Не имея доступа к данным следствия, хочу все же сказать пару слов об анализе теракта и его потенциальных заказчиках: исключительно в рамках безэмоциональной логики.
Мне версия о причастности Украины (именно официального Киева) кажется маловероятной именно с точки зрения логики. Каждое действие — в нашем случае организация бесчеловечного теракта — для организатора этого теракта должно нести какую-то выгоду.
Украина сегодня находится в непростой ситуации: на фронте проблемы, с мобилизацией сложности, поддержка со стороны Запада под угрозой. Соответственно, перед Киевом стоит несколько задач: набрать рекрутов, ослабить российскую армию, стабилизировать поддержку со стороны Запада.
Организация жестокой и бессмысленной бойни в концертном зале не способствует выполнению ни одной из этих целей. Давайте предположим, что было бы, если бы Киев имел к этому отношение и достоянием общественности стали перехваченные переговоры высокопоставленного украинского чиновника и террористов (достоверные, как было недавно с немецкими переговорами по «Таурусам»).
Во-первых, это привело бы к сплочению российского общества против Украины. Многие люди нейтральных или антивоенных взглядов, безусловно, одобрили бы наказание виновных и силовые акции против них.
Во-вторых, правительствам западных стран стало бы совершенно невозможно убеждать свои народы продолжать поддержку Украины. Оказывать помощь буквальным террористам никто из нормальных, адекватных людей не захочет. Украине для продолжения помощи от Запада необходимо в обществах стран ЕС поддерживать образ благородной и ответственной воюющей державы.
В-третьих, потоки людей в украинские военкоматы такие действия тоже не обеспечат: для массовой эмоциональной мобилизации общества нужны благородные и возвышенные образы успешной и благородной освободительной войны, а не буквальное людоедство.
Таким образом, версия о причастности официальных структур Украины кажется мне маловероятной именно потому, что она не несет никакой практической пользы для Киева, не достигает стоящих перед ним задач и даже вредит им. Прошедшие два года вполне ясно показали, что Украина — гибкий, умелый и расчётливый противник, способный на адаптацию и импровизацию для выполнения стоящих перед ней задач.
Радикальный исламистский террор — другая история. Об этом позже.
По теракту могу сказать следующее: есть три наблюдения и один вывод. Мы живём в эпоху криптовалют — а это значит, что переводы денег не только абсолютно непрозрачны, но и владельцы этих денег неизвестны.
Те 500 тысяч рублей, что, судя по всему, обещали террористам — буквально копейки, которые могут быть на криптокошельке любого 14-летнего школьника, удачно купившего NFT со смешной собакой.
Огромное количество теневых денег сопровождается широкой доступностью боевого огнестрельного оружия — это неизменный спутник крупного вооруженного конфликта.
Наконец, есть третья проблема масштабной и по сути нерегулируемой мигрантской диаспоры, где на фоне беззакония и бедности создаётся фон для набора в террористы-одиночки.
Сочетание этих трех факторов приводит к тому, что организовать — или попытаться организовать — подобный теракт может множество независимых мелких акторов. В наше время это совсем необязательно должны быть «тяжеловесные» запрещённые ИГИЛовцы или спецслужбы другой страны.
В этих условиях «следовать за деньгами» практически невозможно: в следущий раз найдутся криптоинвесторы за пятью прокси и двумя VPN, которые заплатят не 500 тысяч, а 5 миллионов рублей. И это будут фанатики-любители с криптой в кошельке.
Распространение оружия с фронта в данный момент пресечь также будет окончательно невозможно. А вот агентурную работу с мигрантским подпольем усилить можно и нужно: совершенно недопустимо считать, что ситуация, когда «исполнители страшного теракта всегда найдутся» хоть сколько-нибудь нормальна.
Примерно год назад я писал, что с вопросом поддержки Украины внутри США произошла интересная метаморфоза — он стал вопросом ценностным, вопросом идентичности.
Неспроста на машинах, твиттер-аккаунтах и лужайках можно увидеть следующее сочетание: «Я поддерживаю LGBTQI+, транс-активистов, движение Black Lives Matter и Украину». Разноцветные флаги идут один за другим.
Все дело в том, что Джо Байден сделал поддержку Украины одной из основных внешнеполитических задач — о необходимости помогать Киеву он говорил при каждом удобном случае, объявляя несогласных по сути предателями национальных интересов США.
Республиканцы, в свою очередь, стали использовать эту тему уже против него — для многих из них выступать против безоговорочной помощи Украине стало необходимо хотя бы потому, что «за» так сильно агитировал ненавистный им Джо Байден.
Недавний опрос Gallup свидетельствует, что тренд я предсказал верный: несмотря на два года с начала горячей фазы конфликта, республиканцы считают Россию лишь третьим по значимости врагом Америки. На первом месте с огромным отрывом — Китай, на втором — Иран.
У демократов картина иная: Россия прочно занимает первое место. Именно поэтому в Кремле мыслят верно, полагая, что приход к власти в США республиканцев способен в корне поменять ситуацию. Ради борьбы с Китаем они будут готовы идти на многие компромиссы, и вопрос поддержки Украины неизбежно уйдет на второй план.
Интересная ситуация складывается в публичном российском информационном пространстве. Ситуация: с одной стороны между Россией и Азербайджаном с 2022 года есть союзнические отношения, в феврале 2022 года подписана соответствующая декларация.
Азербайджан сейчас — важный российский партнёр на фоне разрыва связей с западом: российский газ активно идёт в республику, затем выходит на внешние рынки. Параллельный импорт. Транспортный коридор Север-Юг (про важность которого даже New York Times пишет с опаской, мол, выстраиваются альтернативные логистические цепочки в обход Запада).
Цепочки эти, отметим, пригодятся в будущем в любом случае, даже при восстановлении отношений России и Запада и возобновлении торговли.
С недавних пор Москва и Баку вместе противостоят заходу на Южный Кавказ ЕС и Франции: те идут через Армению и Пашиняна, которому кого-то нужно обвинить в собственных неудачах. Иными словами, есть работающее взаимовыгодное взаимодействие, одна часть которого публична, другая — тоже значительная — остаётся в тени. Это все с одной стороны.
