым днем будет становиться все больше и больше, потому что это сущностный экзистенциальный внутрисистемный конфликт. Никакими разговорами и приговорами эти язвы не залечить – “говорилка” устанет.
При этом все произошедшее и происходящее не имеет никакого отношения к какой-либо антисистемной, антипутинской, антивоенной оппозиционной активности, как справа, так и слева. Это, как говорится, “их дела”, но очень скоро они станут “нашими делами”. Нам придется определиться в своем отношении к этой растущей дисфунциональности путинской государственности. Как показал опыт оппозиционной рефлексии “пригожинского недоразумения”, сделать это будет непросто.
Меня одолевает предчувствие осени. Нехорошей осени. С развязками одних узлов и завязками других. Если лето раньше не разрядит растущее напряжение каким-нибудь прорывом на линии фронта, то осенью это напряжение синхронно переместится внутрь обоих сражающихся обществ, вследствие чего их революционизация (или контрреволюционизация – что то же самое, но с отрицательным вектором) пойдет ускоренным путем.
Опереточные и не только мятежи, громкие отставки и еще более громкие посадки, смены политических парадигм, предательства как на государственном, так и на личном уровне, сделают этой осенью политический ландшафт как России, так и Украины существенно более разнообразным. Короче, процесс куда-то пойдет…
Конечно, все это будет происходить на фоне «усугубляющих» обстоятельств, которыми в первую очередь являются начала избирательных циклов в США, но также и в России, и в Украине. Хотя это в данном случае уже даже не главное. А главное - то, что время пришло, и война закатывается за экватор. В том числе, пришло время тем факторам, которые вызвали к жизни эту войну, но до поры прятались за политической сценой, выйти на эту сцену и начать непосредственно определять ход истории.
Как бы ни трагична была война, она является всего лишь предтечей чего-то, увертюрой к каким-то давно назревшим глобальным переменам. Приходит время, когда вектор этих перемен должен более отчетливо обозначить себя. Возможно, это будет последняя осень. Последняя осень мира в том виде, с которым мы успели свыкнуться за полтора года войны.
Наступает время, когда аналитика становится чистой поэзией, а поэты становятся лучшими аналитиками. Поэтому лучше послушать их:
https://youtu.be/gnbZusD7Lqs
Нередко в разговорах о том, зачем Путину для выживания режима была нужна эта война, можно встретить удивленные комментарии: но ведь и так неплохо жили, он все контролировал, можно было поддерживать стабильность и все были бы довольны.
Ответ на этот вопрос у меня есть давно, но он требует небольшой предыстории. Я много летаю и, так как работать в полетах неудобно, трачу время на лекции. Где-то год назад, слушая антрополога Станислава Дробышевского, я с удивлением узнал об особенности поведения вожаков павианов.
Вожаки павианов определяют, куда двигаться стае, и ученые с удивлением обнаружили, что, выбирая между идеальными местами (где еды больше, а рисков меньше) и местами похуже, вожаки павианов выбирают места похуже. Почему? Потому что там, где еды много, а угроз мало, стая уже не будет так остро нуждаться в руководстве вожака-альфа самца. Более того, другие самцы могут отъесться, отвлечься от борьбы за выживание и начать претендовать на роль вожака.
В общем, концепцию Суркова про необходимость «вечной войны» для удержания власти придумал отнюдь не Сурков, а павианы. Что не делает её глупее - просто хотелось бы, конечно, продвинуться куда-то вперед по отношению к павианам.
