Три года назад мы с Ильей поехали на выходные в Киев, чтобы застать отголоски теплой осени, а оказались на революции. Кончилось все, конечно, так себе, но это были одни из самых захватывающих дней моей жизни. И от них у меня остался вот этот кадр.
Читать полностью…Две вещи хочется сделать прямо сейчас:
1. Уже рассказанная в этом канале идея «Мой прадедушка — нквдшная мразь». Вы, наверно, видели сегодня продолжение истории Дениса Карагодина: ему написала внучка палача Томского Горотдела НКВД, который расстрелял его прадеда, и, самое классное, оба нашли общий язык. И мне бы очень хотелось почитать еще больше историй людей, которые через рефлексию и раскручивание прошлого своей семьи приходят к общественному примирению.
2. Подростки — самые важные и интересные герои, потому что за ними будущее. Но как они живут? О чем мечтают? Чего боятся? Я не знаю и не понимаю, что в голове у тех, кто всего на десять лет младше меня; у них нет голоса и трибуны. И просто из своих эгоистичных соображений я хотел бы, чтобы в России появилось медиа о подростках.
Одно из самых интересных мест в Париже — заброшенная и забытая железнодорожная ветка Petite Ceinture, то есть «малый пояс». Эту 32-километровую линию, соединяющую все радиальные направления, сходящиеся в Париже, построили под нажимом военных в 1851-1867 годах в пределах нынешнего бульвара Периферик. Однако уже в 1930-е годы пассажирское движение по кольцу закрыли — железная дорога не выдержала конкуренции c метро, основной костяк которого как раз был закончен к тому моменту.
С тех пор кольцо постепенно приходило в упадок (за исключением небольшого западного участка, по которому в 1980-е годы пустили линию RER). Где-то малый пояс прорезает жилые кварталы эстакадами, где-то спускается в темные тоннели, где-то еще сохранились разбитые и расписанные граффити станции, а где-то не осталось даже рельсов, лишь только небольшие перелески, по которым можно угадать бывшую железную дорогу. Кое-где из-за нового строительства нельзя угадать ничего. Процесс разрушения кольца задокументировал французский фотограф Тома Жорион в своем проекте La ligne oubliée.
В середине 2000-х Petite Ceinture предлагали обновить на манер нашего МКЖД (у которого, к слову, схожая судьба), проложив по бывшей трассе линии скоростного трамвая, но в итоге трамваи пустили по так называемым бульварам маршалов. Пару лет назад насыпь дороги в XV округе открыли для пешеходов — получился не то чтобы High Line, 48.8334441,2.2899677,3a,75y,294.08h,99.53t/data=!3m8!1e1!3m6!1s-jNyx8vhybFo%2FVNKRxzJg4-I%2FAAAAAAAAHT0%2FkDJOm-GPoMQfzCxot87iRi2QMFgVMxeJQCLIB!2e4!3e11!6s%2F%2Flh3.googleusercontent.com%2F-jNyx8vhybFo%2FVNKRxzJg4-I%2FAAAAAAAAHT0%2FkDJOm-GPoMQfzCxot87iRi2QMFgVMxeJQCLIB%2Fw203-h100-k-no-pi-0-ya74.47167-ro-0-fo100%2F!7i6656!8i3328!4m5!3m4!1s0x47e670695e31ca49:0xc172a928e468de70!8m2!3d48.8317778!4d2.2933684!6m1!1e1">но мило.
В остальном же кольцо остается необычным уголком дикой природы посреди сверхурбанизированного ландшафта — говорят, гуляя по нему, можно даже встретить лисиц и других диких животных. Я же наткнулся на лагерь цыган и беженцев.
А вот так выглядит студия художника и бывшего арт-директора Esquire Кирилла Глущенко, которую он арендует в Северном Чертанове.
Читать полностью…На самой южной окраине Копенгагена, прямо за домом-восьмёркой Бьярке Ингельса, вырыт искусственный канал, за которым начинаются продуваемые морскими ветрами луга. Чтобы пройти к ним, нужно открыть одинокую калитку в заборе — все-таки датчане потрясающе аккуратны. Пытаясь не упасть от шквалистого ветра, я разглядывал эту сюрреалистичную калитку, потом луга, дальний лесок, суровую и скудную природу под низкими серыми облаками. Я думал о том, как незыблем и внезапно притягателен этот несколько унылый пейзаж, как мал человек и бесконечен ветер, и как хочется во всем этом раствориться и исчезнуть.
А потом мне позвонил какой-то пиарщик из Москвы.