С другой стороны есть приехавший из Украины политолог Владимир Карасёв. Член координационного совета(?) при общественной палате РФ. И у этого политолога Владимира Карасёва, помимо красиво звучащей, но в общем бесполезной должности, есть собственное мнение и неумение отделить его от государственной политики. По его словам, Россия и Азербайджан — противники, и Россия ещё должна помочь Армении снова оккупировать Карабах — подробности в посте «Девичьей башни».
Я понимаю (как и все у нас), что господин Карасёв в масштабе государственной политики никто, и звать его, в общем, никак — но как на это должны реагировать коллеги из Азербайджана? Было бы здорово увидеть публичную реакцию на такие чудесные заявления, цель которых, видимо, втянуть Россию в территориальный конфликт и разрушить работающие связи.
/channel/MaidenTower/46768
Немецкий юрист и философ сложной судьбы Карл Шмитт писал, что суверенитет — это способность объявлять чрезвычайное положение, то есть выводить себя за рамки всякого права и порядка, переходя к управлению напрямую своей волей. Кто может объявить чрезвычайное положение, возвысить себя над всеми — тот и есть настоящий суверен.
Последние два года явили нам, конечно, полное торжество истинного, беспримесного суверенитета над всем наносным, привычным и максимально иллюзорным. Над образами народовластия, демократии и свободы воли — даже если ваше государство гордо провозглашает эти принципы «в противовес соседям» — прорастает безжалостное гранитное Государство.
Пространство для свободы воли значительным образом сужается — нельзя выписаться из граждан, отказаться воевать за «свою страну», если вам не близка сама концепция «своей страны» или на вашу жизнь у вас иные планы.
Если в паспорте стоит определенный год рождения и буква «м» в графе «пол» — железная рука суверенитета закрывает границы, засовывает вас в автобус, даёт в руки автомат и отправляет на фронт — в общем, обрекает на смерть. По сути, некие люди по своему разумению делят общество на тех, кто живёт, и тех, кто умирает, пусть пока они и не мертвы физически — буквально занимаются некрополитикой по Акиллю Мбембе.
Наступление катастрофических последствий — увечья или смерти — становится результатом не поступков и выбора, а тех факторов, на которые человек повлиять не в силах. Это радикально отличается от обычного течения государственной жизни на нашем глобальном Севере.
Это наиболее яркое проявление, когда суверенитет распоряжается жизнями. Бывают и другие: суверенитет, например, определяет, что является истиной, а что — ложью, «фейками» или «пророссийской пропагандой». На что и в какую страну пойдут именно ваши деньги (вместо ваших фермеров, например) — тоже решает суверенитет.
Условия военного времени оправдывают молниеносность и бескомпромиссность решений в каждой из этих сфер — какое, в самом деле, общественное обсуждение, какой общественный контроль, какие референдумы, когда на континенте говорят пушки. Законов и правил нет: есть «необходимые», «достаточные» и «правильные» меры на усмотрение конкретных людей.
Именно эти конкретные люди решат судьбу вашей жизни, ваших денег и ваших слов от имени всемогущественного Государства — словно его помазанники на земле, вершащие высшую волю с помощью огненного меча — чрезвычайного положения.
Заманчивые аргументы о необходимости быстрых и эффективных мер подобны яду, который легко может отравить общество на годы вперёд. Итальянский философ Джорджо Агамбен писал, что государства всегда стремятся к бесконечному чрезвычайному положению, к подчинению граждан своей воле и к «сведению людей к их физической жизни» — когда кроме этой самой жизни у них ничего не остается.
«Когда чрезвычайное положение становится правилом, случается концлагерь», — предупреждал он. Общества, отравленное чрезвычайным положением, крайне сложно вернуть в их обычные состояния. Сам Агамбен на этот счёт, кстати, надежд не питал.
@vneshpol
Недавно с коллегами из Российского совета по международным делам обсуждали Трампа, Байдена и судьбу президентской гонки в США. Американистика — моя изначальная специальность, потому было особенно отрадно оказаться в кругу единомышленников.
В нынешнем политическом кризисе в США я вижу три составляющих, три кризиса — партийный, политический и общественный. Главный — общественный, продиктованный тем, что называется "аффективной поляризацией" — то есть когда люди не просто не согласны с политическими оппонентами, а видят в них врагов и предателей. Это общая проблема для нашего "глобального Севера", но в условиях конкурентной политической системы в США это вызывает паралич управленческой системы.
В общем, советую посмотреть — там вкратце о том, почему участвовать в выборах в США сейчас невыгодно, в чем проблема с термином "президентская гонка" и почему у Республиканской партии нет плана "Б".
По ссылке сразу мое выступление, но также рекомендую посмотреть и дорогих коллег, выступавших до меня — Максима Сучкова из МГИМО и Анастасию Войтоловскую из ИМЭМО РАН.
https://youtu.be/DMywern_1WA?si=NcvuFCsqwYXufj3U&t=1678
Сегодня пришло две новости о нашей оппозиции — одна крайне плохая, вторая — потенциально положительная.
Решение ЕС назвать санкционную политику в отношении России именем Навального — невероятно плохое решение. Оно увязывает всякую оппозиционную повестку с поддержкой Украины в текущем конфликте: то есть руками политиков из США и ЕС российское общество искусственно разделяется на две части, взгляды в которых идут пакетом, цельной частью — за Навального, за Украину, за ВСУ, за санкции против России, за финансовую поддержку Киева. Или, например, выступает за переговоры и моментальное прекращение боев, но резко против военной поддержки одной стороны.
Излишне говорить, что истинные границы политических взглядов россиян куда более вариативны: мы вполне можем представить человека, который положительно относится к Навальному, но не готов поддерживать финансовую помощь ВСУ, выступает против антироссийских санкций или вообще имеет собственные вопросы к властям Украины.