Вспомнилась почему-то строчка из записных книжек Ильфа: по радио сообщили, что сегодня в тени 50 градусов, но что делали люди в это время и почему они сидели именно в тени, где было так жарко, не сказали. Я человек не военный, поэтому имею право на глупые вопросы. Вот один из них: а почему, собственно, беспилотники надо уничтожать именно над Москвой, в Москва-Сити, на Карамышевской набережной, на Комсомольском проспекте? Неужели лучшего места для этого на протяжении всего маршрута полета от украинской границы до центра столицы не нашлось? Зачем так долго ждать? Или есть какой-то особый кайф в том, чтобы сбивать их именно в центре Москвы, чтобы дети порадовались фейерверку? Осмелюсь предположить, что это получается все-таки непреднамеренно. Просто сбить их раньше, на подлете к Москве, не получается. В этом нет ничего стыдного, задача действительно непростая. Но тогда возникает второй, связанный с этим вопрос: о какой ядерной войне с НАТО и о каких атомных ударах по столицам Восточной Европы вы «втираете» обывателю по «ящику»? Если у вас сбить украинские беспилотники, сделанные на коленке на деньги, собранные по подписке, получается чуть ли не над Красной площадью, то что вы будете делать с оснащенными ядерными боеголовками крылатыми ракетами альянса, полетевшими в ответ? Тоже собьете над Карамышевской набережной? Удачи вашим коммунальным службам убирать ядерную пыль. Всякий блеф все-таки должен иметь пределы. У России нет никакой защищенности на случай серьезной реальной мировой войны с противником более развитым в военном отношении, чем Грузия и Украина. И с Украиной-то не очень получается. Вы продаете самоубийство по цене победы и ищете дураков, которые на это купятся.
Читать полностью…
Маленькое послесловие к сегодняшней (уже вчерашней!) «Кухне».
Нынешняя война является экзистенциальной для Украины, но не является экзистенциальной для значительной части ее коррумпированной элиты (которая вполне выжила бы и под «кремлевскими» - Грузия наглядный тому пример). Украина воюет, ведомая запросом общества, для которого эта война является освободительной. Для России война не является экзистенциальной, но является экзистенциальной для опричной части ее коррумпированной элиты, которая не может удерживать более власть без войны. Россия ведет войну, ведомая своими коррумпированными элитами, которые навязывают свою волю обществу. Для Запада война не является экзистенциальной ни в каком виде. Она является для него одновременно и головной болью, и дополнительными возможностями. Запад старается дозировать свое участие в войне таким образом, чтобы возможностей было больше, чем головной боли. Подробности смотрите в очередном выпуске «Пастуховской кухни».
https://youtu.be/19ImAw4rSNs
Очередной приговор Алексею Навальному вообще и своей демонстративной жестокостью в частности не продиктован никакой политической логикой, не отвечает никакой реальной практической потребности режима, и даже подрывает в перспективе его стабильность. Навальный изолирован де-факто на неопределенный срок, формальное продление срока может быть осуществлено в любой момент, и в настоящее время не актуально, так как имеющихся приговоров хватает с запасом. Условия его содержания в изоляции власть имеет возможность ужесточать вручную «на местах», что она и делает, используя механизм перманентного содержания заложника в штрафном изоляторе. Как предмет торга с соратниками Навального эффективность этих мер близка к нулю – люди, опубликовавшие в ответ на предыдущее ужесточение режима расследование о любовнице начальника тюрьмы, ясно и однозначно дали понять, что торг об условиях содержания их лидера в этой тюрьме для них неуместен. Объективно же подобные приговоры лишь повышают авторитет команды Навального в оппозиционной среде и на Западе. Как мера запугивания гражданского общества данный приговор так же бессмысленен. Полтора года массовых репрессий возымели свой эффект, и все, кто в принципе может быть запуган, уже запуганы. На этом берегу остались одни неисцелимые. Таким образом, под любым рациональным углом зрения этот приговор Навальному является избыточным и как все избыточное – вредным для режима. Его единственным драйвером является садистский кураж обиженных и напуганных самим Навальным шестеренок системы. Это свидетельство деградации репрессивной системы до уровня сведения личных счетов, жажды мести и просто стихийного проявления садистских наклонностей исполнителей. Впрочем, с большой долей вероятности можно предположить, что шестеренки всего лишь передают с ускорением испульс, генерированный двигателем.
Читать полностью…
Мне кажется, что, находясь под воздействием эмоций, мы стали подменять понятия, и вместо того, чтобы осторожно сказать, что война не была неизбежной, мы делаем вывод, что она случилась на пустом месте. К сожалению, место было не пустое, а проклятое, застроенное по самое не хочу всяческими историческими могильничками, излучающими смертельно опасную для социума энергию. Я бы сказал, что избежать войны с Россией после распада СССР было труднее, чем не избежать.