Вообще тема памяти — самая важная и нужная сейчас. Так, недавно бомбанула история жителя Томска Дениса Карагодина, который самостоятельно расследовал историю ареста своего прадеда-крестьянина, а теперь требует от ФСБ выдать тело убитого и прямо назвать имена сотрудников НКВД, причастных к фальсификации его дела и расстрелу. А ФСБ, конечно, ничего официально не признает и никак не извиняется, хотя у Карагодина на руках есть почти вся информация.
Мне очень хочется сделать два материала на тему памяти, и я записал их в свой блокнотик под кодовыми названиями «Моего прадедушку убили нквдшные мрази» и «Мой прадедушка сам нквдшная мразь». Первый из них — в общем, набор историй таких же людей, как Карагодин, простых москвичей и петербуржцев, которые копаются в прошлом своей семьи, ищут убийц своих предков, а потом еще, может, встречаются и с потомками этих самых следователей.
Второй — обратный заход, понятный твист про обыденность зла: современный горожанин пытается разобраться, чем же занимался его родственник-чекист в советское время, насколько он причастен к преступлениям. У многих есть истории о том, как их условный дедушка работал в органах. Но сказав А, мало кто проговаривает Б: а что он там делал? И если окажется, что он был не условным водителем, а фабриковал дела и отправлял невиновных людей в лагеря, то как это повлияет на внука? Будет ли внук испытывать чувство вины или попробует оправдать деда? Перевернет ли правда всю историю его семьи и отношения между родными?
Это нужно миллион раз докрутить до нормального питча, но все равно интересно. (Если вы можете как-то помочь с этими материалами, напишите мне @seroslov.)
Давно не заходил на The Blueprint, а на этой неделе пару раз зашел, и он прямо классный. При этом, конечно же, мой самый любимый раздел — Карьера, такая более буржуазная версия паблика «Русская интеллигенция». Все любят разглядывать знакомых.
Читать полностью…Колонна отряда «Беркут» движется к зданию Правительства Украины. Киев, ноябрь 2013 года.
Читать полностью…Кстати, я так легко публично делюсь идеями, потому что сами идеи ничего не стоят, стоит реализация. Почему-то у нас принято бояться кражи идей, но если вы умный и классный, то на один украденный (кем? зачем?) питч вы придумаете еще десять.
Читать полностью…На лагерь беженцев я наткнулся довольно случайно. На самом севере Парижа, у Porte de la Chapelle, заканчивается линия скоростного трамвая — в будущем маршрут протянется дальше на запад вдоль бульвара Ней, а неделю назад мне пришлось идти в сторону блошиного рынка у Porte de Clignancourt пешком.
Через сотню метров после трамвайного кольца бульвар опускается под огромный путепровод, поверх которого проложены железнодорожные пути с Северного вокзала и ездят поезда в тот же аэропорт «Шарль-де-Голль». Под мостом мрачно: люди здесь не ходят, бетонные конструкции выглядят облезло, сверху что-то капает, а вся дорога перекопана из-за вялотекущей стройки трамвайной линии.
Ты идешь, идешь, идешь, а путепровод все не кончается, но внезапно откуда-то появляется запах гари и угарного газа. Может, это из-за стройки? Но нет, под мостом нет ни одного строителя. Запах становится все сильнее и удушливее, и приходится уже закрывать нос и рот воротником куртки. А потом ты случайно поворачиваешь голову налево и видишь, что в выемке заброшенной ветки Petite Ceinture, проходящей в этом месте впритык к бульвару, стоят небольшие самодельные домики с печками-буржуйками. В пяти метрах от тебя живут люди, и вообще непонятно, как они все еще не сгорели и не задохнулись.
Когда бульвар вновь выходит на поверхность, домики продолжаются еще метров на пятьдесят; у следующего моста над заброшенной железнодорожной веткой хибары начинаются снова. 2016 год, 4 километра к северу от Лувра, а люди живут в трущобах под мостами. То есть можно по-разному относиться к проблеме миграции, но вообще-то когда видишь такое в одном из самых богатых городов мира, то как-то слишком явно понимаешь, что так жить нельзя, и что глобальный капитализм — полное дерьмо.
Уже в Москве я решил узнать подробности об этом лагере. Оказывается, раньше он тянулся на запад на полкилометра. В феврале 2016 года по решению суда французские власти выселили из поселка четыре сотни обитателей и перевезли их в другие лагеря временного содержания для мигрантов. После этого строительная техника разнесла все постройки. Однако жилья для всех не хватило, некоторые вернулись, и всего через полгода я своими глазами увидел новые хибары из фанеры, мусора и металлических листов. Кажется, в следующем году все повторится снова.