Хорошо бы, конечно, россиянам самим позволили определяться с нашими политическими взглядами, а не предлагали пакеты то с одной, то с другой стороны.
На внешнеполитические изыскания
Делаем «Внешпол» вместе! Спасибо за вашу поддержку — она правда очень много значит
Изучение политики и политического вообще помогает в анализе действительности — мы живем в эпоху тотальной политизации, когда и человеческое окружение, и выбор марки чипсов в магазине зависят от политических предпочтений.
Я вот к чему: когда обсуждается вопрос какого-либо публичного унизительного — и несвойственного, нехарактерного для человека действия или поступка (например, поехал он куда-то, куда раньше не ездил, и сделал то, чего раньше не делал после давления на него) — всегда стоит помнить, для чего вообще это делается. Ответ на этот вопрос лежит в известной и знакомой всем политической практике культа личности.
Не для выражения своих истинных настроений трудящиеся исполняют при виде любимого вождя какой-то жест, ходят строем с флагами, выкрикивают заранее заученные речевки или читают скучные, написанные мертвым языком тома. И составители этих томов, и авторы жестов, и сам получатель культа личности — собственно, та самая личность — понимают, что это все выглядит странно и подчас совершенно идиотски.
Цель культа личности — заставить подчиняться вас и всех вокруг. Если политическая власть сильна, человек и приседать будет, и "ку!" выкрикивать, и экзамен по "Рухнаме" в школе сдавать. Ваше истинное отношение к "Рухнаме" при этом никого совершенно не интересует — вы читаете, все вокруг вас читают и лишних вопросов не задают. В том и цель.
И наконец, для чего Такер Карлсон Москве — здесь все куда проще. Вокруг военного столкновения России и Украины на Западе выстроен очень четкий и совершенно непротиворечивый нарратив, выстроен с первого дня — есть сторона правая во всем, есть сторона неправая во всем. Правая сторона олицетворена светлыми ликами героев, поименована и имеет голос. Неправая сторона представлена максимально абстрактно, имеет звероподобный лик и не говорит, а воет и капает слюной с окровавленных клыков.
Поддержание этого нарратива необходимо для экономической мобилизации и военной поддержки: с болезнью, мором, со злом и роем безумных насекомых не разговаривают — им противодействуют до самого конца, туго затягивая пояса и отдавая последнее. Это удобно: простому человеку совершенно не досуг разбирать, какие там есть общественно-политические особенности, ему нужно объяснить все просто и понятно. "Если ты не дашь 100 долларов сегодня, завтра у тебя отберут дом". Так, в принципе, в любых условиях работает массовая политическая коммуникация.
Масштаб Такера Карлсона (при всей нелюбви к его совершенно потешной героизации) таков, что его посмотрит, наверное, добрая половина всех американцев. Посмотрят в ЕС. Посмотрят в Турции, посмотрят в Индии — посмотрят, в общем, все, кому близка консервативная идея и кто не доверяет своим элитам. Таковых нынче много: кризис легитимности вовсю накрыл наш мир уже не первый год как.
Вполне скучный и будничный образ говорящего российского президента — это, в общем, все, что официальной Москве сегодня нужно показать. В дополнение к этому этот говорящий российский президент произнесет вещи, которые не будут противоречить истине и заронят зерно сомнения в умы зрителей. Этих зерен сомнения заронить можно довольно много: а что там на Украине с русским языком в последние годы? А что там с националистическими батальонами? А что с героизацией участников Холокоста? А что с Майданом? С одесским домом профсоюзов? С запретами каналов и партий еще до 22 февраля? С демократией?
Это все довольно сложные, многофакторные вопросы. Фраза-мем "не все так однозначно" вполне верно описывает реальность: в настоящей жизни не бывает ситуаций, когда все на 100% однозначно, однако в военное время мелочи и неприятные особенности заметаются под ковер.
Проблема для сторонников сохранения такого нарратива в том, что за два года эти особенности начинают постепенно вылезать из-под ковра на страницы западной прессы. Интервью Карлсона — это мощный поток сомнения, направленный в умы миллионов людей, принимающих решения на избирательных участках. Собственно, цель Москвы именно такая: чтобы западному обывателю стало некомфортно. "Слушайте, а ведь правда там какая-то странная история с этими ребятами, убивавшими евреев". "Слушайте, а ведь правда могли бы отстать от людей с русским языком, говорили бы и говорили бы на нем". "Слушайте, а по ходу правда они нам не угрожают, закончат там на своей Украине и все, там вообще непонятно, кто русский, кто не русский, а нам тут третья мировая грозит".
Еще раз: для политики чаще всего совершенно не важна истина, эти понятия исторически оторваны друг от друга и друг другу не тождественны. Для политики важны имидж, образ, внешняя оболочка. Лучшее орудие Москвы по выстраиванию нужного образа недавно отобедало во "Вкусно и точка" и вылетело утренним рейсом в Белград.
Настоящая причина пристального внимания к Такеру Карлсону в российском информационном пространстве — вовсе не "раболепие и низкопоклонство", как пишут острые на язык комментаторы.
Настоящая причина — совершенная неестественность, чуждость происходящего ныне с Россией разворота на "глобальный Юг". Никакие саммиты "Россия-Африка", никакие камлания о "мировом большинстве", никакие братские и теснейшие отношения с Китаем и Ираном не могут скрыть одной простой истины: Россия — европейская страна, и российское общество в массе своей абсолютно европеизировано.
И речь не про ЕС и не про политику: отождествлять "Европу" и "Евросоюз" — преступление против логики. И мы часть европейской цивилизации, как и американцы, причем даже больше, чем они. Париж, Рим, Венеция, Нью-Йорк — это все близкое и свое, а Тегеран, Пекин, Шанхай и Ханой — чужое. Караваджо и Пикассо — свои, а Гу Кайчжи — чужой. Александр Дюма — свой, а Юкио Мисима — чужой. Чужой не в значении "враг", а именно что "не свой".
