-
Art fashion, writing fashion Collaborations, new authors and other fun: @velvetmagazine
Пропустили стилизованную Сюзан Коллер феерию little-black-dress в Self Service Magazine. Исправляемся и вспоминаем картины Алекса Катца. Рисунков маленьких черных платьев у него — минимум двадцать два. И примерно девяносто крошечных гравюр в белой рамке паспарту. Две главных фактуры соблюдаются и на фото; демонстрируют всю активную пластику короткой чернильности платьев. Вот такая динамика на фоне безличных интерьеров: маленькое черное платье на модели (маленькие — и все от Celine) или маленькая деталька черной краски на картоне — какая в общем то разница. И то, и то — кажется, совсем не скучно смотреть.
Self Service Magazine №61; paintings by Alex Katz (2005 – 2015) 🎱
Как не скучно снять пояса-ремни? Можно — раздеться и перевернуть все задом наперед.
Не так давно наткнулись на фото бельгийского бренда L/Uniform. Кампейн летний, и, вместо купальников и махровых полотенец в песке — сумки соседствуют с тем, с чем, в общем-то, соприкасаются чаще всего — с нашим телом. А чтобы аргументы по поводу нетипичного ношения чего-то поясного были весомее, добавим еще два снимка:
* костюм с ремнем на груди от бренда младшего дизайнера мужской линии Hermès — Игоря Дьерика (родом он, кстати, тоже из Бельгии)
* фото из майского выпуска журнала Marfa, где Дева Кассель позирует с ремешком на талии (все — Jacquemus)
L/Uniform, Igor Dieryck, Marfa №21 🌰
Claude Monet «Parliament, the effect of the sun» (1903) and «Charing Cross Bridge» (1899)
2 of the 126 paintings in the Monet’s London Series 🪶
Воскресное легкое чтение.
Сказочные мотивы часто главенствуют там, где о них — даже не было намерения. В новой съемке D la Repubblica — увидели фольклорных (и не очень) персонажей. Красная Шапочка теперь носит кожаные чепчики от Noel Stewart, а Красавица переоделась в меха Чудовища, перешила их в платье. Серый Волк (Волчица, конечно же) — покинул лес в сером шерстяном костюме и туфлях-лапках Coperni. И кажется, что на втором фото, красный пояс Saint Laurent на контрасте черной рубашки Marni — уж очень напоминает одно известное, но губительное красное яблоко…
D la Repubblica by Rafael Pavarotti 🍎
Sanyu or “Chinese Matisse” — «Basket of Pink Chrysanthemums» (1931) ❤️
Читать полностью…
Если очень хочется показать часы, но на многослойность рукавов они не налезают — рвем рукава. Или новое прочтение тренда «what’s in my bag» — рубашки-пиджаки тоже могут обнажать детали: здесь, например, засняли сокровища Hermès, Audemars Piguet, Bulgari, Poiray :) Но это будто бы не главное — куда интереснее посмотреть на прятки разных текстур и уровней тканей манжетов: под джинсовкой (или штаниной джинсов?) — рубашка; под рубашкой — сорочка? Или всего лишь подкладка?
M Le Magazine 2024 by Maona Micoud ✂️
Henri Rousseau «The Dream» (1910)
Or the mood of the last Bottega 🌳
The modern (or not) mermaid!
Какое-то время назад мы писали о морских настроениях юбки №21 — тогда ее пайетки грелись под теплым дождем в «киношном» Риме. На вчерашнем показе бренда в Милане — растрепанные блестящие чешуйки продолжились. Правда, в облачении шарфиков-рыболовных сетей и «парусных» дождевиков, придуманных моряками (давно-давно, желтый цвет и защиту от влаги — давала пропитка льняным маслом). Теперь — русалки переплывают в нордические дали и готовятся к холодам, думая о лете. Накидывают природно-сигнальные оттенки: «winter is coming, be careful little fish».
№21 S/S 2025 🐠
Karel Dujardin «Boy Blowing Soap Bubbles» (1663)
Now at the State Museum of Art in Copenhagen 🫧
Священное архивное разрешение оголять плечи и носить «мини» зимой — не думая об уместности телесных открытостей к погоде (но не забывая о тепле)
Prada F/W 1992 🍨
Gerhard Richter «Grey» (1974)
Grey is the epitome of non-statement. Like no other colour it is suitable for illustrating «nothing».