История умеет неплохо подавлять случайные отклонения от своей генеральной линии. Поэтому ни одна по-настоящему крупная мировая война не произошла исключительно из-за субъективных причин, будь то властолюбилие, глупость, жадность, обидчивость правителей или даже коллективное помешательство вверенных им народов, хотя каждая и имела предостаточно таких причин. Война, возникшая исключительно из субъективных оснований, быстро бы сошла на нет под воздействием объективных, то есть не зависящих от воли человека «выравнивающих» факторов. Но если история упрямо гнет свою линию в течение полутора лет, вовлекая в войну двух крупнейших государств Восточной Европы все больше людских и материальных ресурсов, то это значит лишь то, что у этой войны, помимо субъективных , были и остаются объективные причины.
Агрессия России против Украины очень часто представляется как ничем не спровоцированное изъявление «злой воли» либо самого Путина (вариант – «коллективного Путина»), либо всего русского народа. При таком подходе нынешняя война выглядит исключительно как эпическое столкновение абсолютного добра с абсолютным злом, а ее причина вытекает из самой природы этих начал, которые не могут не воевать. Русские – само воплощение имперского насилия, а Запад и примкнувшая к нему Украина – оплот свободы, стоящий на пути этого насилия. Реальность, однако, представляется более сложной. Запад отстаивает в этой войне не только свободу, но и собственные интересы, в том числе - экономические, политические и военные, а Россия военным путем пытается решить не только проблему выживания путинского режима, но и дать ответ на целый ряд исторических вызовов, реально стоящих перед страной в целом. То, что на эти вызовы был дан ошибочный и одновременно преступный ответ, не означает, что самих этих вызовов не существует в природе.
То, что эта война является для России гражданской, не отменяет того, что она является одновременно и империалистической. Иными словами, у нее имеется два мощных триггера, каждый из которых заслуживает отдельного рассмотрения (что я намерен сделать несколько позже) – борьба за “советское наследство” (влияние на постсоветском пространстве) и решение проблемы “разделенного народа”. Я всегда считал и продолжаю считать, что попытка Кремля решить обе эти проблемы с помощью войны является преступлением не только против других народов, но и против самого русского народа. Но в то же время отрицание войны как метода решения проблем не означает, что эти проблемы можно не решать или вообще игнорировать. И после коллапса путинского режима они продолжат существовать как вызовы, на которые любой воспреемник власти в России обязан будет дать альтернативный ответ. Иначе он власть долго не удержит.
Более того, именно тот факт, что режим Путина сумел создать политический “коктейль Молотова”, синтезировав зажигательную смесь из собственных узкокорыстных интересов и ложно интерпретированных национальных интересов, позволило этому режиму добиться уникального уровня поддержки этой безумной войны. Чтобы его снизить, необходимо развести в сознании масс эти два компонента, отделив “личную шерсть” бенефициаров режима от “государственной”.
В чем логика репрессий сезона лето-осень 2023 года? Как ни странно, она есть. Аресты таких разных людей как Гиркин и Кагарлицкий, на мой взгляд, показывают, что центр тяжести репрессий сейчас разместился там, где есть интенция к формированию хоть каких-то офлайн структур. Стрелков был не просто блоггером, а пытался построить новую националистическую организацию на базе созданного им КРП. Кагарлицкий экспериментировал с сетью “Рабкор” на базе традиционной левой идеологии. По каким-то причинам, несмотря на мизерность этих структур, их стремящийся к нулю организационный потенциал и предельно ограниченное распространение в регионах России, эти попытки офлайн самоорганизации как-то особенно напрягают режим и заставляют его реагировать диспропорционально. По всей видимости, армия “диванных интернет-революционеров” пугает его значительно меньше, чем взвод подпольщиков, созданный по образцам конца XIX - начала XX веков. Может быть потому, что отключение интернет-революционеров от глобальной сети или, по крайней мере, от Youtube - дело практически решенное, и надо загодя начать блокировать все возможные альтернативные точки роста протестной активности.