Нитей, делающих Россию частью Европы — миллионы, от культурных и мировоззренческих до кулинарных, и никакие политические разногласия и войны не смогут эти нити разорвать. В телевизоре можно сколько угодно показывать китайские новые года и жизнерадостные лица африканских артистов, люди выкинут это при первой возможности и будут следить за Такером Карлсоном. Точно так же туры в солнечный Исфахан моментально поменяются на привычный Париж при потеплении отношений и возвращении Шенгена.
Европейское самоощущение вполне справедливо для всего российского общества, в том числе для его самой консервативной, радикальной части. Более того, если люди либеральных взглядов среди европейских коллег могут найти множество единомышленников и всегда ощущать себя частью общеевропейского мейнстрима по всему кругу социальных и политических вопросов, то консерваторам приходится куда сложнее.
Русские антилиберальных и консервативных взглядов из общеевропейского мейнстрима выпадают, и потому тем отраднее для них увидеть, что и в других частях европейского мира есть их единомышленники — за "жёсткую руку", за "военные методы решения споров", "за традиционную семью" и за, прости Господи, два туалета в конце коридора. И такие воззрения есть в нашей большой европейской семье.
Вы никуда не денете контекст и, что называется, мироощущение — и потому у меня не вызывает ни малейшего сомнения, что будущее России именно в этом европейском мире (да и настоящее, собственно, в нем).
По третьей мировой войне, о которой так активно все стали говорить — ее не будет. По крайней мере, пока: дело в том, что все стороны конфликта на Ближнем Востоке действуют совершенно одинаково — решают свои внутренние проблемы и защищаются от проблем внешних.
Израиль обеспечивает собственную безопасность теми методами, которые он считает допустимым — удерживая иранских прокси вроде Хезболлы от нападения обещанием страшных кар. Войны с ними он не хочет: хватает своих забот.
Сам Иран и его прокси точечными укусами бьют «сионистского врага», но только так, чтобы сионистский враг не почувствовал реальной угрозы и не напал — а то придется воевать всерьез. Тегеран этого не хочет: хватает своих забот.
США выполняют привычную гегемонистскую роль, нанося удары по непокорным повстанцам, защищая существующие правила международной торговли и отстаивая репутацию мирового полицейского. Им большая война тоже не нужна: две существующие и так выносятся с трудом, да и внутри страны вполне себе политический раскол.
Сами непокорные повстанцы очень самостоятельны на словах и крайне несамостоятельны на деле — их задача напоминать гегемону о своем существовании и недовольстве — но так, чтобы не подставлять старшего брата, чтобы не дай бог не началась большая война.
Все отыгрывают заранее расписанные роли в рамках существующего сюжета с максимально серьезными лицами и реалистичными декорациями. И всех все, по большому счету, устраивает.
Утечка New York Times о якобы готовности российского президента к соглашению с Украиной и Западом даёт хороший повод порассуждать — а каким будет мир после такого соглашения или вообще окончания боёв? Приглашаю коллег по телеграму к беспристрастному обсуждению без эмоций, лозунгов и боязни пошатнуть чью-то картину мира.
На мой взгляд, несмотря на кажущуюся апокалиптичность нынешних событий и заявлений (снижаемую все более ощущаемой рутинизацией военной ситуации), фактически изменится мало что, и будущее будет определяться объективными законами. По порядку:
1. Экономическое сотрудничество между Россией и ЕС будет довольно быстро восстанавливаться. В авангарде будут традиционно "русофильские" страны — Италия, Франция, Венгрия. Немало компаний из этих стран и так остались в России, после прекращения огня желание сотрудничать от лица бизнес-кругов будет звучать все настойчивее.
Чтобы не уступать конкурентам и не оказаться в невыгодном положении, к совместной работе захотят вернуться и немецкие предприниматели.
При этом санкции сняты не будут: и вводятся, и отменяются они единогласно — потому одного голоса Польши или Эстонии будет достаточно, чтобы наложить вето на отмену ограничений, скажем, по нефти. Политический язык Брюсселя по-прежнему останется жестким, и восстановление политических связей — вопрос скорее долгосрочный.
Но Россия в любом случае останется урбанизированной страной с внушительным и образованным населением, большим рынком, обилием ресурсов и экономикой со значительным рыночным компонентом — и потому экономическая логика будет требовать от сторон сближения. Сохранить ненависть в таком случае с каждым месяцем будет все сложнее.
2. Отношения с США вернутся к состоянию, похожему на довоенное — обе стороны в конечном счете заинтересованы в избежании прямой войны, в контроле вооружений и борьбе с распространением ядерных технологий. Отношения будут прохладными, натянутыми, но рабочими.
В случае прихода к власти Дональда Трампа (что сейчас выглядит как наиболее вероятный сценарий) мы увидим сосредоточение США на внутренних проблемах и фокус на противостоянии Китаю. Желание не дать России слишком сблизиться с Китаем убережёт Вашингтон от излишне провокативных шагов в сторону Москвы.
3. Многополярный мир продолжит формироваться — повышение роли стран «глобального Юга» вполне объективно, и влияние незападного мира в любом случае будет усиливаться. России предстоит найти свой голос в этом концерте держав: репутация страны, "давшей отпор НАТО" (такой образ рисуется в массовом сознании жителей «глобального Юга»), сыграет на руку, однако многополярность означает и множество не согласных друг с другом субъектов мировой политики.
Полагаю, что Россия в некотором смысле подставит плечо Китаю и поддержит его вызов главенству США, однако также избежит чересчур тесного сближения.
Иными словами, в послевоенное время Россия будет играть плюс-минус ту же роль, что и без февраля 2022 года: балансировать между двумя потенциальными гегемонами, получая выгоду от обеих сторон и не попадая в зависимость ни от одной из них.
4. Во внутренней политике оттепели ждать не стоит — суженное пространство для фронды и неучастия сохранится, наиболее радикальным консерваторам дадут отпор, однако тенденция на выстраивание идеологического однообразия будет продолжена.
Уехавшим дадут вернуться без последствий — исключение будет сделано для наиболее громких и публичных критиков и «упорствующих иноагентов».