Запоздало увидели съемку в журнале MY Magazine с брендом Tekla, поэтому по традиции — оперативно снабдили ее подходящими работами. Снятая в Сен-Тропе — пляжно-пижамная амуниция не только валяется и мнется на жарком аутдоре, но и сливается с ним. Масляные картины Хоакина Соройи, в общем-то, тоже — слились, смешались, нахватались пляжного песка. Вот такое крошечное лето в сентябре.
MY Magazine S/S 2024; Joaquín Sorolla’s paintings from 1906 to 1918 🫐
Jean Auguste Dominique Ingres «Mademoiselle Caroline Rivière» (1805)
Now in the Louvre in room 702 🦢
Some educational content 🤓
Платье «Astoria», созданное Карлом Лагерфельдом в 1967 году, в рамках первых лет сотрудничества с Chloé. Рисунок на платье был вдохновлен линогравюрами Обри Бердслея (Лагерфельд любил его творчество и коллекционировал работы художника), а конкретно — иллюстрацией к книге «Смерть Артура». В нежности архивного шелкового платья, прикрепляем отрывок из повести:
И они оба весело рассмеялись, и испили оба вдоволь того напитка друг за друга, и показалось им, что никогда еще не отведывали они такого доброго вина. Но с первого же глотка они полюбили друг друга такой любовью, какая не кончается никогда — ни в радости, ни в горе.
Томас Мэлори «Смерть Артура» (XV век)
В 1993 году, на показе Versace — все было в английских булавках. Сережками в ушах, брошками на юбках. Заколки — тоже были булавками. Английскими. А мы на Капри. Возле нас — канареечный бутичок Prada. Перед нами — пропасть и горы. Prada дублируется в наших гардеробных моментах — гладкая и аккуратная булавка на моей шелковой юбке — отражает пейзаж без искажений. Заколки-булавки Versace — были отлиты неровно. Грубо, наперекосяк. Кустарно. Наверняка, звенели разнобойными подвесками. Наверняка, играли в кривое зеркало. А бутичок Prada — чистейшей убористой точкой среди пейзажей. На Капри — жарко и расслабленно. Час назад мы смотрим, как на Via Marina Grande, в мастерской обувного магазинчика — при нас шьют кожаные сандалии. Час назад, я думала — заменить тонкую сетку балеток Khaite на рукотворную рыжую кожу. Ручной труд на Капри — стоит дешево. Выглядит аккуратно. Я вспоминаю милые неровности брошек Versace, а ты покупаешь сандалии, которые сшили при нас. На стельке — курсивом по линейке продавлено «Schettino Di Capri». Шлепаешь по камням жесткой подошвой; сандалии стекают по твоим ногам, сильно пахнут свежей кожей; сетка моих балеток Khaite — раздувается от случайного ветра. Солнце, при небольшем плюсе, уверенно жарит нас. Я уверена тоже — если бы не булавка на юбке — юбка бы расплавилась и убежала с моих ног. Я думаю об английских булавках, придуманных в Америке. Мои волосы удерживает одна из заколок Versace. Купленная, Боже, в Берлине. Один из рынков, одна из его коробок. Поцарапанное серебро и несколько реставраций. Берлин, Капри, Америка. Английские булавки. Мы вот — из Лондона. Смотрим на бутичок Prada — так странно и уязвимо с высоты глядящий тоже — на жилые крошечные домики. Стоим перед ним, за нами пропасть и горы, а аромамаркетинг бренда сегодня — запах кожи твоих сандалей и твоих горячих волос. На Капри, огромная булавка моей юбки Prada — тянет меня вниз. Потакаем, садимся на землю. Не очень аккуратно, если честно. Повторяемся за небрежными булавками Versace. В расслабленности Капри — наверное, самыми естественными.
october days: @monday for @velvet
В честь столетия Loro Piana — случилась фотосессия для Crash Magazine в облачении бренда. Кроме красоты и хрупкости в плотных тканях и вековых (уже!) эскизах — обратим внимание на первый снимок. Визажистка Дженнеке Крубелс написала, что вышитые на капроне губы — вдохновлены ее бабушкой, которая в детстве научила ее вышивать. Вот такая, посвященная всему дорогому, получилась история.