На этой неделе я впервые побывал в Казани, и главред «Инде» Феликс Сандалов показал мне одну забавную штуку. Оказывается, в дагестанском селе Буртунай производится исламская версия жевачки Love is. «Семья Фуада и Самиры» продается в регионах России с преимущественно исламским населением и рассказывает о том, как выглядит настоящее счастье у мусульманских молодоженов. Вот так.
Читать полностью…У архитектурного бюро «Меганом» очень классный офис на «Красном Октябре», который целиком заставлен книжками и макетами проектов. Теперь эти макеты можно посмотреть на Thngs.
Читать полностью…Мои друзья @kurganskaya или @tarlanadelrey запустили канал, в котором они рассказывают о самой невкусной и невыносимой еде в российских кафе и ресторанах, а также публикуют чужие истории неудачных фуд-опытов и экспериментов. Вам показалась переоцененной еда в условных «Северянах» или Tartarbar? Вас бесит промокшая булочка в Burger Heroes и подгорелые бургеры в Burger King? Вам плохо сервировали яйца Бенедикт в Saxon + Parole? Или, может быть, вы просто хотели вкусить божественную шаверму или куру-гриль у вокзала в Нижнем Новгороде, но нечестные дельцы вас обманули? Расскажите об этом Насте и Тарлану.
Читать полностью…Прикольно: Херцог и де Мёрон, авторы реновации Тейт Модерн и примерно самые классные архитекторы на свете, закончили строительство Гамбургской филармонии. Стройка шла десять лет, бюджет здания вырос с 77 до 789 миллионов евро (привет, Мариинка-2), зато теперь в Гамбурге есть огромное стеклянное облако, водруженное на старый краснокирпичный портовый склад. Внешне все очень масштабно и эффектно, а внутри гостиница и два зала на 2100 и 550 мест с какой-то якобы совсем феерической акустикой. Вполне себе новый символ (довольно безликого на мой вкус) Гамбурга.
Все это классно, но есть одно но. Гамбургская филармония — запоздавший из-за строительных трудностей пример звездной архитектуры, популярной до кризиса 2008 года. И обычно такие масштабные здания строились, чтобы повторить эффект Бильбао с его деконструктивистским музеем Гуггенхейма работы Фрэнка Гери. То есть, условно говоря, чтобы в город приезжало много туристов, которые хотят снять себя на фоне очень необычного здания; такая инстаграм-архитектура. Подвох в том, что Херцог и де Мёрон построили необычное и запоминающееся здание, но оно расположено так неудобно, что его как раз и нельзя нормально снять в инстаграм: из центра его все время загораживают другие новостройки, а самый эффектный фасад и вовсе обращен на другой берег реки, где находится порт. Проект от этого хуже не становится, но тем не менее.
(Ну и чтобы два раза не писать: окружающий филармонию Хафенcити — полный провал, модненько застроенный, но абсолютно безлюдный район, джентрификация ради джентрификации.)
В моей любимой рубрике «еще одна умирающая российская деревня» — история поселения Засосье на «Бумаге».
Засосье основали в XVII веке, и до революции это была зажиточная деревня. Потом часть жителей раскулачили, а в 1937 году всех оставшихся мужчин отправили в лагеря. В начале XX века здесь жили 500 человек, а сейчас только трое. Две сестры, Наталия и Ксения, основали в Засосье Музей утерянных деревень, а в начале октября поставили памятник жене врага народа.
Казалось бы, деревня находится в обжитой Ленинградской области, в каких-нибудь 40 километрах от границы с Евросоюзом, но доехать до нее можно только на машине: транспорт не ходит, а вдоль дороги лес, и на пешего человека могут напасть волки.
Сегодня открывают памятник Владимиру на Боровицкой площади. Еще прошлым летом, на волне споров вокруг него, Влад Моисеев поговорил с автором памятника Салаватом Щербаковым (среди других его работ — памятники патриарху Гермогену, Столыпину, Александру I, монументы «В борьбе против фашизма мы были вместе», «Спасателям к 20-летию МЧС»). Я как редактор предполагал, что это будет формат интервью с мудаком, и просил Влада поймать скульптора на каких-то логических несостыковках и противоречиях. В результате поймать не получилось, Щербаков оказался последовательным в своих убеждениях. Текст при этом все равно отличный: ты как будто подглядываешь за существом из параллельного мира.
«В творчестве Ван Гога главный — Ван Гог, он предъявляет свою личность. А в монументальной скульптуре художник, как в церкви, служит. Тут важно не то, как художник кокетливо и ярко проявил себя. Тут важно, насколько он дотянулся до понимания идеи и смог её профессионально оформить».