Алексей Любжин о Плинии Старшем, полное издание которого начало выходить в издательстве Университета Дмитрия Пожарского:
«В последнее время вышли две публикации античного автора, которого ни в одну эпоху нельзя было отнести к числу фаворитов читательской публики, — Гая Плиния Секунда Старшего, от которого дошло до нас 37 книг „Естественной истории“. Издательство Университета Дмитрия Пожарского выпустило первый том предполагаемого полного издания, в который вошли книги I и II; Калининградский областной музей янтаря выпустил последнюю, XXXVII книгу, посвященную драгоценным камням; его амбиции, очевидно, далее не простираются. Впрочем, книгу с балтийских берегов вряд ли будет легко найти, да и осуществление столь масштабных проектов — дело неспешное, так что полного переведенного Плиния русский читатель получит еще не скоро. Что же касается переведенного раньше, по объему лидирует искусство. Пока же, не оценивая качество обоих изданий (автор этих строк в силу разных в каждом случае причин не имеет на это морального права), имеет смысл порассуждать о том, нужен ли читателю — и для чего — Плиний Старший. Который, со своей стороны, был самым усердным и благодарным читателем в истории: если мы думаем обычно, что нет такой хорошей книги, у которой не было бы недостатков, то он, напротив, полагал: нет книги настолько дурной, чтобы из нее нельзя было извлечь никакой пользы. Читал он, как обычно читали древние, — ухом, а не глазом. И компенсировал возможный недостаток качества количеством».
https://gorky.media/context/kak-chitat-pliniya-starshego/
Фуко — мой любимый философ ХХ века, на «Горьком» можно найти старое мое лирическое эссе, где я признаюсь в этой любви. На мой взгляд, относительно многих других крупных философов могут быть вопросы, что именно у них читать и читать ли их вообще, библиография же Фуко практически целиком состоит из работ, заслуживающих прочтения. Очень мало кому удается совместить писательский талант, широту эрудиции и способность к постановке философских проблем на самом разном историческом материале. Поэтому я особенно рад восьмой лекции нашего курса в Переделкино «Философия и общество: как жить сообща», которую прочтет Дмитрий Хаустов.
Мишель Фуко и критическая онтология нас самих
«Слава Мишеля Фуко держится прежде всего на его исторических исследованиях, благодаря своему охвату и тематическому разнообразию значительно повлиявших не только на современную философию, но и на социологию, культурологию, психологию и прочие смежные дисциплины. Это влияние ставит перед читателем текстов Фуко непростую проблему их методологического единства, которая не ускользала и от самого философа. На протяжение своей долгой карьеры Фуко пытался отрефлексировать и сформулировать свой „исторический“ метод — так возникли его известные концепты археологии и генеалогии. В поздний период одна из подобных попыток стала претендовать на роль окончательной — речь идет о „критической онтологии нас самих“. На лекции мы рассмотрим эту идею Фуко, ее отношение к кантовскому проекту Просвещения и другие историко-философские корни».
Дмитрий Хаустов, историк философии. 30 апреля, 15:00, Белый зал.
Цицерон-географ?
Мы продолжаем наши цицеронианские четверги, и сегодня расскажем о том, как Цицерон чуть было не стал географом. #цицерон
***
Как видно из письма Att. 2.6, Аттик предложил своему другу задуматься об адаптации монументальной «Географии» Эратосфена. В трех книгах этого труда Эратосфен Киренский (275—194) изложил историю географических открытий, снабдив их научным рассмотрением физических и математических вопросов, связанных с географией.
Кажется удивительным, что Цицерон мог рассматривать перенесение на римскую почву подобного жанра, однако из того же письма следует, что он всерьез обдумывал предложение Аттика, даже изучал сочинения математика и географа Гиппарха Никейского (ок. 190 — ок. 120 до н.э.) и его ученика Серапиона. В другом письме от 59 г. Цицерон упоминает географическую поэму Александра Эфесского (Att. 2.22.7): «Книги Александра, небрежного человека и плохого поэта, однако небесполезного, я отослал тебе».
Скорее всего, эти работы, как и труд Эратосфена, Цицерону присылал из Греции Аттик; в письме Att. 2.4.1 (апрель 59 г.) Цицерон пишет: «Ты доставил мне очень большое удовольствие, прислав книгу Серапиона; правда, я понимаю из нее, будь сказано между нами, едва тысячную часть. Я велел заплатить тебе за нее наличными деньгами, чтобы ты не нес расходов, делая подарки».
Но подарки делались с умыслом: Аттик уговаривал друга впервые изложить географию по-латыни, и в том же письме 2.4.3 Цицерон допускает такую возможность: «Что касается географии, то приложу усилия, чтобы удовлетворить тебя, но ничего определенного не обещаю. Это большая работа, однако я все же позабочусь о том, чтобы для тебя, раз ты велишь, за время этого моего отсутствия возникло какое-нибудь сочинение». О настойчивости Аттика говорит то, что Цицерон неоднократно обещает ему «еще и еще» подумать (Att. 2.7.1).