Loro Piana FW 2024 for Crash Magazine by Fanny Latour-Lambert 🥚
Идем в галерею Курто. Выставка лондонской серии Моне. Проходим мимо флажка Burberry с бахромой по краю. Не заходим внутрь. Дождь остается на наших ботинках, стекает по гладкой коже, грязью углубляется в подошвы. Зайти внутрь на бежевый ковролин стора — слишко грубо. Riding boots от Ann Demeulemeester бьются тонким ремешком о мои колени в серых колготках. Riding boots — недостаточные для конной этики. Riding boots — чересчур жесткие для городской прогулки. Но лошадей в городе — не видно. Города в городе — тоже. Весь город — смотрит вниз. Тянется к асфальту осадками. А флажок Burberry с бахромой по краю — позади наших спин. Если на секунду уничтожить код города; его капли и шаги; его цвет, который кричит синестизийными изречениями — можно было бы услышать. Чернильная короткая бахрома на флажке Burberry — звучит и колышется. Тихо-тихо. Повторяет за кисточками твоего шарфа. Огромный и белоснежный — купленный восемь лет в JW Anderson. За восемь лет — белизна бы померкла, впитала оттенки стран, пыль переездов. Но шарф все такой же белый. В Шотландии — есть серый город. Названный в честь архитектурной гранитности. В Лондоне, на самом деле тоже — серый Лондон. Серая Regent Street. Мои черные riding boots — даже не думают выделяться. А минуту назад — казались — не к месту. Даже красная полоска по низу твоего шарфа — мимикрирует под сигнально-красный шар сфетофорного света. Лондон — серый. Тотально уместный в своей холодности. Влажным ветром по рельефу моих серых колготок. Звучный, шуршащий бахромой флажка Burberry и твоего шарфа JW Anderson. Лондон — туманный. Идем в галерею Курто. К зимним лондонским туманам Моне. До зимы далеко — дома я не думала о шарфах и шапках. Быстро мерзну, силой мысли притягиваю твои руки и твой шарф на мою шею. Шарф пушистый, теплый, лезет в нос и рот ворсом. Зимние туманы Моне — тоже. В пушистых напылениях красок — туман легким плюшем обнимает мосты и парламент. Лондон — серый. Чернильный, белоснежный. У Моне — розовится трогательностью. С нежным текстилем флажка Burberry. Он намокнет — если его не завернуть… До галереи Курто нам шагать — двадцать пять минут по навигатору. Промозглый день. И кажется, твоего гигантского белоснежного шарфа хватит на нас двоих. Уходим от Burberry — не мысленно. Думаю о нем двадцать пять минут. О беззащитном флажке с бахромой по краю. Думаю — тканому флажку тоже не помешал бы твой теплый забавный шарф…
october days: @monday for @velvet
В тотальной пустоте и пасмурности — можно поглядеть на съемку для Elle. Стилистка Алекс Уайт — пишет, что вдохновлялись уличными снимками Гарри Виногранда. Но здесь его истоки, не сказать, чтобы видны — снимки вышли утопично-безлюдными. И Барби-свитер от Marc Jacobs уже не кричит о гротескной силе владелицы — он отдает будущностью и искусственным началом. И даже монохромный взрыв цветов LV и Ferragamo не прибавит заметности среди бездушного мегаполиса… Глядя на одинокую модель: нам вспомнился Лем — с его отсутствием толпы и кроткими попытками лучиться:
Меня поражала пустота — я не встретил еще ни одного человека. Эскалатор казался бесконечным. Внизу опять широкая освещенная улица, по обеим сторонам — дома; под деревом с голубыми листьями — а может быть, это было не настоящее дерево — я увидел парочку, приблизился к ним и отошел.
Они целовались.