Все это, безусловно, справедливо для базового сценария сохранения внутриполитической стабильности в стране и сохранности ее политического курса. Сейчас именно такой сценарий представляется наиболее вероятным.
Война между Израилем и ХАМАС ощутимо подкорректирует идею современной войны и сделает мир, безусловно, более жестоким и опасным.
Западные страны во главе с США проводили мысль, что современные цивилизованные государства в целом не воюют — особенно после выученных уроков Ирака и Афганистана — а действуют с большой дистанции, локально, "хирургически" точно и с максимальной заботой о мирных жителях.
Например, США придумали боеголовку R9X для ракеты Hellfire: в ней нет взрывчатки, при подлете к цели она, словно цветок, "распускает" шесть лезвий, которые уничтожают одного человека или автомобиль, избегая жертв среди мирных жителей. При помощи R9X, по слухам, убили лидера "Аль-Каиды" Аймана ас-Завахири в Афганистане.
В Израиле хвалились тактикой "стука по крыше", когда перед ударом по жилому дому (где по идее засели террористы) на его крышу скидывали бомбу без взрывчатки, удар которой оповещал обитателей о скором сбросе настоящей бомбы.
Масштабная, полноценная война считалась уделом государств отсталых, нецивилизованных. "Основанный на правилах порядок" предполагал, что жизни любых мирных жителей ставятся во главу угла в любом военном конфликте.
Все это имело какой-то смысл до октября 2023 года. Не столько действия Израиля (оправданные, неоправданные, в данном контексте это не так важно), сколько безоговорочная поддержка их со стороны США даже без попыток какого-то формального осуждения.
Все, что сейчас может предложить Вашингтон — довольно издевательские рекомендации Израилю "использовать бомбы поменьше мощностью" и "не забывать о мирных жителях".
Уверен, что лидеры государств региона, да и всего мира, видят и делают выводы: в общем, всем все можно, и главные морализаторы ничуть не лучше тех, кого они осуждают.
Это не значит, что о гуманизме и защите невинных жертв надо забыть. Это значит, увы, что фактически о них не думает никто.
Чтобы понять, почему Израиль поступает так, как поступает, необходимо понимать, как Израиль мыслит. А мыслит он совершенно не так, как кажется логичным жителям безопасных московских, парижских или лондонских квартир, опирающихся на категорический императив или общепринятые нормы гуманизма.
Израиль на протяжении десятилетий живет в режиме борьбы за свое существование и выживание. Он искренне полагает, что достаточно буквально одного неверного движения и евреев вновь ждут изгнание и смерть.
Идти им фактически некуда — сегодня примерно половина евреев мира живут в США, половина — в Израиле. И опыт как гонений, так и гибели у еврейского народа богатейший. Позиция некоторых соседей, избравших уничтожение Израиля и евреев официальной политикой, умиротворению явно не помогают.
Именно потому каждый бой для Израиля — по сути, бой последний. Отступать некуда. Отсюда и решительность в возмездии, и безжалостность. Израиль бьется не на жизнь, а на смерть. Вопросы "соразмерности" и "адекватности" военных мер никого не интересуют — и только давление извне заставляло еврейское государство идти на хоть какие-то уступки в этом вопросе.
Поэтому мирных жителей Газы израильтянам, конечно, жалко, но не слишком. Когда на кону вопрос выживания страны, забота о мирных жителях противника отходит не на второй, а даже на третий план. "Арабам есть, куда уходить — сколько вокруг арабских стран — а нам идти некуда", — логика буквально такая.
С этой точкой зрения можно соглашаться, с ней можно спорить, называть лицемерной, но осознавать ее существование необходимо даже безоценочно — это точка зрения загнанного в угол, изрезанного острыми кольями зверя. Жалости к врагам в глазах этого зверя вы не найдете.
Призываю также не присоединяться к непрофессиональному телеграм-хору тех, кто в глубине своих эмоций разыскивает или уже разыскал организаторов — получается как в старой шутке «скажи, что украинец тоже чут чут жихадист».
Цель — найти настоящих организаторов, а не заранее возложить ответственность на тех, на кого сделать это удобнее всего.
Друзья, через 10 минут у меня будет небольшая лекция про американский раскол и нынешнее состояние общества в США — праваки, леваки, Такер Карлсон и Берни Сандерс: анонс чудесным образом не опубликовался из отложки, потому попробую провести все в режиме лайв-трансляции в телеграме. 19:00 по Москве.
Если кто-то чудом в центре города: ресторан Гудман в ТЦ "Модный сезон" около Кремля — Охотный ряд, дом 2.
Друзья, у российского востоковедения есть врожденная проблема — она, как правило, в значительной степени проарабская. Такое мы не любим: объективности нет.
Чтобы смотреть на вещи объективнее, советую вам подписаться на канал востоковеда Александра Каргина — четко, по делу, иногда за жизнь и с юмором.
/channel/karginizm
Из немецких разговоров по Taurus больше всего удивило, что натовские военные, обычно довольно сдержанные и как раз противостоящие желанию политиков помахать оружием, оказались куда большими ястребами, чем канцлер Шольц.
Читать полностью…Вторая волна мобилизации — пожалуй, наиболее волнующий российское общество вопрос, и ее желательность или даже необходимость все чаще озвучивается в текстах российских военных экспертов. Последнее рассуждение на тему — в хорошем и трезвом анализе Руслана Пухова в "России в глобальной политике" по итогам двух военных лет. У меня есть свой ответ на этот вопрос.
Наметившееся в последние недели продвижение российских войск на некоторых участках фронта вновь поднимает вопрос о целях СВО, которые никогда не были озвучены за пределами крайней общих "демилитаризации" и "денацификации".
Важно отметить, что эти требования суть требования политические: то есть заявляемые одной и принимаемые другой стороной именно в ходе переговоров. Демилитаризация и денацификация могут быть целью военной операции (так как война — средство достижения политических целей), но не могут быть целью непосредственно войскового маневра.
Именно военные цели российской власти были и остаются тайной. Вариантов этих целей довольно много: "границы областей", "границы исторической Новороссии", "до Одессы", "до Харькова", "до Киева" — и каждая из них требует разного напряжения военных сил и почти каждая потребует второй волны мобилизации.