Интерес Аттика к сюжету понятен: в этот период жанр географии переживает своего рода возрождение: достаточно упомянуть такие имена, как Полибий (ок. 200 — ок. 120 гг. до н.э.) и Артемидор Эфесский (I в. до н.э.). Философ и друг Цицерона Посидоний из Апамеи (ок. 135 г. — ок. 50 г. до н.э.) был автором сочинений по географии и этнографии. Отчасти такой интерес к сюжету был связан с военной и политической экспансией Рима: Феофан Митиленский (I в. до н.э.), например, сопровождал Помпея в ходе Митридатовой войны, и по итогам похода оставил описание Кавказа и Армении.
Западное Средиземноморье также становится известным все лучше, что дает возможность Страбону дополнить критику Гиппарха и сказать: «…Тимосфен, Эратосфен и их предшественники совершенно не знали Иберии и Кельтики, Германия и Бреттания в тысячу раз больше были им неизвестны, а также страны гетов и бастарнов; они в значительной степени обнаруживают незнание Италии, Адриатического моря, Понта и стран, лежащих за ним к северу» (2.1.40–41). Стоит добавить, что сам Страбон называет своим учителем Тиранниона (12.3.16), с которым Цицерон был хорошо знаком (см., напр., Att. 4.4a).
Ресурсы Аттика и его доступ к греческим библиотекам позволяют ему направлять литературную моду, делая копии редких книг и рассылая их друзьям. Не исключено, что именно через Аттика Эратосфен стал доступен Цезарю (B.Gall. 6.24) и Варрону (Rust. 1.2.3–4).
Почему же Цицерон отказывается быть primus inventor нового на римской почве жанра? Дело в том, что и в области риторики, и в области философии Цицерон мог опереться на свой опыт государственного деятеля. В диалоге «Об ораторе» 1.5 он говорит о своей «опытности (usu), почерпнутой из стольких важных дел». Тот же мотив звучит в «О государстве»: мне посчастливилось, говорит Цицерон, «приобрести некоторую подготовку благодаря не только своей деятельности (usu), но и своему стремлению учиться самому и обучать других» (1.13).
Доддс был с 1927 года членом, а позже, в 60-х, даже президентом «Общества психических исследований» (The Society for Psychical Research: S.P.R.). Так вот, однажды он получил от P.S.R. задание разобраться с «полтергейстом» на отдаленной ферме в уэльском Флинтшире. Он застал фермера и его жену в состоянии «панического ужаса» из-за «серии необъяснимых ночных шумов». Доддс решил, что полтергейстом, на самом деле, были крысы, копошащиеся в соломе, но пожилая деревенская пара вряд ли приняла бы такое объяснение.
Доддс пишет: «Для них я был человеком, специально подготовленным для борьбы с нечистой силой, профессионалом, посланным Провидением из далекого Лондона, и они бы просто не стали слушать болтовню о крысах. После нескольких часов бесплодных споров я неохотно согласился провести обряд экзорцизма и очень торжественно прочел хор из «Агамемнона» в греческом оригинале. Я пообещал им как эксперт, что это обеспечит хороший ночной сон для всех нас троих, и так оно и было. Их благодарность была трогательной. Но со своей типичной небрежностью я забыл проследить за этим случаем и посмотреть, как долго продлится эффект.».
См.: E.R. Dodds. Missing Persons. An Autobiography. Oxford, 1977. P. 101.
Иногда философам и ученым древности были свойственны чудесные научные прозрения: гелиоцентризм, шарообразность Земли, ее радиус, модели эволюции или, по крайней мере, определенной преемственности жизни (скажем, как у Анаксимандра человека выносили морские собаки). Но не всегда. Например, брезговавший περὶ φύσεως ἱστορία Платон в «Тимее» крайне несправедливо отзывается о рыбах, которые мало того что родились от человека, так еще и были помещены в глубины моря за глубину своего невежества. Понятно, что «Тимей» — это одна большая сказка, но все же забавно, что Платон тут умудрился промахнуться дважды, не только перевернув эволюцию вверх ногами, но и столь нелестно оценив интеллектуальные способности рыб.
Справедливое отношение со стороны философии к водному роду существ восстанавливает философ, морской биолог и профессиональный аквалангист Питер Годфри-Смит, который в книжке «Метазоа: Зарождение разума в животном мире» пишет, что рыбы — умнейшие создания со сложным социальным поведением:
«Единственным животным, за исключением некоторых птиц и млекопитающих, одолевшим адаптированную версию зеркального теста на самосознание, стал губан — рыба-чистильщик. В лабораторных экспериментах рыбы демонстрируют умение считать объекты. К счету они явно прибегают как к последнему средству, только если не могут использовать другие подсказки, но дельфины и люди поступают точно так же. Рыб учили узнавать музыкальные стили — отличать блюз от классики, причем смена исполнителя не сбивала их с толку, а значит, они ориентировались не на стиль конкретного музыканта. Чтобы уметь такое, нужно обладать зачатками абстрактного мышления. Внутри рыбы не так уж и мало всего происходит.