Станислав Лем «Возвращение со звезд» (1961)
Вчера вечером — шоколадная сумка Prada с бахромой тяжелеет на моем локте. Между нами, на краю парка Тюильри, медленно плывет пожилой человек. Джентельмен — вы бы не смогли назвать его по-другому. И, если бы мы не отошли от памятника Шарлю Перро — я бы спутала его с ним. Саквояж джентельмена блестит кожаными бочкáми и случайными архивами брендов. Которые ему — совсем не нужны. Но вечером, в банальностях Парижа — между нами прошелся джентельмен с саквояжем Yves Saint Laurent. С зеленоватым, кожаным. На колесиках — с совсем короткой ручкой. Сумка Prada с бахромой тяжелеет на моем локте. На самом деле — всего несколько минут, пока ты надеваешь вечерне-согревающую куртку. Потом — сумка, кисточки ее бахромы, вся глобальность истории ее бренда — отдана твоим локтям. В Париже тепло, совсем не холодно — кожа на твоей куртке подубита временем. Размягчена. Лишена ткано-кожистой отреченности. Мы нашли ее в Iregular год назад — парижский закоулочный винтажный магазин тогда напомнил бутик Ann Demeulemeester. Бело-черный. Моя сумка в твоих руках, а вечер все темнеет сильнее — отпечатки бантиков на моих розовых балетках Marni — исчезают. Сливаются с сумерками. Их цвет выделяется на черном асфальте. Можно было бы вспомнить матиссовские розовые «танцы» — но в парке кроме нас и уходящего джентельмена с саквояжем — никого. Одинокий пейзаж — шуршит бахрома моей сумки Prada, шуршит теплая кожа твоей куртки. Мои балетки розовеют на черноте дороги. Через светофор от нас, напротив улицы Rivoli — можно найти задорный бутик Ganni. Внутри — яркий зал и пестрые тумбочки с экспонатами-ботинкам. Внутри — тоже никого. Скучают консультанты. Забыта яркость и свет — весь Париж затих в мечтах о лете модной недели. Что там было? Мы пропустили все — Париж неожиданно ушел в примитивизм форм и толп. И хочется — поймать неожиданное молчание. Наша одежда осторожно шуршит, шепчет, не выделяется. Понимаю — мои туфли Marni — неприлично ярко звучат розовым цветом. Все-таки — я сниму их. Утяжелю мою-твою сумку Prada с бахромой. Тем более, мы почти дошли до Ganni. До закрытия, кажется — целый час.
september days: @monday for @velvet
Basic — but!
В новой съемке для журнала Muse — все внимание деталям. Можно было бы назвать их скучными, но мы не будем — получилось нежно и кремово. И бежевый базовый фон — когда-то заставляющий зевать — сейчас умиротворяет стабильностью своего оттенка. Перекличку брендов на фото пропустим — вместо этого снабдим подборку строчкой из газеты «La Dernièr Mode» о нежном (и сливочном) цвете:
La neige... la crême… две белизны, во всем несхожие, для меня сливают в одно достоинство — безопасное. Рождают то, что носит восхитительное название — crême-neige.
Стефан Малларме, 1847 год
Я накинула зеленый плащ. На самом деле, почти белый — деликатность подмешанного пигмента на производстве. По сравнению с агонией дублирования картин Руссо на твоей рубашке Etro — мой плащ действительно не имел цвета. После показа Bottega Veneta — хотелось породниться с фауной. Начать с флоры. С очевидного — зеленого цвета. В Париже, в закутке одной из улиц с зеленым названием — pop-up кафе Maison Kitsuné — тоже нарядился в похожую плакатную зелень. Пантоновый «may green» — в сентябре немного пах отсыревшей матчей. В Париже — дожди и небольшой ветер. Перед нами — короткая очередь. Перед нами — парень в желтом жилете с черными кроликами. Жилет из коллекции 2018 года JW Anderson; парень, кажется, размышляет над выбором дольше культурной нормы; твоя рубашка с дикостями Etro — становится удобным местом для моей щеки. Можно было рассказать о душноте ожидания, но под моим зеленым плащом — слишком тонкое серое платье Ushatava. После показа Bottega Veneta, вопреки джунглевой яркости цирковых кроликов — хотелось угождать природе. Быть незаметной и незримой. Не перенимать внимания от остатков городской ботаники. Пусть вся яркость останется кроличьему жилету случайного предводителя очереди и твоей безумной рубашке — в зеленых шторках кафе — ей самое место. Брюки на тебе — бесконечно измятые. Мое платье — совершенно тоже. В джунглях и природной настоящести — нет места парижским отпаривателям. На Bottega Veneta — тоже все в естественном положении ткани. Мятое, присборенное, в складочку. Сшитое быстрым стежком, иголкой вперед — с детской торопливостью. В Париже, на зеленой улице, в зеленом pop-up кафе Maison Kitsuné — скрываются камерные джунгли. Желтый жилет с черными кроликами, твоя рубашка с животной графикой Руссо, мой зеленый, почти белый, плащ. Мы выходим из кафе через десять минут — наша мятая одежда теперь тоже пахнет отсыревшей матчей. Вокруг, на улице с зеленым названием — ни травинки. И все-таки — мы в джунглях.