На мой взгляд, военные цели спецоперации не сформулированы не потому, что их боятся раскрывать, а потому что их нет. Все цели — изначально политические, формулируемые как "добиться от Украины нейтрального статуса, разоружения и признания русского языка". Впоследствии к ним добавились и территориальные цели в рамках занятых областей, но захват территорий никогда изначальной целью не постулировался.
Для достижения этих политических целей применяется ряд мер, в том числе не только военных, но и дипломатических, политических, информационных. Например, не секрет, что руководство России полагает, что Дональд Трамп может принудить Владимира Зеленского к переговорам на российских условиях. Содействовать организации таких переговоров могут и лидеры стран ЕС на фоне экономических сложностей, и внутренняя украинская оппозиция.
Итогом давления со всех сторон — военной, политической, дипломатической — должны быть переговоры и принятие Киевом российских требований. Если политико-дипломатические меры успеха не возымеют, и Трамп, например, не сможет помочь в их реализации, тогда следует ожидать и усиления военного давления, которое может выражаться и в подготовке к штурмам крупных городов, слабо представимых силами нынешней официальной численности.
Прошедшие два года показали, что внутри страны препятствий для достижения этих целей в общем нет, и в случае военной необходимости вторая волна будет проведена, пусть и будучи оформленной в виде "мобилизации победителей" и необходимостью "завершить начатое". Иными словами, именно политические цели определяют происходящее, а рассуждения о том, кто "создал Украину", какой город "русский", а какой "не совсем русский" как и иные идеологические соображения отходят на второй план.
Вторая новость: о Юлии Навальной и ее новой роли. Сейчас на Западе нет человека, который будет помимо прочего регулярно доносить до политиков из США и ЕС весьма простую мысль.
Россияне сегодня:
1) Не могут пользоваться своими Visa и MasterCard за рубежом;
2) Испытывают сложности с получением шенгенских виз и въездом на территорию ЕС;
3) Лишены возможности летать в ЕС российскими и зарубежными авиалиниями для простых пассажиров;
4) Вынуждены рисковать здоровьем и жизнями из-за запрета на импорт деталей к обычным пассажирским(!) бортам;
5) Не могут без проблем отправлять деньги родственникам или себе за рубеж, а также покупать наличные доллары и евро;
6) Не могут открывать банковские счета в ЕС и испытывают сложности в ряде других юрисдикций.
Ни одно из этих обстоятельств не только не выполняет главной роли санкций — вынуждать санкционированное лицо изменить поведение — но и наоборот, активно вредит простым россиянам.
Если Юлия изберет целью своей лоббистской деятельности помощь нашим гражданам и решение их проблем — это может быть полезным. Если ее работа сведется к поддержке Украины и увязыванию в один блок помощь ВСУ и борьбу с коррупцией, никакого будущего у этого не будет.
Знаю, что многие из вас, друзья, любят видео-форматы: коллеги из «Вестника» предложили попробовать, результаты представляю вам.
В первом выпуске попытался обобщить, какие варианты будущего есть сегодня у Газы и от чего вся ситуация зависит. Никакой замены постам в телеграме не будет — я все же человек текстовый в первую очередь — но попробовать альтернативы интересно.
https://youtu.be/sFBXvfP9_48?si=0n4TIWQdCoVGwra0
Лично к Алексею Навальному у нас принято относиться максимально полярно: или превозносить, или ненавидеть. На мой взгляд, сейчас уже не так важны особенности его личности и взглядов, манера поведения и даже конкретные высказывания — с 16 февраля 2024 года это дело суда истории.
В сухом остатке Навальный стал важным соавтором большого процесса, который произошел с Россией в 2010-х и обозначил окончание постсоветской эпохи — процесса политизации российского общества. В те годы миллионы наших сограждан (в том числе из первого постсоветского поколения) впервые в новейшей истории страны задумались о политике: кто мы, куда мы идем, как мы хотим жить и какую страну мы хотим строить.
У этой сложной, разнонаправленной трансформации было много отцов и матерей совершенно разных идеологических воззрений — и Навальный был одним из них. Этих людей (и социалистов, и националистов, и консерваторов, и либералов) объединяло наличие образа будущего для России и призыв к согражданам становиться согражданами, осознавать свои политические права и реализовывать их — и многие следовали их совету.
Кто-то обманулся в надеждах и отвернулся от своих вдохновителей, кто-то сохранил симпатии, кто-то перешел в другой лагерь при сложных переломных моментах отечественной истории. Но в любом случае, будущее России будет тем лучше, чем больше в ней будет людей, готовых давать ответы на вопросы «какой должна быть наша страна» и «чего мы хотим как народ ради общего блага», и отстаивать свои взгляды в честной, законной, открытой и равной дискуссии.
Из реакций на интервью Путина интересны не мейнстримные американские медиа — Гершкович, предложение о мире, переговоры — а наиболее радикальная часть трамповских патриотов. Специально изучил реакции в "нижнем интернете," обители откровений о новом мировом порядке и заговорах — в том числе любимый форум, переехавший еще с Reddit — и там, конечно, полный восторг.