С первого взгляда непонятно, для чего рыбе такая сложность, учитывая, что управлять ей нужно телом, которое не слишком много способно делать. Подход к эволюции разума, который я здесь разрабатываю, придает особое значение эволюции действия. Рыбы плавают и умеют двигать челюстью (что еще раз подчеркивает ее важность), но это и всё — их поведенческий репертуар крайне ограничен: они практически не способны манипулировать предметами, особенно если сравнивать их с другими животными, прежде всего членистоногими и головоногими. Почему же тогда рыбы (пусть и не все) стали такими умными? Для начала нам нужно правильно сформулировать вопрос. „Для чего рыбам нужно быть умными?“ — вопрос неверный. Дело тут не в необходимости, но в превосходстве над другими. Если бы вы были рыбой чуть умнее среднего по популяции, смогли бы вы тогда добиться чуть большего успеха, особенно учитывая затраты на построение и поддержание работы крупного мозга? Если это действительно пошло бы вам на пользу, то что послужило бы толчком для развития такого преимущества?
Ответ на этот вопрос в значительной степени кроется в том факте, что рыба — в гораздо большей степени социальное животное, чем кажется с первого взгляда. Рыбы постоянно взаимодействуют с себе подобными. Интенсивное социальное взаимодействие усложняет среду и очень часто становится двигателем эволюции разума. Первоначально этот принцип был выявлен для приматов: среди них особенно крупным мозгом обладают виды, которые ведут общественный образ жизни, но похоже, что рыб это тоже касается.
Большинство известных нам видов рыб как минимум какую-то часть жизни проводят в компании себе подобных. Они оказывают предпочтение своему виду, и особенное — кровным родственникам. Во многих случаях рыбы способны узнавать конкретных особей; некоторые виды рыб предпочитают сбиваться в косяки с теми, кто им знаком. <...> Социальные связи рыб не ограничиваются другими рыбами. Рыбы заинтересованы в самом широком сотрудничестве и часто объединяют усилия с животными, которые способны на большее или, по крайней мере, умеют делать вещи, недоступные рыбам. Довольно большая доля сложного поведения рыб, похоже, специально нацелена на преодоление ограниченных возможностей тела рыбы в области действий». Питер Годфри-Смит. Метазоа: Зарождение разума в животном мире, 216-218
О предшественниках греческого языка и датировке конечной даты праиндоевропейского, после которой он окончательно растворился в других языках и перестал существовать:
«Микенский греческий является древнейшим письменным языком греческой ветви. Это изолированный язык: он не имеет письменно зафиксированных родственников или сестринских языков. Таковые, возможно, существовали, но от них не сохранилось письменных свидетельств. Строительство царских шахтовых гробниц около 1650 года до н.э. позволяет установить верхнюю хронологическую границу появления носителей греческого языка в Греции. Те, для кого их построили, вероятно, говорили уже на ранней форме греческого, а не на прагреческом, поскольку древнейшие сохранившиеся надписи, сделанные их потомками около 1450 года до н.э., греческие. Прагреческий можно датировать периодом не позднее 2000–1650 годов до н.э. Прегреческий, предшествовавший прагреческому, вероятно, возник как диалект позднего праиндоевропейского по меньшей мере за 5–7 столетий до появления микенского греческого, а может быть, и раньше — не позднее 2400–2200 годов до н.э. Если исходить из перспективы греческого, конечную дату праиндоевропейского можно отнести к 2400–2200 годам до н.э., не позже.
<...> учитывая хронологию греческого и древнеиндийского языка, приблизительной конечной датой праиндоевропейского, после которой реконструированная нами форма стала анахронизмом, можно считать 2500 год до н.э. Этот язык мог просуществовать еще сто или двести лет, но, насколько позволяют судить эти два языка, дата значительно более поздняя, чем 2500 год до н.э. — скажем, 2000 год до н.э. — невозможна. И конечно же, анатолийская ветвь должна была отделиться задолго до 2500 года до н.э. К 2500 году до н.э. праиндоевропейский язык изменился и разделился на множество поздних диалектов и дочерних языков, включая как минимум анатолийскую группу, прегреческий и преиндоиранский».
Дэвид Энтони. Лошадь, колесо и язык: Как наездники бронзового века из евразийских степей сформировали современный мир, с. 76-78.
Согласно изначальному плану, диалог «О государстве» должен был состоять из девяти книг, каждая из которых соответствовала одному дню. Не менее двух книг были написаны к лету 54 г., когда Цицерон решает их переписать: «Когда мне читали эти книги в тускульской усадьбе в присутствии Саллюстия, он указал мне, что об этом можно говорить с гораздо бо́льшим авторитетом, если бы я сам стал говорить о государстве, особенно потому, что я не Гераклид Понтийский, а консуляр и притом участник величайших событий в государстве» (Quint. 3.5.1–2).