september days: @monday for @velvet
Все думали, что напоминает последний показ Prada, кроме самого бренда. Выяснили — глобальную стройку и недавно прочитанную книгу:
15 апреля 1925, Париж.
Я купил две фуфайки очень
хороших, которые здесь носят рабочие, одна коричневая, другая ярко-синяя за 12 рублей. Очень они мне нравятся. Вообще, я уже начал свой костюм пролетаризировать по-западному. Даже хочу купить кордовые штаны и блузу синюю. Твой Котька сидит в новой фуфайке и смотрится в зеркало…
Александр Родченко «В Париже. Их писем домой»
По следам вчерашнего показа Fendi — нам стоило одеться в мыльно-пузырность просвечивающих тканей. Нашить переливы камешков, как минимум — на носки. Но выглядывающий из под недостающих до длины роста джинсов Prada — скромный лен моих носков, я знаю, не выдержал бы веса украшений. Исследуя Милан, мы с тобой поняли. Этот город — мы не знаем. Всего-лишь перенимаем его лица. Сейчас — одно из них подластилось неделей моды. Неслышной старостью уже знакомых архивов. В нашитых аксессуарных аппликациях на тонких материях Fendi — мы углядели примерные истоки тяжелых звеньев Rabanne. Стоило бы одеться в мыльно-пузырность — но мои джинсы родились слишком тяжелыми и грубыми. Твоя рубашка — тоже. Дублируя бренд и джинсовость — она тяжелела, не пропускала свет и воздух. По следам вчерашнего показа Fendi — мы отчего-то облачились в Prada. Напротив нашей квартиры — фонд Лучаны Маталон. Мы могли бы потреблять его временные экспозиции вместо завтрака. Но Милан сластится неделей моды, сводит зубы. Напротив нашей квартиры — глянцево-шоколадный фасад кондитерской Marchesi. Выкупленная Prada Group — просящая позавтракать в ней двух блюстителей джинсовой, несладкой униформы. И все-таки — Fendi прозрачился не до конца. На ногах моделей темнели и светлели аутдорные тяжеловесные ботинки — в них бы лазать по горам. Противостоять сладости. Укреплять дрожащие платья. В одиннадцать утра, в Милане, в половинчатом джинсовом облачении Prada, уходя от нашей квартиры — мы углубляемся на Santa Maria alla Porta. В Marchesi. По следам вчерашнего показа Fendi — заполучить хоть немного нежной сладости. Избегая воздушных конструкций — в Милане, в Marchesi, по следам уже давно понятно чего — мы ломаем несладкий кукурузный кекс. Ты капаешь на свою жестко-джинсовую рубашку Prada — персиковый джем. Ближе к двенадцати — Милан начинает выглядеть сладко — не только из-за вчерашнего показа Fendi. Точнее, совсем не из-за него.