Читать полностью…
Дождь признали нежелательным. На очереди, видимо, снег, туман и яркое солнце. В общем, все по-прежнему, все по Брежневу, как у Высоцкого: “Говорят, что скоро всё позапрещают, в бога душу, скоро всех, к чертям собачьим, запретят”. Сначала власть штыком отрезала от себя поддержку со стороны либералов. Теперь этим же штыком отрезает от себя “патриотов” (национал-большевиков). Что остается? - Только сам штык. Его неизбежно пустят в ход по полной программе. Усиление репрессий по всем направлениям в краткосрочной перспективе совершенно неизбежно. Господи, ну как же комфортно было сидеть на трубе. Нет же, взяли и пересели на штык. Россия ближайших полутора лет – зрелище не для слабонервных.
Читать полностью…
Обманчивая легкость бития. Есть человек – есть проблема, нет человека - нет проблемы. Все пока только подтверждает незыблемость первого закона тоталитарной механики. Был Навальный, сел Навальный, нет проблемы Навального. Был Стрелков, сел Стрелков, нет проблемы Стрелкова. Небо не упало на Кремль, когда «закрывали» Навального, тем более не упало и в этот раз, когда «закрывали» Стрелкова. Еще раз подтвердилось, что онлайн популярность конвертируется в офлайн поддержку по очень плохому курсу. Выйти на улицу – не то же самое, что кликнуть и лайкнуть. У Мещанского суда черная сотня патриотов требовала соблюдения Конституции – было очень смешно и одновременно печально. Но в этой мнимой легкости решения всех проблем и таится главная опасность для режима. Однажды он нажмет не на ту кнопку, думая, что это delete, а это окажется катапульта. Ведь второй закон тоталитарной механики – это закон сохранения и накопления протестной энергии.
Читать полностью…
Все как-то разом ускорилось. Власть после мятежа забегала как ошпаренная. Навальному – еще двадцать, хотя он и так сидит на ПЖП (Пока Жив Путин). Туда же до кучи и Стрелкова. Решили зачистить патриотическую площадку? Для кого? Неужели вытащат раненого в мягкие ткани Рогозина? Вспоминается старый анекдот про мужика, очень похожего на Маркса. Его вызвали в органы и предложили сбрить бороду. Через неделю он приходит тщательно выбритый. Его похвалили, а он в ответ: “Ну да, бороду сбрил. А с мыслями что делать?”. Вот сейчас они Стрелкова раздавят как клопа. Но вот что делать с мыслями, которые он транслировал? У этого ареста - тысяча поводов и всего одна причина: транслируемые Стрелковым идеи становятся чересчур популярными среди сторонников режима и особенно в армейской и полицейской среде.
Смотрите нашу первую “кухонную” реакцию на давно ожидаемое, но как всегда неожиданное событие:
https://youtu.be/i6Y5Xk64fuM
Пока военные эксперты который месяц погружены в анализ соотношения снарядов к патронам и танков к самолетам на российско-украинском фронте, людям гуманитарных специальностей остается смотреть на то, почему прямое соотношение ресурсов и военных сил далеко не всегда напрямую отражается на результатах войн. Одним из любимых примеров анализа этой темы для меня остаются работы британского историка Эндрю Робертса (он же - Барон Робертс Белградский), посвятившего существенную часть своих исследований тому, почему Германия проиграла во Второй Мировой. Его теория кажется мне релевантной и для текущих событий.
Изначальная позиция Робертса заключается в том, что у Германии было на бумаге все, чтобы выиграть в войне, но ключевой проблемой оказалась неготовность Гитлера приоритизировать интересы вермахта перед интересами нацизма. Он приводит несколько примеров, которые почему-то откликаются у меня мыслями о дне сегодняшнем.