Упоминание Гераклида Понтийского, члена древней Академии Платона, не случайно: в его диалогах, в отличие от диалогов Аристотеля, действовали исторические лица, а не современники автора (Att. 13.19.3–4). Сам Цицерон был прекрасно знаком с этой конвенцией, и именно в духе Гераклида он замыслил сочинение «О государстве»: действие диалога происходило вокруг Сципиона незадолго до смерти последнего (Att. 4.16.2). Быть участником столь отдаленных событий Цицерон никак не мог, поэтому он переписывает текст: девять книг превращаются в шесть, а девять дней — в три. К отдельным книгам он пишет прологи с рассуждениями о современных событиях, а также замышляет сочинение «О законах», где действующими лицами будут уже сам Цицерон, Аттик и Квинт.
Цицерон настойчиво вовлекает своего корреспондента в работу над текстом. В 44 г. он отправляет ему (ныне утраченное) сочинение «О славе» и просит прочитать гостям «на обеде» (Att. 16.2.6). Вскоре он отправляет еще одну версию, «со вставками и дополнениями во многих местах», и снова просит прочитать гостям, обязательно «после хорошего угощения» (Att. 16.3.1). Но и этот текст он снова просит исправить, обнаружив, что использовал там то же предисловие, что и в третьей книге «Академиков»: «Это произошло по той причине, что у меня есть свиток предисловий. Из него я обычно выбираю всякий раз, как начинаю какое-нибудь сочинение. И вот, еще в тускульской усадьбе, так как я не помнил, что я уже использовал это предисловие, я вставил его в ту книгу, которую послал тебе. Но когда я на корабле читал «Академики», я заметил свою ошибку; поэтому я тотчас набросал новое предисловие и послал тебе. То ты отрежешь, это приклеишь».
Подвижность текста, кажется, возведена Цицероном в принцип, и можно вспомнить слова, которыми он сам хвалит Гая Гракха: «Слог его был возвышен, мысли — мудры, тон — внушителен; жаль, что его произведениям не хватает последнего штриха: много прекрасно набросанного, но мало завершенного» (Brut. 126).
#цицерон
А вот, собственно, и повод, ради которого перечитывался Лютославский и Ко. https://iphras.ru/masterklass.htm
Коллеги из ИФ РАН уточняют, что трансляции в прямом эфире не будет, но будет а) запись б) возможность для потенциальных зрителей подключиться удаленно. Желающие подключиться могут писать на почту Артему Тимуровичу Юнусову (forty-two@mail.ru).
С другой стороны, это нетривиальная задача: как учесть множество параметров?
Константин Риттер (1888), например, справляется еще менее элегантно. Он тоже учитывает несколько количественных переменных, но таким образом:
πάνυ μέν οὖν перевешивает πάνυ γε в "Законах", "Филебе", "Политике" и "Софисте", и т.д. для 40+ признаков (p. 32). То есть по сути кодирует целочисленную переменную как бинарную (перевешивает / не перевешивает ) #стилометрия
Как у бывшего сотрудника радио у меня есть желание выделить проводимые здесь радиопередачи стримы в какую-то отдельную рубрику и дать им название — пусть будет Noctes Moscuae, потому что, как у Геллия, вечерние разговоры у нас про variae historiae, относящиеся к античной учености. На данный момент накопилось уже пять выпусков:
1. C вашим покорным слугой обо всем и ни о чем.
2. С историком философии Данилом Поповым о рецепции стоицизма в философии ХХ века.
3. С Полиной Гаджикурбановой о стоическом учении о надлежащем.
4. С Дмитрием Бугаем о, пользуясь словами самого Дмитрия Владимировича, «Платоне, еще о Платоне, опять о Платоне, разбавили немного стоиками и Плотином, потом снова о Платоне и о praeclarum illud philologiae lumen, Татьяне Вадимовне Васильевой».
5. С Ольгой Алиевой о компьютерной стилометрии (перезалил на ютуб!) и том, как превратить тексты Платона в векторы и посчитать их евклидово расстояние и косинусное сходство, воплотив мечту Платона и отправив его в царство геометрии.
Пишите, дискуссии с какими еще филологами-классиками и историками античной философии вы хотели бы послушать и принять в них участие.
#noctesmoscuae
Сегодня в 19 по Москве в эфире канала обсуждаем с Ольгой Алиевой античную философию и digital humanities: как говорится, не программист да не войдет. Как обычно, можно будет задать вопросы.
Читать полностью…Алексей Игоревич про то, как читали римских авторов в России в XVIII-XIX веках.