september days: @monday for @velvet
Сейчас в аккаунте Issey Miyake начинается активный постинг лукбука осенне-зимней коллекции — поэтому нагло дублируем идею и вспоминаем их коллекцию A/W 2024-25! Сопроводим мини-ликбезом:
* коллекция, прошедшая в марте в Музее истории иммиграции, называлась «What had always been» — «То, что было всегда»
* используемые ткани-приемы: японская бумага васи; «выбрасываемая нитка», которая трогательно добавлена в часть трикотажной линейки — в ней используются нити, которые оказались не нужны в процессе раннего производства (представилось, как маленькие феи у прялок — по волокнам соединяют ниточки)
Не знаем, как насчет тканей и zero-waste шитья, но шапочки с ушками и длиннющие «мамины» палантины — точно родом из детства. Точно — «то, что было всегда» :)
Issey Miyake A/W 2024-2025 by Junri Kamiwaki 🧦
Серый фетровый пиджак Comme des Garçons плохо защищал от ветра. Хотелось бы сказать это, но в Милане — отсутствующий ветер и глобально-потепленный градус тепла. Серый фетровый пиджак Comme des Garçons — просачивался на траву парка Семпионе и заменял очевидный клетчатый плед. Сливался цветочным принтом с флорой природного окружения. Выделялся асфальтовой серостью среди зелени, не замечающей осень. Ты купил серый пиджак Comme des Garçons — в винтажном Cavalli e Nastri. Утром, раньше, чем сейчас, пятиминутным дождем, на рыжих вешалках, среди конфетно-цветных стен — отыскал фетровое укрытие от прохлады. Архив от S/S 2012 с белой строчкой по короткому силуэту — не потемневшей и не запылившейся временем. Когда мы встретились после моего опоздания — дождь закончился. И белая строчка на сером фетре — больше была не нужна. В парке Семпионе, по бокам от нас — секунды теплого ветра в живописном тормошении волос и экстра-длинных рукавов моего блеклого кардигана Marni. Твоих широких, не спасающихся от ветра своей тяжестью, брюк Dries Van Noten. Повторяющихся — серых. Оттенков серого, как минимум, двенадцать. А мы захватили гардеробом — всего три. За нами — здание Миланской Триеннале. Если бы не задорный цвет мелькающих плакатов — музей бы тоже отвечал нашей общей серости. Но ограниченная своей цветностью точка — заканчивается на нас. Серый фетровый пиджак Comme des Garçons, лежащий на газоне, положил начало быстрому воскрешению новой Гаагской школы. Объеденению любителей серого — в поисках новейших путей использования цвета — наш серый, пришедший из винтажного и излишне яркого магазина на Via Brera — мешался с соком травы. Серый фетровый пиджак Comme des Garçons — плохо защищал нас от общей яркости миланского парка. Делая нас — не имеющими ничего общего с чопорной Гаагской школой. И на самом деле, в Милане, с детским лепетом по обеим сторонам от нас — серый фетровый пиджак Comme des Garçons, купленный тобой, чтобы я не замерзла — совершенно забыл о характеристиках своего цвета. Холодных, фетровых, серых.
september days: @monday for @velvet
Too many legs, too many Khaite 👣
Фото с прошедшего показа Khaite от стилистки Бекки Малински — взгляд снизу, размывая детали сильным зумом. Нам такой репортаж кажется самым подходящим коллекции — и платья-туники, почти пародирующие «technical voile dress» от Prada, смотрятся еще яснее и легче. А с такого ракурса — точно самобытнее. Закрывая глаза, в платье от Prada хочется затянуться в утонченность и леность дня, а в айтемах Khaite — как минимум бетонно (но легко) выстоять все будничные перипетии и возвыситься над ними. А может быть, на нас так повлиял сет-дизайн шоу?