Один из самых известных - битва за Британию. К лету 1940 года беспрерывные удары по инфраструктуре ВВС Великобритании привели к тому, что до полной недееспособности ВВС оставалось порядка недели - инженеры не успевали восстановить логистику, аэродромы, радарные станции и связь. В это время ударов (специально) по гражданским объектам в Лондоне практически не наносилось, но во время одного из рейдов бомбардировщик Люфтваффе заблудился и скинул бомбы на жилой район. В ответ Черчилль принял удивительное решение: собрать всю имеющуюся мощь авиации и предпринять рейд на Берлин - обреченный нанести совсем минимальный урон Германии и приводящий к потерям в и так не обильной авиации Англии. После удара военное руководство собиралось продолжать бомбить аэродромы, но Гитлер, давший слово, что немецкие города не почувствуют на себе последствий войны, счел удар по Берлину ударом лично по репутации Фюрера. Он приказал перенести всю мощь налетов на гражданские объекты Лондона и других городов, начался блиц, унесший огромное количество жизней гражданского населения. Но эта пауза в бомбардировке военных (авиационных) объектов позволила отстроить аэродромы, наладить производство самолетов и в конечном итоге выиграть битву за Британию.
Другим примером Робертса является то, что одним лучших приемов генералов Вермахта было использование тактических отступлений и контрударов. Однако использование их было практически запрещено Гитлером - немецкие войска идеологически не могут позволить себе отступать.
Робертс говорит и о том, что немецкое командование предлагало использовать население Украины как потенциального союзника в борьбе с коммунизмом, что должно было существенно нарастить количество личного состава, однако идеология нацизма не могла позволить проводить со славянским населением региона политику “на равных”. Этим же отчасти объясняется и неготовность полноценно взаимодействовать даже с собственными союзниками - японцами.
Немалая роль отводится и решению вести агрессивную политику в отношении США - никакие данные разведки не смогли переубедить Гитлера, что страна со столь существенным влиянием евреев на политику может вести эффективные военные действия.
В целом предложенная Робертсом концепция, конечно, тоже не является всеобъемлющей, но фокус на проблемах, создаваемых приоритизацией идеологии (и внутренней политики) над военными проблемами представляется мне крайне важным. С обеих сторон фронта сейчас одним из ключевых факторов становится готовность политической элиты подчинять свои интересы интересам армии, а не наоборот.
Государство озаботилось сменой пола (нет, не в Кремле). Трудная тема и одновременно – простая и очевидная. Путин решил по ходу дела укрепить свою пошатнувшуюся репутацию, бросив кость небольшому, но крайне активному обскурантистскому меньшинству (псевдо-православным ортодоксам), которое пытается сегодня в обмен на поддержку милитаристского курса «отжать» у режима максимум уступок своим извращенческим фантазиям о «правильном человеке» арийской - извините, оговорился: славянской - расы.
И это только начало. Власть слабеет, а ортодоксы наглеют. Думаю, что государство будет все глубже забираться в штаны и под юбки своих подданных. Не из любопытства, - чего оно там не видело, - а чтобы подфартить кучке закомплексованных ханжей, ставших чуть ли не главной идеологической опорой режима. Такая вот специальная цена поддержки войны теперь в России.
Если говорить содержательно, то сама по себе мера является половинчатой. Дело ведь не в частностях, а в общем принципе. А общий принцип прост: не вмешивайтесь в дела Бога - что дал, с тем и живите. К сожалению, Бог (для невоцерковленных – природа) допускает некоторые отклонения от общепринятого не только в формировании половой идентичности. Бывает, мнишь себя орлом, а родишься с близорукостью. Видишь себя марафонцем, а одна нога короче другой. Хочется всех порвать как Тузик грелку, а зубы выпали.
Худо ли, бедно ли, человечество научилось исправлять некоторые несовершенства природы, вмешиваясь при этом в промысел Божий, хотя бы посредством очков, например. Но, если следовать принципу, который сейчас восторжествовал в случае с запретом на изменение пола, то следующим шагом должен быть запрет не только очков, но и зубных протезов. А в чем принципиальная разница? Замысел-то Божий все равно страдает. И наступит время желанное, былинное, по Дугину и Холмогорову, Милонову и Мизулиной . Жить все будут в норках, питаться грибами и ягодами, а по вечерам прыгать через костры. Ну, те, конечно, кому очки не нужны.
Долго, конечно, Россия так не протянет. Все эти новшества смоет первым же весенним дождем. Но зиму переживут не все, и за чужой бред многие заплатят своим здоровьем, жизнями и искалеченной судьбой.