«Философское влияние античного Рима было весьма ограниченным; это объясняет сравнительно невысокую популярность произведений Сенеки Младшего. Философия стоицизма была предметом интереса прежде всего в духовных учебных заведениях <...> Беспрецедентна по резкости оценка К. Д. Ушинского: „Что же касается до Сенеки, то если он не удержал своей болтливости и читал Нерону те же моральные сентенции, которыми подарил потомство, то мы можем прямо сказать, что сам же Сенека был одною из главных причин ужасной нравственной порчи своего страшного воспитанника. Такими сентенциями можно убить в ребенке, особенно если у него натура живая, всякую возможность развития нравственного чувства“».
https://gorky.media/context/i-vremya-na-tebe-ne-tronulo-venka/
Сегодня Аслан Гусаевич Гаджикурбанов рассказывал в Переделкино, что по Спинозе человек, с одной стороны, должен упорствовать в своем способе бытия, in suo esse perseverare, которое в первую очередь состоит в познании природы вещей, с другой — в конечном счете в процессе познания он должен стать полностью проницаемым для бытия, раствориться в нем, исчезнуть. Я подумал, что это прекрасная жизненная программа — упорствовать в исчезновении.
Читать полностью…Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар были в Переделкино, а вы еще нет. Рекомендую последовать примеру экзистенциалистов и мощнейше врываться в переделкинский Дом творчества, где в воскресенье историк философии и специалист по стоической традиции в этике Аслан Гаджикурбанов будет рассказывать о том, как учение Спинозы призвано было способствовать личному блаженству и общественной жизни.
26 марта, 15:00, Белый зал. Вход свободный по регистрации. Напоминаю, что до Переделкино можно минут за сорок добраться от метро Аминьевская.
Третий американский президент знал древнегреческий и латынь, которые учил с детства, и любил античных философов, в частности стоиков и Эпикура, а Эпиктета даже думал перевести самостоятельно. Однако c Платоном, в отличие от эллинистических философов, дела у отца-основателя США шли хуже:
«Я развлекался серьезным чтением платоновского „Государства“. Однако я ошибаюсь, называя это развлечением, потому что это тяжелейшая обязанность, которую я когда-либо выполнял. Раньше я случайно брался за его другие труды, но едва ли у меня когда-нибудь хватало терпения пройти через весь диалог. Пробираясь через причуды, ребячество и непостижимый уму жаргон этого труда, я часто откладывал его, чтобы спросить себя, как могло случиться, что мир так долго соглашался принимать всерьез такую бессмыслицу, как эта. Как soi-disant христианский мир фактически мог это сделать — пример исторического курьеза. Но как мог римский здравый смысл допустить это? И в особенности, как Цицерон мог превозносить Платона? Хотя Цицерон не владел лаконичной логикой Демосфена, но он был способным, образованным, трудолюбивым, практичным в делах и честным. Он не мог быть обманут просто стилем. Он сам был первым в мире мастером слога. Что касается современников, я думаю это скорее вопрос моды и авторитета. Образование находится главным образом в руках лиц, которые в силу своей профессии проявляют интерес к имени и фантазиям Платона. Они задают тон в школе, а немногие в последующие годы имеют возможность пересмотреть свои школьные взгляды. Но если оставить в стороне моду и авторитет и подвергнуть Платона проверке разумом, изъять его софизмы, пустословия и непостижимости, что же останется?» Т. Джефферсон — Д. Адамсу, 5 июля 1814 г.
Цицерон старался не писать о том, чего он не знал на собственном опыте, а с провинциями за пределами Италии он был знаком плохо. Сочинение, которого от него требовал Аттик, не принесло бы автору славы, а государству — пользы. Это, в глазах Цицерона, делало начинание бессмысленным.
Читать полностью…Начинается секция «Классическая филология» студенческо-аспирантско-младоучёной конференции «Ломоносов»!
Вопросы можно задавать в том числе в комментариях к трансляции (задержка по отношению к реальному времени составляет ≈ 30–60 секунд).
О сверхъестественных силах греческого языка
Наверняка каждый из вас, друзья мои, сталкивался с суеверным ужасом перед греческим языком среди «внешних». По крайней мере, с подозрением. Так, меня как-то в студенческие годы остановили два милиционера у м. Спортивная и обыскали рюкзак. Обнаружив несколько греческих книг, один из них с презрительно-суеверным выражением лица спросил меня: «Чо, масон что ли?». Уверен, у вас самих есть похожие истории, а я хочу лишний раз (я часто рассказываю об этом студентам) поделиться историей из автобиографии великого филолога-классика Эрика Робертсона Доддса.
Третий глаз Платона 👀
Жизнь Платона уже в античности обросла анекдотами и небылицами. Самый большой вклад в создание мифа о Платоне внесли сами платоники: желая убедить других в божественном происхождении своего учения, они описывали философские открытия учителя в визионерских тонах. Вот что сообщает анонимный автор «Пролегомен к платоновской философии» о главном достижении Платона:
«Когда он открыл идеи, ему показалось, будто у него открылся еще один глаз». (1)
Сравнение анонима оправданно, ведь сам Платон не раз говорит о созерцании идей, пусть и умопостигаемом. Иначе, однако, историю о «третьем» глазе Платона пересказывает Ориген: в своем «Против Цельса» он не дает ей символического толкования, но вспоминает вместе с другими фантастическими сюжетами из биографий древних мудрецов: рождением Платона от призрака Аполлона и чудесами Пифагора. Некоторым, говорит Ориген, евангельская история кажется набором вымыслов и неправдоподобных чудес, но разве не может пристрастный взгляд заметить то же самое и в рассказах о Платоне?