NYFW Khaite S/S 2025 🪶
Переключение на осенний сезон — началось с твоей белой рубашки из вафельного пике. Все лето, избегая дождей, прячась от них шахматными партиями-шагами — мы не получили ни капли осадков. Переключение на осенний сезон — твоя рубашка из вафельного пике быстро пропиталась каплями и потемнела на воротничке. Ты сказал — что мы наконец-то осадили белый цвет. Не мы — дожди. А вокруг нас и правда белая кипельность. Странная, важная. Картинная. Лувр. Стоило начать с этого — в Лувре — мы не романтичная пара. Парадно-разодетые школьники при всей расслабленности музея. Вокруг нас тициановые стены, проникающие в наш белый и отражающий одежный монохром — в машине, по пути в музей, в сомнениях выбора белого — я сомневалась в выборе. Чопорный цвет давно отделился от выставочных пространств. Я мечтала о порче оттенка на нас. Воротничок твоей рубашки еще не избавился от следов влажности. Осенний сезон усложнил-улучшил твою рубашку из вафельного пике. А вокруг нас — сложно-сочиненное музейное освещение и тициановые стены. В Лувре, мой тонкий и обтекаемый лонгслив The Row, конечно, тоже перестал быть белым. Тициановый, освещенный, лучистый золотом рамок, сереющий и впитывающий цвет воротничка твоей рубашки — в Лувре, к счастью, не мы выбирали конечный цвет образов. Мы стоим в зале с номером «702», на картинах белеют платья и блики бедер, накидок, клинков. В Лувре — все, что угодно ярче нашей одежды. И не стоило переживать о собственной заметности. Излишней. Воротничок твоей рубашки из вафельного пике высыхает через час, картины в зале «702» не кончаются, твои широкие манжеты, заходящие на костяшки пальцев — сливаются трогательностью с моим обтекающим белым лонгсливом The Row. Перед нами — портрет мадемуазель Ривьер. Гёте писал, что белый цвет — непрозрачен, а значит телесен. Твоя рубашка и мой лонгслив сливаются в цветах тициановых стен и наших рук, разнотекстурная ткань просвечивает оттенками нашей кожи. Перед нами — портрет мадемуазель Ривьер. Я не вижу границ ее платья и тела — все в единстве. Мы не осадили белый цвет. Конечно, нет. В Лувре — бесконечность ясных бликов. Ярче, чем вся наша тонкая одежда. Полностью телесная. Совершенно не белая.
september days: @monday for @velvet
Белый верх и черный низ! А еще шоколадный, медовый и розовый. Разноцветные и не очень — сумки Porto иллюстрируют удобный способ носить с собой сменку (или нужную канцелярию): играть с узлами на тонких ручках и обвязывать ими талию. А вот что пишет о самом бренде его основательница:
Моя прабабушка смотрела в окно часами, наблюдая за капельками воды на лепестках уличных цветов во время ливня. Думаю, мы стремимся к такому виду красоты: несовершенному, органичному и необходимому.
На берегу осени — мы пересчитывали ракушки на афинском пляже. На берегу Капе, повернувшись спиной к храму Посейдона — нашла вторую жизнь моя майка от Наоки Такидзава S/S 2010. Пародирующая расцветку ткано-названой «calico scallop» — ситцево-тонкая майка искажалась полосками на солнце. Жухло-желтоватыми оттенками, майка, напоминающая ребристый панцирь — удивительно напоминала и осенние листочки. Ботанических сезонных увяданий в Афинах — определенно точно нет. Определенно точно, в Афинах, на берегу Капе, в майке Наоки Такидзава — мы с тобой в тускло-лимонных брюках Issey Miyake. У нас с тобой — идеальное свидание. У моей майки-ракушки от Наоки Такидзава — тоже. Мимикрируещее под фауну пляжа, продолжающееся в плиссировке наших брюк. Потому что там, где Мияке — там и Такидзава. В живой средиземноморской фауне. На берегу осени — мы пересчитывали ракушки на афинском пляже. Пересчитывали складки плиссировки на наших брюках — в Афинах, на берегу Капе — все превратилось в ребристую текстуру ситцевой ракушки «calico scallop». А за нашими спинами белоснежные развалины замка Посейдона и васильковые цветы, совсем, если честно — не похожие на васильки. Перебивая временную сезонность, яркость Афин пробивается началом лета — а наша одежда по-осеннему тускнеет оттенками. Даже жаркие длинноногие пальмы на твоей песочной рубашке Amiri — давно покрылись песочным блюром путешествий. Впитались в плетение ткани и выцвели на солнце. Под нашими ногами ракушки, на наших ногах — льняные носки. Полные песка и мелкой гальки — и отчего-то, в Афинах, на берегу Капе — льняные носки, мокрые от воды, пребывали в своей естественности. Завтра — осень. А сейчас, в многоразово повторенной локации — мы снимаем с себя плиссировку и отдаляемся от похожести морских раковин. На берегу осени — мы заходим в Эгейское море. А на берегу Капе, за линией воды — наша одежда в миллион складок — сливается с полосатыми и ребристыми ракушками. Полностью и окончательно.
august days: @monday for @velvet