Немного о рефлексии кризиса. (Пост в двух частях. Часть вторая)
Между двумя крайними точками зрения на мятеж Пригожина, представленными Стрелковым (Гиркиным) и Ходорковским, расположилась огромная агломерация разнообразных мнений, общим знаменателем для которых является убежденность в том, что плохой пирог можно сделать хорошим, заменив в нем горькую начинку на сладкую. Иными словами, большинство в споре осталось за теми, кто полагает, что путинскую имперскую государственную машину еще можно с помощью тюнинга переделать в демократичный европейский автомобиль.
Все эти разнообразные оценки являются гибридными, сочетая в себе частично позицию Стрелкова (Гиркина), частично позицию Ходорковского. Среди тех, кто остался в серой зоне, мало сторонников режима, что сближает их с Ходорковским. Но в отличие от Ходорковского, они не в восторге от идеи полного разрушения нынешней российской государственной машины и строительства на ее месте какой-то неведомой новой машины («до основания, а затем»). Поэтому, хотя они не готовы «встать за Путина», им претит идея поддержки Пригожина. Здесь они ближе к Стрелкову (Гиркину) – им хочется сохранить машину, поменяв водителя. Но есть и существенное различие. Стрелков (Гиркин) желает заменить Путина» на «суперпутина», а сторонники «гибридной демократии» - на «антипутина».
Разногласия между Ходорковским и его критиками, которые порицают его за призыв поддержать Пригожина, являются гораздо более глубокими, чем кажется на первый взгляд. Спор на самом деле идет не столько о том, что Пригожин лучше или хуже Путина, сколько о том, надо ли доводить дело до полного слома существующей государственной машины. Дискуссия показала, что подавляющее число оппонентов путинского режима к такой постановке вопроса не готово. Они остаются внутри предложенной когда-то еще ельцинскими младореформаторами концепции “либеральной империи”, предполагающей, что авторитарный режим может быть “добрым”, если им управляют “правильные” (просвещенные и бескорыстные) люди. Поэтому сегодняшнее оппозиционное большинство не нацелено на слом всей госуарственной машины. Ему только важно не отдать руль Пригожину – оно бережет его для себя.
Если бы Пригожина с его опереточным путчем не было, то его следовало бы придумать. Кризис, как минимум, подтолкнул самоопределение внутри оппозиции. Сегодня в ее среде сторонники Стрелкова (Гиркина) и Ходорковского пребывают в явном меньшинстве. Но со временем большинство, которое пока верит в доброго демократического царя (президента) и добрые идеологические лучи, будет разлагаться и распределяться по краям спектра, выбирая одну из крайних позиций. События, похожие на то, свидетелями которого мы только что стали, воздействуют пока больше не на политическую ситуацию непосредственно, а на состояние массового сознания, пробуждая его и подпитывая ту внутреннюю дискуссию, без которой формирование политического и исторического субъекта действия невозможно. В этом и состоит главное революционизирующее действие этих событий.
«Что-то у них не вяжется» - думал Штирлиц, находясь временно в специальном отпуске у Мюллера. Мятеж устраивает Пригожин, а отдыхать отправляют Суровикина. И главное – никто не удивляется, как будто так и должно быть. Я лично удивлюсь только в том случае, если увижу Пригожина в центре управления стратегическими силами вместо Суровикина. В целом же очень похоже, что Путина больше волнуют не настроения командиров «частной армии», - этих он знает как готовить, - а самой что ни на есть регулярной. От этих медведей в погонах всего можно ожидать…
Читать полностью…
Из краткого информационного сообщения о встрече Путина с Пригожиным можно сделать один принципиальный вывод: нет никакой “частной армии Пригожина”, а есть “частная армия Путина”.
Ну вам же русским по белому написали, что “вагнеровцы” являются убежденными “солдатами главы государства”. Не “солдатами государства”, а личными солдатами его главы. Это многое объясняет, как выразился бы Михалков.
Наконец четко и ясно обозначена разница между внешним государством, у которого есть свои солдаты (второго сорта – их в случае чего можно побить и даже сбить), и внутренним государством, у которого, оказывается, есть не только свой бюджет (об этом мы давно знали), но и свои солдаты (первого сорта), неподсудные никому, кроме лично главы государства.