«Так и третий глаз, которым будто обладал Платон, можно отнести неправдоподобному. Дурные люди найдут повод для злословия и клеветы на тех, кому открылось больше, чем большинству. Такие будут насмехаться и над демоном Сократа, словно это вымысел». (VI. 8)
После этого след сюжета теряется, но спустя века гуманист Марсилио Фичино, знавший работу Оригена, возвращается к третьему глазу Платона в своем комментарии на платоновский «Филеб». Вдобавок к уже известному, Фичино сообщает о примечательных особенностях зрительного аппарата древнего философа:
«Среди мудрецов Греции родилось сказание, будто Платон имел три глаза: одним он созерцал человеческое, вторым — природное, третьим — божественное. Третий глаз был на лбу, два других — под ним». (XVI)
Так был ли у Платона третий глаз? Судите сами, но если у вас были планы обновить интерьер бюстом древнего мудреца, не спешите с покупкой: возможно, привычная иконография Платона нуждается в дополнении 👁
Перечитывая платоновское «Государство», обратил внимание на то, как много там концепций, впоследствии ставших центральными для эпикуреизма: главконовское определение справедливости как συνθήκη (Главкон: συνθέσθαι τὸ μήτε ἀδικεῖν μήτε ἀδικεῖσθαι; Эпикур: συνθήκη τις ὑπὲρ τοῦ μὴ βλάπτειν ἢ βλάπτεσθαι), деление удовольствий на необходимые и нет (в этом Платон с Эпикуром сходятся), рассмотрение удовольствий с точки зрения покоя, движения и отождествления с τὸ μὴ ἀλγεῖν (в этом нет, но все равно пассаж 583e-584b выглядит так, будто Эпикур прочел его и решил сделать наоборот, как, впрочем, и со справедливостью), главконовский же тезис, что определяющим качеством несправедливого должна быть скрытность, которому отвечает XXXV главная мысль (Эпикур согласился бы с последующим выводом Платона, что нет никакой пользы в том, чтобы ἀδικοῦντα λανθάνειν, но по другим причинам), — это как минимум; наверное, если посидеть с этой целью над «Филебом», то параллелей еще больше найдется. Жаль, никогда не установить, мог ли Эпикур все это напрямую почерпнуть из «Государства», однако соседство этих двух тем, удовольствия и справедливости, в «Государстве» и у Эпикура не может не настораживать. Никогда, кстати, не понимал, что Эпикур имел в виду, называя Платона χρυσοῦν — может, золотым пером, на которое опереться на грех? Хотя судя по контексту там что-то не самое комплиментарное должно быть...
Читать полностью…Завтра в Переделкино в 15.00 заведующий кафедрой истории зарубежной философии РГГУ Алексей Круглов прочтет лекцию «Трактат Иммануила Канта „К вечному миру“ и его влияние на современников и потомков».
«Карательная война (bellum punitivum) между государствами немыслима (поскольку между ними не существует отношений начальника и подчиненного). Отсюда следует, что истребительная война, в которой могут быть уничтожены обе стороны, а вместе с ними и всякое право, привела бы к вечному миру лишь на гигантском кладбище человечества».
Вход свободный по регистрации. Как добраться, можно посмотреть на сайте Переделкино.
📝 Давно у нас не было ничего про Цицерона, исправляемся. Сегодня вникаем в тонкости редакторской работы в античности.
***
Аттик был не только близким другом, но и первым читателем и критиком Цицерона. По словам М.М. Сокольской, «Цицерон постоянно обращался к эрудиту Аттику за всякого рода историческими справками, обсуждал с ним возникающие в ходе работы затруднения, прислушивался к его предложениям о возможных латинских эквивалентах греческих терминов, о выборе персонажей и т.д.».
Свои замечания к рукописи Аттик нередко отмечал красным воском. Цицерон пишет: «Радуюсь, что ты одобряешь мой труд, из которого ты выбрал самые цветки. Они мне показались более пышными благодаря твоей оценке; ведь я страшился твоего знаменитого красненького карандашика» (Att. 16.11.1). И в другом месте: «Написав это письмо, я занялся сочинениями: боюсь, что они во многих местах нуждаются в твоих пометках воском с киноварью (miniata cerula)» (Att. 15.14.4).
По-гречески такие пометы назывались παραπλάσματα. Лексикограф Гесихий Александрийский объясняет это слово так: τὰ κηρία τὰ ἐπιτιθέμενα τοῖς ζητήμασιν ἐν τοῖς βιβλίοις; из этого определения следует, что воск наклеивался только в спорных или требующих пересмотра местах. Однако есть мнение, что восковые облатки служили своего рода «ключами» к комментарию, который Аттик мог прислать в отдельном письме. Воском в таком случае были отмечены леммы, то есть комментируемый текст.