"Интересное интервью. Больше всего бросилось в глаза, насколько Путин умнее наших политиков-кретинов. Он думает на три шага вперед и не говорит фразами для дураков. Он проводит линию от истории к современности, и формулирует тезисы, для понимания которых нужен трехзначный IQ. Примечательно, когда мировой лидер ведет интеллектуальный разговор";
"Согласен. Путин верит в последовательность рациональных (пусть и жестоких) действий, и следует решениям, основанным на логике. Не как спонтанные дураки";
"Нельзя понять действия страны, не зная ее историю и культуру. 30 минут это еще короткая выжимка";
"Проблема американцев — их неспособность помнить. Проблема русских — их неспособность забыть";
"А вы представьте, если бы вам сказали, что ваш штат теперь часть Мексики и заставили говорить на испанском";
"Наши добросовестные мейнстримные медиа говорили мне, что у Путина рак, что он ходит под себя и падает с лестниц. Тут он выглядит абсолютно здоровым";
"Черт возьми, он рассказывает, что наше ЦРУ за всем стоит. Мы-то знаем, а вот для нормисов это откровение";
"Интервью должно было идти три часа. Абсолютно феноменально, даже этот урок истории. Я бы хотел, чтобы разговор шел дальше: респект переводчику, отличная работа";
"Два спокойно выражающих мысли человека ведут интеллектуальную и информативную дискуссию. Джо Байден так не может в принципе";
"Дожили: КГБшник и "пожизненный президент" куда правдивее наших медиа и политиков";
"Главное не сказал: о праве на самоопределение <...> Украина подавила народное волеизъявление о выходе из состава государства, потому Украина и есть агрессор. Как король Георг в 1776 году";
"Так-так, что теперь, ФБР устроит какой-нибудь расстрел в школе, чтобы отвлечь от этого внимание?"
"Ганс, мы что, злодеи?"
Одна из самых часто звучащих претензий: проигнорировал вопрос биолабораторий.
Сейчас, когда интервью Такера Карлсона — главой сенсацией которого, вероятнее, окажется сам факт этого интервью — готовится к выходу, самое время порассуждать, зачем оно было нужно участвующим сторонам. Сначала — про гостя.
Такер Карлсон уже давно не журналист — Такер Карлсон это, если говорить начистоту, фактически идеолог движения "трампизма", то есть нового издания старого американского консерватизма.
Он ещё называется "палеоконсерватизмом": этот термин родом из времён Вьетнамской войны, когда американский консервативный лагерь разделился на тех, кто по традиции выступал за отказ от вмешательства во внешние дела (палеоконсерваторы) и тех, кто как раз требовал такого активного вмешательства (неоконсерваторы, "неоконы").
Карлсон — один из главных американских "старых консерв", выступающих за отказ от расового разнообразия, за возвращение к христианским корням США, к большей роли местных властей и прав штатов, к ограничению глобального рынка. В этой своей роли он стал не просто последователем Дональда Трампа, а по сути теневым министром пропаганды, порой критикуя самого оппортуниста Трампа за отказ от чистоты названного его именем движения. Именно Карлсон в свое время стоял за увольнением советника по нацбезопасности Джона Болтона, одного из главных трамповских "неоконов".
Трампизм сегодня это и есть палеоконсерватизм — именно тот извод правой мысли, который подчинил себе Республиканскую партию США и снискал симпатии львиной доли ее электората. "Пусть разбираются сами", "Украина — не наша проблема", "Мировое движение за расовые права и права сексуальных меньшинств — тоталитарный культ" — это все современный американский трампизм. Это и есть Такер Карлсон.
Одна из его миссий — выстраивание такой мировой сети "палеоконсерваторов" — чтобы и учиться у них опыту, и способствовать продвижению этой идеологии на мировой арене. Хорошо известна симпатия Карлсона к венгерскому премьеру Виктору Орбану (у него интервью он тоже, кстати, брал и в Будапешт ездил).
Для Карлсона сегодня Путин — один из главных палеоконсерваторов мира, бросивший вызов химере мирового глобализма. Под химерой, напомню, понимается всякий отказ от суверенитета и принципов "мы тут сами решаем" и "у нас всегда так было" — международное право, глобальный рынок, свобода миграции, отделение церкви от государства, социальный и технический прогресс.
Путин, Трамп, Орбан — таким хочет видеть сегодняшний мир Такер Карлсон, и именно ради создания и поддержания такого мира он приехал в Москву. Самое интересное для меня с американской точки зрения: окажется ли реальный Путин совпадающим с тем образом, что нарисовал себе идеалист Карлсон. Узнаем, видимо, совсем скоро.
Гражданская война в США между техасскими рейнджерами, трампистами и любителями традиционных семей с одной стороны и ЦРУ, ФБР и «ЛГБТ-экстремистами» с другой — пока все же плод фантазии любителей.
Интересно рассмотреть, на что вообще ссылается губернатор Техаса Грег Эбботт, заявляя о предательстве со стороны Байдена.
Итак: Эбботт упоминает ч. 10 ст. 1 конституции США, где говорится о праве штата вести войну в случае внешнего вторжения. Однако нет ни одного реалистичного сценария, в рамках которого наплыв желающих подать заявление на убежище может быть истолкован как «вторжение» в юридическом смысле, что даёт право штату этой статьей воспользоваться.
К тому же смысл этой статьи предполагает оборону штата до подхода федеральных сил — которые во времена принятия конституции могли добираться на фронт неделями — а не оборону от федеральных сил.
Кроме того, Эбботт обвиняет Байдена в нарушении «договора между штатами и центральным правительством». Эта конструкция в целом максимально маргинальная: идея о США как о союзе (или конфедерации штатов) отсылает к конституционным спорам времён первых лет независимости.
Известная формула We the people («Мы, народ»), которой открывается преамбула конституции, как раз и призвана показать, что Соединённые Штаты создаются именно народом сообща — то есть людьми, а не абстрактными штатами, и это именно не конфедерация независимых образований, а федерация со своим центром. Это значит, что в любом случае федеральное законодательство имеет большую силу, чем закон штата — этот принцип был подтвержден по итогам гражданской войны в стране.
Юридическая позиция губернатора Техаса заведомо проигрышная, и поддержка, высказанная ему двумя десятками других губернаторов-республиканцев, представляет собой политическую игру, призванную мобилизовать электорат и показать беспомощность Байдена в преддверии осенних президентских выборов.
Здоровью американской политической системы с ее усугубляющимся расколом это не помогает, но говорить о каком-то «Тэксите», «ТНР» и «народном губернаторе Скотте Риттере» совершенно не приходится.
Основная эмоция уходящего года, буквально разлитая в воздухе — непонимание, тотальное и абсолютно глухое. Совершенно обезоруживающее. Россия и Украина. Израиль и Палестина. США и Китай. Внутри США. Внутри России. Везде.