Что случилось? Да ничего особенного: солдаты первого сорта повздорили с солдатами второго сорта и задали им небольшую трепку. Глава государства вызвал их на ковер и тоже устроил трепку. Отеческую.
Что-то подобное я где-то, кажется, читал. Помните, мушкетеры короля, гвардейцы кардинала, добрый де Тревиль, злой Ришелье. Главное - понять, кто есть ху, в этой России, где все так запутано.
Расположение сценариев развития ситуации по шкале их вероятности месяц спустя после начала украинского наступления остается прежним. Наиболее вероятным видится выход из лета в позиционную войну с потенциалом длительности в несколько лет. Это не исключает успехов ВСУ, и даже значительных, но пока мало что указывает на возможность достижения результата, который можно было бы назвать game changing, то есть результата, имеющего не чисто военное, а военно-политическое значение.
Для Украины на данном этапе войны для проведения того политического курса, который я бы обозначил как «доктрина Зеленского» (переговоры после освобождения территорий), уже мало демонстрировать относительный успех или даже просто способность к сопротивлению агрессии, как это было на первом этапе противостояния. “Доктрина Зеленского” нуждается в подкреплении стратегическим результатом, то есть прорывом линии фронта с освобождением не вообще каких-то, а имеющих символическое значение в массовом сознании территорий. Только такой результат будет иметь политическое значение, но именно его достижение пока остается спорным, несмотря на месяц упорных и кровополитных боев.
Если август принесет изменения и желательный для Украины военно-политический результат будет достигнут, мы все перейдем к рассмотрению другого сценария – эскалации и ускорения конфликта, где существенную роль будут играть внутренние вызовы для режима Путина. Но если на фронтах ничего существенно не изменится, то к осени “доктрина Зеленского” будет подвергнута самым серьезным испытаниям практикой с момента своего появления на свет. В этом случае Зеленскому и его команде предстоит осенью пройти через болезненный этап смены политической парадигмы. Я не утверждаю, что это будет фатально для них, но точно малоприятно и непросто.
Если к середине осени украинское наступление не даст политически значимых результатов, Зеленский будет поставлен перед необходимостью признать в той или иной форме, что заявленные цели войны недостижимы в краткосрочной (до года) перспективе. Это касается как освобождения оккупированных территорий, так и вступления в НАТО (с чем связываются надежды на недопустимость рецидивов агрессии). Смена парадигмы будет болезненной, поскольку для принятия новой парадигмы потребуется более широкий общественный консенсус, чем тот, на который команда Зеленского опирается сегодня (сейчас ставка делается на активную радикально настроенную часть общества, которая выступает «военным делегатом» от имени всего общества). Для ставки на продолжительную кровопролитную наступательную войну за освобождение территорий при ограниченной поддержке Запада и в расчете на перемалывание гораздо более внушительных российских людских и материальных ресурсов потребуется прямой мандат от всей «громады».
Я не утверждаю, что это невозможно (тем более что Кремль каждый день своими преступлениями делает все, чтобы такой мандат был выдан), но это будет непросто, и в первую очередь потому, что слишком долго и безоговорочно общество убеждали в обратном – что возвращение к мирной жизни не за горами, что оно случится вследствие неизбежной победы Украины, под которой подразумевалось не только возвращение захваченных территорий, но и неким чудесным образом произошедший распад России, а также вступление в НАТО и интеграция в ЕС до завершения конфликта. Этот максимально оптимистический, но вместе с тем и наименее вероятный сценарий в течение длительного времени продавался как единственно возможный.
"Доктрина Зеленского" имела большой мобилизующий эффект на короткой дистанции, но она же может стать серьезной проблемой, когда выяснится, что бежать придется марафон. Людей, которым не нравится, что и как происходит на войне, в Украине достаточно, в том числе и в вооруженных силах. Пока их голос не слышен, но во время смены парадигмы он может зазвучать громче. Речь, безусловно, идет о патриотических силах, нацеленных на победу Украины и на защиту ее суверенитета и государственной независимости, а не о многочисленных агентах влияния Кремля, которым при любом раскладе пока в Украине ловить нечего.