Ревизия собственных сочинений была для Цицерона скорее правилом, чем исключением. Она могла касаться отдельных слов и оборотов: так, например, в письме Att. 13.44.3 он просит внести поправки в речь «В защиту Лигария», а в 6.2.3 — в диалог «О государстве». Интересно, однако, что дошедшие до нас рукописи сохранили варианты без этих исправлений: возможно, тексты уже были обнародованы, когда Цицерон решил в них вмешаться.
Но нередко изменения были более масштабными. Среди прочего переписка Цицерона с Аттиком подробно документирует процесс работы Цицерона над «Учением академиков», который дошел до нас в двух редакциях (см. Att. 13.32.3, 13.16.1, 13.12.2–3 и 13.13.1). Первая редакция (книги «Катулл» и «Лукулл») писалась весной 45 г., вскоре после смерти любимой дочери Цицерона Туллии. Однако уже в июне того же года Цицерон пишет Аттику, что вместо Катулла, Лукулла и Гортензия персонажами диалога станут Брут, Катон и Варрон. Так родилась вторая редакция «Учения академиков», из четырех книг которой до нас дошла лишь часть первой книги. #цицерон
ЦИКЛ ЛЕКЦИЙ ПРОФ. ИОАННИСА ПЕТРОПУЛОСА
После перерыва, связанного с эпидемией, возобновляется традиция открытых лекций на кафедре классической филологии МГУ. В апреле 2023 года проф. Иоаннис Петропулос прочтёт цикл лекций для студентов кафедр классической филологии и византийской и новогреческой филологии МГУ, а также для всех желающих.
Первые две лекции из цикла посвящены классической филологии и состоятся уже 12 апреля в 14:40 в ауд. 1053 (Библиотека кафедры классической филологии). Лекции будут прочитаны на английском языке, их темы:
1. Select topics in Homer and Hesiod with particular reference to the literary treatment of monsters and the ‘uncanny’ («Литературное изображение чудовищ и сверхъестественных явлений в некоторых сюжетах у Гомера и Гесиода»)
2. Plutarch’s paedagogical treatise How the young man should study poetry («Педагогический трактат Плутарха „De audiendis poetis“»)
Ссылка на трансляцию лекций появится здесь позже. Обращаем внимание, что информация может измениться (все изменения будут отражены здесь же).
Винценты Лютославский (1897), выделил 500 признаков позднего стиля Платона (синтаксические, морфологические, лексические, ритмические, драматические и др.), присвоив каждому одну из 4-х "степеней значимости" , и сгруппировал диалоги по "стилистической близости" (Affinity). У него получилось нечто вроде множественной регрессии :
Affinity = x1 + 2*x2 + 3*x3 + 4*x4
Вот, например, как это выглядит для “Апологии”.
9*1 + 2*2 + 3*1 + 0 = 16. Итого 16 единиц стилистической близости.
Цифру 0,02 он получает, просто разделив 16 на 718 (столько “единиц” он нашел в самих “Законах”).
#стилометрия
Ольга Валерьевна рассказала, как, занимаясь «Филебом», увлеклась компьютерными количественными методами и стала их применять в своей исследовательской деятельности, с помощью чего можно представить античный источник в качестве вектора и рассчитать его близость другим текстам, какие есть метрики для оценки авторства, гендера и темы, зачем расчленять «Пир» Платона, является ли платоновским VII письмо и нужно ли ввести у историков античной философии курсы компьютерной стилометрии (а также что о ней сказал бы Платон).
Читать полностью…Особенно рад, что удалось организовать эту лекцию. Алексей Николаевич был в университете одним из моих любимых преподавателей — если бы к тому моменту, когда он читал нам немецкую классическую философию, я бы уже не увлекся безвозвратно античной, то, думаю, занялся бы Кантом, чьи критики, кажется, только под крайне вдохновляющим впечатлением от лекций Круглова осилил.
Трактат Иммануила Канта «К вечному миру» и его влияние на современников и потомков
Опубликованный в 1795–1796 гг. трактат И. Канта «К вечному миру» после своего первоначального обсуждения на рубеже XVIII и XIX веков надолго ушел в тень, зачастую воспринимаясь в качестве оторванной от реальности мечты кабинетного философа. Робкие попытки нового обращения к кантовскому проекту вечного мира после десятилетий забвения этого произведения стали появляться в начале ХХ века. Начавшаяся же Первая мировая война радикально изменила ситуацию: во время нее к кантовскому трактату о вечном мире практически никто не апеллировал. Война стала таким вызовом, с которым не справилось практически ни одно влиятельное европейское философское течение.