Трагедии одних неизменно разбиваются о стену непонимания со стороны других. «А вы видели, что они сами?» И уже не важно, что именно они сами — танцевали в клубе, готовили нападение, устроили набег, голосовали не за того, позволили себе сказать что-то лишнее или неуместное. Это "они". За "ними" ничего нет и быть не может .
Попытка вообразить себя на месте другого не просто преступна — она непредставима. Сострадание, горе, боль и любовь — приватизированы, национализированы и разлиты по банкам с четкой маркировкой: государственной, партийной или групповой. Чужим не полагается, только для своих. Зато своим — до дна.
Битва не идёт между странами, группами или народами — она всегда и везде идёт между добром и злом. Способность воспарить над схваткой и найти точки соприкосновения расценивается как служение злу — причем каждой стороной, потому что само предположение об этом рушит святость последней, апокалиптической битвы. Битва между добром и злом другой быть не может: только раз и навсегда.
Все, как завещал Карл Шмитт: есть свои. Есть чужие. Есть победа. Победа — это когда свои уничтожают чужих, другой победы неведомо, и думать о ней кощунственно. Компромисс — признак слабости. Какой компромисс со злом?
После тьмы должен быть рассвет. И сейчас, в самые темные дни 2023 года, хочется верить, что он придет, придет везде — от американских прерий и восточноевропейских равнин до ближневосточных пустынь. С новым годом вас, друзья. Пусть он будет лучше, чем год нынешний.
Когда работает наша дипломатия: в Российском совете по международным делам вчера вместе с коллегами из Азербайджанского центра анализа международных отношений обсудили перспективы взаимодействия Москвы и Баку.
Расскажу вкратце, чтобы не растекаться мысью по древу:
1. Отношения реально на подъеме. Решение карабахской проблемы сняло последние препятствия для взаимодействия — позиция Москвы в Баку подчас вызвала непонимание, сейчас эта история в прошлом.
2. Мы вместе продвигаем политический проект 3+3 (когда делами Южного Кавказа занимаются три страны — Азербайджан, Грузия, Армения вместе с тремя соседями — Россией, Турцией, Ираном) без замечательных посторонних участников вроде США и ЕС. Налаживание связей помогает нам сбалансировать прозападный крен Армении и двойственную политику Грузии.
3. Сотрудничать будем и в экономике: по транзиту (коридор Север-Юг через Иран поможет заменить традиционные потоки грузов), по полезным ископаемым и по совместной работе с Евразийским экономическим союзом. Проще говоря, дружить полезно, никаких безвозмездных сотрясаний воздуха, сплошной расчет и взаимная выгода.
4. Помимо выгоды и исторических связей, Россию и Азербайджан друг к другу подталкивают (а) нежелание пускать в регион Южного Кавказа западное влияние, (б) критика со стороны Вашингтона и Брюсселя в адрес Баку после возвращения Карабаха, (в) политика нынешнего руководства Армении и (г) помещение России и Азербайджана в лагерь недружественной Западу "авторитарной оси".
5. Порадовали наши МИДовцы. Профессионально, красиво, четко, по делу и с пониманием реалий — привет четвертому департаменту стран СНГ. Везде бы так.
Чтобы понять жителей Газы, надо, впрочем, проделать такой же мысленный эксперимент: пытаться безоценочно понять, как мыслят жители Газы и палестинцы в целом.
С их точки зрения на земли, где они жили веками, британцы завезли еврейских поселенцев. Поселенцы заявили, что в их священных книгах указано: это их земля. Возражения на этот счет особо не принимались — земли выкупали у землевладельцев, арабов с этих земель выгоняли. На словах поселенцы выказывали желание строить два государства для двух народов, на деле они строили свое государство для себя, а арабам была уготована роль второго плана.
Израильский закон говорит четко: Израиль — еврейское государство, и всякая партия, отрицающая это, в выборах принимать участия не может. Арабам предлагается или принять эту второстепенную роль или, собственно, уйти, добровольно стать беженцем.
Куда уходить тоже не особо понятно — беженцы-нахлебники соседним исламским странам не нужны, своих проблем хватает. Никто не ждет, землю забрали, имущества нет, будущего тоже нет.
Особенно раздражает международное сообщество: вроде принимает резолюции с осуждением ситуации, с призывом к Израилю поменять политику, только Израиль эти реляции совершенно игнорирует (почему — смотри предыдущий пост).
Вот и складывается безвыходная ситуация: денег нет, земли нет, идти некуда, политическими мерами ничего не решить (запрещено), международное сообщество бездействует. Такая ситуация вполне ожидаемо толкает к радикализму.
Как ведут себя с радикалами израильтяне — опять же понятно, останавливались на этом в предыдущем посте. Два радикализма, две "битвы на смерть" противостоят друг другу.
Выход из этой ситуации, очевидно, лежит вне рамок испробованных подходов. Возможно, именно после страшных боев наших дней нас ждет исторический сдвиг — создание полноценного палестинского государства и примирение его с Израилем. Любой другой вариант лишь отложит новую вспышку насилия.
На фоне войны на Ближнем Востоке интересно поведение Турции: президент Эрдоган в своем последнем выступлении назвал ХАМАС "освободительной группой муджахидов" и объявил о фактической заморозке отношений с Израилем.
Пока арабские государства или хранят молчание, или отделываются дежурными фразами, Турция пытается примерить на себя наряд лидера суннитского исламского мира.
Деколониальная повестка, попытка собрать вокруг себя мусульманскую умму, интеграционные процессы в тюркском мире, и хитрая дипломатия вопреки тяжелым экономическим проблемам делают Турцию — причем именно эрдогановскую Турцию — мощным столпом нового "многополярного" миропорядка.
Перспектива сохранения такой высоко задранной политической планки, однако, сомнительна: в Турции растет недовольство низким курсом лиры и плачевным положением экономики — потому смена лидера вполне вероятно приведет к отказу от политических амбиций и сосредоточению на внутренних проблемах. Пока, однако, Турция прыгает значительно выше своей "экономической" головы.