Ушедший на многие годы на задний план трактат вновь оказался в центре оживленных политических и философских дискуссий в последние десятилетия XX века и в первые десятилетия XXI века. Политические философы начали приписывать кантовскую философию в стан собственных теоретических и философских предтеч, надеясь тем самым укрепить свои философские и идеологические учения. Общим местом в популярной литературе стало утверждение о том, что Кант со своим трактатом «К вечному миру» являлся идейным вдохновителем создания Лиги Наций, затем и ООН, а еще позднее и ЕС. Идеи Канта о «гражданине мира» активно обсуждались под влиянием миграционного кризиса в Европе.
В лекции будут предложены ответы на вопросы о том, в чем современники Канта усматривали силу и слабость его трактата «К вечному миру», насколько сильно изменился взгляд на это произведение и его оценки в XXI веке, и в какой степени современные толкования инструментализируют позицию Канта.
Доктор философских наук, заведующий кафедрой истории зарубежной философии РГГУ Алексей Николаевич Круглов.
8 апреля, 15:00, Белый зал. Вход свободной по регистрации.
В субботу, 1 апреля, в 19.00 проведем стрим с Ольгой Алиевой — филологом-классиком, доцентом Школы философии ВШЭ, руководителем Греко-латинского клуба ВШЭ (@antibarbari). Обсудим digital classics применительно к античной философии: зачем антиковедам программировать на языке R, что может показать парсинг латинских и греческих источников в формате html/xml, почему стилометрию не стоит считать видом шаманизма, в чем преимущества автоматической классификации текстов и другие темы, о которых Ольга Валерьевна рассказывает в канале RAntiquity.
/channel/parakharatteintonomisma?livestream=fc731578cb7f807287
#17 Laertius VII 115-162 Doxographica Stoica
Вначале идет мой невнятный пересказ публикации Э. Лонга Dialectic and the Stoic sage, его лучше пропустить и почитать саму статью в сборнике Stoic Studies; затем Артем Юнусов делится соображениями о роли диалектики у Платона и Аристотеля в целом.
Лаэртий, изложив логическое учение стоиков κεφαλαιωδῶς, в главных чертах, переходит к его более детальному разбору, открывающемуся большой цитатой Диокла Магнесийского о последовательности разделов логики, которые начинаются с учения о впечатлении и ощущении. Первое при этом признается τὸ κριτήριον, ᾧ ἡ ἀλήθεια τῶν πραγμάτων γινώσκεται, критерием, посредством которого постигается истинность вещей. Далее следует ἡ διάνοια ἐκλαλητικὴ ὑπάρχουσα — способный выражаться разум, который ἐκφέρει λόγῳ, выражает в речи то, πάσχει ὑπὸ τῆς φαντασίας, что претерпел от впечатления. Значение причастия ὑπάρχουσα в греческом тексте понять трудно — по-видимому, это просто синоним οὖσα.
Впечатление, φαντασία, не следует путать с φάντασμα — неким плодом воображения. Оно есть отпечатывание в душе (τύπωσις ἐν ψυχῇ), которое происходит от сущего в соответствии с этим сущим (ἀπὸ ὑπάρχοντος κατὰ τὸ ὑπάρχον).
Далее дается классификация впечатлений. Во-первых, впечатления есть чувственные (αἰσθητικαί) и нечувственные. Чувственные впечатления получаются через посредство органов чувств (δι’ αἰσθητηρίων), нечувственные посредством разума (διανοίας). Также чувственные делятся на те, которые возникают от сущего совместно с уступкой и согласием (εἴξεως καὶ συγκαταθέσεως), и на те, которые есть ἐμφάσεις — видимости, возникшие как будто от сущего (αἱ ὡσὰν ἀπὸ ὑπαρχόντων γινόμεναι).
Кроме того, есть впечатления разумные и неразумные. Разумны те, которые принадлежат разумным живым существам (αἱ τῶν λογικῶν ζῴων), неразумные же — неразумным. Разумные впечатления определяются как мысли (νοήσεις), неразумные же имени не имеют. Наконец, одни впечатления τεχνικαί, другие ἄτεχνοι — сведущие, относящиеся к знанию и нет (Лонг-Седли переводят как expert impressions).
Ощущение же определяется как 1) пневма, простирающаяся от руководящего начала к органам чувств (в греческом тексте ἐπὶ τὰς αἰσθήσεις, но, очевидно, под последними следует понимать нечто отличное от αἴσθησις, которому дается определение); 2) постижение, κατάληψις, посредством органов чувств; 3) ἡ περὶ τὰ αἰσθητήρια κατασκευή — устройство органа, под которым, возможно, имеется в виду пункт 1; 4) ἡ ἐνέργεια, деятельность органа чувства.
Если хотите присоединиться к чтениям, пишите в личку @snaranovich.
https://youtu.be/ercv365kZlE
Французские философы Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар врываются в переделкинский дом к писателю Константину Федину.
И мы все выходные будем ждать вас в Доме творчества, в таком же хорошем и философском настроении.
Источник фотографии – Мультимедиа арт музей, Москва.